Две стороны одной Луны. 1

Описание:
Продолжайте мне вслед кричать «Уродина», смейтесь и унижайте при встрече. Я запомню каждого из вас и однажды поставлю на колени. И мне никого и ничего не жалко. Я отдам за это всё. Даже душу.




Новолуние

«С каждым днём я всё больше ненавижу людей. Кажется, куда уж больше? Но они снова и снова доказывают, насколько чудовищны…»

Я видела, как они переглянулись сегодня, когда я вошла в кабинет. Инха фыркнула, но промолчала, потому что мистер Чхве, начальник нашего отдела, терпеть не может личных отношений, как симпатий, так и неприязни. Мне просто повезло, что он с утра зашёл в отдел. Это дало возможность прошмыгнуть в угол к своему столу, скукожиться на старом скрипучем стуле и слиться с кипами бумаг. Очередной рабочий день, скажете вы. Восемь часов ада, скажу я.

— И не смотри в мою сторону, ты мне портишь ауру, — выплюнула Инха, едва за начальником закрылась дверь, и я, и без того вжав голову в плечи, постаралась стать ещё меньше, ещё незаметнее.
— И опять воняет луком, — Чен демонстративно встал и открыл окно.
И это тоже камень в мой огород. И пусть с тех студенческих времён, когда мне вылили на голову луковый сок, прошли годы, и я не ем лук вообще ни в каком виде, меня словно преследует этот запах. Хотя, думаю, дело в людях. Впрочем, не в моём положении выступать против.
— Доброе утро, народ! — в кабинет ворвался Бэкхён из соседнего отдела. Его называли местным солнышком, любили и ценили, как сотрудника. Он был способен застраховать всех и всё. В моей иерархии нелюдей агент стоял сразу после Инхи, но перед Ченом. Почётное второе место в рейтинге чудовищ.
— Фу! А чем это у вас так воняет? — театрально скривился Бэкхён, вечно подыгрывая шутке про лук, и остальные засмеялись. В идеале иногда он делал вид, что меня не существует, но это бывало довольно редко. Чаще, как сегодня:
— Айлин, а почему ты не здороваешься со мной? — у меня где-то в животе скрутило от страха. — Я ведь тебе вчера пакет одолжил, чтобы ты голову прикрыла от дождя! И это твоя благодарность?
И пусть он этот пакет при мне достал из мусорки и всучил в руки, лучше испуганно прошептать:
— Здравствуй, Бэкхён.
— Вот смотрю я на тебя и думаю, денег тебе на пластическую операцию дать, что ли…
— В этом случае всего бюджета страны не хватит, — съязвила Инха.
— Но можно носить паранджу! — блеснул идеей Чен.
— Точно! — подхватил Бэкхён. — Айлин, нам скинуться тебе на паранджу?
Это был их любимый ежедневный ритуал — придумывать способы скрыть меня от людских глаз.
Словно я сама никогда не хотела скрыться…

***

— Вот, блин, уродина. И как можно ходить-то с такой харей? — слышу я в спину уже двадцать четыре года.
— Милый, давай пересядем!
— Я не хочу здесь стоять!
— Девушка, вы не могли бы отойти? Вы отпугиваете клиентов.
— Нет, можете даже не начинать рассказывать о себе. К сожалению, мы отказываем вам в работе.
— Вы нам не подходите.
— Страшная!
— Мутант какой-то!
— Да ей бы в фильмах ужасов сниматься!
— Да, вместо мертвеца!
И смех. Возгласы, писки, шараханье… И смех.
И белые полосы на моих запястьях — свидетели того, сколько раз я хотела всё закончить…

***

Встать из-за стола я смогла только в обед, когда Инха, подхватив под руки Чена и Бэкхёна, покинула кабинет. Мочевой пузырь разрывался, поэтому я бросилась в туалет. Вернее, сначала я выглянула в коридор, и только удостоверившись, что все отправились обедать, вышла из офиса.

Дома зеркал я не хранила принципиально. Зачем? Ведь моё лицо изо дня в день остаётся всё тем же уродством. Только в рабочем туалете я иногда бросаю взгляд в отражающуюся поверхность, но оно выдаёт мне неизменно одну и ту же картинку…

Я родилась с нёбной расщелиной. Наверное, именно из-за этого меня бросили в роддоме. Ринопластику-то мне сделали, но вот другие пластические операции оплачивать было некому, поэтому бледно-розовый шрам справа от губы до носа не стал моим украшением. Круглое лицо и широко посаженые мелкие глаза, приплюснутый нос и непропорционально большая верхняя расколотая надвое губа — всё на месте, как при инвентаризации. В подростковом возрасте меня одолевали большие прыщи на лице, как нарывы. От них всё лицо до сих пор в ямках и шрамах, рябое, грязное. Дерматолог сказал, что это уже не пройдёт, а медсестра мне в спину, надеясь, что я не услышу, сказала: «Шрамы — это мелочи на таком-то лице».
У меня серые тонкие волосы до плеч. Из-за того, что я много переживаю и нервничаю, они очень сильно выпадают, и никакие витамины тут не помогут.
Будь я хоть немного больше в комплекции, то могла бы попробовать дать отпор, но я мелкая, очень сутулая, бесформенная. И сама ответить не могу, и защитников за всю жизнь не нажила. Кому охота дружить с уродиной? Нет, я понимаю их, таких красивых и беззаботных, тех, кому не надо сжиматься от взглядов и сдерживаться изо всех сил, чтобы не заткнуть уши руками, когда очередное «фу, страшилище» летит в спину. Я понимаю, почему они не хотят быть рядом.
Я ненавижу их за то, что люди ни на секунду не дают мне забыть, что я некрасивая, отталкивающая, страшная, вызывающая отвращение даже у себя самой.

«Наверное, умереть было бы проще всего. Но почему я должна уйти? А они так и останутся бездушными чудовищами, неспособными увидеть истину под оболочкой?»

Моя однокомнатная квартирка в старом семейном общежитии с обшарпанными стенами и вечно холодными капающими батареями — вот так меня, как сироту, поддержало государство. Возможно, будь у меня лицо хоть немного приятнее, мне бы повезло больше. Ким Наи, первая красавица в старшей школе при детдоме, получила двухкомнатную квартиру в новостройке. Но я и близко не Ким Наи. Мне надо быть благодарной и за эту хибару. Пусть по соседству и живут алкоголики и дебоширы, а горячая вода — редкость и на вес золота, часто бывают перебои со светом, а из-под дырявой оконной рамы тихонечко свищет ветер, зато я могу войти и закрыть за собой двери, оставив ненависть, оттягивающую плечи в течение всего дня, там, за порогом, чтобы взвалить её на себя с утра перед тем, как выйти в этот жестокий мир.
Когда вам говорят, что дело не во внешности, - не верьте, это ложь.
Когда вы видите и слышите лозунги: «Гордись тем, кто ты есть! Ты нужен нам таким, каков ты есть!», — не верьте им, это ложь.
Когда слащаво обещают и клянутся: «Я люблю твою душу!», — не верьте им, это ложь.
И фразы «объективно, честно, справедливо» — ложь.
И то, что ценят доброту, профессионализм, ответственность, начитанность — ложь.
В этом мире важно только твоё лицо. Только это продаётся и покупается. И не надо говорить, что это не так. Это ложь. Вы лжёте, потому что не видите меня, потому что пытаетесь достать со дна остатки человечности. Перестаньте, это звучит жалко. Вы можете обманывать ребёнка, обещая ему справедливый мир, а я уже знаю правду. Знаю и не могу так больше жить.

— Я не помню, как это делается, — пробормотала, опускаясь на колени перед своей кроватью. — Но я молилась, Бог, помнишь? Я ведь приходила к тебе столько раз… Наверное, ты был занят. Я понимаю, есть дела и поважнее, чем я, но…
Слова, которые всё время крутятся в голове, вдруг растворились, затерялись среди эмоций.
— Я больше не могу так. Есть ли способ что-то изменить? Пожалуйста… Я прошу тебя, пожалуйста… Пусть они перестанут, пусть заберут свои слова обратно! Пусть подавятся своей собственной желчью! Пусть заткнутся! Я ненавижу! Я так их ненавижу! — и слёзы, снова эти слёзы, знакомые до боли слёзы — мои постоянные спутники. Да что там! Слёзы — единственные мои друзья, они-то всегда рядом.
— Я бы всё отдала, чтобы стать хоть немного похожей на тех, кто кричит мне в спину: «Уродина!». Всё, что у меня есть… — грудь разрывали рыдания. — Всё… Всё, чтобы только больше не слышать этого, прошу… Прошу… Я отдам за это всё! Даже душу…

***

Я поёжилась от холода и проснулась. Наверное, опять распахнулась слабая оконная рама, впуская в комнату зимний ночной ветер. Вылезать из-под одеяла не хотелось, но уже даже под ним становилось зябко, поэтому я храбро откинула край и вскочила с кровати.
— Ну, привет, — произнёс незнакомец в чёрном костюме, стоящий у окна.
Я шарахнулась назад и ударилась об тумбочку, сбивая на пол самодельно скрученную ночную лампу. Панический крик застрял в горле в испуганном спазме.
— Айлин, ведь так? — высокий мужчина склонил голову на бок. — Я не мог ошибиться.
Из-за того, что он стоял спиной к окну, его лицо находилось во мраке. Я видела только костюм и уложенные чёрные волосы.
— Расслабься, — спокойно произнёс он. — Или как у вас там, у людей, — сделай глубокий вдох.
— Кто… Как вы… Зачем? — сдавленный голос возвращался с трудом.
— Ты меня позвала, и я пришёл, — и незнакомец медленно и лениво направился ко мне, обходя кровать.
— Я… вы перепутали… я не… я… Стойте! — успела выставить перед собой руку прежде, чем он подошёл вплотную. — Вы что-то перепутали. Сейчас я включу свет, и вы всё поймёте.
— Я и без света прекрасно вижу твоё лицо.
Теперь и я видела незваного гостя, возвышающегося надо мной на полторы головы. Тонкое лицо, высокомерный взгляд, поджатые губы… Красив, красив даже слишком, по моим меркам.
— И я бы ещё поиграл с тобой в кошки-мышки, но у меня много работы, так что перейдём сразу к делу. Ты молилась — я пришёл.
— Ч-что?
— Ты же молилась перед сном, Дездемона? — уголок его губ ехидно дрогнул.
И я тут же вспомнила последнюю истерику, после которой еле заползла на кровать и забылась сном.
— Молилась, — он сам и ответил на свой вопрос.
— Так ты… Б…
— О, нет! — незнакомец брезгливо сморщился. — Я не Бог.
— Но…
— У Бога несколько иной канал связи. Он слышит глупейшие слова, — поморщился он, — типа «спасибо, Боже», «благодарю», «благослови», «счастье», «здоровье» и прочую чепуху. Я же реагирую на более существенные вещи.
— Я не понимаю, кто вы? Что вы здесь…
— Мы же отзываемся на фразы «ненавижу», «дай», «отомщу», «всё отдам», «душа»… — последнее слово он выдохнул шёпотом. — И даём то, о чём просят.
В возникшей тишине я слышала, как капает в подставленную баночку вода из батареи.
— Не ты ли просила о новой внешности? Не ты ли молила о другой судьбе? — его грудь снова упёрлась в мою выставленную руку, сгибая её в локте под напором. — Не ты ли обещала отдать за это всё, что у тебя есть, — он склонился и выдохнул мне в лицо холодным воздухом, — даже душу?
— Я, — кивнула, опуская голову.
У меня совсем замёрзли ноги и руки, холод заполз под кофту и поглаживал по спине.
— Тогда почему я не вижу радости на твоём лице? — выпрямился незнакомец. — Танцуй! Ведь я пришёл, чтобы исполнить твоё желание.
— Исполнить? Кто вы?
— Какая разница? — он пожал плечами. — Важно только одно — ты хочешь стать красивой? Хочешь доказать всем тем, кто унижал тебя, какая ты на самом деле? Хочешь заставить их страдать точно так же, как они мучили тебя? Хочешь?
И я хотела этого больше всего на свете.
— Это не будет бесплатно, — сразу оговорился гость.
— Сколько?
И он поднял вверх указательный палец.
— Всего одна штука.
— Чего?
— Всего одна душа.
— А взамен?
— А взамен ты получишь всё, чего хотела.
— А что будет с моей душой?
— У тебя будет целая жизнь, в которой ты с гордостью будешь смотреть в зеркало. Целая жизнь. Одна жизнь, — уточнил он.
— В смысле, одна?
— Права переродиться у тебя не будет.
— Но в этой жизни остаток лет я проживу счастливой?
— Красивой, я отвечаю только за это. Своё счастье ты будешь строить сама. Ну, что? Ты согласна?
— Откуда я знаю, что вы не врёте? Меня частенько обманывают.
— Душа будет покидать тебя пропорционально тому, как ты будешь хорошеть. Я не заберу её сейчас. Но сразу предупреждаю, всё будет не так-то просто. Ты сможешь выдержать боль ради достижения цели?
— Смогу, — тихо ответила я. Вряд ли будет больнее того, через что я уже прошла.
— Тогда давай подпишем бумаги, — и он достал из кармана вдвое сложенный листок. — Внимательно прочти и вот здесь, внизу, напиши своё имя.
Договор содержал в себе всё то, о чём говорил незнакомец. Заказчиком числилась я, поставщиком услуг фирма «Diablo&C;». В условиях прописаны сроки — 6 дней 6 часов и 6 минут до полного изменения внешности. Всё, что нужно от меня, поставить внизу собственное имя, и сделка будет подтверждена.
— Вряд ли тебе когда-нибудь снова выпадет такой счастливый шанс, — холодная расчётливая улыбка коснулась губ незнакомца. — Держи, — протянул мне золотую ручку-перо.
Я пару секунд подержала её в руках, пытаясь согреть, но она оставалась ледяной. Впрочем, решение уже было принято.

«Продолжайте мне вслед кричать «Уродина», смейтесь и унижайте при встрече. Я запомню каждого из вас и однажды поставлю на колени. И мне никого и ничего не жалко. Я отдам за это всё. Даже душу».

Я коснулась кончиком пера бумаги, но чернила внутри видимо замёрзли, раз не осталось ни единого следа.
— Нет, это делается не так, — усмехнулся незнакомец и сжал мою руку с пером своими ледяными пальцами. — Она же пуста, там нет чернил, — выдохнул мне в шею. — Её надо наполнить, — и он направил мою правую руку, сжимающую перо, к левому запястью. — Договор на судьбу подписывается… кровью, — и со всей силы воткнул перо в мою руку.
— Ай! — пискнула я, но меня так крепко держали, что оставалось только смотреть.
Алая капелька тут же появилась на поверхности и практически мгновенно втянулась в золотое перо, которое сразу же ощутимо потеплело.
— А теперь пиши, — холодный гость отпустил меня, отступая на несколько шагов. — Пиши-пиши, — он стал закатывать рукава, обнажая руки.
А на них… От локтя вниз, до запястий рябили вытатуированные имена.
— Это…
— Да. Скоро здесь появится и твоё имя, — ответил он на не заданный вопрос.
— Это больно?
— Что?
— Когда я буду писать, вам будет больно?
Незнакомец на секунду замялся.
— Всё важное в жизни даётся через боль, — произнёс он. — Тебя не должны волновать другие, только ты сама.
И я кивнула, вновь возвращаясь к договору. Аккуратные кровавые буквы появились рядом с именем гостя. Теперь рядом с исполнителем «Сехун» было написано имя заказчика - «Айлин».
— Вот твоя гарантия, — гость подошёл и протянул мне свою руку, где под чужим именем истекало кровью моё собственное.
— Теперь всё станет иначе? — прошептала я.
— Да. Теперь всё изменится.