философия земли

Философия земли.   


На часах ещё и восьми не было, а село уже вовсю трудилось. Перед каждым его жителем стояла задача, которую он должен был к вечеру обязательно выполнить. Редко кого в это время встретишь на улице болтающимся без дела. Только местные забулдыги, нервно поджидающие  у пивного ларька продавца, чтобы вовремя опохмелиться, да бывшие «птенцы» этих мест, приехавшие погостить у родственников и навестить могилки предков, могли позволить себе такую «роскошь». 
Александр Николаевич был из «птенцов». В этом селе он родился, закончил среднею школу с золотой медалью и «улетел» в далёкие края. Сначала в Свердловск, поступив в Уральский государственный университет на философский факультет, а затем в Москву. Работал в ЦК ВЛКСМ, Академии народного хозяйства при Совете Министров СССР, а в последние годы в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Внешне он выглядел, как подобает профессорскому титулу. Высокий, в меру худой, с гордой осанкой и, несмотря на свои семьдесят, с цепкими, горящими глазами. Голову покрывал пушок седых волос, который постоянно вздрагивал от резкого движения или едва заметного дуновения ветра. Говорил Александр Николаевич негромко, внятно и не терпел, когда его перебивали или задавали, как ему казалось, глупые вопросы.  Жизнь свою он считал вполне удачной даже по столичным меркам и на своих бывших одноклассниц и одноклассников смотрел свысока. Те не обижались, считая его выдающимся учёным, гордостью села и очень важным гражданином страны.
Единственным, кого его звания и регалии не впечатляли, был Колосов Анатолий Иванович –бывший одноклассник, а в настоящем  глава огромного семейства. Он ни только на равных разговаривал со своим школьным товарищем, но иногда даже доводил того своими каверзными вопросами до нервного раздражения.
Пути их судеб разошлись сразу после окончания средней школы. Анатолий не стал брать низкий старт перед дальней дорогой жизни, а, трезво оценив свои теоретические знания, поступил в городскую школу механизации. Окончив её, он до армии успел полгода поработать шофёром в колхозе, а затем четыре года верой и правдой отслужил на балтийском флоте. Домой вернулся возмужавшим, статным, физически развитым и  по – прежнему жизнерадостным. Отгуляв положенный срок, Анатолий, завербовался на Север, где два сезона крутил баранку трехосного вездехода ЗИЛ -157, прозванного в народе «колуном», покоряя непроходимые болота, снежные заносы и покрытые льдом реки. Парень он был во всех отношениях хваткий и очень избалованный женским вниманием. Но как бы ему вольготно на Севере не жилось, родная сторонушка манила к себе и с нетерпением ждала.
Вернувшись в родное село, Анатолий получил в свои надёжные руки от председателя новенький ГАЗ- 51 и быстро влился в дружный коллектив колхозников. Не терял он зря время и вечерами, уделяя особое внимание женскому полу из местной интеллигенции. До свадьбы дело, правда, не доходило, но любви своей жаркой он не жалел. В результате у разведёнки –учительницы по биологии и молоденькой воспитательницы детского сада, почти в одно время родились девочка и мальчик, очень сильно похожие на бывшего моряка.
Холостяцкая жизнь, а с ней и свобода закончились сразу, как только Анатолий заметил на горизонте Катю - учительницу по математике, прибывшую по направлению института отрабатывать в сельской школе два года.  Вспыхнувшее в груди Анатолия чувство к ней не давало ему покоя. Он даже несколько раз был вынужден из-за девушки выяснять отношения с Семеном Громовым, который тоже претендовал на внимание красавицы и умницы. Дрались они не на жизнь, а насмерть. Семен по силе ему не уступал, но природная ловкость и флотская закалка помогали Анатолию чаще выходить победителем. И, наверное, эти парни ещё долго выясняли между собой отношения, если бы не поставила точку в их споре сама Катя. Её сердце выбрало Анатолия, и она вышла за него замуж.
Дети в семье стали появляться через год. В общей сложности к сорока двум годам, Катя родила семь мальчиков и две девочки и стала обладателем почётного звания –«Мать -героиня». Анатолий был на седьмом небе от счастья. Чтобы ни только прокормить семью, но и создать ей достойные условия для комфортного проживания, он, не покладая рук и не считаясь со временем, ударно работал в колхозе и на собственном подворье. Построил огромный деревянный дом, подвёл к нему все инженерные коммуникации и ревностно следил за появлением в торговле новинок бытовой техники. Его портрет долгие годы красовался на колхозной доске почёта.
На момент развала огромной страны и перехода осколков её на рыночные рельсы, Анатолию исполнилось сорок пять лет. Многие тогда потеряли ориентиры в жизни, но только не он. Первым вышел из колхоза, потребовал от власти выделить причитающиеся ему и его семье земельные паи и стал развивать фермерское хозяйство. К тому времени двое старших парней подросли и стали его главными помощниками. А потом пошло всё по накатанной дороге. Как только кто-то из детей подрастал, он тут же включался в общее семейное дело. Вскоре фермерское хозяйство экономически окрепло и стало передовым в районе.
Из всех детей Анатолия, только двое получили высшее образование. Сын стал инженером сельхозпроизводства, а дочь преподавателем русского языка и литературы. Но и они вернулись в село и, как могли, помогали отцу. А остальные дети выучивались на механизаторов широкого профиля или техников -агрономов и с молодым задором трудились на своих законных землях, площадь которых с каждым годом только увеличивалась. После десяти лет ударной работы более половины пахотных земель почившего в обозе колхоза уже принадлежали их фермерскому хозяйству.   
Почти с таким же успехом, как и в аграрном секторе, дети работали и на семейном фронте. Клан Анатолия размножался так быстро, что к двухтысячному году в его составе было более сорока человек, в числе которых семь снох, два зятя, пятнадцать внуков и восемь внучек. На удивление всем жителям села, никто из созревающих членов клана даже не помышлял искать своё счастье за приделами малой родины.
Без участия этой семьи, в селе не проходило ни одно значимое мероприятие. Местный народный хор наполовину состоял из представителей клана, лавка с похоронными принадлежностями, три  торговые палатки и два магазина, торгующих продукцией сельского хозяйства принадлежали ему, и даже две полицейские машины были куплены на его деньги и  заправлялись бензином из его цистерн. Во главе огромного семейства, стоял сам Анатолий Иванович, которого местные жители почти открыто называли -«крёстным отцом».  Екатерина Павловна была самым активным помощником мужа во всех его делах и начинаниях.
Встретившись накануне на лавочке, стоящей у тесового забора огораживающего по всему периметру усадьбу Анатолия, старинные товарищи договорились вместе посетить местное кладбище, которое находилось в конце деревни. У обоих на нём лежали предки, которые двести лет назад одни из первых жителей села облюбовали эти места.
Александр Николаевич, проснулся непривычно рано. Сестра Наталья напоила его чаем с ватрушками, сложила в матерчатую сумку продукты, необходимые  для посещения кладбища и, попрощавшись до вечера, пошла на работу в местную школу. Ей весной исполнилось шестьдесят пять лет, но она не торопилась уходить на пенсию и, выпустив очередной четвёртый класс, вновь набирала группу первоклашек.   
На улице затарахтела машина. Александр Николаевич выглянул в кухонное окно и, заметив вылезающего из кабины старенького «козлика» друга детства, взял со стола сумку и поспешил на выход из избы.
«Ну, что, «академик», готов к предстоящей встрече с предками? Трудно тебе будет отчитаться перед ними. Давно не навещал»,- ехидно улыбаясь, вместо приветствия произнёс Анатолий Иванович. «Может, пешком пойдём?»,- по –своему отреагировал Александр Николаевич. «Можно было – бы и своим ходом пройтись по улице, да барахла разного много набралось. Грабли, лопаты, фляга воды и две банки краски, не считая кисточек и наждачной бумаги»,- пояснил Анатолий Иванович. «А на кой это всё ты загрузил в машину?»,- недоумённо спросил Александр Николаевич. «Работать будем, друг мой. Могилки подправлять, оградки подкрашивать, памятники мыть, старые цветы и венки менять на новые». «За цветами в лавку заезжать надо, а она ещё, наверное, не работает». «Не надо никуда заезжать. На заднем сиденье  всё лежит. Ну, всё. Хватит лясы точить. Садись в машину,  поехали». 
Кладбище располагалось в красивой берёзовой роще, которую, по существующей легенде, посадил прадед Анатолия Ивановича –Илларион Пантелеевич.  Оставив машину у ворот погоста, школьные товарищи перетащили содержимое кабины поближе к могилкам и приступили к благородному занятию.
К концу первого часа работы, Александр Николаевич почувствовал тяжесть во всём теле. Он по инерции ещё хорохорился перед старинным товарищем, но с каждой минутой сил становилось всё меньше и меньше. «Давай передохнём немного. У меня с непривычки что –то дыханье перехватило»,- предложил он. «Отдыхай, кто тебе не даёт. Сядь на лавку и успокой свою дыхалку. А я, пока, мусор стаскаю на свалку. Вон его сколько набралось!».   
Приведение в божеский вид оградок и памятников близким родственникам Александра Николаевича заняло около пяти часов. Физические нагрузки нёс   в основном Анатолий Иванович, а его школьный друг был на подхвате. Сразу, после завершения восстановительных работ, друзья выложили из сумок на сколоченный из досок стол продукты, включая бутылку «Кагора», и, помыв водой из фляги руки, сели друг против друга на лавки и приступили к поминальной трапезе. На улице было тепло, но не жарко. Разлапистые ветки берёз надёжно прятали их поседевшие головы от прямых солнечных лучей, а лёгкий ветерок отдувал от лиц назойливых комаров. Вокруг стояла земная тишь и божья благодать.
«Вот скажи, «академик», ты смерти боишься?»,- неожиданно спросил Анатолий Иванович. «А кто её не боится? Только душевнобольные, да круглые дураки». «Я не боюсь. Хоть вроде не душевнобольной и не дурак». «Глупость ты говоришь. Всё - равно, наверное, оторопь берёт, когда вспоминаешь, что скоро умирать придётся». «Конечно, не приятно это осознавать, но вот оторопь меня не одолевает. Ты только посмотри, какое наследство я после себя оставляю. Мои дети и внуки являются кормильцами ни только своих семей, но и сотен, а может и тысяч других людей. В этом году больше четырёх тысяч гектаров посевных площадей наше фермерское хозяйство засеяло! Дойное стадо выросло до двух сотен голов! Тонн семьдесят конины казахам осенью продадим. Договор с ними ещё зимой подписан. Да и ещё много чего в излишках нашего хозяйства к концу года появится.  Жалко, конечно, что мои потомки без меня будут семейные богатства приумножать, но и стоять на их дороге я бесконечно не должен». «Я тоже жизнь прожил не напрасно. Много кому путёвку в светлую жизнь дал, вооружив его знаниями. В науку внёс заметный вклад философскими трудами и публикациями. Вот ты думаешь, что подковыриваешь меня, называя «академиком», а я ведь и на самом деле избран таковым рядом научных и общественных организаций. По моим учебникам в советское время в высших учебных заведениях преподавали. Так что и после меня останется на земле след». «Это понятно. В советское время, вы, идеологи партийного строительства, очень сильно пофилософствовали. Только это, почему –то не спасло систему и страну от развала и распада. Вот скажи мне, как называется тема, которую ты во время защиты кандидатской и докторской использовал?», -хитро улыбнулся Анатолий Иванович. «Смотри, какой подкованный стал. Тебе –то зачем это надо знать? Всё - равно ничего не поймёшь в моём ответе». «А ты скажи, может, и пойму. Два года назад мой Михаил, защищал в Омском сельхозинституте кандидатскую диссертацию на тему- «изменение конструкции молотильного агрегата для работы комбайна в неблагоприятных погодных условиях». Так я не только понимал, о чём она, но и помогал ему, чем мог».    
После длительной паузы, Александр Николаевич ответил: «Тема моей кандидатской -«Гносеологический анализ понятия «опыт»», а докторской - «Гносеологические проблемы управления при социализме». Тебе о чём –то говорят эти названия?». «Говорят. Они напоминают о том сумбурном времени, когда за словесной мишурой коммунистических функционеров нельзя было ничего понять. Так всё было запутано и затуманено, что стать самим собой трудно было. Кругом одни ограничения и лозунги. Вот и доигрались в прятки с народом. Когда из Кремля их выковыривали, то не один порядочный человек на защиту не встал. Нет, «академик», не велика твоя заслуга перед страной и народом. И таких, как ты, в Москве хоть пруд пруди. Бесполезные вы людишки, а хлеб с маслом очень любите».
Во избежание нагнетания недружественной обстановки с бывшим одноклассником, Александр Николаевич примирительно произнёс: «Каждому своё. Ведь ни всем быть знатными фермерами. Кто –то и науку должен вперёд толкать. Ты даже представить себе не можешь, какого труда мне стоило, чтобы стать тем, кем я есть». «Да и не очень –то ты и старался, если толь двух парней смог настрогать. А они и вовсе ленивые у тебя. Наталья сказала, что ты до сих пор дедом не стал. Может, ко мне на стажировку пришлёшь? Или они тоже важные люди?», - ехидно улыбнулся Анатолий Иванович. «Вот любишь, ты, под шкуру залазить! Тебе, что - это удовольствие приносит?»,- не выдержал Александр Николаевич. «Неужели обиделся, «академик»? Ты же сам сказал, что каждому своё. Откуда мне знать, как вы там, в Москве существуете. Может у сыновей финансовые трудности или жить негде. Это мы раньше могли под любым кустом семейную жизнь наладить. А нынешней молодёжи хоромы подавай, да зарплату побольше. Наверное, сыновья тоже по твоим стопам пошли и в науку ударились?».  «МГИМО оба закончили. Сейчас трудятся на высоких должностях в разных организациях. В материальном плане у них всё нормально, но делать меня дедом не торопятся. Мне, конечно, хочется им стать, но я на них не давлю. Пусть решают сами, что для них важнее – дети или карьера»,- натуженным голосом произнёс Александр Николаевич. «Да, ты сильно не обижайся на меня. Я ведь в некотором роде тоже философ. Родни много, но поговорить о вечном не с кем. А у меня потребность такая к старости появилась. Даже Екатерина моя  - учитель бывший, как только заговорю с ней на политическую тему тут –же ноги в руки и бегом к детям. Другое дело ты –человек политически грамотный, настоящий профессор и живёшь в самом центре России. Иногда даже жду, когда ты приедешь навестить могилки предков. Вопросы мысленно для тебя готовлю. А ты появляешься, и я все их забываю. Вот и лезу под шкуру от злости. Ну, да ладно, пора собираться домой. Пусть нашим родителям и родственникам земля будет пухом. Скоро встретимся с ними, там и поговорим. Правда,  встречусь я, а ты на столичном кладбище примостишься. Там, наверное, с местами –то туго? Вон сколько народищу проживает и умирает каждый день!», - закончил свою речь Анатолий Иванович. А потом, словно опомнившись, предложил: «Ты сюда помирать приезжай. Рядом с матерью похоронят. Она ведь одна тебя растила». Александр Николаевич весело взглянул на школьного друга и ответил: «Нет, лучше Вы к нам приезжайте. У нас в столице на кладбище повеселей, будет».
Перед самым отъездом в Москву, Александр Николаевич собрал в избе сестры бывших одноклассниц и одноклассников. Набралось таковых всего пять человек. Выпили, закусили, попили чайку с картофельными пирогами и морковными шаньгами. Вспоминали о детстве и школьных годах, о весёлых и грустных случаях той поры, о друзьях –товарищах, которых в большинстве уже не было в живых, о учителях и своих родителях. А чтобы грусть не захлестнула эмоциями, напоследок организовали танцы под патефон, который принёс Анатолий Иванович. Разошлись по домам, как и в молодости, уже на рассвете.
Вслушиваясь в перестук колёс скорого пассажирского поезда, Александр Николаевич, невольно вспоминал проведённое на малой родине время. «Куда всё так быстро ушло? Где наше босоногое детство, наполненное запахами полыни, конопли, ароматами луговых трав, земляничных полян, цветущей черёмухи и трелями скворцов? Как жалко, что всё это уже не вернётся к нам никогда. Прав Анатолий, что после меня на земле только бледный след останется. Кому сейчас нужны труды по социалистической философии, на которые я всю свою сознательную жизнь потратил?  Сложно найти аргументы для доказательства обратного. Он то твёрдо уверен, что земле полезней тот, кто её обихаживает, хлеба растит и по –сыновни бережет. Для простых людей философия земли понятней и доступней, чем моя, абстрактная. Но что поделаешь, если так многогранно устроен мир, в котором  для каждого отведена своя роль и своё место»,- с неуловимой сердечной грустью и душевной тоской, подумал он. Через некоторое время Александр Николаевич тихо, почти шепотом, произнёс: «А сынов и вправду пора к порядку призвать. Мне восьмой десяток идёт, а я ещё ни одного внука в руках не держал. Должен же я увидеть того, кто станет продолжателем моего рода».