На нашей улице в три дома Глава 17

Глава  17           «Мы повзрослели»
Прошло более года, как я уже работал в Адлера.
Рейсовый автобус остановился на конечной остановке. Шумная компания таких же, как и я работников различных служб аэропорта высыпала на площадь перед павильонами. Синяя аэрофлотовская форма, замелькала среди толпы таксистов  на стоянке  перед павильоном прилёта. Лавируя между машинами, люди спешили к месту работы. Прикрывая головы раскрытыми зонтиками, женщины торопились скрыться от порывов ветра под крышей здания.
На парковку зарулил «Икарус» из Сочи. Водитель сочинского «экспресса» открыл багажники. Люди выходили из тёплого салона автобуса, торопливо надевали тёплые куртки и пальто, разбирали свой багаж. Поднимали воротники, пряча лица от порывов промозглого холодного зимнего ветра, гнавшего по мокрому асфальту привокзальной площади жухлую листву.
А где-то там, куда они скоро улетят, уже лежали снежные сугробы.
В конце ноября начиналась сочинская зима. С беспрерывными недельными дождями, со штормами на море, с всеобщей промозглостью и сыростью под ногами. Пусть всего и на два-три месяца, но она наступала.
Он вышел из «Икаруса» одним из последних. За те годы, что я не видел его, как мне показалось, он внешне совершенно не изменился. Может быть, только загар исчез с лица. Хотя, а как могло быть иначе? Конец ноября, а я раньше видел Влада только в летние месяцы. За несколько лет, что мы не виделись, он вытянулся, раздался в плечах, заматерел, как говорят обычно в таких случаях, но - это был наш Влад.
Застегнув молнию на куртке, он подхватил спортивную сумку на длинном ремне, забросил её себе за спину и, шагнул было в сторону павильона. В этот момент я его громко и окликнул:
- Влад!
Он повернул голову, мгновение вглядывался и, улыбаясь, шагнул мне навстречу.
- Привет! – Слышал, что ты теперь здесь живёшь и работаешь, но даже и не надеялся встретиться, я ведь всего на пару дней прилетал домой – сказал Влад, протягивая мне руку.
- А сейчас куда собрался?
Продолжая улыбаться, он дурашливо начал пританцовывать на месте, повторив дважды:
- Во солдаты! - Во солдаты меня загребли дружище!
Уловив на моём лице недоумение, пояснил уже серьёзно, как бы копируя армейский уклад.
- Следую к месту прохождения службы - в город Москву, столицу нашей Родины.
- Как же так, ты только закончил и, тебя сходу забрили?!
- Чего ты удивляешься? - У них это быстро. – У меня ведь только отделение французского языка, со вторым португальским были.
- Ничего  себе, какую коллекцию ты собрал! - искренне восхитился я Владом.
- Военной кафедры у нас не было, вот мне популярно и объяснили дяденьки в погонах, что я задолжал отечеству годик жизни, - продолжил он.
- Не могу представить тебя в кирзовых сапогах.
- Да лучше бы в кирзовых, -  задумчиво ответил Влад и пояснил.
- В тех коридорах, по которым  мне предстоит ходить, насколько я знаю, в сапогах не ходят.
- При штабе будешь служить?
- Что-то типа того. – Выбор мне не предоставили, а отказываться от такого предложения - себе дороже. - Вот так то.
Бросив взгляд на часы, он перевёл разговор в другое направление.
-  Ты то как?! – Слышал, что женился, ребёнок уже есть. – Знаю, что институт наш бросил и поступил на заочное аэрофлотовское отделение.
- От кого слышал, от Женьки что ли?
- Нет, с братом твоим увидеться не успел, мать рассказала. – Она как-то встретила вашу тётку, Нинушку кажется, вот она ей и поведала все новости.
Так разговаривая, мы медленно шли к павильону аэровокзала, протискиваясь между плотно стоящими напротив него такси, и остановились перед входом.
- А про Светку знаешь? – спросил я его.
Он поднял голову, ответил:
- Знаю, но не всё, уверен, ты знаешь больше, надеюсь, что …
- Да, знаю больше, но не верю и никогда не поверю никому. – Только ей, - не дал я Владу закончить фразу.
- Вот и правильно, мы с тобой знаем её лучше. – Вернётся она, всё прояснится и наладится у вас. – Я очень этого хочу. – Она отличная девчонка. – А зло, оно как бумеранг, всегда возвращается.
- Он уже прилетел.
- Слышал, - он оттянул манжет куртки и бросил взгляд на часы.
В этот момент по трансляции донеслось объявление диктора о посадке на московский рейс.
- Извини, это мой, а я ещё до стойки регистрации не добрался. - Надо бежать, нельзя службу начинать с опоздания.
Серьёзность последних мгновений исчезла с его лица, он вновь улыбался.
Мы обнялись и, похлопывая меня по спине, он тихо сказал:
- Увидимся ещё, очень хочу вас вместе увидеть. – Очень! – и протискиваясь сквозь толпу пассажиров, скрылся в зале регистрации.
Всего пятиминутная встреча на ходу и вновь мы расстались на годы. Через несколько лет я узнал, что Влад остался служить, но где и как, можно было только догадываться, после опять-таки случайной встречи с его родителями в том же самом аэропорту.
Высокий мужчина с поредевшей за прошедшие годы, шевелюрой светлых волос, чуть приподнимая левой рукой очки над глазами, широко шагая, шёл по залу регистрации пассажиров.  Щуря глаза, он вглядывался в табло над стойками регистрации. Даже через много лет я с лёгкостью узнал его – это был отец Влада. За ним, еле поспевая, шла миниатюрная женщина, прижимая к груди сумку-ридикюль. В широко распахнутых глазах пожилой гречанки плескалась тревога и отчаянье, она ежесекундно, что-то быстро говорила в спину мужа. Её причёска на скорую руку, начала рассыпаться. Несколько прядей с проседью, ниспадали ей на уши и шею, она этого не замечала или ни придавала значения таким мелочам.
Я понял, что случилось что-то серьёзное и, скорей всего с Владом. Поспешил к ним. Остановился перед мужчиной и, обратившись к нему по имени отчеству, спросил, могу ли я чем-то помочь.
С высоты своего роста он удивлённо воззрился на меня, не узнавая. Из-за его спины вынырнула жена и, узнав меня, быстро, почему-то шёпотом, сбивчиво начала объяснять:
- Мы опаздываем, наверное, опоздали … нам в Москву! – Нас вызывают! – Вадик в центральном военном госпитале. – Будет сложная операция мы должны быть там.
- Билеты, паспорта, быстро! – я протянул руку.
Пока отец Влада извлекал из внутреннего кармана пиджака паспорта с вложенными в них билетами, она продолжала быстро рассказывать.
- Купили билет на ближайший рейс … неужели опоздали?! – Вадик был в командировке …  и вот такое горе …
Протягивая мне документы, муж оборвал её.
- Зачем это?!
Она осеклась на полуслове, прижала к губам кулак с зажатым носовым платком. Казалось, что держится из последних сил, чтобы не разрыдаться. Муж приобнял её привлёк к себе и, поглаживая по плечу, сказал, наклонившись к ней:
- Тихо, тихо родная, всё будет хорошо, мы успеем.
Я быстро глянул в билет. Времени оставалось в обрез, на этот рейс уже дважды объявляли посадку.
- Быстро идите туда, - я указал им направление к выходу на посадку, а сам побежал к стойке регистрации.
Успел вовремя, дежурные уже собирались брать на свободные места пассажиров с вечернего рейса, желающих улететь раньше. Потом, опять бегом я бросился к посадочному терминалу.
Пожилые родители Влада быстро шли к уже полному автобусу, который должен везти их к самолёту. Мать Влада всё оборачивалась и оборачивалась, благодарила меня, а я крикнул им вослед:
- Всё будет хорошо! – У него всё, должно быть хорошо!
Было начало лета семьдесят седьмого года. Можно только догадываться после какой командировки, офицер, военный переводчик и наш друг детства Влад, попал в центральный военный госпиталь страны. В его личном багаже имелась целая куча иностранных языков, среди которых был и португальский – основной язык государства Ангола. Отголоски о событиях в этой стране могли долетать до нас только через шорохи и треск глушилок в радиоэфире, когда вещал вражий голос – «Голос Америки». Можно только догадываться и предполагать, но не знать.
Между этими встречами в аэропорту и произошло возвращение Светки в родной город.
И опять злой рок, или чья-то зловредная режиссура, развела нас, не позволила в тот раз встретиться.
В последний год я неоднократно просчитывал время, когда она может вернуться. Пытался предугадать, понимая, что могу ошибиться, но был уверен, что если и ошибусь, то не намного.
 Затем пришло время зимней сессии, и я на месяц улетел из города в полной уверенности, что по возвращении домой, точно встречусь с ней.
Зачёты, экзамены, всё в тот раз шло комом и со скрипом. Присутствовал вроде бы в аудитории, а голова и мысли были заняты другим. Душа была не на месте – кажется, так говорят?! Оставив в институте длинный «хвост» по одному из предметов на последнем экзамене, и мысленно плюнув на него, я помчался в аэропорт. Успел на последний рейс.
Самолёт прилетел с большой задержкой. Зимой расписание полётов в Сочи резко сокращается, и в ночное время жизнь в аэропорту затихает. Намного раньше засыпают и рейсовые городские автобусы в автопарках. Домой пришлось добираться на такси.
Как я ни старался не шуметь, мама услышала моё появление и, на ходу завязывая пояс халата, вышла в коридор встречать меня. Обняла, поцеловала и тихо спросила:
- Как у тебя, всё нормально, сдал?
- Да мам, всё хорошо.
- Есть хочешь?
- Ни то слово, с самого утра во рту ни крошки.
- Иди, мойся, я сейчас соберу, - и начала открывать холодильник.
Поплескавшись под душем, я вышел на кухню и сел за стол. Прислонившись к притолоке двери, мама наблюдала, как я ем. Собралась вроде вернуться в спальню, но не удержалась и, обернувшись, явно сомневаясь, что правильно делает, тихо сказала:
- Женька тебе несколько раз звонил, последний раз сегодня утром.
Я мгновенно всё понял – «Светка вернулась! Но почему звонит он?! Ведь у неё должен быть наш телефон?!»
Только теперь мелькнула ужасная догадка, о чём я за эти годы даже и подумать не мог. Такое просто не укладывалось в голове. «Неужели она не переслала ей моё письмо, … и все эти годы!». Я вскочил из-за стола.
- Не дури, первый час ночи уже, тётю Тамару разбудишь – и, мама выставила руку шлагбаумом, пытаясь перекрыть мне дорогу к телефону.
- Он у него стоит на лоджии, рядом с кроватью, а тётя Тамара спит в другой комнате. - Ничего, перебьётся, можно подумать, что ему каждую ночь звонят – я аккуратно отвёл мамину руку в сторону.
Пользуясь длиной провода, перенёс аппарат на кухню и набрал номер брата. Плотно прикрыв за собой кухонную дверь, мама вышла.
После череды длинных гудков, он наконец-то снял трубку, а когда узнал меня по голосу, уже мне, пришлось слегка отстранить свою от уха. Полилась такая тирада с переливами, которую облачить  в письменную форму невозможно. Более-менее приличной она стала только на излёте.
- … совсем охренел, что ли?! – Мне вставать в шесть утра. – Задолбали вы меня со своей любовью-морковью!
Не дав мне и слова вставить, продолжил:
- Приезжай завтра в порт! – Тьфу, мать твою, уже сегодня!»
Это он видно глянул на часы.
- У меня послание тебе, от Светки.
Начало очередной порции мата прервалось гудками на новом взлёте его матросской фантазии. Похоже, брат смачно шарахнул трубкой по рычагам телефона.
Когда и как я уснул в ту ночь, предвкушая долгожданную встречу со Светкой, я сейчас не помню, но можно догадаться по тому, что я проспал и не слышал, как уходили на работу родители.
Уже в автобусе, когда с серпантина дороги стало хорошо просматриваться море, вглядывался, определяя, штормит сегодня или нет. От этого зависело, застану ли я брата в порту, или прогулочный теплоход может уйти в море. Волна вроде бы небольшая, если будут туристы, могут и уйти. Когда въезжали в центр города я попросил водителя экспресса притормозить на секундочку и выпрыгнул на тротуар.
Быстро пересёк хорошо знакомый с детства скверик. По бывшей нашей улице прошёл мимо пустыря засаженного хилыми пальмами и кустами, здесь совсем недавно стоял дом нашего деда, а за ним бурлила жизнь в обширном «Шанхае». Всё плоско, голо и уныло, как и не было ничего. А вот и мелководная часть порта, где у причалов стоят прогулочные катера и покачиваются на мелкой водной ряби несколько плоскодонных глиссеров. И никого. Тишина и запустенье мёртвого сезона.
Справа у дальнего причала, как обычно, катер пограничников и рядом с ним красавица, «белокрылая чайка», со стремительными обводами корпуса – правительственная прогулочная яхта. Дальше, на берегу, ремонтные стапеля с катером на них, но это была не Женькина «Пальма». Значит, ушли в море. «Опоздал, чёрт бы тебя побрал, проспал зараза!», - обругал я себя, направляясь к кассам и диспетчерской порта.
Две кассы закрыты, только в одной сидела женщина и, что-то стремительно вязала. Спицы в её руках мелькали ни хуже велосипедных в колесе на приличной скорости.
Пожилой мужчина-диспетчер, прикрыв глаза, клевал носом в соседней клетушке. Его голова неумолимо клонилась вниз к микрофону, стоявшему на изогнутом штативе напротив. Лихо примятая, видавшая виды, с потемневшим от времени, шитым «крабом» на тулье «капитанки»,  наоборот, смотрелась на седой голове очень даже ничего. Морское членистоногое и треснувший лаковый козырёк, смотрели прямо в глаза всяк подошедшему, как бы вопрошая: «И какого чёрта  тебя принесло? Не видишь, человек отдыхает?!» Продуманно всё было чётко, как только ткнётся лбом ветеран в железку микрофона, так и просыпается, а потом всё можно и по-новому.
Зима в Сочи, это вам не летний дурдом! Все и всё впадает в спячку, почти в анабиоз.
Приложиться в очередной раз я ветерану порта не позволил. Тихо постучал ногтём в стекло. Он встрепенулся, дёрнул головой и выпрямился. Часто моргая, уставился на меня осоловевшими глазами. Улыбнувшись ему, я пригнулся к вырезу в окне, служившим переговорным устройством  и спросил:
- Извините, а не подскажите, куда «Пальма» ушла и когда вернётся?
Окинув меня быстро яснеющим взглядом и восстанавливая чуть было не утраченную бдительность, он ответил, близоруко щурясь.
- А тебе-то почто?! – Ушла и ушла себе.
- С братом надо встретиться, звонил он мне.
- А кто у тебя братец-то? – продолжился допрос ветеран-диспетчер.
- Женька, матросом на ней ходит.
Он пошарил рукой по столу, нашёл и водрузил на переносицу очки. Подался слегка вперёд, вглядываясь в меня. Чтобы как-то успокоить его бдительность, или удовлетворить любопытство, пришлось назвать фамилию брата.
- Что-то не похожи вы друг на дружку-то? – спросил, успокаиваясь и одновременно освобождая нос от тяжести массивной оправы очков.
- Так мы ж двоюродные.
- А, тогда ясно. - Я Женьку-то знаю, а вот про брата, он никогда не говорил – и наконец, перешёл к моему вопросу.
- Взяли они небольшую группу туристов, и ушли в Дагомыс, сейчас уже возвращаются. – Минут десять, как капитан отметился, что прошли Лоо, так что, скоро будут.
- Спасибо батя! – и, доставая сигарету, я отошёл к лавочке, что стояла рядом с диспетчерской.
Минут через десять, скрипнув дверью, и оставив её открытой, он вышел на улицу. Осторожно разминая пальцами папиросу, направился в мою сторону. Протянув ему зажигалку, я подвинулся, уступая место с краю, ближе к открытой двери в диспетчерскую. Старик молча курил, зажав фигурно смятый мундштук папиросы между заскорузлыми пальцами, делал глубокие затяжки, мощно выпускал струи дыма носом, и косился на меня. Раз, второй, третий. Мне надоело это молчаливое разглядывание, и я спросил престарелого моремана:
- Батя, что не так, или на мне что-то написано?
Он бросил окурок папиросы в урну, тягуче сплюнул туда же и, поднимаясь, хрипло ответил:
- Не только на тебе, на многих из вас – молодых, написано. – У меня дома, свой экземпляр есть. - И откуда вы только берётесь такие?!
- Какие, такие? – невольно возмутился я агрессивной неприветливости мужчины. - С чего ты вдруг взвился?
Он уже шагнул к двери, но обернулся.
- Какие, спрашиваешь?
Чуть пригнулся, как бы подался корпусом вперёд и, багровея лицом, хрипло рявкнул:
- Да недоделанные вы!
Вновь шагнул к диспетчерской, махнул в мою сторону и, то ли с обидой, то ли с горечью в голосе, не оборачиваясь, добавил тише:
- Мне бы твои годы!  - Как же можно отпустить от себя такую девушку?! – Да ни за что, ни на шаг от себя не отпустил!
- Батя, ты о чём? – я вскочил со скамьи.
А он уже указывал рукой вперёд  и немного левее.
- Вон твоя «Пальма» входит. – Иди, встречай.
И прежде чем раздражённо громыхнуть дверью, закрывая её, пробурчал, успокаиваясь.
- О чём я? - Да о том. - Вот поживёшь, может быть, и поймёшь тогда.
В створе портовых ворот показался нос катера.
Недоумевая, чем был вызван такой всплеск красноречия пожилого моряка, я тихо потопал к причалу, куда должна пришвартоваться «Пальма». За моей спиной раздалось тихое, покашливание из динамика над диспетчерской. Откашливаясь, старик, видно, прикрывал микрофон ладонью. А потом над пустым мелководным портом и причалами, разнеслось казённо-металлическое.
- Теплоход «Пальма», рейсом из Дагомыса, будет швартоваться у третьего причала.
Я оглянулся, а он, демонстративно отвернулся от меня. Под ложечкой противно засосало.
Женька стоял на носу катера, держа в руках швартовы. Поднял левую руку  в приветствии. Крикнул, раскачивая канат правой, - принимай, - и бросил мне петлю под ноги. Подхватив канат с асфальта, я накинул швартовы на массивный причальный кнехт. Второй матрос, с кормы катера, пользуясь малым расстоянием и низким бортом, проделал подобную операцию самостоятельно. Через пару минут они подтянули судно к причалу, и закрепили канаты на палубе.
И вот, уже открыв бортовую калитку, Женька стоит на причале и подаёт женщинам руку, страхует, помогает ступить им на твердь земную.  Улыбается, интересуется, как прошла прогулка, расплывается в благодарственной улыбке, чувствуя, как из женской ладошки, монетка перекочёвывает в его ладонь. Когда женский ручеёк иссяк, и пошли в основном мужчины, он повернулся ко мне, запуская руку во внутренний карман куртки
- А ведь я Светку так и не увидел. – Мы в тот день в Пицунду ходили с группой туристов, вернулись уже затемно, а она ждать не могла. – Написала записку и передала мне через диспетчера.
Он извлёк из кармана кучу бумажек и пока выуживал из неё нужную, я успел подумать. « Не подводит меня предчувствие, ничего хорошего в письме для меня нет. Теперь понятно, почему старик так на меня так взъелся». Как ни странно, но на любителя чужих писем, я злости не ощутил.
- Держи, - Женька протянул мне сложенный вчетверо листок. – Пошли к нам, здесь, что ли будешь читать?! - и пояснил:
- Мать случайно встретила Светку в автобусе за день до этого, когда ехала на работу, только и успела сказать ей, где меня искать.
Прошли в пассажирский салон катера. Разворачивая лист, я сел на диван. Высыпав из карманов мелочь на соседний диван,  Женька с напарником начали подсчитывать халтуру за рейс.
Слегка округлый с небольшим наклоном хорошо знакомый мне Светкин почерк. Писала торопливо, понимая, что, скорее всего, письмо прочтут посторонние люди. Отсюда и рваный ритм, сквозящая из каждого предложения недосказанность.
«Привет! 
В самый последний момент нашла твоего брата. Встретиться не получится – вечером у меня самолёт. Улетаю, пока в Москву.
Дома с матерью, да и в городе, всё плохо. Оставаться здесь не хочу и не могу. Прости и не обижайся, что перестала писать тебе в Севастополь. Думала, что ты поймёшь, и так будет лучше. Теперь понимаю - сглупила, но кто же знал, что вот так запросто, можно потеряться?!
О тебе всё знаю. Много думала и поверь – не обижаюсь. Просто мы стали взрослыми. А это – другая жизнь. Нам остаётся только память, её не обмануть и не вычеркнуть.
Целую, твоя Светка».
Размашистый росчерк  и всё.

Как сквозь вату в ушах, долетел голос брата:
- Поднимись к капитану, скажи, что имеем на бутылку водки с закуской. – Или на два «Агдамчика» с конфеткой. – Пусть скажет, что брать?
Женькин напарник начал подниматься по трапу в рубку, а брат повернулся ко мне, спросил:
- Прочитал? - И, что думаешь делать?
- А что здесь можно сделать?
- Так может быть у матери уже есть её адрес.
- Нет, сейчас не буду спрашивать, могу сорваться, она всё же Светке мать. – Потом зайду, а сейчас домой.
- Подожди, вместе в город пойдём. – Мать говоришь ей, так за что же она вам так наплевала в душу?
Я промолчал. Знал бы - за что?
В этот момент из рубки вернулся матрос.
- Ну, и что берём?! – спросил его Женька.
- Мастер сказал, чтобы брали два «Агдама», - изрёк  вердикт капитана напарник.
- Добавляй на третью и присоединяйся к нам. – Тебе сейчас совсем не помешает, - щуря привычно один глаз, брат вопросительно посмотрел на меня.
- Нет Жень, под такое настроение, этим не обойдёмся, а мне с утра на работу выходить.
- Тоже правильно, ладно, пошли, провожу тебя.
Мы вышли на причал, и он направился было по кратчайшему пути, мимо диспетчерской, где на лавочке, попыхивая папиросой, вновь восседал ветеран порта. Я придержал брата за рукав куртки.
- Пошли через вокзал, не хочу мимо этого хмыря топать. – Он может вновь рот открыть, а я не удержусь и обложу его трёхэтажным.
- Да брось ты, он что, родной отец тебе?!
- Мне-то плевать, а вот тебе работать здесь.
Ответить-то ответил, но понимал, что причина не в этом. Просто чувствовал - была в словах старика некая истина, прав он был в чём-то. В тот момент я посчитал, что мне вполне достаточно и этой правды.
Прошли через центральный зал Морского вокзала, где под лазурным куполом высокого потолка, на тончайших нитях парила ослепительно белая чайка. Вышли на площадь.
Подняв воротники курток, пряча лица и невольно сутулясь под ещё слабыми порывами ветра с моря, дошли до гастронома и здесь разошлись с братом, он в магазин, а я на автовокзал.
Набежавшая на город низкая дымка, перенасытила влажность воздуха, и холодная влага буквально окутывала всё. Приходилось то и дело отирать мокрое лицо, стряхивая капли. Уже в салоне «Икаруса» я снял куртку и повесил её на спинку впереди стоявшего кресла. Через пару минут, под ней появилась лужица.
Автобус тронулся, и поток воздуха начал собирать мельчайшие капли влаги на стекле в более крупные. Они сливались, набухали, срывались косо вниз, расчерчивая оконное стекло. Буд-то плакали.
«Вам хорошо, вы умеете это делать, а я уже разучился, а так хочется иной раз! Не только заплакать, а завыть по-волчьи».
Приходило осознание, что я теряю Светку. И, если бы не автобус и люди вокруг…
Подтверждение тому, что всё так и есть, пришло через пару месяцев. Знакомые женщины донесли до ушей одной из моих тёток новость, а она отправила её далее по цепочке. Яко бы Светкина мать хвасталась в магазинных очередях, что дочка в Москве вышла замуж за француза и уехала с ним.
Большинство, не верили ей, но они ведь не читали Светкиного письма ко мне. А я помнил строчку – «Улетаю, пока в Москву». Где «пока», было главным и за ним что-то стояло. Они не верили, а я поверил.
Следующий раз Светка появилась в городе, только через четыре года.