Сороковые, роковые

Сороковые, роковые..

ФОТО из ИНТЕРНЕТА

Киев, 1944. Сколько написано, сколько сказано. Но у каждого свои воспоминания, свой город детства. Приятно, когда совпадают события, лица, моды, но и рассказать о том, что запомнилось персонально тебе, тоже приятно. Советский народ выживал в эти годы, как, впрочем, и во все последующие времена в меру сил и возможностей. Кипела бурная жизнь на базарах, функционировали артели, портняжные мастерские, парикмахерские.

В одной из таких маленьких пекарен работала мама. В 43-ем её вызвали из-под Сталинграда, куда мы эвакуировались, как профессионального пекаря. Поработав некоторое время на хлебозаводе, она нанялась к частникам. «Фирма» находилась на улице Константиновской,17. Какие же там выпекались баранки с маком и мёдом! Румяные, толстые, тающие во рту. Когда их выносили в плетёных верейках из пекарни, одуряющий запах выпеченного теста поднимался вверх. После того, как лучший друг советских хлебопёков разогнал частные пекарни, бублики начали варганить на хлебозаводах.

Отличалась выпускаемая продукция некоторыми особенностями. Если в первые часы после выдачи на гора баранки можно было кушать без ущерба для здоровья, то затем с ними начинали происходить интересные метаморфозы. На второй день бублики начинали приобретать упругость высококачественного каучука, а дальше происходил процесс полнейшего окаменения.

В отличие от артельных баранок, которые буквально хрустели и рассыпались на зубах, госбаранки доводили до хруста и рассыпания зубов. Сколько треснуло протезов, вывалилось пломб, расшаталось вполне здоровых до этого зубов? Одному Богу известно. История умалчивает данный факт. Советы остряков вымачивать хлебопрдукты в кипятке или соляной кислоте выслушивались с кислыми улыбками.


Война закончилась. Первый послевоенный год. Крутились с мамой, как могли. Молодой организм интенсивно требовал пищи, которой всегда не хватало. В один прекрасный день решил торговать папиросами в розницу. С рук. Все до одного «хлебные» места были заняты, и я не нашёл ничего лучшего, как устроиться на углу «Косточки» (ул. Константиновская) и Хоревой. Непосредственно возле Подольского райкома партии.

Проторчав несколько часов без почина, страшно заскучал. А ведь за товар уплатил заранее. Не самому же выкуривать. Тем более, что не курил и не собирался начинать. Неожиданно ко мне подошёл прилично одетый гражданин, купил две пачки Беломора и не лишённым приятности вежливым, но не вызывающим возражения, голосом попросил покинуть облюбованное мною место торговли. И без всяческих задержек.


- Неудобно всё-таки, молодой человек. Здесь райком партии. - Я немедленно испарился, подозревая, что покупатель явно один из райкомовских работников. И не из худших. Потому, по совету умного человека, одарил папиросами кого-то из блатных, тот подвёл меня к «Бабскому магазину» на перекрёстке улиц Нижнего Вала и Межигорской и объявил местным папиросникам: «Он здесь будет стоять»! Распродажа слегка залежавшегося товара произошла в течение дня. Но папиросы не заинтересовали по большому счёту. Хотелось максимально расширить «кругозор». Начали проясняться светлые горизонты.


В аптеке Бильского продавались гематогенные ириски. Сейчас не помнится цена одного брикета ирисок, но прикупили с корешком некоторое количество этого продукта, а в дополнение конфеты-подушечки. Стоили они недорого, продавались в свёрнутых продавцом бумажных кульках. На бумагу уходило не менее десяти процентов веса. Своеобразная хитрость торговых работников.

С этим товаром мы и направились на стадион, как тогда он назывался, имени Хрущёва. Ныне «Олимпийский». Проходил там какой-то спортивно-физкультурный сабантуй, масса молодёжи, народ не избалованный студенты, работяги, фронтовики, просто дамы. Сладости пошли на ура. Толкали по рубчику штука. Если ириски прекрасно отрывались от брикета, то с прилично слежавшимися подушечками возникали некоторые проблемы. Приходилось вырывать их из слипшейся массы, но кого в те годы волновало полное отсутствие санитарии - липкие пальцы, вытирались при острой необходимости о штаны.

Кстати, о штанах. Где купила мне мама эти галифе необъятных размеров, уже не помню. Особенно потрясала глубина карманов. Создавалось впечатление, что заканчивались они у щиколотки. Ещё несколько месяцев спустя время от времени извлекал «из широких штанин», а точнее из этих бездонных карманов, помятые рубли. Отметил бы, что рубли додэвальвационные. Ходившие в стране ещё до 1947-го года.


Но кондитерские страсти улеглись со временем, да и праздники не каждый день имели место быть, хотя война уже закончилась. Последние всплески продаж конфет запомнились у той же аптеки Бильского. Торговали с мамой в паре.

Вспомнился трогательный эпизод. Подходит покупатель, молодой еврей из домушников (а что, разве не профессия воровать вещи из квартир?) с подругой. И просит несколько конфет поштучно. Как тогда говорили: «врассыпную». О конфетах в коробках в те времена уже и подзабылось. Мама отбирает несколько штук и протягивает клиенту, который не раз покупал у неё сладости. «Почему не в обёртке»? – неожиданно спросил домушник. Начал назревать конфликт, но каким-то образом клиента успокоили, и они с дамой отчалили.

А вот тут мама выдала шедевр юмора. «С обёрткой захотел. Дома дерунами (картофельные оладьи) обжирается, а здесь интеллигента из себя корчит». Отмечу, что в первые послевоенные годы красная и чёрная икра, крабы, печень трески, деруны были чрезвычайно не престижной пищей. Вот докторская колбаса! Это уровень! Пища богов.

Через некоторое время начали свой рыночный бизнес в совершенно новой для нас области. Торговлей канцтоварами. Сюда входили тетради, карандаши, авторучки, перья для школьных ручек. Шариковые находились в стадии научной разработки. Писали перьевыми, макая их в чернильницы-невыливайки. Перья самых разных наименований: «селёдочки», «восемьдесят шестые», «рондо». Были и другие названия, но подзабылось как-то.

Карандаши, в основном трофейные немецкие. Выделялись на фоне нашей продукции известнейшие на весь мир «Кохиноры» от мягкости 7В до жёсткости 7H, покупаемые чертёжниками. Прекрасные авторучки „Пеликаны“ с золотыми перьями. Пипеточные и поршневые. Были карандаши с тремя цветами на одном грифеле. И это в те годы!

Память подбросила ещё один эпизод. Занимался я в пятом классе дневной школы №17. И вот подходит ко мне учитель русского языка и литературы и просит продать (?) карандаш с трёхцветным грифелем. Двойки за диктанты ставить надо ведь в цвете. Чтоб красивше было. Ровно шесть рубчиков заплатил. Но по таксе. Я не загибал цену для любимого учителя.

Вскоре появились оптовые покупатели, приезжавшие из сёл, скупая сотнями тетради и другие канцпринадлежности. А мне-то ведь ещё и двенадцати не стукнуло. Сейчас, глядя на двадцатилетних оболтусов, которые только и могут, что сосать деньги из родителей, поневоле подумаешь о том, что крупные передряги не всегда в большой вред человечеству.


Стою однажды на своём месте, а торговли мы на Житнем рынке, ни о чём плохом не думаю, продаю себе спокойно товар. Носил тогда байковые лыжные брюки с начёсом. Внизу имелись резинки, которые стягивали штанины у щиколотки. Сумки через плечо тогда не носили, и обе мои, как говорят юмористы: „брюквы“, были забиты до упора, „вщент“ (укр.) карандашами. При этом во время ходьбы от меня доносился сухой кастаньетный звук.

Неожиданно подходит ко мне милиционер, смотрит оценивающе и предлагает пройти в отделение. Я чуть не рухнул от удивления. Милиция была прикормлена, нас не трогали, как правило. Ещё не прозвучала команда „фас“ сверху. Появились мрачные мысли в голове. Много же товару. Заходим в отделение рядом с базаром, на Житнем переулке. Милиционер и предлагает: „Возьми в туалете ведро с тряпкой и вымой везде полы“. И я на полусогнутых ногах, так как карандаши мешали согнуться или присесть, изображаю мытьё полов. Чем закончилось „помойка“, скрыто туманом времён, но, несомненно, благополучно.


И опять таки приходит на ум истина о движении всего сущего по спирали. В декабре 1954-го выстроили нас, салаг, на плацу под пронзительным дальневосточным ветром с морозцем. Армейский стаж несколько дней. Находимся в неустанном и не прекращающемся поиске, как бы отсачковать от службы, строевой подготовки и прочих прелестей курса молодого бойца.

Краснолицый от мороза и других бытовых причин старшина вынимает список: „Пекари, столяра, парикмахеры, электрики и прочие есть в строю“? С готовностью отзываюсь на все профессии. Позже подобный эпизод показали в кинофильме „Операция „Ы“, где герой А.Смирнова готов был и в каменоломню идти работать, лишь бы не попасть в напарники к Шурику.

Старшина оценивающе оглядел меня, что вызвало некие смутные ассоциации, и послал в штаб: „Там тебе дадут работу по специальности. Ты, я гляжу, на все руки мастер“. Подпрыгивая в ожидании фартовой работёнки в тепле, рванул в штаб. Дневальный тут же предложил идти в каптёрку, взять…ведро и швабру, дабы вымыть полы в штабных комнатах.

Но карандашей в штанах не имелось, поэтому я чуть ли не с гиком врывался в очередную комнату и выливал ведро воды к центре. Сидящие офицеры привычно (видимо и до меня были подобные мастера) поджимали ноги, а я шваброй разгонял воду по углам. Быстро и качественно. Недаром старшина обозвал мастером на все руки.

Ян Подорожный. 29.10.07.