Сапоги

С  рождением ребёнка в Натке поселился страх. Она стала всего бояться. Хотя разумом понимала, что это смешно и нелепо, но страх против воли пронизывал её существо до самой последней клеточки. Когда она шла с детской коляской по дорожке, а сзади вдруг слышала чьи-то шаги, то чувствовала, как холодеет спина, мурашки пробегают по затылку. Ей казалось, вот сейчас огреют чем-нибудь по голове и похитят малыша. Останавливалась и ждала, когда прохожий её обгонит. Вечером тщательно зашторивала окна: а вдруг кто выстрелит, высмотрев её и ребёнка  в оставленную щёлочку. Любой звонок в дверь заставлял женщину вздрагивать и с опаской прислушиваться к шорохам и движению в коридоре. Ещё боялась почему-то пожара, и когда однажды ночью действительно загорелся во дворе сарай, с ужасом смотрела в окно на бушующее пламя.

 Подруги, которым она жаловалась на свои страхи, в один голос заявляли, что виной всему гормональные завихрения. Тем более что первенец у Натки появился, когда ей минуло 39. Для организма стресс немалый. Да и время было тревожное. Шли, как теперь их именуют, лихие 90-е. Муж часто оставлял жену и ребёнка дома одних. Уезжал на заработки в Подмосковье. Прощаясь, долго и назидательно внушал Натке, как в случае чего  себя обезопасить. «Смотри ж, - говорил он,- никому не открывай, в глазок не смотри, могут выстрелить. Становись к двери боком, за косяк.  В кошельке  с собой много денег не бери, ребёнка в коляске у магазина не оставляй!». А уже с порога обычно добавлял: « И никому ни в коем случае не проговорись, что я уехал!».
 
Мужнины наказы Натка слушала вполуха, уж кого-кого, а её учить этому – лишняя трата времени. Размеры патологического страха не позволяли новоиспечённой маме не то что в глазок посмотреть, но даже приблизиться к двери, не говоря уже о том, чтобы оставить на улице ребёнка без присмотра. А если уж быть до конца откровенной, то бедняжке временами приходилось делать над собой усилие, чтобы выйти за порог дома. Натке везде мерещилась опасность, кожей и нутром она ощущала враждебность толпы, чувствовала себя одинокой среди людей. Болезненно, до слёз, реагировала на случайный косой взгляд и грубое слово. Избегала переходить дорогу, потому что боялась и машин, а если всё же никак было этого не миновать, то долго стояла на обочине и ждала, когда проезжая часть до самого горизонта совершенно опустеет. Понятно, что в таких случаях необходима врачебная помощь. Но о психологах и психотерапевтах  только-только начали поговаривать.  Оставалось рассчитывать лишь на собственные резервы организма или счастливый случай.  С резервами, исчерпанными сложными родами и их последствиями, у Натки было плоховато, а вот случай представился. Можно сказать, даже не случай, а то, что называется - клин клином вышибают.

… В очередной раз, выслушав на прощанье порцию мужниных наставлений, верная жена закрыла за хозяином дверь на два оборота и вновь на целых три недели осталась наедине со своими фобиями.  Так по-научному, уважительно, называла Натка навязчивые страхи. Всё-таки женщиной она была образованной и отдавала себе отчёт в том, что с ней происходит. Но от этого, к сожалению, не становилось легче.  Спать ложилась обычно очень поздно, потому что  за уборку, готовку, стирку и прочее принималась после того, как засыпал сынишка.  Вот и в тот вечер, где-то за полночь, развешивала Натка выстиранное бельё на балконе. Чтобы не замёрзнуть (на дворе хозяйничала ненастная поздняя осень,  балкон был незастеклённый), приходилось надевать куртку и старые сапоги. Потом, юркнув из холода в тепло комнаты, быстро переобувалась в тапочки, закрывала балконную дверь и задёргивала плотные тяжёлые шторы.
 
Закончив домашние дела, Натка с облегчением вздыхала: теперь оставалось только проверить запоры на входной двери, приготовить питьё для ребёнка, и можно на боковую. Походя бросила случайный взгляд в полумрак комнаты с балконом и … от ужаса у неё остановилось сердце, ухнуло куда-то в живот, горло перехватило спазмой: из-под балконной шторы виднелись  ноги, там  явно кто-то прятался.  Натке показалось, что она выпала из реальности, в голове огненными иголочками метались мысли: хватать ребёнка и бежать за помощью к соседям, рвануться к телефону, закричать что есть силы! Но оставалась недвижно- безмолвной и, как загипнотизированная, смотрела на сапоги, которые в полутьме казались ещё более зловещими. Человек за шторами тоже затаился… От напряженного ожидания у Натки зазвенело в ушах, и когда она была уже на грани обморока, внезапная догадка вдруг облила её блаженно-расслабляющим теплом: да это же МОИ сапоги! Мои сапоги!!!! - и словно разжались железные клещи. Обессиленная,  Натка рухнула на диван, тихо заплакала. Лились слёзы, а с ними, будто заскорузлая корка, спадал страх.

 Потом она подошла к детской кроватке, легонько поцеловала посапывающего во сне сына. И вскоре заснула сама - крепко и сладко, как не спала уже долгое-долгое время.  А утром с удивлением обнаружила, что ни разу за ночь не встала проверить, дышит ли её ребёнок. Где-то она вычитала, что маленькие дети могут внезапно умереть без всяких на то причин, и с тех пор то и дело вскакивала  ночью с постели убедиться, что её дитя в полном здравии. Последовали и другие не менее приятные для измученной женщины изменения. Наверное, в тот роковой вечер она израсходовала все запасы своего страха. По крайней мере, Натка стала отличать реальную опасность от мнимой, не вздрагивала больше от звонков,  перестала подозревать прохожих в злом умысле, как-то стало понятно, что им до неё не было и нет никакого дела; шторы на окнах иной раз вообще оставались к ночи не задёрнутыми. Но вот в дверной глазок  Натка по-прежнему смотреть остерегалась, а вдруг… мало ли что… И те злополучные сапоги у балкона больше не забывала.

Светлана ВИНОГРАДОВА