Две стороны одной Луны. 3

«Говорят, смерть страшнее всего. Нет, иногда жизнь страшнее смерти».

В полутьме комнаты я не сразу поняла, вечер на улице или раннее утро. Сбитое в комок одеяло свернулось у ног, подушки валялись на полу. Как я вообще дошла из кухни до комнаты, не помню. Но странно себя чувствовала, очень странно.
Осторожно пошевелила пальцами на ногах, согнула ноги в коленях, затем подняла руки и помахала перед своим лицом. Так вот в чём странность! Боль ушла. Телу словно её не хватало, вот она была, была частью меня, как дыхание, а теперь вдруг — раз — и исчезла. Я аккуратно села на постели, прислушиваясь к каждой натягивающейся мышце, но боли нигде не было. Она покинула меня.
Или я умерла?! От этой неожиданной мысли я вздрогнула и вскочила на ноги. Нет, пол по-прежнему был холодным, я чувствовала его продрогшими ступнями, каждую щель между рассохшимися половыми досками. И всё же для достоверности посильнее ущипнула себя за руку, и тело тут же ответило знакомой ненавистной болью.
— О, прости-прости, — погладила пульсирующее после щипка место. — Тебе и так досталось, — впервые мне стало жаль собственное тело, которое я так ненавидела все эти годы.
Что это было вообще? Что за болезнь едва не свела меня в могилу? И ничего не приходило в голову.
В сумраке комнаты ярко вспыхнул экран телефона, сообщая о том, что скоро начнётся пятый день моего загадочного недуга. Там же два звонка от мистера Чхве и SMS о том, что я уволена за неявку на работу. И мне бы тут же перезвонить и слёзно просить о том, чтобы меня оставили, умолять и обещать работать больше, чем обычно, и браться за любую работу, но я так устала, так, словно годы работала без выходных и обедов. Я разберусь с этим завтра, обязательно разберусь, мелькали мысли в засыпающем мозге. А пока надо поднять подушки, развернуть одеяло, зарыться с головой и уснуть. Вдруг боль просто дала мне передышку до утра и завтра вернётся? Надо успеть выспаться, чтобы быть готовой к этой встрече.

***


Меня разбудил курьер, настырно колотящий в двери. Я её лишь чуть приоткрыла, не показываясь ему на глаза, и получила папку со своими документами. Всё, теперь я больше не работала в страховой компании.

Оказалось, что уже половина двенадцатого. В животе призывно забурлило. Ещё бы, столько дней без еды. Казалось, что с охоты могу съесть слона, но в итоге влезла только яичница из двух яиц и чай. Прислушалась к организму, боясь ощутить знакомые рвотные позывы, но изнутри шло приятное тепло, и усиленно работал желудок.
Не глядя в зеркало, обрадовавшись горячей воде, полезла под душ. Упругие струи приятно били по спине и стекали по телу, смывая и унося с собой кошмар прошедших дней. По инерции подняла руки и провела по голове. И тут же замерла, задержав дыхание. Ладонь касалась жёстких колючих пеньков отрастающих волос. У меня тут же слёзы на глаза навернулись. Волосы растут! Вырастут новые волосы! Я не останусь лысой! О, Господи, я плакала и улыбалась одновременно, осторожно касаясь собственной головы. Жёсткая щетина неприятно колола кожу, но мне казалось, словно я густую гриву глажу. Волосы… Я радовалась им, как самой драгоценной награде, смешивая слёзы и воду… Раньше и мне волосы казались чем-то обычным и естественным, пусть и жидкие и тонкие, но они были. И только когда ты лишаешься привычного, понимаешь, насколько важным это было.

Вскоре, касаясь языком зудящих дёсен, ощутила и несколько прорезающихся зубов. Хотя, какие могут быть зубы, если два поколения их уже сменились? Но, тем не менее, с каждым часом зуд становился сильнее, и скоро вовсе сменился ноющей болью. Понятно, почему плачут дети, когда режутся зубки. Но я не плакала. По сравнению с той болью, что была совсем недавно, это мелочи, это настолько незначительно, что я, довольно бодро передвигаясь по комнате, привела её в порядок. Сняла постельное бельё, к которому кое-где приклеились хлопья отставшей увядшей кожи, и бросила в таз, заливая водой, пока она есть.
В зеркало смотреть было страшно. Лицо больше не ныло так сильно, как вчера. Немного пощипывало, но уже не разъедало от слёз. Теперь я могла думать, могла в полной мере осознать, что выжила только чудом. Но зачем? Зачем я выжила?
С моим телом творилось что-то невероятное! Часам к шести я могла уже запустить руку в волосы и почувствовать их, просачивающиеся между пальцев. Язык насчитывал тридцать зубных пеньков, которые продолжали расти. Я хотела сменить халат, но не влезла в собственные брюки! Они оказались короткими на целую ладонь, и не хотели вмещать непонятно откуда взявшиеся при этой голодовке округлости. У меня оформились бёдра и ягодицы, которых отродясь не было. Я растерянно смотрела на бюстгальтер, который даже в обхвате не сошёлся. И это при том, что я всегда брала самый маленький размер. Теперь же грудь с трудом помещалась в ладонях.

Минут десять стояла у порога в душевую, боясь переступить его. Там висело зеркало, но картинка, которую я видела в прошлый раз, отпечаталась на подкорке. Мне даже думать не хотелось о лице. И раньше была страшной, но то, что я видела в последний раз — персонаж для фильма ужасов, поэтому потопталась возле порога, но не вошла.

***


Зубы приятно сталкивались при пережёвывании. Радоваться зубам! Не знала, что буду так радоваться обычным зубам! И волосам, которые уже прикрывали уши пышной каштановой копной. И пальцам, и ногам, и рукам! Я радовалась, как умалишённая, тому, что было у людей от рождения, тому, чего я чуть не лишилась в одночасье.

Я пыталась найти хоть одну болезнь, подходящую по симптомам на мою. Перерыла весь интернет, пялясь в экран до половины второго ночи, но ничего не нашла. В итоге заползла на не застеленную кровать и заснула. Мне снились чёрные лаковые ботинки, чьи-то руки, укрывающие одеялом и слова «Шестой день, шестой час, шестая минута»…

***


Я проснулась и полежала ещё минут десять в ожидании будильника. Вот сейчас он прозвенит, и я потопаю в душ, а потом на работу… Стоп! Меня ж уволили! Схватила с тумбочки телефон. На экране суббота! Шесть дней! Я не хожу на работу уже шесть дней! Тех расчётных, что выплачивают при увольнении, мне не хватит надолго. За эту жалкую дыру тоже надо платить, да и есть надо хоть иногда. Но куда я пойду с таким лицом… Опустила голову и в шоке вылупилась на длинные волосы, свисающие в двух сторон и закрывающие обзор. За ночь они заметно отрасли ниже плеч, были мягкими на ощупь, цвета горького шоколада, гладкие с чуть заметной волной к кончикам. Несколько минут я просто трогала свои волосы, пропуская их между пальцев, наслаждаясь этим ощущением, на случай, если всё ещё сплю и это сон. Но волосы никуда не исчезали, они послушно струились по спине, вызывая в глубине тонкую дрожь. Казалось, стоит моргнуть — и всё пропадёт.
Вместо моих мелких и кривых внизу, выросли новые зубы. Язык скользил по гладкой поверхности, отмечая отсутствие щелей, кривизны, щербин. На ощупь, кончиками пальцев я прикоснулась к своему лицу. Кожа была очень гладкой, а прикосновения — щекотными и неприятными. Видимо, новый слой был слишком тонким и нежным. Но я уже могла провести по контуру губ. Губы появились… Смешно и как-то не очень.
За эти дни тело так сильно изменилось, что я с трудом подобрала себе одежду, влезая в старую тёмно-синюю шерстяную юбку ниже колен и натягивая серый свитер. Шитые-перезашитые трусы резинкой врезались в бока. По сравнению с моим 40-42 размером теперь я явно откуда-то взяла ещё два размера.

***


Возле входной двери послышался шорох. Я вышла в коридор и негромко поинтересовалась, давая возможность ворам (если это они) улизнуть:
— Кто там?
Шорох тут же прекратился, и под дверью показался уголочек белого листа бумаги. Я нагнулась и хотела потянуть на себя, но он дёрнулся назад, белея тонким треугольничком в щели. Мои пальцы замерли над ним, как коршун, ожидающий добычу. Листочек не двигался. И тогда я вцепилась в него, потянув на себя. С той стороны тоже потянули, и я накренилась вперёд, больно прикладываясь головой об дверь, но не выпуская листочек из рук. Послышался довольный смешок, и я выпустила бумажку, которая вообще мне не нужна была. Попалась на чью-то глупую шутку.
— Открывать не собираешься? — спросили с той стороны, и я, скользнув взглядом по замку, удостоверилась, что дверь закрыта.
— Нет, — ответила я, отступая назад. За дверью явно стоял мужчина.
— Не то, что бы дверь могла мне помешать, просто хотелось по-человечески, — посетовал он и нажал на ручку.
Дверь послушно приоткрылась, словно не была заперта на два замка! И первое, что я сделала, — опустила голову, скрывая лицо волосами. Не убежала, не закричала, не стала бороться, а вросла в пол, свесив волосы, как ива над водой, и замолчала, ожидая привычного «ну и страшная!». Пара шагов ко мне — и в поле зрения оказались чёрные лаковые ботинки. Какие-то знакомые ботинки. Мелькнули чужие пальцы, и властная рука сжала мой подбородок, вздёргивая вверх, к свету. Я зажмурилась под пристальным взглядом. А моё лицо поворачивали, чуть наклоняли, отодвигая волосы назад. Я чувствовала чужое любопытство и что-то ещё…
— Хм… Неплохо, — хмыкнул мужчина мне в лицо, и я осторожно приоткрыла правый глаз.
— О… - всё, что могла выдавить из себя, глядя на того парня в чёрном костюме, который приснился мне неделю назад. Но я была уверена, что это сон!
— К «О» надо ещё моё имя добавлять, — произнёс он, отпуская мой подбородок. — Подними-ка волосы! — скомандовал он. — Давай-давай, мне некогда, куча работы.
И я, сама того не осознавая, как кролик перед удавом, подчинилась его требованию, собирая рассыпчатые волосы вверх. А парень отступил назад и прищурился, взглядом ощупывая мою фигуру с ног до головы. Впрочем, взглядом он не ограничился.
— Стой спокойно, не дёргайся. Из-за этих мешков, которые ты напялила, я ничего не вижу, — и он подошёл вплотную, опуская ладони на мою талию.
— По-подождите, что вы…
— И помолчи, а то заставлю раздеться, — и его ладони скользнули вверх, накрывая грудь. — Тут всё нормально, — он сам себе кивнул, не обращая внимание на меня в предобморочном состоянии. — А тут у нас что? — ладони съехали вниз, остановившись на бёдрах. – Да, так тоже гораздо лучше, — и пальцы сжали ягодицы.
— Не трогайте меня… — выдохнула в его белую шею.
— Да кому ты надо? — фыркнул он, приседая передо мной. — Вышла бы сразу голой и никаких проблем, — и его пальцы сомкнулись на моих лодыжках и медленно поползли вверх. Когда он достиг коленей, я сжала ноги из всех сил, не давая ему возможности двигаться выше.
— Эй! — прикрикнул он на меня, но я, глядя на него сверху вниз, упрямо покачала головой.
— Думаешь, я с тобой играю?! — он резко выпрямился. — Мне надо результат проверить! У меня таких, как ты, завались! — он хлопнул себя по плечу, и я вдруг вспомнила исписанные именами руки. — Так что давай не будем строить из себя недотрогу, — и вперился в меня своими чёрными, как его костюм, глазами.
И я всё равно отрицательно покачала головой.
— Что ж, я покажу тебе, кто кого должен слушаться, — и разорвал юбку двумя руками. Я тут же отпустила волосы, пытаясь прикрыть себя.
— Да, так и надо было сделать с самого начала, — он довольно кивнул, осматривая меня. — А это выброси, смотреть противно, — отбросил куски синей ткани в сторону на пол. — Согласно договору, я должен явиться и напомнить тебе, что завтра в шесть утра и шесть минут твоя душа и право перерождения официально становятся моей собственностью. У тебя есть шанс до этого времени отменить сделку, но тогда всё это, — и взглядом сверху вниз, — с той же болью вернётся назад.
И он без всяких объяснений просто развернулся и вышел из квартиры. Я, очнувшись от какого-то анабиоза, кинулась за ним, дёрнула за дверную ручку, но оба замка были заперты.
На полу остался белый конверт.
А в нём — паспорт. И на фото — какая-то незнакомая девушка.
Вот только имя и дата рождения – мои.