Нахальный мышонок

На нашей фазенде всегда бандитствовали мыши. Приедешь весной: разгром полный, сгрызено даже мыло, из диванов вытащен и превращен в труху поролон, стол, диваны, пол усыпан пометом. Просто какой-то мышиный Мамай! Прошлой весной приехали мы с женой, открываем дверь на веранду - чистота и порядок. Ну, значит, в самой избе бедлам. Нет, и там все чисто. Что же это с мышами случилось? Может, горностай завелся? Сели обедать, супцу сварили, а пустую банку от тушёнки я выбросить в мусорку не успел, оставил на буфете рядом с плитой. Только супа хлебнули, жена меня толк в локоть, смотри, Егорыч на буфет. Я глядь - а там у банки стоит на задних лапах крупный такой мышь и с упоением лижет крышку, на которой остатки жира. И это средь бела дня! Каков наглец! А ну брысь - рявкнул я. Он перестал лизать, посмотрел на меня изумленно - это вы мне? - было написано на его усатой, нахальной морде. Я аж зашелся и метнул в него ложку. Не попал, а мышь спрятался за банку. Но не убежал. А есть хочется так, что мне не до мышей. Взял другую ложку, хлебаю. И он - вылез из - за банки и опять давай лизать. Я не выдержал - метнул в него нож. Вдребезги разлетелась моя любимая чашка. Мышонок нырнул в щель между буфетом и бревном стенки. Но через минут пять опять принялся за свое. При этом морда у него была возмущенная. Мол, ем, никого не трогаю, а тут приехали, топают, ножиками швыряются, посуду бьют.

- А может быть, этот мышонок у местных мышей старшой? - спросила жена. - Смотри, какой он бесстрашный. Не трогай ты его, в доме ведь порядок. Пусть он и дальше за ним смотрит.

Не стал я трогать старшого мышонка. И все лето было в доме тихо и спокойно. Раньше ляжешь спать, а над головой - туп - туп - туп, шур - шур - шур. Это на чердаке мыши то ли в футбол играют, то ли в догонялки. А этим летом спали спокойно. Выставим на полу банку из - под кильки или тушёнки. К утру она чистая, будто новая. А в прошлом ноябре приехал я на фазенду поздно вечером, зашел на веранду, сварил картохи, настрогал салат из капусты, полил постным маслом пахучим, и залег спать под солдатский сторожевой тулуп. А поутру взошло солнце, вышел я на веранду, глянул на бутылку с маслом. А ж боженька ты мой, в ней сидел на задних лапах, скрестив передние утонувший в масле нахальный мышонок. Сгубила его жадность. Прогрыз он пробку и залез в бутылку, да в ней и утоп. Я похоронил его прямо в бутылке под яблоней. С тех пор опять пошел у нас в доме мышиный разбой. Нет на них теперь никакой управы.