Сцилла и Харибда русской жизни

http://debove.ru/2016/11/08/сцилла-и-харибда-русской-жизни/

Когда я встречаюсь с людьми, я, так или иначе, произвожу их «селекцию». Всю массу населения России я условно делю на 3 категории:
марксисты (консерваторы),
либералы («реформаторы») и…
«болото».

«Марксист» и «либерал» -  две предельные крайности, которые отрицают друг друга. При этом один из них представляет собой мёртвый монумент, в котором замерзла всякая жизнь, а другой – булькающую грязную магму, в которой сгорает всё живое.

Между ними – огромное поле градаций. Нет только середины – единственного условия, при котором стороны могли бы найти оптимальные условия для сосуществования. Ни марксисты, ни либералы не желают поступиться своими принципами. В результате страна разваливается на 2 части, а народ мечется между этими двумя, неприемлемыми для него в чистом виде, полюсами.

«Последовательные марксисты» - это самый твердолобый и фанатичный народ в мире, склонный к догмам, вырубленным на «скрижалях» авторитетными личностями. Если они не станут принимать во внимание изменившиеся обстоятельства жизни – они просто выродятся. Если же молодые коммунисты это понимают, то, значит, для них не всё потеряно.

В связи с этим, хочется мне сделать одно историческое отступление, которое для одних людей стало катастрофой, а для других - случайным везением.
 
Когда Наполеон Бонапарт в 1815 году вырвался из своего заточения на Эльбе, Европа была в ужасе. Наполеон собрал остатки своих войск, занял Лион и изгнал короля. Полки с развёрнутыми знамёнами переходили на его сторону. Он прибыл в Париж, в Тюильри. А в это время спешно стягивались английские, прусские, австрийские и русские войска, чтобы снова вступить в схватку с «узурпатором». С севера на Францию двинулся Веллингтон. Ему на помощь шла прусская армия Блюхера. На Рейне готовился к битве Шварценберг. Через Германию шагали русские полки.
Наполеон сознавал нависшую над ним опасность и потому не собирался ждать, пока свора объединится. Он решил уничтожать каждого из своих соперников по одиночке, пользуясь воодушевлением армии, готовой одним натиском разбить врагов. Именно поэтому Наполеон и бросил жребий войны на  самое кровавое поле битвы Европы – в Бельгию.

15-го июня его войска перешли границу. 16-го у Линьи он отбросил прусскую армию. Наполеон готовил новый удар против Веллингтона. 17-го он подступил со своей армией к Катр-Бра, где укрепился Веллингтон. Перед битвой Бонапарт отдал последние распоряжения своим генералам. Но, надо сказать, что самые талантливые из них уже погибли в прежних сражениях. Оставшиеся же не блистали особыми талантами, но были храбры и преданы.

- Мы разбили прусскую армию, - сказал Наполеон, - но она не уничтожена и представляет собой опасность, ибо она может соединиться с армией Веллингтона. Дабы предотвратить это, мы должны найти бежавшую прусскую армию, и преследовать её, мешая ей соединиться с англичанами. Командование этой операцией я поручаю маршалу ГРУШИ!

Груши был человеком заурядным. Он был – ИСПОЛНИТЕЛЕМ. На него можно было положиться. Солдаты знали его как честного и порядочного человека, фанатично преданного букве приказа. В нём не было горячности и отваги Мюрата, он не был стратегом, как Сен-Сир и Бертье. Груши был просто здравомыслящим командиром, привыкшим руководствоваться инструкциями. Но именно эта непритязательная личность, БЕЗУМНО преклонявшаяся перед Бонапартом, как говорят некоторые исследователи, и сокрушила величие Наполеона.

 Груши удалился со своей частью армии на поиски прусских войск. Дни шли за днями, а пруссаков не было видно. Однажды генералы его армии доложили, что со стороны Ватерлоо до них доносится грохот пушек.

- Что же делать? – спросил  у них маршал.

- Мы должны оставить преследование пруссаков и идти к месту огня! – воскликнул Жерар, помощник Груши.
Другие офицеры его поддержали.

- Il faut marcher au canon! – воскликнули они.
Опытные бойцы сразу поняли, что их император столкнулся с англичанами и разгорелся бой.

Груши колебался.

- Я не могу нарушить приказа императора, - наконец сказал он. – Мы должны преследовать отступающих пруссаков.

- Но где же они? – воскликнул Жерар. – Может быть, они изменили направление и пошли на соединение с Веллингтоном?

- Вперед, к месту огня! – снова закричали офицеры.

Они окружили Груши и наперебой кричали ему в уши:

- Решайтесь! Может быть, именно наша помощь нужна сейчас императору!

Груши был недоволен.

- Я, - резко проговорил он, - не могу нарушать приказ императора. Я должен в точности выполнить его – это мой долг! И я выполню этот приказ, чего бы мне это ни стоило. Мы будем искать пруссаков до тех пор, пока сам император лично не отменит этот приказ.

Жерар умолял Груши разрешить ему с одной дивизией двинуться к полю битвы. Груши колебался.  Он раздумывал одну секунду и эта секунда решила судьбу Ватерлоо.

- Нет, - решительно воскликнул он. – Мы будем выполнять приказ.

Они искали пруссаков, а те уже давно соединились с войсками Веллингтона и совместными усилиями подмяли армию Бонапарта. Это происходило в то время, как исполнительный, педантичный, преданный императору  Груши искал в поле несуществующих врагов…

Вот к чему приводит догматизм и нежелание брать на себя ответственность. В критический момент такой фанатик исполнительности просто-напросто становится предателем.

ДОГМАТИК – это такой неподвижный и предсказуемый тип, которого можно двигать куда угодно и как угодно, словно шкап. По своей тупости и закоченелости, этот тип не станет разбираться в изменяющихся условиях – он будет продолжать НЕУКЛОННО ДВИГАТЬСЯ в назначенном направлении. Пусть рушатся небеса и разверзается земля, но, если Маркс написал, что пролетарии похоронят капитализм, то, значит, так и будет. И хотя пролетариата как класса давно уже нет, эти талмудисты все еще водят пальцами по волшебной книжке и надеются на чудо.

ДОГМАТИЗМ, граничащий с рабством и фанатизмом, – это признак вырождения или незрелости человека. Исполнитель, приверженный букве, в принципе, будет служить, кому угодно. Так произошло в СССР. Безличные исполнители, оказавшиеся в высших эшелонах власти, не погрешили против своей натуры – они, по-прежнему, остались исполнителями. Только сначала они поклонялись коммунизму, а потом точно с таким же рвением стали поклоняться капитализму.

ЛИБЕРАЛЫ же – это чистой воды анархисты, для которых личное всегда превалирует над общественным. Для них важнее всего прочего - достичь ЛИЧНОЙ СВОБОДЫ и ЛИЧНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ. Этого можно достичь только одним способом, проникнув во власть, и, навязав свою отдельную точку зрения всем другим людям, которые попадают в сферу его влияния.

Для того, чтобы достичь власти, эти «жидкие» люди создают собственные группы  - или, как они это называют – «инструменты». С помощью своих инструментов (банков, фондов, всяческих НКО) они пробираются вверх и там, наверху устанавливают свои ГРУППОВЫЕ ИЛИ ЛИЧНЫЕ ЗАКОНЫ.

ЛИБЕРАЛЫ ненавидят государство и всеми силами стараются его ослабить. Во главе государства они мечтают поставить равного им по силе «государя». Им это нужно для того, чтобы утвердить свою ЛИЧНУЮ власть. Государство при этом начинает чахнуть, а либералы, тем временем, не уставая, требуют, чтобы оно покинуло все сферы влияния (ушло из экономики, упразднило народную армию, избавилось от бесплатного образования, медицинской помощи и т.д.).

ЛИБЕРАЛЫ склонны поощрять свободу отдельных групп, которые по мере захватывания денег и власти, становятся мафиозными. Одна из таких групп ПРИВАТИЗИРУЕТ, наконец ЦЕНТРАЛЬНУЮ ВЛАСТЬ. Но, поскольку во главу угла она ставит примат групповых (личных) интересов над государственными, то государство начинает в ускоренном темпе разваливаться и растаскиваться этими мафиозными группами.

Это, собственно, следствие анархии. Если кто-то не знает, что такое анархия и каким боком она коррелирует с либерализмом, поясню, что…

АНАРХИСТЫ во главу угла всегда ставили СВОБОДУ и СПРАВЕДЛИВОСТЬ ДЛЯ КАЖДОЙ ЛИЧНОСТИ. Иными словами, справедливость - как равенство прав, возможностей и статусов. Свободу - как возможность выбирать свой образ жизни, соотносясь только с правом других людей на такую же свободу. Это у нас сейчас называется ДЕМОКРАТИЕЙ.

Дальше… АНАРХИСТЫ ненавидели и отрицали государство и любое принуждение, любую власть одного человека над другим, любое угнетение. Они считали, что государство – это узаконенное угнетение.

АНАРХИСТЫ считали, что предприятия должны принадлежать самим работникам, а зарплату учителям, врачам и другим специалистам, не производящим материальную продукцию, они планировали выделять из общих средств, при этом зарплата не должна быть меньше, чем у производителей продуктов.

Преступников анархисты полагали судить общим собранием, рабство отрицали и каторги не предусматривали. Слова «анархия – мать порядка»  не являются глумлением. Они означают только то, что работники обо всем договариваются между собой сами, сами же решают все конфликты и обмениваются товарами…

 «Перестроечная» Россия, когда появились первые кооперативы, вполне напоминала мечту анархистов. Но мечта так и осталась мечтой, потому что личные амбиции и стартовые возможности одних людей оказались сильнее, чем у других и поэтому их группы сделались мафиозными. Начался дикий капитализм и всеобщее ограбление, когда они группы «свободных людей» стали грабить другие группы «свободных людей». Остановить эту бойню было некому и потому «лихие 90-е» благополучно вошли в историю России, как «кошмарный кошмар», названный «беспределом»
Дальше тоже было всё понятно. Власть получили группы «какие надо» и денег у них стало столько «сколько надо». Остальных «кого надо» ограбили и все в целом присмирели, поняв, что против мафии не попрёшь. Этот тихий период ограбления стали называть «стабильностью».

Построить модель общества у анархистов не получилось. Отсутствие государственного закона позволило одной части людей оскотиниться, а другой превратиться в хищников.

«Случилось то, - написал Веллер в работе «Человек в системе, - что [анархисты] пытались организовать государственного размера социум по схеме группы. Хотели деструктивировать государство. Полагали государственную сложнейшую иерархию излишней, несправедливой и паразитарной. Хотели аморфным общежитием заменить высокоэнергетичную государственную систему. Светлые были устремления, но антинаучные… Противоречащие закону всемирной структуризации».

В результате всей этой бойни в государстве «организовалось» две крайности, которых, как огня боятся все россияне. С ужасом обнаружили они, что волна времени несет их прямиком на двигающиеся скалы - Сциллу и Харибду, щёлкающую каменными челюстями. На одной из них написано «мёртвый порядок», а на другой – «мёртвая анархия». То и другое сулит смерть. Только в одном случае от холода, а в другом – от, разъедающей всё тело, серной кислоты.

А справедливость-то, которую все так жаждут, лежит где-то между ними и это не что-то вечное и неизменное, не какая-то затвердевшая формула – это стрелка компаса, которая ВСЕГДА указывает на ИНТЕРЕСЫ ВЫЖИВАЕМОСТИ ВИДА. А интересы эти обеспечиваются неписаными МОРАЛЬНЫМИ ЗАКОНАМИ, контролируемыми СОВЕСТЬЮ.
МОРАЛЬ же представляет собой нравственную сферу, окружающего человека пространства, где сама возможность его индивидуального существования обусловлена единением с окружающим; где законы и отношения таковы, что только в них он может жить и эволюционировать. Человек, со своей стороны, как регулятор, должен постоянно поддерживать правильный химический состав и температуру этой самой окружающей сферы.

В этом направлении и должно двигаться человечество. Его корабль постоянно совершает манёвры. Течение сносит его то в одну, то в другую сторону. Его то захлёстывает волна, то впереди вдруг вырастают рифы. Именно этот момент и любят драматизировать люди. Они хотели бы получить такой закон и такой строй, чтоб был правильный и справедливый на все времена. К сожалению, это невозможно.
Единственное, что может контролировать человек – это РАВНОВЕСИЕ, когда КРЕАТИВНОСТЬ (движение вперед, реформаторство, познание нового) фиксируется КОНСЕРВАТИЗМОМ (сохранением, утверждением, традицией).

При этом важно следить за тем, чтобы креативность не превращалась в безудержное реформаторство (как это происходит сейчас), а консерватизм не доходил до мертвенности (как это было в последние годы СССР).  Всегда следует помнить о том, что ДВИЖЕНИЕ И ФИКСАЦИЯ – это два «компонента», которые обеспечивают органичное продвижение человечества по жизни.

Для сравнения можно привести пример с автомобильной ездой. Все знают, что, если машина будет постоянно в работе – она быстро выйдет из строя. Машина должна ездить по дорогам, но надо и давать ей возможность какое-то время и стоять на месте. Точно то же самое касается человека: днем он работает, а ночью спит. Днем узнает новое, а потом проверяет это новое на практике, то есть, УТВЕРЖДАЕТ. И движение, и утверждение – обязательны, должны работать в совокупности, но в пределах нормы.

Безудержная креативность – это машина без тормозов. Безудержный консерватизм – это невозможность сдвинуться с места. Значит, нужно держаться середины. Как-то так…

По сути, это и есть закон гармонии и справедливости. Именно такое равновесие имел в виду Платон, когда называл справедливость «государственным щитом». С ним согласен был и Аристотель, сказав, что «справедливость является благом, служащим общей пользе». Английский философ Бентам, создатель утилитаризма, повторил то же самое, заявив, что «польза есть то, что даёт наибольшее счастье наибольшему количеству людей». И, наконец австриец Лоренц сформулировал наиболее конкретное определение справедливости. «Справедливо то, - отметил он, - что наиболее выгодно для вида во всей его совокупности».

 Дополняя своим скромным мнением предыдущих мыслителей, скажу, что справедливость это то, что в данный момент способствует выживаемости вида. И, если вид чувствует, что ненормальное реформаторство ведет его к гибели, то он должен сделать шаг в сторону порядка и консерватизма. Если же консерватизм начинает замораживать любое его движение, то вид просто обязан начать куда-то двигаться и требовать либеральных реформ (естественно, в разумных пределах).

Сейчас мы идем в сторону беспредельного разжижения и микроскопизации. При этом нескончаемом беге теряются силы, истощается ум и человечество, в целом, мельчает и устает. Это происходит от того, что не происходит фиксации. В конце концов перегрузка убьет человечество, если оно не остановится. Человечество должно остановиться. Только это может спасти его жизнь. Остановиться, замолчать и перестать безудержно потреблять. Именно это пытается делать сейчас Китай. Чрезмерность либерализации непременно должна быть ограничена рамками государственного закона. Либерализация должна быть управляемой.

Для того, чтобы справедливость существовала, - говорили древние, - правители должны научиться танцевать, делая выверенные шаги вправо, влево, вперед, потому что человеческое бытие вписано во вселенную, которая не может быть неподвижной. Она представляет собой систему координат в виде креста, который постоянно движется. К этому движению и должно подстраиваться человечество, потому что «гора не пойдет к Магомету» - это «Магомет должен пойти к горе».


PS Чтобы не потерять верные ориентиры, человечество должно помнить мудрые слова, произнесённые одним из героев романа Войнич «Овод»:

«На вашем алтаре должен гореть вечный огонь во имя Бога и Народа!»
_________________
При копировании материалов ссылка на автора обязательна.
http://debove.ru/2016/11/08/сцилла-и-харибда-русской-жизни/