Десять Часть первая

            
  Цветущий  был край,  богатый.    В селении,  широко раскинувшемся среди гор,  жили зажиточно: коров и коз  не считали, молоко рекой лилось, стеной хлеба стояли.   Хорошо  жили.  Тропы до селения  трудные, не каждый дойдет.  Оттого и чужаков  не было. Да и не жаловали их.    Все было для себя. Видно от того,  что нужды  не знали,  черствыми стали.  В сердцах  равнодушие поселилось.
Появился как –то в селении старик- высокий,  худой.    Как лунь  белый.  Да не один, с  мальчиком. Мал  был, едва за колени деда перерос. И приметный: волос  черный, как ночь  безлунная и глаза-  огромные, как омут  темные. Никто не видел  откуда  пришли. Да никто и не спросил их. Равнодушно смотрели,  как  медленно прошли они по селению  из конца  в конец.  Никто  в дом свой не  позвал,  не  поинтересовался: -  как жить будут  и где спать?    Нигде  двери не открыли. Кто-то  сунул  краюху  от каравая- вот  на вечер и пригодилась.  А вода в реке, что возле  селения течет.  Иначе в горло  корка сухая не пролезет. Прошли пришлые селение всё, до самого конца и остановились.  Долго смотрел старик на закрытые дома и  что-то неслышно шептали его бескровные губы.  А может и не шептал ничего.  Может это ветер шелестел вдоль улицы и равнодушно поднимал пыль.
Не дрогнуло сердце ни у молодых , ни у старых за старика немощного   и малолетку несмышленого.  Да делать нечего:  дед  то мог и у овина или забора переночевать, а ребенка надо в постель  класть.   Под скалой набросал  старый  хвороста, нарванной травы сверху бросил- вот и готово ложе.  Укрыл дитя своей рваной безрукавкой- спи.   
Так и стали они жить  у  той  скалы.  Возле  селения.     Со временем шалаш  дед соорудил.   На лето хватит, а зимой?  Так до нее ещё дожить надо,  до  той зимы. 
Не ходили,  милостыню  не просили.  Дед какие-то травы  собирал, корешки  разные. Рыбу в запруду заманивал.  С жителями  не общался. Они  к нему  не ходили,  и он  не набивался   в знакомые. Мальчонка иногда по селению проходил.   Всегда  молча.  Так и думали, что немой.  Подойдет к   жилищу и стоит.   Если кто-то хлеб давал, брал и уходил.  А затем  собака у него появилась, отбил у мальчишек.   Живую хотели камнями забить,  а он лег на неё  сверху, собой закрыл. Как ни гнали только криком кричал:- не дам убить.  Так и узнали, что не немой.   Вот втроем  жить и  стали. Хлеба не хватало, а они с собакой  делятся.
А когда  хлеба  подрастать начали  ушли они из селения.  Совсем. Никто не знал когда  и куда. Видел вроде кто-то на дороге горной  как шел дед  в длинной  рубахе и рваной  безрукавке,  да висел за спиной  тощий мешок.   А рядом ребенок и собака с ними. Не бросили, не прогнали. Так с ними рядом и ушла. От них любовь  узнала. Может правда  люди от  богатства черствеют?
Ушли  пришлые из  селения и словно счастье и удачу с собой унесли. А разве ж можно их в мешке за   спиной унести  –то?   А вот поди ж ты, так говорить стали. 
Мало дней  прошло - засуха невиданная  настала.  Трава на корню погорела, земля в камень превратилась, потрескалась. А как пришло время  урожай собирать - град начался.  Все, что не сгорело ,  на землю упало. Собрало селение урожай – головы повесили.  Еле-еле зерна до нового хватит.  Здесь уже  не до калачей пышных.  На каждый бы день краюху иметь.    Да не приходит беда одна: на скот  мор напал.  В считанные дни  поля опустели.  У мужчин на руках пузыри кровавые -падеж  закапывали.   Бабы  выли не переставая. Жалели.   Мужики молчали:  - скот все равно бы пал. Сена  копны не собрали. Может мяса б заготовили.     И все чаще разговоры возникали: - за бездушие  своё  расплата.  Повернуть бы  время вспять. Увидеть старика с мальцом, в ноги  поклониться, прощения попросить.  Да где там! И вроде бы не раз видели на той дороге горной силуэты: - словно только-только повернулись и уходят  пришлые.  Много раз  бежали за ними , да догнать не смогли.       Маревом всё таяло.   
И так   что ни год все хуже становилось.  А самое страшное:- дети рождаться перестали. Голосов  детских и смеха не слышно.  Тех немногих, что были,  берегли  как зеницу ока.  Никого  чужого не было - все свои.    В детских глазах укор видели.
А причем здесь десять? – спросит кто-то.    Да подошли уже к этому.
    Все  последние годы тяжелые были,  а  нынешний  ни с чем не сравнить.  Собрали урожай и поняли: не дожить до нового хлеба, не хватит. До зернышка всё горстями перемерили.  Даже если на каждого только горсть в день  давать - все равно  десять ртов  лишних.    Вот откуда и десять. Потому как десять должны  от хлеба отказаться,  другим отдать чтобы те выжили.  А кто откажется?  Как ни тяжело, а жить  хочется!  И надеяться  на  чудо   хочеться!  Так кто же сам согласиться?  Побежала тревога по домам. Шептались по углам  темным: кто в селении меньше всех нужен? И выходило,   что каждый от своего порога беду отводит. Ищет  по чужим дворам.  Но как ни сиди,  ни  прячься,   время  поджимает: -скоро метели придут.  Обещало небо непогоду раннюю. Хмурым утром собрались на большой круг  для решения.  Каждый своей  семьёй. Старшие  малых прикрывают.   Как отобрать десять человек? С кого начать? Напряжение возникло: – брось спичку   вспыхнет все полымем. Как сдержались  не понятно.  Только встал один старик. 
 -Вот как мы  сделаем, -он обвел взглядом  всех  пришедших, -выберем  пять  человек,  кому  больше всех доверяем, пусть они решат,  а мы примем их решение.  Примем   смирясь.
-Верно,-  послышались отовсюду голоса. - Пусть по совести  решают и все  согласны будем.
Тщательно отобрали   пять  самых рассудительных  и мудрых стариков. Дольше всех они на свете жили, самыми справедливыми должны быть.   Пошли  мудрые, согнулись под грузом невидимым. Пришли в дом,   сели вкруг: плечи сутулые, глаза в землю глядят. Тяжело  решать, кого на смерть посылать. А она уже и к порогу подходит: - дани ждет.
Долго сидели молча. Уже и солнце по кругу пошло. Заговорил один старик.
-В нашем селении десять  стариков совсем  немощных. Никакой пользы от них нет. По домам сидят только.  Если  они из села уйдут - более молодые и сильные выживут.  Да только  как мы хлеб есть станем  зная, что свою жизнь  за их счет  спасли.  И так на нас позор несмываемый: - старик пришлый, который из-за нашего бездушия  голодал.  Он покачал головой.  – Нельзя стариков  прогонять.  Четверо покивали,  соглашаясь с ним. 
И снова сидели, молчали.  Солнце  уже на закат пошло,   встал другой мудрый.   
-Десять детей малых в селении. Тоже пользы никакой не приносят, а в день и на них по горсти зерна дать надо.   А когда еще в силу войдут?  Вывести  из села подальше,- с трудом выталкивал слова старик, не шли они, не хотели осквернять  присутствующих, - через сутки  и кости зверь растащит.   Вздохнул  длинно, со всхлипом. - Только нам тогда зачем жить? – он поднял вверх сжатые в кулаки руки.-  Состаримся,  в прах превратимся, а на  землю эту плевать будут: –проклятой считать станут. Потому как,  кто детей своих  малых убил - презрения достоин.    И  бессильно  согнулся.
-Нет,  - мотали головами  мудрые, - беречь детей надо, в них надежда на лучшее.     Утро  настало, ничего мудрейшие не решили. Так и вышли к народу.   Ждут их люди, волнуются.     Какое  решение приняли?   Быстрей говорите. Ночь никто не спал, все ждали и молились: пусть беду отведет. От кого?    К кому?     Встали мудрые перед народом. Какое  решение?  А нет его.
   -  Не смогли мы выбрать десять человек  ненужных, - тихо проговорил  один старик.-  Долго думали .  Решили самых бесполезных из селения вывести: стариков или  детей,-  по площади прокатился крик.  - Одних десять и других десять.    Тогда  остальные  доживут. Мы решить не смогли. Пусть каждый скажет сам.   И отошел, опустился тяжело на камень. 
И взметнулись голоса над толпой: злые, истошные, испуганные.  Все смешались, жгутами перекрутились и взлетели высоко-высоко. И вмиг оборвались. И тишина. И в этой тишине очень отчетливо прозвучал детский плач. И словно очнулись люди. Да люди ли мы? О чем спорить стали?  И все как один  выдохнули:   -Никогда не погубим  предков своих и детей.  Первые они хлеб  получат.    
И   вроде бы на дворе  потеплело  после этих слов. Впервые  солнце  щек  ласково  коснулось. И ветер больше не  шарил  в ветхих  одеждах, угомонился.
 - Вот мы и решили: пусть каждый  думает:  он из села уйдет или  кого-то вместо себя отправит. И мудрые сели  на камни.  И сказать больше было  нечего потому, что все уже было сказано.
    Вполз страх в сердце каждого. Не было чужих, все свои: сестры и братья и матери с отцами.  Кто лишний?  Сидели,  друг на друга  не смотрели. Солнце за тучи ушло, холод  до костей пробирает.  По домам  разойтись, забыть  всё,  как сон  страшный  хотелось.    Да не получалось.  Уйти  можно: – выжить нельзя. 
   И вот встали три брата-погодки. Обнялись, постояли немного и, повернувшись,  улыбнулись народу:
 - Мы уйдем.  Никого у нас в селе нет.  Родителей  уже  схоронили, жен-детей не завели, легко уходить будет.  И отошли от всех в сторону. Словно черту провели между собой и оставшимися. Фрол, Влад и  Прокл  звали  братьев. Запомнили их люди. Детей так называть стали. Вот так-то вот.  А затем  поднялся  Андре. Все мать по волосам седым  гладил и на ухо  шептал  что-то.    А она  цеплялась за него и трясла головой.  Он сжал её сухонькие кулачки своими руками, поцеловал их и легонько оттолкнул от себя.
 – Одна мама у меня останется, да знаю не обидите её, беречь  будете.  Спокойно уйду,- и закусил губу.  Он  снова потянулся к матери,  но не коснулся и, резко повернувшись, подошел к братьям.
К вечеру стояло десять парней  плечо к плечу против сородичей. Фрол, Влад,  Прокл,  Андре,  Грегор,  Ивар,  Ник, Дэн, Тим и  Кость.  Десять молодых  безусых  мальчишек. У всех кроме братьев  оставались  матери, а у шестерых  и отцы. Все стояли молча, только матерей поддерживали родные и соседи.
И встали Мудрые последний раз и обратились к  народу:  -ночь впереди на прощание будет, расходитесь по домам, а мы с парнями сейчас поговорим. Развернулись и пошли в дом , где совет держали. Посадили молодежь, а сами перед ними стоять остались.
 -Не знаем , что впереди ждет всех, -старик смотрел в сторону,- сами знаете зима скорая близко. Вам надо успеть перевалы до снега пройти, тогда будет  надежда  выжить. Вы молодые, сильные  идете быстро.  Молчали мы , но другие на погибель бы уходили , а у вас есть  возможность   живыми остаться. Уйти от костлявой.  Эх парни-парни, с тоской проговорил он.    Улетаете из родного гнезда  , только не по своей воле.  Одно помните: - вместе держитесь сердце жить должна, чтобы оно не очерствело.
Рано утром, только  рассвело,  собрались все на дороге горной. Руки торопливо ещё что-то в мешки заплечные  засовывали. Ночью не тревожили, давали время  прощаться родным, а перед рассветом стали нести в дома  сапоги крепкие, плащи теплые шапки, рукавицы. Все самое лучшее несли парням.  Да бельё сменное по обычаю человеческому. И самое ценное в мешки положили:  двадцать караваев  хлеба . Из зерна нового да на слезах  горьких замешанного. По два каравая в мешок, все что смогли дать. Пошли по дороге.  Руки материнские за плечи сыновьи цепляются: судьбу клянут. А слезы по щекам на землю  окаменевшую падают. Тяжело. Трудно. Уходить надо быстрей.  Прощаясь,  прижимали все парней к груди, мочили слезами и простить просили. За что?  Каждый за своё. Старики за то, что не научили уважению и доброте своих детей, мужчины,  что парней безусых вместо себя  отпускают. Девушки,  что  женами им не станут, а матери за то , что забыли сущность свою женскую.  Дитя в голоде и холоде бросили.  Каждый за свой грех просил. Повернулись парни и быстро зашагали прочь. Вслед им волчицей  раненой крик летел. Матери кричали. По деточке милому, ненаглядному. По кровиночке. Не идти быстро, бежать заставлял. На повороте, где селение последний раз видно ,  остановились. Обернулись поклониться. На коленях стояли все ,от мала  до  велика.    И так, пока видно  было. 
А через несколько дней вдруг  тепло стало. Словно лето вернулось. Ночью пройдет ласковый дождичек, днем солнце  греет. И стали холмы зеленеть. И такая трава поднялась- жаль топтать некому. И река воду понесла, родники из земли  забили. Будто и земля устыдилась своей жестокости.  А через месяц на селение туча  серая опустилась: гуси  перелетные сели на отдых.  Покормились, отдохнули и дальше не полетели.  Тепло, корма  в достатке. Так возле селения  стадами ходить и стали. Не бросились  люди на них бездумно. Подраненных, ослабевших  подбирали: на похлебку. Уже после и вкус яиц вспомнили. А к этому , ещё и  несколько коз с гор спустилось - от волков спасались. Отдали их  матерям с детьми. Чтобы молоком этих десятерых поддержать. И поняли люди:  отступила от них  беда. Отмолили прощение?  Или откупились? Не нам решать и судить. Ибо сказано  в мудрой книге: не суди  да не судим будешь.  Уже почти через год в домах колыбели закачали - десять мальчиков крепких и голосистых родились. Благословило небо детками. Так и называли именами дорогими:  -Фрол-первый ,Влад-второй  Прокл- третий  Андре- четвертый,  Грегор- пятый,  Ивар- шестой  и дальше  Ник  , Дэн, Тим,  Кость. И хлеб родился великий. Все хорошо. Лишь на сердце не спокойно. Думы  спать не дают: -Живы ли парни безусые?