Евромайдан

Худой, черноволосый мужчина внезапно рассмеялся, едва не поперхнувшись обжигающим чаем, который он пил из большой эмалированной кружки и выдохнул:
- Бывает же такое!
- Батя, ты чего? - спросил его двадцатилетний сын Павел, сидящий рядом в потрёпанной армейской палатке.
- Просто вспомнил кое-что…
- Нашёл время! - недовольно буркнул Паша.
Они уже вторую неделю находились на киевском Майдане Независимости и понемногу привыкли к ритму и распорядку этого необычного места.
- Все говорят, - задумчиво продолжил отец, - нельзя войти в одну реку дважды. Но я вспомнил конец 2004 года, когда стоял здесь же и чувствовал почти тоже.
- Неужели через десять лет повторилось то же самое?
Мужчина, которого звали Пётр Фёдорович Шемяков, на секунду задумался.
- Нет, не то же самое, - твёрдо ответил он, - Тогда мы стояли за, а сейчас - против. 
- Как это?
- Тогда мы боролись за Ющенко, за будущее Украины и за новую жизнь. А сейчас против Януковича, коррупции и бюрократии. Против жизни «по понятиям», а не по закону!
Пока они разговаривали, в палатку заглянул сотник их сводной сотни Самообороны Майдана Петренко. Это был сорокалетний, житель Запорожья, учитель по профессии.
- Отдохнули Шемяковы? - спросил он.
- Да! - ответил за двоих отец.
- Идите, подмените Каськива и Горгадзе.
- Что там слышно? - спросил командира Павел и стал собираться.
- Наших утром страшно побили в Мариинском парке, - коротко ответил он. - Много убитых и раненых. Двум пленным «титушки» отрубили головы!
- Вот сволочи! - сжал кулаки Пётр.
Их сотня стояла на самом Майдане и участия в битвах на баррикадах на улице Институтской пока не принимала.
- Силовики выдавили всех наших бойцов к Крещатику! - хмуро сказал сотник. - Значит, следующая ночь будет очень напряжённой.
Петренко оказался прав. Под давлением агрессивного окружения набожный президент Украины принял вариант силового разгона Майдана. К центру Киева были стянуты около двадцати тысяч милиционеров, и они плотным кольцом затягивали удавку на шее украинского народа.
- Держись со мной рядом! - велел Шемяков высокому сыну. - Зря не высовывайся… 
- По-другому не получится, - горько пошутил тот. - Скоро нам места совсем не оставят.
Ближе к ночи их положение осложнилось до крайности. «Беркут» прорвал все кордоны митингующих, и оставшиеся в строю бойцы Майдана едва остановили разъярённых силовиков.
- Бросайте всё в огонь! - кричал в микрофон на сцене кто-то из ведущих нескончаемого митинга. - Только огонь может остановить зверя!
Шемяковы с двух сторон схватили стоящую рядом с ними бочку с горящими там поленьями и бросили её под ноги наступавшим. Даже сквозь плотные строительные перчатки они почувствовали нестерпимый жар от её раскалённых боков.
- Срывайте палатки, тащите поддоны! - призывал тревожный голос, и они несколько последующих часов поддерживали хилую огненную преграду, лёгшую между ними и «Беркутом».
Один конец её упирался в угол Дома профспилок, а другой в фонтан-памятник основателям Киева.
- Как символично! - сказал сыну Шемяков. - Древние герои оказались на передовой…
- Им хорошо, - метко пошутил Павел, - они каменные!
- Вы харьковчане следите за огнём! - приказал им подошедший легкораненый Петренко, - а другие ребята будут отпугивать противника камнями. 
Началась настоящая война. Рядом с ними погибло несколько товарищей. Один от взрыва гранаты, другого нашла пуля… Медпункты были переполнены. Противостояние продолжалось, но бойцов Самообороны становилось всё меньше. Получив ранения, на передовую возвращались единицы.
- Сотен Самообороны осталось совсем немного, - оглянулся вокруг Пётр.
- «Свободовская гвардия» куда-то пропала... - сказал закопчённый, как кочегар Пашка.
Вокруг них всё горело, огонь перекинулся на Дом профспилок. Политики, которые до этого были на сцене, быстро разъехались. Настойчивый «Беркут» продолжал атаковать. Люди дико устали, Шемяковы едва держались на ногах.
- Нога болит! - тихо пожаловался сын.
Ещё во время январских противостояний на Грушевского он получил травму колена, и она давала о себе знать.
- Нужно стоять сынок!
В полночь силовики подогнали водомёт. Он быстро загасил слабое пламя и в образовавшийся прорыв бросились несколько десятков бойцов «Беркута». Они яростно заработали дубинками и несколько человек мешками свалились им под ноги.
- Только не поворачивайтесь к ним спиной! - призывал со сцены всё тот же голос.
Из последних сил Шемяковы бросились навстречу смерти и палки в их руках встретились с жестокими дубинками. Их порыв поддержали ещё несколько майдановцев и совместными усилиями они отбили атаку. Даже взяли пару пленных.
- Видишь, Пашка! - немного отдышавшись, сказал отец. - С нами Бог!   
Над притихшей площадью торжественно и величаво звучала молитва. Несколько священников всех концессий Украины дружно молились о мире на этой многострадальной земле.
- Как же он мог допустить такое?! - устало огрызнулся сын.
Под утро митингующих осталось совсем мало, буквально несколько измученных сотен. Они всё так же бросали в силовиков камни и «коктейли Молотова», но держались уже из последних сил.
- Завтра будет ещё хуже, - сказал Петренко, подавая Петру очередную шину, - поступила информация, что нас решили уничтожить физически.
Он принялись укреплять свою баррикаду и жечь оставшиеся шины. Дым мешал силовикам видеть их. Когда шины закончились, начали жечь даже свою одежду…
- Со стороны улицы Институтской идут «титушки», - сообщили подошедшие ребята. - Их несколько тысяч, все вооружены.
- Что нам делать? - растерянно спросил Павел.
Отец не знал, что ответить ему. Было понятно, что это конец. Около пяти часов утра положение стало совсем отчаянным. Передовую майдановцев снова потеснили. Теперь сплошная цепь силовиков стояла прямо вдоль Крещатика, у стеклянной стены торгового комплекса «Глобус».
- Люди, куда же вы все пропали? - осматривая опустевшие улицы, сказал Павел. - Говорили ведь, что будете стоять до последнего!
- Но мы же с тобой не отошли… - прошептал Пётр.
Они остались стоять ровно на том же месте, где впервые встретились лицом к лицу с грозным «Беркутом».
- Это наш Сталинград, сынок! - уточнил седой мужчина. - Там погиб мой дед.
Товарищи всё время спрашивали его, что делать, когда «Беркут» перейдёт в активное наступление. Договорились, что всё равно будут сражаться.
- Да, всех нас дома ждут жёны, дети, родители, - вздохнул мужчина лет шестидесяти по фамилии Заяц. - Но раз уж пришли, нужно стоять до последнего. А там - будь что будет.
Им, конечно, было страшно. Нет ничего хуже, чем ждать опасности и знать, что не сможешь с ней справиться. Их товарищи начали звонить родным.
- Не могу долго говорить, - дрожащим голосом сказал кто-то, разговаривая по мобильному телефону. - Со мной всё в порядке. Ты только не говори Маше о моём звонке. Но если через несколько часов вы не сможете ко мне дозвониться, передай ей, что я её очень любил.
Шемяков тоже достал телефон. Хотел позвонить жене и что-то сказать, но в горле стоял ком.
- Началось! - вдруг закричал сотник. - Идут! Кажется, «титушки»…
Обернувшись, Пётр увидел, как в их сторону приближаются человек сто со щитами и битами. В этом месте майдановцев уже оставалось не больше двадцати…
- Конец! - обречённо подумал он.
Они шли быстро и уверенно. Преодолевая боль в колене, Павел наклонился, поднял какой-то камень… Уже готов был бросить, однако метрах в пятнадцати от них незнакомцы почему-то остановились.
- Ребята, это же наши! - неожиданно закричал Пётр. - Посмотрите на их лица. Такие лица могут быть только у наших!
И действительно. Вроде бы с битами и щитами, но глаза не озлобленные, добрые…
- Хлопцы, вы откуда? - крикнул им Петренко.
Вперёд, громыхнув щитами, выбежали четверо мужчин лет пятидесяти и внезапно упали перед ними на колени.
- Брати! - закричали они. - Пробачте, що так довго їхали!
Это была «львовская сотня». Увидев их искренние лица, Пётр почувствовал, как защемило сердце. Плакали все. Только что они были одни и уже начали прощаться с родными, а тут такое подкрепление.
- Словно сам Бог послал сюда этих ребят! - облегчённо выдохнул он.
- Нас не пускали в Киев милиционеры, - сказал по-русски какой-то русоволосый парень. - Несколько раз останавливали на Житомирской трассе. Но мы смогли прорвать оборону и приехали.
- Куда идти? - спросил другой. - Готовы на передовую!
Всё ещё пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, Пётр показал, с какой стороны наступают спецназовцы. Дважды повторять не пришлось. Уже через минуту «львовская сотня» была на своём боевом месте.
- Пошли в медпункт! - велел отец сыну. - На этих ребят можно положиться…
Пока им оказывали помощь, оказалось, что их руки были все в волдырях от ожогов, они уснули. Этот день прошёл относительно спокойно. Майдановцы и милиционеры стояли друг против друга, изредка тревожа противника бросками свето-шумовых гранат и камней. В это время между оппозицией и Януковичем шли напряжённые переговоры. Президент назначил на 20 февраля День национальной скорби по погибшим на Майдане.
- Издевается гад! - сказал им Петренко, принесший эту весть. - Сам нас стравил друг с другом, а теперь скорбит…
- Каждый получит по заслугам! - заметил Пётр.
- Вы сегодня отдыхайте, - распорядился сотник. - Заступите на свой пост завтра утром. 
Шемяковы плотно поели, и всё оставшееся время проспали в каком-то кабинете, административного здания рядом с Майданом. Несмотря на то, что они спали прямо на полу, сон их был крепок и спокоен.
- Знатно отдохнули! - признался Пётр, когда утром прибыли на старое место обороны.
Ровно в девять часов стоящие перед ними шеренги бойцов внутренних войск вдруг начали отходить. Горячие парни из их сотни бросились преследовать врагов.
- Назад! - крикнул он Пашке. - Это может быть ловушкой...
Старший Шемяков когда-то служил в Советской Армии и знал некоторые военные хитрости. Однако сын безоглядно рванул вперёд, и отец выпустил его из вида. Затем он услышал странные хлопки. Решил, что взрываются очередные гранаты.
- Хотя звук немного странный… - засомневался Пётр.
Силовики отходили всё дальше и всё больше протестующих бежало за ними. Вышел вперёд и Шемяков. Из-за дыма он не сразу увидел, что происходит вокруг. Вдруг ему под ноги упал человек.
- Я где-то его уже видел, - заторможено подумал он. - Наверное, потерял сознание от перенапряжения.
Пётр начал бить его по щекам, но увидел… дыру у него в виске. Из раны сочилась кровь.
- Парня застрелили! - ахнул побледневший доктор.
В следующую секунду рядом упал ещё один майдановец. Он тоже был мёртв.
- Я тоже видел этого мужчину среди львовян, - машинально отметил мужчина.
Ребята падали один за другим. Остальные пытались прикрываться щитами или тем, что попадало под руку. Он машинально успел пригнуться, и рядом свистнула пуля. Кто-то из боевых товарищей сбил его с ног, и другие начали закрывать деревянными щитами.
- Кажется, снайпер! - дико закричали они. - Стреляет в голову и в сердце.
Увидев, что их сотник Петренко ещё жив, они с Зайцем, пригибаясь от пуль, потащили его к медпункту. При них ещё двоих раненых погрузили в машину и повезли в больницу. Они нашли ещё одного пострадавшего и понесли его в гостиницу «Украина».
- Когда я уходил десять минут назад, здесь было четверо погибших… - сказал потрясённый Заяц. - А теперь их уже двенадцать. 
Пол в холле гостиницы был основательно залит кровью. Туда каждую минуту заносили искалеченных людей. Медики-волонтёры делали пострадавшим массаж сердца и искусственное дыхание. Многих потом накрывали окровавленными простынями с головой.
- Нужно вытащить других раненых! - лишь подумал Шемяков.
Он опять побежал в эпицентр противостояний и начал оттаскивать очередных раненых. У всех были ранения в шею, в голову и в сердце. Тогда ему окончательно стало понятно, что работает снайпер.
- Выродки! - рычал он от бессилия.
Затаскивая в холл отеля новых убитых, Пётр уже плохо понимал, что происходит. Всё было как в кошмарном сне. Неожиданно он подумал, что давно не видел сына. Он начал судорожно поднимать простыни, которыми были накрыты тела погибших. Увидев лицо одного из них, мужчина обомлел и простонал:
- Павлик! 
Опустившись на колени, отец дрожащими руками стал снимать с мёртвого сына простреленный навылет мотоциклетный шлем. Знакомые врачи пытались оттащить его в сторону, но Иван никого не замечал. Он сдёрнул со своей головы солдатскую защитную каску, схватился чёрными от гари руками за мгновенно побелевшие волосы и страшно завыл, словно одинокий, смертельно раненый волк.