Характер личности и психологические защиты

                ДМИТРИЙ   ВАЛЬТЕР 











               ХАРАКТЕР  ЛИЧНОСТИ  И      
          ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ   ЗАЩИТЫ               





                Краснодар
                «Новация»               
                2015

ISBN  978-5-905557-91-0
УДК  159.923
ББК   88.37















                Вальтер  Д.Ю.

 


      ХАРАКТЕР  ЛИЧНОСТИ  И  ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ    
                ЗАЩИТЫ






ПОНИМАНИЕ  ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ  ЗАЩИТ  В  СТРУКТУРЕ  ХАРАКТЕРА
 







   Рекомендовано  методическим  советом  факультета …   в  качестве  учебного
                пособия  для  студентов  и  психологов – практиков.














                К Р А С Н О Д А Р               

                2016



       У Д К  159.923
       ББК 88.37
       В      16

                Вальтер  Д.Ю.

        ХАРАКТЕР  ЛИЧНОСТИ  И  ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ  ЗАЩИТЫ: 
понимание  психологических  защит  в  структуре  характера.   2015.     -     с. 290




        Это одна из  современных работ  по психологии личности, написанная профессиональным языком и содержащая стройное синтезированное изложение существующих психологических и психоаналитических взглядов на феномен  защитных психологических механизмов, используемых личностью для адаптации к окружающему миру, другим людям и самому себе,  а также конкретные практические рекомендации по проведению консультаций и индивидуальной работы с разными типами людей.
      Книга, несомненно, будет интересна в первую очередь  студентам-психологам, изучающих предмет «Защитные механизмы личности», психологам-практикам,  на ранних этапах вхождения в профессиональную деятельность, и всем, кто интересуется не только астрономическими прогнозами, но  и психологией человека.


Рецензенты:

Доктор  психологических  наук ,  профессор  Кубанского  государственного  университета  физической  культуры  Горская  Галина  Борисовна.

Кандидат  психологических  наук   Гавриленко  Виталий  Анатольевич,  доцент Новороссийского  филиала  Московского  гуманитарно – экономического  института.











                Предисловие.

          Желание написать рособие по защитным механизмам личности  возникло в процессе преподавания предмета «Защитные механизмы личности»  студентам-психологам различных вузов. Хотя существует достаточное  количество литературы на эту тему, и ее можно найти в любой библиотеке или на интернет- сайтах, однако целостного представления о феномене психологических защит у студентов не возникало. Им трудно было определить, с какими защитами следует бороться при работе с клиентом, а какие лучше не трогать, так как  именно они являются для него единственной возможностью эффективно существовать в окружающем мире. Студенты в своих представлениях о механизмах психологических защит больше ориентировались на классиков психоаналитического направления, которые четко описывали эти феномены и их роль в психотерапевтическом процессе. Однако, тем студентам, которые хотели понять индивидуальные различия в использовании  защит и готовились к практической работе с клиентами,  хорошо структурированных учебных пособий явно не хватало,  так  как  за последние несколько десятилетий многое  изменилось в психологии вообще и в психоанализе в частности: пришли ученые нового поколения,  которые стараются не только пересмотреть, но и дополнить классический психоанализ и современную психологию нестандартными и новыми взглядами на проблему личности, ее переживаний и новых механизмов  приспособления в  постиндустриальном мире.
         В этом учебном пособии мы попытались представить  современное психоаналитическое понимание структуры личности в заинтересованном и сочувствующем духе, а также ее адаптационные процессы в зависимости от индивидуальных особенностей человека, анамнеза его жизни, взаимоотношений со значимыми людьми и самим собой. Без этих знаний работа с любым человеком, имеющим серьезные психологические проблемы, будет мало эффективна.
        Поэтому в этом учебном пособии мы попытались объединить и структурировать взгляды отечественных и зарубежных ученых (они в этом плане далеко ушли от нас вперед) на проблему функции психологических защит в структуре характера и восполнить дефицит, обнаруженный нами в обучении  консультативной и диагностической работе студентов-психологов. Для тех читателей, которые больше доверяют и предпочитают ориентироваться на психодинамические концепции личности, эта книга послужит хорошим   подспорьем для понимания и  осмысления  психодиагностики, которое может быть переработано и дополнено ими в процессе их профессионального роста, а также позволит сопоставить сложность человеческих состояний в целом с особенностями каждого конкретного человека в частности, особенно тех, кто живет или работает рядом.  Для читателей, кто не является  приверженцем психоанализа,  либо вследствие того, что выбранная ими область человеческих отношений сама по себе не требует приложения психоаналитических концепций как главного метода, книга будет полезна в развитии элементарной психологической грамотности, особенно ее первоисточников, и возможности понять не только другого человека, но и самого себя.
      Книга в основном ориентирована на студентов, изучающих в разных объемах психологию, и ее отдельный  предмет - «Защитные механизмы личности». Она будет также полезным социальным работникам, медсестрам, консультантам в области семейных  отношений и психологам для лучшего осознания своих проблем и оказания самопомощи.
      Этот учебный материал будет понятен и полезен читателю ровно настолько, насколько позволит уровень его образованности и психологической грамотности. Сострадательное и уважительное принятие других возможно лишь в том случае, когда  у  человека  открыт  доступ к пониманию и принятию своего внутреннего мира и самого себя. Данная книга не сможет полностью раскрыть глубину личностного прозрения, но, мы надеемся, она поможет понять и принять глубину страданий другого человека, пережить сложные эмоциональные чувства к нему, интуитивные,  чувственные и мыслительные  реакции, а также понимать жизненную драму каждого человека, которая начинается иногда еще задолго до его рождения.
     Изложенный учебный  материал представляет  собой синтез мнений и подходов к проблеме защитных механизмов психики разных авторов, в основном зарубежных, и нашего  преподавательского и практического опыта работы с клиентами.   






 
















                Часть 1.

                Защитные механизмы личности в психологии.
 

    История становления проблематики защитных механизмов психики в отечественной психологии достаточно драматична и противоречива. До недавнего времени вопросы психологических защит не обсуждались на страницах отечественной психологической литературы и не использовались в психотерапевтической практике специалистами, во всяком случае, открыто. Для этого было несколько причин, по которым столь противоречиво и определялся статус психологической защиты как предмета научных исследований и практики.
    Во-первых, как научный факт явление психологической защиты впервые было зафиксировано в парадигме психоанализа, отношение к которому было весьма неоднозначно не только  в  отечественной науке, но и зарубежной. Ученые многих стран отнеслись к нему не только настороженно, но и враждебно. Однако, был период в начале ХХ века, когда интерес к психоанализу в России был гораздо шире, чем где-либо. Именно в это время работы З. Фрейда знали не только ученые, но и политики,  их переводили, печатали и очень интересовались его творчеством. Самыми лучшими его последователями и учениками оказались как раз выходцы из России. Предпринимались  даже попытки соединить психоанализ и марксизм, которые оказались несостоятельными ни у нас, ни  за рубежом. Неоднократно и в нашей стране, и за рубежом молодые реформаторы старались применять психоанализ в педагогике. Например, в «Очерке психологии» С.В.Кравкова, написанного для педагогов, первостепенной задачей считалось способствовать сублимации «ущемленных» аффектов в наши «культурно-ценные активности». Н.Н.Крупская, не будучи поклонницей психоанализа, выступая с докладом в обществе педагогов - марксистов в 1932 году, просила обратить внимание на то, что в работах  Фрейда есть  много интересного относительно подсознательных и сознательных импульсов в структуре психики человека, которые могут быть учтены в процессе воспитания подрастающего человека. Затем почти на долгих тридцать лет наступило забвение психоанализа. И лишь в конце 60-х годов в советской и зарубежной марксистской психологии за психоанализом стали признавать способность ставить и  решать серьезные психологические проблемы, которые ускользали от внимания других психологических школ и направлений.
     Прорыв в переоценке психоанализа в 1978 году совершил Тбилисский международный симпозиум по проблеме неосознаваемой психической деятельности, результаты которого  были опубликованы в четырех томах.
   На этом симпозиуме Г.Л.Ильин проанализировал причины, которые поспособствовали столь длительному периоду забвения психоанализа. Одной из них, он считал, было устойчивое неприятие общественностью многих стран идей З.Фрейда, которые воспринимались ею как «социальный пессимизм», их раздражало его неверие в управляемое общество, в возможность формирования поведения людей, перевоспитание человека в соответствующих социальных условиях. Его позиции шли вразрез с потребностями современного мира, когда управление обществом и людьми становится не только желательным, но и жизненно необходимым. Неприятие психоанализа наиболее проявлялось  среди научной общественности США.
    Враждебное отношение к  психоанализу было вызвано и его методологической ущербностью: сведением всего богатства душевной и социальной жизни человека к биологическим основам;  переносом закономерностей, полученных при исследовании клинических психопатологических факторов, на объяснение поведения здорового человека; постоянным  подчеркиванием  примата бессознательного в душевной жизни человека; выстраиванием аналогий между онтогенезом и антропогенезом; утверждением постоянного  хронического конфликта между сознанием и бессознательным; принципиальной невозможностью экспериментальной проверки результатов, полученных при  анализе отдельных случаев: обращением к переживаниям пациента, а не к реальным событиям его жизни.
    Понятно, что такая резкая оценка психоанализа в советской психологии часто приводила к вытеснению из сферы научного знания тех реальных психических явлений, открытие которых приписывалось психоанализу. Такая же судьба на долгие годы постигла и психологическую защиту.
   У тех исследователей, которые затрагивали проблему защитных механизмов психики и тем самым признавали за ней статус предмета научного исследования, нет единства мнений о научном, строгом определении этого феномена.
     Однако защитные механизмы психики были  и остаются объектом исследования в самых различных областях психологического знания и в разных парадигмах научного объяснения.
   
      ***История становления концепции психологической защиты.

              Впервые понятие «защита» употребил Зигмунд  Фрейд в 1894 году в своей работе «Защитные нейропсихозы», в которой обозначил техники борьбы личности с неприятными и невыносимыми для сознания представлениями. Их задача состояла в минимизации и даже в полном вытеснении неприятных аффектов и непереносимых для сознания мыслей и представлений. Уже в самых ранних работах  Фрейд указывал на то, что прототипом  психологической защиты является  механизм вытеснения, конечной целью которого является избегание неудовольствия, всех  негативных  аффектов, которые сопровождают  внутренние психические конфликты между влечениями бессознательного и теми структурами, которые отвечают за регуляцию поведения личности. По его первоначальным представлениям, механизмы психологической защиты являются врожденными, запускаются в экстремальной ситуации и выполняют функцию снятия внутреннего конфликта, т.е. выступают как средство разрешения конфликта между сознанием и бессознательным. В современной психологии представления о связи защиты с экстремальными ситуациями и о смягчении с ее помощью конфликтов – сохранилось, а положение о врожденном разнообразии форм защиты у конкретного человека – подверглось коррекции.
    Свои фундаментальные положения о защите З.Фрейд сформулировал в процессе лечения больных неврозами: обратимыми расстройствами, обусловленными воздействием психотравмирующих факторов. При неврозе пациенты жалуются на эмоциональные расстройства, нарушение телесных и вегетативных функций. В основе этой болезни лежит переживание человеком внутреннего конфликта – столкновения особо значимых отношений личности с   противоречащими им обстоятельствами жизненной ситуации личности. Неспособность человека разрешить такой конфликт вызывает рост внутреннего дискомфорта и напряжения. З.Фрейд показал, что в этот трудный для человека момент активизируются специальные психологические механизмы защиты, которые ограждают сознание человека от неприятных, травмирующих переживаний. Включение механизмов защиты сопровождается субъективным ощущением облегчения – снятия напряжения.        Впоследствии защитные механизмы стали рассматриваться не только как элемент психики людей, склонных к невротическим реакциям или страдающих неврозами, но и как функция «Я» – сознательной части личности любого человека. При угрозе целостности личности именно защитные механизмы отвечают за ее интеграцию и приспособление к реальным обстоятельствам. Было показано, что включение защиты может привести не только к актуальному облегчению, но и к появлению стабильных, длительно функционирующих структур, которые в дальнейшем будут активизироваться в сходных обстоятельствах.
  Для того  чтобы понять, как возникают механизмы психологической защиты личности, необходимо обратиться к схеме психического аппарата личности, которую разработал З.Фрейд в свое время. Без понимания этой схемы трудно объяснить работу вытеснения, лежащую в основе всех защитных механизмов личности.
   Согласно З.Фрейду психический аппарат личности состоит из трех инстанций: первая инстанция  это – Оно, которое является вместилищем основных типов влечений – к жизни и смерти. Оно руководствуется только принципом удовольствия, поэтому возникшие желания или влечения должны быть немедленно удовлетворены. Однако такое нетерпение может привести к саморазрушению индивида, к его конфликту с реальностью. Фрейд неоднократно подчеркивал, что организм, который руководствовался бы только инстанцией Оно, был бы нежизнеспособным, хотя Оно и является основным источником влечения к жизни, но остается при этом и совершенно безответственным по отношению к функции продолжения рода. У человека принцип удовольствия и функция размножения в процессе эволюции стали автономными.
   Составными частями Оно являются следующие:
-У каждого влечения есть источник. Это не только внешний раздражитель, но и внутренний, возникающий в организме как часть унаследованной программы влечений.
-У влечения есть цель: оно стремится к удовлетворению, что означает стремление к редукции (возвращение обратно), снижению раздражения и получения от этого удовольствия.
-У влечения есть напряжение, сила. Влечение обеспечено определенным количеством энергии.
Изначально в человеке психическая энергия дифференцирована. Она представляет собой два качества. Одно качество – либидо (от лат. - удовольствие), обслуживает влечения эротические, сексуальные, если шире – то влечение к жизни, к продолжению себя в другом человеке. Второе качество – танатос (от греч. – Бог смерти), эта энергия обслуживает влечение к смерти, стремление к абсолютному, вечному покою через деструкцию жизни.
Для того  чтобы влечение было удовлетворено, ему нужен объект, на котором и происходит удовлетворение. Пока существует неудовлетворенное влечение, энергия, обеспечивающая его силой, хаотична и не направлена. Объект влечения как раз и задает направление энергии и упорядочивает на самом себе. Каждый тип влечений предполагает и определенные объекты, на котором оно находит свое удовлетворение.
   Каждое влечение телесно локализовано, оно как бы соприкасается с объектом своего удовлетворения через определенные участки своего тела. Эротические влечения удовлетворяются через определенные эрогенные зоны. Существует даже возрастная дифференциация использования эрогенных зон. В первые недели и  месяцы жизни практически все тело ребенка представляет собой эрогенную зону, тем не менее, основной эрогенной зоной  и местом удовлетворения влечений является  рот. Ребенок получает удовольствие через соприкосновение своего рта с грудью матери. Процесс сосания обслуживается энергией либидо, кусание – энергией танатоса. На анальной фазе психосексуального развития личности (от одного до трех лет) прибавляется другая локализация влечений – анальное отверстие. Ребенку доставляет удовольствие процесс дефекации. На фаллической фазе развития, с трех лет и дальше, местом удовлетворения влечений являются гениталии ребенка. На этой фазе объект влечения и его локализация совпадают. Ребенок аутоэротичен. На генитальной, последней фазе развития с момента полового созревания, локализация та же самая – собственные гениталии, но объектом влечения, как правило, служат гениталии другого человека.
   Таким образом, квинтэссенцию психоаналитической теории и практики, крайне важную для понимания психологической защиты, составляет следующее наблюдение: развитие личности определяется индивидуальной судьбой ее влечений. Другими словами, у влечения может быть разная судьба и разные пути реализации.
    Во-первых, часть влечений должна быть удовлетворена напрямую, сексуальные влечения должны быть удовлетворены на сексуальных объектах предпочтительно другого пола, агрессивные импульсы должны быть напрямую отреагированы на деструкцию. Это та часть энергии влечений, которая используется по своему прямому назначению.
      Во-вторых, друга часть влечений находит свое удовлетворение на замещающих объектах, но при этом сохраняется качество энергии, которая обеспечивает акт удовлетворения. Либидо остается либидо, танатос – танатосом, но у них подменены объекты удовлетворения. Например, человек может получать сексуальное удовлетворение, прикасаясь к вещи любимого человека, или же с остервенением разорвать эту вещь, если возненавидит.
      Третья судьба влечения – сублимация. Сублимация – это изменение качества энергии, ее направления, смена объектов, это социализация инфантильных либидо и танатоса. Благодаря сублимации и происходит становление человека как социального и духовного существа, а не просто как природной телесности. Социум   и Дух  связывают энергии либидо и танатоса не с прямыми объектами соответствующих влечений, а с объектами, которые имеют прежде всего культурную и духовную значимость – трудовую, общественную, политическую, и пр. Сублимация, по мнению Фрейда, – это личностно созидательный акт, он необходим для личности и полезен для социума. Половой акт тоже созидательный и полезен для социума, но это не сублимация, потому что здесь не меняется ни качество энергии, ни объекты ее влечения. Понятно, что половой акт совершает не просто человек как животное существо, а личность.
   И последняя судьба влечений – это вытеснение. Для того чтобы понять, что она собой представляет, необходимо разобраться в таких понятиях, как Сверх-Я и Я.
   Влечение бессознательного Оно не подлежит оценке по школе «нравственно-безнравственно», «хорошо-плохо»,  как не подлежат оценке природные явления. Как естественный процесс бессознательное стремится к своему удовлетворению, влечение руководствуется принципом удовольствия, а не реальности или социальной оценки. Удовольствие совершенно не восприимчиво к чувству безопасности, поэтому легко идет на уничтожение своего носителя ради своего удовлетворения.
      В задачу социального окружения ребенка и его социализации   входит   правильное направление энергий влечения к жизни и смерти и выработка соответствующего к ним отношения в каждой конкретной ситуации, оценки и принятия решения по поводу судьбы влечений: плохо или хорошо, удовлетворить или не удовлетворить, как удовлетворить или какие меры принять, чтобы не удовлетворить. За осуществление этих процессов как раз и отвечают эти две инстанции, Сверх-Я и Я.
      Инстанция Сверх-Я развивается из бессознательного Оно уже  в первые недели жизни ребенка. Поначалу она развивается бессознательно.
   Ребенок усваивает нормы поведения через реакцию одобрения или осуждения значимых взрослых, которые его окружают – отца и матери или другого лица, например, няни или воспитателя в Доме ребенка. Позднее в Сверх-Я сосредотачиваются уже осознаваемые ценности и моральные  представления значимого для ребенка окружения (семья, школа, друзья, общество).
      Третья инстанция Я формируется для того, чтобы преобразовать энергии Оно в социально приемлемое поведение, которое диктуют Сверх-Я и реальность. Эта инстанция включает эмоционально – мыслительный процесс между притязаниями инстинкта и его поведенческой реализацией. Инстанция Я находится в самом трудном положении. Ей нужно принять и осуществить решение категорических императивов  Сверх-Я,  учитывая  условия и требования реальности.
   Действия Я энергетически обеспечиваются инстанцией Оно, контролируется запретами и разрешениями Сверх-Я и блокируются или освобождаются реальностью.
   Сильное, творческое Я умеет создавать гармонию между этими тремя инстанциями,  и тогда человек осуществляет свой личностный рост, сохраняя душевную гармонию и согласие с самим собой и миром. Такой человек, сталкиваясь с проблемами  и кризисами на жизненном пути, в состоянии справиться с ними сам, умеет принять помощь от других   и выйти из ситуации еще более мудрым. Для сильного  Я такие ситуации являются стимулом для получения нового уникального опыта и личностного роста.
   Сильное и мужественное Я в состоянии уладить внутриличностные конфликты, эта инстанция способна соотнести противоречивые по своей сущности инстинкты Оно  с этическим и социальным контролем Сверх-Я и условиями физической  социальной среды и творчески разрешить конфликт между ними путем их принятия, интеграции в структуру личности, обеспечивая повышения качества психической регуляции личности. В таком случае личности нет необходимости  пользоваться таким механизмом, как вытеснение.
    Возникает вопрос: при каких же условиях  вытеснение  возникает?
   Во-первых, влечение должно быть сильным, энергетически обеспеченным, и потому оно непременно должно быть удовлетворено.
   Во-вторых, таким же сильным должен быть запрет цензуры Сверх-Я на удовлетворения влечения здесь и сейчас. При этом запрет должен быть тотален: не убий и все! Или запрет инцеста. Тотальность запрета должна быть усвоена как непререкаемая ценность, как железное правило, как жесткий закон, у которого нет ни  для кого исключений.
   В-третьих, у личности не отработаны приемы, техники сублимации данного импульса, нет практики социальной и духовной активности, внутренней переработки этой энергии в человеческой деятельности.
   Наконец, Я от всей этой ситуации ощущает тревогу и страх, невозможность разрешить конфликт, т.е. Я отражает такую ситуацию как ситуацию невозможности. Реальность, внешние обстоятельства не только не помогают в разрешении ситуации, но и внушают угрозу.
     Все эти условия  дают картину весьма слабого Я, которое не может справиться с жесткими требованиями Оно, непререкаемыми запретами Сверх-Я ,  требованиями  и  угрозами реальной ситуации. И тогда начинается работа вытеснения, отгораживания от влечений Оно, сверхморального Сверх-Я и угроз реальности.
       Что же следует понимать под термином «вытеснение»? На этот вопрос в своих работах ответил сам З.Фрейд. Его представления о вытеснении легли в основу всего психоанализа. Так. В работе «Исследование истерии», написанной в соавторстве с Й.Брейером в 1895 году, он высказал предположение, что нерасположенная со стороны Я какая-то психическая сила первоначально вытесняет патогенное представление из ассоциации, а впоследствии препятствует его возвращению в воспоминание. В «Толковании сновидений» он развил эту мысль: основным условием вытеснения является наличие детского комплекса; процесс вытеснения касается сексуальных желаний человека из периода детства; вытеснению легче подвергается  воспоминание, а не восприятие; вначале вытеснение целесообразно, но, в конце концов, оно превращается в пагубный отказ от господства над психикой.
      У Фрейда не было однозначного определения вытеснения. В различных своих работах под вытеснением он понимал:
 - процесс, благодаря которому психический акт, способный быть осознанным, делается бессознательным;
-  возвращение на более раннюю и глубинную  ступень психического акта;
-   патогенный процесс, проявляющийся в виде сопротивления;
-  разновидность забывания, при котором память «просыпается»  с большим трудом;
 -  одно из защитных приспособлений личности.
     Таким образом, в классическом психоанализе вытеснение
обнаруживало сходство с такими явлениями, как регрессия, сопротивление, защитный механизм.
     По мере становления и развития психоанализа Фрейд вносил различные уточнения в понимание вытеснения. На подступах к психоанализу Фрейд предпочитал говорить скорее о защите, нежели о   вытеснении и установить соотношение между защитными механизмами и вытеснением. В работе «Торможение, симптом и страх» (1926) он подчеркнул, что имеются все основания для того, чтобы снова воспользоваться старым понятием «защита» и включить в него вытеснение как один из механизмов последней.
   Психологическая защита, с точки зрения З.Фрейда – это специальная система стабилизации личности, направленная на ограждение сознания от неприятных, травмирующих переживаний, сопряженных с внутренними и внешними конфликтами, состояниями тревоги и дискомфорта. Для выполнения своих функций защита использует специальные механизмы: отрицание, подавление, рационализацию, вытеснение, проекцию, идентификацию, замещение, сновидение, сублимацию, катарсис и отчуждение. Содержание этих защит будет рассмотрено далее.
   Как указывал З.Фрейд, основная проблема человеческого существования заключается в том, чтобы справиться со страхом и тревогой, которые возникают у индивида в самых разных ситуациях. Поэтому основная задача и функция защитных механизмов с точки зрения основателя психоанализа – ликвидация тревоги и  избавления от страха. Фрейд различал три вида тревоги: реалистическая тревога, которая возникает у индивида перед реальными опасностями внешнего мира, и он всячески путями пытается их  избежать или предусмотреть момент их возникновения. Нормальная здоровая переработка страхов в первом случае означает переоценку восприятия реальности (это не так уж и страшно для меня).В патологическом случае страх не минимизируется, не перерабатывается, а наоборот, глобализируется, охватывая всю личность, и тогда возникают различные инфантильные фобии. При психозащитном купировании страхов аффект сохраняется, загоняется вглубь. Когда человек попадает в схожую ситуацию, он вновь разворачивается и часто увеличивается. В этом случае мир для человека превращается в источник повышенной опасности; моральная тревога возникает тогда,  когда Я испытывает угрозу наказания со стороны Сверх-Я. При нормальном, здоровом разрешении конфликта обе инстанции договариваются, приходят к соглашению, какое влечение Оно следует удовлетворить и не мучиться муками совести, а каким нельзя потворствовать и их следует сублимировать в другие сферы жизнедеятельности. При включении защит от страха человеку приходится либо полностью вытеснить вину, либо полностью вытеснить влечения.  Моральная тревога возникает всегда, когда Оно стремится к активному выражению безнравственных действий или мыслей, и Сверх-Я отвечает на это чувством вины, стыда или самообвинения. Моральная тревога происходит от объективного страха родительского наказания за какие-то поступки или действия, которые нарушают требования Сверх-Я. Последнее направляет поведение в русло действий, вписывающихся в моральный кодекс индивидуума.  Неразрешенное противоречие между Я и Сверх-Я ведет или к усилению чувства вины, а затем и к меланхоличскому симптомокомплексу, или к полному игнорированию цензуры моральной инстанции Сверх-Я, потаканию инстинктам и к отклоняющемуся поведению. Последующее развитие Сверх-Я ведет к социальной тревоге, которая возникает в связи с угрозой исключения из значимой социальной среды из-за неприемлемых установок или действии; невротическая тревога, которая возникает как эмоциональный ответ Я на опасность того, что неприемлемые импульсы со стороны Оно могут стать осознаваемыми. Эта тревога обусловлена боязнью, что Я окажется неспособным контролировать инстинктивные побуждения, особенно сексуальные или агрессивные. Тревога в данном случае проистекает из страха, что нежелательное поведение повлечет за собой тяжелые отрицательные последствия. В одном случае минимизация страха происходит через интеграцию И через принятия аффекта, через его переработку и принятие в эмоциональную сферу личности, что возможно при сильном Я. В патологическом случае конфликт между сферой бессознательных притязаний и Я не разрешается, он усугубляется, страх увеличивается и следствием этого являются различного рода неврозы. Однако у страха есть и еще один путь разрядки – психозащитный: страх вытесняется, загоняется внутрь, но сила аффекта продолжает действовать в бессознательном, оказывая свое влияние на всю психику и физиологию человека. И это тоже приводит к различным заболеваниям или к дезадаптации личности.  Невротическая тревога сначала переживается как реалистическая, потому что наказание проистекает из внешнего источника (родителей, учителей, начальников или общественности), но впоследствии она превращается в невротическую, когда возникает опасность, что инстинктивные импульсы могут прорваться через Я-контроль по причине слабости этого контроля.
   С точки зрения З.Фрейда основная функция тревоги – это помогать человеку избегать осознанного выявления у себя неприемлемых инстинктивных импульсов и поощрять удовлетворение этих импульсов надлежащими способами в подходящее время. Как только Я не в состоянии справиться со своей основной задачей – координировать влечение одно с другим и с условиями среды – оно прибегает к приобретенным в ранние  годы защитным механизмам или способам.
   Постепенно большинство исследователей пришло к выводу, что функциональное назначение и цель психологической защиты заключается в ослаблении внутриличностного конфликта (напряжения, беспокойства), обусловленного противоречием между инстинктивными импульсами бессознательного и усвоенными требованиями внешней среды, возникающими в результате социального взаимодействия. Ослабляя этот конфликт, защита регулирует поведение человека, повышая его приспособляемость и уравновешивая психику. При этом свой конфликт между потребностью и страхом человек может выражать разными способами:
   посредством психических перестроек;
   посредством телесных нарушений, проявляющихся в виде хронических психосоматических симптомов;
   в форме изменения способов поведения.

               Анна Фрейд о защитных механизмах личности.

  ****    А.Фрейд расширила представление о защите, продолжив в своих работах идеи своего отца. Ей удалось обобщить и систематизировать знания о механизмах психологической защиты, накопившиеся к середине 40-х годов ХХ века. В своей работе «Я и защитные механизмы» А.Фрейд пришла к выводу, что защитные механизмы предотвращают дезорганизацию и распад поведения индивида, поддерживают нормальный психический статус личности. В базовую концепцию отца она внесла определенные коррективы: подчеркивалась роль механизмов защиты в разрешении не только внутренних конфликтов, но и социогенных, а сами механизмы рассматривались не только как проявление врожденных задатков, но и как продукты индивидуального опыта и непроизвольного научения. Она обратила внимание на то, что набор защитных механизмов индивидуален и характеризует уровень адаптированности личности.  Ей же принадлежит и первое развернутое определение защитных механизмов: «Защитные механизмы – это деятельность Я, которая начинается, когда Я подвержено чрезмерной активности побуждений или соответствующих им аффектов, представляющих для него опасность. Они функционируют автоматично, не согласуясь с сознанием».
   А.Фрейд разделила защитные механизмы на группы и выделила перцептивные, интеллектуальные и двигательные автоматизмы. Они обеспечивают последовательное искажение образа реальной ситуации с целью ослабления травмирующего эмоционального напряжения. При этом представление о среде искажается минимально, т.е соответствует в какой-то мере реальности. В результате нежелательная информация  может игнорироваться; будучи воспринятой – забываться, а в случае допуска в систему запоминания – интерпретироваться удобным для человека образом.
   Всего Анна Фрейд описала пятнадцать защитных механизмов, а также выяснила последовательность их формирования. По ее мнению, первые созревающие у ребенка способы защиты связаны с отрицательным опытом его спонтанного самовыражения. Невозможность проявлять свои реакции произвольно (пеленание или другие ограничения движения) создает у младенца энергетическое напряжение, которое порождает беспокойство и дестабилизацию образа Я, которого пока у него еще нет. А.Фрейд исследовала в процессе своей практической работы, как формируются защиты на разных этапах развития ребенка. Другими словами, она наметила хронологию механизмов психологической защиты.
      Защиты у ребенка появляются очень рано с точки зрения А.Фрейд. В возрасте от О до 1года существует  предстадия защиты. От 1до 2 опасности преодолеваются ребенком посредством отрицания (  в форме активного и пассивного протеста – отказа и оппозиции, а также в виде тенденции к присоединению – проекции и имитации). Проекция и имитация связаны с выделением ребенком себя из окружающей среды, с приписыванием среде всего болезненного и с принятием в себя всего приятного. Далее начинает преобладать тенденция к отделению. До трехлетнего возраста у ребенка может наблюдаться вытеснение( сначала в форме подавления), замещение, интеллектуализация. Такие защитные механизмы как регрессия, обращение против собственной личности и замещение  не зависят от этапов развития Я.  Они являются модификацией активности побуждений и функционируют с тех пор, как функционируют и сами побуждения, т.е. с момента, когда начинается конфликт между порывами Оно и каким-нибудь препятствием на пути их удовлетворения. Важно, что замещение проявляется при активизации потребности в автономии и свободе в форме эмансипации. В младшем школьном возрасте с развитием речи усиливается тенденция к присоединению и начинает развиваться и компенсация как незрелая форма рационализации. Постепенно Я укрепляет свою власть над  Оно, и абстрактное логическое мышление становится основной характеристикой Я. При этом все больше актуализируется сознание и усваиваются понятия запретного и разрешенного, обеспечивая забвение нежелательного опыта. Соответственно, формируется «хорошее» и «плохое» поведение. После 5-летнего возраста, вследствие формирования половой идентичности и потребности в самовосприятии, появляется сублимация, которая неразрывно связана с усвоением нравственных ценностей.
    Однако к созданной  хронологии А.Фрейд относилась весьма скептически, так как хронология психических процессов остается одним из темных мест в аналитической теории. Это хорошо видно на примере дискуссии о том, когда формируется индивидуальное Сверх-Я. Таким образом, классификация защитных механизмов по их положению во времени неизбежно подвергается всем тем сомнениям, которые и сегодня связаны с хронологическими моментами в анализе. А.Фрейд считала, что лучше будет прекратить попытки такой их классификации и вместо этого детально исследовать ситуации, провоцирующие появление защитных механизмов личности.
    Основным аффектом, запускающим работу защитных механизмов в ответ на инстинктивные опасности, от которых защищается Я, А.Фрейд, как и ее отец, считала страх и тревогу.
   Инстинктивные опасности, от которых защищается Я, всегда одни и те же, но могут изменяться причины, по которым Я ощущает конкретное вторжение инстинкта опасным. Каковы же истинные мотивы защиты от инстинктов?
   1.Тревожность Сверх-Я в неврозах взрослых.
    А.Фрейд считает, что некоторые инстинктивные желания стремятся проникнуть в сознание и при помощи Я достичь удовлетворения. Я не сопротивляется, но Сверх - Я интенсивно сопротивляется. Я подчиняется и вступает в борьбу против инстинктивного импульса со всеми последствиями, которые влечет за собой подобная борьба. Характерно то, что само Я не рассматривает инстинктивный импульс, с которым оно борется, как опасный.
Мотив, побуждающий защиту, исходно не является  его собственным. Инстинкт рассматривается как опасный, потому что его так оценивает Сверх-Я и запрещает его удовлетворение, и если он достигнет своей цели, обязательно вызовет конфликт между Я и Сверх-Я.
   Следовательно, Я взрослого невротика боится инстинкта потому, что оно боится Сверх-Я.  Его защита мотивирована тревогой  Сверх-Я.
   А.Фрейд считала, что именно Сверх-Я является источником многих неврозов. Именно эта инстанция мешает Я прийти к дружескому взаимопониманию с инстинктами. Она стремится к идеальному стандарту, поэтому сексуальность запрещается, а агрессия объявляется антисоциальной. Она требует такой степени отказа от этих импульсов, которая не совместима с психическим здоровьем. В этом случае Я полностью лишается своей независимости и полностью находится во власти Сверх-Я, выполняя желания последнего. В результате оно становится враждебным по отношению к инстинктам и не способным к наслаждению. Уменьшение его силы и влияния должно облегчить состояние Я и ослабить невротический конфликт. 
      
    2.Объективная тревога в детском неврозе.
    Исследование защиты в детском неврозе говорит о том, что Сверх-Я не всегда является необходимым фактом в формировании невроза. Взрослы невротики,  как было отмечено выше, стремятся отразить свои сексуальные и агрессивные желания, чтобы избежать конфликта со Сверх-Я. Маленькие дети точно также обходятся со своими инстинктивными импульсами, чтобы не нарушать запретов своих родителей. Я маленького ребенка, как и Я взрослого, сражается с инстинктами не добровольно, как отмечает А.Фрейд, а из страха перед наказанием родителей, потому что они запрещают удовлетворение этих инстинктов. Удовлетворение и вторжения инстинкта влечет за собой ограничения и наказание или угрозу наказания. Страх перед родителями или другими авторитетными взрослыми, а также страх кастрации, приводит маленького ребенка к такому же результату, как угрызения совести у взрослого невротика. Детское Я боится инстинктов потому, что оно боится  внешнего мира. Его защита от них мотивирована страхом перед этим внешним миром, т.е. объективной тревогой.
   Объективная тревога развивает в детском Я те же самые фобии, неврозы навязчивости, истерические симптомы и невротические черты, как и у взрослого вследствие активности Свер-Я. Это и формирует защитные механизмы личности. Формирование неврозов у детей можно избежать, как считает А.Фрейд, если сделать мягче систему воспитания детей, в которой не будет варварских методов наказания, и  тогда наступит радикальное изменение в отношениях между его Я и инстинктами, которое уничтожит основу детских неврозов.
    3. Инстинктивная тревога ( страх перед силой инстинктов).
    Обычно Я достаточно дружественно относится к инстинктам и не является плодородной почвой для беспрепятственного  их удовлетворения. Но Я дружественно по отношению к инстинктам лишь пока оно мало отдалено от Оно. Когда Я переходит от принципа удовольствия к принципу реальности, оно становится враждебной территорией для инстинктов. Его недоверие к их требованию сохраняется  всегда, но в нормальных условиях оно мало заметно. Я обычно озабочено той борьбой, которую ведет между собой на его территории  Сверх-Я и Оно. Но если Я чувствует, что не может контролировать эту борьбу, что высшие защитные силы его покинули, его враждебность разрастается до размеров тотальной тревоги. В этом случае защитные механизмы приводятся в действие против инстинктов со всеми уже знакомыми результатами в формировании неврозов и невротических характеристик. В дальнейшей жизни тревогу и ее причины можно наблюдать в полной силе, когда внезапное вторжение инстинктивной энергии угрожает нарушить баланс психической организации, что в норме происходит при физиологических изменениях, в подростковом возрасте и в климактерическом периоде, а также в силу патологических причин – в начале приступа перед психозом.
Мотивы защиты от аффектов. А.Фрейд к уже упомянутым трем мотивам защиты от инстинкта ( тревога Сверх-Я, объективная тревога, тревога вследствие силы инстинктов) добавила  еще один, который возникает в последующей жизни из потребности Я в синтезе. Точно те же причины, которые лежат в основе защиты Я от инстинктов, лежит и в основе защиты от аффектов. Когда Я стремится защититься от инстинктивных импульсов на основании одного из описанных А.Фрейд мотивов, оно обязано также отвергнуть аффекты, связанные с инстинктивными процессами. Природа этих аффектов с точки зрения автора несущественна: они могут быть приятными или неприятными, болезненными или опасными для Я. Это не так важно, поскольку Я все равно не позволено испытать их такими, какими они являются в действительности. Если аффект связан с запретными инстинктивными процессами, уже одного этого достаточно, чтобы насторожить Я против него.
   Таким образом, основания защиты против аффекта лежат в основе конфликта Я и инстинктом. Однако существует и другая связь между Я и аффектами – более примитивная, не имеющая аналога в отношении Я к инстинктам. Удовлетворение инстинкта всегда считается приятным, каким бы он не был. Но аффект может быть исходно либо приятным, либо болезненным, в зависимости от своей природы. Если Я ничего не имеет против конкретного инстинктивного процесса и не отвергает аффекта на этом основании, его установка по отношению к инстинктивному процессу будет полностью определяться принципом удовольствия: Я будет приветствовать приятные аффекты и защищаться от болезненных. Если аффекты связаны с сексуальными или агрессивными инстинктами, Я просто дольше будет от них защищаться или отринет их как неприемлемые. Наряду с этим Я может дольше сопротивляться запрету в случае в случае позитивных аффектов просто потому, что они приятны.
   Эта простая защита против болезненных аффектов соответствует защите против исходно болезненных стимулов, навязываемых Я внешним миром.
Таим образом, психоаналитический опыт  и анализ работ ее отца привели Анну Фрейд к выводу, что использование защиты конфликт не снимает, страхи сохраняются и, в конечном итоге, велика вероятность появления болезни. А.Фрейд показала, что определенные наборы психозащитных техник ведут к соответствующей симптоматике. Это доказывается и тем, что при определенных психологических патологиях используются соответствующие защитные техники. Так, при истерии часто используется обращение к вытеснению, а при неврозе навязчивых состояний используется массированное использование изоляции и подавления.
   Исследования, проведенные уже в наше время сотрудниками Психоневрологического  института им. В.М.Бехтерева в Санкт-Петербурге, подтвердили гипотезу А.Фрейд о связи синдрома с использованием определенных защитных механизмов личности.
   Описания Анной Фрейд защитных механизмов Я попали в психотерапевтическую литературу, после чего нашли широкое употребление не только  в европейских странах и Америке, но и в России, не вызывая особых возражений. Как видно из ее исследований, которые были изложены выше, каждый человек предохраняет себя  от тревог с помощью набора приемов, обусловленных нашей генетической программой, внешними трудностями и микроклиматом в семье и социуме.
   Осознанное и целенаправленное использование защитных механизмов делает жизнь личности более легкой и успешной. Однако, когда эти средства защиты искажают реальность и мешают  функциональной способности человека, они становятся невротическими и могут причинить ему вред.
     Анна Фрейд описала следующие защитные механизмы: вытеснение, отрицание, рационализация, реактивное образование, проекция, изоляция, регрессия, обращение против собственной личности, замещение, имитация, эмансипация, компенсация, отделение,  оппозиция, идентификация с агрессором. (Их содержание будет раскрыто в последующих главах).
     Защитные механизмы, перечисленные выше, - это приемы, с помощью которых психика предохраняет себя от внутреннего и внешнего напряжения. Защитные механизмы позволяют избежать реальность (вытеснение), исключить реальность (отрицание), переопределить реальность (рационализация), придать реальности противоположный знак (реактивное образование). Эти механизмы помещают внутренние чувства во внешний мир (проекция), расщепляют реальность (изоляция), способствуют уходу от реальности (регрессии), или переориентируют реальность (сублимация). В каждом случае необходима энергия либидо, которая поддерживает механизм защиты, косвенным образом ограничивая гибкость и силу Я.
    Как отмечала сама Анна Фрейд, все защитные механизмы, выявленные  психоанализом, служат одной цели: они помогают Я в его борьбе с инстинктивной жизнью. Во всех конфликтных ситуациях Я пытается отречься от части собственного Оно. Если же защита становится чрезмерной, она начинает порабощать Я, уменьшая его приспособляемость к жизненным ситуациям. И если же защитные механизмы личности по каким-то причинам дают сбой, у Я не остается ничего, на что можно было бы положиться, и тогда его охватывает тревога. С точки зрения А.Фрейд, каждый механизм защиты отбирает психологическую энергию у какой-то более продуктивной  деятельности Я.

           Мелани Клейн о защитных механизмах личности.

 **** В рамках психоаналитических традиций работала и другая ключевая фигура - Мелани Клейн (1882-1960), которая была хорошо знакома с Анной Фрейд, но которая не всегда соглашалась с ее взглядами на способы применения психоанализа у детей. Она расширила представление о бессознательном, хотя ее взгляды и вызывали критику. Так, центральную роль в ее мышлении стал играть «инстинкт смерти» - идея Фрейда, которая была принята другими психоаналитиками неблагосклонно. Согласно Клейн, инстинкт смерти обнаруживает себя в сложных и часто деструктивных фантазиях маленьких детей. Врожденная агрессивность, которую она  наблюдала в играх детей, согласно Клейн, тоже является манифестацией инстинкта смерти. Она полагала, что при формировании психики врожденная агрессивность также важна, как и сексуальные влечения. Она также предположила, что Сверх-Я, которое по мнению Фрейда формируется в структуре психики в результате  переживаний эдипового комплекса, в действительности появляется в примитивной форме уже в первые месяцы жизни  ребенка. Эта позиция М.Клейн и вызвала разногласия с А.Фрейд, которая придерживалась убеждения, что организующими факторами психики являются сексуальные конфликты в эдипов период. Сам же З.Фрейд занимал нейтральную позицию в этом споре двух женщин.
    Клейн оставалась уверенной в том, что все люди живут в состоянии амбивалентных чувств и переживаний, а также в мире злобных, мстительных и деструктивных фантазий по отношению к тем людям, в которых они нуждаются и которых любят. Она была первым аналитиком, описавшим любовь не просто как реализацию эротических желаний, но как настоящую доброту и подлинную заботу о другом человеке. Она также хорошо понимала и природу ненависти,  основой которой считала невозможность удовлетворить свои потребности и разочарование в поведении объекта любви. (Например, мать может испытывать желание причинить боль своему ребенку, если тот постоянно капризничает). Она также поняла, что проявление сознательной любви неотъемлемо связано с нашими угрызениями совести из-за деструктивной ненависти. То есть, когда мы осознаем, насколько внутренне жестокими мы можем быть к тем, кого мы любим, мы также понимаем, насколько необходимо сохранять те отношения, которые мы ценим. Таким образом, она объяснила одну из величайших тайн, с которой сталкиваются все люди, что любовь и ненависть неотделимы друг от друга.
    Одна из наиболее важных идей Клейн состоит в том, что агрессия и любовь выступают в качестве фундаментальных организующих сил психики. Это противоречие формирует такой защитный механизм, как разделение, расщепление и интеграция. Суть его заключается в том, с точки зрения Клейн, что агрессия расщепляет психику, а любовь – цементирует. Ребенок  (или взрослый) будет агрессивно расщеплять мир, с тем, чтобы отвергнуть то, что он ненавидит, и сохранить то, чего он желает. Таким образом, Клейн постулировала, что первым организатором психики является процесс разделения. Этому деструктивному расщепляющему процессу противостоит другой, организующий процесс, который производит интеграцию и способствует целостности и любви. Клейн заметила, что ребенок, проявляющий ненависть к своей матери (даже в фантазиях), со временем попытается восполнить тот ущерб, который, по мнению ребенка, был им нанесен. Если мать в сознании ребенка была расщеплена, то впоследствии он будет объединять в ее образе хорошее и плохое в одно целое.
    Клейн считала, что эти два процесса являются основополагающими в психике. Первый она назвала параноидно-шизоидным состоянием, поскольку ребенок расщепляет (шизоидное) грудь на хорошую (когда полная) и плохую (когда пустая) из страха (параноидное). Второй она назвала депрессивным состоянием, поскольку после расщепления и «разрушения» матери (в фантазиях) ребенок в состоянии депрессивной мечтательности представляет себе целостную мать, которая объединяет в себе хорошие и плохие качества. Эти состояния образуют два полюса психологического функционирования, которые появляются снова и снова, когда в психику интегрируются новые переживания. Хотя Клейн и критиковали за неуклюжесть этих терминов, обозначающих защитные механизмы,  нет сомнений, что они описывают знакомые каждому переживания, наблюдаемые у детей и переживаемые взрослыми.
   Фундаментом ее теории является идея о том, что наши отношения с любимыми и значимыми людьми - это фундамент нашего мироощущения и мировосприятия. Наш опыт общения со значимыми и любимыми людьми, такими, как наши родители или первые возлюбленные, интернализуются и затем структурируют наше восприятие не только других, но и нашей собственной личности. Например, когда мы расщепляем мир на хорошую и плохую составляющие, мы также расщепляем  на пугающий и желаемый аспекты наше ощущение собственного Я. Или если мы достигли определенной интеграции и можем сохранять объединенный внутренний образ тех, кого мы любим, тогда мы воспринимаем себя целостными и находимся в мире с собой.

              Альфред Адлер о защитных механизмах личности.

      Значительный вклад в представление о защитных механизмах  личности
внес и Альфред Адлер (1870-1937).  Он один из первых порвал с психоанализом, создав свою «индивидуальную психологию», одну из ветвей глубинной психологии. Адлер выносит истоки психологического конфликта за рамки субъекта. Он считал, что очень важным аспектом в формировании личности играет социальная среда. С неблагоприятным социальным окружением ребенка он связывает и формирование неврастенического характера. Для Адлера внутрипсихичекий конфликт есть только следствие неверного отношения к ребенку со стороны значимых людей в первые годы его жизни. В совместной жизнедеятельности ребенок еще до осознания своего Я усваивает набросок своей будущей жизни, жизненный план, жизненный стиль, который формируется еще в тот период, когда он не владеет ни языком, ни определенными понятиями. Однако одновременно воспроизводится также чувство своей зависимости, беспомощности и бесполезности.
   В своей монографии об органической неполноценности (1907)  Адлер пытался объяснить, почему болезни по-разному воздействуют на разных людей. Он высказал мысль, что у каждого человека существуют определенные слабые места – органы, особенно подвержены болезням,  и они (болезни) могут быть преодолены с помощью усердной тренировки и упражнений.
    Позже Адлер расширил свое исследование органической неполноценности до изучения психологического чувства неполноценности.  Он же первый придумал и употребил термин комплекс неполноценности. Согласно Адлеру, на детей глубоко воздействует сознание ими собственной неполноценности, которое является неизбежным следствием размеров ребенка и отсутствия у него власти,
                недостаточный жизненный опыт ребенка заставляет его чувствовать свою слабость, несостоятельность и фрустрацию.
   Борьба ребенка за достижение власти – это ранняя детская компенсация чувства неполноценности. Западногерманский исследователь индивидуальной психологии Г.Крипс  уточняет понятие чувство неполноценности, включая в него шесть составляющих: 1) конкретно переживаемое чувство, эмоция; 2) негативная самооценка ( что первичнее, чувство неполноценности или пониженная самооценка, Адлер затрудняется сказать); 3)недостаток веры в собственные силы и способности; 4) характерологическая диспозиция; 5) теоретический конструкт, объясняющий стремление индивида быть наверху, путь к совершенству; 6) всеобщий принцип любой жизни и, в частности, человеческой эволюции. Последние два значения понятия «чувство неполноценности» предполагают, что оно является изначальной «психической праформой» развития человека.
   Снятие чувства неполноценности происходит через различные механизмы компенсации: через локальные компенсации нарушенной функции путем ее разработки и упражнения (« сверхкомпенсация») и через центральные компенсации, т.е. через образование замещающих функций более высокого порядка или перестройку центрального аппарата. За счет компенсации дифференцируется и обогащается весь психический аппарат. В конечном счете показателем творческой компенсации является полноценное развитие индивида, социально адаптивный процесс становление характера или «характерологизация», что отнюдь не означает отсутствие конфликтов в процессе формирования личности. Чувство неполноценности само по себе, как считал Адлер, не является ненормальным. Оно – причина всех улучшений в положении человечества. Умеренное чувство неполноценности может подтолкнуть личность к конструктивным достижениям. Однако глубокое чувство своей неполноценности может препятствовать позитивному росту и развитию. Для Адлера практически весь прогресс есть результат человеческих стараний компенсировать чувство неполноценности.
   В своих ранних работах Адлер подчеркивал важность агрессии и стремления к власти. Однако он отождествлял агрессию не с враждебностью, а с инициативностью и способностью преодолевать препятствия на пути достижения цели. Он считал, что агрессия в человеке является решающим в индивидуальном и видовом и видовом выживании. Агрессия может проявлять себя как воля к власти. Он считал, что и  мужчины,  и женщины для удовлетворения стремления к власти используют часто сексуальность.
   Позднее Адлер рассматривал агрессию и волю к власти как проявление более общего мотива – цели достичь превосходства или совершенства, и считал, что все здоровые люди руководствуются именно этим мотивом, потому что стремление к совершенствованию является у человека врожденным. Однако стремление к превосходству может приобретать как позитивное, так и негативное направление. Если это стремление связано с социальным интересом и заботой о благополучии окружающих, оно развивается в конструктивном и здоровом направлении. Если же человек ищет личного превосходства, стараясь ощутить его, подчиняя других или манипулируя ими, то это стремление может приобретать невротический характер, что свидетельствует о сильном чувстве неполноценности и отсутствии социального интереса. Личное превосходство, с точки зрения Адлера, не приносит человеку удовлетворения и признания.
   Адлер выдвинул также идею, согласно которой личность вырабатывает специфическую жизненную цель, используя ее в качестве ориентира в изменяющемся мире. На жизненную цель человека влияют его личный опыт, его ценности, склонности и личные свойства, и она начинает формироваться уже в детстве. Жизненные цели обычно служат своебразной защитой от чувства бессилия, незащищенности и беспомощности в мире взрослых Жизненные цели – это своеобразный мост между неудовлетворяющим и пугающим настоящим и ярким, полноценным будущим. В раннем детстве эти цели могут быть скрыты от сознания, но более четко осознаются уже в зрелом возрасте.
    Жизненные цели,  по мнению Адлера, - всегда нечто нереалистическое, они могут быть невротически преувеличены, если чувство неполноценности слишком сильно. Для невротика обычно существует огромная пропасть между сознательно поставленными целями и  саморазрушительными жизненными елями, поставленными бессознательно. Фантазиям о личном превосходстве и самоуважении уделяется больше внимания, чем целям, приводящим к реальным достижениям. Удивительную мысль Адлер высказал относительно источников формирования характера. Он считал, что характер и его черты не являются ни врожденными, ни неизменяемыми, они вырабатываются как интегральные части нашей целевой  ориентации. Например, тот, кто стремиться к превосходству, добиваясь личной власти, вырабатывает в себе различные необходимые для достижения этой цели свойства: честолюбие, зависть, недоверие и пр.
   Адлер также подчеркивал необходимость анализировать личность как единое целое, с точки зрения его жизненного стиля. Под жизненным стилем Адлер понимал уникальный способ достижения своих целей, избираемый личностью. Это комплекс средств, которые  позволяют человеку приспособиться к окружающей действительности. Поэтому при лечении следует обращать внимание на целостный стиль его жизни. Адлер не уточнял, что входит в жизненный стиль человека, позволяющий последнему или адаптироваться к окружающему миру, или уйти в невроз, а Мозак (1989) перечислил следующие основные составляющие жизненного стиля:
  Я-концепция – представление человека о себе, кто он есть.
  Идеал себя – мнение о том, каким он должен быть (Адлер развивал эту концепцию в 1912 году).
  Образ мира – представление о таких вещах как мир, люди и природа, а также о том, что мир требует от человека.
Этические убеждения – личный этический кодекс.
   Подводя итоги исследования Альфреда Адлера, можно прийти к выводу, что защитными механизмами личности при чувстве неполноценности являются: компенсация, гиперкомпенсация, стремление к власти и превосходству над другими, формирование жизненных целей и своего уникального жизненного стиля. Однако стоит заметить, что Адлер не заимствовал понятие о психологической защите из психоанализа. Если он и пишет о конкретных техниках защиты, то, как правило, приводит их в кавычках, как бы дистанцируясь от этого психоаналитически ориентированного подхода.  Взамен ему он предлагает конструкт «вредоносная компенсация», которая имеет место  в становлении невротического характера, при котором реально переживаемое чувство неполноценности превращается в «комплекс неполноценности» как уже устойчивая характерологическая диспозиция.
 
      Густав Юнг о защитных механизмах личности.
   
  Аналитическая психология, ярким представителем которой
является Густав Юнг, не уделяла отдельного  внимания защитным механизмам личности, но в его работах они постоянно прослеживаются.
       Надо отметить, что Г.Юнг является в какой-то мере учеником и последователем З.Фрейда. Еще до встречи с Фрейдом он уже был практикующим психиатром, поэтому теории Фрейда оказали на него сильное влияние. Однако Г.Юнг вскоре отошел от Фрейда и создал свою «Аналитическую психологию», в которой была изложена теория типов личности – интроверсия и экстраверсия и четыре функции: мышления, чувств, интуиции и ощущений. Позже он разработал и описал свою модель бессознательного, понятие архетипа, затем структуру личности, которая состоит из Эго, личного бессознательного и коллективного.
     Эго является центром сферы сознания. Оно представляет собой компонент психики, включающий в себя все те мысли, чувства, воспоминания и ощущения, благодаря которому мы чувствуем свою целостность, постоянство и воспринимаем себя людьми. Это служит основой нашего самосознания, и благодаря ему мы можем видеть результаты своей  обычной сознательной деятельности.
    Личное бессознательное включает в себя конфликты и воспоминания, которые когда-то осознавались, но теперь подавлены или забыты. Таким образом, юнговская концепция личного бессознательного в чем-то похожа на таковую у Фрейда. Однако Юнг несколько расширил это понятие Фрейда, обратив внимание на то, что личное бессознательное содержит в себе комплексы, или скопление эмоционально заряженных мыслей, чувств и воспоминаний, Вынесенных индивидуумом из его прошлого опыта или родового, наследственного опыта. Согласно представлениям Юнга, эти комплексы, скомпонированные вокруг самых обычных тем, могут оказывать сильное влияние на  поведение индивида и включать защитные механизмы личности для избавления от напряжения, которое создают эти комплексы.  Например, человек с комплексом власти может расходовать всю свою энергию  на деятельность, связанную с темой власти и для достижения этой власти пусть даже в символических ее формах. То же самое может быть верным и в отношении человека, находящегося под сильным влиянием матери, секса или власти денег: всю свою энергию в ущерб другим занятиям и ценностям человек будет направлять на достижение желаемого – денег, секса, зависимости от матери. Однажды сформировавшись, комплекс начинает влиять на поведение человека, его мироощущение и взаимоотношение с другими людьми и даже с самим собой. Юнг утверждал, что материал личного бессознательного у каждого из нас просто уникален и может быть доступен для осознания при определенных волевых усилиях. В результате компоненты комплекса или даже весь комплекс могут осознаваться и оказывать сильное  влияние на жизнь каждого из нас.
       Юнг также высказал мысль о существовании более глубокого слоя в структуре личности – коллективного бессознательного. Коллективное бессознательное представляет собой хранилище латентных следов памяти человечества и даже наших человекообразных предков. В нем отражены мысли и чувства, общие для всех человеческих существ и являющиеся результатом нашего общего эмоционального прошлого. В коллективном бессознательном, как считал Юнг,  содержится все духовное наследие человеческой эволюции, возродившееся в структуре мозга каждого индивидуума. Таким образом,  содержание коллективного бессознательного складывается благодаря наследственности и одинаково для всего человечества. Важно отметить, что концепция коллективного бессознательного была основной причиной расхождений между Юнгом и Фрейдом.
      Юнг высказал гипотезу  о том, что коллективное бессознательное состоит из мощных первичных образов, которые он назвал архетипами (первичных моделей). Архетипы – врожденные идеи или воспоминания, которые предрасполагают людей воспринимать, переживать и реагировать на события определенным образом. В действительности, это не воспоминания или образы как таковые, а предрасполагающие факторы, под влиянием которых люди реализуют в своем поведении универсальные модели восприятия, мышления и действия в ответ на какой-то объект или событие. Врожденной здесь является именно тенденция реагировать эмоционально, когнитивно и поведенчески на конкретные ситуации – например при неожиданном столкновении с родителями, любимым человеком или змеей, опасностью или смертью.
    В ряду множества архетипов, описанных Юнгом, стоят мать, ребенок, герой, мудрец, божество Солнца, плут, Бог и смерть. Сегодня идеи об архетипах нашего восприятия и поведения успешно используются в рекламе, политике и других манипулятивных технологиях, влияющих на наше сознание и поведение. В литературе по аналитической психологии описано множество различных черт архетипов, однако одной их особенности придается чересчур малое значение. Люди архетипически реагируют на кого-либо или что-либо в стереотипной, но всякий раз переживаемой заново ситуации. Мать
или отец архетипически реагируют на сына или дочь, мужчина
реагирует архетипически на женщину и т.п. Юнг не обратил внима-
ние на то, что определенные архетипы имеют два полюса, посколь-ку в основе архетипа лежат полярности. Каким образом возникло архетипическое поведение, мы можем лишь догадываться. А Гуггенбаль – Крейг  в своей работе «Власть архетипа в психотерапии и медицине» сделал предположение, что первоначально в сознании индивида доминировал один полюс архетипа, а другой полюс независимо существовал у иного человека. Однако исторические факты убедили его в том, что оба полюса архетипа всегда были заключены в одном сознании.  В человеческой психике с момента рождения присутствуют архетипические полярности, поэтому при контакте с «внешним» полюсом архетипа активизируется полюс «внутренний» (необходимо отметить, что он может проявляться и без внешней активизации). Дитя пробуждает в женщине материнские чувства, поскольку такое отношение к ребенку является у женщины врожденным и обусловлено тем, что младенец длительное время находится в чреве матери. Быть может, как считает А.Гуггель – Крейг, не следует вообще вести разговор отдельно о материнском, отцовском или детском архетипах, а правильнее будет говорить об архетипах: мать-дитя, отец-дитя и др;  подобно тому, как в последнее время все чаще не разделяют архетипы сенекса (старый человек ) и пуэра (дитя), рассматривая их в архетипической связка сенекс-пуэр.
      Такое понимание архетипа приводит нас и к пониманию защитных механизмов личности, о которых К.Юнг не говорил напрямую. В основе защитных механизмов архетипов , как было отмечено выше, присутствуют полярности. Рассмотрим аспекты расщепленного архетипа на проблеме власти. Психике индивида нелегко переносить полярности, человек любит ясность, и, как правило, стремится к устранению внутренних противоречий. Потребность в однозначности может обуславливать тот факт, что полярности архетипов в известной мере расщепляются. Одна из полярностей вытесняется в бессознательное, что может приводить к психическим расстройствам. Вытесненная часть архетипа может
проецироваться вовне. Например, больной может проецировать «внутреннего целителя», который присутствует в психической структуре каждого из нас, на лечащего врача, а врач – собственное «ранение» на больного.  Проекция полярности вовне моментально создает удовлетворительную ситуацию. Однако в перспективе психический процесс начинает терять ориентиры. Такая ситуация характеризуется тем, что излечение пациента перестает касаться его самого и становится обязанностью медперсонала. У самого же пациента не остается никакой ответственности за происходящее, в надежде на улучшение он сознательно или бессознательно начинает уступать инициативу врачу, перекладывая на него функции исцеляющего фактора. Такой пациент становится пассивным и воли к выздоровлению у него нет, а также нет и веры. Он ведет себя как школьник, который считает, что во время занятий активным должен быть только учитель.
    Вытеснение одной из полярностей архетипа приводит врача к обратной ситуации. У него появляется впечатление, что слабости, болезни, ранения не имеют к нему никакого отношения. Он начинает ощущать себя всесильным, неуязвимым целителем, живущим в ином измерении, чем бедные существа, именуемые пациентами. Такой врач не способствует проявлению у своего пациента исцеляющего фактора. Он является только врачом, а пациент – только больным. Такие же проекции и такие же защитные механизмы можно наблюдать и во взаимодействии учитель-ученик, следователь-подозреваемый, инвалид-социальный работник, начальник-подчиненый и т.д.
     Как полагал Юнг, количество архетипов в коллективном бессознательном может быть неограниченным. Однако особое внимание в теоретической системе Юнга и защитных механизмов личности вызывает понятие персоны, анимы и анимуса, тени и самости.
      Персона   (от лат. - маска) – это наше публичное лицо, то есть то, как мы проявляем себя в отношениях с другими людьми. Персона обозначает множество ролей, которые мы играем в соответствии с социальными требованиями. В понимании Юнга, персона служит цели производить впечатление на других или утаивать от других свою истинную сущность. Именно персона выполняет мощную защитную функцию в социальном взаимодействии. Персона как архетип, действительно необходима нам, чтобы ладить с другими людьми в повседневной жизни. Однако Юнг предупреждал о том, что если
Этот архетип приобретает слишком большое значение, то  человек может стать неглубоким, поверхностным, сведенным до одной только роли и отчужденным от истинного эмоционального опыта. Однако не будем спешить с осуждением. Если в коллективном бессознательном доминирует именно этот архетип, значит, он выполняет своеобразную защитную функцию для индивида, облегчая ему дистанцирование и от себя самого, и от других эмоционально значимых или незначимых людей. Может, в силу разных причин человек боится ко многому обязывающих эмоциональных контактов.
     В противоположность той роли, которую выполняет в нашем приспособлении к миру персона, архетип тень представляет собой подавленную, темную, дурную и животную сторону личности. Тень содержит наши социально неприемлемые сексуальные и агрессивные импульсы, аморальные мысли и страсти. Тень может полностью завладеть человеком и привести к его полному разрушению, если нет сдерживающих факторов или они слишком слабы, чтобы противостоять ее силе. Но у тени, как считал Юнг, имеются и положительные свойства. Именно она является источником силы и жизненной энергии, спонтанности и творческого начала в жизни индивида. Согласно Юнгу, функция эго состоит в том, чтобы направлять в нужное русло энергию тени, обуздывать пагубную стороны нашей натуры до такой степени, чтобы мы могли жить в гармонии с другими, но в то же время открыто выражать свои импульсы и наслаждаться здоровой и творческой жизнью. Однако мы знаем, что силы эго не всегда хватает на подавление импульсов тени и тогда начинают проявлять себя защитные механизмы личности, на которых Юнг не заостряет особого внимания.
     В архетипах анимы и анимуса  Юнг признает врожденной андрогинной природы людей. Анима представляет внутренний образ женщины в мужчине, его бессознательную женскую сторону, в то время как анимус – внутренний образ мужчины в женщине, ее бессознательная мужская сторона. Эти архетипы частично основаны на том биологическом факте, что в организме мужчины и женщины вырабатываются и мужские, и женские гормоны. Этот архетип, как считал Юнг, эволюционировал на протяжении мноих веков в коллективном бессознательном как результат опыта взаимодействия с противоположным полом. Многие мужчины в некоторой степени феминизировались в результате многолетней совместной жизни с женщинами, а для женщин является верным обратное.  Юнг утверждал, что анима и анимус, как и все другие архетипы, должны быть выражены гармонично, не нарушая общего баланса, чтобы не тормозилось развитие личности в направлении самореализации. Однако реалии современного мира, на наш взгляд, позволяют высказать предположение, что все чаще наблюдается тенденция к феминизации мужчин на эмоциональном, поведенческом и даже когнитивном уровнях и маскулинизация женщин на тех же уровнях. (Проводимые ежегодно исследования на базе морской академии подтверждают, к сожалению, эту тенденцию). Наличие анимы и анимуса в структуре одной личности могут выполнять, на наш взгляд защитные функции: если мальчик или мужчина не справляется с  противоречивыми требованиями социума, в котором он живет, и не может соответствовать ожиданиям, предъявляемых к его полу и его мужской роли, то он «феминизируется» на когнитивном, эмоциональном и поведенческом уровне. И таким образом устраняется от решения поставленных перед ними задач. С женщинами происходит та же самая история: если женщина в силу каких-то причин (социальных, политических, экономических или психологических) не может решать проблемы своей жизни естественным для ее женской сути образом, она решает их по-мужски. В силу того, что гендерные различия между полами в начале третьего тысячелетия  все более стираются, и к женщине предъявляются повышенные требования, она может выжить только включив силу анимуса на всех уровнях  своей жизнедеятельности: строить карьеру, соперничать с мужчинами, воспитывать самостоятельно детей, зарабатывать достаточно денег для обеспечения семьи и т.д.
     Юнг обращал внимания на то, что анима и анимус, как и все другие архетипы, должны быть выражены гармонично, не нарушая  общего баланса, чтобы не тормозить развитие личности в направлении самореализации.
     Самость – наиболее важный архетип в теории Юнга. Он представляет собой сердцевину личности, вокруг которой организованы и объединены все другие элементы. Когда достигнута интеграция всех аспектов души, человек ощущает единство, гармонию и целостность. Таким образом, в понимании Юнга развитие самости – главная цель человеческой жизни.
    Основными символами архетипа самости является мандала и ее многочисленные разновидности (абстрактный круг, нимб святого, окно-розетка). По Юнгу , целостность и единство «Я», символически выраженные в завершенности фигур вроде мандалы, можно обнаружить в снах, фантазиях, мифах, в религиозном и мистическом опыте.
    Юнг считал, что истинной уравновешенности личностных структур практически невозможно, по меньшей мере , к этому можно прийти не раньше среднего возраста. Более того, архетип самости не реализуется до тех пор, пока не наступит интеграция и гармония всех аспектов души, сознательных и бессознательных.
    Самое широкое распространение получили понятия экстраверсии и интроверсии. Юнг обнаружил, что индивидов можно характеризовать как внутренне или внешне ориентированных. Интроверту комфортнее с внутренним миром мыслей и чувств, тогда как экстраверт  стремится в мир объектов и других людей и именно там чувствует себя наиболее комфортно. Юнг полагал, что в чистом виде нет ни интровертов, ни экстравертов, но каждый индивид считает возможным действовать  в ключе предпочитаемого   им аттитюда (внутренняя эмоциональная ориентация). Он также утверждал, что эти качества определяют баланс между сознанием и бессознательным: в случае экстраверта можно обнаружить, что его бессознательное имеет интровертные черты, потому что все экстравертные проявлены в его сознании, а интровертные оставлены в бессознательном.
    В одних случаях уместна интроверсия, а в других – экстраверсия. То и другое взаимно исключается, человек не может в одно и то же время вести себя и как интроверт, и как экстраверт. У каждого способа есть свои преимущества, но Юнг считает, что самое лучшее – быть гибким и использовать более подходящий к ситуации аттитюд, что способствует лучшему приспособлению к миру. Исходя из функций, которую выполняет та или иная направленность личности, можно сделать вывод, что и экстраверсия и интроверсия в некоторых ситуациях могут выступать как защитные механизмы: если нам неприятен человек, но мы не можем  по какой-то причине это обнаружить, то интровертность может прийти к нам на помощь и защитить нашу психику от чрезмерного напряжения; и наоборот, даже очень интровертный человек в состоянии влюбленности превращается в экстраверта, чтобы  вызвать симпатию и интерес у избранника.
    Теория типов Юнга также дала нам возможность понять, как люди думают, чувствуют и как они общаются с миром. Делают они это по-разному.
     Юнг идентифицировал четыре фундаментальные психологические функции: мышление, чувства, ощущения и интуицию. Любая из них существует в интровертной или экстравертной форме. У каждого человека одна из функций является более осознанной, развитой и доминирующей. Юнг назвал эту функцию превосходящей и считал, что она действует из доминантного аттитюда (экстраверсии или интраверсии), а  одна из трех оставшихся функций уходит глубоко в бессознательное и поэтому менее развита.    
   Мышление связано с объективной, со взглядами и объективным анализом. Мышление задает вопросы : «Что это значит?»
Для него очень ценны содержание и общие принципы.
     Чувства фокусируются на ценности. Они могут включать в себя взгляды на то, что хорошо и что плохо, что верно и что неверно. «Споря»  с мышлением, чувство всегда задает один вопрос:
 «Насколько это ценно?».
   Юнг классифицировал ощущение и интуицию как способы получения информации, в отличие от способов принятия решения. Ощущения опираются на непосредственный чувственный опыт, восприятие деталей и конкретных фактов: зрением, осязанием, обонянием. Ощущение задает вопрос: «Что именно я воспринимаю?». Интуиция является способом постижения сенсорной информации в терминах возможностей, прошлого опыта, будущих целей и бессознательных процессов. Интуиция задает вопрос : «Что могло бы случиться?» Так сюда часто включается бессознательный материал, интуитивному мышлению свойственны и озарения,  и ограничения.
    Менее развитую у индивида функцию Юнг назвал низшей.
 Она является менее осознанной, наиболее примитивной и  недиференцированной. Для некоторых людей она может представлять что-то вроде демонического влияния, потому что они могут лишь в малой степени понять ее и совсем не могут контролировать.  Юнг говорил, что через  низшую функцию , ту, которая менее развита, человек может увидеть Бога.
     Для индивида комбинация всех четырех функций выражается в четко сформированном подходе к миру:
Чтобы сориентироваться, мы должны иметь функцию, которая удостоверяет, что что-то находится здесь (восприятие); вторую функцию, которая устанавливает, что именно есть (мышление); третью, устанавливающую, подходит это нам или нет, хотим мы это принять или нет (чувство); и четвертую функцию, которая указывает, откуда это пришло и в каком направлении будет развиваться (интуиция).
К сожалению, ни у кого все четыре функции не развиты одинаково. Каждый индивид имеет одну доминантную функцию и одну частично развитую вспомогательную функцию. Две другие функции бессознательны и действуют со значительно меньшей эффективностью. Развитая и осознанная доминирующая и вспомогательная функции, их противоположности – все это уходит глубоко корнями в бессознательное.
     Функции одного типа показывают связи силы, слабости предпочитаемого стиля деятельности.
     С точки зрения защитных механизмов личности типология Г.Юнга особенно полезна, когда требуется понять, каким образом индивид выстраивает свои социальные связи и как себя чувствует в этих социальных связях; она описывает различные способы восприятия окружающего мира и использует разнообразные критерии в создании и формировании мнений, удобных или неудобных для человека, способствующих его адаптации или наоборот – препятствующих. Другими словами, тип личности помогает индивиду воспринимать окружающий мир и интерпретировать  события так, как эму выгодно, и как для него более  приемлемо.































             Неопсихоанализ о защитных механизмах личности. 

 
      К этому направлению относятся наиболее  яркие его представители: Карен Хорни, Эрих Фромм и Гарри Стэк Салливен.  Для того, чтобы  иметь представление о том, как они понимали защитные механизмы и их роль в развитии личности, необходимо хотя бы вкратце рассмотреть их теории личности.

           Карен Хорни о защитных механизмах личности.

    Карен Хорни также, как Адлер и Юнг,  следовала основополагающим принципам психоанализа и теории  Фрейда, но дискутировала  с ним по поводу решающей роли физической анатомии в обуславливании психологических различий между женщинами и мужчинами. Хорни полагала, что высказывания Фрейда о психологии женщины, особенно его заявления о том, что женщинами движет зависть к пенису, являются нелогичными и привязанными к культуре Вены Х1Х века. Она также возражала против его теории инстинктов и считала, что психоанализ  должен придерживаться социокультурной ориентации.
     В своих работах Хорни подчеркивала важность культурных и социальных влияний на личность. Хотя ее  теории относится в большей степени к больным неврозами, чем к здоровым личностям, многие из ее идей привели к значительно широкому пониманию защитных механизмов личности и межличностных отношений.
     Хорни не отрицала, что женщины часто завидуют мужчинам и недовольны своей женской ролью. Многие ее эссе описывают комплекс маскулинности как один из защитных механизмов женщины. Она определяла этот комплекс так: «это целый комплекс чувств и фантазий, которые развиваются у женщины в ответ на ощущение дискриминации, это ее зависть к мужчине, ее желание стать мужчиной, желание отбросить женскую роль»  (1967). Она полагала первоначально, что у женщин обязательно формируется этот комплекс от потребности избавиться от чувства вины и тревоги, являющейся последствием эдиповой ситуации. Однако позже она пришла к выводу, что комплекс маскулинности является продуктом культуры с мужской доминантой и результатом тех или иных семейных обстоятельств. Она считала, что девочке уже с раннего детства внушают комплекс неполноценности, связанный с ее природой, и переживание  этого в качестве защиты постоянно стимулирует ее комплекс маскулинности. Особенно важную роль в формировании этого комплекса играют, по мнению Хорни, отношения с матерью.
    Для развития девочки типично переживать фрустрацию в любви к отцу, однако для нее последствия могут оказаться необычайно суровыми из-за присутствия сестры или матери, эротически доминирующей в данной ситуации.
   В ответ на чувство  поражения девочка старается избежать соперничества за мужчину или в ней вынужденно развивается соперничество с другими женщинами, в котором она пытается про-
демонстрировать свою привлекательность. Завоевание мужчины дает ей не только ощущение того, что Хорни называет «мстительным триумфом», но также способ борьбы с тревогой и
ненавистью к себе. Ей кажется, что что-то не так с ее гениталиями,
или что она некрасива, и поэтому не может быть привлекательной.
В качестве защитной реакции она может уделять непропорционально большое  влияние своей внешности или хотеть
стать мужчиной. Самое главное для нее – доказать, что, несмотря на свои недостатки, она действительно может привлечь мужчину.
В более зрелом возрасте такие девочки теряют интерес к мужчине
как только он завоеван. Хорни считает, что не найдя в детстве ответной любви у отца или брата, она пытается подтвердить свою
ценность эротическими победами, победами делаясь бесчувственной и избегая глубоких эмоциональных связей. Она стремится часто менять партнеров, закрепив мужчину за собой,
прекращает с ним отношения, чтобы не испытывать внутренней боли. Такая женщина никогда не верит, что она может быть действительно любима, какой бы привлекательной она не была.
    В более поздних своих работах («Невротическая личность нашего времени», «Новые пути в психоанализе»)  Хорни систематически критиковала Фрейда и развивала свою собственную версию психоанализа. Она подчеркивала основополагающую роль культуры и разработала свою концепцию невроза как ряда защитных механизмов личности, вырабатывающихся  у нее как реакция на базовую тревогу.
    Хорни не отрицала значение детства для эмоционального развития, однако, по ее мнению, именно патогенные условия, а не фрустрация либидозных желаний, заставляет детей чувствовать себя неуверенно или считать себя нелюбимыми и ненужными. При возникновении таких условий у детей развивается базовая тревога, чувство беспомощности в потенциально враждебном мире, от которого дети пытаются избавиться, развивая стратегию защиты – стремясь обрести любовь и власть или стремясь к уединению.
    Чтобы справиться с чувствами недостаточной безопасности, беспомощности и враждебности, присущим базовой тревоге, ребенок часто вынужден, как уже было сказано, прибегать к разным защитным стратегиям. Хорни описала десять таких стратегий, получивших название невротические потребности, которые могут остаться в человеке на всю его дальнейшую жизнь.
В любви и одобрении. В поведении  присутствует, как правило, ненасытное стремление быть любимым и объектом восхищения со стороны других; повышенная чувствительность и восприимчивость к критике, отвергаию или недружелюбию.
В руководящем партнере, которая проявляется в форме чрезмерной зависимости от других, боязни получить отказ или остаться в одиночестве; переоценке любви – убежденность в том, что любовь может решить все.
В четких ограничениях. Эта невротическая потребность проявляется в предпочтении такого жизненного стиля, при котором первостепенное значения имеют ограничения и установленный порядок, нетребовательность, довольствование малым и подчинение другим.
Во власти проявляется как стремление к доминированию и контролю над другими, которые превращаются в самоцель; презрительное отношение к слабости.
В эксплуатации других. При такой невротической потребности человек испытывает боязнь быть используемым другими, или выглядеть «тупым»  в их глазах, но не испытывает желание предпринять что-нибудь такое, чтобы перехитрить их.
В общественном признании. Эта потребность вызывает желание быть постоянным объектом восхищения со стороны других; представление о себе формируется в зависимости от общественного статуса.
В восхищении собой. Эта поведенческая стратегия выражается в стремлении создать приукрашенный образ себя, лишенный недостатков и ограничений; потребность в комплиментах и лести со стороны окружающих.
В честолюбии. При такой невротической потребности человек постоянно стремится быть самым лучшим, невзирая на последствия, все время испытывает страх неудач.
В самодостаточности и независимости. На поведенческом уровне эта потребность проявляется как избегание любых отношений, предполагающих взятие на себя каких-либо обязательств; дистанцирование от всех и вся.
10.В безупречности и неопровержимости. Проявляется как попытка быть морально непогрешимым и безупречным во всех отношениях; поддержание впечатления совершенства и добродетели.
     Хорни считала, что защитные стратегии обречены на неудачу, потому что создают порочные круги: средство, с помощью которого человек может или хочет развеять тревогу, только усиливает ее.   В частности, неудовлетворенная потребность в любви делает эту потребность ненасыщаемой, а требовательность и ревность, сопровождающая ее, приводит к тому, что такой человек ни к кому не будет по-настоящему привязан.
   Хорни представила следующую парадигму возникновения невроза: расстройства в человеческих взаимоотношениях порождают базовую тревогу, провоцирующую развитие защитных стратегий. Эти стратегии не только в принципе саморазрушительны – они противоречат друг другу, так как люди принимают не одну, а сразу несколько подобных стратегий.
     По Хорни, человек, пытаясь справиться с базовой тревогой, либо находит  решение в уступчивости, принижении себя и движется навстречу людям, либо принимает агрессивное и экспансивное решение и движется против людей, либо принимает решение в пользу отдаления от всех и уединения – и движется прочь от людей.
    Люди с доминирующим решением в пользу уступчивости преодолевают базовую тревогу и пытаются заслужить любовь и одобрение других людей, контролируя их своей зависимостью. Ценности таких людей принадлежат к сфере добра, сочувствия, любви, щедрости, бескорыстия и скромности; в то же время эгоизм, честолюбие, бессердечие, стремление к власти и беспринципность вызывает у них отвращения. По необходимости они принимают христианскую систему ценностей, которая обеспечивает их системы защит. Их сделка с судьбой состоит в том, что если они будут хорошими, любящими людьми, которым чужда гордость и которые не стремятся к собственной выгоде и славе, то судьба и люди будут им благоволить. Чтобы воплотить свой план, скромные люди подавляют свои агрессивные тенденции, однако особой привлекательностью для них являются люди экспансивные, через которых они контролируют жизнь опосредованно. Зачастую у людей уступчивого типа возникает патологическая зависимость от партнера.
     Люди, у которых преобладают экспансивные решения, имеют цели, черты характера и ценности прямо противоположные аналогичным ценностям и целях скромных людей. Их привлекает не любовь, а господство. Они ненавидят беспомощность, стыдятся страдания, им нужны достижения и успех, престиж и признание. В работе  «Невроз и человеческое развитие» Хорни разделила экспансивные решения на три вида – нарциссисткое, перфекционистское и надменно-мстительное. Таким образом, она выделила всего пять основных решений..
   Люди, выбравшие нарциссистское решение, стремятся получить власть над жизнью посредством «восхищения собой и попыткой очаровывать». В детстве они часто были любимыми детьми, объектами восхищения, одаренными выше среднего уровня. Они росли с ощущением того,  что они баловни судьбы и окружающий мир будет их опекать, как опекали родители или другие значимые люди. Они полны веры в свои способности и силы. Их неуверенность в себе выражается в непрестанном подчеркивании своих достижений и замечательных качеств, им нужно все время подтверждать свою высокую самооценку и вызывать у окружающих восхищение и преданность. Их сделка с судьбой состоит в том, что, если они будут следовать такой стратегии, жизнь даст им то, чего они хотят. Если этого не происходит, они переживают тяжелый психологический кризис, так как плохо приспособлены к реальности.
    Люди с чрезмерно высокими моральными и интеллектуальными стандартами склонны к перфекционистским решениям, на основании которых они могут презирать других людей. Они, как правило, очень гордятся своей правотой и стремятся достичь безупречности в поведении. Жить в соответствии с такими стандартами достаточно трудно, и они пытаются сделать так, чтобы их понимание моральных ценностей соответствовало их поведению – поведению хороших людей.  Пока длится этот обман, они стараются и от других требовать жить в соответствии со стандартами совершенства, и презирать тех, кому это не удается. Они доводят до крайности презрение к себе. Перфекционисты заключают сделку с судьбой, в котором быть честным, справедливым и обязательным означает справедливое отношение остальных людей и жизни в целом. Своими высокими стандартами они бросают вызов судьбе. Их неудачи и ошибки несут угрозу их успеху и благополучию и могут вызвать у таких людей ощущение беспомощности и ненависти к себе. Любая неудача в состоянии сбить их с ног и привести к психическому срыву.
      Надменно-мстительные решения характерны для людей, испытывающих потребность в мести и победе. Как утверждает Хорни, в детстве с ними грубо или жестоко обращались, и они стараются отплатить за несправедливость. Им кажется, что мир – это арена постоянной и непрекращающейся борьбы, на которой в дарвинском смысле выживает только тот, кто сильнее и проворнее. Единственный закон морали – сила. В отношениях с другими людьми они безжалостные соперники и циники. Они хотят быть жестокими и упорными, считая любое проявление чувства признаком слабости. Они заключают сделку главным образом с самим собой. Они не рассчитывают, что мир им что-то  даст, но убеждены, что могут достичь своих честолюбивых целей, если будут придерживаться взгляда на жизнь как на поле битвы и не поддадутся влиянию морали или каким-то нежным чувствам. Если их экспансия терпит поражение, у них проявляются тенденции к скромности, отходу в тень и самоуничижению.
    Люди с доминирующим стремлением к уходу от других не ищут любви и не хотят достичь господства. Они предпочитают свободу, покой и самодостаточность. Они презирают погоню за успехом и испытывают глубокое отвращение к любого  рода усилиям. В них сильна потребность в превосходстве над другими, они снисходительно относятся к своим близким и коллегам, однако осознают, что их честолюбие существует больше в их воображении и не воплощается в реальных достижениях. От мира, угрожающего и сильного, они отдаляются и не допускают никого в свою собственную жизнь. Малейшие попытки приникнуть в их мир приводят к скрытым формам протеста и агрессии и к еще большей замкнутости. Для того, чтобы избежать зависимости от окружения, они подавляют и гасят свои страстные желания и довольствуются малым. Их сделка с судьбой состоит в том, что если они ничего не просят у других, то и другие их не побеспокоят. Если они не будут ничего делать, они не потерпят неудачу. Если они мало ждут от жизни, они не разочаруются.
    Интрапсихические защитные стратегии.
    Если межличностные проблемы ведут к движениям к людям, против людей и прочь от людей, то проблемы внутри психики приводят к развитию защитных стратегий личности: идеализации себя, которая приводит к возникновению у человека невротической гордости, невротических требований, тиранического долженствования и преувеличенной ненависти к самому себе.
    Идеализированный образ и поиск славы возникает тогда, когда человек стремится компенсировать чувство слабости и никчемности, и в этом ему помогает его воображение. Процесс самоидеализации Карен Хорни рекомендует рассматривать в связи с межличностными стратегиями, так как идеализированный образ основывается на нашей доминирующей защите и чертах характера, которые он преувеличивает. Идеализированный образ скромных людей – это смесь милых качеств, таких как бескорыстие, доброта, щедрость, скромность, святость, благородство, сочувствие. В этот образ также вписываются понятия беспомощности, страдания и мученичества, сочувствие и понимание искусства, литературы, природы и других людей. Надменно-мстительные люди считают себя непобедимыми и владеют любой ситуацией. Они умнее, жестче, реалистичнее других людей и поэтому могут взять над ними верх. Они гордятся своей бдительностью, способностью предвидеть и планировать, и им кажется, что ничто не может причинить им боль.  Нарциссисткий тип личности – это помазанник божий, судьбоносная личность, человек, все готовый отдать и пожертвовать, благодетель человечества. Людям нарциссисткого склада кажется, что они наделены неограниченной энергией, способны  многого достичь без особых усилий. Перфеккционисты считают себя образцами правильности, чьи поступки всегда безупречны.  Они обладают ясной способностью суждения, справедливы и обязательны в человеческих взаимоотношениях. Идеализированный образ смиренных, склонных к уходу людей состоит из самодостаточности. Независимости, сосредоточенности на себе, безмятежности и свободы от желаний и страстей. В сочетании со стоическим равнодушием к ударам и стрелам жестокой судьбы. Они стремятся освободиться от ограничений и невосприимчивы к давлению из вне. Идеализированный образ для каждого решения базируется на религиозном или культурном идеале, историческом примере или личном опыте.
    Идеализированный образ не обязательно повышает нас в собственных глазах, он скорее усиливает нашу ненависть к себе и ожесточает конфликт внутри нас. Хотя качества, которыми мы себя наделяем, продиктованы доминирующей у нас межличностной стратегией, второстепенные решения также представлены в нашей личности. Поскольку каждое решение поощряет различные черты характера и идеализированный образ имеет противоречивые аспекты, мы должны попытаться реализовать их все. Более того, так кА мы ощущаем собственную ценность, только если соответствуем нашему идеализированному образу, тот все, что недостаточно для этого образа, не представляет нас особой ценности и возникает презираемый образ – главный объект презрения к самим себе. Многие люди, пишет Хорни, колеблются между ощущением высокомерного всемогущества и собственного абсолютного ничтожества.
    Создав для себя идеализированный образ, мы пускаемся на поиски славы, цель которой – реализовать наше идеальное «Я». Понятие славы и побед варьируется в зависимости от выбранного нами решения. Поиск славы приводит к образованию нашей собственной религии, заповеди которой определяется нашим неврозом. Мы также можем воспринять систему славы и триумфа из культуры: из традиционных религий, различных форм групповой идентификации, в армии и во время войн, из спортивных соревнований, чествований и различных иерархических систем.
     Создание идеализированного образа приводит не только к поиску славы, но и развивает систему гордости: невротическую гордость, невротические притязания, тиранические долженствования, ненависть к себе – все черты, варьирующиеся в зависимости от решения.
    Невротическая гордость заменяет удовлетворение нашим идеализированным образом на реалистическую уверенность в себе и самоуважение. Угроза чувству гордости вызывает тревогу и чувство враждебности; его крушение приводит к отчаянию и презрение к себе. На базе нашей гордости мы строим наши невротические притязания и претензии к внешнему миру, требуя от него, чтобы с нами обращались в соответствии с нашим величественным представлением о самих себе. Эти притязания усиливают нашу ранимость, так как их утрата сбивает с нас спесь и создает ощущение беспомощности и неадекватности, которых мы избегаем.
     Наличие идеализированного образа вызывает не только чувство гордости и притязания, но и развивает, по мнению Хорни, тиранические долженствования. Их функция состоит в том, чтобы побудить нас жить в соответствии с нашими величественными представлениями о самих себе. Эти долженствования определяются чертами характера и ценностями, связанными с доминирующим решением, но так как наши второстепенные тенденции тоже представлены в идеализированном образе, мы часто попадаем под влияние противоположных долженствований. Например, скромный человек хочет стать хорошим, благородным, любящим, щедрым, но у него присутствует агрессивная сторона, которая говорит ему делай все для своей выгоды или отомстить тому, кто тебя обидел. Соответственно, такой человек будет в глубине души презирать себя за подобные слабости, неэффективности и уступчивости. Он всегда находится под перекрестным огнем того, что хочется, и того, что запрещается. Он проклинает себя, если делает что-то и если ничего не делает. Это действительно держит человека в состоянии внутреннего террора.
    Как считает Хорни, долженствования саморазрушительны по своей природе, потому что загоняют личность в смирительную рубашку и препятствуют внутренней свободе и , как и любая тирания, направлены на подавление индивидуальности. Долженствования также создают базу для нашей сделки с судьбой. Она состоит в том, что наши требования будут удовлетворены, если мы будем жить в соответствии с данным долженствованием. Мы стремимся к контролю над реальностью, подчиняясь для этого собственному внутреннему диктату. Мы считаем наши требования разумными, но только когда у нас есть право ждать лучшего при нашей величественной концепции собственной личности. Тогда, если наши ожидания не оправдываются, мы можем считать жизнь несправедливой.
     Чувство ненависти к себе – это конечный продукт интрапсихических защитных стратегий, каждая из которых усиливает наше ощущение неадекватности и неудачи. Чувство ненависти к себе представляет собой гнев, который наше идеальное «Я» ощущает по отношению к реальному за то, что мы не такие, какими должны быть. Хорни видит в ненависти к себе одну из трагедий человеческой души.. В стремлении к бесконечности и абсолюту, человек начинает себя разрушать.
     Хорни в своих работах предостерегала аналитиков от чрезмерной  зацикленности на какой-либо одной группе защит – или межличностных, или интрапсихических. С ее точки зрения они очень взаимосвязаны.

   Эрих Фромм или гуманистический психоанализ о защитных механизмах личности.

       Гуманистический психоанализ рассматривает человека скорее с культурно-исторической, чем с психологической точки зрения, и больше ориентирован на культуру в целом, нежели на отдельную личность. Основной тезис Фромма состоит в том, что в процессе эволюции люди утратили свое доисторическое единство с природой и друг с другом, в то же время развив способность мышления, предвидения и воображения. Сочетание недостатка животных инстинктов с избытком рационального мышления превратило человека в своеобразную ошибку природы. Самосознание порождает чувство одиночества, изоляции и неприкаянности. Чтобы избавиться от этих чувств, человек стремится снова соединиться с природой и с себе подобными, но это не всегда  у него получается, и он вынужден предпринимать разнообразные попытки для адаптации к окружающему миру.
    У людей нет мощных инстинктов, как у животных,, позволяющих адаптироваться к постоянно меняющемуся миру, однако они овладели способностью мыслить, оказавшись тем самым, как утверждает Фромм, в состоянии, которое он назвал человеческой дилеммой.
    Люди переживают эту дилемму, поскольку отдалены от природы и в то же время могут осознать себя в этом качестве. Их способность мыслить одновременно является и благом, и проклятием. С одной стороны, она помогает им выжить, но с другой – толкает их к попыткам разрешить вопросы, на которые нет ответа. Фромм назвал такие вопросы «экзистенциальными дихотомиями», первая из которых – жизнь и смерть. Разум говорит нам, что рано или поздно мы все умрем, однако мы защищаемся от этой мысли верой в жизнь после смерти, хотя эта вера и не отменяет вовсе смерть.
    Вторая дихотомия заключается в том, что все мы стремимся к самореализации, прикладывая для этого все свои силы, но мы никогда не сможем достичь идеального уровня, так как жизнь для этого слишком коротка. Мы пытаемся защищаться от этой пессимистической мысли по-разному: одни уверяют себя в том, что их исторический период является пиком человеческой эволюции; другие надеются на продолжение развития после смерти.
   Третья экзистенциальная дихотомия состоит в том, что мы абсолютно одиноки, но не можем обходиться друг без друга. Будучи не в состоянии полностью разрешить конфликт одиночества и единства, мы вынуждены предпринимать шаги по защите в этом направлении, чтобы не сойти с ума. Каковы же эти шаги или защиты?
    Фромм утверждает, что, несмотря на столь сложные экзистенциальные дихотомии, здоровый человек в состоянии найти правильные ответы на экзистенциальные вопросы и найти пути соединения с миром, другими людьми и самим собой. Помогают ему в этом экзистенциальные потребности, которые присущи только человеку.
      Потребность в установлении связей с другими людьми – это первая экзистенциальная потребность. Фромм определяет три основных направления, по которым человек может вступать во взаимоотношения с миром: подчинение, власть и любовь.
   С точки зрения   Фромма, подчинение и власть – непродуктивные стратегии защиты, не дающие личности нормального и здорового развития. Покорные люди ищут взаимоотношений с властными, властные – с покорными, которые вступают в союзные отношения, удовлетворяющие их обоих. Однако это может показаться на первый взгляд. На самом деле такие взаимоотношения  основаны не на любви, а отчаянной жажде установить связь с другим человеком и избавиться от одиночества. В глубине такого союза, уверен Фромм, лежит бессознательное чувство враждебности, заставляющего человека, живущего в союзе, упрекать своего партнера в том, что последний не удовлетворяет его потребности. По этой причине они ищут новой власти или нового подчинения и в результате становятся все более зависимыми от партнера и несвободными.
    Единственная продуктивная стратегия установления связи – это любовь. Несмотря на то, что любовь включает в себя непосредственное участие в жизни другого человека и общности с ним, она в то же время предоставляет человеку свободу быть уникальным и самостоятельным и позволяет ему удовлетворить потребность в установлении связей., не нарушая своей целостности и независимости. В любви двое становятся одним целым, хотя при этом каждый остается самим собой. В книге «Искусство любить» Фромм выделил четыре основных элемента, которые являются общими для всех форм подлинной любви: заботу, ответственность, уважение и знание своего партнера и себя.
    Вторая экзистенциальная потребность – это потребность в преодолении себя, определяемая как желание подняться над пассивным и случайным существованием в царство целеустремленности и свободы. Эта потребность, по мнению Фромма, как и предыдущая, может быть удовлетворена как конструктивно, так и деструктивно. Мы можем преодолевать нашу пассивную природу как путем созидания жизни, так и путем ее разрушения.
    Творить означает быть деятельным и заботливым по отношению к тому, что создано человечеством. Однако есть и другой путь: преодоление жизни путем ее разрушения и превращения другого в жертву. Фромм обосновывает мысль о том, что человек является единственным биологическим видом, для которого характерны злонамеренная агрессия, которая означает способность убивать не только ради выживания, но и по другим причинам. Однако надо отдать должное тому, что не все люди склонны к такого рода агрессии. В частности многие доисторические общества т некоторые современные традиционные, или «примитивные» культуры не имеют представления о такого рода агрессии.
    Третья экзистенциальная потребность человека, защищающая его от человеческой дилеммы, - потребность в укорененности. Ее можно рассматривать в контексте филогенеза, т.е. развития конкретного представителя человечества как вида.  Эта потребность может быть удовлетворена с помощью более или менее продуктивных стратегий. Продуктивной является стратегия, которая предполагает, что, оторвавшись от материнской груди, человек рождается по-настоящему.  Это означает, что он активно и творчески взаимодействует с миром, приспосабливается к нему и достигает целостности. Эта новая связь с реальностью обеспечивает безопасность и восстанавливает чувство принадлежности к миру и укорененности в нем. В поисках собственных корней люди могут выбирать и обратную стратегию – непродуктивную фиксацию. Она означает упорное нежелание индивида становиться самостоятельным и ответственным за свою жизнь, двигаться за пределы безопасного мира, изначально очерченного матерью. Люди такого типа страстно желают, чтобы их опекали, по-матерински холили и лелеяли, защищали от неблагоприятных воздействий окружающего мира. По характеру они крайне пугливы, зависимые и неуверенные в себе.
     Четвертой экзистенциальной потребностью является потребность в осознании себя отдельной сущностью, или в самоотождествлении. Оторванные  от природы, мы вынуждены самостоятельно формировать концепцию своего собственного Я и отвечать за свои действия. В  традиционных культурах людям было проще  удовлетворять эту потребность, так как они вынуждены были отождествлять себя со своим кланом и не мыслили себя отдельно от  него. Современный мир не предоставляет такой возможности каждому человеку, поэтому вместо отождествления с кланом у современных людей развивается стадный инстинкт, покоящийся на чувстве несомненной принадлежности толпе, которая нивелирует их личность.
     Не отождествляя себя ни с чем и ни с кем, мы рискуем потерять рассудок. Эта угроза является для нас мощным фактором мотивации, заставляя сделать все возможное, чтобы приобрести чувство самоидентичности. Невротики пытаются находиться возле сильных людей, либо стараются закрепиться в социальных или политических институтах. Психологически здоровые люди имеют меньшую потребность соответствовать толпе и отказываться от ощущения своего Я, поскольку сильной стороной их самоидентичности является ее подлинность.
    Последняя, описанная Фромом экзистенциальная потребность –
в системе ценностей. Мы нуждаемся в некой маршрутной карте, системе взглядов и ценностей, помогающей нам ориентироваться в этом мире. Без такой карты мы были бы не в состоянии действовать
целенаправленно и последовательно. Система ценностей позволяет нам организовать огромное количество стимулов и раздражителей, с которыми мы сталкиваемся на протяжении жизни.
    Каждый человек имеет свою философию, то есть внутренне согласованную систему взглядов на мир, и он эту философию воспринимает в качестве жизненной основы. Таким образом, если какие-либо явления и события не вписываются в рамки упомянутой системы, они трактуются человеком как «ненормальные»; если же , напротив, вписываются, то рассматриваются как проявление «здравого смысла». Чтобы приобрести и сохранить свою систему ценностей люди способны на все, вплоть до радикальных мер – например, избрать путь иррационального авторитаризма, как Адольф Гитлер и другие фанатики, сумевшие выбиться в лидеры.
      Достаточно интересна в теории Фромма и структура характера, элементы которой могут выполнять те или иные защитные механизмы при определенных условиях. Фромм был убежден в том, что характер (и в этом  и состоит его защитная функция) восполняет недостаток инстинктов, поскольку может не осознаваться своим носителем. В то же время именно главные свойства нашего характера позволяют нам вести себя последовательно и эффективно, защищая нас от неожиданностей окружающего мира.
     Люди соотносятся с окружающим миром, по мнению Фромма, в основном по двум направлениям: через ассимиляцию – приобретение и использование вещей (не продуктивный путь)  и через социализацию – познание себя и других (продуктивный путь). Среди непродуктивных ориентаций Фромм выделяет четыре типа.
       Рецептивный тип предполагает, что источник благ находится где-то вне личности, вследствие чего контакт с миром сводится к пассивным попыткам завладеть людьми и вещами. Такой человек не настроен на то, чтобы отдавать кому-либо себя и свое материальное и духовное имущество, но постоянно ищет возможность его пополнения за счет других, поскольку его самооценка всегда занижена.
     Эксплуативный тип отличается от предыдущего наличием агрессии в отношении людей и вещей. Такой человек стремится сам завладеть тем, что представляет для него интерес: например, полюбить замужнюю женщину не потому, что действительно нуждается в ней, а потому что стремиться к превосходству над ее мужем; в интеллектуальном отношении эксплуататор более склонен к заимствованию и плагиату, нежели к выдвижению собственных идей.
    Накопительский тип выражается в стремлении во что бы то не стало сохранить то, что уже есть в наличии. Такой человек копит все - деньги, вещи, чувства, мысли – для себя одного, нисколько не пытаясь изменить или обновить их. В любви он стремится безраздельно овладеть своим партнером, после чего избегает развития отношений, пытаясь застраховать их от любых изменений.
Накопитель с подозрением смотрит в будущее, он предпочитает жить воспоминаниями о прошлом, Фромм считал подобную стратегию поведения результатом влечения к смерти, углубляя и расширяя чисто сексопатологическую интерпретацию Фрейда.
    Рыночный тип представляет собой продукт современной концепции рынка, где торговля перестает быть частным делом и начинает осуществляться гигантскими безликими корпорациями.
    Подстраиваясь под требования тотальной коммерции, люди этого типа воспринимают самих себя как товар, чья индивидуальная ценность напрямую зависит от той цены, которую за них готовы заплатить на рынке. Их сверхзадача состоит в том, чтобы убедить рынок в своей экономической конкурентноспособности. Они пребывают в постоянном беспокойстве, конструируя свою личность в соответствии с требованиями моды. Их девиз: «Я существую настолько, насколько вы хотите мной обладать».
     В противоположность многообразию непродуктивных характерологических стратегий,  Фромм  выдвигает лишь одну продуктивную, имеющую три измерения. Условно эту стратегию можно обозначить как адекватную самореализацию, которая проявляется в трех ипостасях: труд, любовь, мысль. С продуктивным типом характера связано также понятие биофилии – любви к жизни и особого рода этики, которая «имеет собственные критерии добра и зла. Добро – это все то, что служит жизни; зло – все то, что служит смерти». Поклонение жизни – это хорошо, ибо это уважение ко всему тому, что способствует росту и развитию. Зло – это то, что душит жизнь, сужает, зажимает и в конце концов уничтожает.

       Неудовлетворение экзистенциальных потребностей приводит, по мнению Фромма, к расстройствам личности: некрофилии, злокачественному нарциссизму и инцестуальному симбиозу.
      Некрофилию Фромм определяет как страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание превратить все живое в неживое, страсть к разрушению ради разрушения; а также исключительный интерес ко всему чисто механическому ( не к
биологическому ). Плюс к тому -  страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей. Фромм более широко толкует термин «некрофилия», который  ранее означал сексуальное влечение к мертвым. В понимании Фромма, это – негативная альтернатива биофилии, т.е. любви к жизни во всех её проявлениях.
Здесь некрофилия выступает как защитный механизм личности, потому что возникает в ответ на чувство дискомфорта в обществе, ориентированном на созидательные ценности, дискомфорта, переходящего в ненависть. Типичными свойствами некрофильской личности является расизм, культ войны и разрушения, террора и геноцида. Некрофил стоит на страже жесткого надличностного закона и тоталитарного порядка, его воодушевляет идея надзора и наказания. В отличие от здоровой личности, становящейся агрессивной только  в экстремальной ситуации, некрофил считает агрессию нормой жизни. Э.Фромм считает некрофилию как злокачественную форму проявления анального характера у Фрейда.
      Злокачественный нарциссизм в своей мягкой форме выражается в повышенном внимании к собственной персоне, к собственному телу, забота о котором пересиливает все остальные жизненные потребности. Как и некрофильские тенденции, нарциссизм может проявляться в поведении любого индивида. Однако в злокачественном проявлении нарциссизм приводит к тому, что индивид игнорирует все, не имеющее к нему прямого отношения.
Внимание нарцисса сосредоточено исключительно на самом себе,
причем его чувствительность в отношении собственного тела ведет к ипохондрии, к гипертрофированному беспокойству за свое физическое и моральное здоровье. Нарцисс охвачен чувством вины за свои прошлые прегрешения, поскольку он воспринимает себя как идеальную личность и любая критика в его адрес встречает гневное сопротивление. Если нарцисс сознает неопровержимость критики, он направляет свой гнев   вглубь себя, и в результате погружается в депрессию, его охватывает чувство собственной бесполезности, которая может проявляться в разных деструктивных формах (наркотики, пьянство, измена и пр.). Такие люди страшно ревнивы, но при этом очень неуверенны в себе и тревожны, когда надо решить конкретную задачу. И хотя все нарциссы не всегда терпят крах, но размер успеха никогда не равен самомнению нарцисса, который откровенно заявляет о своем превосходстве над всеми ( хотя испытывает неосознанное чувство подчиненности ).
      Третья из рассматриваемых Фроммом патологий – это инцестуальный симбиоз, т.е. чрезмерная зависимость от матери или человека, который её заменяет. Инцестуальный симбиоз является одной из форм фиксации на матери. Мужчины с таким психическим отклонением нуждаются в женщине, которая будет заботиться о них, создавать им комфорт, восхищаться ими; они могут испытывать страх, тревогу и даже впасть в депрессию, если их желания не исполняются, и они сами подвергаются критике. Подобное состояние не приносит особого вреда и в целом не препятствует нормальному течению повседневной жизни. Однако люди этого типа настолько зависят от человека, который заменяет им мать, что практически теряют свою индивидуальность. Люди, живущие в отношениях инцестуального симбиоза, испытывают сильную тревогу и страх, если этим отношениям что-либо угрожает, - они считают что неспособны жить без человека (и это действительно так), заменяющего им мать. Хозяином для таких людей может служить не только другой человек, но и семья, клан, церковь, страна. Инцест отрицательно сказывается на умственных способностях человека, делает его неспособным к настоящей любви к другой женщине, кроме матери, и препятствует стремлению к достижению независимости и личностной целостности.
      У некоторых людей, имеющих особенно психическое отклонение,  таких, как, например, Адольф Гитлер – некрофилия, нарциссизм и инцестуальный симбиоз комбинируются и образуют, по мнению Фромма, синдром упадка. Этих людей привлекает смерть, они получают удовольствие от уничтожения тех, кто находится у них в подчинении, и эти все зверства оправдываются
 интересами родины, клана и партии. Фромм противопоставлял синдром упадка синдрому роста, состоящего из комбинации противоположных качеств, таких как биофилия, любовь и абсолютная свобода.
     Наиболее убедительно Фроммом описан и такой механизм защиты, как садо-мазохизм, который способствует бегству от свободы. По мнению ученого, люди только на словах мечтают о независимости и свободе, но на самом деле на подсознательном уровне всегда стремятся к бегству и  от того, и от другого.
     Садо-мазохизм обычно проявляется в тенденции отказаться от независимости своей личности, соединить свое Я с кем-нибудь или с чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду. Другими словами, индивид старается найти новые, «вторичные» узы привязанности и зависимости взамен утраченных первичных (связь с  матерью).
     Отчетливые формы проявления этого механизма можно найти в стремлении к подчинению и господству – или в так называемых мазохистских и садистских тенденциях, существующих в той или иной степени и у невротиков, и у вполне здоровых людей.  Именно эти механизмы, как это ни странно, представляют собой бегство от невыносимого одиночества.
     Наиболее частые формы проявления мазохистских тенденций проявляются в чувстве собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности. По наблюдению Фромма, люди, испытывающие такие негативные чувства по отношению к себе, могут сознательно  жаловаться и хотеть от них избавиться, но на подсознательном уровне все же какая-то сила заставляет их чувствовать именно таким образом. Эти чувства – не просто осознание своих действительных недостатков и слабостей; такие люди проявляют упорную тенденцию принижать и ослаблять себя, отказываться от возможностей, открывающихся перед ними. Люди такого типа проявляют отчетливо выраженную зависимость от внешних сил: от других людей, от каких-либо организаций, от природы и погоды. Они стремятся не утверждать себя, не делать то, чего им хочется, а подчиняться действительным или воображаемым приказам со стороны
 внешних сил. Часто они просто неспособны испытывать чувство «я хочу», чувство собственного Я. Жизнь в целом они воспринимают как нечто подавляюще сильное, непреодолимое и неуправляемое.
     В более тяжелых случаях кроме тенденции к самоуничижению и к подчинению внешним силам, проявляется еще и стремление нанести себе вред, причинить себе страдание. Это стремление может принимать разные формы: самокритики и самообвинения. Они так преуспевают в этом, что их злейшим врагам не пришло бы это в голову. Другие – с неврозом навязчивых состояний – истязают себя принудительными ритуалами или неотвязными мыслями. У определенного типа невротиков можно обнаружить склонность к физическим заболеваниям, причем эти люди – осознанно или нет – ждут болезни, как дара божьего. Часто они становятся жертвами несчастных случаев, которые никогда бы не произошли  без их бессознательного стремления к этому. Однако наиболее часто мазохистские тенденции проявляются в менее драматических формах, таких как неспособность уверенно отвечать на экзаменах при отличном знании предмета, восстанавливать против себя тех, кого они любят и кем дорожат неуместной болтовней, неадекватными поступками и т.д.
     Мазохистские тенденции могут ощущаться индивидом как чисто патологические и бессмысленные, но чаще они так искусно рационализируются, и тогда мазохистская зависимость выступает под маской любви или верности, комплекс неполноценности выдается за осознание  подлинных недостатков, а страдания оправдываются их неумолимой неизбежностью.
    Противоположной наклонностью являются садистские. Фромм выделяет три типа садистских тенденций так или иначе связанных друг с другом.  Первый тип – это стремление поставить других людей в зависимость от себя и приобрести неограниченную власть над ними, превратив их в  свои орудия, «лепить, как глину». Второй тип – не только иметь абсолютную власть над другими, но и эксплуатировать их, использовать и обкрадывать. Эта жажда может относиться не только к материальному достоянию, но и к моральным и интеллектуальным качествам, которыми обладает другой человек. Третий тип садистских тенденций состоит в стремлении причинять вред другим людям страдания или видеть, как они страдают. Страдание может быть и физическим, но чаще это душевное страдание. Целью такого стремления может быть как активное причинение страдания – унизить, запугать другого,- так и пассивное созерцание чье-то униженности или запуганности.
    По моральным причинам садистские наклонности меньше осознаются и больше рационализируются, нежели мазохистские, более безобидные в социальном плане. Часто они скрываются за сверхзаботой и сверхдобротой. Фромм приводит в пример наиболее частые рационализации: «Я управляю вами, потому что лучше вас знаю, что для вас лучше.», « Я сделал для вас так много, что теперь вправе брать от вас все, что хочу.». Наиболее агрессивные садистские импульсы чаще всего рационализируются в двух формах: «Другие меня обидели, поэтому я мщу.», «Нанося удар первым, я защищаю от удара себя и свих близких».
      Садист очень зависит от объекта своего садизма – мазохиста, хотя в это очень трудно поверить и наоборот. Другими словами, друг без друга они не в состоянии существовать. Садисту нужен принадлежащий ему человек, ибо его собственное ощущение силы основано только на том, что он является чьим-то владыкой. Эта зависимость может быть совершенно неосознанной. Так, например, муж может самым садистским образом издеваться над своей женой – и при этом ежедневно повторять ей, что она может уйти в любой момент, что он будет только рад этому. Часто жена бывает настолько подавлена, что не пытается даже спастись, и поэтому оба они верят, что он говорит правду. Но если она и вправду решит оставить его, то садист не станет скупиться на слова любви и обещания. Как правило, боясь каждого самостоятельного шага, женщина рада ему верить – и остается. В этот момент игра начинается сначала и так до бесконечности. Такие наклонности могут проявляться и в отношении к детям, и в отношении подчиненных. Садист безумно любит тех, над кем ощущает власть.
      Многим мыслителям садизм казался меньшей загадкой, чем мазохизм. То, что человек стремиться подавлять других, считается хотя и не хорошим, но зато вполне естественным делом, так как является  рациональным следствием человеческого стремления к власти,  наслаждению и безопасности. Но мазохистские наклонности, направленные против самого себя, кажутся просто ненормальными.
    Существует явление (оно хорошо описано в психиатрии и сексопатологии), доказывающее, что страдание и слабость могут быть целью человеческих стремлений: это – мазохистское извращение. В этом случае люди хотят сознательно страдать и наслаждаться своим страданием, испытывая при этом сексуальное возбуждение. Это не единственная форма мазохистского извращения; часто ищут не физической боли как таковой, а возбуждение и удовлетворение вызываются состоянием физической беспомощности. В садистском извращении удовлетворение и достигается с помощью соответствующих механизмов: через причинение другому человеку физической боли, унижение действием или словом. Оба вида садизма и мазохизма ( поведение и извращение) тесно между собой связаны. Не только Фромм, но и Фрейд, Адлер, Райх, Хорни пытались найти корни садомазохизма и в результате пришли к такому выводу: и мазохистские и садистские стремления служат защитным механизмом для индивида, который с их помощью пытается избавиться от невыносимого чувства одиночества,  бессилия и ничтожности и забыть свое «я».
      Следующим защитным механизмом, описанным в своих работах Фроммом, является разрушительность. Хотя этот механизм взаимосвязан с садистско-мазохистскими стремлениями, но разрушительность отличается уже тем, что ее целью является не активный или пассивный симбиоз, а уничтожение, устранение объекта. Но корни у нее те же: бессилие и изоляция индивида. Стремление разрушить мир – это отчаянная попытка человека не дать разрушить миру его самого. 

 
 Гарри Стэк Салливен о защитных механизмах личности.

 Основополагающими понятиями в теории личности,
разработанной Салливеном, являются напряжения и трансформация энергии, причем данные термины необходимо понимать именно в физическом смысле. Он представлял личность как когнитивную систему, энергия в которой может существовать либо в виде напряжений (потенциальных возможностей действий), либо в виде непосредственных действий (трансформаций энергии). Напряжения, в зависимости от происхождения, подразделяются Салливеном на согласовывающие (потребности) и рассогласовывающие (тревога).
     Трансформации энергии  упорядочиваются и превращаются в конкретные образцы поведения, которые характеризуют человека в течении всей его жизни – динамизмы, которые Салливен делит на два основных класса. Первый из них  связан со специфическими участками тела, включая рот , анус и гениталии, а второй относится к напряжениям и состоит из трех категорий: рассагласовывающие, изолирующие и согласовывающие.
     Рассагласовывающий динамизм включает все деструктивные образцы поведения, связанные с озлобленностью; изолирующие динамизмы включают образцы поведения, не относящиеся к межличностным отношениям, например сексуальное влечение; согласовывающие динамизмы – это полезные образцы поведения, такие, как близость и Я-система. Другими словами, Салливен хотя и не говорит прямо о защитных механизмах личности, он их очень точно описывает через понятие личности. Рассмотрим более подробно все моменты, которые так или иначе проявляются как формы защитного поведения и конструктивного и деструктивного плана.
     Напряжения Салливен рассматривает как насущную необходимость в конкретных энергетических трансформациях, которые рассеивают напряжение, что часто сопровождается изменением ментального состояния, изменениями сознания, что приводит к комфорту и удовлетворению. Напряжения вызываются  или различными потребностями или тревогой. Те напряжения, которые вызываются потребностями, вынуждают человека продуктивно действовать, в то время как напряжения, вызываемые тревогой, влекут за собой деструктивные защитные формы поведения. Салливен считал, что любюое напряжение является потенциальной возможностью действовать, которая может быть осознанной или неосознанной. Многие напряжения (тревога, предчувствие, дремота, голод, сексуальное возбуждение) не всегда могут осознаваться личностью и частично искажать действительность.
      Первый из описанных Салливеном видов напряжений – это потребности. Они вызываются биологическим дисбалансом между человеком и физико-химической средой внутри и вне его организма. Потребности имеют эпизодический характер: удовлетворенные, они временно теряют свою силу, но спустя некоторое время возникают снова. Потребности выстраиваются в иерархические ряды, причем нижестоящие должны быть удовлетворены в первую очередь.
     Салливен выделяет межличностные потребности (ласка, безопасность, принятие и пр.), общие потребности (воздух, вода, пища, секс и пр.) и зональные (рот, руки, анус, гениталии и прочие части тела).  Имея возможность удовлетворять общие потребности, младенец расходует меньше энергии, чем для этого необходимо, а излишки преобразуются потом в последовательные характерные только для него формы поведения, которые Салливен называет динамизмами.
    Второй тип напряжения, которые формирует различные способы и формы защит, - тревога. Тревога – переживание, связанное с реальной или воображаемой угрозой  безопасности. Она является неопределенной, у нее нет четкого источника, поэтому не побуждает к определенным действиям, которые могут избавить от нее и лишнего разрушающего напряжения.
   Салливен считал, что тревога появляется у человека еще в младенческом периоде его развития и является результатом процесса эмпатии и передается от матери. Так как все матери тревожатся о своих малышах, то все младенцы в той или иной мере становятся тревожными. Мать не знает, по какой причине плачет и тревожится ее младенец, но пытается угадать и удовлетворить его потребность, что не всегда получается. Это приводит к еще большей тревоги у матери, которая тут же передается и младенцу. Таким образом, получается замкнутый круг. В конце - концов уровень тревоги ребенка становится настолько высоким, что начинает препятствовать процессам сосания и глотания.
     С точки зрения Салливена, тревога не способствует удовлетворению потребностей, а препятствует ему и тормозит развитие полноценных межличностных отношений. Салливен уподоблял высокий уровень тревожности удару по голове. Тревога делает человека неспособным учиться, сужает диапазон восприятия, ослабляет память и может привести к амнезии. Тревога уникальна: заставляя человека действовать детскому желанию безопасности, она порождает поведение, препятствующее ему учиться на своих ошибках. Так как тревога приносит страдания, человек пытается  избегать ее и защищаться  разными способами – эйфорией, гневом, страхом, поступками, совершаемыми втайне от людей, скрытыми мыслями и т.д. Салливен считал что паттернам трансформации напряжения и энергии, которые формируют устойчивые образцы поведения и черты,  человека обучает общество. Эти образцы поведения он назвал динамизмами.
     Динамизмы, как уже было сказано выше, подразделяются на два основных класса. Первый из них связан со специфическими участками тела, а второй относится к напряжениям и состоит из трех категории: рассогласовывающие, изолирующие и согласовывающие.
      Рассогласовающий динамизм проявляется в форме озлобленности, это динамизм злости и ненависти, который характеризуется чувством, что человек живет среди врагов. Озлобленность может проявляться в форме застенчивости, вредности, жестокости или других видов антиобщественного  поведения.
     Озлобленность возникает в возрасте 2-3 лет, когда дети начинают игнорировать и отвергать действия, которые фактически были проявлением материнской ласки. Многие родители для контроля поведения своих детей используют физические наказания, порицание, отвержение и пр., в результате чего дети начинают воздерживаться от  любых проявлений потребности в ласке, защищая себя с помощью враждебного отношения к окружающим, озлобленности, раздражительности и вредности.
     Изолирующий динамизм, как считает Салливен, проявляется в форме сексуального влечения, как бы странно это не звучало.  Его мнение противоречит мнению других теоретиков, считающих сексуальное влечение следствием инстинкта продолжения вида и одной из причин межличностного общения. Салливен предполагал. Что, что сексуальное влечение является изолирующей потребностью, не требующей обязательного присутствия другого человека для своего удовлетворения. Она проявляет себя в форме аутоэротичного поведения, даже если объект сексуального влечения – другой человек.
     Сексуальное влечение является очень мощным динамизмом в период юности, когда оно зачастую приводит к снижению самооценки. Сексуальная активность человека часто отвергается другими, что увеличивает уровень его тревоги и подавляет чувство собственной ценности. Кроме того, сексуальное влечение часто служит помехой близким отношениям, особенно в период ранней юности.
    Согласовывающий динамизм проявляется  в стремлении к близости. По мнению Салливена, основная межличностная потребность – потребность в ласке. Именно она и проявляется в согласовывающем динамизме близости. Однако необходимо уточнить это понятие, так как люди совершенно по-разному понимают этот термин и это слово. Близость предполагает тесные отношения между двумя людьми, имеющими более или менее равный статус, - людьми, которые должны воздействовать друг на друга при помощи сотрудничества. Каждый из них видит в другом равную себе личность, а не только объект наслаждения.
     Близость направлена на то, чтобы вызвать у партнера симпатию, нежность, преданность и тем самым избавиться от страха и одиночества.   Поскольку близость помогает людям избежать этих тягостных эмоциональных состояний, она является необходимой для здоровых людей.
   Близость развивается у детей перед половой зрелостью – во время предъюношеского периода – и обычно существует между детьми одного пола, что является совершенно нормальным. Близкие отношения с человеком противоположного пола возникают в период поздней юности или даже зрелости. Поскольку близость – это динамизм. Требующий равных отношений, она нет всегда существует между родителями и детьми и возникает лишь тогда, когда ребенок становится взрослым и начинает видеть в родителе равного себе.
      В качестве центрального динамизма, обеспечивающего нормальное функционирование человеческой личности, Салливен предложил  понятие Я-системы. Я-система представляет собой комплексный образец поведения, который обеспечивает безопасность личности, защищая ее от тревоги и который возникает из межличностного общения, но она является также и препятствием для положительного изменения личности, когда она переходит на следующий этап развития и появляются новые потребности.
     Я-система начинает развиваться в возрасте 12 – 18месяцев, когда ребенок начинает уже понимать, какие его поступки поднимают уровень тревоги, а какие ее снижают. По мере развития Я-системы у человека начинает формироваться устойчивый мысленный образ самого себя, поэтому любой межличностный опыт, который не согласуется с этим мысленным образом, становится угрозой безопасности. Чаще всего люди стараются отрицать или искажать межличностный опыт, который вступает в конфликт с их самооценкой.  Например, когда людей, у которых мнение о себе слишком высокое, называют некомпетентными, они могут посчитать, что это глупость,  зависть, или шутка. В результате человек пытается защитить себя от межличностных напряжений с помощью действий, обеспечивающих безопасность, и их целью является снижение чувства неуверенности в себе.
    Салливен описывает два основных защитных действия, обеспечивающих безопасность – это диссоциация и селективное игнорирование.
    Диссоциация включает в себя стремления и потребность, которые человек не хочет допускать в свое сознание. В некоторых случаях детские переживания становятся диссоциированными и не включаются в Я-систему: например, когда ребенка не наказывают и не поощряют за его поведение. Переживание взрослого человека также может быть диссоциированным, если не соответствует стандартам поведения данного человека. Однако эти переживания не исчезают: они продолжают влиять на личность на подсознательном уровне.  Диссоциированные образы и переживания могут проявляться в снах, переживаниях или других бессознательных действиях и направлены на обеспечение безопасности.
      Селективное игнорирование – это отказ замечать вещи или явления, которые человек не хочет замечать, оно более приемлемо для сознания и более ограничено в возможностях.  Они возникают после того, как устанавливается Я-система, и активизируется, когда человек пытается заморозить переживания, которые с ней не согласуются. Например, добросовестные водители могут забывать о том, что и они иногда нарушают правила дорожного движения.
     Поскольку и диссоциация и селективное игнорирование искажает наше восприятие действительности, Салливен назвал действия, обеспечивающие безопасность, мощным тормозом личностного развития.
     К защитным механизмам личности можно отнести и персонификации. Салливен считал, что в течение все своей жизни, начиная смладенчества, человек строит мысленные образы самого себя и других людей. Эти мысленные образы, называемые персонификациями, могут быть как адекватными, так и искаженными потребностями и тревогами человека. Первоначально сформировавшись в изолированной межличностной ситуации, персонификации в дальнейшем закрепляются в качестве стереотипов поведения и начинают влиять на отношение к другим людям, искажая их реальные образы.
    Салливен описал три вида персонификаций, которые начинают развиваться уже в период младенчества: мать-плохая; мать-хорошая и Я. Кроме этого некоторые дети формируют персонификацию идола.
     Первый образ, который первоначально формируется в детстве – это персонификация мать-плохая. Он рождается из младенческого опыта, связанного с плохим питанием, «плохим соском», который не удовлетворяет потребность в пище, с необязательностью матери, не откликающейся на плач ребенка. Персонификация мать-плохая является недифференцированной, поскольку включает всех людей, которые ухаживают за ребенком. Она является не точной копией «настоящей матери», а лишь неявным представлением ребенка о том, что его неправильно кормят и оставляют в одиночестве, когда он нуждается в ласке матери.
     Персонификация мать-хорошая основана на материнской ласке и поддержке, представлении о «хорошем» соске,
приносящем удовлетворение. Мать-хорошая возникает после формироваеия персонификации мать-плохая. Эти две персонификации, одна из которых основана на восприятии младенцем тревожной и агрессивной матери, а другая – спокойной и ласковой , складываются в комплексную персонификацию, состоящую из противоположных качеств, проецируемых на одного и того же человека. Однако пока младенец не овладел речью, эти два противоположных образа матери могут спокойно сосуществовать друг с другом.
     Персонификация Я формируется у ребенка в результате межличностного общения, после того, как создан образ матери. В период младенчества, по мнению Салливена, ребенок приобретает три вида персонификаций Я (Я-плохой, Я-хороший, не-Я), каждая из которых  связана с развитием понятия о себе или своем теле. Персонификация Я-плохой является следствием наказаний и неодобрения, которые младенец получает от матери. В результате этого у ребенка появляется тревога достаточно сильная, чтобы младенец понял, что поступил нехорошо, но не настолько серьезна, чтобы стать причиной диссоциации или селективного игнорирования. Так же как и другие персонификации, Я-плохой вырисовывается из межличностных ситуаций, в которой мать-плохая оценивает ребенка.
    Персонификация Я-хороший является результатом межличностных отношений, в которых главную роль играет мать-хорошая, одобряя, лаская и поощряя ребенка. Такой опыт снижает уровень тревоги и формирует у него положительное представление о самом себе.
    Персонификацию не-Я и последующую диссоциацию или селективное игнорирование как способ защиты может сформировать у младенца сильная ти внезапная тревога. Когда ребенок отрицает эти переживания, воспринимая их не относящимися к его Я, они становятся часть персонификации не-Я. Эти персонификации потом встречаются и взрослых и могут проявляться в виде снов, шизофрении и других диссоциированных реакций. Салливен считал, что этому кошмарному опыту всегда предшествуют предупреждения разного рода – беспокойство. бессонница, внезапная сильная тревога, которые вызывают приступы панического страха и делают их неспособными поддерживать межличностные отношения. Однако они служат ценным сигналом того, что приближаются шизофренические реакции. Эмоция панического страха может быть испытана во сне или иметь форму приступов ужаса, отвращения, озноба.
      В качестве защиты, с точки зрения Салливена, у человека уже в раннем возрасте может сформироваться персонификация идола, если ребенок не может удовлетворить потребность в поддерживающем общении. Причины такой неудовлетворенной потребности могут быть разные – изоляция от сверстников и других значимых людей, тяжелые болезни, жестокое обращение, госпитализация, индивидуальные особенности ребенка и прочее. Однако ребенок выходит из этого травмирующего его психику положения, создавая себе воображаемых товарищей, которые могут быть для ребенка также важны, как и реально существующие. Эти воображаемые товарищи являются формой персонификации. Дети выдумывают несуществующих в действительности людей, животных или черты характера с целью защиты самооценки.
     Персонификация идола присуща не только детям, но и взрослым.
Последние также склонны приписывать окружающим людям черты характера, которыми те не обладают. Такая персонификация часто вызывает конфликты в межличностных отношениях, когда люди проецируют воображаемые черты характера на других, она препятствует эффективному общению, мешает людям находиться на одном уровне знания.


























    *Телесно-ориентированная психология о защитных механизмах личности.

       Значимый вклад в развитие представлений о механизмах психологической защиты внес Вильгельм Райх (1897-1957). Он понимал человеческую личность как единую защитную структуру. Кроме того, он ввел в научный обиход понятие личностного панциря как физического аспекта защитного механизма личности.
    Концепция характера была сформулировани З.Фрейдом еще в 1908 году. Райх, будучи учеником и последователем Фрейда, творчески развил эту концепцию: он был первым аналитиком, который стал обращать внимание не только на симптомы заболевания пациента, но и на природу и функционирования его личности как единого целого.
    Райх полагал, что всякий характер состоит из двух основных компонентов: врожденных установок по отношению к миру, а также реакций на различные ситуации. Он включает в себя психологические установки и ценности, стиль поведения (застенчивость, агрессивность, эгоизм и так далее)и физические установки (поза, привычка держаться и двигаться, владеть собственным телом).
     Характер формируется как некая защитная структура, обращенная против возникающей в сознании ребенка тревоги, вызванной интенсивными сексуальными переживаниями и сопровождающим их страхом наказания. Первая защитная реакция направлена на подавление этих переживаний, которые со временем начинают сдерживать сексуальные импульсы. Поскольку защитные механизмы постепенно активируются и начинают действовать автоматически , они преобразуются в устойчивые черты характера, которые и составляют систему характерного панциря индивида.. Характерный панцирь включает в себя все репрессивные защитные силы, обладающие отчетливой и согласованной структурой внутри каждого субъекта.
    Черты характера сами по себе не являются симптомами невроза. Различие между этими двумя понятиями, как считал Райх, заключаются в том, что такие симптомы невроза, как иррациональные страхи или фобии переживаются индивидом как внешние, чуждые элементы психики, в то время как невротические черты характера, такие как болезненная аккуратность, ответственность, болезненная застенчивость принимаются индивидом как неотъемлемая часть собственной личности. Человек может жаловаться на свою крайнюю застенчивость, но эта застенчивость не представляется ему лишенной всякого смысла, иррациональной, патологической, каковыми являются симптомы невроза. Защитные механизмы личности, считал Райх ( и он был прав!), нелегко искоренить, поскольку они хорошо рационализированы в сознании индивида и переживаются как часть его самооценки.
    Райх постоянно призывал своих пациентов ясно осознавать собственные черты характера для того, чтобы помочь самому себе.
Когда пациент переставал относиться к внешним проявлениям своего характера как к само собой разумеющемуся, его мотивация к изменению в лучшую сторону усиливалась.
   Райх несколько по-другому, чем З.Фрейд, описывал и понимал особенности генитального характера. Термин генитальная личность Фрейд использовал для конечного уровня психосексуального развития индивида. Райх же применял этот термин по отношению к людям, обладающих оргастической потенцией. Под этим термином он понимал способность личности отдаваться потоку биологической энергии,
 для которой не существует никаких препятствий; способность полностью освободить заблокированное сексуальное возбуждение непроизвольными, доставляющими удовольствие конвульсиями своего тела. Наблюдая за своими пациентами и течением их заболевания, Райх обнаружил, что, если пациент ослабляет свой панцирь и наращивает оргастическую потенцию, многие области невротического функционирования изменяются сами собой. Вместо жестких невротических рычагов, используемых в регулировании своего поведения, индивид обретает способность к саморегуляции. Райх считал, что человек, способный к саморегуляции, исповедует принцип естественной, а не принудительной морали. Он совершает поступки в соответствии со своими собственными склонностями и чувствами, а не следует кодексам, навязанным извне, или требованиям, предписанным другими.
     Человек, которого, по мнению Райха, можно назвать генитальной личностью, не обременен панцирем системы психологической защиты. Он и так способен, когда это необходимо, защитить себя от опасности, оградить от враждебного окружения, т.е. в нужный момент создать себе такой панцирь. Однако он делает это сознательно и, когда панцирь не нужен, обходиться без него.
     Райх считал, что генитальная личность – это человек, который переработал свой эдипов комплекс таким образом, что отпала всякая необходимость обращать на него внимание, а тем более подавлять. Суперэго становится «сексоутверждающим», и наступает общая гармония между ним и другим важнейшим компонентом личности, в фрейдисткой психологии обозначенным термином ОНО. Генитальная личность способна переживать оргазм свободно, при этом извергая все лишнее либидо. Климакс у таких людей характерен полной отдачей собственной сексуальности и ничем не сдерживаемыми непроизвольными движениями; движения же личности, закованной в защитный панцирь, напротив, принудительны, неестественны и даже носят насильственный характер.
     Совершенствование Райх определял как процесс разрушения психологической и открытой личности, способной наслаждаться доставляющим полное удовлетворение оргазмом.
    В системе Райха мышечный панцирь делиться на семь основных сегментов, состоящих из мышц и органов, обладающих связанными между собой экспрессивными функциями. Эти сегменты формируют семь горизонтальных кругов, находящихся под прямым углом к позвоночнику и туловищу. Центры их располагаются в области глаз, рта, шеи, груди, диафрагмы, живота и таза.
    Защитный панцирь сдерживает свободное течение энергии и препятствует свободному выражению эмоций. Все начинается с защиты против всепоглощающей тревоги, а заканчивается формированием физической и эмоциональной смирительной рубашки. Райх обнаружил, что хроническое мышечное напряжение блокирует один из трех основных биологических видов возбуждения: тревогу, гнев и половое возбуждение. Согласно теории Райха, хроническое напряжение блокирует поток энергии, который лежит в основе всякой сильной эмоции. Панцирь не позволяет человеку переживать сильные чувства, он ограничивает и искажает их проявление. А от блокированных эмоций невозможно избавиться, потому что полностью они никогда не выражены. Райх полагал, что только полное переживание заблокированной эмоции дает возможность освободиться от нее. Он обращал внимание также и на то, что неспособность человека полностью отдаваться удовольствию нередко пробуждает в нем чувство гнева и ярости.
     Райх в своих работах обращал внимание также и на то, что наш интеллект также выполняет роль защитного механизма. Интеллектуальная деятельность человека может быть так структурирована и направлена в такое русло, что становится подобной хитроумному прибору, единственная цель которого – затруднить понимание, увести от реальности. Другими словами, интеллект может работать по двум основным руслам нашей психики, ведущим либо к реальности нашего мира, либо прочь от нее.
     Райхбыл против какого бы то ни было разделения таких понятий, как интеллект, эмоции и тело.
      Защитные механизмы личности могут также проявляться и на уровне самости. Самостью Райх считал здоровую биологическую сердцевину всякого человеческого существа. Однако большинство людей утратили связь с собственной самостью, слишком они защищены и слишком крепок их панцирь. Это является причиной того, что люди не могут постичь самих себя и свою собственную личность. Кроме того, подавленные импульсы  репрессивные защитные механизмы сообща создают фундамент неспособности к контакту с другими людьми и самим собой.
     В результате наблюдений за пациентами он пришел к выводу,  что по своей сути физический и психологический панцири есть одно и то же.
     Основная цель терапии Райха состоит в разрушении панциря в каждом из семи сегментов, начиная с сегмента, локализованного в области глаз, и заканчивая сегментом области таза. Каждый из этих сегментов является относительно независимой единицей, и работа с ним должна проводиться отдельно.
    Для разрушения панциря используются три инструмента: 1) накопление в теле энергии с помощью глубокого дыхания; 2) прямое воздействие на хронически напряженные мышцы с целью их расслабления; 3) постоянное поддержание сотрудничества с пациентом, открытое обсуждение с ним каждого случая возникновения эмоционального сопротивления или напряженности. Эти три инструмента Райх использовал при работе над каждым из семи панцирных сегментов.


 

Гештальт - психология о защитных механизмах личности.

        Слово гештальт в переводе с немецкого обозначает паттерн или конфигурацию, т.е. определенную конфигурацию частей, которая образует нечто целое. Главный принцип этого направления заключается в том, что анализ частей никогда не может дать понимание целого, поскольку целое состоит из частей, дополненных взаимодействием и взаимозависимостью частей. Основоположниками этого направления, как известно, являются Фриц и Лаура Перлс, которые занимались психоанализом и были первыми учениками З.Фрейда. Они считали, что основной проблемой человека является то, что он не способен жить «здесь и сейчас». Человек находится все время то в прошлом, то в будущем, и это приводит к формированию тревоги, сужению эмоций, что мешает полному осознанию самого себя и препятствует психологическому росту. 
       Перлсы полагали, что сужение эмоций являются коренной причиной всех невротических состояний. Если выражение эмоций подавлено, тревога усиливает тревогу. Охваченные тревогой, люди пытаются десенсибилизировать свою нервную систему, с тем, чтобы снять возникшее напряжение. В этот момент и развиваются такие симптомы как фригидность или фобическая реакция – то, что Фриц Перлс назвал «дырами нашей личности». Эта эмоциональная десенсибилизация ведет к уходу от осознания, что, в свою очередь,
создает слои невроза, которые сохраняются длительное время с помощью нескольких типов невротических механизмов. Эти невротические механизмы можно считать защитными механизмами личности и поэтому есть необходимость рассмотреть их так, как понимали их авторы.
     Фриц Перс предположил, что невроз в целом можно рассматривать в виде пятислойной структуры, и что рост личности и конечное освобождение от невроза происходит посредством прохождения через эти пять слоев. Первый из слоев невроза – слой клише, или слой символьного существования. Он включает в себя такие символы контакта, как довольно бессодержательные выражения «доброе утро», « привет», « как дела?», «хорошая погода, не правда ли?». Второй слой – ролевой, или игровой. Это слой  «как бы», где мы делаем вид, что являемся человеком, которым нам больше всего хотелось бы быть, например, компетентным юристом или психологом, вечно молодой и уверенной в себе девушкой или  брутальным молодым человеком и т.д.
    Перлс полагал, что после того, как мы реализовали эти два слоя, мы достигаем тупикового слоя, называемого им слоем антисуществования или слоем фобического ухода. Здесь мы ощущаем пустоту, одиночество и небытие. Избегая небытия (это вызывает чувство страха и тревоги), мы, как правило, прекращаем свое осознание и возвращаемся к игровому слою. Если, однако, мы сохраняем самосознание в этой пустоте, то достигаем слоя смерти или имплозии (смычки). Этот слой напоминает смерть или страх смерти, потому что в нем, как полагает Перлс, происходит «паралич»  противоположных сил. Но если мы сможем сохранить контакт с этой смертью, то достигаем последнего слоя – слоя эксплозии или, другими словами, взрыва. Именно осознание этого слоя способствует развитию подлинного человека, истинного Я, человека, способного ощущать и, самое главное, выражать эти эмоции.
    Существует четыре основных вида эксплозии, который может испытать индивид после того, как он прошел слой смерти. Есть эксплозия печали, которая подразумевает проживание какой-то потери или чье-то смерти, которые прежде не были ассимилированы. Есть эксплозия перехода в оргазм у людей сексуально заторможенных или фрустрированных. Может иметь место эксплозия перехода в гнев, когда выражение этого чувства по каким-то причинам длительно подавлялось. И, наконец, есть эксплозия перехода в то, что Перлс назвал радостью жизни – веселье и смех. По разным причинам люди считают, что любую энергию необходимо контролировать, и это является большим заблуждением  с точки зрения гештальт-психологии, потому что   жажда контроля эмоций или эксплозии проистекает из страха пустоты и небытия, а этого не стоит бояться, так как оно (небытие) имеет и позитивный аспект с точки зрения восточных философских систем.
    Фриц Перлс описал также четыре защитных невротических механизма, которые препятствуют личностному росту: интроекцию, конфлюэнцию, ретрофлексию и проекцию. Есть смысл рассмотреть эти механизмы более подробно.
    Интроекция (включение) – это механизм, посредством которого люди усваивают нормы, установки, способы действия и мышления, которые не являются их собственными и которые они ассимилируют или усваивают недостаточно полно для того, чтобы сделать их своими собственными. Интроецирующим людям трудно провести грань между тем, что они действительно чувствуют, и тем, что другие хотят заставить их почувствовать. Другими словами, им трудно понять, что чувствуют другие люди. Поскольку концепции и установки, которые они усвоили или «проглотили» в процессе воспитания или самовоспитания несовместимы друг с другом, интроецирующие люди страдают от внутриличностных конфликтов. Чтоб было более понятно, что имел в виду Перлс, необходимо прибегнуть к уточнению: интроецирующий делает то, что другие хотели бы заставить сделать его, он часто использует местоимение «я», хотя почти всегда подразумевает «они».
      Вторым защитным невротическим механизмом является конфлуэнция (слияние). При этом механизме люди не ощущают границ между собой и своим окружением. Личность как бы полностью утрачивает границы своего собственного Я, сливаясь с ним и растворяясь в других. Конфлюэнция, по мнению Перлса, делает невозможным здоровый ритм контактов и их прерывания, потому что и контакт и его прерывание предполагают способность адекватного восприятия другого человека как другого, а не части себя.  Человек с патологической конфлюэнцией не знает, кто совершает какие действия и по отношению к кому и поэтому часто употребляет местоимение «мы».
      Третьим защитным невротическим механизмом является ретрофлексия. Этот термин буквально обозначает «поворачиваться резко назад навстречу чему-либо».  Ретрофлексиющие люди поворачиваются лицом к себе и, вместо того чтобы направить свою энергию на изменение своего окружения и манипулирование им, направляют эту энергию на самих себя. Они как бы расщепляют себя и становятся одновременно и субъектом и объектом своих поступков, становятся «мишенью» всех своих действий. Другими словами, ретрофлексирующий человек делает с собой то, что он хотел бы сделать с другими.
     Четвертым невротическим механизмом Ф.Перлс назвал проекцию. Она проявляется в стремлении сделать других ответственными за то, что исходит из «я». Проекция подразумевает отказ от собственных импульсов, желаний и поступков, так как человек помещает то, что принадлежит «я», за пределы последнего.
Проецирующий совершает по отношению к другим то, что, как ему кажется, они делают с ним, при этом часто используются местоимения «оно», «они», хотя реально подразумевается «я».
    Проекция имеет решающее значение при формировании и понимании сновидений. На взгляд Фрица Перлса, все составляющие сна – этот спроецированные, отброшенные фрагменты нас самих. Каждый сон содержит по крайней мере одну незавершенную ситуацию, которая включает в себя эти спроецированные фрагменты. Работать над сном – значит снова овладеть этими спроецированными элементами, тем самым предав законченность незавершенному гештальту.
    С точки зрения этого ученого любое нарушение баланса организма представляет собой какой-то неполный гештальт, какую-то незавершенную ситуацию, вынуждающую организм заняться созиданием, изыскивать средства и способы восстановления этого баланса. Незавершенные гештальты  обычно сказываются на психическом здоровье человека.
    Психическое здоровье Перлсы определяют как способность заменить внешнюю поддержку и регуляцию самоподдержкой и саморегуляцией. Основная идея гештальт – теории состоит в том, что каждый организм обладает способностью достигать оптимального баланса внутри себя и по отношению к своему окружению. Регулирующие и поддерживающие себя индивиды осознают собственную способность выбирать средства удовлетворения потребностей, когда эти потребности дают о себе знать.













 
    *** Логотерапия о защитных механизмах личности.

       Этот метод психотерапии создан Виктором Эмилем Франклом.
В 1905 году он родился в Вене – родине двух уже известных школ психотерапии – Фрейда и Адлера, которым он явно или неявно оппонировал. Постепенно он выстраивал свои идеи относительно личности, будучи доктором медицины, которые впоследствии выросли в авторскую теорию логотерапии и экзистенциального анализа. На его научные взгляды огромное влияние оказало пребывания в нацистских концлагерях. Опыт этих страшных лет и смысл, извлеченный из него, он описал в книге «Психолог в концлагере» (1946 г.), которая была издана на многих языках мира огромным тиражом. Именно там получил проверку и подтверждение его взгляд на человека. Франкл заметил, что в нацистском лагере в нечеловеческих условиях легче выживали те, кто знал, что есть некая задача, которая ждет своего решения и осуществления вопреки смерти, и это защищало их от деградации и полного безумия.
       В 50-60-е гг. он много ездил по миру и столкнулся с тем, что все более широкое распространение в обществе получило такое явление, как утрата многими людьми смысла жизни. Ему удалось понять психологические корни этого явления и дать ответ на многие вопросы, пришедшие с новой эпохой. Помогла ему в этом логотерапия – в переводе с греческого – смысл и экзистенциальный анализ.
    С точки зрения Франкла утрата смысла своего существования вызывает у человека глобальную тревогу и различного рода неврозы. Уже в середине ХХ века автор считал, что наступила Эпоха Тревоги, которая поражает не  только отдельного человека, но и носит коллективный характер, формирующий и коллективный невроз. По мнению ученого он характеризуется четырьмя основными симптомами.
    Во-первых, бесплановостью, установкой жить день за днем. Современный человек действительно привык жить сегодняшним днем. Он научился этому во время последней мировой войны, и с тех пор эта установка не модифицировалась. Люди жили таким способом, потому что они ждали окончания войны, а до тех пор планирование не имело смысла. Угроза же новой атомной войны формировала установку: « После меня - хоть атомная бомба», рано или поздно она все равно все уничтожит, зачем же тогда планировать? Эта антиципация атомной войны столь же опасна, считал Франкл, как и любая другая антиципаторная тревога, так как, подобно любому страху, она имеет тенденцию вызывать именно то, что является ее объектом.
   Второй симптом – фаталическая установка к жизни. Она также является продуктом последней мировой войны. Человека толкали со всех сторон; он вынужден был все время перемещаться; его несло течение. Человек, живущий сегодняшним днем, считает планирование действий ненужным; фаталист считает его невозможным. Он чувствует себя беспомощным объектом воздействия внешних обстоятельств и внутренних состояний.
   Третий симптом – коллективное мышление. Человек хотел бы слиться с массой. Действительно. Он погружается в массу; он отказывается от самого себя как свободного и ответственного за все в своей жизни существа.
   Четвертый симптом – фанатизм. В то время как коллективист игнорирует собственную личность, фанатик игнорирует личность другого человека, человека, мыслящего иначе. Только его собственное мнение имеет право на существование.
   Все перечисленные Франклом симптомы можно рассматривать как деструктивные формы защиты от тревоги и страха нести ответственность  за себя и свою жизнь и избегать свободы, которая тяготит человека и даже пугает в какой-то мере.
   Моральный конфликт, конфликт совести может вести к экзистенциальному неврозу. И до тех пор, пока человек способен переживать конфликт совести, он будет сохранять иммунитет к фанатизму и к коллективному неврозу вообще; наоборот, человек, страдающий от коллективного невроза, сможет преодолеть его, если он способен снова услышать голос совести и страдать от этого. Экзистенциальный невроз в этом случае выступает как своеобразный адаптивный механизм защиты, который приводит к избавлению от коллективного невроза! Другими словами, клин клином вышибают.
   Однако основным защитным механизмом человека, который определяет и направляет его жизнь является поиск жизненного смысла. Положение об уникальности этого защитного механизма не помешало Франклу дать содержательную характеристику возможных позитивных смыслов. Ценности – смысловые универсалии, являющиеся результатом обобщения типичных ситуаций в истории общества. Он выделил три группы ценностей: ценности творчества, ценности переживания и ценности отношения. Приоритет принадлежит ценностям творчества, основным путем реализации которых является труд. Из числа ценностей переживания Франкл особое значение придает любви, обладающей богатым смысловым потенциалом.
    Основной пафос и новизна логотерапии связаны с ценностями отношения. При любых обстоятельствах человек способен занять осмысленную позицию по отношению к этим обстоятельствам и придать своему страданию глубокий жизненный смысл. Таким образом, жизнь человека никогда не может оказаться бессмысленной. Однако обращение к ним оправдано, когда все остальные возможности повлиять на собственную судьбу исчерпаны.
    С принятием решения, с выбором сопряжена ответственность человека за свою жизнь. Проблема ответственности – узловая проблема логотерапии: найдя смысл, человек несет ответственность за существование этого уникального смысла; от индивида требуется принятие решения, желает он или нет осуществлять смысл в данной ситуации.
    Логотерапия Виктора Франкла не только описывает защитные механизмы личности, но и дает инструментарий для их успешной коррекции.
    Как видно из вышеизложенного, у каждого представителя той или иной психологической школы есть свои представления о защитных механизмах личности и их роли в ее поведении и развитии. Одни ученые считают, что защитные механизмы выполняют скорее адаптивную функцию для приспособления к среде и своим переживаниям. Многие считают, что использование защитных механизмов приводит к невротической адаптации – довольно ненадежному и хрупкому аппарату приспособления к негативным стимулам. С их точки зрения шаткость такого тприспособления обусловлена ригидностью – основной характеристикой защитных техник. Невротическая адаптация в конечном счете формирует структуру невротического характера человека и с этим трудно не согласиться.
   В работах по стрессу психологическая защита сопоставляется с так называемыми механизмами совладания. Механизмы совладания считаются или родовым понятием по отношению к виду «психологическая защита», или эти два типа переработки стрессовых ситуаций дифференцируются как отдельные равноценные способы.
    Под механизмами совладания понимаются как поведенческие усилия, так и внутрипсихические усилия по разрешению внешних и внутренних требований, а также возникающих между ними конфликтов, которые требуют напряжения сил или даже превышают эти силы.
    Другие авторы подчеркивают, что не все можно назвать совладанием, о нем можно говорить только тогда, когда умения и навыки подвергаются серьезному испытанию, когда нет готовых решений или их невозможно использовать, когда проблемы не заструктурированы и трудно определить уместность принимаемых решений и когда невозможно предсказать последствия действий.
   Наиболее плодотворной  является попытка исследовательской группы Р.Лазаруса дифференцировать механизмы совладания и защиты. Ими были выделены следующие параметры дифференциации.
   1. Временная направленность. Защита, как правило, пытается разрешить ситуацию «сейчас», не связывая эту актуальную ситуацию с будущими ситуациями. В этом смысле психологическая защита обслуживает актуальный психологический комфорт.
  2. Инструментальная направленность. Защита «думает только о себе», если она и учитывает интересы окружения, то только для того, чтобы они в свою очередь обслуживали мои интересы.
  3. Функционально-целевая значимость. Имеют ли механизмы регуляции функцию восстановление нарушенных отношений между окружением и личностью (механизм совладания) или скорее только функцию регуляции эмоциональных состояний (защитные механизмы).
  4. Модальность регуляции. Имеет ли место поиск информации, непосредственные действия, рефлексия, или подавление и уход.
    Р. Лазарус даже создал классификацию психозащитных техник, выделив в одну группу симптоматические техники (употребления алкоголя, транквилизаторов, седативных препаратов и пр.) и в другую группу внутрипсихичские техники когнитивной защиты (идентификация, перемещение, подавление, отрицание, реактивное образование, проекция, интеллектуализация).


***  Современные представления о психологических защитных механизмах.

        В настоящее время представление о психологических защитных механизмах значительно расширилось современными и зарубежными учеными.
       Большинство исследователей рассматривают психологические защитные механизмы в качестве процессов интрапсихической адаптации личности за счет подсознательной переработки поступающей информации. В этих процессах принимают участие все психические функции: восприятие, память, внимание. Воображение, мышление, эмоции. Но каждый раз основную часть работы по преодолению негативных переживаний берет на себя какая-то одна из них. (Например, переориентация внимания при отрицании, забывание при подавлении, построение логических доводов при  оправдании своих поступков при рационализации.) Включаясь в психотравмирующей ситуации, защитные механизмы выступают в роли своеобразных барьеров на пути продвижения информации. В результате взаимодействия с ними тревожная для личности информация либо игнорируется, либо искажается, либо фальсифицируется. Тем самым формируется специфическое состояние сознания, позволяющее сохранить человеку гармоничность и уравновешенность структуры своей личности. Такое защитное внутреннее изменение рассматривается как особая форма приспособления человека к среде. Принципиально важно, что все эти процессы – неосознаваемые..
   По мере накопления экспериментальных данных стала выявляться определенная неоднозначность роли защиты. С чем связана эта неоднозначность? Первоначально защита проявляется в раннем детстве, когда формы общения и вида конфликта со средой ограничены уровнем развития личности. Она предназначена для автоматичного приспособления к среде за счет самопротекции. Однако во взрослом состоянии, при взаимодействии в расширенном социальном окружении, защиты только по типу автоматизмов бывает не всегда достаточно. Поэтому если она не усложняется и не корректируется, то при определенных условиях может привести к дезадаптации личности.
    Исследования показали, что организация защиты и ее способность противостоять внешним вредным воздействиям (т.е. выполнять свои функции) у разных людей неодинакова, так как неодинакова сила и слабость их Я. Одних защита не ограждает и от того, от чего надо было бы защитить, а других ограждает настолько прочно, что в психику не просачивается даже значимая для личностного развития информация. В результате возникла необходимость различать нормальную, постоянно действующую в нашей повседневной жизни защиту, выполняющую профилактические функции, и защиту патологическую – как неадекватную форму адаптации.
Срабатывая автоматически, психологическая защита снижает напряженность, улучшает самочувствие и тем самым приспосабливает человека к ситуации, т.к. уменьшает тревогу и страх. Однако нередко от человека требуется слишком много сил, чтобы держать свои страхи и желания «на привязи». В этом случае защита создает для личности множество ограничений, неизбежно приводит человека к замкнутости и изоляции. Значительные затраты энергии на удержания себя «в рамках» могут ощущаться как хроническая усталость или повышение обще
го уровня тревожности.
   Таким образом, если защитные механизмы психики у человека слабы, страх и дискомфорт неизбежно переполнят его душу. В то же время, для поддержания работы механизмов защиты на оптимальном уровне требуется постоянное расходование энергии. И эти затраты могут быть настолько существенными, и даже непосильными для личности, что в ряде случаев это может привести к появлению специфических невротических симптомов и к нарушениям приспособляемости.
   Можно видеть, что проблема психологической защиты содержит в себе центральное противоречие между стремлением человека сохранить психическое равновесие и теми потерями, к которым ведет избыточное вторжение защит. С одной стороны, безусловна польза от всех видов защит, призванных снижать накапливающуюся в душе человека напряженность путем искажения исходной информации или соответствующего изменения поведения. С другой стороны, их избыточное включение не позволяет личности осознавать объективную, истинную ситуацию, адекватно и творчески взаимодействовать с миром.
    Сколько всего известно защитных механизмов с учетом современных представлений о них? Среди современных исследователей нет единства мнений по этому вопросу. Как уже говорилось ранее, в оригинальной монографии А.Фрейд описала пятнадцать механизмов защиты. В словаре-справочнике по психиатрии, опубликованном Американской Психиатрической ассоциацией в 1975 году, – двадцать три. Обобщив список всего лишь двух классификаций Л.И.Вассерман с соавторами в качестве примера приводят список из тридцати четырех механизмов психологической защиты. Это – вытеснение, отрицание, перемещение, обратное чувство, подавление (первичное и вторичное), идентификация с агрессором, аскетизм, интеллектуализация, изоляция аффекта, регрессия, сублимация, расщепление, проекция, прожективная идентификация, всемогущество, девальвация, примитивная идеализация, реактивное образование (реверсия или формирование реакции), замещение или субституция (компенсация или сублимация) смещение, интроекция, уничтожение, идеализация, сновидение, рационализация, отчуждение, катарсис, творчество, инсценирование реакции, фантазирование, заговаривание, аутоагрессия. Однако на сегодняший день это не окончательная классификация, да и не может она таковой быть: меняется время, меняется человек и его психика, а значит будут появляться и новые способы  его защитных реакции в этом непростом мире.
   Большой вклад в изучение психологической защиты и разработку методов ее тестирования (т.е. измерение вклада каждого механизма в репертуар защиты данного человека )внес Р.Плутчик. Его основная идея заключается в том, что механизмы психологической защиты являются производными эмоций, а эмоции определяются как базисные средства адаптации. Плутчик выделяет восемь базисных адаптивных реакций (инкорпорация (присоединение), отвержение, протекция, разрушение, воспроизводство, реинтеграция (новое усвоение), ориентация, исследование), которые, с его точки зрения, выступают как прототипы восьми базисных эмоций (страх, гнев, радость, печаль, принятие, отвращение, ожидание. удивление). Кроме того. он обратил внимание на то, что защитные механизмы характеризуются противоположностью (биполярностью) в той мере, в какой полярны лежащие в их основе эмоции (радость-печаль, страх-гнев, принятие-отвращение, ожидание-удивление). Таким образом, восемь базтсных механизмов он сводит к четырем парам: реактивное образование – компенсация, подавление –замещение. отрицание-проекция, интеллектуализация – регрессия. Поскольку защитные механизмы являются производными эмоций, то они, по аналогии с эмоциями, классифицируются на базовые (отрицание, вытеснение, регрессия, компенсация, проекция, замещение, интеллектуализация, реактивное образование) и вторичные (к их числу относятся все остальные).,
    Определив зависимость проявления тех или иных механизмов защиты от этапа возрастного развития личности, особенностей конкретных когнитивных процессов и гипотетическую шкалу примитивности-зрелости отдельных защитных механизмов, Р.Плутчик  выстроил их последовательность, которая в порядке возрастания зрелости выглядит так. В числе первых возникают механизмы, связанные с перцептивными процессами. Именно процессы ощущения, восприятия и внимания несут ответственность за защиты, связанные с невидением, непониманием информации (перцептивные защиты). К этой группе относятся отрицание и регрессия, а также их аналоги. Они выступают как наиболее примитивные и характеризуют «злоупотребляющую» им личность как эмоционально и личностно менее зрелую. Затем возникают защиты, связанные с процессами памяти, а именно с забыванием информации (вытеснение и подавление). Самыми последними, по мере развития процессов мышления и воображения, формируются и наиболее сложные  зрелые виды защит, связанные с переработкой и переоценкой информации (рационализация).
    Преобладание у человека какого-либо защитного механизма может привести к развитию определенных черт и акцентуаций характера. Напротив, Люди с определенными свойствами склонны доверять конкретным защитам. Определенный механизм защиты как средство искажения реальности может характеризовать серьезныеличностные расстройства и нарушения. Наиболее полно такая взаимосвязь обоснована в теоретических исследованиях Г.Келлермана и Р.Плутчика., которые предлагают специфическую сеть взаимосвязей между различными уровнями личности: эмоциями, защитой и диспозицией (наследственной предрасположенностью к психическим заболеваниям). Так, параноидальная личность, для которой характерны высокая критичность и подозрительность по отношению к окружающим, ощущая собственную неполноценность, защищается проекцией. Агрессивная личность, основной эмоцией которой является гнев, использует защиту замещения, позволяющую ей направлять агрессию на более безопасный объект. У внушаемой и истеричной личности преобладающим типом защиты является отрицание. Пассивный личностный тип (робкий, зависимый, безынициативный) защищается от страха с помощью подавления и вытеснения.

              Отечественная психология о защитных механизмах личности.

 ****   В отечественной психологии явление психологической защиты рассматривается как с общепсихологических позиций, так и в прикладном значении.
     Некоторые исследователи отмечают, что концепция защитных механизмов, разрабатываемая в психоанализе, привлекает тем, что в нее хорошо вписываются житейские истории и факты конкретных людей.  (И.Кон). Так, например, исследования, проведенные сотрудниками Психоневрологического института им. В.М.Бехтерева в Санкт-Петербурге, подтвердили гипотезу А.Фрейд о связи синдрома с использованием определенных защитных техник. Так, В.А.Ташлыков обнаружил, что у больных истерией в 62% случаев было выявлено вытеснение из сферы сознания неприемлемого мотива. В 82% случаев у больных неврозом навязчивых состояний ведущим механизмом психологической защиты была интеллектуализация, или изоляция аффективных состояний.
     Другие считают, что явление защитных механизмов может и должно быть предметом действительно научного исследования (Ф.В.Бассин, Е.В.Рожнов, М.А.Рожнова). Третьи огорчаются по поводу того, что использование защитных механизмов в конфликтах, травмирующих ситуациях здоровыми людьми редко становятся объектом изучения в научной психологии (Б.В.Зейгарник). Наконец, четвертые начинают вводить категориальный аппарат психологической защиты в исследования и практику психотерапии и психокоррекции (Ф.В. Бассин, Р.М. Грановская, И.Я. Березная, А.А. Налчаджян, А.Т. Филатов, Г.С. Кочарян).
    Приоритет в постановке проблемы психозащиты в отечественной науке принадлежит Ф.В.Бассину. Заслуга этого ученого в том,что он отнесся к явлению защиты не как к научному артефакту психоанализа, а как к реально существующему психическому феномену, имеющему право и возможности для научного исследования. Он считал, что  в конце ХХ века, обогатившего человечество фундаментальными знаниями, наибольшего внимания требует к себе активность человека, его взаимоотношения с окружающим миром, с социальными коллективами, самим собой и каким образом он формирует и использует психологическую защиту.
    Сам Ф.В.Бассин не ограничивает значение психозащиты только специфическими эксвизитными ситуациями, как это, например, делают такие исследователи как Ю.С.Савенко и Ф.Е Василюк, которые считают, что защитные механизмы возникают в процессе самоактуализации в ситуациях, осложняющих этот процесс, или в так называемых «ситуациях невозможности». Для Бассина и ряда других  психологов и медиков психологическая защита представляет собой нормальный, широко и часто обнаруживаемый механизм, направленное на предотвращение расстройств поведения и физиологических процессов не только при конфликтах сознания и бессознательного, но и при столкновении вполне осознаваемых, но аффективно насыщенных установок ( Ф.В.Бассин, А.С.Прангишвили, А.Е.Широзия, А.Т.Филатов, Г.С.Кочарян ). Бассин причисляет к психологическим защитным механизмам создание более широкой в смысловом отношении установки, которая направлена на нейтрализацию нереализуемой по какой-то причине аффективно насыщенной установки.
    В поле действия новой установки снимается противоречие между первоначальными стремлениями и препятствием, при этом первоначальное стремление как мотив преобразуется и обезвреживается. При таком определении психологической защиты снимаются отрицательные моменты в психозащитной регуляции поведения, игнорируется тот важный для оценки личности факт, что психозащита есть слабость Я, что она, несмотря на то, что мобилизует определенным образом поведение, старается бороться  с непредвиденными обстоятельствами инфантильными способами – иллюзорным упрощением и устранением.
    Б.Д.Карвасарский также уделял внимание психологическим защитным механизмам личности и их роли в регуляции поведения индивида.  Но при этом он считал, что человек ежедневно пользуется нормальными психологическими адаптивными реакциями, но не реакциями психологической защиты.
    В парадигме медико-психологических исследований использование психозащитных техник рассматривается в определенной мере как патологическая, неплодотворная форма разрешения противоречий.
    В.К.Мягер предложил делать различие между патологической защитой и нормальной защитой, профилактической, постоянно присутствующей в повседневной жизни личности. Очень часто, когда медики и психотерапевты говорят о психологической защи те у больных неврозами, то понимают под защитой процесс адаптации, который направлен на снижение эмоциональной напрчяженности или тревоги в условиях противоречивых отношений и позиций личности; защита ослабляет в сознании больного остроту выраженности чувства несостоятельности, унижения, страха, утрат и т.д. (Ф.В.Бассин, Р.А.Зачепицкий, В.Е. Рожнов, М.Е.Бурно,В.А.Ташлыков и др. )
     Неоднозначное отношение к психологической защите не только у медиков, но и психологов.
     Р.М.Грановская и И.Я.Березин отмечают, что психологическая защита тормозит полет творческой фантазии, работу интуиции, она выступает в качестве барьера, который сужает и искажает полноценное восприятие и переживание окружающего мира. Эти ученые описывают защиту как организацию ловушек и преобразователей опасной и тревожной для личности информации. Наиболее опасная информация уже не воспринимается на уровне восприятия, менее опасная воспринимается, но затем искажается, трансформируется в более удобную для личности. Одновременно эти авторы отмечают и другую, положительную роль защиты. Защита ограждает сознание от информации, которая может разрушить целенаправленное мышление, мышление, которое настроенное на решение проблемы в соответствии с отображаемой картиной ситуации. В этом смысле защитные техники рассматриваются как система стабилизации личности, которая направлена на устранение или минимизацию отрицательных эмоций, тревоги, которая возникает при рассогласовании имеющейся картины мира и ситуации с новой и неожиданной информацией. При достаточно внимательном прочтении работ Р.М.Грановской можно заметить, что отношение к защитным механизмам личности у нее достаточно противоречиво. С одной стороны, она считает, что защитные механизмы личности есть способы организации частичного временного душевного равновесия с тем, чтобы собрать силы для реального преодоления трудностей. С другой – она оправдывает применение защитных механизмов психики личностями с жесткой и косной системой принципов поведения; у этих лиц защитные механизмы, как считает Р.М.Грановская, защищают психику.
   Очень интересную оценку защитных механизмов дал в своей монографии Ф.Е.Василюк. Он выделяет в отдельные  группы защитные механизмы, которые преследуют цель избавить человека от рассогласованности и амбивалентности чувств; на предохранение его от сознание нежелательных содержаний и на устранение негативных психических состояний  тревоги, страха, стыда и т.д., и ту дорогую цену, которую платит человек за использование защитных механизмов, которые представляют собой ригидные, автоматические, вынужденные, непроизвольные и неосознаваемые процессы отражения и регуляции. Конечный результат их использования выражается в объективной дезинтеграции поведения, самообмане, мнимом, паллиативном разрешении конфликта или даже неврозе.
    Традиционно, как видно из вышеизложенного, защитные механизмы рассматривалось до недавнего времени на двух уровнях: защиты, актуализирующиеся в ответ на угрозу, исходящую «от себя», т.е. со стороны собственного опыта (от з.Фрейда до К. Роджерса), и межличностные защиты (от А.Фрейд до С.Джурарда). Современные зарубежные и отечественные ученые полагают, что, поскольку кроме межличностных имеют место и межгрупповые формы социального взаимодействия, то необходимо рассматривать еще один уровень реализации защитных механизмов – «межгрупповую» защиту, т.к. это позволит создать целостную систему представлений о феномене психологической защиты. Эту гипотезу можно выразить в виде следующей схемы:


     Защита, направленная на сохранение Мы-образа


     Защита, направленная на сохранение Я-образа в
                В межличностном взаимодействии

               
                Внутреняя защита



    Под внутренней защитой следует понимать актуализацию защитных механизмов при угрозе Я-образу со стороны собственного опыта. Защита, направленная на сохранение Я-образа в межличностном взаимодействии – актуализация защитных механизмов при угрозе личностной идентичности субъекта со стороны другого. И, наконец, под защитой, направленной на сохранение Мы-образа  (Я-образа субъекта как члена определенной социальной группы)  имеется в виду актуализация защитных форм при угрозе социальной идентичности во взаимодействии его как члена определенной социальной группы с членами других групп. Этот тип взаимодействия обуславливается в значительной мере социальными стереотипами межгруппового восприятия.
    Феномен групповой психологической защиты исследовал В.А.Штроо в «Журнале практической психологии и психоанализа»
В 2001 году. Он считает, что феномен групповой психологической защиты характеризует группу, с одной стороны, как системное образование, в ходе развития которого обнаруживаются и преодолеваются противоречия между базовыми системными тенденциями – изменением и сохранением, а с другой, - как целостную социально-психологическую общность, обладающую некоторым «внутренним» планом совместной деятельности, что и позволяет говорить об особой групповой реальности.
   Анализ социально-психологических публикаций в последние годы говорит о том, что современные ученые не оставляют без внимания вопрос о механизмах групповой психологической защиты, и интерес  к этой проблематике все больше возрастает. Он вызван стремлением объяснить такое специфическое качество социальной группы, как субъектность, традиционно связываемое с характером и типом совместной деятельности (*Г.М.Андреева, А.И.Донцов, А.Л.Журавлев, Б.Ф.Ломов, В.А.Хащенко, А.С.Чернышев), а также с особенностями общения и взаимоотношений (К.М.Гайдар, А.Л.Журавлев, Б.Ф.Ломов , А.С.Чернышев). Так, было отмечено, что в конце пятого года существования студенческой группы значительно уменьшается психологическая дистанция между нею и ее членами. Это происходит на фоне «замирания» групповой активности в аспекте общения. В этой связи высказывалось предположение о том, что очевидно срабатывает своеобразный защитный механизм, препятствующий быстрому образованию психологического вакуума вследствие рвущихся внутригрупповых связей. Учеными было также замечено, что сама группа может выступать в качестве субъекта активности, прямо направленной на самоподдержание, воспроизводство себя как целого, иными славами, в качестве субъекта психологической защиты.
    Ю.Б. Захарова исследовала уровень межгруппового взаимодействия, на котором психологическая защита выполняет функцию сохранения положительного группового «Мы-образа». В итоге автор пришла к обобщающей модели функционирования защиты на внутриличностном, межличностном и групповом уровнях. Но на всех трех уровнях анализа субъектом защиты все время остается индивид.
    Некоторые ученые исследовали разнообразие проявлений защитной активности социальной группы (В.А.Соснин, Г.У.Солдатова, А.И.Пригожин). Так, В.А.Соснин, анализируя социально-психологическую динамику межэтнических конфликтов
В кризисных ситуациях, обратила внимание на то, что когда появляется угроза существованию группы как целостного и самостоятельного субъекта межгруппового взаимодействия, на уровне психологического восприятия  ситуации происходит социальная идентификация по признаку происхождения, «крови»; включаются механизмы социально-психологической защиты в виде процессов внутригрупповой сплоченности, ингруппового фаворитизма, усиления единства «Мы и внешнегрупповой дискриминации и обособления от  «них»,  «чужих». Эти процедуры ведут к «отдалению» и искажению образов внешних групп, которые с эскалацией конфликта приобретают хорошо изученные в социальной психологии особенности и черты.
    Определяя систему психологической защиты этнической группы как важнейший механизм ее адаптации в критической ситуации, Г.У Солдатова раскрывает его содержание через совокупность психологических средств и способов регулирования межэтнической напряженности силами самих этнических групп как коллективных субъектов деятельности и взаимодействия. Она обратила внимание на то, что активизация системы психологической защиты этнической группы – есть результат взаимодействия осознаваемого и неосознаваемого содержаний этничности при наличии реальной или воображаемой угрозы в лице другой этнической группы. Возрастающее в критических социальных ситуациях, а также при нарушении целостности, стабильности этнической группы и привычного порядка межэтнических отношений стремление представителей группы сохранить и усилить свою позитивную этническую идентичность  нарушает устоявшиеся компенсаторные связи между сознанием и бессознательным. Необходим новый уровень компенсации, и эту функцию выполняет система психологической защиты этнической группы. В данном случае трактовка защитных групповых процессов как особого типа взаимодействия между осознаваемым и неосознаваемым содержанием групповой идентичности возвращается к психоаналитической позиции.
     Существует достаточное количество теоретических и прикладных исследований в настоящее время, в которых термин  «групповая психологическая защита» или « групповой защитный механизм» прямо не употребляется, но авторы ,так или иначе, затрагивают эту проблему, охватываемую данными понятиями. Так, рассматривая проблемы функционирования социальных организаций, А.И.Пригожин употребляет выражение «организационная патология», чтобы описать и проанализировать те сбои, которые обнаруживаются в организационном функционировании по каким-то очень важным и трудно искореняемым причинам. Указанная патология отражает инерционность любой организационной  структуры, когда она, так считает автор, стремится воспроизводить прежние функции при всех обстоятельствах и при всех условиях.
     С психоаналитическими тенденциями в понимании психологических защит связан и работы В.А.Сластенина и Л.С.Подымовой, которые исследовали феномен психологических барьеров в виде сопротивления. Исследуя отношения социальных групп к нововведениям, они пришли к выводу, что эти нововведения не принимаются группами безоговорочно, обычно на первых порах им сопротивляются. Их исследования были ценны в том плане,  что они подсказывали как преодолеть эти сопротивления в виде психологических барьеров. Последние  рассматриваются авторами как: 1) форма проявления социально-психологического климата коллектива в условиях инноваций в виде негативных психических состояний работников, вызванных нововведением; 2) совокупность действий, суждений, понятий, умозаключений, ожиданий и эмоциональных переживаний  работников, в которых осознаваемо или неосознаваемо, скрыто или явно, преднамеренно или непреднамеренно выражаются негативные психические состояния.
    Существенный вклад в понимание природы психологической защиты на групповом уровне внесли исследования в области психологии и психотерапии семьи. Главная причина такого интереса в том, что современная психологическая диагностика и психологическая коррекция нарушенных семейных отношений основаны на представлении о семье как целостной структуре. Это отразилось в языке описания тех или иных феноменов, присущих семье как социальной общности.
    Один из таких феноменов назвали «семейный миф». Это – набор взаимно согласованных, но искаженных ролей, которые играют члены семьи. Он не подвергается внутри семьи никакому сомнению, служит хорошей программой для социальных контактов вне ее и в то же время уменьшает гибкость самой семейной системы. Его функция состоит в том , что он позволяет каждому члену семьи выстраивать собственную психологическую защиту с помощью других членов  и всей системы внутрисемейных отношений. До тех пор, пока семья держится на семейном мифе, она является «больной» системой. Но «»болезнь
 Обнаруживается лишь тогда, когда миф дает трещину, т.е. оказывается более не в состоянии поддерживать хоть какой-то гомеостаз внутрисемейных отношений. Обычно семейный миф формируется на почве какого-то неразрешенного кризиса – развода, чьей-то смерти, семейной тайны. А.Фрейера считает, что этот миф возникает в тех семьях, для которых характерно расщепление и отвержение чего-то нежеланного, травмирующего. На его месте появляется что-то другое, некоторый фантом, призванный благоприятным образом заменить отсутствующее. Можно без труда заметить, что описанный ученым механизм по всем своим функциональным признакам соответствует «защитному», являясь при этом сугубо групповым, а не индивидуальным.
  В.Сатир, П.Вацлавик, Р.Скиннер в своих работах по семейным отношениям и психотерапии также описывают скрытые правила, которые существуют в семье и которые могут патологизировать ее членов, вынуждая их вырабатывать свои защитные механизмы для адаптации в такой группе.
    Заканчивая экскурс в литературу по психологической защите, можно прийти к выводу:  1) психологическая защита – это реальное психическое явление, открытое и описанное впервые в парадигме психоанализа. Но в развитии этого психологического конструкта заинтересованы не только представители глубинной психологии и психотерапии. Идея психологической защиты относится к числу тех эвристических представлений, отказ от которых существенно обеднит психологическую теорию и практику; 2) содержательные и оценочные характеристики механизмов психологической защиты, причины ее порождения и функционально-целевые особенности определены пока неоднозначно и неоднородно в зависимости от тех парадигм  областей научных знаний, в которых работают те или иные исследователи.
     Анализ литературы показал, что возникновение механизмов психологической защиты обусловлено ситуациями, которые представляют собой серьезное испытание для человека или группы в целом, которые в некоторой степени превышают их внутренние ресурсы, выходят за рамки их актуального развития.  Эксвизитные ситуации как ситуации невозможности представляют собой констелляцию объективных и субъективных факторов. Психологическая защита определяется при этом не объективным событием как таковым, а субъективной значимостью этого события для человека или группы в целом.
     Главная задача психологической защиты – это устранение  психологического дискомфорта, а не реальное решение эксвизитных ситуаций. В этом смысле защита действует только в рамках актуальной ситуации и не более того.
    В психологической литературе, начиная с психоанализа, можно встретить такие термины как «защитные реакции», «защитные механизмы» и «защитное поведение». Часто они употребляются как синонимы, но, на наш взгляд, необходимо более четко разграничить содержание этих   понятий во избежания путаницы и
более точного представления о том или ином феномене.
    Под защитными реакциями понимаются любые автоматические или рефлексивные, непроизвольные действия человека или животного в ответ на сильный и неожиданный стимул, исходящий или из внешнего мира, или из внутренней среды.
    Под защитными механизмами (в пер. с греч.- механизм, орудие, искусство построения машин) следует понимать осознаваемые или неосознаваемые способы  построения ограждения психики от травмирующих ситуаций, событий и связанных с ними болезненных переживаний, обусловленных страхом и тревогой.
     Под защитным поведением, на наш взгляд, стоит понимать совокупность защитных реакций и механизмов, которые формируют устойчивые поведенческие паттерны для приспособления к среде, окружающему миру и самому себе чаще в сложных Другими словами, это привычное адаптивное поведение личности в тех или иных ситуациях, которое со временем может оказать влияние на формирование определенного типа характера, в зависимости от того, какие реакции и какие защитные механизмы чаще ею используются, и в каком культурном пространстве она живет.
    Нам кажется, что такое разграничение понятий внесет больше ясности в понимание психологической защиты как неотъемлемой части личности.






 

                Часть 2.

         **** О   «силе Я» и ее роли в психологической защите.

                Наиболее убедительно и полно об этом психологическом феномене написал в своих работах на соответствующую тему Ф.В.Бассин.
                Понятие «силы Я» было введено Фрейдом еще в раннем периоде его деятельности как отражающее в высшей степени важный, по его мнению, психологический фактор, от которого в первую очередь зависит успех любой психотерапии. Он считал, что центральным узлом всякой ситуации является относительная сила или слабость «Я». По мнению Балинта, одной из ведущих фигур современной психосоматической медицины, успех любой психотерапии настолько зависит от «силы Я», что в некоторых случаях необходима предварительная работа по повышению «силы Я», лишь после этого целесообразно дальнейшее вмешательство.   
      В чем же конкретно проявляется  «сила Я», в чем ее особенность? На этот вопрос существует много ответов и толкований, начиная со времен психоанализа. В обобщенной форме этот ответ таков: «Я» - это посредник между интимными неосознаваемыми влечениями и внешней средой, который осуществляет функцию синтеза этих влечений и внешних требований.  «Сила» же «Я»  проявляется в толерантности к неудовлетворяемым аффективным напряжениям, в их переносимости субъектом без распада его поведения, в способности подчинить эти напряжения, приспособляя их к «принципу реальности», в сопротивлении, которое «Я» оказывает дезорганизации действий, если влечения не могут быть по объективным причинам реализованы. 
    Другими словами, «сила Я» определяется мерой способности личности целенаправленно регулировать действия, в условиях невозможности удовлетворения влечения нарастающей силы.
    Несмотря на важность этого понятия и очевидность наличия данного феномена, сам психоанализ в дальнейшем не придавал ему большого значения по причине его непродуктивности и невозможности его раскрыть практически.
      Как бы не складывалась историческая судьба этого понятия, оно очень важно при ином к нему подходе. Во-первых, потому, что оно приобретает особое значение в связи с производившейся разработкой в отечественной психологии проблемы типологических особенностей высшей нервной деятельности человека. Во-вторых, потому, что оно позволило поставить в высшей степени важную, как оказалось в дальнейшем, для психологов и клиницистов проблему «психологической защиты».
Ученые, создавая типологии нервной системы, обращали внимание на силу и слабость, уравновешенность и неуравновешенность нервных процессов, которые так или иначе должны были сказываться на динамике поведения личности и ее адаптации. Однако экспериментальные данные, проведенные Б.М.Тепловым и его учениками показали, что различия, относящиеся к содержательной стороне психической жизни, не имеют прямого отношения к свойствам нервной системы, что они определяются в большей мере мотивационными факторами, а нервная система является лишь фоном, на котором поведение развертывается.
      Регулирующее воздействие, оказываемое «силой Я» на влечения, стремящиеся к реализации, подчинение этим фактором неосуществимых влечений «принципу реальности», защищают целенаправленную деятельность от дезорганизующего влияния, оказываемого на нее разнообразными возмущающими ее моментами. В этой связи и возникал вопрос: на основе каких же форм психической активности, в результате каких психических процессов эта регуляция происходит? В ответ была создана уже широко известная психоаналитическая концепция «психологической защиты».
     Основным дефектом психоаналитической трактовки понятия «психологической защиты»  является то, что последняя рассматривается как механизм, используемый только в эксвизитных ситуациях,- как единственное остающееся средство предотвращения грозных клинических последствий конфликта «Я» с противостоящим ему якобы неизменно враждебным «бессознательным».
       Между тем, в последние десятилетия многие ученые, вышедшие из-под влияния психоаналитической доктрины, пришли к выводу, что психологическая защита является нормальным, постоянно применяемым психологическим механизмом, не менее важным, хотя и гораздо хуже изученным, чем выявленные павловской школой  «меры физиологической защиты». Этот механизм имеет огромное значение в сопротивлении, оказываемое организмом болезни, и предотвращает – при его правильном функционировании – дезорганизацию психической деятельности и поведения не только в условиях конфликта сознания и «бессознательного», но и при становлении вполне осознаваемых аффективно окрашенных психологических установок.
      В ряде исследований было показано, что способность к защитной психической деятельности выражена у разных людей по-разному. Если у одних, хорошо психологически защищенных, переработка патогенных старых и возникновение более адекватных новых психологических установок начинается как только лица этого психологического типа встречают какое-то препятствие в своих аффективных устремлениях, то другие плохо психологически защищенные, оказываются неспособными развить эту защитную активность даже в серьезных случаях, когда приспособительные изменения установок становятся необходимым условием предотвращения грозной клинической перспективы.
    Прослеживание динамики заболеваний в связи с этой дифференцированностью способности к психологической защите обусловило постепенное оформление концепций, утверждающих представление о том, что начало самых разных патологических процессов связано с дезорганизацией нормальной психологической защиты, открывающей как бы дорогу более грубым, структурно и функционально, физиологическим и биохимическим факторам патогенеза. Эту дезорганизацию многие исследователи (Р.А.Лурия, И.В.Давыдовский, Р. Паолини ) считают необходимой предпосылкой не только невротических, истерических и т.п. расстройств, но и процессов грубо органической модальности, до мозгового инсульта включительно.
      Каким бы  не было отношение к этим концепциям, надо учитывать то, что они опираются не только на априорные теоретические постулаты и клиническую феноменологию, но и на получившие в последнее время развитие экспериментально разрабатываемой теории так называемой «хронически латентной» и « неосознаваемой» психической травматизации, а также на математические методы факторного анализа, позволяющего определить при изучении события, зависящего одновременно от многих различных причин, относительное значение каждой из этих детерминант в отдельности.
      Таким образом, изложенная выше эволюция представлений заслуживает серьезного внимания. Она содержит много аргументов в пользу того, что идеи психологической защиты и «силы Я» относятся к числу эвристических представлений, отказ от которых может существенно обеднить теорию и сузить возможности клинической и психологической практики.
 
        **** Внутриличностные конфликты «Я» и его защитные состояния.

               Если речь идет о силе и слабости «Я » в процессе формирования психологических защит, то есть необходимость хотя бы тезисно определиться с тем, как понимается «Я» в отечественной и зарубежной литературе.
     Категория «Я» широко используется во всех науках о человеке и обществе. В отечественной науке этот феномен рассматривается как в общетеоретическом плане, в связи с теорией личности и самосознания, так и в связи с конкретными закономерностями развития..Что касается зарубежных  публикаций на эту тему, то в обзоре эмпирических  исследований понятия «Я» рассматривается в тысячах работ.
     Но несмотря на то, что понятие «Я» - одно из старейших философско-психологических понятий, его категориальный статус остается до сегодняшнего дня крайне неопределенным, и такие термины как «самость», «идентичность», «эго» и «Я»
 употребляется в самых различных значениях. Эти трудности, как отмечает И.С.Кон, не являются чисто терминологическими. Понятие «Я» всегда сливается, с одной стороны, с понятием личности, а с другой – с понятием самосознания. Однако, не говоря уже о многозначности самих этих терминов, понятие «Я» не исчерпывает их объема. «Я» не просто индивидуальность, личность, а личность, рассматриваемая изнутри. В то же время самосознание может быть не только индивидуальным, но и коллективным, групповым.
     Самое общее значение термина «Я» - самость, т.е. интегральная целостность, «одноличность», «подлинность индивида», на основании которой он  отличает себя от внешнего мира и от остальных людей. Самость – это единство «реальной» идентичности индивида и его самосознания.
    О категориях  «Я» в психологии написано много , поэтому интересующимся этой проблемой можно порекомендовать познакомиться с работами И.С.Кона, Ж.Лапланша и Ж.Понталиса, Р.Лэнга, В.В.Столина, Т.Шибутани, А.Н.Лентьева и многих других.
В рамках же данной работы наш интерес направлен на проблему изучения внутриличностных конфликтов, которые вынуждают «Я» вырабатывать  адаптивные или патологизирующие психологические защиты и существенно менять содержание и состояние «Я».
     В свое время анализируя проблему строения личности, А.Н.Лентьев наметил три типа личностных конфликтов, природа которых корениться в особенностях мотивационной сферы личности. Один из них состоит в том, что различные, связанные внутри себя группы мотивов, могут представлять совершенно разные, независимые, разъединенные сферы, что создает психический облик человека, живущего отрывочно, то в одном поле и состоянии, то в другом. Другой конфликт возникает у человека с внутренне иерархиризированной  мотивационной сферой, объединенной единым мотивом-целью. Соотнося свои действия с мотивом, такой человек может обнаружить несоответствие своих действий собственному мотиву-цели, а то и противоречие ему. И, наконец, третий конфликт возникает в результате открытия человеку всей глубины содержания (или пустоты) того мотива, который он сделал  своей жизненной целью.
   Все три конфликта порождаются реальной жизнью человека и кристаллизуются в ее мотивационной сфере. Самосознание человека, отражая эти конфликты, как бы вбирает их в себя, что, в свою очередь, может привести к изменению самого «Я»: а) расщеплению «Я». Возможность расщепления самосознания кроется в объективном несовпадении требований к человеку и ожиданий от него в разных жизненных сферах, в которых он играет различные социальные роли.  Отношения со сверстниками и мотивы общения с ними отличаются от отношений в семье, собственные внутренние мотивы-цели отличаются от того, чему подросток реально посвящает свою силу и энергии. Такое бывает не только с подростками, но и со многими взрослыми людьми; б) потеря себя. Взрослый человек может сжиться с этой расщепленностью и обладать не одним самосознанием. Каждому самосознанию может соответствовать своя Я-концепция. Такое строение личности и самосознания может оказаться препятствием в выполнении личностью ее главной функции – служить способом интеграции психической и социальной жизни индивида; в) переживание неоправданности своего «Я». Обнаружение того, что прошлые действия, равно как и актуальные, намерения и планы, не соответствуют жизненной цели, приводят к их обессмысливанию. Вместе с утратой смысла жизни утрачивается и смысл «Я». Эти феномены результат работы самосознания, они связаны с моральной и нравственной деятельностью.

        ** Деиндивидуация.

         Если три предыдущих состояния самосознания были связаны с мотивационно-ценностным аспектом личности, то в явлении индивидуализации речь идет об утрате прежде всего чувства свободы выбора и моральной ответственности. Зарубежными учеными деиндивидуализация рассматривается как явление, вызванное нивелированием отличительных характеристик индивида, анонимностью и социальной безответственностью. Индивид в этом состоянии становится более агрессивным и склонным меньше мучиться угрызениями совести, не обращать внимания на действия других, или не помнить, что они делают, и сам предполагает, что другие  так же не воспринимают его действий, он часто сознает себя «неотличным»  от других. П.Зимбардо добавляет к этой характеристике изменение временной перспективы (растянутое настоящее и отдаленное прошлое и будущее), возбуждение (такое, которое возникает на танцах или при иных ритуалах), физическую вовлеченность в действие, ориентацию на эмоциональную обратную связь, изменение состояния сознания наподобие того, как это происходит во сне или при  наркотическом или алкогольном опьянении.
     Состояние деиндивидуации, как состояние самосознания, характеризует, таким образом, лишь изменения в самосознании и поведении индивида, спровоцированное ослаблением индивидуального уровня общения и деятельности, и корениться в слабости личностного уровня самосознания, нравственных аспектов «Я» образа и саморегуляции.

      ** Фальшивое «Я».

         «Я» приобретает смысл в соотношении с мотивами и с главным мотивом-целью и в контексте той иерархии, в которой организуется мотивационная сфера. Но эти мотивы могут быть мнимыми. «Я», осмышляемое относительно мнимых мотивов, приобретает фальшивый личностный смысл. Фальшивое «Я» - всегда результат решения конфликтного смысла.
         В одних случаях благодаря переплетению различных жизненных обстоятельств, неоднозначности статусов и ролей, двусмысленности общения  личность оказывается запутавшейся в собственных намерениях, чувствах, представлении о себе. В результате может наступить психогенная деперсонализация. Не находя в себе тех чувств, мыслей, желаний, которые должны бы быть, обладай он в действительности теми мотивами, которые приписывает себе, человек ощущает фальш, отчужденность своего «Я» и в то же время опасается открытие иного «Я». В других случаях фальшивое «Я» оказывается в определенном смысле нужным, выгодным личности, потому что выполняет мощную функцию психологической защиты. Так происходит, например, при возникновении ипохондрического невроза.
     А.Кемпински выделяет несколько элементов механизма возникновения ипохондрического невроза. Во-первых, ипохондрические симптомы чаще всего появляются в таких ситуациях, когда возможность организации плана активности бывает ограниченной. Этот ситуация выбора, который может быть сделан в пользу борьбы, преодоления преграды, одновременно и страха, недомогания, неуверенности, либо в пользу ухода от борьбы, от активности. Но уход – не полное бездействие, это  тоже активность, имеющая свой мотив. Например, роль больного может считаться общественно выгодной, ибо освобождает его от многих трудных обязанностей. Целенаправленность невроза состоит именно в выгодах, исходящих от принятия роли больного. Такие выгоды, например, как улучшение отношений в супружестве, устранение трудных для больного обязанностей, более удобный образ жизни и т.п. достигается подсознательно. Человек с помощью невроза старается избежать угрозы своему позитивному «Я»-образу. Иногда своей позиций больной как бы мстит своим близким за то, что те были к нему недостаточно внимательны или черствы.
    Специалисты  различают сенсогенную и идеогенную ипохондрию: в первом случае невроз запускается сбоем органического уровня самосознания, иногда спровоцированным органическим заболеванием, во втором – невротическому искажению первоначально подвергается личностный уровень, привлекающий себе на помощь органические ощущения, обусловленным постоянным прислушиванием к деятельности пораженного органа или физиологическими изменениями в деятельности различных органов и систем.   
      Не всегда образование фальшивого «Я» приводит к болезни. Но и помимо болезненных явлений следование одним мотивам в жизни и другим в осмышлении своего «Я» приводит к формированию защитных тактик, ограничивающих возможности самосознания и тем самым обедняющим развитие личности. Ос мышление самого себя относительно мнимых мотивов заставляет субъекта систематически прибегать к тактике самообмана, дискредитации, вытеснения. В результате у человека появляются такие черты, как боязнь негативной самооценки и одновременное ожидание негативного отношения от других, самоценность поддержания позитивного  самоотношения и в то же время неспособность к поступкам, приносящим личности чувство истинного самоуважения. Фальшивое «Я» оказывается мощным препятствием личности для понимания и оценки собственного опыта, фактором, искажающим как самого себя, так и социальной действительности. Именно эти феноменальные свойства, как самоидентичность, самотождественность, незащищенность, конгруэнтность «Я» опыту, рассматриваются многими теоретиками личности как критерий личностной зрелости, эффективности.
    Формирование фальшивого «Я» приводит к так называемой межперсональной защите, к внутренней активности личности по сохранению образа «Я» и позитивного отношения к себе, состоящей в перестройке и искажении внутрипсихической деятельности. Но человек живет среди людей, поэтому возникает вопрос о том, как фальшивый смысл самого себя отражается на других людях, на общении с ними. Этому вопросу соответствует поворот, который произошел в анализе защитных механизмов. Как уже было сказано выше, первоначально они рассматривались лишь как интрапсихическая активность, позднее были обнаружены феномены, функционально тождественные защитным процессам, но имеющие интерпсихическую природу. Такие интерпсихические защиты были обнаружены в сфере семейного общения и в других социальных группах и коллективах. Они проявляются в том, что член социальной группы пытался сохранить свой «Я»- образ, часто фальшивый, путем изменения другого.

            ** Беспомощное «Я».
 
           Работа самосознания состоит в восприятии различий в изменениях самого себя и окружения, вызванных внешними причинами и собственной активностью. Если эти различия не воспринимаются, тогда человек может впасть в две ошибки: либо воспринять все с ним происходящее как результат собственной активности, либо как результат действия внешних сил.
     Управляемость событий, подвластность их человеку есть их объективная  характеристика. Однако из повседневной жизни известно, что одни и те же события и себя в отношении к ним люди воспринимают по-разному: одни воспринимают себя хозяевами собственной судьбы, другие воспринимают собственную судьбу как следствие множества независящих от них обстоятельств. Ученые назвали эти феномены «локусом контроля».
     Люди, обладающие внутренним локусом контроля, считают, что их достижения зависят прежде всего от их личных качеств, таких как компетентность, целеустремленность или уровень интеллектуальных способностей. Для них не случайности, а собственные рациональные действия определяют успехи и неудачи. Люди с такой стратегией отличаются чувством ответственности за свои решения, и их называют интерналами.
     Напротив, люди с внешней стратегией убеждены, что их успехи или неудачи зависят от внешних сил, на которые они не могут оказывать влияния. Руководитель, придерживающийся такого убеждения, будет полагать, что последствия его решений обусловлены не столько компетентностью, сколько влиянием внешних факторов. Таких людей в психологии называют экстерналами.

           Воплощенное и невоплощенное «Я».

        Р. Лэнг в своих работах говорит о воплощенном и невоплощенном «Я», которое так же нестандартно проявляет себя при встрече с трудными и конфликтными ситуациями, выходящими за пределы  психических возможностей человека и формирующих у нее устойчивую тревогу и неуверенность в себе. Когда личность уверена в своем собственном бытии, тревоги не возникает с такой силой и постоянством, поскольку для них нет возможности возникнуть и далее существовать.
     При отсутствии подобной основополагающей уверенности жизнь, тем не менее, должна продолжаться, и личность старается справиться с этой онтологической неуверенностью каким-то способом. И этот способ, который служит своеобразной психической защитой, представляет собой расщепление на разум и тело. Личность периодически отождествляет себя с той своей частью, которая ощущается как невоплощенная.
    Большинство людей чувствуют, что они начались тогда, когда началось их тело, и что они закончатся тогда, когда их тело умрет. Можно сказать, что подобная личность переживает себя как воплощенную.
     Однако существуют люди, которые обнаруживают себя как бы отстраненными от тела. О них можно сказать, что они так и не стали олицетворенными и могут говорить о себе как о более или менее невоплощенных.
   Здесь наблюдается основополагающее различие в жизненных позициях «Я» и два основных экзистенциальных положения. Различия в положениях не мешает любому основополагающему вопросу – добро и зло, жизнь и смерть, индивидуальность, реальность и нереальность – возникать как в одном контексте, так и в другом, но в корне различные контексты, в которых они встречаются, определяют основное направление образа жизни индивида. Однако специалиста должно интересовать то, как индивид, чье положение приближается к той или иной возможности, будет переживать связь с другими личностями и с миром, какие защитные стратегии будет использовать.
    Воплощенная личность ощущает, что состоит из плоти, крови и костей, что она биологически жизнеспособна и реальна: такой человек ощущает себя субстанциональным. В такой же степени, в какой он основательно находится в своем теле, он ощущает личную непрерывность во времени. Он будет переживать себя, как подверженного опасностям, угрожающим его телу, - опасностям нападения, уродства, болезни и смерти. Он впутан в плотские желания, удовольствия и расстройство тела. Таким образом, у индивидуума в качестве отправной точки есть переживание своего тела как основания, на котором он может быть личностью вместе с другими людьми.
    Однако, хотя его бытие не расщеплено на «разум» и «тело», он, тем не менее, может быть разделен множеством способов. В некоторых отношениях его положение даже несколько рискованно, чем положение индивидуума, каким-то образом отделенного от тела, поскольку первому индивидууму недостает того ощущения неоскверненности телесным злом, которое порой встречается у частично воплощенных личностей.  Воплощенный индивидуум, целиком впутанный в желания, потребности и поступки своего тела, подвержен чувству вины и тревоги, сопутствующему подобным желаниям, потребностям и поступкам. Он подвержен как телесным расстройствам, так и плотским наслаждениям. Собственное тело, как утверждает Р.Лэнг, не является убежищем от уничтожающего самопорицания. В воплощенности как таковой нет гарантии против чувства безнадежности или бессмысленности. За пределами своего тела ему по-прежнему приходиться узнавать, кто он такой, его тело можно переживать как больное, отравленное, умирающее. Другими словами, телесное «Я» не является надежным оплотом, спасающим от страданий и сомнений, а также не является защитой и от психозов.
       При ситуации невоплощенного «Я» индивидуум переживает свое «Я» как более или менее отстраненное от тела. Тело, с сточки зрения Р.Лэнга, переживается скорее как объект среди других объектов в этом мире, а не как ядро собственного бытия индивидуума. Вместо того, чтобы быть ядром истинного «Я», тело ощущается как ядро ложного «Я», на которое отстраненное, развоплощенное, внутреннее, истинное «Я» взирает с изумлением или ненавистью в зависимости от случая.
     Подобное отделение «Я» от тела препятствует прямому участию невоплощенного «Я» в любом аспекте этого мира, который опосредован исключительно благодаря телесному восприятию, чувствам и действиям. Невоплощенное «Я», являющееся сторонним наблюдателем всего, что делает тело, ни во что прямо не вовлекается. Его функциями становится наблюдение, контроль и критика того, что тело переживает и делает, и об этих операциях обычно говорят как о чисто «ментальных».
    Невоплощенное «Я» становится гиперсознанием, оно развивает с самим собой и с телом взаимоотношения, которые могут стать весьма сложными, даже патологичными. Естественно, что «Я» такого рода будут формировать и использовать для приспособления к миру и соответствующие защитные механизмы.

    *** Ложное «Я».

           Ложное «Я» является одним из способов не быть самим собой. Об этом феномене в рамках экзистенциальных концепций говорили многие  ученые (Киркегор, Хайдеггер, Сартр, Бинсвангер, Кюн).
          В рамках психоаналитических традиций также достаточно количество работ, рассматривающих эту тему (Дойч, Ферберн, Гантрин, Уинникотт, Вольберг и др.).
         Особенностью ложного «Я» является то, что индивидуум как бы устанавливает и демонстрирует  одну индивидуальность для себя, другую – для других. Человек без маски в самом деле встречается крайне редко. Каждый в какой-то мере носит маску, и существует множество вещей, в которых человек не раскрывает себя полностью. В обычной жизни едва ли может быть иначе.
   Однако ложное «Я» отличается в некоторых важных отношениях от маски, носимой нормальной личностью, и к тому же от ложного фасада, устанавливаемого людьми определенного характерологического типа (шизоидного, истерического).
    У «нормального» человека большая часть его действий может быть фактически машинальной, но это те обязательно распространяется в каждый аспект всего, что он делает и не мешает появлению спонтанного выражения чувств, и они не столь полно идут наперекор естественной его склонности. Нормальный человек надевает свою ложную маску только по необходимости, когда этого требует ситуация или определенные социальные ритуалы. В любом случае вопрос не встает с такой болезненной силой, чтобы человек должен был атаковать и разрушать эту инородную реальность внутри себя, будто она обладает личным существованием.
    Однако в противоположность этому, такие черты, отсутствующие в «нормальной», присутствуют во многом в шизоидной и истероидной системе  ложного «Я».
     Истерик, как правило, отделяет себя от многого, что он делает, способен притворяться самому себе, и это форма уклонения от полного личностного вовлечения в собственные действия, которую истеричный характер создает в качестве всего образа жизни.
    Истерик пытается достичь удовольствия через свои действия, значимость которых он отрицает. Действия истерика дают ему выгоду при получении наслаждения от либидозных и агрессивных желаний, направленных на других людей, в значимости которых он признаться себе не может. Отсюда проистекает неискреннее безразличие, непреднамеренное обособление от вовлеченности в то, что он говорит или делает.
    Истерик притворяется, что определенные действия , доставляющее большое удовольствие, лишь притворство, или ничего не значат, или не обладают особым смыслом, или  что он делает то-то и то-то, поскольку его вынуждают, тогда как втайне его собственные желания были осуществлены благодаря и посредством этих самых действий.
     Истерик зачастую начинает с притворства, что его нет в его действиях, в то же время реально актуализируя себя посредством них. Если его пугает такое прозрение перед лицом чересчур сильного чувства вины, его действия могут затормозиться, к примеру, и он может развить «истерический» паралич, препятствующий выполнению вызывающим вину действиям.
     Совершенно по-другому ложное «Я» проявляет себя у шизоидного индивида. Его ложное «Я»  не служит средством для осуществления «Я» или доставления ему удовольствия. У шизоидного индивидуума «Я » может оставаться голодным и алчущим в самом примитивном смысле слова, в то время как ложное «Я» может быть генитально приспособленным. Однако действия ложного «Я» не доставляют удовольствия внутреннему «Я». Ложное «Я» шизоидной личности принуждено угождать воле других, оно отчасти автономно и не находится под контролем, оно ощущается как чуждое; нереальность, бессмысленность, бесцельность, пронизывающие его восприятие, мысли, чувства и действия, всеобщая мертвенность не просто являются продуктами вторичной защиты, но представляют собой прямые следствия основополагающей динамической структуры бытия индивида.
   Компонент, который необходимо выделить в данный момент, - это изначальное угождение намерениям другой личности или ее ожиданиям или тому, что ощущается как намерения или ожидания другой личности. Это создает впечатление у других людей, что шизоидная личность излишне хорошая, что она никогда не делает того, чего ему не велят, никогда не создает неприятностей, никогда не утверждает и даже не выказывает собственной контрволи. Однако все хорошее делается не из-за какого-то позитивного желания со стороны индивидуума делать то, что, по словам других, хорошо, а из негативного приспособленчества к стандарту, являющемуся стандартом другого, а не его собственным, и побуждается боязнью того, что может произойти, если он в действительности станет самим собой.   Однако это не означает, что ложное «Я» обязательно до абсурда хорошее. Оно может быть и абсурдно плохим. Это происходит потому, что бытие шизоидной личности проходит по линии расщепления между внешней угодливостью и внутренним уходом от угодливости.
    Одним из аспектов угодливости ложного «Я» является страх, подразумеваемый такой угодливостью. Страх здесь очевиден, ибо почему еще будет действовать кто-либо в соответствии не со своими намерениями, а с чужими? Также обязательно присутствует и ненависть, ибо  какой еще существует предмет для ненависти, как не то, что угрожает собственному «Я»? Однако тревога, которой подвержено «Я», препятствует возможности прямого раскрытия его ненависти за исключением только случаев психоза.
   Однако подобная ненависть проявляется еще одним образом, который вполне совместим с душевным здоровьем. У ложного «Я» существует склонность предполагать все больше и больше характеристик личности, на которых основывается его угодливость.
Подобное предположение относительно черт характера другой личности может стать ответственно за почти полное олицетворение другого. Ненависть к олицетворению становится очевидна, когда олицетворение начинает превращаться в карикатуру. Олицетворение у шизоидной личности может быть как обдуманным, так и вынужденным, как временным, так и относительно постоянным. Оно является формой отождествления, при которой часть индивидуума предполагает свою тождественность личности, которой не является.
    Внутреннее, тайное «Я» ненавидит характерные черты ложного «Я», оно также боится их, поскольку принятие чуждой индивидуальности всегда переживается как угроза своей собственной. Оно боится поглощения расширенным отождествлением. Система ложного «Я»  является, конечно же, мощной защитой, но она при любых обстоятельствах будет оцениваться как неудачная.

     ***Деперсонализированное  «Я».

      Деперсонализация это так же один из способов уйти от своего собственного «Я» и перестать замечать что-либо угрожающее этому «Я»: человек может намеренно игнорировать сплетни, которые о нем ходят. Или же он может заняться какой-нибудь отвлекающей деятельностью. Или человек может избегать ситуаций, обнажающих его чувство неполноценности. Некоторые сами себя изолируют, цинично высмеивая тех, кто еще продолжает бороться. Другие прибегают к алкоголю или наркотикам, находя временное облегчение в опьянении.
     В крайнем случае человек может дойти до того, что обретет надежное убежище в психическом расстройстве. Оставаясь живым биологически, не отказавшись участвовать в жизни общества, он освобождает себя от ответственности. Эти расстройства часто связаны с частичным или полным отрывом от реальности, относительно которой существует согласие, и делают коммуникацию с другими людьми достаточно затруднительной, если не невозможной.
    Одним из наиболее показательных с точки зрения социологии умственных расстройств является деперсонализация,  утрата личной определенности, которую в своих исследованиях описал Т.Шибутани. Индивид чувствует, что он не является самим собой, есть ощущение отчужденности – будто он скорее наблюдатель, чем участник того, что делает его тело.
    Справедливости ради надо отметить, что слабые деперсонализации  происходят периодически у большинства людей, когда они испытывают необычные или травматические переживания. Но наиболее интересным феноменом с точки зрения исследования состояния «Я» является хроническая деперсонализация, или амнезия, с которой в последние годы сталкиваются отечественные психологи и психиатры. Ежегодно в психиатрические клиники попадают люди, полностью утратившие память и представления о самих себе, своего прошлого и даже настоящего. Ученые приходят к выводу, что большинство случаев амнезии вызвано травмирующими переживаниями, какими-то жестокими конфликтами в прошлом и связано с глубоким чувством вины.  Одна из возможных гипотез заключается в том, что амнезия – это форма адаптации, способ примирения с самим собой путем вытеснения воспоминаний, которые слишком болезненны. Человек, который не может больше сохранять приемлемую концепцию относительно своего «Я», становится кем-то другим и живет новой жизнью.
    Существует также мнение, что деперсонализация происходит, когда человек не способен сформировать чувства, направленные на самого себя. Чувства, как известно, основываются на эмпатии. Это значения, которые принимают свои отличительные черты посредством идентификации с объектом и приписывания ему различных эмоциональных реакций. Эмпатия находится в обратно пропорциональной зависимости от социальной дистанции; посторонние  обычно воспринимаются как вещи. Подобно этому чем больше человек отделяет от самого себя, тем меньше он может воспринимать себя с точки зрения человеческих качеств. Поскольку каждый человек есть органическое единство, он не в состоянии совершенно освободиться от своих внутренних переживаний, но они могут быть отделены как принадлежащие кому-то другому.
    Другая серьезная психологическая проблема, связанная с силой или слабостью «Я» - это феномен множественной личности: в едином организме развиваются две или более организованные системы поведения, каждая из которых интегрирована как отдельное обособленное единство. В некоторых случаях та личность, которая не активна, находится в состоянии полной амнезии; в других человек может сознавать поведение другой своей личности.
     Ученые до сих пор пока не в состоянии создать общепринятую теорию, объясняющую развитие таких чередующихся личностей. Однако одна из возможных гипотез, по мнению Т.Шибутани, заключается в том, что вторичная и последующие личности составляют мобилизацию, организацию и возможный аварийный выход собранных в единый блок значений, которые были подавлены  в сознательной жизни. Некоторые ученые для подобных расстройств используют термин «шизофрения», однако в этом случае трудно сделать какие-либо обобщения. Однако возможно, что некоторые формы шизофрении являются реакциями на низкий уровень собственного достоинства. Многие ее жертвы описываются психиатрами как существа, утратившие контакт с реальностью. Если человека среда и окружающий мир травмирует  до такой степени, что он не может в них существовать, то ему остается или отрицать свое собственное существование, или создать замещающий, субституциональный мир, где его судьба будет легче. Такая схема становится единственной гарантией его безопасности.
     Таким образом, рассмотрев теоретические концепции относительно силы и слабости «Я» индивидуума, можно прийти к выводу, что психологические защиты будут формироваться в соответствии с тем, какими ресурсами своего «Я»  располагает личность.




                Часть 3.
   
      *** Уровни психической организации личности и ее защитные механизмы.

             Ученые психоаналитического направления и психиатры-клиницисты в работе с пациентами и клиентами всегда обращали внимание  не только на силу или слабость «Я» в борьбе с трудными ситуациями, вызывающими тревогу, но и на проблемы созревания индивидуума, оказывающих влияние на организацию его характера, особенно на тот аспект личностной структуры, который еще З.Фрейд назвал «фиксацией», и которая так или иначе оказывалась причиной психических и психологических расстройств. Она (фиксация), как считают ученые, может рассматриваться на трех уровнях психического развития – невротическом, психотическом и пограничном. Сущность структуры характера не может быть осознана психолом-практиком или  тем более психиатром без понимания двух различных и взаимодействующих друг с другом измерений – уровня развития личностной организации и защитного стиля существования внутри этого уровня. Первое измерение отражает уровень индивидуации (процесс становления индивида, осознающего свою индивидуальность) личности или степень ее патологии (невротический, пограничный, психотический), второе обозначает тип характера человека (параноидный, шизоидный истероидный и т.д.).
      Люди, далекие от психологии и психопатологии, делят обычно своих собратьев по разуму просто на «психов» и «не-психов», нормальных и ненормальных, «прибабахнутых» , «чокнутых», «не-в-себе» и т.д. Однако психологу-профессионалу, так же до некоторой степени иррациональному, в работе с индивидуумом необходимо ответить на два вопроса: 1) Насколько человек, обратившийся за помощью, нормален или  не нормален? 2) В чем он конкретно не нормален или «чокнутый»? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо снова вернуться к работам З.Фрейда и других психоаналитиков, которые учитывали в уровнях психической организации личности как минимум три положения:
1) Существующие психологические проблемы являются отражением младенческих предшественников личности;
2) Взаимодействие с ближайшим окружением в ранние годы создают шаблон более позднего восприятия  жизненного опыта, и человек бессознательно понимает его в категориях, которые были важны и привычны в детстве. 3) Идентификация уровня развития личности – самая важная часть в понимании характера человека.
     В отечественной  и зарубежной психологии и психиатрии диагностическая классификация в идеале преследует цель, описать
 расстройства, предсказать их будущее протекание, применить соответствующие методы для оказания помощи и исследовать причины их возникновения. Современной авторитетной схемой классификации психических расстройств является «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам»  Американской психиатрической ассоциации, созданной в 1952 году (DSV-1)/ Е го последнее издание (DSM-1V) было выпущено в 1994 году. Это руководство содержит систему классификации, в которой традиционные понятия «невроз», «психоз» и сходные термины заменены единым термином «расстройство». В России в настоящее время используется Международная классификация болезней (Классификация психических и поведенческих расстройств). Американская и Российская классификационные системы не являются тождественными, однако многие описания отдельных вариантов психических и поведенческих расстройств в них сходны.
     В последние десятилетия в психиатрии и неврологии стали применяться так называемые визуальные диагностические методы. К ним относятся компьютерная томография (КТ), магнитно-резонансная томография (МРТ), позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ). С их помощью существенно расширились возможности получения информации о структуре и функции мозга на основе его изображения на мониторе у больных с неврологической и психиатрической патологией. Этой информацией сегодня пользуются и психологи и психотерапевты для лучшего понимания причин дезадаптивного поведения и эмоциональных страданий человека.
     Однако отцом современной диагностической классификации считается Эмиль Крепелин (1856-1926), который пытался исследовать тех, кто страдал от эмоциональных расстройств и расстройств мышления с целью выявления общих синдромов и общих характеристик. Он же разработал и теории их происхождения, выделяя экзогенные (излечимые) и эндогенные (неизлечимые) расстройства.
     З.Фрейд перенял многие термины Крепелина, но постарался усовершенствовать и дополнить его представления о причинах психических расстройств. Так, если человек страдал обсессиями, Фрейд описывал его как пациента, страдающего обсессивно-компульсивным неврозом. Позже он стал различать состояние обсессии у человека необсессивного, и обсессию как часть обсессивно-компульсивного характера. Но уже современные психологи и психоаналитики провели различия между: 1) обсессивным человеком, который страдает бредом и использует мысленные повторы во избежание психологической декомпенсации; 2) человеком, чья обсессия есть часть общей пограничной структуры личности; 3) обсессивной личностью с нормально-невротической организацией личности.
    До появления в середине ХХ века категории «пограничный», психотерапевты  проводили различия только между невротическими и психотическими уровнями патологии, следуя за воззрениями З.Фрейда. Однако современные представления о психических  и эмоциональных расстройствах претерпели некоторые изменения. Некогда популярный термин «невроз» больше не является диагностической категорией, особенно среди зарубежных психотерапевтов. Он был использован Фрейдом относительно процесса, в котором подсознательные конфликты справляются с тревогой и страхом. На данный момент и в зарубежной, и в отечественной практике чаще употребляется термин «невротические расстройства». Под этим термином следует понимать психическое расстройство, при котором человек испытывает страдание, но сохраняет способность к рациональному мышлению и социальным контактам. Но даже и этот термин настолько неоднозначен, что психологи стараются его минимально использовать и обычно в качестве противопоставления более резко выраженным и истощающим психотическим расстройствам, при котором человек теряет контакт с реальностью, проявляет иррациональные идеи и искаженное восприятие. Другими словами, если невротический уровень патологии характеризуется полным пониманием реальности, то второй – потерей контакта с ней. Невротический пациент где-то внутри себя сознает, что проблема, которая его дестабилизирует, заключена в его собственной голове; психотический полагает, что с ним все в порядке, а вот с окружающим миром что-то происходит не то. Когда Фрейд предложил свою структурную модель психики, то данное различие приняло форму комментария к личностной психологической инфраструктуре: невротики считались страдающими от того, что их Эго-защиты были чаще механическими, ригидными и отрезали их от энергии Ид, которая могла бы быть творчески использована; психотиков же рассматривали как больных, у которых защиты были чересчур слабы, и они не могли противостоять примитивным силам Ид. Поэтому основной задачей психолога или психотерапевта являлась такая организация работы с подобными пациентами, которая позволяла бы у невротика смягчить его защиты и получить доступ к его Ид, чтобы освободить его энергию и направить ее в сторону конструктивной деятельности. Напротив, работа с психотическими пациентами должна была быть направлена на упрочение защит, чтобы справляться с примитивными требованиями Ид и более легко переживать реальные стрессовые ситуации и на улучшение тестирования реальности и оттеснения мощных сил Ид обратно в бессознательное.
      Постепенно в психоаналитическом сообществе в дополнение к различию между неврозами и психозами стало появляться различения степени нарушения адаптации внутри самих невротических категорий, а не просто типов психопатологии. Ученые-практики стали различать «симптоматический невроз» и «невроз характера». Практики пришли к выводу, что их пациенты бывают  с локальными неврозами и пациенты с характером, который отличается невротическими способами поведения. Для того, чтобы отличить одну категорию пациентов от другой, терапевты в процессе первого интервью старались обратить внимание на следующие моменты:
       1. Имеют ли они дело с очевидным новообразованием проблемы, или же она существовала в той или иной степени всегда?
       2. Имеет ли место резкое возрастание тревоги у пациента, относящееся к невротическим симптомам, или же наблюдалось постепенное ухудшение его общего состояния?
       3. Пациент сам выразил желание обратиться за помощью к специалисту или же его направили родственники, друзья или другие инстанции?
       4. Являются ли симптомы пациента чуждыми Эго (пациент рассматривает их как иррациональные), или же они Эго-синтонны (рассматриваются пациентом как единственно возможные реакции на текущие условия жизни)?
       5. Адекватна ли способность личности видеть перспективу своих проблем развитию взаимодействия с терапевтом в борьбе против симптомов, или же пациент видит в терапевте врага или спасителя-чудотворца?
       Первая альтернатива в каждой из приведенных выше возможностей, предположительно, может являться свидетельством симптоматических проблем, вторая – проблемой характера. Ценность этого различения для практической помощи и понимания защитных механизмов личности просто бесспорна. Если пациент страдает от невротического симптома, то можно предположить, что нечто в его текущей жизни активизировало инфантильный бессознательный конфликт, и пациент использует для его решения неподходящие методы, которые помогали ему в детстве, но теперь создают еще больше проблем и ничего не решают.
       Задачей в таком случае является определение конфликта и помощь пациенту в переживании связанных с ним эмоций. Прогноз эффективности в данном случае более благоприятен, и психотерапия не занимает много времени, тем более, что при  работе с таким пациентом чаще и легче устанавливается атмосфера взаимности и сотрудничества.
      Если трудности пациента связаны с проблемой характера, то психологическая и психотерапевтическая задача может оказаться более сложной, она может занять больше времени, а прогноз ее эффективности будет более сдержанным.
      В течение долгого времени категории  симптоматического невроза, невроза характера и психоза давали возможность терапевтам и психологам-практикам определять тяжесть нарушений и прогнозировать конечный результат своей работы. Невроз считался наименее тяжелым состоянием; нарушение личности (невроз характера) более тяжелым, а психотические нарушения самыми мрачными. Однако с течением времени стало понятно, что такой подход к личностным нарушениям не совсем корректен: не было четкого способа проведения различий между нарушениями характера, которые мало выводят человека из строя, и теми, что вызывают действительно мрачные последствия. Проблема может быть и характерологической, но принадлежать к любому уровню сложности.

      ***Характеристика организации личности невротического типа
                и ее психологические защиты.      
               
            Термин «невротик» З.Фрейд применял к большинству не органических, не шизофренических и не маниакально-депрессивных пациентов, а к большой группе людей с эмоциональными нарушениями, кроме психозов. Сегодня этот термин используется для обозначения очень высокого уровня способности личности к функционированию, несмотря на некоторые эмоциональные страдания.   
         Люди, личность которых организована на невротическом уровне, опираются в основном на более зрелые защиты, используя при этом и примитивные, которые не столь заметны на фоне их общего функционирования и проявляются, как правило, на фоне необычайного стресса. Хотя примитивные защиты и присутствуют в структуре характера невротического уровня, но отсутствие зрелых защит исключают его. Было замечено, что так называемые «невротики» используют чаще вытеснение в качестве основной защиты для разрешения конфликтов, чем отрицание. Расщепление, проективную идентификацию и другие архаические механизмы.
        Кроме того, с более здоровой структурой характера обладают интегрированным чувством идентичности. Их поведение, за редким исключением, непротиворечиво, а их внутреннему опыту свойственна непрерывность собственного «Я» во времени. Когда их просят описать себя, они не испытывают затруднений и отвечают не односложно, часто красноречиво. Они в состоянии достаточно четко описать свой темперамент, ценности, вкусы, привычки, достоинства и недостатки вместе с ощущением своей долговременной стабильности. Своих значимых людей они также хорошо понимают и могут четко охарактеризовать свойства их личности.
      Люди невротического уровня обычно находятся в надежном контакте с реальностью. Они не знакомы с галлюцинациями или маниакальными интерпретациями опыта, если на их состояние не влияют какие-либо химические агенты, органика или посттравматические переживания; очень редко неправильно отражают происходящее внутри и вне их самих. «Невротик» и психотерапевт, как правило, находятся в одной реальности, что значительно облегчает работу последнему. Другими словами, многое для людей с невротической организацией является Эго-дистонным (ослабленным) или становится таковым  в процессе работы.
      Природа трудностей в процессе интервьюирования свидетельствует о том, что эти пациенты довольно успешно прошли как минимум две стадии ( по Эриксону) – базового доверия и базовой автономии – и подошли к третьей стадии: обретению чувства идентичности и инициативности. Пациенты такого типа обращаются за помощью к психотерапевту не из-за проблем, связанных с безопасностью или идеями воздействия, но из-за того, что они  вовлечены в конфликты между своими желаниями и теми препятствиями, которые, как они подозревают, являются делом их рук.
      Наблюдаемые таким образом трудности невротического типа личности сводятся к следующим факторам: во-первых, отношения любви, привязанности и расположение человека (как к другим людям, так и с их стороны); во-вторых, отношения, связанные с оценкой собственного «Я»; в-третьих, отношения, связанные с самоутверждением; в-четвертых, с агрессией, в-пьятых, с сексуальностью.
     Что касается первой группы, то одной из доминирующих черт невротиков является их чрезмерная зависимость от одобрения или расположения со стороны других людей. Их зависимость от одобрения или привязанности несоразмерна тому значению, которое другие люди имеют в их жизни. Хотя всем людям хочется хорошего отношения со стороны дорогих им людей, у невротической личности имеет место неразборчивый голод на благорасположение или высокую оценку, безотносительно к тому, любят ли они сами данного человека или имеет ли для них какое-либо значение суждение этого лица. Чаще они не осознают это безграничное стремление, но выдают его наличие своей чувствительностью, когда не получают того внимания, которое хотят. Эта чувствительность может скрываться за маской безразличия.
    Чрезмерные требования относительно заботливого отношения к их желаниям могут соседствовать с таким же полным отсутствием заботы о других. Данное противоречие не всегда проявляется внешне. Невротик может, например, быть сверхзаботливым и готовым помогать каждому. Но в этом случае можно заметить, что он действует под влиянием навязчивых побуждений, вместо того, чтобы непроизвольно излучать теплоту.
      Внутренняя незащищенность, выражаемая в этой зависимости от других, является второй чертой невротической личности. Постоянно присущими им характерными чертами являются их чувства неполноценности и несоответствия. Они проявляются множеством способов – такими, как убежденность в своей некомпетентности, глупости, непривлекательности, не имеющих никаких для этого оснований. Эти чувства неполноценности могут проявляться в форме жалоб или тревог, а приписываемые себе недостатки воспринимаются как факт, не требующий доказательств. С другой стороны, они могут быть скрыты за компенсаторными потребностями в самовозвеличивании, за навязчивой склонностью показать себя в выгодном свете, производить впечатления на других и на самого себя, используя для этого все возможные атрибуты, существующие в культуре
    Третья группа характерных для неврозов отношений, касающихся самоутверждения, связана с определенными запретами, и они составляют довольно обширную группу. У них существуют внутренние запреты на то, чтобы выразить свои желания или просьбы о чем-либо, сделать что-либо в своих интересах, высказать мнение или обоснованную критику, приказать кому-либо, выбрать человека, с которым они хотят общаться, установить контакты с людьми и т.д. Также имеют место и внутренние запреты в связи с тем, что  можно назвать утверждением своей позиции: невротики часто неспособны защитить себя от нападок, или сказать «нет», если они не хотят уступить желаниям других. Внутренние запреты распространяются и на знание человеком того, что он хочет: трудности при принятии решений, формировании мнений, осознании собственных желаний, которые связаны лишь с их выгодой. Такие желания невротик обычно утаивает. Он так же неспособен планировать будь то поездку за город или долгосрочные жизненные планы. Ему трудно выбрать профессию и даже спутника жизни. Ими движут в первую очередь невротические страхи.
     Четвертая группа трудностей, которым подвержены невротические личности, связана с агрессией. У них она может проявляться в двух формах. Одна форма заключается в склонности быть агрессивным, властным, сверхтребовательным, распоряжаться, обманывать, критиковать или придираться.
 Временами люди, склонные к таким отношениям, осознают, что являются агрессивными, но чаще они не осознают этого и искренне убеждены в своей правоте, хотя на самом деле их поведение является оскорбительным. У других людей эти расстройства проявляются противоположным образом. Им кажется, что их все обманывают, ими управляют, их бранят или унижают. Они не осознают того, что это лишь их собственное искаженное восприятие; напротив, они полагают, что весь мир ополчился против них и обманывает их.
     Следующая группа проблем невротиков касается сексуальной сферы. К.Хорни делит их на два вида: это либо навязчивая потребность в сексуальной активности, либо запрет на нее. Запреты могут появляться на каждом шагу, ведущему к сексуальному удовлетворению. Они могут вступать в действие при приближении лиц другого пола, в процессе ухаживания, проявляться в самой сексуальной функции или в сфере чувственности. Все особенности, описанные в предыдущих группах, будут также проявляться и в сексуальных отношениях. 
      В данном случае целью терапии является устранение перечисленных проблем, препятствующих любви, работе, гармоничным отношениям с другими людьми, окружающим миром и самим собой. Человек невротического уровня не вызывает у психолога или психотерапевта ни желания убить, ни компульсивного стремления к спасению.

        *** Характеристика организации структуры личности психотического типа и ее защитные механизмы.

        Психотический тип – это человек, который имеет психотические расстройства различного генеза. Психотические расстройства – это общий термин для обозначения ряда серьезных психических расстройств органического или эмоционального происхождения. В современной психиатрической нозологии определяющей чертой этих расстройств является грубое нарушение оценки реальности. То есть человек делает неправильные заключения о внешней действительности, неправильно оценивает свое мышление и восприятие и продолжает делать эти ошибки, даже сталкиваясь с доказательствами противоположного. Классические симптомы включают бред, галлюцинации, регрессивное поведение, явно несоответствующее настроение и заметно несвязную речь. В стандартной клинической литературе к психозам относят биполярное расстройство, кратковременный реактивный психоз, шизофрении, различные органические психические расстройства и некоторые из расстройств настроения.
     На этом уровне структуры личности люди намного более внутренне опустошены и дезорганизованы, чем на невротическом. С ними, как правило, очень трудно работать и психологам, и психотерапевтам, и другим людям, имеющим к их расстройству какое-либо отношение. Взволнованный пациент может быть как очень приятным в разговоре, так и очень агрессивным, атакующим и даже имеющим цель нанести телесные повреждения психотерапевту или другому лицу. До появления антипсихических средств в 1950 году немногие психотерапевты и психологи отваживались работать с таким типом людей. Да и в то время еще не было четкого представления у большинства ученых, что является причиной формирования психотической личности. Одни ученые считали, что основой являются органические повреждения, связанные с ухудшением физического состояния нервной системы, а также функционально-физиологические, которые не достаточно изучены и в наше время.
     Другие ученые были убеждены в том, что психотический тип личности – это результат аффективных расстройств, которые могут проявляться в форме эйфории, депрессии, апатии и других формах.
     Однако психологи и психотерапевты единодушны в одном: пациентов, которые находятся в состоянии психоза обычно нетрудно диагностировать и отличить от невротической личности. Первые демонстрируют галлюцинации, бред, алогичное мышление, невнятную речь и т.д. Однако встречается большое количество людей, которые характерологически находятся на психотическом уровне организации личности, но их внутренняя сумятица незаметна для окружающих его людей, даже очень близких, если они не находятся в ситуации сильного стресса. Для большинства они кажутся чудаковатыми или непонятными.
     Личности с подобной структурой характера используют присущие им защиты: уход в фантазии, отрицание, тотальный контроль,  примитивную идеализацию и обесценивание, примитивные формы проекции и интроекции, расщепление и диссоциации. Эти защиты довербальны и дорациональны, но именно они защищают психотическую личность от архаического страха.
       Люди этого типа имеют также серьезные проблемы с идентификацией настолько, что они даже бывают не полностью  уверены в собственном существовании, и что их жизнь достаточно удовлетворительна. Им трудно ответить себе на такие обычные вопросы, как: «Кто я такой?», «Зачем я здесь?», «В чем мое предназначение?». Они также не могут и не умеют полагаться на опыт других людей. Когда их просят описать самих себя или значимых для них людей, то их описания обычно отличаются поверхностностью, односложностью, конкретностью или искажением.
     Очень часто ощущается, что личности с психотической организаций далеки от понимания существующей в культуре реальности, или же совершенно запутаны в ней. Они также неспособны отстраняться от своих психологических проблем и относятся к ним с завидным бесстрастием. Хотя эти люди могут сверхестественным образом быть восприимчивыми к стимулам, лежащих в основе ситуации, они часто не знают, как интерпретировать их значения и поэтому наделяют их очень индивидуализированным смыслом. Даже о себе они мало знают и обычно повторяют то, что сказали о них другие. Свои ошибочные представления они плохо прогнозируют и тратят огромные силы на борьбу с экзистенциальным ужасом и уже для оценки реальности им просто не хватает сил.  Многие специалисты, работавшие с этой патологией, в своих наблюдениях подчеркивали отсутствие у таких личностей внутреннего различения Ид, Эго и Супер-эго, а также различия между наблюдающим и переживающим аспектом Эго.
     Исследователи психозов, вдохновленные теориями объектных отношений, межличностной и сэлф-психологии, ссылаются на смешение границ между внутренним и внешним опытом этого типа людей, а также на дефицит базового доверия, который делает вхождение в мир неопредеоенности, где пребывает пациент, субъективно слишком опасным для него. Возможно, считают ученые, полное отсутствие у психотической личности «наблюдающего Эго» включает в себя все эти элементы, а также некоторые конституциональные, биохимические, ситуационные и травматические аспекты. У потенциальных психотиков очень близко к поверхности находятся смертельный страх и ужасный хаос.
      Природа основного конфликта этого типа личности в буквальном смысле экзистенциальна: жизнь или смерть, существование или уничтожение, безопасность или страх. Их сны обычно полны кошмаров, в них все время присутствуют разрушение и смерть. «Быть или не быть» - их повторяющаяся тема. Как говорят некоторые психоаналитики, эти люди мучительно страдают онтологической уязвимостью. Изучение семей шизофреников в середине ХХ века показало способы эмоциональных коммуникаций, в которых психотический ребенок получал скрытое послание, подразумевающее, что он является не отдельной личностью, а продолжением кого-то другого. Скорее всего, именно по этой причине люди психотической организации часто вообще сомневаются в своем праве на существование в качестве автономной личности.
    Несмотря на сложность психической организации таких людей,у психологов и психотерапевтов контрперенос зачастую положителен. По отношению к ним субъективно ощущается большее могущество, родительский протекционизм и более глубокая душевная эмпатия, чем к невротикам. Это происходит потому, что психотические пациенты отчаянно нуждаются в основных человеческих отношениях и в получении надежды на облегчение своих страданий. Надо заметить, что они почти всегда благодарны психологу или психотерапевту, который искренне старается им помочь. Они любят искренность терапевта и ценят его просветительские усилия.
     Однако работать с такими пациентами сложно, очень ответственно, так как они максимально напрягают энергетические ресурсы терапевта, часто лишая его уверенности в себе и в своих профессиональных возможностях

         *** Характеристика пограничной организации структуры личности и ее защитные механизмы.

         Уже в конце Х1Х века психиатры стали замечать, что есть пациенты, которые находятся между болезнью и здоровьем. А в ХХ веке ученые заговорили о существовании промежуточной зоны между психозами и неврозами: некоторые пациенты были слишком нормальными, чтобы считаться сумасшедшими и слишком ненормальными, чтобы считаться здоровыми. Тогда ученые предложили новое диагностическое определение – пограничное состояние, и оно получило признание у психоаналитиков и психиатров. Этот термин сейчас широко принят как обозначение типа  личностной структуры, более тяжелого в своих последствиях, чем невроз, но не подверженного продолжительным психотическим декомпенсациям. В 1980 году термин стал достаточно легитимным и вошел в перечень уже существующих психических нарушений. Однако профессионалы расходятся во мнении относительно причин пограничных расстройств. Одни специалисты видят причину подобных состояний в конституциональной и неврологической предрасположенности личности. Другие – в нарушениях развития, особенно на стадии сепарации-индивидуации. Третьи – в отклонении от нормы в отношениях родители – ребенок на ранней стадии детского развития. Четвертые считают, что основной причиной пограничных расстройств является инцест или его разновидность, типа развратных, соблазняющих ребенка действий.
    В настоящее время практические психологи и психотерапевты стараются уже во время первых интервью определить является ли структура личности невротичной, пограничной или психотической., после чего используют достаточно полезную клиническую формулу: Людей, подверженных психозам, они рассматривают как психологически фиксированных на ранней симбиотической фазе; людей с пограничной личностной организацией описывают в терминах их озабоченности сепарацией-
индивидуацией; Людей с невротической структурой понимают в эдиповых терминах.
     Яркой чертой этого типа личности является использование ими примитивных защит, таких как отрицание, проективная идентификация и расщепление. По этой причине их трудно отличить от психотического типа в начале терапии, но все же возможно. Важным различием между пограничным и психотическим типом людей в сфере защит является следующее: когда терапевт дает пограничному типу интерпретацию примитивной формы ощущений, тот обнаруживает временную способность реагировать адекватно. Если же терапевт делает аналогичную интерпретацию с психотическим пациентом, тот становится еще более беспокойным.
    В словарях по психологии и психотерапии можно найти такое определение пограничного изменения личности: это изменение, при котором индивид постоянно живет «на границе» между нормальным, адаптивным функционированием и реальной психической неполноценностью. Обычно такой человек отличается нестабильностью в какой-то сфере  без явных черт. Например, межличностные отношения имеют тенденцию к непостоянству, эмоции сменяются резко и неуместно, может быть нарушен образ «Я», часто встречаются проявления гнева и вспыльчивости, часто  совершаются импульсивные действия, причиняющие вред самому пациенту, подобно карточной игре или воровству в магазине, а скука может стать постоянным состоянием и т.д.
    Пограничные пациенты, кроме всего сказанного, и похожи, и отличаются в то же время от психотических в сфере интеграции идентичности. Их ощущение собственного «Я» полно противоречий. Когда их просят описать собственную личность, они, как и психотические личности, испытывают значительные затруднения. То же самое происходит  и с описанием ими значимых людей. Они ограничиваются такими нечеткими характеристиками как, как «нормальный», «обычный», «ничего особенного», «мать как мать», «алкоголик», «стерва» и т.п.
     Люди этого типа зачастую склонны к враждебной защите, так как имеют склонность к ограничению в области идентичности. Психоаналитики и психологи отмечают, что их может привести в бешенство тест «Незаконченные предложения». Однако даже имея вышеописанные проблемы с идентичностью, пограничные личности не страдают от экзистенциального ужаса в такой степени, в какой страдают психотические типы.  Область опыта, в котором эти две группы различаются радикально – это тестирование реальности. Пограничная личность демонстрирует понимание реальности, сколь бы сумасшедшими не казались их симптомы. Стала стандартной психиатрической практикой оценивать степень понимания болезни пациентом для того, чтобы провести различия между психотической структурой личности и пограничной.
     Однако следует отметить, что способность пограничной личности наблюдать свою патологию сильно ограничена. Дюди этого типа приходят на прием с жалобами на панические атаки, депрессию или болезни, связанные со стрессом, но не с намерением изменить свою личность. Это происходит потому, как утверждают специалисты-практики, что люди с подобными тенденциями никогда не имели эмоционального опыта о том, что значит иметь интегрированную идентичность, обладать зрелыми защитами, способностью откладывать удовольствие, обладать терпимостью к противоречивости и неопределенности.
      О том, что человек имеет пограничную структуру, терапевт догадывается сразу, наблюдая за его агрессивной проекцией на предложение что-то изменить в лучшую сторону внутри  его самого.  Иными словами, терапевт пытается найти доступ к наблюдающему Эго, а пациент, не имея его, расценивает попытки специалиста, как критику его «Я». Поэтому первой задачей психотерапевта должна быть попытка снять агрессивные атаки.
     Психотерапевты отмечают, что пограничные пациенты попали в дилемму-ловушку: когда они чувствуют близость с другой личностью, они паникуют их страха поглощения и тотального контроля; чувствуя себя отдаленными,, ощущают травмирующую брошенность. Этот центральный конфликт их эмоционального опыта приводит к тому, что они ходят взад-вперед, когда ни эмоциональная близость, ни отдаленность их не удовлетворяют. Такая же тенденция присутствует и во взаимоотношениях с психотерапевтом или психологом. Проблема базового конфликта изматывает не только пограничных пациентов, но и их близких.
     Зарубежные психоаналитики рассматривают пограничных пациентов как фиксированных на подфазе в процессе сепарации-индивидуации, когда ребенок уже обрел определенную степень автономии, но все еще нуждается в заверении, что родитель существует и он всемогущ. Это происходит с детьми в возрасте двух лет, когда они отвергают помощь матери с лозунгом «Я сам!» и в то же время аннулируют это стремление у нее на коленях.
    Ученые полагают, что в своей жизни пограничные пациенты имели таких матерей, которые либо препятствовали их отдалению, либо отказывались прийти на помощь, когда ребенок в этом нуждался, не справляясь со своей самостоятельностью.
    Переносы пограничных пациентов очень своеобразны и интерпретировать их сложно. Психолог или психотерапевт может восприниматься  либо как полностью плохой, либо как полностью хороший. В зависимости от своего эмоционального состояния терапевт может восприниматься либо Богом, либо достойным презрения.
    
                ЧАСТЬ 4.

           Типы организации характеров и их психологические защиты.

    О типах характеров и их особенностях написано много работах в рамках многих психологических концепций, но наиболее интересной нами кажется работа Нэнси Мак-Вильямс, у которой мы позаимствовали ее видение психологических защит внутри каждого характера, дополнив и своими наблюдениями и исследованиями других авторов, работающих в этом направлении.
    Описания характеров в этой части работы включают как нарушенные, так и здоровые варианты каждого типа характера. У большинства из людей он не является «нарушенным», хотя исследования современных ученых говорят об обратном: растет число людей, нуждающихся в психологической и психотерапевтической помощи. Современное устройство мира не позволяет людям быстро адаптироваться к изменяющимся условиям жизни и культуры: безработица,  материальная, профессиональная, политическая нестабильность, терроризм, бесконечные реформы во всех сферах жизнедеятельности человека создают условия для хронического стресса и дисстресса, который накладывает отпечаток на физическое и психическое здоровье.
    Если говорить о характере как таковом, то надо иметь в виду, что люди имеют черты нескольких личностей стилей, независимо от того, какие тенденции в нем преобладают. Оценка структуры характера, понимание его особенностей даже при отсутствии личностных нарушений дает психологу и психотерапевту понимание того обстоятельства, какой вид помощи будет наиболее оптимальным для человека. Но для этого необходимо знать, какие психологические защиты находятся внутри каждого характера, адаптивные они или дезадаптивные, что препятствует его психологическому развитию и адаптации, а также латентным сомнениям в собственной приемлемости, идентичности и ценности.   
      
       *** Психопатические (антисоциальные) личности и их психологические защиты.

        Психопатические личности всегда были непопулярны у психологов и психотерапевтов из-за сложности их личностной структуры, высокого уровня агрессии и пессимистических прогнозов относительно эффективности работы с ними.
        Первоначальный интерес к этому типу личности определялся запросами юридической и психопрофилактической практики. В отечественной литературе диагноз «психопатия» появился в 90-е годы Х1Х века (Кандинский, Балинский, Бехтерев). Ученые отмечали наличие таких черт у психопата как жестокость к людям и животным, эгоизм, отсутствие сострадания, склонность ко лжи и воровству и другим формам антисоциального поведения. Позже данные о таких личностях были дополнены психиатрами и криминологами, что дало возможность более четко определить причины появления столь пугающего общество характера. Наибольший вклад в понятие психопатий внес П.Б. Ганнушкин («Клиника психопатий»), который выделил три критерия психопатий: 1) выраженная патология черт личности, нарушение адаптации; 2) тотальность психопатических особенностей, определяющий весь облик человека (мотивационно-эмоциональная сфера, восприятие, мышление); 3) их стабильность и малая обратимость.
      В современной психиатрии под психопатией понимается врожденная или приобретенная патология личности с преобладающей дисгармонией в эмоциональной и волевой сферах. По особенностям становления и развития различают два главных типа психопатий: «ядерные» или конституциональные и краевые. В генезе «ядерных» психопатий главную роль играют биологические или конституциональные факторы. Они могут быть как врожденными, так рано приобретенными, при которых выявляется дисгармония в эмоциональной и волевой сферах. Краевые связаны с нарушением развития личности в постнатальном периоде. Это могут быть аномалии характера, связанные с эмоциональной депривацией в детском возрасте, физическим уродством, сиротством или гиперопекой по типу кумира семьи.
        Среди психопатических личностей достаточно много асоциальных, совершивших тяжкие преступления, но необходимо помнить, что не все психопатические личности являются латентными или явными преступниками. Поэтому ученые рекомендуют использовать термины «социопатический», и «антисоциальный».
     Люди, чьи личности структурированы вдоль психопатической линии, распределяются от крайне психотичеких, дезорганизованных, импульсивных, садистических людей типа Чикотило, который беспорядочно убивал и насиловал, до вежливых, утонченных очаровательных личностей, которые совершают должностные преступления на самом высоком уровне системы управления.
    Психопатическая направленность  проявляется и в пограничном и психотическом уровне, потому что данный диагноз связан с базисной неспособностью к человеческой привязанности и с опорой на примитивные защитные механизмы. Однако существуют люди и с высоким уровнем функционирования, чьи личности больше свидетельствуют о социопатии, чем о каких-либо других качествах, и которые оправдывают диагноз психопатов высокого уровня. Такие люди имеют достаточную интеграцию идентичности, проверку реальности и обладают способностью использовать более зрелые защиты, чтобы рассматривать их как пациентов, находящихся на невротическом уровне. Однако их ядерные способы мышления и действия, тем не менее, свидетельствуют об антисоциальной эмоциональности.
     Суть психопатической психологии заключается в том, чтобы манипулировать другими и всеми способами добиваться желаемого.

        Влечения .

    Существуют некоторые свидетельства, что люди, ставшие впоследствии антисоциальными, обладают большей базальной агрессией, чем другие. Они стараются манипулировать другими людьми, подвергать их тотальному контролю, им трудно откладывать получение удовольствия на более благоприятное время, они склонны к алкоголизации, наркомании, употреблению любых химических средств, доставляющих им необычные ощущения. Они подозрительны и ревнивы, плохо контролируют свои сексуальные порывы и потребности, склонны к агрессии.

       Аффекты.

      Они часто переживают слепую ненависть, немотивированную
 злобу, зависть, часто бывают возбудимыми, недисциплинированными уже в детском саду, очень драчливыми. Выбирают, как правило, силовые виды спорта, где можно компенсировать чувство агрессии и ненависти ко всему и всем.  Склонны к внезапной тоске и суицидальному поведению: в порыве тоски или злобы наносят себе телесные повреждения. Свои чувства и эмоции контролировать не могут и не умеют. При умеренной психопатии, сильные аффективные и неконтролируемые состояния могут проявляться довольно редко, особенно если психопатия компенсирована каким-либо интересным делом, высоким статусом или интеллектом, да и то в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.
    Что касается основных чувств, которыми озабочены психопатические люди, их очень трудно определить из-за неспособности членораздельно выражать свои эмоции. Они совершенно не могут их проговаривать. Вместо того, чтобы говорить, они, как правило, действуют и тем самым ставят в тупик людей   другой, отличной от их, психической организации.
     Другими словами, психопатические, и особенно антисоциальные личности обладают врожденными тенденциями к агрессивности и к более высокому, чем в среднем, порогу приносящего удовольствие возбуждения. В то время как большинство людей испытывает эмоциональное удовлетворение от хорошей музыки, сексуальных отношений, красоты природы, умной шутки  и т.д., психопат нуждается в резком, более возбуждающем опыте для того. чтобы чувствовать себя бодро и хорошо.

     Темперамент.

      Психопатический тип личности, по словам О.В.Кербикова, отличается особым темпераментом, который характеризуется сниженной реактивностью автономной нервной системы, постоянным стремлениям к острым ощущениям, неспособностью обучаться через опыт, выраженной и организующей потребностью ощущать свое влияние на других, манипулировать ими, подниматься над ними. Темперамент психопатов отличается тремя критериями: тотальностью патологических черт характера, их относительной стабильностью и их выраженностью до степени, приводящей к социальной дезадаптации.
      Тотальность патологических черт проявляется достаточно ярко уже с подросткового возраста. Индивид этого типа обнаруживает свой тип характера в любой обстановке, в семье, на работе или в учебном заведении, с друзьями, в развлечениях, в обыденных условиях и чрезвычайных обстоятельствах.
    У психопатических личностей достаточно редко наблюдаются неожиданные трансформации характера, внезапных и коренных его перемен в лучшую сторону. Начиная с подросткового возраста агрессивные и «взрывные» черты только заостряются и приобретают тотальную направленность на подчинение, агрессию и стремление властвовать над другими.
    Ученые утверждают, что фактом является то, что младенцы уже с рождения отличаются по темпераменту, это уже научно подтверждено. Некоторые области, в которой младенцы демонстрируют врожденную вариабельность, включают в себя уровень активности, агрессивности, реактивности, общую лабильность и другие подобные факторы, которые также влияют на развитие в психопатическом направлении. Исследования детей, взятых из приюта, подтвердили действие при социопатии некоторых генетических факторов, которые хоть и не являются определяющими, но при наличии других предрасполагающих факторов укладываются в ее основание. Нейрохимические и гормональные исследования указывают на вероятность биологического субстрата для высоких уровней аффективной и хищнической агрессии, наблюдающейся у антисоциальных личностей.
    Социальная дезадаптация уже начинается с раннего детства, когда ребенок начинает посещать дошкольные учреждение. Он драчлив, неусидчив, не подчиняется требованиям воспитателей и часто издевается над детьми, не умеющими дать достойный отпор. Именно только в силу особенностей своего темперамента и характера, а не из-за недостатка способностей, невысокого интеллекта или других причин такой тип личности не удерживается ни в одном учебном заведении, быстро бросает работу, куда только что поступил. Полным конфликтов обычно оказываются также отношения с семьей, нарушается адаптация также и в среде сверстников. Страдающий психопатией либо вообще оказывается неспособным устанавливать с ними прочные и длительные контакты, либо возможность адаптироваться ограничивается жестко очерченными пределами – только небольшой группой хорошо знакомых ему людей, ведущих аналогичный образ жизни.

      Психологические защиты.

    Основной психологической защитой психопатических людей является всемогущий контроль. Они также используют проективную идентификацию, множество тонких диссоциативных процессов и отыгрывание вовне. Потребность оказывать давления на ближайшее окружение имеет преимущественное значение. Она защищает от стыда (особенно у грубых психопатов), отвлекает от поиска сексуальных перверсий, которые часто лежат в основе криминального поведения. Знаменитое отсутствие совести у психопатов, которое отмечают многие исследователи, свидетельствуют не только о дефективном супер-Эго, но также о недостатке первичных эмоциональных привязанностей к другим людям. Для асоциальной личности ценность других людей сводится только до их полезности, которая определяется их согласием терпеть унижение и насилие.
    Психопатические люди открыто хвастаются своими победами, завоеваниями, успешными махинациями и обманами, если уверены, что на слушателя производит впечатление их сила. В этом процессе нет ничего неосознанного, что могло бы послужить хоть каким-то оправданием их бесстыдства. Они легко манипулируют другими людьми для достижения своих целей и, достигнув их, также легко предают и забывают.
     Опытные клиницисты давно заметили, что психопаты – те люди, которые избежали саморазрушения и заключения в тюрьму – имеют тенденцию «выгорать» к среднему возрасту, часто становясь удивительно примерными гражданами. Они становятся более податливыми для психотерапии и могут получить от нее выгоду в большей степени, чем молодые люди с таким же диагнозом.  Подобные изменения частично объясняются гормональными снижениями, которые, по всей видимости, редуцируют внутренний призыв к действию, да и естественной потерей физических сил к середине жизни. Пока посредством ограничений не разрушаются всемогущие защиты, у человека не существует причин развивать более зрелые способы адаптации. Старшие подростки, молодые взрослые и просто физически здоровые молодые люди склонны переживать свое всемогущество: смерть еще далека, а прерогативы взрослости уже в руках и инфантильная грандиозность вновь приобретает силу. Однако реальность обладает спсобом осадить любого человека. В возрасте сорока лет или около этого смерть уже больше не представляет собой абстракцию, физическая мощь убывает, снижается активность, здоровье начинает давать сбои, и тогда начинают проявляться длительные издержки тяжелого житья. Эти факты жизни, как правило, способствуют созреванию.
   Что же касается проективной идентификации, использование психопатическими людьми этого процесса может отражать не только задержку развития и характерную опору на примитивные защиты, но также и последствия их неспособности к проговариванию. Их неумения вербально выражать эмоции означает, что единственный способ, которым они могут добиться  от других понимания своих чувств, это возбуждение этих чувств в них самих.
    У психопатов также наблюдаются и диссоциативные защиты, которые распределяются от тривиальных случаев минимизации собственной роли в совершении ошибки до тотальной амнезии преступления, связанного с убийством или сексуальным насилием.
    Диссоциация личной ответственности является важным диагностическим критерием психопатии. Тот, кто избил свою любовницу и потом объясняет, что они «повздорили » и он «вышел из себя» проявляет характерную психопатическую минимизацию.
    Когда психопатический пациент утверждает, что в течение некоторого опыта он был эмоционально диссоциирован и ничего не помнит о произошедшем, трудно определить, были ли его переживания действительно диссоциированы или данные слова являются следствием манипуляции и стремлением уйти от ответственности.
      Отыгрывание вовне является определяющим для диагностики психопатии. У людей данного типа не только возникает внутреннее побуждение к действию, когда они раздражены и расстроены, но они также не обладают опытом повышения самоуважения, которое происходило бы от контроля за собственными импульсами. Психопатических личностей  часто рассматривают как людей, у которых значительно снижен порог тревожности. Однако ученые считают, что отыгрывание вовне свидетельствует об отказе признать свои слабые чувства. Другими словами, психопатизированные личности действительно переживают тревогу, но для того, чтобы освободиться от нее как признака слабости, они отыгрывают вовне так быстро, что наблюдатель не имеет шанса их заметить. Когда они в процессе терапии начинают признавать наличие тревоги и учатся контролировать собственные реакции на нее, то психотерапия тогда идет достаточно успешно.

    Анамнез жизни.

Как уже было сказано выше, психопатии с этиологической точки зрения представляют сборную группу. В генезе одних важнейшее значение имеют эндогенные факторы, в развитии других – неблагоприятное воздействие ближайшего окружения среды, у третьих – последствия перенесенных мозговых поражений или психических заболеваний. К настоящему времени, благодаря трудам Г.Биндера, О.В.Кербикова, В.В.Ушакова и др. была предложена рабочая систематика психопатий по причине возникновения. Однако каковы бы причины не существовали, тяжесть развития психопатий во многом определяется семейным воспитанием и пониманием родителями особенностей своего ребенка на всех уровнях.
     Решающим фактором в возникновении конституциальных, истинных, или «ядерных» психопатий является неблагоприятная наследственность. Иногда можно наблюдать один и тот же тип характера у одного из родителей, сиблингов или других кровных родственников. В роду часто можно наблюдать психопатические личности разных типов, а также различные психические заболевания.
   Конституциональные психопатии выявляются даже при самых благоприятных условиях воспитания. Однако степень их тяжести в значительной мере определяется влиянием среды. Несмотря на эндогенную обусловленность, только некоторые типы психопатий (например, шизоидная) проявляется с самого раннего детства.
    Психопатическое или патохарактерологическое развитие, как считает О.В.Кербиков, в основном зависит от  неправильного воспитания, дурного влияния среды, особенно когда они падают на возраст становления характера, т.е. на подростковый возраст. Подобные же неблагоприятные влияния в раннем детстве с наступлением подросткового возраста могут нивелироваться, если развития личности в этот период происходит в благоприятных условиях.
    Однако чаще всего детство подобного типа личности протекает в условиях очень неблагоприятных, где много страха, опасностей и хаоса. Родители, имеющие такого ребенка и не понимающие его проблем используют в воспитательных целях  хаотическую смесь суровой дисциплины и сверхпотворства. В истории наиболее деструктивных, криминальных психопатов практически невозможно найти отражения последовательного, любящего, защищающего влияния семьи. Наличие слабых, депрессивных и мазохистических матерей и вспыльчивых, непоследовательных, садистических отцов характерно для психопатии, как и алкоголизм и применение наркотиков членами семьи. Частыми являются жестокое, равнодушное, попустительское отношение к детям, паттерны переездов, потерь, семейных разрывов и кровавых конфликтов, стрессы, связанные с лишением таких родителей родительских прав и помещение детей в детские дома и интернаты, где создаются все условия для психопатизации даже нормальных детей, не говоря уже осклонных к  психопатии. В таких нестабильных и угрожающих обстоятельствах просто невозможно естественное развитие нормальной убежденности ребенка в собственном чувстве всемогущества и, позднее, стремление защитить появляющееся ощущение собственного «Я». Отсутствие ощущение силы в те моменты развития, когда оно необходимо, защищенности со стороны родителей, может принудить детей с подобными затруднениями потратить большую часть жизни на поиск подтверждения их всемогущества.
    Другими словами, дети с подобными нарушениями чаще воспитываются или в условиях эмоциональной депривации (детские дома, интернаты, частая госпитализация, эмоционально холодные и неласковые родители, богатые родители, отдавшие на попечение своих проблемных детей частным няням и воспитателям и т.д.) или же в ситуации гиперопеки по типу «кумира семьи», избалованности, вседозволенности и эмоционально - удушающего инцеста.
 
       Объектные отношения.

        Психопатические люди не могут признать в себе наличие обычных эмоций, так как они ассоциируются со слабостью и уязвимостью, кроме того, они плохо ориентируются в своих переживаниях, поэтому эмоционально нестабильны: только что проявляли искренний интерес к человеку или событию и через мгновения все девальвировали в грубой форме. Это происходит потому, что для их индивидуальных историй характерен тот факт, что в детстве никто не пытался помочь им, предложив слова для их эмоциональных переживаний. Благодаря блокирования аффекта психопатическими индивидами у них отсутствует стремление к использованию языка для выражения чувств. В то время как большинство людей использует слова для выражения их личности, психопатические люди применяют их для манипуляции. У них отсутствует интернализованная основа для иного понимания роли речи. Клинические наблюдения подтверждают тот факт, что в их семьях не делалось акцента на экспрессивных и коммуникативных функциях языка; вместо этого, слова, особенно нецензурные, использовались для того, чтобы контролировать других.
    Неспособность родителей к проговариванию и ответу на эмоциональные потребности своего ребенка соотносится с другим аспектом клинического знания: дети, ставшие впоследствии социопатическими, были избалованы материально, но испытывали эмоциональную депривацию, о чем было сказано выше.
    Наиболее проницательные психоаналитики обращают внимание на недостаток интернализации в объектных отношениях.   Психопатические личности просто никогда в нормальной степени не испытывали психологической привязанности даже к родителям, не инкорпорировали хорошие объекты, не , не идентифицировались с теми, кто о них заботился. Они никогда не получали достаточной любви и были не в состоянии любить кого-либо. Вместо этого оказалась возможной идентификация с чуждым сэлф-объектом, который переживается как хищный и агрессивный. Психоаналитики отмечают также недостаточность глубоких и бессознательных идентификаций, первоначально с первичной родительской фигурой, и, в особенности, архетипических и направляющих идентификаций с обществом и культурой и человечеством в целом.
     Корни альтернативного происхождения характера, построенного на фантазиях о всемогуществе и на антисоциальном поведении, можно отыскать в анамнезе жизни психопатической личности и  в ее личной истории, когда родители или другие значимые лица были глубоко вовлечены в демонстрацию ребенком силы и часто посылали сообщения о том, что жизнь не налагает никаких ограничений на изначально данную прерогативу индивида оказывать давление. Такие родители, идентифицируясь со своими детьми в их неповиновении и отыгрывании вовне ненависти к авторитетам, имеют тенденцию с возмущением реагировать на те ситуации, когда учителя или другие представители закона пытаются наложить ограничения на поведение их детей.  Психопатия может быть приобретена, как считают ученые, посредством научения – ребенок повторяет защитные паттерны своих родителей.
      Когда основным источником характерологической психопатии становится родительское моделирование и подкрепление манипулятивного поведения, подразумевающего «право на все», прогноз может быть более оптимистичным, чем в тех случаях, когда данное состояние коренится в хаотических, связанных с насилием драматических ситуациях, упомянутых выше. По крайней мере, избалованный ребенок имел возможность идентифицироваться с кем-то, кто не полностью был лишен способности к связи с другими. Возможно, что такого рода семья создает более здоровых психопатов, в то время как более жестокие и буйные условия продуцируют более нарушенных психопатов. Однако это всего лишь наблюдения, которые требуют серьезного исследовательского подтверждения.

      Собственное «Я» .

       Как отмечают учение, потенциальный психопат имеет серьезные затруднения в обретении самоуважения нормальным путем через переживания любви и гордости своих родителей. Поскольку внешних объектов недостаточно для подтверждения самоценности, единственным  объектом катексиса ( в пер. с греч. – удержание, сохранение) является собственное «Я» и его личные побуждения к власти. Поэтому «Я» -репрезентации могут быть поляризованы между желаемым состоянием личного всемогущества и пугающим состоянием отчаянной слабости. Агрессивные и садистские действия психопатической личности могут стабилизировать ощущение собственного «Я» благодаря снижению неприятных состояний возбуждения и восстановлению самоуважения. Личности этого типа имеют тенденцию  создавать в своем воображении возвышенные персонажи и когда они перестают соответствовать их ожиданиям, и психопаты сталкиваются с реальностью, то начинают проявлять компенсаторную ярость, направленные на когда-то возвышенные ими объекты. Во многих случаях учеными были отмечены сходные связи между ударами по личной грандиозности и последующей криминальностью, однако наблюдение манипулятивных людей в повседневной жизни свидетельствуют о том, что данный поведенческий сценарий не является характерным лишь для психопатов или убийц. Любой, чьи образы собственного «Я» отражают нереалистические представления о превосходстве, тот, кто избегает очевидного факта, что он всего лишь человек, будет пытаться восстановить самоуважение посредством проявления силы.
     Кроме того, чем более хаотичным было окружение ребенка в детстве и чем больше его родители были обессилены и неадекватны, тем вероятнее отсутствие у ребенка четких ограничений и непонимание серьезных последствий импульсивных действий. С точки зрения теории социального научения, грандиозность ребенка является ожидаемым результатом воспитания без должной дисциплины. Ребенок, обладающий гораздо большей энергией, чем те, кто о нем заботиться, может усвоить урок, что можно игнорировать потребности других людей, делать все, что в данный момент приспичило, и управлять всеми неблагоприятными последствиями, избегая, притворяясь, соблазняя или запугивая окружающих.
   Еще одной особенностью «Я-состояния» психопатической личности является примитивная зависть – желание разрушить все, что является наиболее желанным и чем восхищаются другие. Хотя они редко признают в себе эти чувства, демонстрация их поступков это подтверждает. Возможно, вырасти неспособным к любви невозможно без знания того, что существует нечто, приносящее удовольствие другим людям, и чего лишен ты. Активное обесценивание и пренебрежение абсолютно всем, что принадлежит к области нежности и ласки в человеческой жизни, является характерным для психопатов всех уровней. Как известно, антисоциальные люди психотического уровня убивают и калечат тех, кто их привлекает. Убийство или нанесение тяжких телесных повреждений, вероятно, символизирует для них своего рода «сексуальное овладение» ими. Многие психопаты убивают, избивают и уничтожают морально именно из-за пожирающего чувства зависти и ненависти.

         Перенос.

        Основным переносом психопатов по отношению к терапевту является проекция своего внутреннего хищника – предположение о том, что терапевт намерен использовать пациента для своих эгоистических намерений. Совершенно не имея эмоционального опыта любви и эмпатии, психопат не может понять великодушных аспектов интереса терапевта и пытается вычислить его скрытые выгоды или расчет. Если у психопата есть причина считать, что с помощью терапевта он может достичь для себя какой-либо выгоды
(снизить с рок наказания, добиться примирения с нужным и искалеченным им человеком и т.д.), тогда он начинает вести себя настолько очаровательно, что неопытный психолог может быть обманут. Но если психотерапевт вызывает у психопатического пациента агрессивные чувства, то он использует активное, садистическое обесценивание и его самого, и методы его воздействия. Но такое поведение является защитой от зависти, которую испытывает пациент по отношению к психотерапевту

       Контрперенос.

       Обычным контрпереносом на озабоченность пациента не быть использованным и на его стремление перехитрить терапевта является шок и сопротивление появляющемуся ощущению, что важнейшая для терапевта идентичность человека, оказывающего помощь, уничтожается. Неопытный терапевт может не выдержать искушения, пытаясь доказать свои искренние намерение оказать помощь. Если это не удается, то обычными реакциями психотерапевта являются враждебность, презрение и стремление читать мораль пациенту, призывая его к совести и чуткости. Такие реакции у обычно сочувствующих людей следует понимать как эмпатию к психопатической личности: пациент не способен позаботиться о терапевте, и терапевт находит невероятно трудным осуществить заботу о пациенте. Открытая ненависть пациента не характерна и не является для него причиной беспокойства, поскольку способность ненавидеть – это своего рода привязанность. Если кто-тот из психотерапевтов допускает переживание внутренней холодности и даже вражды, это предоставляет ему неприятное, но помогающее указание: вот что значит быть психопатической личностью.
     Другие контрпереносные реакции являются дополнительными, а не совпадающими, и включают в себя  большой силы страх. Психотерапевты часто  сообщают о том, что чувствуют угрожающую враждебность и холодность со стороны пациента, и они испытывают беспокойство, что пациент может подчинить их своей воле. Достаточно часто психотерапевты переживают и мрачные предчувствия, но, несмотря на все эти неприятные переживания, терапевт должен справиться со своим страхом, а не стараться их компенсировать через пациента.
     Кроме того, опыт активного и садистического обесценивания нередко вызывает интенсивную враждебность и беспомощный отказ от работы терапевта.
     Ученые пришли к выводу, что есть часть психопатических личностей, которым очень помогла  компетентная психотерапия. Однако не стоит обольщаться, что много можно достигнуть только с помощью терапии. Необходимо точно знать, приступая к работе с таким типом личности, является ли он пригодным для лечения. Некоторые психопатические индивиды настолько ущербны, опасны и полны стремления к разрушению целей терапевта, что психотерапия может быть лишь тщетным и наивным упражнением.

    Терапевтические рекомендации.

  1. Неизменность, последовательность и неподкупность терапевта, рамок и условий терапии.
   2.Бескопромиссная честность, прямое сообщение, выполнение обещаний, совершение добра перед лицом угрозы и настойчивое обращение к реальности.
   3.Признание своих негативных чувств к пациенту, своих антисоциальных тенденций, эгоизма и жадности.
   4. Избегать морализаторства и саморазоблачения, которое может быть воспринято пациентом как слабость или хрупкость.
   5.Постараться вывернуть пациента наизнанку, что вызывает уважение у психопатических индивидов.
   6.Эмоционально не вкладываться в пациента, так как это может спровоцировать саботаж терапии, чтобы добиться поражения терапевта.
   7.Дать пациенту понять, что это его дело – воспользоваться выгодами психотерапии или нет.
   8. Настойчивый анализ всемогущего контроля, проективной идентификации, зависти, самодеструкции пациента, что может привести к действительным изменениям.
   9.Сдерживание своих собственных импульсов и самоконтроль – самое важное в работе с таким типом личности.
















       ***  Параноидные личности и их психологические защиты.

        Основой особенностей данного типа личности является так называемая паранойя. В стандартной психиатрической нозологии – это функциональное расстройство, при котором симптомы бреда ревности и бреда величия или преследования нельзя объяснить другими расстройствами, такими как шизофрения, органическое психическое расстройство или органический психический синдром. В классической форме бред развивается постепенно и оказывается тесно сплетенным с рациональным и последовательным набором убеждений, которые являются внутренне совместимыми и, если первоначальный набор предположений принят, он становится навязчивым и энергично отстаиваемым. При паранойе, интеллектуальное функционирование остается ненарушенным, и параноик вполне способен к последовательному поведению в рамках бредовой системы. В стандартной номенклатуре паранойя рассматривается как бредовое расстройство, и под этим заголовком можно найти специализированные термины.
      Так выглядит общее представление ученых о паранойе, но существуют еще такие понятия, как «параноидный характер», «параноидное состояние», «параноидное расстройство личности».   В настоящее время чаще используется термин «параноидное расстройство личности». Оно характеризуется чрезмерной подозрительностью, враждебностью и обидчивостью, чувствительностью к обвинениям или даже намекам на обвинение и отличается от бредового расстройства тем, что в этом случае нет
 полностью разработанной системы преследования.
       По критериям МКБ-10 параноидное расстройство личности характеризуется следующими признаками:
- чрезмерной чувствительностью к неудачам и отказам;
- тенденцией быть все время недовольным кем-то или чем-то;
- подозрительностью, искажением фактов путем неверного истолкования нейтральных или дружеских действий других людей в качестве враждебных или презрительных;
- воинственно-щепетильным отношением к вопросам, связанным с правами личности, что не соответствует фактической ситуации;
- возобновляющимися неоправданными подозрениями относительно сексуальной верности партнера или супруга;
- тенденцией к переживанию своей повышенной значимости, что проявляется отнесением происходящего на свой счет;
- охваченностью несущественными законспирированными толкованиями событий, происходящих с данной личностью или в мире.
   Причины появления параноидных расстройств личности ученые объясняют разными факторами в зависимости от того, какой научной концепции они придерживаются.
    Психодинамические концепции причинами формирования такого типа личности считают  нарушения в раннем развитии, когда ребенок  воспитывался в условиях жестких требований со стороны семьи, в которой был жесткий отец и чрезмерно опекающая, но отвергающая мать. В результате повышенных требований у ребенка вырабатывается недружелюбное, недовольное отношение ко всем окружающим с накоплением отрицательных чувств (раздражение, гнев) и проекция их на других.
     Другие ученые основной причиной такого формирования личности считают генетические факторы. Если кто-то из ближайших родственников в прошлом или в настоящем имели такие личностные расстройства, то и  последующие поколения могут быть склонными их наследовать.
      Представители эволюционной психологии считают, что такие паттерны поведения, как общее недовольство и подозрительность к окружающим вызвана предположением, что другие люди во взаимодействии с ними будут их эксплуатировать, обманывать или вредить.  По этой причине они затаивают обиду, наносят удары и заранее атакуют мнимого врага. Действительно, бдительность и агрессия могут быть очень даже адаптивными, когда угроза исходит от представителей чуждых групп. Такое поведение обычно демонстрируют  и животные. Мышление по типу «наши и чужие» создают стереотипы которые могут проявляться в крайних формах,
особенно у параноиков.
    Ученые считают, что параноидные личности могут проявлять себя или по экспансивному типу, или по сенситивному.
     Экспансивный параноидный тип обычно отличается силой, активностью, вызывающим ответную агрессию у людей, гневливостью, сутяжничеством, патологической ревностью, конфликтностью, правдоискательством, склонностью к реформаторству, лживостью, мстительностью, клеветничеством, склонностью постоянно на что-нибудь жаловаться, замечать недостатки других, самодовольством, отсутствием самокритичности. Они активно борются с противниками и стараются утвердить свою значимость. Их активность больше вызвана ускоренным темпом психической деятельности, а не мотивацией, у них всегда повышенный фон настроения, поэтому могут увлекать и вести за собой других, особенно если фанатично к чему-то стремятся. Как правило, они бездушны, жестоки и не альтруистичны.
     Сенситивный параноидный тип характеризуется прямо противоположными качествами – слабостью, пассивностью, скромностью, обидчивостью. В них сочетаются две черты: астеническая, которые  заставляет страдать комплексом неполноценности, повышенной ранимостью, ложной стыдливостью, зависимостью и стеническая, проявляющаяся в форме честолюбия, повышенном чувстве самодостаточности. Обычно люди такой организации отличаются робостью, застенчивостью, боязливостью, мнительностью и раздражительностью, склонностью к самоанализу и даже самомучительству, чувством унизительной несостоятельности во всех сферах жизнедеятельности.
      По видам направленности  паранойи ученые делят их на ревнивцев, изобретателей, кверкулянтов ( в пер. с лат - жалующийся) и фанатиков.
    Естественно, что защитные механизмы  и эффективность психотерапевтической работы с такой категорией пациентов будет зависеть от знаний и учета разнообразных особенностей такого типа личности.
     Диагноз параноидной личностной структуры предполагает серьезные нарушения душевного здоровья, хотя этот тип организации существует в континууме степени тяжести от психотического до нормального уровня. Ведь каждый человек иногда может обнаружить в себе параноидальные черты в той или иной ситуации. Возможно, более «нормальные»  параноидные личности встречаются реже, но они все-таки встречаются. Зарубежные ученые дают четкое описание непсихотической паранойи, справедливо отмечая, что наши знания о ней, возможно, ограничены. Параноидный человек должен очень глубоко страдать для того, чтобы обратиться за психологической помощью, потому что он не расположен доверять посторонним.
    Люди с параноидными характерами нормального уровня часто стремятся играть политические роли, где их склонность противопоставлять себя силам, в которых они видят зло или угрозу, может найти прямое выражение. Они  также могут проявлять себя фанатично в науках или искусстве, в общественной деятельности, в религии и в прочих видах деятельности.
      Также необходимо помнить о том, что некоторых людей, кажущихся параноидными, действительно могут выслеживать или преследовать – сатанисты, приверженцы других маргинальных культов, отвергнутые любовники или озлобленные родственники  и им действительно может грозить опасность. А некоторые люди, которые также диагностированные как параноидные, также реально подвергаются опасности, благодаря своим отталкивающим качествам. Они могут стать настоящими магнитами для дурного обращения.
       И наоборот, некоторые индивидуумы, фактически являющиеся параноидными, не кажутся таковыми. Непараноидный человек ассоциируется со своей социальной группой и может разделять ее установки относительно опасности определенных людей, сил или институтов  (коммунизма, капитализма, религиозных авторитетов, распространителей порнографии, средств массовой информации, федерального управления, патриархата, расизм, цветных). Поэтому он нередко терпит неудачу  в распознавании того, что существует нечто исходящее изнутри и вращающееся вокруг предмета его озабоченности.

      Влечения.

     Они тоже зависят от того,  как проявляет себя параноидная личность. У них высокая степень внутренней и внешней агрессии или раздражительности. У ученых имеется ряд эмпирических доказательств, касающихся связи паранойи с активной симптоматикой в младенчестве (неравномерность, неадаптивность, интенсивность реакций и негативное расположение духа) и низким стимульным барьером, и, соответственно, гипервозбудимость. Они склонны к образованию сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются.
 
     Аффекты.
            
     Поскольку параноидные люди видят источник своих страданий вне самих себя, поэтому наиболее нарушенные из них представляют большую опасность для других, чем для себя. Они гораздо менее суицидальны, чем столь же нарушенные депрессивные, хотя известно, что и они могут совершить самоубийство, чтобы опередить кого-то, часто воображаемого, кто грозит разрушить их личность.
    Параноидные личности борются не только с гневом, негодованием, мстительностью и другими более враждебными чувствами, но, поразительно с подавляющим чувством страха. Некоторые ученые – психоаналитики, опираясь на свои эмпирические исследования, в параноидальном состоянии отметили наличие страха и стыда. Даже самый грандиозный параноидный индивид живет с ужасом ожидания возможного вреда от другого и с особой бдительностью следит за каждым человеческим взаимодействием.
    Что касается стыда, то, как считает Н.Мак-Вильямс, этот аффект очень  сильно угрожает  параноидной личности, потому что она использует проекцию и отрицание настолько сильно, что стыд остается совершенно недостижимым внутри собственного «Я». Поэтому энергия параноидной личности направляется на провал всех усилий тех, кто стремится устыдить или унизить их, так как пугаются недоброжелательности других людей. Работающему с параноидной личностью необходимо учитывать тот факт, что подобная фокусировка на мотивах других, а не своих собственных, является в терапии труднопреодолимым препятствием.
   Параноидные индивиды также уязвимы к зависти. Но они справляются с ней путем проекции. Степень и интенсивность гнева, с которыми они вынуждены справляться, представляют некоторые различия. Обида и зависть, иногда в бредовых количествах, омрачают их жизнь. Иногда такие отношения прямо проецируются, приобретая форму убеждения, что другие испытывают чувство зависти к их качествам. Чаще же всего они проецируют другие аффекты и импульсы. Так, например, параноидный индивид, забывая о своих собственных фантазиях о неверности, становится убежденным, что его партнер опасно притягателен для других. Часто в подобного рода ревность включается бессознательное томление по близости с людьми того же пола. Поскольку параноидные личности путают это стремление с гомосексуальностью и данная ориентация их пугает, желания признаются отвратительными и отрицаются. Затем это желание ощутить заботу со стороны личности того же пола прикрывается убеждением, что это, скорее, мой партнер, а не я сам, мечтает о большей близости с общим другом или подругой.
    Наконец, параноидные люди сильно обременены чувством вины, которое не осознается и проецируется таким же образом, как и стыд. Невыносимое чувство бессознательной вины является еще одной чертой их психологии, делающей параноидных пациентов столь трудными для оказания им помощи. Они живут с ужасом от мысли, что терапевт, когда действительно об этом узнает, будет шокирован их грехами и развращенностью, отвергнет или накажет за совершенные им преступления. Они хронически отражают это унижение, трансформируя любое чувство собственной виновности в угрозу, исходящую извне. Бессознательно эти люди ожидают, что будут разоблачены, и трансформируют страх в постоянные изматывающие усилия распознать в поведении других злые намерения по отношению к ним.

     Темперамент.

      Наиболее четко особенности личности и темперамент параноиков описал в свое время П.Б.Ганнушкин. Он считает, что самым характерным свойством параноиков является их склонность к образованию сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются; эти идеи заполняют психику параноика и оказывают доминирующее влияние на его поведение. самой важной такой сверхценной идеей параноика обычно является мысль об особом значении его собственной личности. Соответственно этому основными чертами психики людей этого типа является эгоизм, самодовольство и чрезмерное самомнение. Это – люди крайне узкие и односторонние: вся окружающая действительность имеет для них значение и интерес лишь постольку, поскольку оно касается их личности; все, что не имеет близкого, интимного отношения к его «Я» кажется параноику не заслуживающим внимания, малоинтересным.  Параноика не занимает ни наука, ни искусство, ни политика, если он сам не принимает ближайшего участия в разработке соответствующих вопросов, если он сам не является деятелем в этих областях; и наоборот, как бы ни был узок или малозначущ сам по себе тот или иной вопрос, раз им занят параноик, этого уже достаточно, чтоб он получил важность и глобальное значение. Параноики крайне упорно отстаивают свои мысли, они часто оказываются борцами за ту или иную идею, но тем не менее это все-таки менее всего идейные борцы: им важно, их занимает, что это – их идея, их мысль, дальнейшее их мало интересует.  Параноики страдают недостатком критической способности, но этот недостаток очень неравномерно распространяется на различные их суждения: что не относится к его личности, параноик может судить правильно, но не может иметь правильных суждений о собственной личности в ее отношении к другим людям. В общем – мышление параноиков – незрелое, неглубокое, по целому ряду особенностей приближается к детскому: это мышление не только субъективно, но и резко аффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику. Их мышление часто определяется склонностью к резонерству, в основе которого лежит та или иная ошибка суждения, однако не осознаваемая как в силу его ослепленности аффектом, так и в силу слабости его критики.
    Что касается эмоциональной жизни параноиков, то уже из всего предыдущего изложения со всей ясностью вытекает, что это – люди односторонних, но сильных аффектов: не только мышление, но и все их поступки, вся их деятельность определяются каким-то огромным аффективным напряжением, всегда существующим вокруг переживаний параноика, вокруг его комплексов, его сверхценных идей и в центре всех этих переживаний находится собственная личность параноика.

      Психологические защиты.

      В психологических защитах параноика доминирует проекция. В зависимости от силы Эго и степени стресса, степень проецирования может быть психотической, пограничной или невротической. В целом различие состоит в следующем. У откровенно психотических личностей нарушенная часть собственного «Я» проецируется и полностью считается находящейся вовне, независимо от того насколько сумасшедшими могут выглядеть данные проекции для других. Параноидный индивид, полагающий, что какой-то агент-гомосексуалист отравил его воду, проецирует свою агрессию, свое желание близости с человеком того же пола, свой эгоцентризм и свои фантазии о силе. Он не находит способов привести свои предположения в соответствие с общепринятыми представлениями о реальности и может быть совершенно убежден, что он единственный в мире, кто видит угрозу. Поскольку (согласно определению) у людей с пограничным уровнем личностной организации тестирование реальности не утрачено, параноидные пациенты пограничного диапазона проецируют таким образом, что тех, на кого проецируются непризнаваемые отношения, неуловимым образом провоцируют чувствовать эти отношения. Такова проективная идентификация: человек пытается достичь избавления от определенных чувств, еще сохраняя с ним эмпатию, и нуждается в повторных заверениях себя в том, что они являются реальными. Пограничный параноидный человек действует так, чтобы сделать свои проекции «подходящими» для мишени проекции. Женщина, не признающая свою ненависть и зависть, заявляет своему терапевту в антагонистической манере, что терапевт завидует ее образованности. Вскоре терапевт, изможденный постоянным непониманием, начинает ненавидеть свою пациентку и завидовать ее свободе давать выход своим негативным эмоциям. Это обстоятельство объясняет свойственную многим психологам нетерпимость к пограничным пациентам.
     У параноидных людей невротического уровня внутренние проблемы проецируются способом, потенциально чуждым Эго. Иными словами, индивид проецирует, но при этом существует еще и некоторая наблюдающая часть собственного «Я», которая в конце концов станет способна, в контексте надежных взаимоотношений, к осознанию экстернализированного содержания психики как проекции.
      Потребность параноидной личности овладевать расстраивающими чувствами путем проекции влечет за собой использование необычной степени отрицания и его близкого родственника – реактивного формирования. Все человеческие существа проецируют. И действительно, всеобщая склонность к проекции составляет основу для переноса, процесса, делающей возможной аналитическую терапию. Однако параноидные личности делают это в контексте сильного стремления не признавать выводящие из равновесия отношения. Фрейд объяснял паранойю и ее психотический вариант посредством успешного неосознанного действия реактивного формирования («Я вас не люблю; я ненавижу вас») и проекции («Это не я ненавижу вас – это вы ненавидите меня»).

     Анамнез жизни.

      Клиническая практика предполагает, что ребенок, выросший параноидом, страдал от серьезных поражений ощущения собственной силы, т.е. он постоянно или очень часто подвергался повторяющемуся унижению и подавлению. Часто отец в семье играет роль патриарха и требует от своих членов семьи, и особенно детей, соблюдения сурового физического режима, предназначенного для того, чтобы сделать детей выносливыми. В основе формирования параноидного человека обычно лежит критицизм, наказание, зависящее от каприза взрослых, которые никак нельзя удовлетворить, а также крайняя степень унижения. Ребенок постоянно наблюдает подозрительное, осуждающее отношение со стороны родителей, которые подчеркивают,  что члены семьи являются  единственными людьми, которым можно доверять. Параноидные личности пограничного и психотического уровней, как правило, выходят из жесткого дома, где в семейных отношениях критицизм и высмеивание преобладают или где один ребенок, будущая жертва паранойи, является козлом отпущения –мишенью для ненависти членов семьи и проецирования качеств, в особенности тех, которые относятся к категории «слабость». Индивиды, находящиеся в диапазоне невротик-здоровый, как правило, происходит из семей, где тепло и стабильность сочетались с задиристостью и сарказмом.
     Другим вкладом в параноидную организацию личности является неподдающаяся контролю тревога (непараноидная) у человека, осуществляющего первичную заботу о ребенке. Параноидный индивид в основном является выходцем из семьи, где мать была настолько хронически нервной и напряженной, что не имела возможности расслабиться. Эта тревога проецировалась на ребенка, и его проблемы либо отрицались, потому что она была не в состоянии вынести дополнительное напряжение, либо представлялись как катастрофические, потому что не могла контеинировать тревогу ребенка. Кроме того, такие матери не могут проводить разграничительную линию между фантазией и поведением и, следовательно, они сообщали своему ребенку, что мысли эквивалентны поступкам. Дети получали сообщения, что их личные чувства – любви или ненависти – обладают опасной силой.
Именно искаженное материнское реагирование зарождают первые зачатки паранойи у детей. Во-первых, дети утрачивают способность реагировать на мать как реальность, они не могут понять ее реакций на свои проблемы, что вызывает скорее страх и стыд, а не ощущение, что тебя поняли.  Во-вторых, моделируется отрицание и проецирование. В-третьих, возбуждаются примитивные фантазии всемогущества, которые ложатся в основу диффузного и непреодолимого чувства вины. И, наконец, взаимодействие с такой матерью, вызывают дополнительный гнев, не разрешая первоначального стресса, тем самым увеличивая замешательство детей относительно основных чувств и восприятий.
     Однако несмотря на преследование и неприятие в их ранней жизни было достаточно участия и последовательности, чтобы сформировалось чувство, что о них заботятся, но тем не менее они никогда не чувствовали полной защищенности и всегда тратили огромное количество энергии на отслеживание признаков угрозы со стороны окружения. Если мать или другой воспитывающий человек, глубоко нарушен и примитивно защищается, не чувствует безопасность, значимость, использует слова не для выражения истинных чувств, а для манипулирования, то последующие взаимоотношения ребенка с людьми будут нарушенными. Суть переживания собственной личности параноидными людьми состоит в глубокой эмоциональной изолированности и неудовлетворенной потребности в «подтверждающем согласии» от «закадычного друга».

       Объектные отношения.

       Односторонность параноиков делает их малопонятными и ставит их по отношению к окружающей среде первоначально в состояние отчуждения, а затем и враждебности. Крайний эгоизм и самомнение не оставляют места в их личности для чувств симпатии, для хорошего отношения к людям, активность побуждает их к бесцеремонному отношению к окружающим, которыми они пользуются как средством для достижения своих целей. Сопротивление, несогласие, борьба, на которые они иногда наталкиваются, вызывает у них и без того присущее им по самой их натуре чувство недоверия, обидчивости, подозрительности. Они неуживчивы и агрессивны: обороняясь, они всегда переходят в нападение и, отражая воображаемые ими обиды, сами, в свою очередь, наносят окружающим гораздо более крупные; таким образом, параноики всегда выходят обидчиками, сами выдавая себя за обиженных. Всякий, кто входит с параноиком в столкновение, кто позволит себе поступать не так, как он хочет этого и требует, тот становится его врагом. Другой причиной враждебных отношений является факт непризнаний со стороны окружающих дарований и превосходства параноика. В каждой мелочи, в каждом поступке они видят оскорбление их личности, нарушение их прав. Таким образом, очень скоро у них оказывается большое количество «врагов», иногда действительных, а большей частью только воображаемых. Все это делает параноика по существу несчастным человеком, не имеющим интимно близких людей, терпящим в жизни одни разочарования. Видя причину своих несчастий в тех или других определенных личностях, параноик считает необходимым долгом своей совести – мстить; он злопамятен и не прощает, не забывает ни одной мелочи в отношениях с другими людьми. Нельзя позавидовать человеку, которого обстоятельства вовлекают в борьбу с параноиком, этого рода психопаты отличаются способностью к чрезвычайному и длительному волевому напряжению, они упрямы, настойчивы и сосредоточены в своей деятельности. Если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не останавливается для того, чтобы привести его в исполнение. Жесткость принятого решения не смущает его, на него не действуют ни просьба его ближних, ни даже угрозы власть имущих, да к тому же, будучи убежден в своей правоте, параноик никогда и не спрашивает советов, не поддается убеждению и не слушает возражений. В борьбе за свои воображаемые права параноик часто проявляет большую находчивость: он очень умело отыскивает себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстии, справедливости, и иной раз, вопреки здравому смыслу выходит победителем из явно безнадежного столкновения, именно благодаря своему упорству и мелочности. Но, и потерпев поражение, он не отчаивается, не унывает, не сознает, что он неправ, наоборот из неудач он черпает силы для дальнейшей борьбы. Надо заметить, что, пока параноик не пришел в стадию открытой вражды с окружающими, он может быть очень полезным работником, потому что работает со свойственным ему упорством, систематичностью, аккуратностью и педантизмом, не отвлекаясь никакими посторонними соображениями и интересами. Однако он способен и любить. Даже при том, что они могут мучиться подозрениями относительно мотивов и стремлений тех, о ком осуществляют заботу, параноидные индивиды способны к глубокой привязанности и к продолжительной верности. Несмотря на преследование и неприятие, которое испытывали со стороны тех, кто о них заботился в детстве, очевидно, что в их ранней жизни было достаточно любви, участия и заботы, чтобы быть способными на ответные чувства привязанности. Результаты подобных отношений и делают возможным проведение терапии в эмпатическом ключе – несмотря на все их грубые искажения, антагонизм и ужасы.

     Собственное  «Я» .

      Главным полярным противоречием Я-репрезентаций параноидного типа является импотентный, униженный и презираемый образ собственной личности, расположенный на одном полюсе, и всемогущий, оправдываемый и торжествующий – на другом. Напряжение между этими двумя образами создает внутриличностный конфликт. Трагедия в том, что ни одна из позиций не дает какого-либо утешения: страшная жестокость и презрение преследуют слабую сторону полярности, тогда как сильная сторона влечет за собой неизбежное следствие действия психологической силы, а именно – бесконечное и изнуряющее психику чувство вины.
    Слабая сторона полярности проявляет себя в той степени, с которой постоянно живут параноидные личности. Они никогда не чувствовали полной защищенности и всегда тратили неизмеримое количество своей эмоциональной энергии на отслеживание признаков угрозы окружения. Грандиозная сторона проявляет себя в их зацикленной на себе установке: все случающееся имеет какое-то отношение к их личности. Это наиболее очевидно на психотическом уровне паранойи, когда индивид полагает, например, что он является личной целью международной шпионской организации или принимает тайные сообщения о начинающемся конце света во время теленовостей.
    Мегаломания (преувеличенное ощущение собственной значимости) параноидных пациентов, бессознательная или явная, обременяет их невыносимым чувством вины. Тесная связь между виной и паранойей интуитивно может быть понятна любому нормальному человеку, кто ощущал свою провинность и переживал в предчувствии возможного разоблачения и наказания.
    Сложной и мучительной проблемой для многих параноидных личностей является сочетание неясности своей сексуальной идентификации, тяги к однополой близости и связанная с этим озабоченность гомосексуальностью. Такая связь часто отмечается психотерапевтами-практиками и подтверждается эмпирическими исследованиями. Параноидные личности (даже то их меньшинство, которое ведет себя в соответствии с гомоэротическими чувствами) могут расстраиваться от мысли от мысли о притягательности своего пола до степени, которая едва ли вообразима для непараноида. Для гомосексуальных мужчин и женщин, которым трудно понять, почему их сексуальную ориентацию считают настолько опасной, гомофобия параноида  представляется действительно угрожающей. Краткий период  триумфа нацизма показал, что когда параноидные тенденции разделяются целой культурой или субкультурой, проявляются самые ужасающие возможности.
    Параноидную озабоченность гомосексуальностью иногда объясняют как отражение бессознательных гомосексуальных импульсов, однако это не всегда так. В детстве дети тянутся к сверстникам своего пола и чувствуют себя комфортно, общаясь и взаимодействуя с ними. Когда же человек становится взрослым, то для дружбы он выбирает личность одного с ним пола и ничего в этом гомосексуального нет. Однако иногда такую крепкую дружбу не всегда правильно интерпретируют как гомосексуальность, и это обстоятельство включает психологические защиты.
    Другими словами, суть переживания собственной личности параноидными людьми состоит в глубокой эмоциональной изолированности и потребности в поддержке «дружбана».
    Основной способ, которым параноидный человек пытается повысить свое самоуважение, состоит в напряжении действенных сил в борьбе против авторитетов и других людей, играющих значительную роль. Переживание отмщения и триумфа дают им облегчающее чувство безопасности и моральной ясности. Пугающее сутяжничество параноидных индивидуумов происходит из данной потребности вступать в схватку и побеждать преследующего родителя. Некоторые люди этого типа посвящают себя служении ю жертвам угнетения и плохого обращения, поскольку их предрасположенность к борьбе с несправедливыми авторитетами и к отмщению побежденного удерживает их на баррикадах намного дольше, чем других социальных активистов, чья психодинамика не настолько успешно предохраняет их от «перегорания».

    Перенос.

    Перенос у большинства параноидных типов носит быстрый, интенсивный и негативный характер. Иногда терапевт оказывается реципиентом проекции образа спасителя, но чаще всего он видится как потенциальный неподтверждающий тип. Параноидная личность  подходит к психологической оценке с ожиданием того, что терапевт хочет чувствовать над ним превосходство, демонстрируя их недостатки, или собирается следовать другой, настолько же бесполезной для них программе. Они стремятся поразить психолога или психотерапевта жестокостью, отсутствием юмора и намерением критиковать. Они могут безжалостно фиксировать сой взгляд на терапевте, смущая его и выводя из равновесия. Психотерапевты и психиатры назвали этот взгляд  пристальным и параноидным.

    Контрперенос.


    В работе с параноидными пациентами психотерапевт почти всегда чувствует себя уязвимым и поэтому использует свойственные ему защиты. Контрперенос бывает в этих случаях или тревожным, или враждебным. Реже, если терапевта воспринимают как спасителя, контрперенос может быть благожелательно  грандиозным. В любом случае, терапевт обычно осознает сильные ответные реакции. Поскольку сочетание отрицания и проекции, которые образуют паранойю, приводит к вытеснению отвергаемой части собственного «Я»,  терапевт параноидного пациента нередко осознает, что может чувствовать определенные аспекты эмоциональной реакции, которые клиент изгоняет из сознания. Например, пациент может быть переполнен враждебными чувствами, тогда как терапевт испытывает страх, против которого враждебность является защитой. Или же пациент чувствует уязвимость и беспомощность, в то время как терапевт – садистическую жестокость и силу.
     Вследствие большого количества и распространенности таких внутренних реакций терапевта, указывающих чувствительной личности на степень страданий, с которыми пытается справиться параноидный пациент, у большинства терапевтов имеет место контрпереносная тенденция «прямо указать пациенту» на нереалистическую природу того, в чем пациент видит для себя опасность. Однако чаще всего терапевты переживают чувство бессилия   при невозможности оказать немедленную помощь человеку, столь несчастному и подозрительному. Это и является основным пугающим барьером для установления отношений с такого типа пациентами.

    . Терапевтические рекомендации

    1. Честность, уважение, такт и терпение терапевта в отличие от стандартной практики.
    2.  Несуетливое принятие терапевтом мощной враждебности, что поможет пациенту чувствовать себя защищенным от возмездия.
    3.  Понимание пациента на глубинном уровне, доведение до его осознания неизвестных аспектов  его собственного «Я» и способствование наибольшему принятию человеческой природы.
    4. Взывать к чувству юмора пациента. Она необходима для разрядки агрессии пациента.
    5. Умение терапевта посмеяться над собственными фобиями, ошибками и претензиями.
    6. Приносить извинения, если шутка была неудачная, использовать способы разделение инсайтов (метафоры, анекдоты).
    7. Присоединяться, или достигать цели в обход параноидной защиты от аффекта.
    8. У страдающих от усиления параноидных реакций, выяснять, что произошло в их недавнем прошлом и расстроило их и умело комментировать переживания. (научение человека отмечать свое состояние возбуждения и находить вызывающий его осадок часто предотвращает параноидный процесс).
    9. Постоянно подчеркивать разницу между мыслями и действиями пациента.
   10. Гипервнимательность к границам. Пациенты обеспокоены, что терапевт может отступить от своей роли и использовать их для каких-то своих целей. Последовательность является определяющей для возникновения чувства безопасности у параноидного человека.
   11.Дать понять пациенту подобного типа, что работающий с ним человек (терапевт) сильнее их фантазий. Иногда то, насколько уверенно, прямо и бесстрашно терапевт произносит сообщения, означает больше, чем то, что именно говориться.
    12. Уметь выносить продолжительные оставленность и одиночество, так как параноидные пациенты не склонны давать подтверждение в форме словесного признания или видимого принятия.


























      ***  Мазохистическая (пораженческая, саморазрушительная)
                личность и ее психологические защиты.

       С исторической точки зрения мазохизм следует рассматривать в двух плоскостях. Во-первых, сексуальный мазохизм – очевидная  сексуальная перверсия, проявляющаяся в том, что боль, унижение и деградация, приобретаемые в сексуальном контексте, либо сами по себе доставляют наслаждение, либо влияют на интенсивностиь последнего. Во-вторых, мазохизм можно рассматривать, как более устойчивую склонность вовлекать в широкую гамму саморазрушительного поведения в социальной, эмоциональной и профессиональной жизни. Фрейд назвал это «моральным» мазохизмом. К 1933 году это понятие было принято настолько широко, что В.Райх включил «мазохистический характер» в свою подборку личностных типов, выделяя паттерны страдания, выражения жалоб, установки на самоповреждение и самообесценивание и скрытое бессознательное желание мучить других своими страданиями. Проблема морального мазохизма и динамика мазохистической личности надолго заинтриговала аналитиков.
     Когда современные авторы говорят о мазохизме без ссылки на сексуальный контекст, они обычно имеют в виду моральный мазохизм. Однако большинство ученых считает, что морально-мазохистическое поведение необязательно является патологическим, даже если оно является самоотречением в широком смысле слова. Иногда мораль  и религия предписывают, чтобы люди страдали ради чего-то более стоящего, чем их кратковременный индивидуальный комфорт. Эта тенденция, по мнению Хелены Дойч, обуславливается неотъемлемой частью материнства. Большинство млекопитающих, действительно, ставят благополучие своих детенышей выше собственного личного выживания . Этот может оказаться саморазрушительным для конкретного животного, но не для потомства и вида в целом. Встречаются примеры мазохизма, даже более достойные похвалы, когда люди рискуют своей жизнью, здоровьем и безопасностью ради социального блага, ради сохранения культурных,  религиозных и человеческих ценностей (Махатма Ганди, Мать Тереза, Герои войн, спасатели, пожарники и т.д.).
    Вне понятийного круга морального мазохизма термин «мазохистический», как считает Н.Мак-Вильямс, используется при ссылке на несводимые к морали паттерны самодеструктивности, например, у склонных к несчастным случаям людей, или у тех, кто умышленно, но без суицидальных намерениях, калечит себя или наносит себе ущерб. Такое использование слова подразумевает, что за явным самодеструктивным безумием человека стоит некая преследуемая цель, заставляющая бледнеть все физические страдания, но облегчает эмоциональное состояние.
    Таким образом, мазохизм бывает разной степени и имеет различные оттенки. Самодеструктивность может быть характерна для любого – от наносящего себе увечья психопата, до зануды, пытающегося обратить на себя внимание. Моральный мазохизм простирается от легендарных христиан-мучеников до «мудрых еврейских мам». В определенных обстоятельствах каждый человек ведет себя мазохистически, часто ради какой-то последующей выгоды. Дети очень рано узнают из собственного опыта, что один из способов привлечь к себе внимание родителей или удостовериться в их любви – причинить себе неприятность или преднамеренно заболеть.
    Способ достижения морального триумфа через навязанное себе страдание может стать таким привычным для человека, что его необходимо рассматривать как личность, имеющую мазохистический характер.
     Современными учеными термин «мазохизм» не означает любви к боли и страданию. Человек, ведущий себя мазохистически, терпит боль и страдает в сознательной или бессознательной надежде на некоторое последующее благо. Когда психолог сообщает пациентке, которую избивает муж, что та ведет себя мазохистически, оставаясь жить с садистом-мужем, он не обвиняет женщину в том, что ей нравится быть избитой, а обращает ее внимание на то, что это помогает ей достичь некоторой цели, которая оправдывает ее страдания., либо предотвращает что-то более болезненное, или то, и другое вместе.
    Мазохистические и депрессивные паттерны характера в значительной степени совпадают, особенно на невротическом здоровом уровне организации личности. Большинство людей с одной из этих структур имеют аспекты и другой. Однако их следует различать, так как есть различия между этими двумя психологиями и можно принести большой вред обратившемуся за помощью человеку, если неправильно оценить преимущественно мазохистическую личность как депрессивную и наоборот.

     Влечения.

     В структуре данной личности в основном преобладают оральные потребности, стремление к актуализации идеализированного «Я», которое очень резко расходится с реальным «Я», тревога, постоянно изводящая психику человека, которая связана больше с социальными взаимоотношениями, инфантильная потребность в защите, любви, безопасности и заботе со стороны тех, в ком она нуждается, потребность получать удовольствие и удовлетворение от страха или переживания того, что другие воспринимают как неудовольствие. В обычном случае эта потребность страдать выражается чаще всего в фантазиях, которые сопровождают сексуальное возбуждение, или провоцирующем поведении, которое приводит его к самобичеванию и униженности. В первом случае фантазии о том, что ее истязают, необходимое условие для того, чтобы достигнуть разрядки в половом акте. Провоцирующее поведение выполняет подобную функцию. Униженность ведет к садизму, который раскрывает более глубокие чувства. После борьбы с партнером, мазохист сексуально лучше функционирует. У мазохиста очень суровое сверх-Я и потребность страдать интерпретируется как попытка смягчить его, облегчить чувство вины и угрызения совести.

     Аффекты.

      Под мазохистским поведением, как считают клиницисты, скрыты злоба и ненависть. Эта скрытая ненависть полностью оправдывает суровость  сверх-Я, или совести мазохистической личности. Изначально эта ненависть направляется наружу, но потом в силу разных обстоятельств оборачивается внутрь ее самой.
     Аффектиный мир мазохистически организованной личности очень похож на таковой у депрессивной личности. И там, и там преобладают чувства сознательной печали и глубокой бессознательной вины, но у наиболее мазохистических личностей в ответ на то, что происходит в их интересах, легко возникает гнев, обида и даже негодование. В этих состояниях пораженческие люди имеют больше общего с теми, кто склонен к паранойе, чем с их депрессивными собратьями.

    Темперамент .

    В отличие от депрессивных состояний, самодеструктивные паттерны не были предметом широких эмпирических исследований, поэтому о вкладе конституции в мазохистическую личностную организацию известно немногое. Помимо заключения Крафт-Эббинга, что сексуальный мазохизм является генетическим, и некоторых гипотез о роли оральной агрессии, было высказано относительно немного предположений о роли врожденного темперамента этого типа личности. Клинический опыт показал, что личность, ставшая характерологически мазохистической может быть конституционально более социабельной или стремящейся к объекту, чем склонная к шизоидному стилю поведения, уходящая в себя.
    Таким образом, возможность индивидуальной конституциональной подверженности мазохизму остается открытым вопросом. Близкая тема в биологии, которая вызвала больше профессионального внимания и которая кажется более ясной на феноменологическом уровне, касается вопросов пола. У многих практиков и исследователей существует впечатление, что травма и плохое обращение создают противоположные диспозиции у детей разного пола. А именно: девочки, к которым в детстве проявляли жесткость, склонны к развитию мазохистического паттерна, в то время как мальчики в этом случае, скорее, будут идентифицировать себя с агрессором и развиваются больше в садистическом направлении. Однако, как и в любом правиле, здесь тоже имеются исключения: мазохистический мужчина и садистическая женщина не являются такой уж редкостью, особенно в настоящее время.
    Но, возможно, физическая сила взрослого мужчины ит предвосхищение данного преимущества маленькими мальчиками делает последних предрасположенными к преодолению травмы проактивными средствами и оставляет их сестер со склонностью к стоицизму, самопожертвованию и моральной победе через физическое поражение – с этим известным веками оружием слабых. Ученые до сих пор остаются в неведении относительно того, влияют ли на это расхождение биологические и химические процессы, также как и относительно того, как они действуют.
    Среди качеств, характеризующих темперамент мазохиста, первое место занимает субъективное ощущение страдания и несчастливой судьбы, которое объективно проявляется, как тенденция истощаться и жаловаться. Он страдает на самом деле, на самом деле ему не хватает физических и психических сил для изменения неудовлетворяющей его ситуации, и его жалобы имеют под собой основание. Однако мазохистического человека трудно убедить в том, что одно с другим не связано, что удовлетворение его жалоб не изменит его судьбу и не избавит от страдания. Мазохисту всегда кажется, что он прилагает максимум  усилий, которые не ценятся и не приносят успеха. Если так, то в этом виноват кто угодно.
    Для мазохиста характерно то, что чем больше он прикладывает усилий, тем более безнадежной становится ситуация. Он находится в западне, и чем больше старается выбраться из нее, тем больше в ней вязнет. Пока агрессия направлена внутрь, нужно помнить, что его активность самодеструктивна по своей природе. Именно это старание создает западню для мазохиста. Его усилия не направлены на рациональные требования ситуации. Он старается завоевать одобрение, расположение, получить любовь за то, что искренне старается.
    Учитывая особенности подобного темперамента, успеха в психотерапии с таким типом людей можно достичь, если вынудить пациента выразить свои негативные чувства, так как сдерживание агрессии и порождает подобные чувства. До тех пор, пока имеется эта базисная негативная установка, добиться облегчения страдания невозможно. Окруженный этим слоем негативности, мазохист не доверяет миру, реальности и терапевту. Ни любовь, ни одобрение не могут преодолеть барьер, и никакие позитивные чувства не в силах пробиться сквозь него. Это также причина того, что мазохист страдает. Он хочет вырваться, но не осмеливается, он хочет, чтобы его освободили, но не верит тому, кто пытается его освободить. Ярким примером такого типа мазохиста является отец Зосима из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». Все так пронизано недоверием у такого типа личности,, что он не доверяет даже самому себе, своим действиям и успехам.
    Чтобы не утонуть в деталях, описывая темперамент мазохиста, необходимо учитывать, по мнению К.Хорни, шесть способов проявлений ненависти к себе, которые не существуют по отдельности, а как правило, пересекаются в структуре темперамента этого типа личности. Это – неумолимые требования к себе, беспощадное самообвинение, презрение к себе, фрустрирование себя, самоистязание и самоуничтожение. Самым ярким примером подобной личности и ее переживаний является господин К. в «Процессе»  Франца Кафки. Даже учебник по психиатрии не дал бы такого полного и яркого описания подобного типа личности и его темперамента, как Кафка.

         Психологические защиты.

     Мазохистические личности как и депрессивные используют в качестве защиты интроекцию, обращение против себя и идеализацию. Кроме того, как пишет Н.Мак-Вильямс, они сильно полагаются на отреагирование вовне (по определению, так как суть мазохизма лежит в саморазрушительных действиях). Моральные мазохисты также используют морализацию, чтобы справиться со своими внутренними переживаниями. Люди с пораженческой психологией более активны, чем депрессивные, и их поведение отражает потребность что-то сделать со своими депрессивными чувствами, что противодействовало бы состояниям деморализации, пассивности и изоляции.
   Отличительный признак мазохистической личности состоит в защитном отреагировании вовне образом, в котором заложен риск нанесения ущерба самому себе. Движимые большей частью бессознательно, саморазрушительные действия включают в себя элемент попытки справиться с ожидаемой болезненной ситуацией. Например, если некто убежден, что все авторитетные фигуры рано или поздно из прихоти наказывают тех, кто от них зависит, и находится в хроническом состоянии тревоги, ожидая, что это произойдет, провоцируя затем ожидаемое наказание, он тем самым уменьшает тревогу и вновь обретает уверенность в своем влиянии: по крайней мере, время и место страдания выбрано им самим. Терапевты с ориентацией на теорию «контроля-овладения» характеризуют такое поведение как «преобразование пассивного в активное».
    В подобных случаях на Фрейда первоначально произвела большое впечатление сила того явления, которое он назвал навязчивым повторением. Жизнь несправедлива: тот, кто больше всех страдал, будучи ребенком, обычно больше всех страдает и став взрослым – таков его сценарий, который мистическим образом отражает условия его детства. Еще обиднее, что другим кажется: ситуация, в которой оказывается взрослый, создана самим страдальцем, хотя едва ли это им осознается. Однако многие учены полагают, что подобные повторения характерны для каждого индивида. Если кому-то достаточно повезло и в детстве они чувствовали безопасность и подтверждение, их личностный сценарий едва различим, так как они хорошо приспосабливаются к реалистичным возможностям в жизни и стремятся воспроизводить эмоционально позитивные ситуации. Если же у кого-то прошлое было пугающим и к нему относились халатно или жестоко, потребность воссоздания обстоятельств детства, чтобы попытаться психологически справиться с ними, может быть не только очевидной, но и трагичной.
     Рейк (1941)  исследовал несколько измерений мазохистического отреагирования, включая: 1) провокацию; 2) умиротворение («Я уже страдаю, так что воздержитесь от дополнительного наказания»); 3) эксгибиционизм («Обратите внимание: мне больно»); 4) избегание чувства вины («Смотрите, что вы заставили меня сделать!»). Большинство нормальных людей использует в незначительной степени мазохистические защиты часто по одной и более из этих причин.
    Как считают практикующие специалисты саморазрушительное поведение обычно имеет сильную связь с объектами. У него есть способ привлекать, а иногда и вовлекать их в мазохистический процесс, о чем подробнее будет сказано в разделе, посвященном объектным отношениям.
    Такая защита мазохистических клиентов, как морализация, может сильно раздражать. Чаще всего они более заинтересованы в одержании моральной победы, чем в решении практических проблем. Существуют, например, родители, которые предъявляют себя многострадальными мучениками благодаря дурному поведению их детей, но не способны претворить в жизнь какие-либо предложения по его улучшению.
    Другой защитный процесс, который часто используют личности этого типа – отрицание. Люди мазохистической организации нередко демонстрируют своими словами и поведением, что они страдают или что кто-то плохо обращается с ними, но, тем не менее, они могут отрицать, что испытывают како-либо конкретный дискомфорт, и уверяют обидчика в хороших намерениях. Они могут говорить: «Я уверена, она хочет мне добра и глубоко интересуется моими делами», когда им предлагается уйти от вздорной начальницы или садистической матери, которые могут их публично унижать или издеваться над ними.

     Анамнез жизни.

     Некоторые ученые, и, особенно, Стивен М.Джонсон считают, что причиной морального и социального мазохизма является жестокое подавление воли ребенка в семье или другом воспитательном учреждении на ранних стадиях его развития. Они считают, что развитие любого характера состоит в интеракции между тремя переменными. Первая из них – это проявление в развитии врожденных потребностей, специфических для человеческого существа. Вторая – это способность окружения подстраиваться и реагировать на эти потребности. Третья касается естественной эволюции эмоциональных, поведенческих и когнитивных способностей преодоления неудач в попытках окружения приспособиться к этим врожденным потребностям.
    В соответствии с этой моделью, проблема мазохизма – это производная влияния этих трех переменных на проблему независимого самоопределения , то есть на проблему воли. Хотя примеры детской воли обнаруживаются уже на первом году жизни, но все же более устойчивая  экспрессия детской потребности самостоятельно распоряжаться собственной экспрессией Я и сопротивляться требованием других людей появляется только тогда, когда полностью освоен навык прямохождения и когда проявляются простые речевые навыки. До этого момента при появлении каких-либо форм собственной воли грудного младенца можно заинтересовать другой активностью и, таким образом, избежать долгих баталий с его намерениями. По мере того, как ребенок приобретает двигательные,  манипулятивные,  речевые навыки и память у него возникает все больше поводов предпринимать самостоятельные действия и лучше организовывать способность к их поддержанию. Таким образом, повышается вероятность появления конфликта между его личными желаниями и тем, что ожидают от него опекуны. По мере развития этих умений наблюдается прогресс в сфере потребности в социализации, касающейся принятия пищи, общественных интеракций и контроля за функциями выделения. Все это естественно повышает вероятность возникновения конфликта воли. Там, где имело место сокрушительное поражение в баталии, достигнутое за счет упорного, безжалостного и часто садистского подчинения воли ребенка, мазохистское поведение и саморазрушение приобретают наиболее дисфункциональные и очевидные формы.. Одновременно в этих же случаях паттерн саморазрушения начинает принимать характер упорного уничтожения и использование других людей и становится очень стойким к любым попыткам изменения.
      Когда дети вырастают, психологические механизмы и защита становятся все более искусными и сложными. В случае мазохизма некоторые из укорененных механизмов уже функционируют и в минуты, когда ребенок  сознательно ощущает желание выразить и утвердить свою волю, они отчасти отвечают за закрепление этих паттернов.  Ребенок, зачастую бессознательно, сохраняет воспоминание о том, как была сломлена его воля и помнит, что несмотря на это, он выжил. Остается также неистощимое желание противостоять поражению и утвердить собственную волю, даже если это происходит в укрытии, тайно и сопровождается тяжелым страданием. Когда ребенок грубо подчинен родителями и не имеет возможности отомстить из-за разницы в силах, то у него накапливается сильная ярость, которая не имеет выхода вовне и надолго остается в бессознательном. Единственной безопасной формой мести остается самоуничтожение, которое позволяет сохранить чувство гордости за себя. Таким образом, единственным путем к победе над другой личностью становится наука, как находить радость в собственном поражении, демонстрируя это миру и отвергая любые попытки изменить такое положение.
     Условием формирования мазохистического характера может стать и так называемый тренинг чистоты, который осуществляют родители по отношению ребенка, прививая ему гигиенические навыки. Это та ситуация, когда потребности, амбиции и склонности ребенка могут оказаться мягко включенными в сетку требований родителей и общества либо могут стать поводом для неприятного расхождения желаний, породить страх, стыд и чувство подавленности. Временная организация тренинга чистоты не только зависит от очевидной готовности ребенка осуществлять контроль за деятельностью кишечника и мышц сокращения. Оптимальное приспособление ко времени требует также принять во внимание детскую способность реагировать на собственные внутренние сигналы развивающегося умения использовать речь для того, чтобы сигнализировать о собственной готовности, возросшей потребности имитирования родителей, родственников и ровесников, а также естественным образом  появляющегося удовольствия как от доставления удовольствия другим, так и от оценки собственных достижений. Если ребенок находит чуткое отражение и уважение по отношению ко всем эти тенденциям, трениг чистоты и другие задачи социализации могут реализоваться относительно мягко и без травмирующих переживаний. Однако родители часто не обладают такой степенью толерантности к социализации ребенка, что допускают много ошибок, сказывающихся впоследствии на формировании мазохистической личности.
      Другими словами, мазохистический характер формируется как итог ошибок окружения, чаще всего – ошибок родительских, которые, в лучшем случае, проявляются в несовершенной подстройке к потребностям развития, ограничения и появляющимся способностям ребенка, а в худшем – представляют самые неприятные и скандальные примеры бесчувственности и использования ребенка, а также жестокого обращения с ним.
 

    Объектные отношения.
 
     Как правило, мазохистические личности, как уже было сказано раньше, воспитываются в семьях, в которых родители выполняют свою роль лишь функционально, но, тем не менее, могут прийти на помощь, если их ребенку причинена боль или он подвергается опасности. Их дети в целом чувствуют себя покинутыми и, следовательно, никчемными, но знают: если они достаточно пострадают, то смогут получить немного заботы.
     Обычно история мазохистических личностей звучит так же, как и история депрессивных: с большими неоплаканными потерями, критикующими или индуцирующими вину воспитателями, перестановкой ролей, где дети чувствуют ответственность за родителей, случаями травмы и жестокого обращения и депрессивными моделями. Однако, если быть внимательным, то из рассказов мазохистических личностей можно услышать и о людях, которые находились рядом с пациентом, когда тот испытывал достаточно серьезные неприятности. Там, где депрессивным личностям кажется, что они никому не нужны, мазохистические чувствуют: если они смогут выразить свою потребность в сочувствии и заботе, их эмоциональное одиночество может прекратиться. Некоторые ученые предполагают, что истоки мазохизма лежат в проблемах неразрешенной зависимости и в страхе остаться в одиночестве. «Пожалуйста, не оставляйте меня; в ваше отсутствие я нанесу себе вред». Это заявление составляет суть многих мазохистических сообщений.
    Нередко от мазохистических пациентов можно узнать, что родитель проявлял к ним свои эмоции, только когда наказывал их. В этих обстоятельствах неизбежно установление связи между привязанностью и болью. Специфическая комбинация любви и жестокости также может порождать мазохизм. Ребенок очень рано начинает понимать, что страдание является ценой отношений, особенно если наказание чрезмерно, жестоко или носит садистический характер. А дети жаждут отношений даже больше, чем физической безопасности. Жертвы жестокого обращения в детстве обычно интернализуют рационализацию плохого отношения к ним родителей, потому что лучше знать, что тебя били, чем – что тобою пренебрегли.
    Другой аспект истории многих людей, чьи личности приобрели мазохистическую структуру, заключается в том, что в детстве их сильно поощряли за то, что они длительно мужественно терпели свои несчастья, ухаживали за больными родственниками и отказывались от собственных потребностей.

    Объектные отношения мазохистической личности.
     В объектных отношениях мазохистической личности всегда присутствует безнадежное ощущение вовлеченности в нескончаемый круговорот максимальных усилий, которые в конце концов приводят к поражению. Эта хроническая, полная невыносимого напряжения ситуация в жизни порождает отсутствие надежды, пессимизм, глубокий недостаток доверия и веры в будущее. Чаще всего единственным способом существования с этим постоянным страданием является терпеливое его перенесение и разделение его с каждым, кто имеет желание слушать. Друзья, семья, коллеги по работе и терапевты только в этой тяжелой ситуации дают надежду на облегчение – что сами окажутся побеждены. Люди, общающиеся и работающие с таким типом личности, в один голос свидетельствуют о чувстве апатии и поражении.
     Стремление к самоуничтожению поддерживает контакт с настоящим контролирующим или садистским объектом и дает возможность выражать бунт единственно доступным способом, позволяет контролировать и садистски использовать объект, не возлагая на себя ответственности за это и достигать состояния зависимости, которое скрыто поддерживает надежду и гордость путем демонстрации своей способности терпеть наказание. Иногда такое поведение становится попыткой восстановить связи с плохим объектом, иногда – чем-то вроде бунта против этого объекта, а случается – служит подчинению других или сохранению интегральности путем демонстрации выдержки в страдании. Неоднократно бывает, что одно и то же действие служит одновременно разным целям.
     Также характерно для мазохизма отсутствие приятных переживаний в отношениях с объектом. Такой тип характера существует во многих формах в пределах континуума от очень приспособленного до садистски контролирующего. Большая часть его социализации относится к заторможенности тех естественных отношений, которые приносят удовольствие. В удовольствии кроется угроза, а его переживание порождает страх и чувство вины. Поэтому оно автоматически исключается. Если мазохистическая личность предпримет такую попытку, то ей будет очень трудно испытать какое-либо явное или более глубокое чувство удовольствия. Удовольствие требует контроля и наказания со стороны интернализованного объекта и одновременно приносит надежду на предлагаемую любовь, которая предворяла возникновение мазохизма.
    Для мазохизма часто типична навязчивая демонстрация целого комплекса различного поведения, которое можно назвать самоуничтожающим. Это справедливо особенно в тех случаях, когда саморазрушительное поведение пропитано большой дозой негативности не только по отношению к себе, но также и по отношению к другим. Даже тогда, когда вышеописанное поведение хорошо замаскировано и внешне пассивно, оно все равно вызывает раздражение, злость и вспышки насилия со стороны других, провоцируя тем самым дальнейшее саморазрушение.
      Иногда мазохистическая личность будет демонстрировать свою неприязнь к объекту таким неприятным способом, что спровоцирует месть, вызывающую лишь дальнейшее развития мазохистского процесса и закрепление типичных для этой структуры сценарных решений и патогенных убеждений. Такое использование провокации может даже превратиться в стандартную мазохистскую процедуру поведения, которое нуждается в более подробном описании. Однако необходимо учитывать, что подобное поведение не является мазохистским до тех пор, пока не приобретает патологические формы проявления.
    Одной из таких форм является подчинение. Секрет нахождения удовлетворения от подчинения кроется в чувстве морального превосходства. Мазохистическая личность частично осознает, что ее хорошей работе сопутствует убежденность в искуплении вины. В зависимости от вида родительской опеки, с которой она столкнулась и своей реакции на нее, на ней лежит огромное бремя вины, требующее проработки. В таких семьях, как правило, не допускалось развитие здорового естественного нарциссизма, поэтому он сознательно отвергается и сохраняется в бессознательном как род мученичества, которое будет вознаграждено в будущем. Ученые наблюдали у пациентов этого типа определенные фантазии, связанные с покорностью и подчинением, но которые также свидетельствовали о наличии у них чувства превосходства, не исключающего даже издевательства над теми, кто ранее издевался над ними.
     Откладывания дел на потом – идеальная стратегия для мазохистической личности, чтобы быть хронически несчастным и раздраженным: быть хронически неудовлетворенным всей своей жизнью, беспрестанно жаловаться, но не делать ничего, что позволило бы изменить ситуацию. Если она остается в исключительно плохом браке или у нее плохая обстановка на работе и она ничего не делает, чтобы это изменить, то она может быть уверен, что это будет давать ей бесконечные поводы для жалоб и оправданий, почему она чувствует себя так плохо. Если кто-то предложит такой личности альтернативное решение, отвергнет его, как нечто, что все равно не получится или скажет, что она уже пробовала, или же попробует опять, но так, чтобы быть уверенным, что не подействует. Если когда-либо кто-то будет критиковать ее поведение, то  она либо великодушно согласится с ним и даже усилит дальше эту критику, или, если почувствует, что у нее хватит на это сил, окончательно выплеснет на собеседника всю свою фрустрацию и злобу за его бесчувственность, за его нелепую попытку помочь ей или же за его глупость, непонимание всей безнадежности ее поведения.  Будет ли мазохистическая личность продолжать свое обычное пассивно-агрессивное поведение или же позволит себе редкие взрывы нарастающей в ней агрессии – она всегда помнит о том, чтобы сохранить свою позицию морального превосходства. Усваивая эту стратегию в объектных отношениях, такая личность будет покорена, но не будет одинока. Подавляя других, она может еще убедительнее оправдать свое положение и порадоваться чему-то вроде триумфа. Кроме того, она уже к этому привыкла и не ожидает ничего иного. Такое поведение станет особенно эффективной стратегией для использования собственных детей, которым будет значительно труднее, чем другим, отречься от нее полностью. Если мазохистической личности повезет, то дети, друзья и родственники никогда от нее не откажутся, предоставив ей возможность придерживаться этой стратегии разрешения жизненных проблем на протяжении всей жизни.
     Самопожертвование также играет огромную роль в объектных отношениях мазохистической личности. Как заметили ученые, они имеют значительную склонность ввязываться в трудные ситуации и огромные проблемы с дальнейшим выходом из них. Обычно случается, что они вступают в брак с алкоголиком или садистом, или с человеком, имеющим другую серьезную зависимость. Они склонны связывать свою судьбу с теми, кто имеет тенденцию к применению физического или вербального насилия. Другие,  столь же частые возможности – это блокирование себя в ситуации, не дающей шансов на развитие или в неподходящей деятельности, работа на чрезмерно эксплуатирующего или плохо относящегося к подчиненному шефа или продолжение карьеры в профессии, к которой не лежит душа. Такого рода решения приносят как внешнюю, так и внутреннюю психологическую выгоду – создается впечатление, что они являются не совсем самостоятельными. Таким образом, мазохистическая личность может избежать принятия ответственности за то, что на самом деле является паттерном самоуничтожения. Надо отметить, что такие поведенческие стратегии чаще характерны для женщин с мазохистической организацией, чем для мужчин.
     Еще в 1923 году Фрейд открыл феномен, названной им негативной терапевтической реакцией. Терапевитическое вмешательство, которое должно приносить пользу или которое, по крайней мере вначале, было эффективно, дало совершенно противоположный результат: состояние пациента ухудшилось. Фрейд связал этот феномен с мазохизмом и впоследствии – со своей концепцией инстинкта смерти. Это действительно очень распространено в клинической и психотерапевтической практике. Однако подобные реакции простираются также и на другие жизненные события, которые по идее должны быть позитивными, приносить стимул или давать повод для праздника. Вне всякого сомнения они свидетельствуют, что тот, у кого они появились, скорее всего являются личностью, действительно находящей в страдании радость, личностью, которая не хотела бы себя вовлекать в переживание какого бы то ни было удовольствия – словно не позволяя себе самой или кому-нибудь другому испытать удовлетворение от достигнутого успеха. Эти реакции становятся особенно интригующими и дьявольскими, когда связаны с бессознательным провоцированием других людей таким образом, чтобы на них, а не себя, возложить ответственность за возникшее зло.
     Если мазохистическая личность желает остаться на всю жизнь той, которой является, то нет лучше для нее стратегии в объектных отношениях, чем попытка справиться с наплывом разнообразных, но очень важных, проблем сразу. Не позволяя себе достаточно долго заниматься одной проблемой, что дало бы шанс сформулировать и предпринять какие-то действия, они до бесконечности начинают изливать свои жалобы. При наличии соответствующего опыта, они  легко подключают к этому процессу других и вызывают у них трансовое ощущение безнадежности и растерянности,  бессилия аналогичное тому, которое мазохистическая личность переживает сама. Такая поведенческая стратегия приносит ей много внешних и внутренних выгод, которую можно схематично определить, как: «Почему не ты – да, но…».
     В объектных отношениях такого типа личности почти всегда присутствует провокация. Как заметили психотерапевты, провоцирование наказания намного чаще встречается в случае мазохизма социального. Вышеприведенные примеры показали, насколько злобно провоцирующим может быть мазохистический характер. Однако факт провокации в дальнейшем, как правило, отрицается. В итоге эта тиранизируемая личность говорит окружающим лишь, как ей плохо, как сложно решить ее проблему и как все бесполезно и ничего не поможет.
    Кроме названных видов провокации мазохистические личности часто используют невинный вопрос «Кто я?». Они проявляют свою пассивную агрессию в таких формах, как забывание, упускание решающих фрагментов в работе в целом выполненной скрупулезно и самоотверженно или вредящие другим «случайности», от участия в которых можно легко отречься и которые касаются также и самого виновника. Такие «случайности» - хороший пример мазохистских поступков, которые одновременно являются наказанием и бессознательным поощрением за мазохистские претензии и враждебность.
    Мазохистская личность часто бывает исключительно искусна в том, что ученые называют «провокацией с использованием пытки капающей воды». Каждый отдельный акт может быть относительно малозначительным. Так что, когда последняя капля, в конце концов, возымеет свое действие и спровоцирует взрыв гнева, то его невозможно будет оправдать тем, что ему предшествовало. Это дает мазохисту возможность одновременно быть битым и оставаться на своей позиции моральной чистоты. И в этом случае стремление реализовать эту стратегию на своих родителях, детях или друзьях может быть вполне удовлетворительно.
     Мазохизм легко распознается по исключительной неудовлетворенностью жизнью. Такой феномен ученые называют агедонизмом. Мазохистические личности часто производят впечатление хронически перегруженных, жертвующих собой людей, которые предпринимают максимальные усилия, непрестанно с чем-то борются, но ни к чему не приходят. Часто они напоминают мифического героя Сизифа – результат всегда один и тот же, а выход из положения вне досягаемости. Они страдают от хронической депрессии. Также, как и в любой другой депрессии, в протекании депрессии  мазохистской существуют некоторые колебания, но она в целом отличается большей стабильностью, чем другие ее разновидности. Как правило. она сопровождается ощущением, которое психиатры называют мазохистским болотом. Просто нет выхода. В то же время мазохистические личности часто обладают исключительным упорством в достижении цели, несмотря на угнетающую нагрузку и безнадежность. Они  постоянно унылы, но, несмотря на это, идут вперед. И именно это часто является ключом к мазохистской адаптации. Они нашли уникальный способ, как побеждать, проигрывая.

     Собственное «Я».

     Представление о себе мазохистической личности выглядит следующим образом: я недостойный, виноватый, отверженный, заслуживающий наказания. Но, кроме того, они могут обладать глубоким, иногда сознательным ощущением, что они не лишены чего-то, а в чем-то нуждаются и несовершенны, - наряду с убеждением, что они обречены быть неправильно понятыми, недооцененными и сними нужно плохо обращаться. Люди с морально-мазохистической структурой  часто производят на других впечатление претенциозных и презрительных, экзальтированных в своем страдании и презирающих простых смертных людей, которые не могут выносить столь же сильное горе с подобным изяществом. Хотя данная позиция моральных мазохистов создает впечатление, что они получают удовольствие от страдания, лучше было бы сказать, что в этом они нашли компенсаторную основу для поддержания своего самоуважения. Это им очень необходимо, потому что он ощущает только одну альтернативу: ужас презрения к себе. Таким образом, возникает порочный круг гордости и презрения к себе, где одно всегда усиливает другое. Они могут измениться лишь постольку, поскольку начинают интересоваться правдой о себе. Но опять-таки – презрение к себе делает сложным нахождения себя. До тех пор, пока деградированный образ себя реален для них, их Я достойно презрения.
     Что именно мазохистические личности презирают в себе? Иногда все: свои человеческие ограничения, свое тело, облик и функционирование; способности своего ума – рассуждения, память, критическое мышление, планирование, особые умения и таланты – любые поступки, от простых частных действий до публичных выступлений. Хотя тенденция к умалению может быть более или менее распространенной, обычно она сфокусирована на каких-то областях острее, чем на других, в зависимости от важности определенных установок, способностей и качеств для главного мазохистического решения. Наиболее частые выражения ненависти к себе касаются привлекательности и ума.
    В том, что касается внешности – лица, фигуры, веса, параметров и пропорций тела – можно обнаружить диапазон от переживания мазохистом своей непривлекательности вплоть до ощущения себя отвратительным. На первый взгляд удивительно находить эту тенденцию у женщин, чья привлекательность выше средней. Но не надо забывать, что в счет идут не объективные факты или мнения других, а несоответствие, которое женщина ощущает, между идеализированным образом и актуальным Я.
    В зависимости от других личностных факторов презрительное отношение к внешности может вести либо к чрезмерным стараниям противодействовать жесткой самокритике, либо к наплевательскому отношению к себе, либо к стремлению с помощью пластической хирургии подогнать свой реальный образ под идеальный,  и это стремление часто приобретает навязчивый и пугающий характер.
    Самоумаление, относящееся к уму, также приобретает у мазохистической личности разные формы, но чаще всего проявляется в самодевальвации, которая достигает гигантского размаха. Даже люди, добившихся подлинных интеллектуальных высот, могут предпочитать настаивать на своей глупости, чем признать свое устремление, ибо любой ценой они должны избежать опасности быть смешными или подвергнуться критике.
   Процессы умаления себя и своих способностей , которые иногда начинаются с подачи родителей в раннем детстве, в разной степени нарушают активное занятие любым интересным делом. Результат может проявляться до, во время и после действий. Мазохист, поддавшийся презрению к себе, может чувствовать себя настолько обескураженным, что ему и в голову не приходит, что он мог бы говорить на иностранном языке, нарисовать картину или поставить фильм. Либо он может начать какую-то деятельность, но потом прекратить ее при первой же трудности, испугавшись того, что не справится из-за  несостоятельности своего ума. Здесь вновь действуют уязвимость, гордость и презрение к себе, которые порождают эти торможения и страхи. Другими словами, они вырастают из дилеммы, созданной, с одной стороны, потребностями в широком одобрении и, с другой, силами позора и поражения.
     Иногда мазохистические клиенты приводят примеры плохого обращения с ними, и тогда можно заметить следы скрытого удовольствия на их удрученных лицах. Легко сделать вывод, что они чувствуют некоторое садистическое удовольствие от того, что так сильно порочат своих мучителей и критиков. Это может служить еще одним источником доказательства того, что люди с пораженческой психологий получают удовольствие от любого вида страдания. Однако точнее было бы сказать, что они извлекают вторичную выгоду из такого способа решения межличностных дилемм, как привязанность к кому-то через страдание. Они сопротивляются, но не пребывают в состоянии сопротивления, выставляют своих мучителей в качестве морально низких личностей, демонстрируя их агрессию, и смакуют моральную победу,которой достигает эта уловка. Только таким образом они могут примириться со своим явно противоречивым и конфликтующим с самим собой Я.
    
     Перенос.

     В психотерапии мазохист часто покорно подчиняется всем основным правилам и процедурам. Такие клиенты чаще всего бывают хронически неудовлетворенными и описывают свое состояние, как заблокированность в одной или нескольких областях жизни. Очень возможно, что они уже имели в прошлом какую-то психотерапевтическую историю, которая – несмотря на то, что могла длиться годами – принципиально не принесла никаких результатов. В повседневной жизни и в ходе самого психотерапевтического процесса они редко выдвигают претензии или проявляют открытую агрессивность. Предыдущий терапевт может быть единственным исключением из правил – о них они будут высказываться пренебрежительно и малодушно. Надо иметь в виду, что если вы – терапевт, то будете следующим в этом ряду. Клиенты эти поначалу ценят и реагируют на все терапевтические приемы, которые будут использоваться. Но в их внутренней жизни никогда ничего не меняется. К тому же мазохистические пациенты склонны воспроизводить с терапевтом драму ребенка, который нуждается в заботе, но получает ее, только если становится очевидно, что он страдает. Терапевт может восприниматься как родитель. Его (терапевта) надо убедить в том, чтобы он спас и  утешил пациента, который слишком слаб, запуган и беззащитен, чтобы справляться с требованиями жизни без посторонней помощи. Если клиент уже попал в какие-то действительно тревожащие, опасные ситуации и кажется, что не существует ключа к их разрешению, терапевт нередко чувствует, что нужно обеспечить безопасность человека до того, как начнется лечение. В более мягких вариантах мазохистичесого предъявления собственной личности по-прежнему имеется сообщение о беспомощности перед лицом житейских невзгод – наряду с обоснованием того факта, что единственный способ справиться с трудностями состоит в том, чтобы быть терпимым, стойким или даже бодрым перед лицом неудач.
    Таким образом, у пациента есть субъективная задача – убедить терапевта, что он 1) нуждается в спасении и 2) заслуживает спасения. Наличие этих двух целей обусловлено страхом того, что терапевт – невнимательный, рассеянный, эгоистичный, критичный или жестокий, обладающий авторитетом человек. Он будет разоблачать бесполезность пациента, возлагать на него вину за то, что он стал жертвой преследования, и, наконец, прервет с ним отношения. Эти призывы к спасению и опасения, что с ним будут плохо обращаться, могут быть и сознательными и бессознательными, Эго-синтонными и Эго-дистонными – в зависимости от личностной структуры клиента. Кроме того, саморазрушительные люди живут в состоянии страха – почти бессознательного, - что их недостатки заметят и они будут отвергнуты за греховность. Чтобы бороться с этими страхами, они стараются сделать очевидными свою беспомощность и попытки быть хорошими. Но в их внутренней жизни никогда ничего не меняется. Не приносящая им удовлетворение работа, семья или личные проблемы, такие как длительная депрессия, склонность к откладыванию дел на более поздний срок и другое саморазрушительное поведение, точнее всего было бы назвать стагнацией.  Такая ситуация может вызвать у них апатию, они могут начать обвинять себя или же уходить от терапевтического процесса, но они почти никогда открыто не проявляют своего гнева на терапевта.

    Контрперенос.

.   Существует две распространенные реакции контрпереноса на мазохистическую динамику: контрмазохизм и садизм. Обычно присутствуют обе. Сначала терпеливый психотерапевт, особенно начинающий, сначала чрезмерно и мазохистически великодушен и пытается убедить пациента, что терапевт понимает его страдания и можно верить, что он не нападет. Затем, когда выясняется, что данный подход лишь делает пациента еще более беспомощным и несчастным, терапевт замечает Эго-дистонное чувство раздражения, за которым следуют фантазии садистического возмездия по отношению к клиенту, потому что он так неподатливо сопротивляется помощи.
    По причине того, что терапевты нередко имеют депрессивную психологию, а также потому, что довольно легко (особенно в начале лечения) неправильно расценить в целом мазохистическую личность как депрессивную, клиницисты стремятся сделать то, что было бы полезно для них, если бы они выступали в роли пациента. В своих интерпретациях и  своим поведением они подчеркивают: они доступны, они понимают степень несчастности человека, и они приложат все усилия, чтобы быть ему полезными. Они стараются всеми силами помочь  пациенту, стараются увеличить терапевтический альянс с пациентом, застрявшем в темном болоте. Подобные действия непродуктивны с мазохистическими пациентами, так как влекут за собой регрессию. Человек видит, что саморазрушительная практика окупается: чем больше заявляешь о своем страдании, тем больший отклик получаешь. Терапевт понимает: чем сильнее он пытается, тем хуже становится. Таково зеркало переживания мира мазохистической личностью. Единственной реакцией терапевта на такое пассивно-агрессивное сопротивление, конечно, будет злость и фрустрация. Две наиболее часто встречающиеся в ходе борьбы с перенесением ошибки, которые совершает терапевт в контакте с клиентами такого типа, это: 1) выражение злости и фрустрации таким образом, чтобы в очередной раз постыдить клиента и 2) вытеснение этих чувств, приводящее к продолжению неэффективной терапии, характеризующейся отсутствием более значительных изменений и отношений. Очень часто терапевты выбирают вторую возможность и до последнего стараются ее придерживаться, чтобы в конечном итоге обратиться к первой.

     Терапевтические рекомендации.

1.   В начале терапии установление эффективного терапевтического альянса с клиентом.
2.   Лечение лицом к лицу, акцент на реальных отношениях в той же степени, как и на переносе.
3.   Избегание малейшего оттенка всемогущества в тоне аналитика или психотерапевта.
4.   Не моделировать мазохизм, так как терапевтическое самопожертвование, привилегии – это медвежьи услуги, вследствие избегания гнева пациентов на эгоизм терапевта.
5.   Нужно показать, что их принимают и тогда, когда они выражают гневные и агрессивные эмоции, что они естественны, если человек не получает того, что хочет.
6.   Не выражать сочувствие и не кидаться спасать.
7.   Акцентировать внимание на способности пациента улучшить свое положение и состояние.
8.   По возможности приветствовать выражение нормального гнева, показывая свое понимание негативных чувств пациента.
9.   Избегание вины и сомнения в себе, возникающих из-за мощного давления клиента, навязывающего свою самообвиняющую психологию.
10. Важна своевременность конфронтаций и интерпретаций только при прочном рабочем альянсе.
11. Настойчивая работа по разоблачению и модифицированию патогенных убеждений, фантазий всемогущества и попыток пациента их проверить.






      *** Обсессивная и компульсивная личности
                и  их психологические защиты.

    Обсессивно-компульсивный характер представляет собой сложное и неоднозначное явление.  Его название происходит от тех его поведенческих элементов, которые наиболее очевидны, но не являются самыми главными. Для того, чтобы понять, какими особенностями отличается личность этого типа от всех остальных, необходимо уточнить, что есть обсессия и  что есть  компульсия.
    Обсессия -в переводе с английского- обозначает, одержимость, навязчичвую идею или состояние; непроизвольные мысли, воспоминания, сомнения, страхи (фобии) и др., сопровождающиеся пониманием их болезненности и одновременно тягостным чувством непреодолимости.
    Компульсия – в переводе с английского- означает принуждение- поведение, мотивированное факторами, которые вынуждают человека действовать против своей воли, а компульсивность –тенденция повторять некоторые действия и любая склонность к повторяющимся поведенческим актам: эмоциональным, познавательным и моторным.
    Однако современные ученые объединили эти две тенденции и назвали его обсессивно-компулисивным расстройством, которым могут страдать некоторые, склонные к подобному реагированию, личности. Под обсессивно-компульсивным расстройством было принято понимать тревожные расстройства с двумя характеристиками: навязчивые мысли, идеи и чувства, повторяющееся,  ритуализированное поведение. Попытки противостоять компульсии вызывают нарастание напряжения и беспокойство, которые немедленно ослабляются, когда им уступают. Этот термин не следует использовать для обозначения такого поведения, как чрезмерное питье, еда, азартные игры и т.д., на том основании, что компульсивный игрок, например, фактически получает большое удовольствие от игры (страдает от проигрыша); тот, кто страдает истинным обсессивно-компульсивным расстройством, не получает никакого удовольствия от этого, за исключением ослабления напряжения. Последние исследования показали, что это расстройство связано с повреждением или дисфункциями базального ганглия, поясной извилины и префронтальной коры.
    Личности, у которых определено обсессивно-компульсивное нарушение, демонстрируют определенные очень крайние проявления поведения, вызванного страхом, связанные с ритуальной активностью, а также повторяющимися мыслями и действиями. Ученые выделяют три главных типа таких состояний. Наиболее часто встречающийся тип личности характеризуется чрезмерным страхом перед физической раной или другой опасностью, угрожающей собственной целостности, другим людям или собственности. Также люди могут, например, переживать по поводу того, чтобы не заразиться СПИД-ом или будут испытывать навязчивое чувство угрозы от собственных враждебных импульсов. Впоследствии эти переживания могут приводить к компульсивному поведению, такому, как ритуальная активность, педантичное соблюдение чистоты или контролирование. Второй тип связан со скорее неясным чувством неудобства, а не реальной опасности, ощущаемым в ситуации естественной открытости. Столь высокий уровень психического возбуждения также может вызвать компульсивное поведение – типа собирания и хранения различных предметов, излишней организованности и упорядочивания. Третий тип отличается неустанным стремлением к совершенству и соблюдению симметрии. У некоторых пациентов такого рода  шнурки в ботинках должны быть затянуты с точно одинаковой силой, другие, оказавшись перед дверью, проходят ее ровно посередине. Религиозные и другие подобные ритуалы должны проходить с точным соблюдением каждой детали и последовательности действий. А письменный стол должен содержаться в порядке, а предметы на нем – располагаться строго симметрично. В большинстве случаев люди этого типа также испытывают ощущение того,  что их компульсивное поведение иррационально, чуждо и не согласуется с их эго, но чувствуют себя вынужденными продолжать его. Одним  распространенным отступлением от этого правила является  то, что их перфекционистские стандарты чаще всего воспринимаются как согласующиеся с эго. Подспудный страх или целостное состояние психического возбуждения будет у них в целом наиболее очевидным проявлением и часто находит свое выражение в стремлении к излишней проверке, соблюдении чистоты, ритуальном поведении или постоянных навязчивых состояниях. Это могут быть состояния ипохондрии, постоянные переживания по поводу будущих событий, вероятность которых очень мала, или агрессивные мысли и фантазии. Принято считать, что обсессивно-компульсивное нарушение носит хронический характер с эпизодами интенсификации и ослабления симптомов.
    Многие ученые, изучающие обсессивно-компульсивные расстройства, считают, что они  генетически обусловлены, и это подтвердили исследования, проведенные  на гомозиготных и гетерозиготных  близнецах. Другие считают, что такие расстройства могут быть результатом органических нарушений. Но большинство исследователей сходятся в том, что обсессивно-компульсивные расстройства могут периодически проявляться и у вполне обычных людей, перегруженных стрессами и страхами не успеть,  опоздать, не догнать, не дотянуть т.д. Поэтому необходимо рассматривать не само обсессивно-компульсивное расстройство, а обсессивно-компульсивный характер и условия его формирования.

     Влечения.

     Фрейд полагал, что  в физиологическом и конституциональном отношении обсессивные и компульсивные люди в детстве отличались ректальной (прямая кишка) гиперсензитивностью. Современные аналитики не считают подобное утверждение необходимым для обоснования обсессивной динамики, однако большинство из них согласны, что бессознательный мир обсессивных людей имеет окраску «анальной» проблематики. Идея Фрейда, который подчеркивал фиксацию на анальной стадии развития (приблизительно от 18-ти месяцев до 3-х лет), в особенности на агрессивных побуждениях в соответствии с их организацией в течение данного периода, была новой, конструктивной и гораздо менее дикой, чем хотели бы показать разоблачители психоанализа.
    Во-первых, Фрейду бросилось в глаза, что многие черты обсессивно-компульсивных личностей, обычно встречающиеся у них в сочетании друг с другом (чистоплотность, упрямство, пунктуальность, тенденция к сдерживанию и утаиванию), представляют собой результат сценария, по которому происходит приучение к туалету. Во-вторых, он открыл анальную образность в языке, сновидениях, воспоминаниях и фантазиях обсессивно-компульсивных  пациентов. В-третьих, он столкнулся с клинической очевидностью, что наблюдаемых им пациентов с обсессивными и компульсивными симптомами в детстве родители приучали контролировать свой стул либо преждевременно, либо грубо, либо проявляя чрезмерную озабоченность этим событием. Уже позже стало известно, что ректальный сфинктер начинает выполнять свою функцию приблизительно с 18 месяцев. Следовательно, совершенно губительным был распространенный в начале века среди родителей среднего класса совет – начинать приучение детей к туалету на первом году жизни. Он поощрял насилие во имя родительского усердия и превращал благотворный процесс овладения навыком в борьбу господства и подчинения. Если принять во внимание, насколько популярным в эту эпоху было ставить клизмы маленьким детям – сугубо травматическая процедура, которую, как правило, рационалистически оправдывают соображениями гигиены, - станут совершенно очевидными садистические тенденции  культурно санкционированного рвения в отношении преждевременного анального контроля.
     Связь между анальностью и обсессивностью с тех пор была неоднократно засвидетельствована эмпирическими исследованиями, а также клиническими отчетами зарубежных ученых, подтверждающими отношение обсессивно-компульсивной симптоматики к анальным проблемам грязи, времени и денег. Классические формулировки обсессивной и компульсивной динамики, которые сосредотачиваются на раннем телесном опыте, весьма живы и популярны, хотя в последнее время американские теоретики по какой-то причине в меньшей степени интересуются анальной стадией, чем аналитики других европейских стран.
      Фрейд доказывал: приучение к туалету обычно представляет собой первую ситуацию, когда ребенок оказывается вынужденным отказаться от того, что для него естественно, в пользу того, что социально приемлемо. Значимый взрослый и ребенок, которого обучают слишком рано или слишком строго в атмосфере мрачной родительской сверхзаинтересованности, вступают в борьбу за власть, и ребенок обречен на поражение. Состояние, когда ребенка контролируют, осуждают и заставляют вовремя исполнять требуемое, порождает у него чувство гнева и агрессивные фантазии – нередко о дефекации, которую ребенок в конечном счете ощущает как плохую, садистическую, грязную и постыдную часть себя. Потребность чувствовать себя скорее контролируемым, пунктуальным,  чистым и разумным, чем неподконтрольным, хаотическим, беспорядочным, и ограничивать себя в проявлениях таких эмоций, как гнев и стыд, становится существенной для поддержания самоидентичности и самоуважения. Разновидность жесткого супер-Эго, действующего по принципу «все или ничего», порождаемая подобного рода опытом, проявляет себя в ригидной чувствительности к этическим вопросам, которую   Ференци назвал «сфинктерной моралью».

    Аффекты.

    Базовый аффективный конфликт у обсессивных и компульсивных людей – это гнев, борющийся со страхом быть осужденным или наказанным. При этом психотерапевты, работающими с такими людьми, заметили, насколько этот аффект нем, не проявлен, задавлен или рационализирован. Слова используются исключительно для того, чтобы скрывать свои чувства, а не выражать их. Обсессивная личность принимает гнев, если он кажется ей обоснованным и справедливым. Таким образом, праведный гнев становится переносимым и даже вызывает восхищение, чего нельзя сказать о чувстве досады, возникающем из-за того, что человеку не удается достичь желаемой цели. Терапевты часто отмечают наличие нормального иррационального раздражения у обсессивных личностей, но пациент, как правило, отрицает, что сердится, - порой несмотря на то, что интеллектуально способен допустить: некоторые элементы поведения (забывание вовремя расплатиться, перебить терапевта на полуслове, мимически выразить недовольство) могут означать пассивную агрессию или враждебную установку.
    Стыд – еще одно исключение на фоне общей картины безаффективности обсессивно-компульсивных личностей. Предъявляя к себе высокие требования, они проецируют их на терапевта, а потом чувствуют себя в затруднительном положении, поскольку их наблюдают в состоянии, когда они не дотягивают до собственных стандартов, распространяющихся на мысли и поступки.
    Чувство стыда, как правило, осознается в форме легкой грусти и, если встречает деликатную интерпретацию, может быть облечено в слова и стать предметом терапевтической работы без особого протеста и отрицания, которые поднимаются всякий раз, когда речь заходит о других чувствах.

     Темперамент.

     Данный темперамент был хорошо описан Зигмундом Фрейдом в 1908 году и сохранился до сих пор после многих лет исследований и клинических наблюдений. В своем описании «анального характера»  Фрейд обратил внимание на такие его черты, как упорядочение, скупость и упрямство. Хотя предлагаемая им этиология такого примера не выдержала проверки временем, определение это осталось, и в разговорной речи употребляется для обозначения типа личности, который мы здесь описываем. В определенном смысле это название даже лучше, чем обсессивно-компульсивный, поскольку является общепонятным и обращает внимание на характерное поведение – отличное от навязчивых состояний или компульсивности. Скупость, например, означает в этом случае хорошо известную комбинацию таких черт, как экономность, безудержная жажда обогащения и жадность. Другими словами это можно описать так: человек сжимается в себе. Он держит сам себя в четко установленных рамках и также судорожно держится за свою собственность. Чаще всего, он столь же экономен и в своих отношениях, поскольку пустое растрачивание чего-либо воспринимается им как нечто греховное. Он ведет себя жестко и экономен даже в выражениях признательности или эмоциональной экспрессии. Таких называют «зажатая задница», что происходит от стиснутой заднепроходной мышцы, которая является метафорой анально сдерживающего характера.
    Упрямство, в свою очередь, означает такие черты, как: упорное продолжение каких-то действий, несмотря на все трудности, постоянное возвращение к ним, скрупулезное соблюдение принятых правил. А также решимость, сильную волю и выдержку. Все эти черты могут в значительной степени облегчать приспособление особенно в бюрократическом обществе. В то же время они ассоциируются также с менее приятными чертами, такими как тупое упрямство, упрямое сопротивление, недостаток гибкости и другие подобные проявления негативности, которое можно охарактеризовать, как руководство собственным мнением, потакание собственному гневу, претензиям и т.д. Может показаться, что для личности – это единственно возможный способ выражения своего чувства злости. Это становится еще более очевидным, когда упрямство проявляется в постоянном морализировании на тему ценностей и правил поведения. Принимая такую точку зрения, личность может проявлять сильную склонность к контролированию и критике других, а в крайних случаях, она будет жестоко распоряжаться, без всякого чувства вины.
     У людей такого типа особое отношение также и к авторитетам. С одной стороны обсессивно-компульсивные личности подчиняются авторитетам, а с другой – по отношению к людям, находящимся под их контролем, либо к тем, чей социальный статус кажется им ниже собственного, - принимают соответственно авторитарную позицию. Их добросовестность, скрупулезность и послушность в соблюдении правил могут восприниматься, как проявление их приверженности к авторитетам. Тогда, как их жестокость, упрямство и склонность противоречить можно рассматривать, как выражение бунта в допустимой форме, бунта против этого авторитета, особенно если этот бунт морально обоснован.   Решительность, суровость и даже садизм, присущий такому типу авторитарного отношения, рассматривается, как идентификация с авторитетом, которая предоставляет возможность санкционировано выражать собственную враждебность, которая в свою очередь, формируется в результате жесткого доминирования авторитета.   
     В связи с упрямством, в теле человека  наблюдаются такие черты, жестокость, недостаток гибкости и напряженность, даже в суставах. Они производят впечатление людей, словно они все время сдерживаются и отстраняются, особенно в своей экспрессии как позитивных, так и негативных чувств. В связи с этим в социальном окружении они слывут холодными, недружелюбными формалистами, отчужденными и не вызывающими интереса.
    Описанное Фрейдом стремление к упорядоченности – и есть то, что ученые называют сегодня компульсивностью. В классическом варианте такие личности требуют безукоризненного порядка, точности, организованности, ясности правильности в любой мелочи. Часто у них бывает ослаблено чувство приоритета: для них все имеет одинаковое и, как правило, большое значение. В целом, такие личности известны своей тенденцией упускать самое важное, не видеть, что называется, за деревьями леса. О компульсивности  можно говорить в том случае, когда давление этой личности становится наиболее очевидным. Здесь появляется своеобразное перманентное напряжение, которое чаще всего ощущается, как нечто неприятное. И когда станет достаточно неприятным, то заставит личность искать помощи у специалистов, чтобы избавиться от бессмысленного напряжения.
    Нерешительность, склонность не заканчивать дела, «навязчивые сомнения» – следующая важная черта их темперамента. Они испытывают трудности с концентрацией на какой-либо одной определенной активности. Они стремятся все вновь и вновь перепроверять, поэтому им просто не хватает психической энергии для ведения более серьезных внутренних диалогов. Глубже скрытые страх, чувство неуверенности и сомнения, могут быть, таким образом, ограничены за счет такой инстинктивной, компульсивной активности. Однако в любом случае, личности, страдающие от симптомов, носящих более навязчивый характер, будут неуверенны и непостоянны в своих взглядах и действиях.
   Ученые считают, что эти характерные черты мотивируются попытками личности избежать проблем. Если этот процесс примет достаточно невротическую форму, то можно заметить, как люди сами себе создают проблемы, которые по сути также являются их продуктом. Таким образом, получается квинтэссенция невроза, в котором организм выступает сам против себя, создавая проблемы такими действиями, которые помогли бы этих проблем избежать.

     Психологические защиты.

     Ведущей защитой обсессивной личности является изоляция, у компульсивных же основной защитный процесс представляет собой уничтожение сделанного. При сочетании обсессивных и компульсивных личностных особенностей используются обе защиты. Высокопродуктивные обсессивные личности обычно не используют изоляцию в ее самых крайних вариантах. Вместо этого они предпочитают зрелые формы сепарации аффекта от когниции (зниний) – рационализацию, морализирование, компатрментализацию (сравнение образа мыслей, чувств и др.) и интеллектуализацию. И, наконец, люди, принадлежащие к данному типу личности, активно используют реактивное образование. Менее характерно, но в добавление к перечисленным механизмам у обсессивных личностей любого уровня развития встречается смещение аффекта, особенно гнева. Это происходит в случаях, когда, отвлекая гнев от источника, вызвавшего его, на какой-нибудь более «легитимный» объект, такие люди не стыдятся признать в себе наличие дурного чувства.
       Люди такого типа организации используют также когнитивные и поведенческие защиты против  влечений, аффектов и желаний. Для обсессивных личностей большую ценность представляют мыслительные процессы и познавательные способности. Они помещают чувства в сферу обесцененных реалий, ассоциирующихся с детством, слабостью потерей контроля, беспорядком и грязью. Соответственно, они бывают обескуражены, попадая в ситуации, где важную и законную роль играют эмоции, физические ощущения и фантазии. Обсессивные люди, занимающие административные посты, не дают себе нормального отдыха и расслабления и изводят своих сотрудников: перегрузка в таких коллективах становится правилом. Или, например, вдова, поглощенная  заботами о погребении супруга, зацикливается на мелочах, сохраняет твердость духа и не может по-настоящему пережить свое горе и других лишает возможности ее утешить.
    Люди с обсессивным характером очень бывают эффективны в исполнении формальных, социальных ролей – в противоположность их роли в интимной, домашней сфере. Даже имея любовные привязанности, они могут быть не способны выражать свою нежность и заботу, не испытывая при этом тревоги и стыда, а потому часто переводят эмоционально окрашенные взаимодействия в угнетающе когнитивные.
   У пограничных пациентов и психотиков с обсессивной организацией личности изоляция может настолько преобладать среди других защит, что такие люди выглядят шизоидными. Широко распространенное заблуждение о том, что шизоидные личности бесчувственны, возможно, основано на наблюдениях за ними в состоянии регресса, когда они становятся «деревянными», похожими на роботов – настолько глубока пропасть между мыслительным процессом и чувствованием. У наиболее нарушенных пациентов навязчивость граничит с паранойей: дистанция между крайними проявлениями навязчивости не столь велика. В эпоху, предшествующую созданию антипсихотических препаратов, единственная возможность провести дифференциальную диагностику между крайне ригидной непсихотической обсессивно-компульсивной личностью и шизофреником-параноиком, простот использующим обсессивные защиты, состояла в следующем: следовало завести такого пациента в изолированную комнату и подчеркнуть, что теперь он в безопасности и может расслабиться. В данном случае шизофреник, получив возможность временно отложить обсессивные защиты, начнет излагать свой паранойяльный бред, тогда как обсессивно-компульсивный пациент займется уборкой помещения.
    Уничтожение сделанного – основной защитный механизм для такого вида компульсивности, который имплицирован в обсессивно-компульсивной симптоматике и личностной структуре.
Компульсивные люди уничтожают сделанное посредством совершения действий, имеющих бессознательное значение искупление вины или магической защиты. Разновидности сугубо вредоносного компульсивного поведения – пьянство, переедание, употребление наркотиков, пристрастие к азартным играм, покупкам или сексуальным приключениям – более характрны для пациентов пограничного или психотического уровня компульсивной организации, хотя они встречаются и у невротиков.
    Компульсивность отличается от импульсивности тем, что некоторое специфическое действие повторяется в стереотипной форме снова и снова, более настойчиво. Компульсивные действия отличаются также от отыгрывания, строго говоря,  тем, что они явно движимы потребностью приобрести власть над непережитым прошлым путем повторного его воссоздания.
      Компульсивная деятельность свойственна всем людям в той или иной мере: ведь мы доедаем то, что лежит на тарелке, когда уже не испытываем чувства голода; занимаемся уборкой, когда следовало бы готовиться к экзамену и т.д. О каких бы компульсивных действиях  ни шла речь, всегда бросается в глаза несоответствие между теми чувствами, которые побуждают человека к действию, и теми разумными соображениями, в соответствии с которыми следовало бы действовать. Компульсивная деятельность может приносить вред или пользу: компульсивной ее делает не деструктивность, а чрезмерная вовлеченность.
    Компульсивное поведение выдает и бессознательные фантазии о всемогуществе и контроле. Эта динамика связана с попытками пациента предупредить преступление путем установления контроля. Эти преступления берут свое начало в убеждениях, зарождающихся еще до того, как мысли и поступки получают разграничения. Если человек считает свои фантазии и побуждения настолько опасными, что они становятся эквивалентны могущественным действиям, он будет пытаться сдержать их равным по силе противодействиям. Для дорациональных знаний собственное «Я» - центр мира: то, что случается с ним,- результат его собственной деятельности, а не случайных поворотов судьбы.
Обсессивно-компульсивные личности, совершая некие ритуалы перед определенными действиями, убеждены, что смогут контролировать неконтролируемое, если только сделают все правильно.
     Фрейд полагал, что добросовестность, привередливость, бережливость и усердие обсессивно-компульсивных личностей являются реактивными образованиями, направленными против желания быть безответственными, грязными, беспутными, расточительными, недисциплинированными. В сворхответственности обсессивных и компульсивных пациентов можно усмотреть нечто от той склонности, против которой они борются. Например, упорную рациональность обсессивной личности можно рассматривать как реактивное образование против суеверного, магического мышления, которое не полностью скрыто обсессивными защитами. Человек, упорно сидящий за рулем усталый и измученный, обнаруживает свое убеждение, что предотвращение катастрофы зависит от того, будет ли он сидеть за рулем, а не т сочетания вождения с благоприятным стечением обстоятельств. Упорно удерживая в своих руках всю полноту контроля, он на самом деле вопиющим образом этот контроль утрачивает.
    Другими словами, реактивные образования есть защита от противоположной попустительской тенденции. В работе с обсессивными и компульсивными людьми можно столкнуться с их фиксацией на обеих сторонах конфликтов между сотрудничеством и бунтом, инициативностью и ленью, чистоплотностью и неряшливостью, порядком и беспорядком, экономностью и расточительностью и т.д. У каждой компульсивной личности есть черта, связанная с беспорядочностью. Во внутреннем мире людей, которые выглядят образцами добродетели, всегда найдется островок разврата.
    Люди, которые изо всех сил стремятся быть непоколебимо честными и ответственными, возможно, борются с искушениями более сильными, чем те, с которыми обычно сталкивается большинство людей.

     Анамнез жизни.

     Факт, что обсессивно-компульсивная личность формируется  в определенных семьях, уже давно установлен учеными. Личности, кторые воспитывались в непредсказуемом или хаотическом семейном окружении, но которые выстояли, благодаря идентификации с другими моделями поведения или идеологии, могут проявлять доходящую до навязчивости поглощенность ценностями или ощущать компульсивную потребность  порядке. Такой паттерн может, например, проявляться у взрослых детей алкоголиков или у сравнительно лучше функционирующих детей из семей наркоманов. Их полная подчиненность какой-либо системе ценностей или принципам порядка и самодисциплины помогла им избежать хаоса, вызываемого родителями или опекунами и дала возможность создать структуру, которой они отныне будут придерживаться. Эти личности не проявляют каких-либо других черт, которые позволили бы причислить их к разряду обсессивно-компульсивных. В частности, они не настоль ко лишены контакта со своими чувствами и демонстрируют, как правило, большую эмоциональную неустойчивость, чем особы с обсессино-компульсивной личностью. Они имеют больший контакт с самим собой, но просто используют ценности и порядок для сохранения и поддержания чувства стабильности.
    Для того, чтобы лучше понять причины, способствующие формированию обсессивно-компульсивной личности, необходимо представить себе ситуацию, когда ребенка воспитывают двое однозначно обсессивно-компульчивных родителей, склонных к садистическим формам воспитания. В этом случае результатом такого родительства может быть невротическое приспособление, неотъемлемым элементом которого является конфликт в сфере таких проблем, как любовь, секс, соперничество и агрессия.
    Семейные пары, функционирующие на более высоком уровне, подходят к воспитанию детей таким образом, как относятся ко всем другим делам. Они относятся к этой задаче очень серьезно и, исходя из лучших побуждений, стараются выполнить ее идеально. Больше, чем другие родители, они будут переживать, чтобы не сделать чего-то плохого. Они очень мало доверяют собственной интуиции или здравому рассудку. Поэтому, чтобы правильно детях, они весьма склонны обращаться к авторитетам, общепринятой практике или опыту из собственного детства. Однако они не будут согласовывать свои действия со специфическими, исключительными чертами собственных детей. Впрочем, такой тип родительства может быть нарциссически менее ранящим, чем можно предположить, поскольку, некоторое время спустя, дети действительно почувствуют, что они любимы и что родители открыто стремятся к тому, что для них (детей) лучше. Сами родители в этом глубоко уверены и демонстрируют эту свою уверенность детям.
    Все негативные проявления в их действиях будут следствием их собственной жизненной позиции, которая представляется, как необходимость, и обосновывается «благом ребенка». Такая демонстрация родительского отношения, а также заключающаяся в нем частица истины приводит к тому, что ребенку еще труднее сопротивляться их авторитету и выражать какой-либо гнев. В результате он приобретает исключительную склонность принимать его  в структуру своего Я. Также, как и у родителей, бунт и негативность будут проявляться только лишь в виде жесткости или упрямства, которое - особенно если для них найдется какое-нибудь оправдание – будут открыто демонстрироваться и ощущаться, как диссоциирующие с его Я.
    Таким образом, обсессивно-компульсивные личности чаще всего воспитываются в семьях с жестким родительским контролем, в которых заботятся о детях и которые, чаще всего, дают им необходимое с чувством обязательности и с добрыми надеждами. Первые 1,5-2 года жизни ребенка в такой семье могут пройти совершенно обычно и он будет развиваться очень хорошо. До того, пока культура не рекомендует никаких несоответствующих практик, такого типа родители надлежащим образом удовлетворяют потребности ребенка и не навязывают ему требований, опережающих его развитие. Такие родители могут быть несколько строги по отношению к самим себе в своем стремлении правильно выполнять все действия, но их относительно прочная структура помогает им справляться с возникающими по этому поводу опасениями и позволяет оградить от них детей. Однако, когда с течением времени обращение к определенным стандартам в отношениях с детьми становится все более необходимым, эти в высшей степени дисциплинированные родители обнаруживают особую склонность к тому, чтобы прививать своему потомству «правильные» этические нормы и убеждения. В сущности  они могут и не требовать от детей больше того, что они в состоянии выполнить, И. тем самым, еще более успешно прививать им дисциплину и самоконтроль.
     Когда, по мере развития ребенка, возможностей для реализации этой задачи появляется все больше, эти родители начинают навязывать детям те же свободные от ошибок действия, какими пользуются сами.  Тогда они очень точно оценивают подход ребенка к реализации разных задач и соответственно его поощряют или наказывают. Например, они могут предоставлять детям некоторую свободу, но свобода эта не носит общего характера, в ней не будет много дополнительных наград  или неожиданностей. Зато она будет прямо зависеть от исполнения определенных условий, которые четко предусмотрены и соблюдаются. Во всем этом родители стараются постоянно руководствоваться рассудком и добром. Их жесткий характер заставляет их поступать принципиально «как по учебнику» и, что очевидно, они лишают себя многих радостей.  Они не умеют играть, не способны оценить спонтанные чувства, понять, почувствовать или поучиться детской способности к полному незаинтересованному вовлечению во что-либо, к предпринятию действий ради приобретаемых в результате чувств, к достижению вершин экстаза или глубин отчаяния, способности быть глупым и т.д.
      Обсессивно-компульсивные родители тоже имеют тенденцию скрывать враждебность и любые негативные проявления, прикрываясь необходимостью. Таким образом, ребенка еще раз учат, что не следует доверять собственным выводам и чувствам, а поощряется  вовлеченность в то, чего он хорошо не чувствует.
    Взрослые личности такого типа, как правило, являются более взрослыми, а их зачастую очень эффективное воспитание приводит к тому, что дети идут их следом слишком быстро и слишком точно. Все детское, что напоминает животную природу, все увлечения, чувственность или самоудовлетворение – все это держится под строгим контролем.   Силы эти сковываются, а ребенка учат, что это и есть правильный способ поведения. В результате такого обучения, когда способ поведения соответствует фазе развития ребенка и сопровождается отношением и поведением, демонстрирующим искреннюю заботу о благе ребенка, вырастает исключительно дисциплинированный ребенок, который – подобно родителям – всегда будет стараться все делать правильно.
    Вышеописанный способ  воспитания формирует хорошо известную скованность обсессивно-компульсивной личности. Чтобы держать все под жестким контролем, она начинает дышать менее глубоко и двигаться менее плавно. Также закостеневает структура ценностей и убеждений такой личности в связи с ее стремлением к совершенству и избеганию всяческих ошибок.
    Патология, возникающая в результате этих действий, в значительной степени зависит от темперамента. Очень активный, волевой и эмоциональный по природе ребенок, естественно, будет вызывать значительно больше конфликтов, чем ребенок более пассивный. Не менее трудно ему будет поддерживать в такой семье состояние постоянного бунта. В таких случаях следует ожидать значительно больше интенсивной скрытой враждебности, сожалений или сопротивления, которые будут выражаться в упрямстве и пассивно-агрессивном поведении.   Чем больше таких чувств, тем больше следующих проявлений – обсессивно-компульсивного беспокойства, психосоматических симптомов, навязчивых мыслей запрещенного характера и т.п. Другой источник проблем в том, что родительская забота часто не соответствует фазе развития ребенка. Такие родители известны своим отсутствием эмпатического понимания ребенка и, как следствие, осуществляют его социализацию не так плавно, как описывалось ранее. Кроме того, они проявляют зачастую гораздо больше  враждебности и склонности к контролированию, соединенных с рационализацией такого отношения и внешней демонстрацией любви. Когда контроль и дисциплина навязываются не столь подходящим образом и с большей скрытой враждебностью, тот возникают более серьезные нарциссические травмы, усиливающие детскую злость, сопротивление и конфликт, возникающий в связи с этими интенсивно подавляемыми эмоциями. Другими словами, чем больше отвергаемых чувст ребенок вынужден подчинить себе усилием собственной воли, тем больше  у него появляется симптомов. Обсессивно-компульсивная личность, это личность, сдавленная жестким контролем и полная блокировок. Однако чем больше этих блоков, тем труднее бывает функционировать как хорошо отлаженная машина. А именно таков идеал этой характерологической структуры. Чем больше предстоит сдержать, тем больше вероятность, что поддерживающая все это плотина начнет протекать или рухнет.  Надо иметь в виду, что личность такого типа старается изо всех сил походить на своих родителей, предъявляющих чрезвычайно высокие требования, предполагающий также высокий самоконтроль над какой бы то ни было спонтанной экспрессией. Обсессивно-компульсивные личности просто стараются избежать проблем и волнений, потому что, если бы она попыталась расслабиться, то попала бы в серьезную переделку. Все, о чем было сказано об этой личности выше, по сути следует из этого правила.

    Объектные отношения.

    В объектных отношениях самой заметной чертой обсессивно-компульсивной личности является отсутствие эмоций. Идеалом для характера такого типа является рассудительность, рациональность и правильность. Как уже было сказано выше, такие личности частично добиваются своей цели, сосредотачиваясь на частностях проблем, на абстрактных предметах и оставаясь в состоянии конфликта. Благодаря этому более глубокие, угрожающие им чувства в отношении к другим людям не могут проявиться в полной мере. В случае, если темперамент личности предусматривает склонность к такому способу межличностного функционирования и если родительская опека не вызывала значительных фрустраций, такой заведомый недостаток эмоциональности может не вызывать никаких особых проблем. Однако в других случаях, где такому характеру сопутствует какая-либо дополнительная дисфункциональность, можно предположить о существовании глубоко скрытых эмоций, маскируемых с помощью изысканных механизмов защиты.
     Доминирующая эмоция, которая, как правило, бывает сразу заметна людям, вступающим в объектные отношения с таким типом личности, является злость, которая проявляется и в других формах, таких, как упрямство, непреклонность, жесткость. В основе такого ограничивающего коммуникативного поведения
лежит глубокая травма по поводу подавления уверенности в себе, для того, чтобы стать таким рассудительным, рациональным и мелочно-правильным. Чрезмерное доминирование силы воли, проявляемое людьми такого склада, неестественно и вызывает у окружающих если не возмущение, то желание дистанцироваться. Своей «анальностью» обсессивно-компульсивный тип напоминает мазохиста и поэтому часто вызывает чувство жалости у ближайшего окружения. Динамика функционирования пассивно-агрессивных черт и упрямства в объектных отношениях одна и та же. Различия существуют скорее в степени эксплуатации или  садизма, который появляется в процессе подавления и в итоге приводит к травме. Личности такого типа очень тяжело освободиться от сковывающих ее злости и бунта. Часто внешне хорошо функционирующая в объектных отношениях обсессивно-компульсивная личность бывает не столько подчинена, сколько зажата в своей личной аутоэкспрессии.
     В любовных отношениях личность этого типа также проявляет себя достаточно своеобразно, что не может не вызывать возмущения у объекта любви.  Любовь, как и другие экспрессивные чувства также скрывается, сдерживается или маскируется внешней холодностью. Именно любовь – особенно в случае лучше коммуникативно функционирующих личностей – была причиной того, что родители смогли так эффективно ограничить собственного ребенка. Любовь служила посредником в интернализации налагаемых уз. С ее помощью стало возможным лишение ребенка автономии.  Часто обсессивно-компульсивная личность сопротивляется любви и интимным отношениям из-за бессознательного страха, что такое может случиться снова. Она боится, что стараясь угодить любимому человеку, окажется ограбленной и окончательно утратит свое автономное существование и свою самостоятельность. Именно этого больше всего опасается обсессивно-компульсивная личность в объектных отношениях.
    В поведенческом отношении обсессивно-компульсивные люди не поощряют ни у себя, ни у других свободную экспрессию любви, им удобнее проявлять свою заботу, соблюдая безопасную дистанцию. Они имеют тенденцию проявлять беспокойство по поводу слишком бурно, физически или вербально, проявляемых эмоций. Таким образом, у них есть причины на то, чтобы соблюдать четко установленную дистанцию в отношениях с любимыми, моделировать и укреплять эту тенденцию. Если в ходе терапии или в жизни кому-то этот тип характера случается «размягчить», то очень часто выплескивается море чувств, которые воспринимаются одновременно и как приятные, и как угрожающие. Вновь оказывается, что личности этого типа имеют склонность совершенно автоматически реагировать бегством от таких переживаний. Если они сохранят свои чувства, то зачастую испытывают страх перед обязанностями, которые для них связаны с любовью. У них возникает чувство, что если они кого-то любят, то должны вступить с ним в брак, протолкнуть через институт или школу, найти ему работу и т.д.
     Навязчиво-компульсивная личность живет в состоянии постоянного напряжения, потому что стремится все время к высшему совершенству, но, не имея возможности достичь предполагаемого идеала, что противоречит ее педантизму, она все время испытывает чувство беспокойства. Она боится столкнуться с трудностями и четче осознает стыд, на который она себя обрекает, предпринимая действия, приближающие ее к совершенству. Она не так уверена в себе, как может показаться окружающим, и поэтому часто избегает принятия решения. Это связано часто со страхом сделать что-нибудь плохое и подвергнуться критике со стороны значимых людей. Однако если ее структура окажется достаточно солидной, то она может – особенно при поддержке со стороны – выдержать этот чувство и начать открывать настоящее содержание своего существования. В этом состоянии человек испытывает чувство страха и настоящее чувство пустоты. Этот кризис можно сравнить с кризисом религии глубоко верующего человека, который потрясает ее до основания. В то же время сомнение и сопутствующие ему чувства могут быть первыми за долгое время по-настоящему переживаемыми чувствами. До того, как наступил кризис, такая личность задавала себе несоответствующий вопрос: «Что я должна сделать?». Однако этот вопрос - есть всего лишь косвенное отражение главного вопроса: «Кто я такой?». Когда обсессивно-компульсивная личность в конце концов начинает задавать себе действительно важный вопрос, она часто ощущает, что теряет над собой контроль, что начинает сходить с ума, в ней высвобождается резкость и никчемность. Страх перед такой утратой контроля очень характерен для такого типа личности. В нем выражается скрытое сознание того, насколько сильно личность подвергалась контролированию и ее совершенное неведение того, что было подавлено. Такого типа личность наверняка способна искренне любить. Но она всегда будет демонстрировать упорнейшее нежелание целиком подчиняться этому чувству, потому что это привело бы ее к контакту с собственной настоящей человеческой природой, для которой свойственно и естественно ошибаться. Одновременно на тех же самых людей, которых она любит, она обращает свою ненависть – ведь это они ее поработили, ограничили и вынудили отречься от настоящей человечности.
    Насколько сносно функционирующая личность может быть прекрасным партнером по бизнесу, настолько она в подавляющем большинстве случаев не оправдывает себя, как партнер по увлечениям, дружбе, в любви или в семье. В такой активности необходима искренняя заинтересованность и чувство радости, которые в навязчиво-компульсивной личности были успешно подавлены. Однако поскольку они являются неотъемлемой частью человеческой природы, то по-прежнему присутствуют в каждом из нас. 

    Собственное «Я».
 

    Обсессивные и компульсивные люди озабочены,, как было отмечено выше, проблемами контроля и твердых нравственных принципов. Так, правильное поведение для них сводится к тому, чтобы удерживать агрессию, похоть и те части самих себя, которые пребывают в самом плачевном состоянии, в строгой узде. Они нередко бывают глубоко религиозны, трудолюбивы, самокритичны и обязательны. Эти люди достигают самоуважения, отвечая требованиям интернализованных родительских фигур, задающие им высокие стандарты поведения, а иногда и образа мыслей. Они склонны испытывать беспокойство, особенно в те моменты, когда от них требуется совершить выбор: ситуация, где акт выбора содержит в себе «роковые» подтексты, может мгновенно парализовать таких людей.
     Подобного рода паралич – одно из наиболее тяжелых проявлений отвращения обсессивных людей к совершению выбора. Порой это приводит к неприятным последствиям. Ранние аналитики назвали данный феномен «манией сомнения». Преследуя цель оставить себе открытыми все варианты выбора для контроля (в своей фантазии) всех возможных исходов ситуации, эти люди в конечном итоге не оставляют себе никакого выбора. Они откладывают выбор до тех пор, пока не будет найдено идеальное (не сопровождающееся чувством вины и неуверенности) решение. Одно из неприятных последствий такой психологии – тенденция откладывать и отсрочивать исход дела, пока внешние обстоятальства – отказ партнера или истечение крайнего срока – не начнут определять направление действия. Таким образом, изо всех сил стараясь сохранить свою автономию, они в конечном счете полностью теряют ее,- стандартный невротический способ разрешения ситуации. 
    Людям компульсивной организации свойственна та же проблема вины и автономии, но решают они ее в противоположном направлении: они начинают действовать еще до рассмотрения альтернатив. Если обсессивные люди откладывают и размышляют, то компульсивные несутся вперед. В некоторых ситуациях, как представляется компульсивным личностям, от них требуется определенное поведение.. Их действия не всегда бывают глупыми и саморазрушительными. Некоторым личностям свойственно компульсивно оказывать помощь другим, потому что они очень альтруистичны. Некоторые автомобилисты рискуют собственной безопасностью и разбивают автомобиль, желая избежать столкновения с животным, настолько автоматическим бывает их компульсивное побуждение к сохранению жизни.
     Компульсивное желание действовать в такой же степени сказывается на автономии человека, как и обсессивное желание избежать деятельности. Инструментальное мышление и экспрессивное чувствование в равной мере вводят человека в заблуждение, мешая ему сделать настоящий выбор.  Выбор подразумевает ответственность за свои действия, а ответственность предполагает, что чувство твины и стыда достигают уровня, который можно выносить. Чувство вины, не носящее невротического характера, представляет собой естественную реакцию на превышение власти, а чувству стыда человек подвержен в тех случаях, когда его застают за совершением некоторых умышленных действий. Но обсессивные и компульсивные люди испытывают настолько глубокие и иррациональные чувства вины и стыда, что не могут вытерпеть дополнительной порции этих чувств.
    Как уже было отмечено выше, обсессивные люди ищут опору для самоуважения в «думании», компульсивные – в «делании». Когда обстоятельства затрудняют возможность успешного выполнения этой, базовой для них, деятельности, они впадают в депрессию. Потерять работу – несчастье для большинства людей, но это становится просто катастрофой для компульсивного человека, поскольку работа для него – главнейший источник чувства собственного достоинства. У обсессивно-компульсивных пациентов, принадлежащих к типу, над которым довлеет чувство вины, наблюдается гораздо более тяжелая депрессия, чем у клиентов нарциссического  или другого характерологического типа.
    Обсессивные и компульсивные люди боятс собственных враждебных чувств и бывают чрезмерно самокритичны, мучая себя за агрессивные проявления – как истинные, так и мнимые. В зависимости от содержания тех сообщений, которые получены были в семьях, они могут также переживать по поводу своей одержимости похотью, жадностью, тщеславием, ленью, завистью и так далее.  Вместо того, чтобы основывать самоуважение или самоосуждение исключительно на своих поступках, они, как правило, сами рассматривают эти чувства как предосудительные. Они напоминают моральных мазохистов, с которыми их объединяет чрезмерная совестливость и склонность испытывать негодование. Эти люди также нередко развивают у себя нечто вроде тайного тщеславия, гордясь тем, какие суровые требования они сами к себе предъявляют. Они ценят самоконтроль превыше большинства других добродетелей, подчеркивая и такие достоинства, как дисциплина, порядок, надежность, преданность, упорство и собранность. То обстоятельство, что такие пациенты с трудом соглашаются даже на время выпустить из рук контроль, умаляет возможность проявления их способностей в таких сферах, как сексуальная жизнь, игра, юмор и вообще в любой спонтанной деятельности .

    Перенос.

    Обсессивные и компульсивные личности стремятся быть «хорошими пациентами». Они серьезны, сознательны, честны, мотивированы и способны к упорной работе. Тем не менее, они известны как трудные пациенты и эта слава закрепилась за ними. Для обсессивных клиентов типично воспринимать терапевта как заботливого, но требовательного и осуждающего родителя, по отношению к которому проявляются сознательная уступчивость и бессознательное противодействие. Несмотря на всю свою обязательность и готовность к сотрудничеству, в их сообщениях содержится оттенок раздражительности и критичности. В ответ на комментарии терапевта относительно этих чувств они обычно отрицают их.
    Как было впервые замечено Фрейдом, в денежных вопросах обсессивные пациенты склонны вступать в споры – как явным образом, так и более тонко – а также контролировать, критиковать и обижаться. Они с нетерпением ждут, когда терапевт закончит говорить, и прерывают его, не дождавшись конца фразы. На сознательном уровне они в высшей степени невинны, не подозревая о своей негативной настроенности.

     Контрперенос.

     В контрпереносе с обсессивными пациентами терапевт часто испытывает скуку и нетерпение, желание встряхнуть его, заставить открыться элементарным чувствам, поставить ему вербальную «клизму» или потребовать, чтобы он либо сходил в туалет, либо слез с горшка. Сочетание сознательной покорности и мощного бессознательного стремления к саботажу может довести до бешенства. Терапевты, которые лично не имеют склонности рассматривать аффект как очевидную слабость или недостаток дисциплины, бывают озадачены тем обстоятельством, что обсессивные личности стыдятся аффекта и сопротивляются признать его. Иногда некоторые из них даже чувствуют, как сокращается мышца ректального сфинктера в знак идентификации с судорожно сжатым эмоциональным миром пациента (согласующийся контрперенос), или же ощущают физическое напряжение, направленное на сдерживание ответного желания «выбить почву из - под ног» такого несносного человека.
    Атмосфера завулированного критиканства, окружающая обсессивно-компульсивных людей, может обескураживать терапевта и подорвать терапию. Вдобавок терапевт быстро начинает скучать или дистанцироваться от беспрестанной интеллектуализации пациента.
    Однако ощущение бессодержательности, скуки, забвения материала сессий, тем не менее не всегда сопровождают терапию обсессивных клиентов. В их бессознательном обесценивании существует нечто, сильно связанное с объектными отношениями, и нечто трогательное в их попытке «быть хорошими» - настолько по-детски они стремятся к сотрудничеству и полагаются на терапевта. Сомнение относительно того, будет ли терапия иметь какой-то результат, типичны как для терапевта, так и для самого обсессивного и компульсивного пациента, особенно до того момента, как последний отважится выразить подобные опасения терапевту. Но вся глубина упрямства обсессивного человека есть не что иное как способность оценить терпеливую, лишенную осуждения позицию терапевта, и в результате поддерживать общую атмосферу сердечности становится не таким уж трудным делом.

    Терапевтические рекомендации.

1.  Соблюдение обычной доброжелательности, сохранение теплых и сердечных отношений.
2.  Понимание и интерпретация их уязвимости для стыда.
3.  Избегать давать советы, критиковать, поторапливать, бороться за власть.
4. Терпеливая позиция терапевта, пока пациент не перестанет рационализировать свое защитное отреагирование.
5. Избегать интеллектуализации и преждевременных интерпретаций.
6. Переводить работу в более аффективную плоскость  с использованием воображения, символики и творческой коммуникации: поэтический стиль речи, богатство аналогий и метафор.
7. Для особенно скованных пациентов сочетать индивидуальную работу с групповой.
8. Подготовить и помочь  пациенту выразить гнев и критическое отношение к терапевту и терапии.
9.  Поощрять пациента получать удовольствие от аффекта без чувства вины и стыда.
10. В работе с такими пациентами стараться использовать больше юмора.














 
    ****  Истерические личности и их психологические защиты.

          Психоанализ начал свою историю с попытки понять истерию и постоянно возвращался к этой проблеме каждое десятилетие, начиная с 1880 года, когда Фрейд впервые взялся за ее решение. Вдохновленный работой французских психиатров Шарко, Жене и Бернгейма, которые исследовали истерические  аффекты при помощи гипноза, Фрейд впервые начал задумываться над вопросами, которые придали психоаналитической теории ее уникальную форму: как можно знать и не знать одновременно? Чем объясняется забвение важного личного опыта? Действительно ли тело выражает то, что мозг не может воспринять? Что могло бы объяснить такие исключительные симптомы, как полные эпилептиформные припадки у человека, не страдающего эпилепсией? Или слепоту людей без физических нарушений органов зрения? Или параличи, когда с нервами все в порядке.
    В те времена считалось, что только женщины могут страдать различными формами истерий, так как у них есть орган, провоцирующий такое поведение. Этот орган – матка, и в переводе с латинского языка звучит как истерия. Их выгоняли из медицинских кабинетов и обзывали, лишали возможности получить квалифицированную помощь, подозревая их в симуляции. Каковыми бы ни были ошибки Фрейда относительно женской психологии или сексуальных травм, к его чести можно заметить, что он серьезно относился к этим женщинам и отдавал им дань уважения. Фрейд полагал, что, понимая их специфические страдания, он приблизился бы к постижению процессов, действующих в психике как эмоционально здоровых, так и эмоционально больных людей.
    Истерический, или как его позже стали называть, театральный характер встречается у людей без частых или бросающихся в глаза клинических истерических симптомов.  Как и в случае с обсессивно-компульсивными людьми, не страдающими клиническими формами обсессии и компульсии, но функционирующими на основе тех же принципов, которые их вызывают, среди нас находится много и таких, кто никогда не имел истерических срывов, но чей субъективный опыт окрашен динамикой и защитами, их порождающими. Хотя данный тип личности чаще наблюдается у женщин, но он не является исключением и доля истерически организованных мужчин, особенно в наш век тотальной их феминизации. Фактически, Фрейд считал себя самого – и не без оснований – в некоторой степени истерической личностью. Одной из его ранних публикаций (1886) была работа, посвященная истерии мужчин.
    Аналитически ориентированные терапевты склонны рассматривать людей с истерической организацией личности как относящихся к невротическому диапазону, поскольку защиты, определяющие их личный опыт, считаются более зрелыми. Но существуют также истерические люди пограничного и психотического уровня. Несколько десятилетий назад Элизабет Зетцель (1968) отметила огромную дистанцию между относительно здоровыми и более глубоко нарушенными индивидами этой группы. Феномен истерического психоза был известен еще с древности и в различных культурах и детально описан практикующими врачами-психиатрами в истории  психиатрии.
    Люди с истерической структурой личности характеризуются высоким уровнем тревоги, напряженности и реактивности – особенно в межличностном плане. Это сердечные, энергетичные и интуитивно человечные люди, склонные попадать в ситуации, связанные с личными драмами и риском. Иногда они могут настолько пристраститься к волнениям, что переходят от одного кризиса к другому. Из-за высокого уровня тревоги и конфликтов, от  которых они страдают, Их эмоциональность может казаться окружающим поверхностной, искусственной и преувеличенной. Их чувства меняются очень резко (истерическая неустойчивость аффктов). Людям с истерической структурой характера нравятся бросающиеся в глаза профессии – профессии актера, танцора, проповедника, политика или даже учителя.

    Влечения.

    В основном  влечения этого типа личности связаны с оральными и эдипальными проблемами.  Они постоянно жаждут орального удовлетворения, любви, внимания и эротической близости.
   Эдипальная проблема представляет собой классический комплекс вопросов,  по-настоящему выделенных Фрейдом, включающий любовь, секс и соперничество. Она вытекает из неспособности окружения к оптимальному удовлетворению и надлежащей фрустрации экзистенциальных потребностей личности. Психоаналитики считают, что психопатология эдипальной природы связана либо с использованием сексуально ориентированной любви ребенка и его соперничества, или со страхом, угрозами или реакциями наказания, с которыми  ребенок сталкивается в ответ на эти формы экспрессии.
    Ученые считают, что эдипальная проблема во многих отношениях более трудна для разрешения, чем некоторые более простые вопросы. Обыкновенно она касается трех или более людей и легко может связываться с другими проблемами, предваряющими ее в развитии и создавая таким образом более сложную комбинацию этиологических факторов. Однако в корне эдипальной проблемы лежит факт, что детская сексуальность не оказывается с любовью допущенной и не находит соответствующей поддержки в виде оптимальной фрустрации, обусловленной четко определенными границами. Она скорее используется или наказывается, или же и то, и другое. Может, к примеру, случиться, что один из родителей  будет использовать сексуальность ребенка и сопровождающие ее элементы соперничества для собственного сексуального удовлетворения или для косвенного выражения своей враждебности по отношению к партнеру. В то же время другой родитель, чувствуя угрозу такого поведения, будет действовать запугиванием или срывать месть на ребенке прямо или завуалированно. Также родитель может поощрять сексуальность и соперничество и использовать их, но когда они станут слишком интенсивны для него или начнут угрожать его отношениям с партнером, он может реагировать отчуждением или унижать и наказывать за то же самое поведение, к которому прежде склонял. В таких ситуациях, когда имеет место лишь использование, ребенок может испытывать страх наказания, и в любом случае он будет воспринимать такое использование его сексуальности как угнетающее переживание. Учась тому, что искреннее проявление сексуальной любви и переживание естественного человеческого соперничества небезопасно, эти дети отчуждают, блокируют и сдерживают связанные с эти мысли и чувства с помощью всех доступных им способов защиты. В то время, когда эдипальные проблемы становятся особенно заметными, дети уже имеют доступ ко многим защитным маневрам, облегчающим им сдерживание проблемных мыслей и чувств. Это одна из причин, объясняющая, почему эдипов комплекс может быть так сложен. Личность может, к примеру, пользоваться эмоциями, как защитой, и развить способности затушевывать свои неприятные внутренние переживания путем истерической драматизации каждого переживания.               
     Оральные проблемы формируются с самого первого дня жизни младенца. Новорожденный требует пищу почти сразу после рождения   и его отношение к питанию очень легко может стать обобщенным примером для других, удовлетворяющих потребности отношений. В новейших психоаналитических теориях акцент делается на интерперсональные потребности отношений и гармонии между матерью и младенцем.
    Однако не всегда родители в состоянии удовлетворять базовые потребности ребенка., поэтому «оральная » проблема может выражаться в том, что пациент производит впечатление, что никогда по-настоящему не был удовлетворен этой заботливой и эмоциональной поддержкой, которая является необходимой для каждого существа, поэтому позже у индивидов может наблюдаться подверженность попадать в состояния серьезного срыва. Часто это физическая болезнь и депрессия. Надо иметь в виду, что болезнь – это культурно-санкционированный способ требования заботы, как со стороны других людей, так и от собственного Я, поэтому она предоставляет часто единственный случай для того, чтобы компенсаторная истерическая личность могла почувствовать заботу своих родителей. В таких случаях болезнь, особенно более серьезная, это своего рода способ почетного освобождения от часто подавляющих и неосознанно отвергаемых требований взрослой жизни, а также единственная возможность оставаться в центре внимания тех, кого любят истерические личности.

    Аффекты.

    Исследуя  характерные для истерической личности аффекты, необходимо помнить, что оральные  и эдипальные проблемы всегда являются серьезным переживанием и вызывают замешательство своей неразрешимой двойной связанностью мощными первобытными силами. Эти ситуации, эти аффекты и вызванные ими конфликты – все это действует угнетающе. Поэтому следует принять, как данность, что, скорее всего, чувство эмоциональной подавленности – это нормальная реальность для этих людей. Внезапное же и интенсивное проявление некоторых из этих эмоций может служить снятию напряжения, а также препятствует полному осознанию того, что на самом деле представляют эти чувства. Такие аффективные взрывы чаще всего приводят к вовлечению других людей. Иногда этот выливается в цепочку событий мелодраматического характера, позволяющую поддерживать постоянное состояние рассеянности. Самым простым способом описания аффективного реагирования истерических личностей является представление их в форме разных проявлений эмоциональной защиты или, используя язык Эрика Берна, эмоциональных игр. Игра и заключается в том, что демонстрируемые аффекты скрывают или защищают от других чувства, которые – в случае, если бы их пришлось испытать во всей их глубине – стали бы угнетающими и в своей области выявили бы ранее описанные отношения с ближайшим окружением. Чувства, служащие этим оборонительным задачам, другими людьми часто воспринимаются, как неискренние или искусственные. Их излишне драматическая природа и неадекватность, принимая во внимание как их контекст, так и интенсивность, и факт, что они настолько типичны и что не приводят ни  к какому решению, заставляют людей считать их наигранными и не вполне настоящими. Таким же образом могут выражаться и восприниматься даже позитивные чувства, поскольку такая манера позволяет удерживать в репрессии то, с чем пришлось бы столкнуться, если бы личность вошла в границы своих более естественных состояний или решилась на более открытую интимность в отношении с другими людьми.
     Учитывая двойную фиксацию при истерии (на оральных и эдипальных проблемах), можно заметить, что девочка продолжает и во взрослом состоянии видеть мужчин как сильных и восхитительных, а женщин – как слабых и незначительных. Поскольку девочка считает силу врожденным мужским атрибутом, она смотрит на мужчин снизу вверх, но также – большей частью бессознательно – ненавидит и завидует им. Она пытается усилить свое ощущение адекватности и самоуважения, привязываясь к мужчинам, в то же время исподволь наказывая их за предполагаемое превосходство. Она использует свою сексуальность как единственную силу, которую, как она считает, имеет ее пол, вместе с идеализацией и «женской хитростью» - стратегий субъективно слабых – для того, чтобы достичь мужской силы. Поскольку она использует секс скорее как защиту, а не как самовыражение и боится мужчин и их злоупотребления властью, она с трудом достигает наслаждения от интимной близости с ними и может страдать от физических эквивалентов страха и отвержения.

    Темперамент.

     Людям этого типа личности свойственна прирожденная живость и привлекательность, большая спонтанность и жизненный напор, выразительность, способность проявлять вовне свои внутренние переживания и представления, общительность и закономерная потребность в общении. В связи с такой предрасположенностью, особенно сильно проявляющейся в межчеловеческих взаимоотношениях, они  находятся в зависимости от постоянного подтверждения той симпатии, которую они вызывают. Их живость, открытость, приспособляемость и склонность к увлечениям оказывают положительное впечатление на окружающих; они никогда не бывают скучными; они нуждаются в побуждении и инициативе и сами инициативны. Врожденная привлекательность истериков часто сопровождается красотой, которую они очень рано начинают использовать для возбуждения к себе симпатии. Они с легкостью влюбляются и многим нравятся, полагая, что так и должно быть. Они чувствуют себя очаровательными и полагают это чувство совершенно естественным. Хотя это преимущество является лишь преходящим даром, они используют его постоянно, стремясь вызвать любовь и удивление и не отказываясь от этого ни при каких обстоятельствах. Они очень рано начинают рассчитывать на свою привлекательность, и, опираясь на нее, выбирать свой жизненный путь.  В них живет уверенность в том, что любовь и восхищение, которые они вызывают, вполне закономерны и для этого им больше ничего  не требуется делать.
    
     Истерические личности все время стремятся к переменам и свободе, жаждут всего нового и рискованного, перед ними открыты шансы и возможности будущего. Они боятся всяких ограничений, традиций, закономерностей и порядка, которые так значимы для лиц обсессивно-компульсивной организации. Они живут по принципу «один раз не в счет», что означает отказ от привязанностей, от каких-либо претензий на неизменность действительности, на вечность. Прошлое уже прошло и больше их не интересует. Оно имеет для них относительный интерес и несравнимо с красочным живым и настоящим. Главным и важным для них является «сейчас», мгновение. Поговорка «пользуйся случаем» больше всего подходит для их темперамента. Они не сожалеют о прошлом, и оно их не интересует, потому что будущее есть поле для возможного, однако, они, как правило, ничего не планируют, так как это было бы связано с традициями и установками. Для них важно лишь то, что для них открыто и им является. Истерические личности всегда готовы освободиться от данности, от сложившихся обстоятельств. Они живут от мгновения к мгновению, в ожидании  нового, в жажде новых раздражителей, впечатлений и авантюр, находясь во власти соблазна господствующих в данный момент впечатлений и желаний, исходящих как от внешних, так и от внутренних источников. Прежде всего они нуждаются  в чувстве свободы, в связи с чем испытывают страх перед порядком, установленными законом положениями, которые они связывают с невозможностью уклониться от обязанностей и установок.
    Действующие повсеместно и связанные с соблюдением порядка положения они воспринимают, как правило, в аспекте ограничения свободы и по возможности уклоняются от их выполнения. Надо, однако, заметить, что их стремление к свободе это, по преимуществу, стремление к свободе от чего-то, а не для чего-то.
    В каждой жизненной ситуации они ищут лазейку для того, чтобы в своем поведении уклониться от принятого порядка и последовательности. Естественно, в большинстве своем они боятся и ,по возможности, избегают жестко установленных границ и ограничений – даже биологических данностей, при которых необходимо быть либо мужчиной, либо женщиной, возрастных определений, упоминающих о неизбежности смерти. Они стремятся играть все роли, которые предусмотрены в человеческом сообществе, и избегают всяческих предписаний и законоположений. Можно сказать, что их страшит в жизни и окружающей среде все то, что люди обозначают и поддерживают как реальность. Эту реальность истерические личности не признают и пытаются разрушить. Тем самым они обретают для себя призрачную свободу, которая со временем становится все более опасной, так как они предпочитают жить в иллюзорном мире. Где реальность не ограничивает их фантазию, возможности и желания. Они все более и более погружаются в псевдореальность. Однако чем больше они отдаляются от этой реальности, чем больше возрастает степень их кажущейся свободы, тем меньше они ориентируются в окружающей действительности и тем меньше учитывают в своем поведении. Это приводит к тому, что попытки связаться с реальностью становятся все более неудачными, приводят к разочарованиям и возвращают этих людей назад в мир желаний. При этом пропасть между желаемым и действительным растет, и это является настоящим порочным кругом для лиц с истерической личностной структурой.
    Реальность человеческого существования основана на уже упомянутом законе взаимосвязи причины и следствия, действия и последствия. Этот приводит нормального человека к закономерностям, которыми он не может пренебрегать безнаказанно. Испытывая чувство, что этот закон причинности ограничивает их возможности и принуждает к выстраиванию последовательности своих действий и самоотказу, личности с истерической организацией уклоняются от его выполнения, прибегая к «страусиной политике». Они действуют так. Как будто причинности не существует. Одержимые доминирующими в настоящее время желаниями, не принимая во внимание последствия этих желаний и не пытаясь проверить их реалистичность, они живут по принципу «после меня хоть потоп». Они наивно полагают, что и принципы причинности, и их последствия не имеют прямого отношения к данной ситуации. Будучи зависимыми от своих желаний и от того, что производит на них сиюминутное впечатление, они пренебрегают возможными последствиями и находятся под суггестивным влиянием своих желаний, думая о причинах и следствиях только потом.
    Одержимость желаниями с влечением к их немедленному удовлетворению, при котором бросающееся в глаза заменяет обдумывание, ирреальные установки заставляют пренебрегать логичностью и последовательностью своих действий, происходящее оценивается произвольно, с надеждой на чудо, на счастливый случай, возможные последствия своих действий вытесняются и отвергаются. Истерическими личностями легко предаются забвению неприятные случаи и происшествия, связанные, прежде всего, с чувством собственной вины или неправоты, и, в конце концов,
 происходит отрицание неудобной или неприятной необходимости нести ответ за свое поведение или уклонение от обязанностей.
    С такой же легкостью обращаются истерические личности и с другими реальностями, например, временем. Пунктуальность, планирование своего времени и его распределение для них тягостны и непереносимы. Они нередко оценивают эти качества у других людей как мелочность.
     Истерические личности отрицают даже такую биологическую реальность, как зависимость от половой принадлежности, от процесса созревания и от возраста. Лица такого типа не хотят отказываться от своих установок, стремятся как можно дольше считаться детьми, которые не имеют никаких обязанностей, стремятся удержать молодость и не нести ответственности за те изменения, которые они вносят в окружающий мир или во взаимоотношения с другими. Ответственность для них – неприятное и неудобное понятие, требующее соблюдения определенных условий, которые напоминают им о законе причинности и неприятных последствий и выводах с ними связанных. И возраст! Они находят различные причины, для того, чтобы уклониться от ответов на вопросы о возрасте, ссылаясь на выражение «мне столько лет,  на сколько я себя чувствую» и находят различные уловки, чтобы не отвечать на этот вопрос по существу.  Им кажется, что, уклоняясь от того, чтобы сказать правду о своем возрасте, они достигают иллюзии вечной молодости. Истерических личностей можно легко узнать и по манере одеваться. В одежде они стараются придерживаться юношеского стиля, прибегают к косметическим операциям и любым другим средствам, чтобы поддержать иллюзию молодости. Они пренебрегают заботами и волнениями, объясняя это тем, что они для них «непереносимы», а если уклониться нельзя, то ссылаются на болезнь и тем самым избавляются от хлопот и беспокойства.
     Подобным же образом истерические личности относятся к этическим нормам и морали. Они воспринимают мир пластично и гибко и возникающим на их жизненном пути ошибкам даяют произвольное толкование.
     Многие исследователи считают, что истерически организованные люди по темпераменту являются напряженными, гиперчувствительными и социофилическими личностями. Ребенок, который брыкается и пронзительно кричит, когда он фрустрирован, но вопит с ликованием, если им занимаются, вполне может иметь конституциональную предрасположенность к истерии. Фрейд утверждал, что чрезвычайно сильный аппетит может являться чертой человека, который станет истерическим. Эти люди жаждут орального удовлетворения, любви, внимания и эротической близости. Они требуют стимуляции, но их подавляет слишком большое ее количество, и в результате они переживаю мучительный дистресс.
    Иногда учеными высказывались предположения, что истерические люди, в силу своей конституции, больше зависят от функционирования правого полушарии мозга. Одним из оснований для подобных размышлений является тщательная  и плодотворная работа Шапиро (1965), посвященная изучению истерических личностей, в которой он высказывает мысль об истерическом когнитивном стиле, некоторые черты которого могут быть врожденными. Истерические личности действительно разительно отличаются от  других типов не только своим поведением, но и качеством своих мыслительных операций. В частности им свойственна импрессионистичность, глобальность и образность. Некоторые высокообразованные люди с истерической организацией личности являются необыкновенно креативными. Благодаря объединению данных аффективной и чувственной апперцепции с более линейными, логическими подходами к познанию, они порождают прекрасные образцы интеграции интеллектуального и художественного способа восприятия. Сальвадор Дали, например, обладал многими перечисленным выше истерическими чертами, если не сказать больше.

      Психологические защиты.

    Люди с истерической структурой личности используют такие формы защиты как отрицание, репрессия, actinq-out (отреагирование вовне), конверсия, диссоциация, перекладывание ответственности на внешние факторы, импрессионистское и обобщенной мышление, провокация и многие другие. Однако чаще всего они использую в качестве психологических защит подавление, сексуализацию и регрессию. Им действительно свойственно противофобическое отреагирование вовне, обычно связанное с озабоченностью вымышленной властью и опасностью, исходящими от противоположного пола.
    Фрейд рассматривал репрессию как центральный ментальный процесс при истерии. Феномен амнезии был ему настолько интересен, что это даже привело его к созданию целой теории структуры психики и того, как мы можем «забывать» вещи, которые на каких-то недостижимых уровнях  в то же время «знаем». Первые модели репрессии как активной силы, а не случайных провалов в памяти, были созданы Фрейдом под впечатлением от его работы с людьми, которые под гипнозом вспоминали и вновь переживали детские травмы, зачастую травмы инцеста, и в результате избавлялись от истерических симптомов. В своих самих ранних терапевтических попытках, сначала с применением гипнотического, а затем – негипнотического внушения, Фрейд прикладывал всю свою энергию к определению репрессии, приглашая пациентов расслабиться и убеждая их позволить своему сознанию быть открытым для воспоминаний. Он выяснил: когда травматические воспоминания возвращаются со своей первоначальной эмоциональной силой, истерические нарушения исчезают.
    Подавленные воспоминания и связанные с ними аффекты стали центральным объектом психоаналитического изучения. Высвобождение репрессированного представлялось основной психотерапевтической задачей. Даже в настоящее время большинство динамически ориентированных методов направлено на то. Чтобы докопаться до забытых воспоминаний и получить понимание реального прошлого, хотя большинство аналитиков признает. Что  реконструкция прошлого всегда приблизительна, и эта работа напоминает больше создание (заново)  правдоподобной истории, чем восстановление исторических фактов. Из-за неопределенного, основанного на впечатлениях характера познания многих истерических людей, создание взаимосвязанной и непротиворечивой истории их индивидуальной жизни имеет особый терапевтический эффект.
      В конце концов Фрейд убедился, что некоторые из «воспоминаний» истерических пациентов были фактически фантазиями, и его интерес сдвинулся с амнезии травм к репрессиям желаний, страхов, инфантильных теорий и болезненных аффектов. Он видел в Викторианском мифе об асексуальной природе женщин особенную опасность для психологического здоровья и считал, что женщины, воспитанные так, чтобы сдерживать свои эротические побуждения, подвергались риску истерии, поскольку такая сильная биологическая сила могла быть только отклонена, но не подавлена. Фрейд начал рассматривать некоторые расстройства истерических личностей как конверсии импульсов в телесные симптомы. Например, женщина, приученная отвергать сексуальную самостимуляцию как заслуживающую порицания, может потерять чувствительность и способность двигать рукой, которой она бы пыталась мастурбировать. Это явление, известное под названием «перчаточный паралич» или «перчаточная анестезия», когда поражается только кисть руки (оно не может быть неврологической природы, поскольку в любом случае паралич кисти охватывает всю руку) было нередким во времена Фрейда и требовало своего объяснения.
    Именно симптомы, подобные «перчаточному параличу», вдохновили Фрейда на рассмотрение истерических заболеваний как явлений, обеспечивающих первичную выгоду в разрешении конфликта между желанием и запретом, а также вторичную выгоду в форме заботы и интереса со стороны окружающих. Вторичная выгода компенсировала больному потерю сексуального внимания проявлением неэротического внимания к своему телу и его повреждению. С развитием структурной теории данная динамика была переосмыслена как конфликт между Ид и Супер-Эго.
    Фрейд также считал. Что такое решение было чрезвычайно неустойчивым, поскольку сексуальная энергия блокировалась, а не находила выражения или сублимирования, и он был склонен интерпретировать любые вспышки сексуального интереса как «возвращение подавленного». Репрессия может оказаться очень полезной защитой, но она хрупка и ненадежна, когда применяется против нормальных импульсов, которые продолжают стимулироваться и оказывают давление, требующее разрядки. Оригинальная трактовка Фрейдом высокой степени беспокойства, наблюдающейся у истериков, гласила, что невротики обращают запертую сексуальную энергию в диффузную нервозность.
     Данные формулировки Фрейдом истерических симптомов, как оказалось, очень полезны в том смысле, что легко могут интерполироваться на характерологический уровень. Люди, которые подавляют эротические побуждения и конфликты, кажущиеся опасными или неприемлемыми, обычно чувствуют себя сексуально неудовлетворенными и беспокойными. Их нормальные желания близости и любви усиливаются, как если бы они подпитывались неудовлетворенным сексуальным желанием. Они бывают очень сексуально провоцирующими  (возвращение подавленного), но при этом не осознают сексуального предложения, кроющегося в их поведении.  И действительно, они зачастую бывают шокированы, когда их действия воспринимаются как приглашение к сексуальному контакту. Более того, если они уступают такому неожиданному предложению (как они иногда и поступают как для того, чтобы умиротворить пугающий сексуальный объект, так и для того, чтобы смягчить чувство вины за последствия своего поведения), в этом случае они обычно не получают сексуального удовлетворения.
     В дополнение к этим взаимодействующим процессам регрессии и сексуализации, люди с истерической организацией прибегают к регрессии. Чувствуя незащищенность, опасность отвержения или сталкиваясь с затруднением, которое стимулирует подсознательное чувство вины и страха, они могут стать беспомощными и ребячливыми в попытке защититься от неприятностей, обезоруживая потенциальных обидчиков и людей, чьего отвержения они боятся.
    Подобно всем людям, находящимся в состоянии сильного беспокойства (Стокгольмский синдром), истерические личности с легкостью поддаются внушению. Если они  относительно высокофункциональны, то, прибегая к агрессии, бывают чрезвычайно обаятельными. В пограничном и психотическом диапазонах театральные пациенты могут становиться психически больными, привязчиво зависимыми или превращаться в нытиков. Регрессивный компонент истерического поведения был настолько распространен до недавнего времени в некоторых женских субкультурах, что наигранное онемение, девичьи смешки и излияние чувств по отношению к большим, сильным мужчинам считались нормальным поведением. В Х1Х веке его эквивалентом стали обмороки.
   Отреагирование вовне у истерических людей обычно имеет противофобическую природу: они стремятся к тому, чего бессознательно боятся. Сооблазнения при страхе перед сексом – только один пример. Они также склонны к эксгибиционистской демонстрации своего тела при том, что сами его стыдятся, стремятся находиться в центре внимания, в то время как субъективно чувствуют, что хуже других. Они часто бравируют и совершают героические поступки, бессознательно опасаясь агрессии, провоцируют лиц у власти, будучи напуганы их силой. Они очень театральны и артистичны, и эти черты у них формируются очень рано в ущерб другим, не менее важным чертам.
    Хотя противофобические отреагирования, очевидно, являются наиболее заметными из чисто поведенческих черт, связанных с феноменом истерии, - и именно они естественным образом привлекают внимание людей, - значение такого поведения также является важным для диагноза, а наиболее существенной внутренней характеристикой истерического стиля становится тревога.
    Поскольку люди с истерической структурой имеют избыток бессознательной тревоги, вины и стыда, и, возможно, также потому, что по темпераменту они перенапряжены и подвержены перестимуляции, они оказываются легко подавляемы. Переживания, переносимые для другого психологического  типа, могут оказаться травматическими для истериков. Следовательно, они часто прибегают к механизму диссоциации для уменьшения количества аффективно заряженной информации, с которой они должны одновременно иметь дело. Иллюстрацией тому могут послужить явления, которые французские психиатры Х1Х века назвали «очаровательное безразличие»
- своего рода странная минимизация тяжести ситуации или симптома; «ложные воспоминания» - уверенность при воспоминании того. чего не было на самом деле; «фантазийная псевдологика» - склонность рассказывать вопиющую ложь и при этом, по крайней мере, в процессе рассказа, верить в нее; состояние фуг; телесная память о травмирующих событиях, не вспоминаемых сознательно; диссоциированное поведение – неуемность в еде или приступы истерической ярости и т.д.

     Анамнез жизни.

     В соответствии с психоаналитическим опытом вероятность начала развития основ истерической структуры относится к периоду жизни ребенка между 4 и 6 годами. В этом возрасте ребенок, вырастая из младенческого периода, переходит к новым, важным шагам своего развития. В это время расширяются и обогащаются его способности и поведенческие возможности, перед ним ставятся новые задачи: он постепенно врастает в новый мир, где познает правила ролевого поведения, он получает первые навыки половой принадлежности и половой роли как девочка или мальчик, он предчувствует и предвосхищает будущее как поле для испытания и проверки своей миссии по отношению к другим. Это означает также, что его прежний магический мир желаний с представлениями о безграничных возможностях для их удовлетворения постепенно заменяется реальностью, которая обслуживает его потребности, а также ограничивает его собственную волю.
     Внутренний и внешний мир его переживаний расширяется и обогащается, включая в себя уже более значительные области, которые относятся к жизни взрослых. Это подразумевает требование  возрастающего благоразумия, ответственности и расчета. Короче говоря, ребенок в этот период во многих отношениях осознает реальность, свое положение в ней и свои предположения о ней, что имеет отношение к существованию взрослых.
    Для того, чтобы эти шаги развития были удачными, ребенок нуждается в убедительных примерах и образцах для их достижения. Он должен встретить в поведении взрослых нечто такое, к чему он стремится: мир взрослых должен быть для него достаточно привлекательным, чтобы воспринять правила и подражать образу жизни взрослых.
    Родители в этот период предъявляют новые требования: ребенок уже не малыш, созданный для них и неотделимый от них, а они не полубоги для него. Он – маленький человек, который критически, с возрастающим стремлением к знаниям, наблюдает за ними, спрашивает об обоснованности правил и запретов, соблюдение которых рассматривает как приобщения к обществу взрослых и требует за это любящего вознаграждения. Он хочет подвергнуть испытанию любовь к нему родителей и убедиться в том, что они его любят. Впервые ребенок обучается образцам специфичного для данного пола поведения и воспринимает это со всей серьезностью. Зрелость и понимание родителей очень нужны в этот период, когда ребенок нуждается в здоровом идеале, в поисках самого себя, в выработке самооценки и, наконец, в обретении идентификации.
     Истерическим личностям как раз в этот период недостает столь необходимого для их развития руководства и образцов для подражания. Когда ребенок переходит от младенчества к реальному восприятию жизни с отказом от прежнего поведения и безответственности в пользу ответственности и понимания необходимости, он это решает как совершенно новую для себя задачу знакомства с порядком в окружающем мире, который кажется ему осмысленным. В этот период родители должны помочь своему ребенку в его желании освоить этот новый для него мир, в котором дети хотят идентифицировать себя с родителями. Для этого они готовы отказаться от прежних форм детского поведения и свободы. Ребенок должен получать радость от переживания соответствующей возрасту половой  идентификации и от того, что он справился с новыми для него задачами, потому что гордость за это составляет основу образования здоровой самооценки.
   Однако не всегда родители понимают те задачи, которые стоят перед ними в воспитании здоровой личности. Есть семьи, которые характеризуются хаотичностью и неустойчивостью представлений и оценок относительно своего ребенка и его потребностей. Сегодня они его могут наказать, а завтра  за это же самое поведение могут поощрить. Некоторые родители продолжают общаться с ребенком как с малышом, не принимая его всерьез, относятся к нему без достаточной искренности, считая маленьким и глупым, а его вопросы воспринимают с пренебрежением, как не требующие четкого и вразумительного ответа. Или есть родители, которые допускают в присутствии ребенка грубые сцены и ссоры и полагающих, что он все равно ничего не понимает и зависит от них, и в то же время ожидающих, что он признает их поведение разумным. Таким образом, эта среда характеризуется хаотичностью, непонятностью, отсутствием руководящего начала и достойных примеров, в связи с чем ребенок растет при недостатке необходимых ориентиров и поддержки.
    Благоприятной средой для истерического развития может явиться и ситуация так называемой «золотой клетки». В такой среде делается акцент на внешнем благополучии, общественный престиж имеет для родителей большее значение, чем ребенок. Последнему внушается преклонение перед какой-либо значительной персоной, которая влияет на положение родителей в свете, и предлагается подражать ей. Он завидует школьным товарищам, потому что ему кажется, что у них «есть все». Он, кроме того, должен играть роль счастливого ребенка – иначе его сочтут неблагодарным. Ребенок придумывает или разыгрывает непонятные для других несчастья и одновременно высказывает высокомерие, стремясь привлечь к себе внимание и вызвать зависть.
    Если родители не могут служить примером для детей, то у них остается две возможности. Либо идентификация происходит вопреки родителям и их оценочным воззрениям, либо дети более не воспринимают родителей всерьез и чувствуют себя полностью покинутыми. Когда они взрослеют, то начинают считать, что родители в период их созревания отдавали предпочтение другим, и становятся в оппозицию к ним, стараясь стать их противоположностью.
   Тяжело переносит ребенок и ситуацию, когда родители как бы меняются своими половыми ролями – мать играет мужскую роль главы семьи, а отец становится «подкаблучником». Это может привести к тому, что дети не усваивают жестко установленные обществом половые роли и иногда меняют их вплоть до разрушения привычных форм женственности или мужественности. При этом ребенок лишен соответствующего образца для своей половой роли, что затрудняет его развитие, а позднее создает определенную проблематику в его установках по отношению к противоположному полу.
   Истерическому развитию способствуют также несчастливые браки родителей, особенно в случаях, когда в семье воспитывается один ребенок, и он является для одного из родителей своеобразной заменой партнера. Кроме того, что такого рода требования (замены партнера) чрезмерны, так как не соответствуют возрасту ребенка и требуют от него выполнения той роли, для которой он еще не созрел, это лишает ребенка непринужденности и естественности, свойственных детству, и может привести к раннему половому созреванию, что не соответствует возможностям его возраста.
     Другим последствием дисгармоничных отношений между родителями является навязывание ребенку несвойственной ему роли или функции, которая не соответствует его сущности и не дает ему ощущения истинной безопасности и уверенности в себе. Чаще всего это проявляется в том, что с ним обращаются как с маленьким ребенком, пренебрегая тем, что он уже повзрослел и имеет собственные, связанные с возрастом, интересы и потребности. Это вызывает в нем растерянность и служит источником снижения самооценки, так как он не выполняет того, чего от  него ожидают, и не понимает, чего от него требуют.
    Родители, не удовлетворенные своей жизнью, сложившейся не так, как им мечталось, способствуют истерическому развитию своих детей, используя их для достижения того, что не удалось им самим. Неспособные служить примером для ребенка и дать ему соответствующее направление, они настаивают на выполнение им роли, часто ему не свойственной. На этой основе возникают смешанные истеро-депрессивные личностные структуры.
     Нечто подобное происходит и тогда, когда ребенку навязывают роль «папочкиного или мамочкиного солнышка». Такой ребенок должен быть сияющим, радостным, своими поступками доставлять наслаждение родителям, за что его любят и восторгаются. Однако это любовь к фасаду, к внешнему обличью, которая позднее затруднит ребенку поиски самоидентификации. Такая «фасадная» роль  может стать второй натурой, которая, будучи пережитой и более как роль не востребованной, может привести к жизненному краху и тяжелой депрессии.
     Центральной проблемой истерических личностей является то, что у них нарушена самоидентификация. Либо они идентифицируются с образами своего детства, либо остаются в состоянии оппозиции или протеста, либо принимают навязанные им роли.
    Кроме описанной выше среды, благоприятствующей возникновению истерической личностной структуры, следует упомянуть также и о воздействии среды, связанной с насилием над личностью. Здесь истерическое развитие может быть проявлением протеста против закостенелости, навязывания своих мнений и привычек, подавляющих свойственную детскому и юношескому возрасту жизнерадостность. Такое же патогенное влияние на развитие личности ребенка оказывает противоположный описанному выше отказ от каких-либо ограничений в его деятельности, равносильный «выплескиванию ребенка вместе с водой из ванны», или же отрицание всего того, что делает ребенок, и всего того, что он желает получить от окружающих его людей, т.е. сознательное или подсознательное соревнование с ним.
    В историях людей с истерическими наклонностями почти всегда находятся события или отношения, которые приписывают неодинаковую силу и ценность мужскому и женскому полу. Обычной истерогенной ситуацией является семья, где маленькая девочка мучительно сознает, что один или оба родители значительно больше расположены к ее брату, или если чувствует, что родители хотели, чтобы она была мальчиком. Или же маленькая девочка может заметить, что ее отец и другие члены семьи мужского пола обладают значительно большей властью, чем мать, она сама и ее сестры.
    Когда этому ребенку оказывают позитивное внимание, оно распространяется только на поверхностные, внешние атрибуты, на ее внешний вид и хорошее поведение, на инфантильные черты. Если на братьев обращается отрицательное внимание, их предполагаемые недостатки приравниваются к проявлению женских черт: «Ты ведешь себя, как девчонка!». По мере того, как девочка становится старше и более зрелой физически, она замечает, что отец отстраняется от нее и кажется неудовлетворенным ее развивающейся сексуальностью. Она ощущает себя глубоко отвергаемой по причине своего пола и в то же время чувствует, что женственность обладает странной властью над мужчинами.
   Очень часто учеными отмечалось, что отцы многих театральных женщин были одновременно личностями и внушающими страх, и соблазнительными. Мужчины могут недооценивать то, какими устрашающими они могут казаться маленьким детям особенно женского пола: мужские тела, лица и голоса у них грубее, чем у маленьких мальчиков, девочек и матерей, и требуется некоторое время, чтобы к ним привыкнуть. Раздраженный отец кажется исключительно устрашающим, и, возможно, особенно для чувствительных детей женского пола.  Если у мужчины бывают приступы гнева, грубого критицизма, беспорядочного поведения или, особенно, инцестное поведение, что встречается довольно часто, он может внушать ужас. Любящий и пугающий маленькую девочку отец создает своеобразный конфликт притяжения-отталкивания. Он является возбуждающим, но внушающим страх объектом. Если кажется, что он доминирует над своей женой, например, в патриархальных семьях, Этот эффект увеличивается. Его дочь сделает вывод, что люди ее  пола ценятся меньше, особенно если дни восхитительного детства уже прошли, и что к людям одного с ее отцом пола следует подходить осторожно.
    Таким образом, в формировании истерической структуры личности вносит свой вклад ощущение проблематичности чьей-либо сексуальной идентичности. Некоторые маленькие мальчики, выросшие при «матриархате», где их принадлежность к мужскому полу была опорочена, развиваются в истерическом направлении, несмотря на преимущество, традиционно отдаваемое мужчинам в целом.   Например, существует небольшая, но легко идентифицируемая подгруппа гомосексуалистов, которые подходят под критерии театральной личности, в чьих семьях и была такая описываемая динамика. Наиболее частое распространение истерии среди женщин, ученые объясняют двумя факторами: 1) мужчины в целом обладают большей властью в обществе, чем женщины, и ни один ребенок не может не заметить этого; 2) мужчины принимают меньшее непосредственное участие в заботе о младенцах, и это делает их более привлекательными, легко подходящими для идеализации «другими».
    Для женщины результатом воспитания, которое преувеличивает наиболее примитивные стереотипы культуры относительно взаимоотношения полов (мужчины сильны, но нарциссичны и опасны; женщины мягки и радушны, но слабы и беспомощны), является стремление к поиску безопасности и самоуважения посредством привязанности к мужчинам, которых она считает особенно сильными. Женщина может использовать для этого вою сексуальность и затем обнаружить, что не имеет удовлетворительного сексуального ответа на физическую близость с таким человеком. Она может также, поскольку предполагаемая сила ужасает ее, попытаться пробудить более нежные  стороны мужчины-партнера и затем бессознательно обесценить его как недостаточно мужественного (мягкого, женоподобного, слабого). Некоторые истерически организованные люди – как мужчины, так и женщины – таким образом проходят через повторяющиеся круги замешанной на половой принадлежности переоценки и разочарования, где сила сексуализируется, но сексуальное удовлетворение любопытным образом отсутствует или является эфемерным.

    Объектные отношения.

    Объектные отношения истерической личности так или иначе достаточно широко представлены в анамнезе ее жизни. Но они не ограничиваются только отношением с родителями. Рано или поздно ребенок вырастает, уходит из семьи и уже на другом уровне выстраивает свои объектные отношения с другими людьми. Нам кажется, что наиболее красочно истерическая личность проявляется в любви, поэтому именно этим взаимоотношениям мы и уделим большее внимание.
    В любых объектных отношениях истерической личности самым важным для нее является любовь. Они любят любовь – родителей, друзей, сексуальных партнеров, посторонних людей, начальников, учителей и т.д. Они любят все, что может способствовать повышению их самооценки – упоение, экстаз, страсть и любовь воспринимается ими как вершина их переживаний. Их влечет к безграничным любовным переживаниям, однако не форме самоотдачи, как это бывает у депрессивных личностей, а в плане распространения, удовлетворения и расширения своего «Я». В связи с этим любовные отношения истерических личностей характеризуются интенсивностью, страстностью и требовательностью. Они  ищут в любви прежде всего подтверждения своего «Я», им нравится упоение и опьянение, которое им дает партнер, они ожидают в связи с любовными отношениями кульминации своей жизни. Для них эротическая атмосфера  - это нечто само собой разумеющееся, они прибегают к различным способам очарования и соблазнения, часто являясь истинными мастерами эротики – от флирта и кокетства до овладения искусством обольщения во всех нюансах.  Истерики, как правило, считают, что партнер должен поддерживать в них чувство собственной любовной привлекательности. Они обладают большой силой внушения, от которой трудно уклониться. В сознании своих достоинств и своей привлекательности они принуждают партнера поверить в это.
    При установлении такого рода объектных отношений для них важна прежде всего сила желания. Эти люди берут крепость штурмом, не затягивая осаду, по принципу «пришел, увидел, победил». Они легко вступаю в контакт с людьми, особенно противоположного пола и связь для них не бывает скучной и тягостной. Они любят любовь больше, чем партнера.
    Им нравится блеск и роскошь, праздники и торжества, они готовы их устраивать по любому поводу, находясь при этом в центре внимания с помощью своего обаяния, темперамента, непосредственности и экстравагантности. Они считают смертельным грехом, если партнер не нашел в них любовные качества или не оценил их – такое они переносят с трудом и часто не могут простить. Скука для них смертельно непереносима, они всегда скучают, оставаясь наедине с собой. Они стремятся к наслаждениям, склонны к фантазированию и… часто проигрывают. К верности, по крайней мере собственной, они относятся пренебрежительно. Тайная запретная любовь для них особенно привлекательна, так как дает простор для романтических фантазий.
    В их сексуальности имеются затруднительные обстоятельства, о которых уже упоминалось выше: эротическая игра, нежные любовные прелюдии для них гораздо важней, чем удовлетворение сексуальных желаний. Если здоровые установки относительно собственной половой принадлежности и противоположного пола не реализуются, у истерических личностей легко возникает нарушение любовных способностей вплоть до фригидности и нарушений половой потенции. Оба пола рассматривают секс скорее как цель, достижение которой повышает самооценку, и как испытание силы воздействия своих желаний на партнера.
    Истерики нуждаются в партнере, как в зеркале, отражающее их способность возбуждать любовь и подтверждать свою самоценность. Они легко поддаются лести, в которую охотно верят. Они нуждаются в партнере, прежде всего для того, чтобы заручиться его подтверждением их обаяния, красоты, ценности и привлекательности. В связи с этим они склонны к нарциссическому выбору партнера, однако не в связи с боязнью всех других лиц противоположного пола, а потому, что в партнере надеются найти собственное подобие, в котором вновь обретают и любят самих себя.
    Нередко истерические личности обоих полов находят для себя невзрачных и малозаметных партнеров, чтобы возвыситься на их фоне и быть объектом их безусловного обожания, по такому же принципу они выбирают и друзей. Если партнер перестает по каким-то причинам удовлетворять их амбиции и потребности, они легко находят другого, который мог бы играть возложенную на него истерической личностью роль. Для партнерских отношений истерических личностей характерны частые разрывы и примирения, но в конце концов они требуют возмещения за свое разочарование  и в новых связях являются чрезмерно требовательными, что становится источником неудач и провалов.
    Любовная жизнь истерических личностей осложняется еще и тем обстоятельством, что они, будучи фиксированными на своей первой связи с персоной противоположного пола, не могут полностью отрешиться от идентификации с ней. В этом отношении истерики остаются на той стадии развития ребенка, соответствующей 4-5 годам, когда он идентифицируется с полученными ранее впечатлениями и вырабатывает первоначальные предформы своих представлений о своем противоположном поле. Принципиально здесь имеются следующие возможности: повторпяется детское почитание или идеализация родителя противоположного пола или брата (сестры) по отношению к партнеру, от которого ждут воплощения «мечты о мужчине» («мечты о женщине»), или пережитые ранее разочарование, страх и ненависть, вызванные непереработанными детскими впечатлениями о личности, осуществлявший уход за ребенком, как негативный опыт переносится на партнера. В этом случае к партнеру относятся с предубеждением и с самого начала связи ожидают, что она будет тягостной. Происходит проецирования первоначального образа матери или отца на партнера и установка на этот первоначальный образ, независимо от того, какую, собственно, роль играет партнер, т.е. происходит застревание на давнишней роли «сыночка» или «доченьки».
    У разочарованного матерью сына может развиться женоненавистничество, он мстит своим партнершам за перенесенное разочарование, уподобляясь Дон Жуану, обольщавшему и покидавшему затем женщин, нанося им ту же боль, какую ему причинила мать. Разочарованные отцом дочери мстят таким же образом мужчинам: у них развивается мужененавистничество или ложное представление о женской эмансипации – они не только стремятся к реализации равных с мужчинами прав и повышению собственной значимости,  но требуют  этого равенства из соображений мести, занимая при этом чисто женскую позицию. Или же они отшвыривают от себя мужчин, рассматривая контакт с ними как встречу с нелюбящим, отвергающим их отцом. Некоторые из них привлекают мужчин только своей сексуальностью, избирая различные формы соблазнения, и при этом используют и унижают мужчин, опуская их «ниже плинтуса». Близки к этому типу и те женщины, которые предъявляют мужчине чрезмерные физические, психологические и материальные требования, используя, изматывая и лишая их силы и власти, как бы «кастрируя» их и унижая их мужское достоинство. В конце концов разочарованность противоположным полом или страх перед ним приводит к гомосексуализму.
     Связь с первым впечатлением от персоны противоположного пола, осуществляющий уход за ребенком, является общечеловеческим феноменом, который французы выразили следующим образом: «мы всегда возвращаемся к своей первой любви».
    Примеры зависимости от личности, осуществляющий уход за ребенком в раннем детстве, от их «семейного романа» столь известны, что истерические личности нередко попадают в ситуацию «треугольной» зависимости, в которой подсознательно повторяется их положение между двумя родителями и которая нередко встречается в качестве основы структурирования личности в семье с единственным ребенком. Им кажется, что, находясь в таком «треугольнике», они брошены на волю рока и часто, ссылаясь на «судьбу», говорят о том, что их постоянно толкает на такие отношения, что все мужчины или женщины, которые им встречались, уже связаны с другими. На самом деле, в поисках партнера, связанного с другим, зная о том, что он не свободен, истерические личности как бы возобновляют давнишнее соперничество с матерью или отцом. Они фиксированы на том, чтобы увести избранника от другого, вступая с покинутым в соперничающие отношения, и всячески стремятся его уколоть, одновременно требуя от любовника серьезности, ответственности и проявления бурной радости от новой связи.
    При выборе партнера для них важно его положение, возможности, титул и другие внешние атрибуты, характеризующие его ценность и значимость, и в этом они остаются детьми.
    Склонность истерических личностей проецировать вовне свои собственные недостатки вызывает, естественно много проблем в партнерских отношениях. Истерические личности могут использовать много вариантов упреков и находят множество причин, чтобы обвинить партнера, предъявляя при этом тенденциозные обвинения, искажая факты, пользуясь клеветой и интригами. Они предпочитают избирать для себя партнеров с депрессивным развитием, которые проявляют готовность и в дальнейшем выполнять их повышенные требования, потому что люди с другой структурой личности редко удерживаются надолго рядом с ними. 

    Собственное «Я» .

   Главное ощущение себя при истерии – чувство маленького, пугливого и дефективного ребенка, преодолевающего трудности так хорошо, как только и можно ожидать в мире, где доминируют сильные и чужие другие.  Хотя люди с истерическим складом личности нередко выступают как контролирующие и манипулирующие, их субъективное психологическое состояние совершенно противоположно.   Манипулирование, производимое индивидами с истерической структурой, находятся в заметном контрасте с маневрированием психопатических людей и безусловно вторично по отношению к их основному стремлению к безопасности и принятию. Их управление другими включает попытки достичь островка безопасности посреди пугающего мира, сделать устойчивым чувство самоуважения, овладеть вызывающей беспокойство ситуацией, активно инициируя ее, выразить бессознательную враждебность или некоторую комбинацию этих мотивов. Они обычно не ищут удовольствия в том, чтобы превзойти кого-либо.
    Самоуважение истерических людей часто зависит от их периодического достижения ощущения того, что они обладают таким же статусом и силой, как и люди противоположного пола. Привязанность к идеализированному объекту – особенно возможность быть с ним на виду – создает нечто подобное производному самоуважению, так как они считают, что могущественный человек рядом с ними является частью их самих. Сексуальные отреагирования могут быть подогреты бессознательными фантазиями, что быть пенетрированной (от англ. – пенетрация -проникновения) сильным мужчиной – значит каким-то образом присвоить его милу.
    Другим способом самоуважения для людей с истерической организацией личности является спасение других. Они могут проявлять заботу о своем внутреннем испуганном ребенке посредством обращения, оказывая помощь ребенку, которому угрожает опасность. Или овладевают своими страхами перед авторитетами противофобически и начинают изменять им или лечить тех, кто сегодня заменяет пугающе-восхищающие объекты детства. Феномен доброй, отзывчивой женщины, влюбляющейся в хищного, разрушительного мужчину в надежде «спасти» его, озадачивает, но знаком многим родителям, учителям и друзьям молодых истеричных женщин.
    В образах сновидений истерических мужчин и женщин нередко можно найти символы, представляющие обладание, соответственно секретной маткой или пенисом. Истерически организованные женщины склонны рассматривать любую силу, которой они обладают благодаря естественной агрессии, скорее как представляющую их «мужскую» сторону, чем интегрированную часть своей половой идентичности. Неспособность чувствовать силу в женственности создает для истерически организованных женщин неразрешимую самовозобновляющуюся проблему.
   Представление, что другой  пол обладает преимуществом, создает бросающуюся в глаза парадоксальность женщин с истерической структурой личности: несмотря на бессознательное ощущение того обстоятельства, что сила неотрывна от маскулинности, их Я-репрезентация непоколебимо женская.   Поскольку они считают, что единственным потенциалом женственности является их сексуальная привлекательность, эти пациентки могут быть чересчур обеспокоены тем, как они выглядят, и сильнее других людей боятся старения.
    Склонность к тщеславию и соблазнению у истерических людей, хотя и составляют нарциссическую защиту в том смысле, что эти отношения служат для получения и поддержания самоуважения, отличается в смысле поведения от подобного процесса у людей с по сути нарциссической структурой личности. Люди с истерической структурой не бывают внутренне индифферентными и пустыми. Они умеют очаровывать людей, так как боятся вторжения эксплуатации и отвержения. Когда у них нет этих причин для беспокойства, они искренне радушны и приветливы. У более здоровых истерических людей любовные аспекты их личности заметным образом конфликтуют с их защитными и иногда разрушительными наклонностями.
    Поведение истерических людей, направленное на привлечение внимания, имеет бессознательное значение попытки подтверждения того обстоятельства, что их принимают – особенно если ценится их пол, в противоположность детскому опыту. Истерически организованные индивиды имеют тенденцию в бессознательном чувствовать себя кастрированными. Выставляя  напоказ свое тело, они могут обращать пассивное ощущение телесной неполноценности в активное чувство силы в области телесности.  Таким образом, их эксгибиционизм имеет противодепрессивную направленность.
    Аналогично можно понять и объяснить ассоциированную с истерией поверхностность чувств. Правда, когда такие люди выражают свои чувства. он нередко выражают драматизированные, неаутентичные, преувеличенные качества. Это, однако, не означает, что они  на самом деле не испытывают эмоций, о которых говорят. Их поверхностность и очевидная наигранность проистекают из чрезвычайной обеспокоенности тем, что случится, если они  опромечтиво выразят себя перед тем. Кого считают сильным. Так как их в свое время обесценивали и инфантилизировали, они не ждут уважительного внимания к своим чувствам. Эти люди преувеличивают эмоции, чтобы избавиться от тревоги и убедить самих себя и других в своем праве на самовыражение. Однако в атмосфере абсолютного уважения истерическая личность будет способна адекватно выражать свои чувства и адекватно их объяснять.

     Перенос.

     Перенос первоначально был обнаружен с пациентами, чьи жалобы относились к сфере истерии, и не случайно он был заметен именно с ними. Вся концепция истерии Фрейда вращается вокруг следующего наблюдения: то, что не помнится сознательно, остается активным в области бессознательного, находя выражение в симптомах, отреагированиях вовне и повторных переживаниях ранних сценариев. Настоящее неправильно понимается как содержащее предшествующие опасности и обиды из прошлого, отчасти потому, что истерические люди слишком тревожны, чтобы принять противоречивую информацию.
    В дополнение к этим факторам истерические люди сильно ориентированы на объекты и эмоционально выразительны. Они с большей охотой, чем другие типы, обсуждают свое поведение с людьми вообще и с терапевтом в частности. Вероятно, это происходит потому, что комбинация истерической пациентки и мужчины-терапевта пробуждает центральный конфликт клиентки. Фрейд поначалу был совершенно обескуражен, что в то время, как он пытается предстать перед истерическим пациентом как доброжелательный врач, те упорно продолжали видеть в нем провоцирующего своим присутствием мужчину, с которым они страдали, боролись и иногда влюблялись.
    Поскольку истерическая личность – это психологический тип, для которого вопросы, связанные с полом, доминируют в том аспекте, как пациент видит мир, природа первоначального переноса будет меняться в зависимости от  пола и пациента, и терапевта. С мужчиной-терапевтом клиенты-женщины обычно чувствуют себя возбужденными, испуганными и защитно-сооблазнительными. С женщиной-терапевтом они часто слегка враждебны и конкурентны. И с обоими – чем-то напоминают детей. Пациенты-мужчины также психологически зависимы от выработанного ими взгляда на половые различия, но их перенос будет изменяться в зависимости от того, кто в их внутренней космологии обладает большей властью – материнская или же отцовская фигура. Большинство истеричных клиентов склонны к сотрудничеству и ценят интерес терапевта. Истероидных людей пограничного и психотического уровня бывает трудно лечить, так как они отреагируют очень разрушительно и чувствуют сильную угрозу со стороны терапевтических отношений.
     Однако даже истерические клиенты высокого функционального уровня могут иметь переносы такой интенсивности, что становятся почти не отличимы от психотиков. Сильные переносы изматывают как терапевта, так и пациента, но с ними можно эффективно работать посредством интерпретации. Терапевты, чувствующие себя уверенно в своей роли, найдут в этом не препятствие для лечения, а, скорее, средство исцеления.  Если истерические пациенты слишком испуганы, чтобы допустить такие пылкие реакции  в присутствии терапевта, они могут отреагировать вовне с объектами, являющимися его очевидными замещениями.
    Иногда перенос у человека с истерическим характером может стать болезненно интенсивным, прежде чем он почувствует достаточное доверие к терапевту, чтобы выносить его. Истеричные люди могут убегать, особенно в первые месяцы лечения, иногда рационализируя свой поступок, иногда сознавая, что именно сила их собственного влечения, страха или ненависти и та тревога, которую она вызывает, отпугивает их.  Даже при том, что пугающие реакции обычно сосуществуют наряду с теплыми чувствами, они могут причинять слишком сильное беспокойство, чтобы их можно было терпеть.
    Некоторые терапевты уходят в отставку, потому что их пациенты были настолько поглощены завоеванием любви терапевта, что не могли получить пользу от терапии. В таких случаях, в особенности, если перенос бывает эго-дистонным, замена терапевта на другого может дать хорошие результаты.

     Контрперенос.

     Контрперенос с истерическими клиентами может включать в себя как защитное дистанцирование, так и инфантилизацию. Терапевтическая пара, в которой эти возможности создают больше всего проблем, это терапевт-мужчина (особенно если он обладает в целом нарциссической личностью) и пациент-женщина. Терапевту очень трудно бывает выслушивать то, что кажется псевдоаффектами истерических личностей. Свойство этих хронически тревожных пациентов драматизировать все, что связано с собой, располагает к насмешкам. Однако большинство истерически организованных людей чрезмерно чувствительны к межличностным намекам, и отношение снисходительной насмешки больно ранит их, если даже им удается удержать неуважение терапевта вне осознания.
    Прежде чем стало политически некорректным открыто и эго-синтонно  говорить о своем пренебрежении к женщинам, нередко можно было услышать, как (мужчины)  терапевты в разговорах один на один сочувствовали друг другу по поводу своих раздражающих истерических пациенток. Женщины-профессионалы в ходе таких разговоров обычно обмениваются мученическими взглядами и молчаливо молятся или благодарят судьбу, что им не приходится лечиться у людей, которые говорят такие вещи о людях, которым надеются помочь.
     Связанной с этой более снисходительной и враждебной реакцией на театральных или истерических женщин оказывается намерение обращаться с ними, как с маленькими девочками. И снова, поскольку регрессия – главное оружие в истерическом арсенале, этого и следовало ожидать. Однако очень многие терапевты поддаются влиянию и обаянию истериков и разыгрывают перед ними всемогущество. Привлекательность игры в Большого Папу беззащитной и благодарной малышки, очевидно, очень велика. Они не могут удержаться от своего побуждения дать им совет, похвалить, подбодрить, утешить, несмотря на то, что подтекстом всех этих сообщений является предположение, что она чересчур слаба, чтобы позаботиться о себе самой и развивать свою способность оказывать себе поддержку и обеспечивать собственный комфорт.
    Поскольку регрессия у большинства театральных людей носит защитный характер – защищает их от чувства страха и вины, сопутствующих принятию на себя взрослой ответственности, - ее не следует путать с искренней беззащитностью. Быть испуганным и быть некомпетентным – не одно и то же. Проблема слишком сочувственного и потакающего отношения к истерическим людям, даже если в таком отношении не ощущается враждебной снисходительности, заключается в том, что самопринижающая концепция клиента будет усилена. Позиция родительской снисходительности является столь же оскорбительной, как и высмеивание «манипулятивности» пациента.
    Стоит также обратить внимание на искушения в контрпереносе поддаться соблазну пациента. И снова это в большей степени угрожает терапевтам-мужчинам, чем терапевтам-женщинам, как было отмечено во всех имеющихся на сегодня исследованиях сексуальных злоупотреблений по отношению к клиентам.
    Женщины. Занимающиеся лечением истерических пациентов, даже очень соблазнительных гетеросексуальных мужчин, защищены интернализированными социальными конвенциями, в силу которых пара зависимый мужчина –авторитетная женщина с трудом поддается эротизации. Однако принятие культурой феномена притяжения более старшего или более сильного мужчины к более  молодой и более нуждающейся в поддержке женщине, находящее психодинамические корни в страхе мужчины перед поглощением женщиной, который смягчается этой парадигмой, оставляет мужчин более уязвимыми перед сексуальным искушением в ходе терапии.
    Следствие теории и уроки практики наглядно показывают, что с ексуальные контакты с пациентами имеют разрушительные последствия. То, что нужно истерическим клиентам (а это как раз противоположно тому, что они считают необходимым для себя, когда в ходе терапии активизируется их центральный конфликт), так это опыт мощных желаний, не эксплуатируемых объектом, на который они обращены. Попытка и провал соблазнения кого-либо ведет к глубокой трансформации театральных людей, поскольку – зачастую, впервые в жизни – они узнают, что авторитетные лица могут предложить им помощь, не используя их при этом, и прямое проявление собственной автономии более эффективно, чем защитные, сексуализированные ее извращения.

     Терапевтические рекомендации.

1.Установление первоначального рабочего союза и формулирование ответственности обеих сторон в ходе терапевтического контакта.
2. Стандартное психоаналитическое лечение: спокойствие терапевта, недирективность, интерпретация процесса, а не содержание и анализ защит, анализ переноса.
3. Предусмотрение терапевтом любых искушений. Которые могут возникнуть в процессе терапевтической работы.
4. Не навязчиво теплое поведение терапевта и ьеспристрастное избегание самораскрытия.
5. Тактичная интерпретация чувств, разочарований, желаний и страхов – по мере их появления.
6. Дать возможность клиенту придти к собственному пониманию его проблемы.
7. Обуздывать нарциссическое стремление быть оцененным за оказанное содействие.
8. Содействовать уверенности пациента в собственной способности решать за самого себя и принимать взрослые ответственные решения.
9. Низкофункциональных истерических пациентов предупреждать о сильных негативных реакциях на терапевта и подталкивать к открытому обсуждению.
10. Строгое соблюдение профессиональных границ.
























                *** Диссоциативные личности и их психологические         
                защиты.

Диссоциативные личности в психологической и психоаналитической литературе  не рассматривались как отдельный тип структуры характера. В психиатрии рассматривались обычно диссоциативные расстройства. Диссоциацией называется группа расстройств, характеризующихся внезапным временным нарушением осознания подлинности своего «Я» или своих воспоминаний, идей, чувств, восприятий. В результате часть этих психических функций утрачивается.
    Зигмунд Фрейд впервые обосновал диссоциацию как активный процесс психологической защиты, в ходе которого из сознания вытесняются угрожающие и психотравмирующие знания или эмоции.
    Диссоциация возникает время от времени у всех. Например, после приезда домой с работы человек осознает, что не может вспомнить дороги, поскольку был погружен в свои мысли или увлекся радиопередачей. Во время гипноза может произойти диссоциация физической боли. Однако другие формы диссоциации нарушают самоидентификацию и препятствуют воспоминаниям о событиях собственной жизни.
    К диссоциативным расстройствам медики относят амнезию, диссоциативную фугу, деперсонализационное расстройство и группу менее четко определяемых состояний, которые психиатры называют диссоциативным расстройством без дальнейшего уточнения диагноза. Диссоциативным расстройствам обычно способствует тяжелый стресс. Он может быть связан с участием в психотравмирующем событии, например, аварии, катастрофе. В других случаях человек переживает настолько тяжелый внутренний конфликт, что его разум вынужден отделить неприемлемые эмоции или информацию из сознания.
    Диссоциативная амнезия –неспособность вспомнить важные события собственной жизни, обычно психотравмирующего или стрессового характера, которая достигает столь высокой степени выраженности, что ее невозможно объяснить простой забывчивостью. Обычно забываются самые необходимые сведения из прошлого опыта или факты биографии.  Человек не помнит, кто он есть на самом деле, чем занимался, куда шел, с кем говорил, что говорил, думал, чувствовал и многое другое. Иногда информация, хотя и забытая, продолжает воздействовать на поведение. Распространенность диссоциативной амнезии, особенно часто встречающаяся в последние годы, точно неизвестна, но это состояние чаще встречается среди молодых людей, преимущественно мужского пола, которые пережили войну, несчастный случай или природную катастрофу. Медиками описано много случаев амнезии сексуального насилия в детстве, которое вспоминается уже в зрелом возрасте. Амнезия может возникнуть также и после психотравмирующей  ситуации. Восстановление памяти возможно как в результате лечения, так и после переживания последующих событий или получении значимой информации. Тем не менее остается неясным, отражают ли такие воспоминания реальные события прошлой жизни человека. Есть свидетельства как в пользу, так и против такого предположения.
    Диссоциативная фуга – расстройство, при котором у человека возникают эпизоды внезапного, неожиданного ухода из дома или совершения поездки в состоянии, соответствующем диссоциативной амнезии. Иногда человек может симулировать такое состояние для того, чтобы избежать ответственности за свои поступки. Но обычно он теряет представление о том, кто он такой, и обычно оставляет свои обычные занятия дом, работу. Человек в таком состоянии может далеко уехать и вновь устроиться на работу под другим именем и фамилией, не осознавая изменений, произошедших в его жизни. Фуга может продолжаться от нескольких часов до дней и месяцев. Человек может выглядеть совершенно нормально, не привлекая к себе внимания. Однако в определенный момент он начинает осознавать, что забыл что-то важное, или думать о том, кто же он на самом деле. Диссоциативная фуга редко распознается в период ее развития, диагноз обычно ставится ретроспективно при расспросе об обстоятельствах, предшествовавших уходу из дому, совершения путешествия и «начала» новой жизни. Если диссоциативные фуги повторяются неоднократно, обычно ставится диагноз расстройство множественной личности. Расстройство множественной личности представляет собой состояние, ранее называвшегося «раздвоением личности», представляет собой состояние, когда человек попеременно ощущает себя то одной, то другой личностью. Поведение при этом определяется тем, какая из этих личностей доминирует. Облик оригинальной личности полностью исчезает из памяти в тот период, когда доминирует другая.
    Одной из первых, кто подробно описал такой тип личности с точки зрения психологии, а не только психиатрии, является Нэнси Мак-Вильямс, поэтому на ее представления в основном мы и будем ориентироваться.
    В ХХ веке, примерно до 1980-х годов, расстройство в виде множественной личности и родственные ему структуры психики, базирующиеся на диссоциации, считались настолько редкими, что исключались из рассмотрения в ряду личностных типов расстройств. Однако стало совершенно ясно, что многие люди часто диссоциируют и некоторые делают это настолько регулярно, что можно говорить о диссоциации как об их главном механизме функционирования в условиях стресса или дистресса. Если бы множественная личность не была  «патологией утаивания», при которой пациент нередко не сознает существования других личностей и при котором доверие настолько проблематично, что даже части собственного «Я», знающие о диссоциации, очень неохотно разглашают свой секрет, то ученые-практики давно знали бы, как идентифицировать и помогать диссоциативным пациентам.
    Фактически, некоторые люди знали об этом давно. Обратной стороной того, что Фрейд рассматривал скорее проблемы созревания, чем травматизации, и репрессии, чем диссоциации, стало отдаление от ученых прекрасных образцов диссоциации, которые были описаны в конце Х1Х века. П.Жане, например, объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовское предпочтение репрессии в качестве главного объяснительного принципа. В Америке У.Джемс и А.Бине серьезно интересовались диссоциацией, С.Росс и Ф.Путнам посвятили свои работы захватывающей истории данного феномена и разнообразным этиологическим соображением по этому поводу.
    Терапевты, работавшие с диссоциативными клиентами, рассматривают множественность личности не как причудливую абберацию (отклонение от истины, заблуждение), а как вполне понятную особого рода адаптацию индивида к его собственной истории – или синдром хронического посттравматического  стресса, происходящего из детства. В этом отношении диссотиативная личность не отличается качественно от других типов структуры характера или патологии. По причине подробно описанных различий между диссоциированными состояниями собственного «Я» у индивидов, страдающих множественностью личности, это состояние воспринимается как своего рода сенсация (существовало опасение, что «ярлык» множественной личности придает этому состоянию некоторую сенсационность, подразумевая существования других личностей, поэтому американские врачи предложили переименовать Рассстройство по типу множественной личности в Нарушение в виде диссоциированной идентичности).   Такие различия (субъективный возраст, сексуальная ориентация или предпочтения, системные заболевания, аллергии, ношение очков, электроэнцефалографическая картина, использование правой или левой руки, - в том числе при письме, - различные зависимости и языковые возможности) настолько впечатляющи, что люди считают нарушение в виде множественной личности наиболее экзотической душевной болезнью из всех, о которых раньше слышали. То же происходит и со многими терапевтами. Ни одно из описанных нарушений не вызывает столько споров по поводу того, существует ли оно само по себе или является ятрогенной, как множественная личность.
    В данном контексте термин «множественная личность», не такой уж неподходящий – так считает Н.Мак-Вильямс. Исследование диссоциативных состояний и гипноза обнаруживают замечательные способности человеческого организма и ставит захватывающие вопросы о сознании, функционировании мозга, интегративных и дисинтегративных ментальных процессах и скрытых возможностях. Однако клиницисты знают, что любой их диссоциативный пациент в большинстве отношений является обыкновенным человеком – одним человеком со своим субъективным опытом различных «Я», чьи страдания совершенно реальны.

    Влечения.
    Данных о четко выраженных влечениях этого типа личности нет. Однако можно предположить, что влечения диссоциативных личностей во многом зависит от того, на каком уровне своего функционирования они находятся, и какая личность в данный момент  является доминирующей.

    Аффекты.

    Люди с диссоциативным расстройством могут испытывать целый комплекс аффективных переживаний, которые напоминают другие психические состояния, связанные с другими психическими расстройствами: тревожные расстройства, расстройства личности, сниженный или , наоборот, чрезмерно повышенный фон настроения, шизофрению, судорожные состояния. У ряда такого типа людей наблюдаются симптомы депрессии, тревоги, которые сопровождаются нарушением дыхания, тахикардией, сердцебиением. Среди этого типа людей многие страдают различными фобиями, что только усугубляют их аффективное состояние, приступы паники, посттравматическое стрессовое расстройство и симптомы, похожие  на соматические заболевания. Иногда у таких людей появляются суицидальные мысли на фоне депрессивных мыслей и чувств, попытки и демонстрации самоповреждения. Некоторые из диссоциативных личностей могут злоупотреблять алкоголем в тот или иной период жизни. Переход «от личности к личности»  и отсутствие контроля над поведением своих альтернативных личностей часто делают жизнь человека беспорядочной в эмоциональном и поведенческом плане. Поскольку «личности» внутри человека часто общаются между собой, человек жалуется, что слышит внутренние голоса и разговоры других личностей, которые принуждают его испытывать несвойственные чувства любви или ненависти, страха или героизма.
     Диссоциативные личности часто могут слышать от окружающих, что они делали что-либо, о чем не помнят. Другие могут отдавать себе отчет в происходивших изменениях эмоций и поведения, но не в состоянии их воспроизвести. Они способны обнаруживать предметы, изделия или написанные ими тексты, происхождения которых они не могут объяснить, поэтому переживают чувство неловкости и растерянности. Они частот не помнят событий не только раннего, но и более позднего детства и затрудняются рассказать. Что их в тот период радовало или огорчало.
    Главнейшими среди эмоций, которые провоцируют диссоциацию в травматической ситуации, является предсмертный ужас и агрессия. Это же можно сказать и про ярость, возбуждение, стыд и вину. Чем больше многочисленных и конфликтующих эмоциональных состояний активизируется, тем труднее ассимилировать переживание без диссоциации. Телесные состояния, которые могут провоцировать транс, включают в себя непереносимую боль и смущающее сексуальное возбуждение.  Можно стать множественной личностью и в отсутствие ранней сексуальной травмы или насилия со стороны того, кто осуществляет заботу (например, вследствие повторных катастроф в контексте войны или преследования). Эмпирические исследования выявляли эти события (сексуальное насилие со стороны того, кто осуществляет заботу) почти в 98% случаев данного диагноза.
     Подводя итог уже сказанному, можно констатировать: диссоциативный человек полностью захвачен своими аффектами и совершенно беспомощен перед необходимостью перерабатывать их.

    Темперамент.

    Люди, которые используют диссоциацию в качестве главного защитного механизма, являются виртуозами самогипноза. Не для каждого при дистрессе оказывается возможным переход из одного осознаваемого состояния в другое – для этого нужно иметь определенный талант. Так же как люди различаются по уровню гипнабельности, они отличаются и по способности к самогипнозу. Чтобы стать множественной личностью, надо обладать конституциональной способностью входить в гипнотическое состояние – с последствиями травмы можно обойтись и по-другому (например, используя репрессию, отреагирование или развитие аддиктивного поведения).
    Предположительно, у диссоциирующих индивидов врожденная находчивость и межличностная сензитивность оказывается выше среднего уровня. Ребенок со сложной, богатой внутренней жизнью (воображаемые друзья, фантазируемое отождествление, внутренние драмы и склонность к играм, использующим воображение) может быть более способен к отступлению при травме в свой скрытый мир, чем его менее одаренные сверстники. Отдельные сообщения свидетельствуют, что люди с диссоциативной личностью  составляют группу более ярких и творческих индивидов, чем остальные. Подобные наблюдения могут быть ошибочными; возможно, те диссоциативные люди, которые обращаются за помощью, не представляют всего диссоциативного спектра. Принято считать, что Мэрилин Монро была диссоциативной личностью. Ее магнетизм, исключительность и драматический талант соответствуют этому личностному профилю, так же как и ее травматическая история – проблема со временем и другой эксцентричности.
     Более подробно темперамент диссоциативной личности можно представить на примере пациентки Дж. Брейера и З.Фрейда «Анны О.»   Берта Паппенгейем, оказавшая большое влияние на историю психоанализа – яркий случай успешно функционирующей множественной личности. Брейер и Фрейд рассматривали ее диссоциацию только как один из аспектов ее истерического страдания, но большинство современных диагностов считало бы ее в первую очередь диссоциативной, а не истерической личностью. Рассмотрим следующее оисание. Существует два совершенно различных осознаваемых состояния, которые часто сменяли друг друга без предупреждения, и которые становились все более и более дифференцированными в ходе ее заболевания. Пребывая в одном из этих состояний, она распознавала свое окружение. Была меланхолична и тревожна, но тносительно нормальна. В другом состоянии – галлюцинировала и была, так сказать, «непристойной»: оскорбляла людей и бросала в них подушками. Если что-то попадало в комнату или кто-нибудь входил или выходил из нее (во время другого состояния), она жаловалась, что «теряет» время и указывала на пробел в потоке ее сознательных мыслей. В те моменты, когда ее сознание было совершенно чисто, женщина страдала от того, что имела два «Я» - одно настоящее, а другое злое, заставляющее ее вести себя плохо. Эта замечательная женщина, после ее оборвавшегося лечения у Брейера, оставалась преданным и высоко эффективным социальным работником.
     Разительный контраст с бертой Паппенгейм составляют находящиеся на пограничном и психотическом уровне спектра безжалостно самодеструктивные и «полифрагментированные» пациенты, которые диссоциируют как автоматически и хаотически, что переживают сами себя в качестве индивидов, имеющих «сотни» личностей. Причем им кажется, что большинство из них обладает лишь некоторыми свойствами, непосредственно относящимися к некоторым текущим вопросам. Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не в больницах для душевнобольных. Части их личности, кторые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза (сексуальное насилие в детстве), который и создает расщепление. Резонно также предположить, что другие люди с диссоциативной структурой психотического уровня примыкают к культам, которые узаконивают диссоциативный опыт – иногда к пользе к их диссоциативных участников, а иногда – к явному вреду всех вовлеченных в них.

       Психологические защиты.

      Диссоциативные защиты, подобно другим защитам, при своем начале являются наилучшей возможной адаптацией незрелого организма к особенной ситуации. Затем, в более поздних обстоятельствах, они становятся автоматическими и, следовательно, неадаптивными. Одни диссоциаьивные индивиды и во взрослом состоянии сохраняют диссоциацию навсегда – с момента начальной травмы, другие, в случае прекращения абъюза, достигают на длительное время или тонкого сотрудничества различных личностей, или доминирования в их субъективном мире одной части собственного «Я»  («личности-хозяина»).
     Клинически типичным является прекращение очевидной диссоциации у индивида, когда он покидает семью, где воспитывался, и проявление ее вновь, когда их сын или дочь достигают возраста, в котором родитель впервые подвергался абъюзу.  (Эта идентификационная связь обычно совершенно не осознается.)   Другой частый триггер (переход в другое состояние) диссоциации у взрослых. Чьи аутогипнотические тенденции временно бездействуют, - встреча с какими-либо обстоятельствами, которые бессознательно оживляют детскую травму.
     Сама диссоциация – это странная «невидимая» защита. Когда одно другое «Я» или система других «Я» выступают в смягченной форме, никто из окружающих пациента не замечает диссоциативного процесса. Многие терапевты считают, что им никогда не попадались «множественные» личности, так как они ожидают, что такой клиент сам объявит о своей множественности или проявит драматически чуждую другую часть.  Иногда это случается (в последнее время все чаще и чаще по мере демистификации диссоциации), но обычно указание на множественность гораздо тоньше. Часто на терапию является только одна часть личности. Даже когда в терапии появляется довольно идентифицируемая другая часть личности (например, испуганный ребенок), неосведомленный терапевт будет иметь тенденцию прочитывать изменения в пациенте не в терминах диссоциации, а, например, как преходящий регрессивный феномен.
    Точной оценке распространения диссоциации мешает ее незаметность. Иногда даже интимный партнер не замечает признаков диссоциации у людей с распознанным, диагностированным расстройством в виде множественной личности, поэтому не трудно понять, насколько слепы могут быть неопытные профессионалы. Диссоциирующие люди умеют «прикрывать»  свое отклонение. Еще в детстве они развивают технику уверток и подделок, и оказываются постоянно обвиняемыми во лжи – есть вещи, которых они совершенно не помнят. Они страдают от ужасного абъюза от рук тех людей, которые должны были бы их защищать, и поэтому не доверяют автоитетам и не приходят на терапию, ожидая, что полное раскрытие произойдет только в их интересах.
    Оценка того обстоятельства, наскольеко многие из нас являются сущностно диссоциативными индивидами, зависит от способа определения диссоциации. В добавление к тем определениям диссоциации, которые были даны в начале, относительно множественной личности, существуют состояние, которые называется диссоциативное расстройство, при которых другие личности не захватывают контроля над телом. Есть также и другие дисоциативные феномены – деперсонализация, третий по частоте психиатрический симптом после депрессии и  тревоги.. Деперсонализация, как было сказано еще вначале, предположительно, может быть достаточно частой и длительной, чтобы считаться характерологической.
     Очень полезную концептуализацию диссоциации предложил Б.Браун – BASK ( аббревиатура от английских слов -behavior, affect, sensation, knowledge). С ее помощью Браун придал понятию диссоциации статус скорее суперординарной категории, чем периферийной защиты, как ее мыслил Фрейд.  Ее модель охваиывает многие процессы, которые нередко проявляются вместе, но не всегда рассматриваются как родственные. Согласно Брауну, диссоциация происходит на уровне поведения – как при параличе или самоповреждениях, нанесенных в состоянии транса; на уровне аффекта – как при действиях «с очаровательной индифферентностью» или при сохранении памяти при травме без всяких чувств; на уровне ощущения – как при конверсионной анестезии и «телесной памяти»  об абъюзе; или на уровне знания- как при состоянии «фуг» или амнезии.
   Модель Б.Брауна считает репрессию вспомогательной по отношению к диссоциации и помещает ряд феноменов, считавшихся прежде истерическими, в диссоциативный разряд. Он также привязывает к истерическим травмам многие проблемы, считавшиеся исключительно выражением интрапсихического конфликта. Терапевты, работающие с характерологически диссоциированными пациентами, находят эти формулировки очень полезными клинически; те, кто работает с другими людьми, считают, что они повышают их чувствительность к диссоциативным процессам, происходящим у каждого.

     Анамнез жизни.

     Определяющей чертой взаимоотношений в детстве у тех, кто становится характерологически диссоциативным, является абъюз – обычно сексуальный, но не только. В настоящее время все реже и реже встречаются так называемые «благополучные» семьи, в которых родители четко выполняют свои родительские и семейные роли и стараются удовлетворить базовые потребности ребенка в любви, принятии и безопасности. В такой семье мать все свое время посвящает ребенку, чутко реагирует на изменение его психического и физического состояния и не оставляет его на попечение чужих людей или бабушек и дедушек (во всяком случае надолго). Конечно, такому ребенку редко может угрожать сексуальный абъюз или другие формы насилия. Однако все чаще встречаются семьи, когда женщина, имея на попечении несовершеннолетнюю дочь,  принимает в семью мужчину с криминальным прошлым или гораздо моложе себя и доверяет ему воспитание и надзор за своей дочерью, не обращая внимания на ее жалобы или изменения в поведении и настроении. Именно такие «пришлые» мужчины часто бывают виновниками длительного сексуального насилия над несовершеннолетней и жестокого обращения с ней. Для сокрытия преступления подобные «папы» или запугивают детей, или покупают их молчание дорогими подарками. Обычно такая ситуация может длиться достаточно долго, пока или сам ребенок, став старше, не уйдет из дома, или пока воспитатели и учителя не заметят настораживающих перемен в  своих воспитанниках и не поднимут тревогу. Часто мать, узнав о таком отношении нового мужа и дочери, начинает защищать мужа или сожителя и во всем обвиняет дочь, что наносит ей дополнительную травму, способствующей формированию диссоциативных защит.
    Родители детей с нарушением по типу множественной личности нередко и сами диссоциативные. Или прямо – в результате их собственной травматической истории, или непрямо – в виде алкоголизма или лекарственной зависимости. Поскольку родители часто имеют амнезию того, что сами делают – психогенную амнезию или связанные с абъюзом провалы – они травмируют своих детей и не могут помочь им понять, что же с ними случилось.
Дети же испытывают чувство тревоги и страха, им начинает казаться, что все неблагополучие в семье исключительно из-за того, что они не такие, какими хотят видеть их родители и всеми силами стараются подстроиться под недиффиринцированные ожидания родителей.
    Иногда родители бывают вовлечены в различные религиозные и прочие культы, связанные с жестокими посвящениями в члены братства, пытками, наблюдением пыток или кровавыми жертвоприношениями. Естественно, что в такие культы они вовлекают и своих детей, невзирая на их протесты и страхи, используя для этого различные формы насилия. Все чаще в последние десятилетия в средствах массовой информации можно слышать о тоталитарных сектах, в которых используются дети и для сексуального удовлетворении очередной миссии, и для тяжелого физического труда, и для принесения их в жертву во избежания очередного конца света. Дети, пережившие такие формы насилия над душой и телом, вряд ли могут остаться здоровыми и адаптивными без выработки мощных психологических защит типа множественной личности.
    В последнее время появился новый тип семьи, который не считает нужным тратить время на воспитание своих детей. Имея достаточно много денег для того, чтобы передать эту функцию «профессиональным»  нянькам, они практически перестают интересоваться развитием детей, их проблемами и страхами, их внутренним миром - их жизнью вообще. Отсутствие родительской любви и заботы компенсируется, как правило, дорогими подарками, помпезными, неадекватными возрасту детей праздненствами дней рождений и т.п. Если повезет с нянькой, ребенок вырастет более или менее с нормальной психикой и нормальными адаптивными реакциями, а если не повезет… Часто няньки, проживающие трудную во всех отношениях жизнь и имеющих своих собственных детей, оставленных на попечение мужей или родственников, кидаются на заработки в большие города в качестве домработниц или нянек, что не может не сказаться в большинстве случаев на их истинном отношении к чужому (да еще и капризному!) ребенку. Скрытые камеры наблюдений, поставленные в доме слишком занятыми родителями, показывают истинный размах жестокого обращения с их детьми, вплоть до сексуального насилия прямого или скрытого.
    С другой стороны, дети подвергались травматизации еще со времен античности, и при лечении пациентов с диссоциативными прблемами часто обнаруживается, что их родители тоже имели сексуальный абъюз, так же как и их родители и так далее. Существует мнение, что раньше детям жилось лучше и к ним меньше применялось насилия, но на самом деле это не соответствует действительности: всегда дети и старики были, есть и будут жертвами не совсем психически уравновешенных людей. Так или иначе, терапевты практикующие психологи и психоаналитики утверждают, что в настоящее время больше людей рассказывают о своих детских абъюзах и ищут помощи в связи со своим диссоциативным наследством. И это действительно так. Социологическими факторами, учащающими детский абъюз, являются современные военные действия (в ходе которых травмируются уже не только небольшие группы сражающихся, а, скорее, целые цивилизации, и очень многие люди могут впоследствии воспроизводить и проигрывать свой ужасающий опыт с детьми); дестабилизация семей; возрастание аддиктивного поведения, включая сюда и распространение приема лекарств среди прежде воздержанных групп среднего класса. Интоксицирующиеся родители делают такие вещи, до которых они никогда не додумались бы в трезвом виде; увеличение образов насилия в средствах массовой информации, которые наиболее часто стимулируют у предрасположенных людей именно диссоциативные защиты, а также стремительность, анонимность и индивидуализация современной жизни  (мы не представляем себе, как наши ближайшие соседи обращаются со своими детьми и мы не имеем никакого влияния на их поведение).

    Объектные отношения.

     Клафт (1984) на основании обширных клинических жданных и систематических тисследований разработал четырехфакторную теорию этиологии множественной личности и глубоких диссоциаций. Во-первых, индивид одарен особым талантом и способен к гипнозу. Во-вторых, он подвергался глубокой травматизации. В-третьих, диссоцивтивные ответы пациента сформированы особыми влияниями в детстве, а именно: диссоциация некоторым образом адаптивна и вознаграждается в данной семье. В-четвертых, на протяжении самого травматического эпизода и после него не присутствовало ни малейших элементов комфорта. Создается впечатление, что никто и никогда не поддерживал диссоциативного ребенка, не вытирал ему слез и не объяснял расстраивающих переживаний. Типичным эмоциональным ответом на травму было наказание еще большим абъюзом («А вот теперь тебе действительно будет от чего плакать!»). Часто это оказывается своего рода систематическим семейным сговором – отвергать чувства, забывать боль, вести себя так, будто ужасы предшествующей ночи были только плодом воображения. Клинический опыт свидетельствует: хотя специфические детали насилия и могут быть конфабулированы (в пер с лат – беседа, разговор; нарушение памяти, при котором пробелы заменяются вымышленными событиями, принимающими форму воспоминаний), сам факт травмы несомненен. Несмотря на причуды памяти и неуловимость, которых можно ожидать от людей, переживших в детстве абъюз или бывших его свидетелями, попытки дать независимое фактическое подтверждение воспоминаниям жертв абъюза давали его достаточно часто – более чем в 80% случаев.
    Очаровывающий аспект нарушения в виде множественной личности состоит в том, насколько привлекательными бывают большинство диссоциативных людей – по крайней мере те, что приходят на прием к психотерапевту. Несмотря на все их дефекты базальной эмоциональной безопасности и все извращения родительской заботы о них (которые, как можно ожидать, нарушают их способность к привязанности), практически каждый терапевт может сообщить, что диссоциативные пациенты вызывают глубокие чувства участия и нежности. Хотя они нередко бывают вовлечены в отношения с абъюзорами (компульсивно повторяющиеся, как при мазохизме), они также привлекают некоторых щедрых, понимающих друзей. В историях дисоциативных людей такие люди появляются одни за другим – друг детства, с которым сохраняется близость на многие годы; няня, которая чувствовала, что пациент отличается от других «ненормальных» в этой палате; любимый учитель; снисходительный полицейский – те, кто видит нечто особенное в диссоциативной личности и пытается действовать с позиций добра.
    Диссоциативные пациенты больше, чем другие типы личности, ищут объектов, страдающих от  эмоционального голода и голода отношений и способные оценить заботу. В литературе о диссоциации об этом очень мало, к сожалению, написано, и почти не объясняется указанный выше феномен. Но возможно, если кто-то систематически подвергается насилию и жестокому обращению со стороны родителей, он перверсивно ощущает свою значительность для преследователя, которую затем подтверждает в базальной ценности для других. Независимо от причин, люди с нарушением по типу множественной личности сильно привлекают и вселяют надежду.

    Собственное «Я» .
 
    Наиболее яркой характеристикой  собственного «Я» индивида с нарушением по типу множественной личности является следующее обстоятельство: оно фрагментировано на несколько отщепленных частичных собственных «Я», каждое из которых представляет некоторые функции. В типичных случаях к ним относятся: личность-хозяин (она наиболее очевидна. Чаще обращается за лечением и имеет тенденцию быть тревожной, дистимической и подавленной), инфантильные и детские компоненты, внутренние преследователи, жертвы, защитники и помощники, а также части собственного «Я», предназначенные для осуществления специальных целей. «Хозяин» может знать всех, некоторых или никого из них.  Это относится и к каждой из частей собственного «Я», в свою очередь, тоже.
     Неопытным или скептическим людям бывает трудно понять, как дискретные ( в пер. с лат.- разделенный, прерывистый) и реальные части могут могут быть кажущимися как для самого диссоциирующего индивида, так и для осведомленных окружающих.
    Перебирая все идентичности диссоциативного индивида в качестве темы сложной музыкальной композиции, можно обнаружить определенные «ядерные верования», порожденные детским абъюзом. С.Росс (1989), обсуждая когнитивную карту при нарушении по типу множественной личности, суммировал эти глубинные верования следующим образом:
  1.Различные части собственного «Я» являются разделенными и разобщенными.
  2. Жертва несет ответственность за абъюз.
  3. Нельзя показывать гнев, фрустрацию, неповиновение, критическое отношение и т.д.
  4. Прошлое – это настоящее.
  5. Главная личность не может содержать воспоминания.
  6. Я люблю своих родителей, но «она» их ненавидит.
  7. Главная личность может быть наказана.
  8. Я не могу доверять себе или другим.
       Затем Росс расчленяет каждое из этих верований, показывая составляющие их убеждения и неизбежные экстраполяции. Например:
  Жертва несет ответственность за абъюз.
  а) Конечно, я очень плохая, иначе бы этого не случилось.
  б) Если бы я была совершенной, этого бы не случилось.
  в) Я  заслуживаю наказания за свою злость.
  г) Если бы я была совершенной, то я бы не злилась.
  д) Я никогда не чувствую злости – это «она» злая.
  е) Она заслуживает наказания за то, что позволила произойти      
       абъюзу.
  ж) Она заслуживает наказания за то, что показывает свою злость.
     Литература последнего времени по нарушению в виде множественной личности содержит обширную информацию о том, как создать доступ к частям личности и как ликвидировать амнестические барьеры таким образом, чтобы эти части могли в конце концов интегрироваться в одну личность со всеми  воспоминаниями, чувствами и ценными качествами, которые прежде были изолированными и недоступными. Главный факт, о котором психотерапевту следует помнить постоянно – «каждый» из них и есть пациент. Дело в том, что некоторые ранние случаи терапии диссоциативных пациентов терпели неудачу, когда терапевт отстаивал (перед другими) отвергающие или «уничтожающие» части, причиняющие беспокойство. Диссоциативные люди боятся, что это и составляет цель терапевта – даже если уверены, что ни одной из этих частей не будет пожертвовано. Даже самая неприятная преследующая часть личности является ценной, потенциально адаптивной для пациента. Даже если части неочевидны, следует предположить, что они слышат в данный момент, и необходимо обращаться к их интересам, разговаривая «посредством» достижимой личности.

    Перенос.
 
Наиболее выразительную черту переноса диссоциативных пациентов составляет то, что его всегда бывает очень много. Человек, знавший жестокое обращение, живет в постоянной готовности видеть видеть насильника в каждом, к кому он попадает в зависимость.  Когда активизируется «детская» часть, настоящее может ощущаться настолько похожим на прошлое, что галлюцинаторные убеждения (например, что терапевт готов изнасиловать, мучить, бросить меня), становятся непреодолимыми. Этот психотический перенос не является показателем характерологического психоза, хотя неискушенные в диссоциативных феноменах диагносты часто приходят к такому заключению. Скорее, он представляет собой посттравматические восприятия, ощущения и аффекты, отдаленные от осознавания во время самого абъюза и потому оставшиеся интегрированными в личную историю пациента. Возможно, его следует понимать, как обусловленный эмоциональный ответ на определенный класс стимулов, ассоциированных с абъюзом.
    Типичным ходом событий с пациентами, имеющими недиагностированное диссоциативное расстройство, является ощущение терапевтом смутного доброжелательного позитивного переноса со стороны личности-хозяина, которая находится в терапии (как и весь пациент) в течение нескольких недель, месяцев или лет. После этого следует неожиданный кризис в терапии, вызванный внезапным воспоминанием пациента о травме и активацией под его влиянием других частей, соматической памяти или проигрывания абъюза. Такое развитие может быть глубоко разрушительным и вызывает контрфобический ответ у наивного терапевта, который предполагает шизофренический срыв. В историях диссоциативных пациентов часто упоминаются: электрошок, неоправданное медикаментозное лечение (включая большие транквилизаторы, усугубляющие диссоциацию), инвазивные  ( в пер. с лат - нападение) медицинские процедуры и инфантилизирующий «управляющий»  подход. Но терапевту, который понимает, что происходит на самом деле, данный кризис сигнализирует о начале действительного восстановительного сотрудничества.
     Поскольку перенос затопляет диссоциативного пациента, полезно, если терапевт будет несколько «реальным», чем он бывает обычно. Многие клиницисты обнаруживают, что они  это делают естественным образом – борясь с чувством вины, если их обучение предписывает им безвариантную, «ортодоксальную» технику. Недиссоциативные люди со структурой характера невротического уровня  так укоренены в реальности, что для того, чтобы выявить их глубинные проекции, терапевт должен оставаться нейтральным. Перенос становится анализимруемым, так как клиент проявляет тенденцию «приписывать» что-либо терапевту в отсутствие доказательств и обнаруживает, что подобное понимание имеет исторические истоки.
    В противроположность этому диссоциативные индивиды имеют тенденцию полагать: текущая реальность – это только передышка от более зловещей «настоящей» реальности – эксплуатации, покинутости, мучений. Чтобы исследовать перенос диссоциативного пациента, терапевту следует прежде всего установить, что он отличается от ожидаемого абъюзора, что он ответственный, преданный, скромный и добросовестный профессионал. Мир диссоциативного индивида настолько пропитан неосвидетельствованными переносами, что активное противоречие между ними в конце концов позволяет их анализировать.

Контрперенос.
 
   

   Как уже отмечалось ранее, диссоциативные пациенты индуцируют интенсивную ответную любовь, заботу и желание спасать их. Их страдания настолько глубоки и незаслуженны, отзывчивость на простое внимание так трогательна, что ужасно хочется посадить их на колени, убаюкать и забрать домой, но вот этого и не надо терапевту делать. Столь же эффективно, как диссоциативные индивиды вызывают эти реакции, они приводят в оцепенение нарушением нормальных границ между терапевтом и клиентом. Это имеет некоторый привкус инцеста.
    Первооткрыватели множественной личности в начале ХХ века чрезмерно опекали подобных пациентов, они вели себя с ними как с «суррогатными детьми» и не сумели избежать сверхвовлеченнности. Однако такая позиция не всегда приносила пользу и клиентам и самим терапевтам.
    Подобно своим бесстрашным предшественникам, многие клиницисты отмечали у своих первых диссоциативных пациентов тенденцию «выходить за собственные пределы». Клиентов с нарушением в виде множественной личности действительно трудно поместить в какие-то определенные рамки. В конце каждой сессии они могут задерживаться и беседовать, очевидно, в поисках дополнительного «куска» моральной поддержки перед лицом тех страхов, до которых докопались в ходе терапии. Даже опытные практики сообщают, что их сессии с диссоциативными клиентами нередко выползают за временные рамки. С приобретением опыта становится легче быть более теплым и реальным, чем обычно, и в то же время тщательно соблюдать границы. И если один неизбежно ошибается – кто-то другой будет рад поправить его.
    Еще одна забавная контрпереносная реакция на диссоциативных людей – диссоциация. Как и любая другая психология, диссоциация может быть заразительной. Работая с аутогипнотизером, не только очень просто войти в трансовое состояние – можно стать странно забывчивым.

     Терапевтические рекомендации.

1.  Терапия должна иметь надежные рамки и жесткие, последовательные границы и установку на реальные отношения и теплоту.
2.  Фокус терапии должен быть направлен на овладение и активное участие пациента, так как у таких пациентов присутствует обычно состояние нарушенного субъективного контроля, при котором пассивно переносятся насилия и измены.
3.  Терапия должна основываться на сильном терапевтическом альянсе, и в течение всего процесса его необходимо поддерживать, так как диссоциативный пациент считает, что все его симптомы лежат за пределами его контроля.
4.  Помочь пациенту вскрыть то, что было скрыто, и глубоко похороненные чувства должны быть отреагированы.
5.  В терапии делать упор на  сотрудничество, объединение и эмпатию и идентификацию всех частей его собственного «Я».
6.  Коммуникации терапевта должны быть ясными и прямыми, так как существует угроза гипнотической другой реальности.
7.  Терапевт должен быть беспристрастным ко всем частям собственного «Я», избегая выбора «фаворитов» или драматического изменения своего поведения с разными частями личности.
8.  Терапевту необходимо делать попытки восстановить моральное состояние пациента и вселить в него реалистические надежды.
9.  Соблюдать темп терапии, потому что большинство неудач происходит, когда продвижение в терапии опережает способность пациента выдерживать материал.
10. Помочь пациенту осознать, что есть разумная ответственность, что позволит ему выработать свою собственную ответственность за происходящее с ним.
11. Обеспечить теплую психотерапевтическую обстановку, которая позволит пациенту свободно выражать свои аффекты.
12. Терапевту полезно владеть гипнотическими техниками, так как диссоциативные люди постоянно входят в транс спонтанно.













    *** Шизоидная личность и ее психологические защиты.

    Личность, чей характер по существу шизоидный, является предметом широко распространенного неправильного понимания, основанного на общем заблуждении, что шизоидная динамика всегда в значительной степени примитивна. Необративмый психотический диагноз шизофрении относит человека к крайне нарушенной обрасти шизоидного континуума, и поведение шизоидного человека нередко бывает неконвенциальным, странным или даже эксцентричным. Другие нежизодные люди имеют тенденцию патологизировать людей с шизоидной динамикой, хотя они могут быть компетентными и автономными и имеют значительные сильные области Эго. Действительно. Шизоидные люди составляют диапазон от подлежащих госпитализации кататоников до творящих гениев.
    Личность может быть шизоидной на любом уровне – от психологически недееспособных до более чем нормальных. Поскольку используемые шизоидами защиты достаточно примитивны (например, уход в фантазии), возможно, что здоровые шизоиды встречаются реже, чем больные, однако неизвестно ни одного научного исследования или систематизированного клинического наблюдения , которое эмпирически подтверждало бы это предположение. Однако периодически появляются свидетельства, что наиболее частым фоном у заболевших шизофренией является шизоидный тип личности. Людей с этим типом характера привлекают возможности. Подобные философским изысканиям, духовным дисциплинам, теоретическм наукам и творческой деятельности в искусстве. На границе шизоидного спектра, соответствующей высокому уровню функционирования, мы обнаруживаем гениальных и выдающихся личностей.
     У многих ученых создалось устойчивое убеждение в том, что
шизоидная личность вырастает из ребенка, которого ненавидели или не любили.

    Влечения.

    Для людей этого типа характерна озабоченность оральными проблемами, которые выражаются в стремлении сохранить независимость и стремление к самоудовлетворению. Их все время преследует необходимость избегать опасности быть поглощенным, всосанным, разжеванным, привязанным и съеденным. Именно по этой причине они уклоняются от интимных отношений с окружающими значимыми людьми и даже боятся ее. С одной стороны, их влечет близость с противоположным полом, а с другой -  они ее панически боятся, поэтому всегда стараются сохранить эмоциональную дистанцию, не позволяют приближаться в душевном плане к себе, стремятся к отграничению себя от привлекающего их объекта. Склонны к подозрениям и заблуждениям в межличностном ориентировании.

    Аффекты.

    Психоаналитическая концепция блокировки развития гласит, что познавательные и поведенческие ресурсы, также как и формы эмоциональной экспрессии, неким образом замораживаются в момент серьезной фрустрации развития.Таким образом в случае с шизоидным ребенком выступает блокировка в период привязанности-связи, а у некоторых людей, также на более раннем этапе развития, присоединяется и защитный регресс.
    В области аффектов и чувств  классический шизоидный характер можно наиболее точно охарактеризовать, ссылаясь на глубинные, часто неосознаваемые чувства ужаса и злости, появляющиеся в ответ на угрожающие его жизни  внешние обстоятельства. Ужас может находить себя во многих симптомах, не исключая  страха и приступов паники в реакции на ситуации, которые воспринимаются как угрожающие. Такого рода стимулы не обязательно осознанно воспринимаются как угрожающие, и личность может совершенно не подозревать природу сигналов, обуславливающих ее поведение. Однако на подсознательном уровне эти раздражители будут высвобождать реакцию ужаса. В некоторых случаях его канализируют в форме фобии, а у более сознательных людей может восприниматься как общее беспокойство и напряжение, связанное с конкретными социальными ситуациями и интимностью.
   У людей, принадлежащих к шизоидному типу, и в то же время защищающихся от него более целостным образом, наблюдается отсутствие настоящей эмоциональной спонтанности и некая механическая манера в выражение своего «Я». Может иметь место чрезмерный рационализм, соединенный с тенденцией воспринимать тех, кто более эмоционален, как иррациональных, лишенных самоконтроля или сумасшедших, специфическая искусственность эмоциональной экспрессии, до такой степени, что человек выглядит так, словно плохо играет отведенную ему роль. Иногда он может проявлять интерес к тому, что он «должен чувствовать» в некоторых определенных обстоятельствах.
Надо всегда помнить, что  самым основным глубинным чувством шизоидной личности является ужас, ассоциированный с уничтожением или, на уровне взрослого, с неудачей реализации в мире. Все формы защиты построены так, чтобы отвратить это отвержение или поражение. Чем полнее защита от этого страха, тем более крайней является степень ухода в механическое поведение и полное отсутствие эмоциональных проявлений.
    Обычно в еще большей степени. Нежели в случае с чувством страха, происходит вытеснение и избегание чувства злости или ярости. В младенчестве деструктивная злоба связывается с риском деструкции опекуна, то есть, впоследствии, и самого ребенка, и это может провоцировать разрушительную месть со стороны опекуна. Поэтому репрессии этих чувств служат сохранению жизни. У взрослых пациентов обычно наблюдается избегание или уход от конфликтных ситуаций, неумение злиться и принимать злость со стороны других людей, и, наконец, склонность выражать ее, если она вообще находит какое-то выражение, в пассивно-агрессивном уходе.   Ненавидимый или нелюбимый ребенок научился. Что лучше удалиться, чем бороться, и что переживание чувств злобы безрезультатно и ничего не решает. Очень часто ненавидимый ребенок полностью вытесняет свою злобу и начинает идеализировать и спиритуализировать собственную доброжелательную натуру.
    Как только личности такого типа начинают более осознанно воспринимать свою глубинную злость, часть их испытывают серьезный страх перед собственной разрушительной силой. В своих фантазиях они могут неожиданно выходить из дома и крушить все и всех на своем пути. Внезапные вспышки, приводящие к тому, например, что тихий, замкнутый и сдержанный парень начинает стрелять с крыши здания по случайным прохожим, свидетельствуют о том, что иногда эти фантазии реализуются.
 Однако в ходе хорошо продуманной терапии, когда происходит постепенное развитие способности переживать чувства, когда существующие формы защиты выводятся на поверхность сознания, существует очень небольшая опасность, что произойдет нечто столь драматическое. Однако бывает, что какое-то не воспринятое обществом чувство злобы найдет свое выражение во время терапии. Такое ощущение потери контроля бывает очень полезным для шизоидной личности, которая, сожалея о нем, может все же увидеть, что оно имеет мало общего с его пугающими фантазиями. Также полезным для таких людей будет новое сближение с теми, по отношению к которым они в прошлом выражали злость, и опыт, что потеря власти над этими эмоциями не привела к уничтожению кого-то и даже ни к длительной неприязни.
    Терапевтический контекст особенно ценен для создания атмосферы, в котором большое количество переживаний злости может быть буквально выброшено без негативных последствий для окружения. Однако надо иметь в виду, что этого нельзя делать не продуманно, пока не будет достаточно развита способность испытывать такие эмоциональные переживания и наблюдать за ними.
    Для людей этого типа характерны чувства траура, грусти, депрессии, что и свидетельствует о их характерологическом развитии по шизоидному типу. Это обычно наименее подавляемые чувства, хотя их активные проявления в виде надрывного плача или стенания могут отсутствовать даже в периоды действительного траура. Подобно другим чувствам, эти тоже не целиком и не глубоко переживаются организмом. Они могут переживаться в форме длительных или хронических состояний депрессии, характеризующихся уходом и поверхностной жалостью к себе, чем действительно глубоко переживаемой печалью.
    Чтобы справиться с жизненными трудностями, нелюбимый ребенок вынужден скрывать также эти эмоциональные переживания и упорно продолжать свои усилия, несмотря на хроническую внутреннюю депрессию. Такая депрессия, если она сопровождается суицидальными мыслями, недоразвитость функций, задача которых состоит в заботе о самости, и осознаваемая неспособность переживать что-либо другое, являются типичными для людей шизоидной характерологической структуры.
     Личность этого типа характеризуется скудной палитрой чувств, как негативных, так и позитивных. Исключением является достаточно часто появляющаяся необоснованная эйфория, минутная и искусственная, выступающая в связи с переживанием исполнения какой-то формы симбиотической иллюзии – то есть тогда, когда на мгновение религия, идея, другой человек или наркотическое и алкогольное состояние становится ответом на все молитвы. Конечно, такой полет всегда заканчивается и возвращается  прежнее эмоциональное состояние.
    Подводя итог, можно констатировать, что шизоидные личности часто переживают любовь и ненависть одновременно. Любовь вызывает у них страх быть поглощенным, что в, свою очередь вызывает агрессию в форме ненависти. Им свойственна беззащитность и беспомощность перед опасностями, исходящими от людей. Даже свое существование они переживают как угрозу, лишенной содержательности. Резкость, грубость, даже жестокость – тоже их черты. Последняя может приобретать экстремальные формы. Особенно если связана с не интегрированными сексуальными влечениями. Шизоидам не чуждо и проявление насилия, когда посторонние расцениваются как назойливые или преследующие. Им нелегко контролировать свою агрессивность, так как сами они не страдают от нее, но заставляют страдать свое окружение. Агрессивность шизоидного типа может также окрашиваться в сладострастные тога, используемые в различных формах жестокости и садизма. Категоричность, резкость в общении, леденящая холодность, высокомерие, цинизм, быстрый переход от приязни к враждебному отказу т контакта – наиболее частые проявления агрессии. Однако надо иметь в виду, что агрессия шизоидных личностей всегда выполняет функцию обороны и защиты, а также она может быть формой самовыражения и «рекламы». Однако это не помогает им установить прочный контакт с самим собой.

    Темперамент.

    Клиничекие наблюдения наводят на мысль, что, с точки зрения темперамента, личности, становящиеся шизоидными, являются гиперреактивными и легко поддаются перестимуляции. Шизоидные пациенты часто описывают сами себя как врожденно сензитивными, а их родственники часто рассказывают, что в детстве их угнетал избыток света, шума или движения. Как будто бы нервные окончания у шизоидов находятся ближе к поверхности, чем у всех остальных.
   Контролируемые наблюдения и исследования темперамента у детей подтвердили сообщения поколений родителей, что в то время как большинство младенцев прижимается, прилипает и цепляется за тело того, кто о них заботится, некоторые новорожденные «окостеневают» или уклоняются – как- будто взрослый вторгся и нарушил их комфорт  и безопасность. Можно ожидать, что такие дети склонны к образованию шизоидной личностной структуры, особенно если имеет место плохая эмоциональная «подгонка» – между ними и теми, кто осуществляет главную заботу о них.
    Темперамент чаще всего проявляется в динамике поведения шизоидной личности, которое может различаться в нескольких измерениях. Он может быть способен функционировать в мире в зависимости от того, в какой степени сможет контролировать или прятать глубоко скрытые эмоциональные состояния, о которых говорилось выше. Хотя такое сдерживание чувств может вызывать другие негативные последствия, такие как психосоматические болезни или пониженную способность поддерживать любого рода близкие отношения, несмотря на это, оно все же дает возможность относительно неплохо функционировать
 В зависимости от того, насколько эти проблемы остаются неразрешенными, терапевт может иметь дело с личностью, которая экстремально впечатлительна к любым проявлениям холодности со стороны общества, которая неспособна на долгое время увлечься каким-нибудь занятием или отношениями, и которая, будучи зачастую в более или менее сильном состоянии внутренней расщепленности, будет кидаться от одного занятия к другому. В зависимости же от того, насколько ей доступны глубокие чувства, ее могут воспринимать как особу исключительно мягкую и подверженную эмоциональным срывам, помрачению и даже потери контакта с реальностью. Такое ослабление связи с реальностью может выражаться в умеренных состояниях «полета», более глубоких состояниях амнезии и в периодах поведения психотического характера.
    Когда формы защиты позволяют личности более эффективно функционировать во внешнем мире, она может уходить в ту активность, которая предлагает какие-либо жизненные перспективы, и избегать других областей деятельности. Кто-то может быть, к примеру, прекрасным математиком или программистом, вызывающим всеобщее признание артистом или юристом-трудоголиком, и в то же время не иметь вовсе или иметь очень скромные интимные отношения с супругом и семьей, несмотря на слабый эмоциональный контакт или интимность. Может выступать также склонность играть роль убедительной и доминирующей личности в определенных изолированных контекстах, и боязливой и несамостоятельной в других ситуациях.
    Ключом к распознанию шизоидной структуры может служить отключенность личности от главных жизненных процессов – от тела, чувств, от близких людей, от общности, а иногда даже от некоторых неодушевленных объектов, таких как животные, природа и т.п. Вне ситуаций, в которых личность может иметь исключительные достижения, выступает универсальная тенденция к тому, чтобы избегать непосредственного контакта с жизнью лицом к лицу – путем открещивания, бегства от прямой конфронтации или близости, переключения внимания, «одухотворения» действительности и внутренней миграции. Личность может не придавать значения этим тенденциям, поскольку они представляют собой автоматические и неосознаваемые реакции на угрозу. Даже в областях солидных достижений почти всегда появляется серьезный, часто ограничивающией действие страх, вытекающий из того, что личность так нераздельно связывает свою идентичность с этими достижениями, что малейший неуспех воспринимается ею как равнозначный уничтожению (аннигиляции) «Я». Не редким способом выражения этих тенденций является перфекционизм и откладывание дел на потом. Как отмечалось ранее, шизоидная особа часто обнаруживает, что углубление в интеллектуальные процессы и инвестирование во внешние достижения могут служить безопасной пристанью, защищающей от жизни. Поскольку шизоидный человек не способен идентифицироваться с жизнью в теле и развить на этой биологической основе ее стабильное ощущение, он вынужден искать его где-то в другом месте. Очень распространены при такой структуре характера защитные попытки заслужить внешнее одобрение и самоодобрение через достижения, часто связанные с умственными способностями. Это единственная возможность контактировать с миром, выразить самого себя, получить признание, одобрение и чувство своего места и своей роли в жизни. Поражение в этой сфере жизненных целей может вызвать серьезную депрессию, а также суицидальные мысли и попытки самоубийства.
      С целью вытеснения чувства ненависти и холода, с которыми шизоидному характеру пришлось столкнуться, он обычно предлагает другим то, чего сам не получил. Его идеальное «Я» специфически одробряюще и полно сочувствия к другим. Проявление же враждебности по отношению к другим воспринимается как серьезная угроза и не может найти своего активного выражения, пока не наступит какое-нибудь внутреннее расщепление или не найдутся для него какие-нибудь согласные эго отговорки.
    Несмотря на это, некоторых шизоидных особ считают людьми, склонными действовать в условиях относительного контроля, особенно в близких отношениях. Такие, часто нарушенные личности, держат свои архаичные чувства ужаса и злобы в узде путем постоянного контроля над всеми обстоятельствами, которые могли бы эти чувства вызвать. Именно поэтому они могут дать четкую оценку любому действию, в которое вовлечен другой человек, и стремится к осуществлению контроля над ним. В психотерапии или других близких отношениях они могут без устали регулировать широту и глубину контактов с целью сохранения чувства безопасности. Это обычно сочетается с наблюдением также и за другими чувствами. Возникшая таким образом баталия за контроль может быть чрезвычайно интенсивна, поскольку шизоидный человек чувствует, что в буквальном смысле борется за свою жизнь.
    Часто ощущается потребность, как правило, осознанная, быть кем-то особенным. Компенсаторная идея собственной исключительности, реализуемая на разные лады, является в этом случае способом вытеснения реального состояния бытия партнером нелюбимым, даже ненавистным, отвергаемым и используемым.
     Эта идея может реализовываться через реальные достижения в науке и искусстве или через достижения придуманные, известной иллюстрацией чего является исполненный Робертом Де Ниро образ нарциссического  характера в фильме «Король комедии». Как только эта исключительность, реальная или вымышленная, оказывается под угрозой, происходит усиление форм защиты или возможно нарушение структуры.
    Шизоидная проблема касается также и экзистенции, и те, кто с ней сталкивается, вынуждены найти себе нечто, что оправдает их существование. Их право на жизнь постоянно балансирует на грани и связано с серьезными опасениями по поводу того, что случится, если их подведет выбранное оправдание.
    О внутренней жизни шизоидных темпераментов мы можем получить целостное представление из автобиографий даровитых, образованных шизоидов и прежде всего из объективных психологических документов, каковые нам оставили шизоидные гении, особенно поэты.
    Э.Кречмер  по темпераменту делит шизоидов на несколько типов: 1) тонкочувствующие аристократы; 2) чуждые миру идеалисты; 3) холодные властные натуры и эгоисты; 4)сухие и параличные. Есть смысл дать характеристику каждому из них, как описывал их Э.Кречмер.
    1) Тонко чувствующие аристократы имеют крайне нежную нервную систему. Им свойствены отрицание всего шаблонного, эстетический вкус. Общительность распространяется на строго избранные круги. Тщательная чистоплотность. Плохо выглаженное белье может оскорбить их; они останавливаются на эстетических деталях, склонны к франтовству и педантизму. Они заботятся о своей личности, знают и наблюдают тонкие психические переживания. Они крайне уязвимы и чувствительны в личных гот ношениях, по незначительному поводу могут оскорбиться до глубины души; достаточно одного слова, чтобы охладить их внутренние чувства к старому другу. У них вообще отсутствуют средние тона. Они или пребывают в мечтательном экстазе, или относятся с резкой холодностью и крайней антипатией; у ни х тонкое, изысканное чувство к искусству. У них нет прямоты, стройности и простоты в характере, их собственные чувства отличаются надломленностью, внутренней неуверенностью, заключают в себе нечто ироническое и характеризуется расплывчатостью и логической формальностью. В среде, в которой они хорошо себя чувствуют, такие люди весьма любезны. Тонки, внимательны, проникнуты нежными чувствами и окружают себя едва заметной атмосферой неприступности. В их образе мыслей лежит отпечаток благородства, аристократизма и благопристойности, но они игнорируют судьбу отдельных лиц.
     Этот полноценный тип в дегеративную сторону переходит без резких границ в круг бесчувственных и декадентов, людей бездушных, но с большими притязаниями, людей с изнеженными чувствами, но бедных эмоциями, пустых марионеток высшего круга общества, эстетов и холодных умников.
    2) Чуждые миру идеалисты погружаются в мир философских идей, они работают над созданием особенных излюбленных проектов, идеал их профессии связан с самопожертвованием. Они предпочитают абстрактную и одинокую природу  В скудном общении с людьми они застенчивы, неловки, неумелы; лишь с отдельными лицами, старыми знакомыми. Они доверчивы и могут развивать свои идеи с теплотой и внутренним участием. Их внутренняя установка колеблется между эксцентричным самомнением и чувством недостаточности, возникающими вследствие неуверенности в реальной жизни. Презрение к роскоши и внешним удобствам жизни может достигнуть крайней воздержанности и даже опущенности. Некоторые в своих внешних проявлениях саркастичны, нервно-раздражительны или угрюмы, другие в детской отчужденности от мира, в полном отсутствии потребностей, в самоотверженности имеют нечто трогательное и даже величественное. Не все из этих идеалистов нелюдимы. Многие постоянно готовы выступать со своими убеждениями, вербовать поклонников.
    Наряду с описанными рассудочными людьми встречаются моральные идеалисты и ригористы (непреклонное и скрупулезное соблюдение нравственных правил и принципов), не признающие компромиссов с реальными условиями жизни, отстаивающие абстрактные, априорные постулаты добродетели, то с энтузиазмом в восторженном рвении, то с фарисейской удовлетворенностью, то руководствуясь непреклонными жизненными принципами.
     3) Холодные властные натуры и эгоисты чаще всего выходят из офицерской и чиновничьей среды. Совершенно нечувствительны к опасности, стойкие, холодные, рожденные давать приказания. Быстро и надолго уязвляемое самолюбие, бурное расстройство настроения при  прикосновении к чувствительным пунктам. Они нелегко прощают. При сильно выраженном стремлении к справедливости и умеренности они легко становятся резкими и пристрастными. Такие натуры решительны, всякое колебание им чуждо. В инакомыслящих, особенно в политических противниках, они видят подлецов. Они вежливы и внимательны по отношению к равным себе, очень далеки от другого круга занятий, но им импонирует энергичная деятельность других. Они умеют командовать и строго руководить бюрократическим учреждением. Их понятия о законности и службе очень узки и ограниченны, и в этом отношении они отличаются человеконенавистнической холодностью. В иной среде можно встретить тех же людей как упрямых, скупых. Своенравных, властолюбивых дворовых и тиранов в семье.
     Вариант этого типа, встречающийся особенно часто среди чиновников, отличается не резкостью и упрямством, а хладнокровием, ироническими чертами, гибкостью, без всякой скрупулезности и колебаний. На первый план у них выступает рассудительность, крючкотворство, честолюбие и некоторое интриганство.
     4) Сухие и параличные отличаются от остальных отсутствием остроумия и огня. Они едва улыбаются и держатся очень скромно, отличаются неуклюжестью в жестах. Некоторые вздорно болтают. Слегка дружелюбны, слегка враждебны. Сухи. Рожденные подчиняться. Или молчаливые глупцы, или поросшие мхом отшельники с ипохондрическими причудами.

    Психологические защиты.

    Шизоидный опыт принципиально касается какой-то неудачи в процессе привязанности, которое произошло в начале этого процесса, когда познавательные и структурные ресурсы организма были еще минимальными. Вследствие этого защитные механизмы, которые человек вынужден использовать, чтобы ответить на этот фундаментальный вызов, остаются также примитивными

     Основной защитой шизоидной личностной организации является уход во внутренний мир, в мир воображения. Кроме того, шизоидные люди нередко используют проекцию и интроекцию, идеализацию, обесценивание, интеллектуализацию, «спиритуализацию», уход, изолирование чувств, раздвоение и состояние амнезии и, в меньшей степени, другие защиты, происходящие из того периода, когда «Я» и другой еще не были полностью психологически дифференцированы. Эти механизмы будут включаться вновь и вновь, чтобы справиться с упорно возвращающейся проблемой существования и выживания, а также с каждой последующей ситуацией, которая произвольным образом может вызвать такого рода главные трудности. Таким образом, в о время, как автономные функции, другие познавательные процессы и способности Эго могут быть очень хорошо развитыми, даже в чрезвычайной степени, в организме по-прежнему будет существовать определенная фундаментальная структурная чувствительность. Поэтому особенно важно в случае структуры такого типа не пренебрегать разрушенной областью и являющейся следствием чувствительностью.
    Несмотря на очевидные сильные стороны личности с шизоидной структурой характера она вынуждена по сути сражаться с проблемами выживания, а также связанными с ним чувствами страха и злости. Следует быть очень внимательным, чтобы не перегрузить их психотерапевтическими техниками, освобождая от деструктивных защит. Главная задача будет заключаться в развитии толерантности к сокрытой в теле витальности, укрепления доверия к терапевтическим отношениям и усложнении хорошо укорененной силы Эго – еще до того, как они должны будут окончательно встать лицом к лицу со своей окончательной проблемой, которая откроется, как только ослабнут формы примитивной защиты и когда они доберутся до скрывающихся под ними чувств.
       Среди более зрелых защит интеллектуализация явно предпочитается большинством шизоидных людей. Они редко полагаются на механизмы, которые вычеркивают аффективную и чувственную информацию, - отрицание или подавление (репрессия). Подобным же образом защитные операции, организующие  опыт по линиям плохого и хорошего, - разделение на части, морализация, уничтожение, реактивное образование и поворот против себя – не являются преобладающими в их репертуаре. При стрессе шизоиды удаляются от собственного аффекта, так же, как и от внешней стимуляции, представляясь туповатыми, уплощенными или несоответствующими, часто несмотря на видимость высокой степени созвучия аффективным посланиям других.
    Наиболее волнующей и адаптивной способностью шизоидных личностей является их креативность. Большинство действительно оригинальных художников имеют сильный шизоидный радикал почти по определению, поскольку они должны противостоять рутине и вносить в нее новую струю. Более здоровый шизоид направит свои ценные качества в искусство, научные исследования, теоретические разработки, духовные изыскания. Более нарушенные индивиды данной категории пребывают в своем личном аду, где их потенциальные способности поглощаются страхом и отстраненностью.  Их скриптовые решения и патогенные убеждения могут выглядеть следующим образом : «Я не имею права на существование. Мир опасен. Наверное, со мной что-то не так. Если бы я позволил себе ослабить контроль, то мог бы кого-нибудь убить. Я все это разрешу своим интеллектом. Настоящие ответы в этой жизни имеют духовную природу и принадлежат к другому миру». Сублимация аутистического ухода в творческую активность составляет главную цель терапии с шизоидными пациентами. Необходимо также учитывать, что в качестве защиты они могут использовать слабую память, особенно память межличностных событий, конфликтных по отношению к детству.
 
    Анамнез жизни.

    В тот момент, когда ребенок просыпается, чтобы жить в социальном мире, может оказаться, что это целиком зависимое существование не встретит со стороны этого мира доброжелательного приема. Полного эмоционального контакта и надлежащего ответа. В реальности родители могут быть холодными, сухими, отвергающими, полными ненависти, и совершенного нежелания воспринимать детское существование. Реакция родителей на появление нежеланного ребенка может не быть такой крайностью. Однако известно, что многие из человеческих существ – это существа нежелаемые, а тех из них, которые были сознательно желаемы, не всегда воспринимаются однозначно. Более того, многие родители, желающие ребенка, сталкиваясь с грузом обрушившихся на них забот по уходу, приходят к выводу, что они обладают гораздо меньшими родительскими ресурсами, чем казалось ранее. Бывает, что родители думают, что хотят ребенка, но то, чего на самом деле они желают – это идеальное отражение их собственного идеализированного «Я». Они хотят «идеального младенца» вместо живого человеческого существа с частично животной натурой. Каждый младенец рано или поздно многократно разочарует эти идеальные ожидания, а спровоцированное таким образом родительское отчуждение и злоба могут быть для него шоком. Однако именно эта настоящая, спонтанная жизнь в ребенке вызывает такого типа реакции отчуждения и ненависти у родителей.
    Не является секретом тот факт, что до определенного момента ребенок находится в симбиотической связи с матерью и не может отделить себя от нее по своему или ее желанию. Можно себе представить, что когда мать или опекун окажется достаточно сухим. Ребенок может просто решить вернуться туда, откуда он пришел – к разделению, которое для него является единственной дорогой к бегству. Холодное и презрительное отношение со стороны опекуна может быть либо частичным, либо полным, постоянным или периодическим. Детский защитный уход (отчуждение) будет значительно более глубоким, если будет ответом на повторяющиеся болезненные переживания, а не минутный холод, проявляемый в какой-нибудь области опеки.
     Психоаналитики употребляют понятие «достаточно хорошая мать», чтобы описать требуемую спосбность к эмпатической заботе, которая приводит новорожденного в состояние симбиоза и сохраняется до тех пор, пока процесс различения не позволит ему сознательную индивидуацию. Когда материнская забота не  является «достаточно хорошей» - когда она по сути неприятна и наказующа – возникает дистанция, разрыв и буквально отвращение от общественных контактов. Виду очень примитивной природы познавательных процессов новорожденного в этот момент его развития, сложно точно установить, каким образом эта цепочка событий интерпретируется на разных уровнях его разума. Тем е менее ученые предполагают, что на очень примитивном уровне сознания, а позднее на очень сложном уровне понимания, ребенок испытывает интенсивный страх, называемый страхом превращения в ничто.
     Естественная первоначальная реакция ребенка на холодное, враждебное и угрожающее окружение – это ужас и злость. Хронический страх становится невыносимым состоянием, в котором ведется жизненная игра. Также происходит и с хронической злостью. Более того, эта злость провоцирует мщение, воспринимаемое ребенком, как устрашающее и угрожающее его жизни. В этой ситуации ребенок обращается против самого себя, подавляет естественные эмоциональные реакции и использует доступные в этом начальном периоде жизни очень примитивные защитные механизмы, чтобы справиться с враждебным миром. Дополнением или частью этого ухода внутрь является какая-либо существенная задержка в жизни организма – предпринимаемая с тем, чтобы спасти подвергающуюся опасности жизнь. Способность осуществить этот маневр ограничена степенью развития эго ребенка в этом периоде. В течение месяцев сохранения симбиоза может произойти регресс к предыдущему периоду развития – аутизму, который позднее будет требовать пробуждения. Ненависть опекающего родителя станет позже предметом интроекции и начнет подавлять жизненные силы организма – движение и дыхание станут стесненными и вырабатывается невольное напряжение в мускулатуре, служащее сдерживанию жизненных сил. Терапевтический опыт с такого рода клиентами, которые перенесли подобные испытания, показывает, что рано или поздно они принимают фундаментальные эмоциональные решения: 1) «Наверное, со мной что-то не так». 2) «Я не имею права жить». Эти когнитивные репрезентации могут быть осознанны или вытеснены, но неком фундаментальном уровне экзистенции личности воспринимают лично реакции окружения и осуществляют их инкорпорацию в своем понятии самости.
    Подрастая, дети такого шизоидного типа могут столкнуться с приступами публичной ярости родителей, например, в магазине, и они начинают очень бояться этой повторной ярости и старается в будущем овладеть ситуацией и заставить родителей сдерживать эмоции. В случае родителей с очень ограниченной эмоциональной стабильностью их болезненные взрывы слабо связаны с тем, что делает ребенок, а чего он не делает. В результате в ребенке развивается глубинная впечатлительность и способность распространять заботу на родителей в ситуации, когда им грозит потеря контроля и когда таковое уже произошло.
    Шизоидный характер может также проявляться как результат воздействия окружения, которое не обязательно пренебрегает физическими потребностями или открыто выражает свою враждебность, но которое просто всегда хронически холодно. Недостаток такого обычного эмоционального тепла и заботы приводит к искажению экзистенции индивида и к формированию разнообразных защит, поэтому он начинает находить тихую пристань в уходе в мир познавательной и духовной реальности. «Если мать меня не любит, то Бог любит» и хотя мир кажется враждебным, фактически он представляет дружественное целое, в котором теперешняя жизнь это лишь отблеск вечности, а «жизнь в своем физическом измерении не много значит». Таким образом, жизнь скорее спиритуализируется, а не переживается. Нелюбимый ребенок может стать тем, кто любит других людей, но почти автоматически отвергает близость, необходимую для поддержания более прочных уз любви.
    Когда человек созревает, искусность и сложность защиты усиливаются, но на фундаментальном эмоциональном уровне защитные структуры остаются по-прежнему примитивными и по сути отражают вытеснение того, что на самом деле произошло с его опекуном. Механизм вытеснения способствует закреплению настоящей ситуации в симбиозе – с одной стороны неудовлетворенная жажда интимного единения, а с другой – автоматическое отвергание слияния.  Таким образом замороженная симбиотическая ситуация обуславливает постоянную склонность к интроекции всех убеждений, характерных черт и чувств других людей, и в то же время как к негативной, так и позитивной проекции чувств и мотиваций на других. При такой структуре характера практически никогда не возникала полная симбиотическая привязанность, приводящая к последующей индивидуации с автономным функционированием. Нелюбимый ребенок убежден: «Моя жизнь угрожает моей жизни». Независимость и изоляция этой напуганной и разъяренной особы носит чисто защитный характер.
    Ученые, изучающие шизоидных личностей и паттерны их поведения, выделили три наиболее часто встречающихся паттерна детско-родительских отношений, которые позволили более точно предсказывать будущие формы адаптации у детей.
    В первом паттерне, названном «боязливо-избегающей привязанностью», малыши в эксперименте по изучению незнакомого пространства в присутствии матери проявляли очень малый эмоциональный резонанс со своей матерью и в незначительной степени предпочитали интеракцию именно с ней интеракции с чужим исследователем. Они были способны самостоятельно исследовать комнату и проявляли малый интерес к возвращению к матери. В этот момент дети активно игнорировали своих матерей, а большая их часть даже отворачивалась от них.
    В ситуации «безопасной привязанности» ребенок использовал мать как опору для изучения окружения. Такой ребенок с легкостью отделялся от матери, чтобы познать окружающую среду, но в то же время свободно делился с ней своими переживаниями. Эта пара была лучше эмоционально слажена. В травмирующих ситуациях мать легко успокаивала ребенка, после чего он быстро возвращался к игре. Когда травма касалась расставания с ней, ребенок после ее возвращения искал непосредственного контакта с ней с целью успокоения и распознания. Если уход матери не представлял никакой проблемы, то они распознавали, приветствовали и с радостью допускали к себе возвратившихся матерей. Все эти поступки свидетельствуют о том, что ребенок позитивен, и однозначно привязан к своей матери.
    Боязливо-отвергающая привязанность характеризуется большим прилипанием к матери и зависимым поведением. Поначалу такие дети с трудом отделялись от своих матерей, чтобы изучать новое окружение, были более недоверчивы по отношения к экспериментатору и решительно предпочитали личность матери. Чаще, чем две предыдущие группы , реагировали негативно на удаление матери, но в то же время, когда она возвращалась, реагировали еще хуже, вибрируя между боязнью контакта и явным сопротивлением. Они могли, к примеру, отвергать попытки матери организовать игру, пинаться ногами, изворачиваться или каким-либо другим способом выражать нежелание или амбивалентность отношения. Иногда те же самые дети выявляли тревожный уровень пассивности, не предпринимая никаких попыток интеракции ни с окружением, ни с возвращающейся матерью.
    Таким образом, решающие стереотипы отношений бывают установлены очень рано. Хотя часть из них может связаться с генетическими факторами, все же основную роль в формировании личности играют отношения родители-ребенок.
     Некоторые элементы шизоидной структуры видны у многих клиентов, которые самостоятельно ищут помощи у психотерапевта.
Для понимания сферы неудач в привязанности и следующих из этого результатов необходимо обратить и на внешние факторы, сопутствующие периоду симбиоза, которые могут значительно довлеть над человеком, осуществляющем опеку, и тем самым существенно снижать его способность поддерживать полный контакт и выражать одобрение. Например, мать, которая могла бы быть достаточно хорошей в обычных жизненных условиях, может больше не быть такой после потери  мужа в результате развода, его смерти или воинской службы. Переживания ранней болезни ребенка, а особенно раннее помещение в больницу, также могут вызвать истощение привязанности. Ребенок может испытать травму, вследствие непостоянства объекта во время этого чувствительного периода развития, связанного с переживанием серьезнейшей боли, вытекающей из неподходящего отношения к нему главного опекуна или других людей. Подобное влияние на снижение способности родителей к сохранению близости и любви в этот решающий период жизни может иметь война, экономический крах или экологическая катастрофа. Кроме того, существует даже такое враждебное окружение и такие события в окружающей среде, которые могут изменить или уничтожить качество жизни в симбиозе.

    Объектные отношения.

     В объектных отношениях шизоидная личность всегда занимает параноидно-шизоидную позицию. Она всегда испытывает затруднения, связанные с межличностными контактами, так как близость провоцирует страх, и они боятся утратить независимость и собственную значимость. Это начинается уже в раннем детстве – в детском саду или во время пубертата.
     Первичный конфликт в области отношений у шизоидных людей касается близости и дистанции, любви и страха. Их субъективную жизнь пропитывает глубокая амбивалентность по поводу привязанности. Они страстно жаждут близости, хотя и ощущают постоянную угрозу поглощения другими. Они ищут дистанции, чтобы сохранить вою безопасность и независимость, но при этом страдают от удаленности и одиночества. Они не могут ни  состоять в отношениях с другой личностью, ни находиться вне этих отношений, не рискуя так или иначе потерять и себя, и объект. Эта позиция указывает на дилемму как на  внутреннюю и внешнюю программу и суммирует эту динамику в таком сообщении: «Стой там – иди сюда» или «Подойди ближе – я одинок, но оставайся в стороне – я боюсь внедрения». Надо сказать, что шизоидная личность все время испытывает томительное желание близости и слияния, любви и привязанности и в то же время избегают их. Этот внутренний конфликт может приобретать различные формы. Чаще всего он проявляется в освобождении от любовного чувства и отщеплении от него сексуального влечения в чистом виде – сексуальная связь без любовного антуража. Партнер для шизоида является лишь любовным объектом, биологическим сексуальным механизмом для удовлетворения желания. Поэтому легко заменяется. Это защищает шизоидов от глубокого проникновения в их жизнь посторонних, так как любой партнер воспринимается как угроза для их жизни. Люди этого типа всегда испытывают большой страх перед связью, обязанностями, зависимостью, ограничением их личности. Это объясняет их непредсказуемость и странные реакции. Единственный, к кому шизоид прислушивается и кому доверяет – это он сам. Он нуждается лишь в собственной поддержке, поэтому любовные отношения, связанные с атмосферой доверия и интимности, не свойственны ему и не возникают в связях с партнерами.
    Большие трудности в объектных отношениях появляются тогда, когда у шизоида возникает резкая амбивалентность между любовью и ненавистью, когда его глубокие сомнения в своей способности любить или дружить переносятся на партнера. Он начинает требовать других доказательств любви или привязанности, чтобы устранить свои сомнения, и может дойти до садизма или других форм деструктивного поведения.
    Эмоциональная холодность в межличностных и даже любовных отношениях иногда достигает экстремальных и болезненных размеров, приводя к изнасилованию и наслаждению от убийства. Это происходит тогда, когда на партнера проецируются не переработанные чувства ненависти и мести, то есть происходит перенос на партнера отношений к объектам зависимости (матери), с которыми он был связан в детстве.
    В связи с описанными коммуникативными и эмпатийными трудностями шизоиды часто остаются одинокими. В некоторых ситуациях они избирают для себя эрзац-объекты, как это бывает в случаях фетишизма. Иногда в качестве сксуального объекта они выбирают детей и подростков, что вызывает меньше страха быть привязанным. Достаточно часто подавленная потребность в любви и самоотдаче прорывается в экстремальных формах ревности. Если они не уверены в искренних чувствах партнера, то они стараются разорвать эту связь для профилактики разочарования. Уход от партнера для шизоида менее болезненный, чем попытка проявлять заботу о нем. Если уйти не удается из-за сильного любовного влечения, то происходит демонизация партнера, что вызывает внезапное чувство ненависти.
    Тяжело дается шизоиду и длительная эмоциональная  вязь. Он склонен к кратковременным отношениям или связям без их легализации. При ранней утрате матери, замене ее няньками или разочаровании в матери они вступают в связь с более старшими по возрасту женщинами, которые могут им дать тепло и защищенность без особых к ним притязаний на их внутренний мир и ответное эмоциональное тепло. Женщины и женственность расцениваются шизоидом как угроза его личности, поэтому нередко у них возникает влечение к своему полу. Или же они стараются выбирать таких партнерш, которые, благодаря своим квазимужским чертам, выглядят не так, как другие, более женственные. Однако во всех случаях длительные связи тяжелы для шизоидов.
    В сексуальном плане некоторые шизоидные люди оказываются удивительно безразличными, часто несмотря на способность функционировать и получать оргазм. Чем ближе Другой, тем сильнее страх, что секс означает западню. Многие гетеросексуальные женщины влюбляются в страстных мужчин, только для того, чтобы узнать, что их избранник оставляет свои чувственные силы для собственного применения.  Подобным же образом, некоторые шизоидные люди страстно желают недостижимых сексуальных объектов, при том что чувствуют смутную индифферентность по отношению к доступным объектам. Партнеры шизоидных личностей иногда жалуются на механистичность или бесстрастность их манеры любить.
    Некоторые ученые психоаналитической направленности относят шизоидные механизмы коммуникаций к универсальной параноидно-шизоидной позиции раннего детства. Другие ранние аналитики, ориентированные на объектные отношения, следуют объяснительной парадигме, согласно которой шизоидная динамика приравнивается к регрессии к неонатальному опыту. Современные теретики продолжают сохранять уклон в сторону развития, свойственный фиксационно-регрессивной модели, отличаясь при этом своим особым взглядом на точку фиксации. Например, согласно Кляйн (1946),  шизоидное нарушение является «прементаьным», а Хорнер (1979) относит его происхождение к более позднему возрасту, когда ребенок выходит из симбиоза.
    Возможно, как считает Мак-Вильямс, более продуктивные соображения об истоках шизоидной личности можно получить на основе аналитических наблюдений тех условий роста, при кторых оказывается, что подросток движется в шизоидном направлении. Одним типом отношений, который. Возможно, провоцирует избегание у ребенка, является покушающийся, сверхвовлеченный, сверхзаботливый тип воспитания. Шизоидный мужчина с удушающей матерью – вот что составляет главную тему популярной литеоатуры в последнее время. Это же явление можно обнаружить и при специальных исследованиях. Клиницисты, наблюдавшие пациентов-мужчин с шизоидными чертами, как правило, обнаруживают в семейном основании соблазнительную нарушающую границы мать и нетерпеливого, критикующего отца.
    Развитию шизоидного паттерна отстраненности и ухода, возможно, способствует не только уровень, но и содержание родительской вовлеченности. Многие наблюдатели семей тех пациентов, у которых развился шизофренический психоз, подчеркивали роль противоречивых и дезориентирующих факторов коммуникаций. Ученые считают, что такие паттерны вообще ответственны за шизоидную динамику. Ребенку, находящемуся в ситуации двойного зажима и эмоционально фальшивых сообщений, легко стать зависимым от ухода, чтобы защитить свое собственное «Я» от непереносимого уровня гнева и сомнений. Он может также ощущать глубокую безнадежность. Подобное отношение нередко отмечается у шизоидных пациентов.
    В явном противоречии с теорией о роли покушающихся родителей в развитии шизоидных черт находятся некоторые сообщения о людях, чье детство характеризовалось одиночеством и пренебрежением родственников в такой степени, что их приверженность уходу можно понять как создание хорошего по необходимости.
    Таким образом, можно прийти к выводу, что и покушение, и депривация совместно определяют шизоидную проблему: если кто-то одинок или подвергается депривации, а родители доступны только в тех случаях, когда они проявляют себя как неэмпатичные и вторгающиеся, разрастается конфликт «тоска-избегание», «близость- дистанцирование». Исследования ученых также обращают внимание на комбинацию «кумулятивной травмы» от недостатка реалистичной материнской защиты и «симбиотического всемогущества», присущего избыточной материнской идентификации.

    Собственное «Я».

    Одним из наиболее поражающих аспектов людей с шизоидной организацией личности является их игнорирование конвенциальных норм и общественных ожиданий. Они совершенно равнодушны к тому, какое впечатление производят на других, а также к оценивающим ответам, исходящим от окружающих. Согласие и конформность направлены против природы шизоидных людей, независимо от того, переживают ли они субъективно болезненное одиночество. Даже если эти люди видят некоторую целесообразность в приспособлении, они, скорее, ощущают неловкость и даже нечестность, участвуя в светской болтовне или в общественных делах. Шизоидное собственное «Я» всегда находится на безопасной дистанции от остального человечества.
    Многие наблюатели описывают бесстрастное, ироническое и слегка презрительное отношение многих шизоидных людей к окружающим. Эта тенденция к изолирующему превосходству может иметь происхождение в отражении приближения сверхконтролирующего и сверхвторгающегося Другого, описанного выше. Кажется. Что даже у наиболее дезорганизованных шизофренических пациентов в течение длительного времени отмечается своего рода преднамеренная оппозиционность – как если бы единственным способом сохранения чувство собственной интегрированности было бы разыгрывание фарса над всеми конвенциальными ожиданиями. Этот феномен ученые назвали «контрэтикетом».
    Одной из возможных причин подобного феномена, по мнению ученых, состоит в том, что шизоидные личности старательно предотвращают возможность быть определенными – психологически привязанными и приглаженными – другими людьми. Таким образом, для личностей с шизоидной структурой характера состояние покинутости оказывается менее губительным, чем поглощение. М.Баллинт (1945) в одной из своих работ описываеи и противопоставляет две разнонаправленные ориентации характера: «филобаты» - любители дистанции, самостоятельности, которые ищут успокоения в уединении, и «окнофилы», стремящиеся к близости, особенно при стрессе, чтобы найти плечо, а которое можно опереться. Шизоидные люди – абсолютные филобаты. Можно предсказать следующее: поскольку люди тянутся к тем, кто имеет противоположные, вызывающие зависть стремления, шизоидов, как правило, привлекают теплые, экспрессивны социабельные люди, например, истерические личности. Эта склонность создает почву для возникновения многих семейных, возможно, даже комических проблем, когда нешизоидный партнер пытается разрешить межличностное напряжение, постоянно приближаясь. В то же время шизоид, опасаясь поглощения, старается удалиться.
    Такие сценарные решения и такое поведения шизоидной личности связано с ощущением своего «Я». У большинства людей этого типа складывается глубоко укорененное убеждение, что с ними что-то не так, что они как-то отличаются от других людей. Другие постоянные убеждения касаются мира, в котором это «Я пребывает». Он кажется ему опасным, сложным и холодным. В зависимости от того, в какой степени личность реагирует в этой ситуации компенсацией и защитными механизмами, эти идеи будут вытесняться и появятся познавательные структуры и системы убеждений, поддерживающие это отрицание.
    Самоуважение людей с шизоидной динамикой часто тподдерживается индивидуальной творческой деятельностью. При этом для них более важными оказываютя именно аспекты личностной целостности и самовыражения, а не сторона самооценки. Там, где психопат ищет подтверждения своей силы, а нарциссическая личность – восхищения для подпитки самоуважения, шизоид стремится к подтверждению его исключительной оригинальности, сензитивности и уникальности. Подтверждение такого своего «Я» должно быть внутренним, а не внешним и, благодаря высоким стандартам в творчестве, шизоиды нередко бывают резко самокритичны. Настойчивость, с которой они добиваются аутентичности, так велика, что фактически гарантирует их изоляцию и деморализацию.
    У шизоидных личностей всегда бесстрастное, ироничное и слегка презрительное отношение к окружающим, они всегда стараются использовать чувство превосходства для того, чтобы избежать вторжения Другого в его закрытое на все пуговицы «Я»,остаются неопределенными, непривязанными и непонятыми. Свое «Я»  и его сущность такого типа личности тщательно оберегают от вторжения, анализа и описания из-за страха поглощения. Для них лучше покинутость и одиночество, чем привязанность и поглощение. Однако они способны быть и заботливыми, обязательными и ответственными, но без «Я»-включенности. Их «Я» всегда рационально и редко эмоционально внешне. Они всегда и при любых обстоятельствах сохраняют свое личное пространство, не смотря, насколько это удобно другим. Обычные вопросы: «Что ты по этому поводу чувствуешь?» «Над чем думаешь?» - ставят их в тупик и раздражают.
    Сила их «Я» заключается в том, что они умеют контролировать свои импульсы и побуждения, держать свои эмоции под контролем и оставаться невозмутимыми даже в самой экстремальной ситуации.
    Уязвимость их «Я» проявляется в том, что они чувствуют себя напряженными, неуверенными в неформальных обстоятельствах и отношениях, не могут до конца понять самих себя, и это приводит к еще большей изоляции от других.
    Очень часто свое «Я» они воспринимают как поврежденное, плохо функционирующее или даже совсем плохое. Иногда такая личность сомневается даже в праве на существование и погружается по этой причине в проблемы интеллектуальные и духовные, которые связывает с собственным интеллектом или собственной духовностью. Некоторые из них выбирают занятие психотерапией, где они могут безопасно применить свою исключительную сензитивность, помогая другим. Для людей с ядерным конфликтом на тему близости и дистанции эта профессия может быть привлекательна именно тем, что дает возможность узнать других максимально близко и при этом позволяет оставаться вне досягаемости чьих-то интерпретаций.

    Перенос.

    Можно быть уверенным в том, что , в соответствии со своей склонностью к уходу, шизоидные люди будут избегать такого интимного вмешательства как психотерапия и психоанализ. Это действительно так, люди такой структуры характера редко самостоятельно прибегают к психологической или психотерапевтической помощи, чаще по настоянию родных, медицинских работников, а то и криминалистов. Однако на самом деле достаточно часто, если к ним подходить с пониманием и уважением, они оказываются в процессе терапии достаточно понимающими и сотрудничающими пациентами. Дисциплина клинициста, которая совпадает с «повесткой дня» самого пациента, и безопасная дистанция, создаваемая присущими терапии границами  (ограничение времени, свободные ассоциации, этические запреты против социальных или сексуальных отношений с клиентом и т.д.), по-видимому, снижают страх шизоидного пациента быть поглощенным.
    Шизоидный пациент приближается к терапии с той же самой сензитивностью, честности и страха поглощения, которая отмечает и другие его отношения. Он может искать помощи, потому что его изоляция от остального человеческого сообщества становится слишком болезненной, потому что он имеет ограниченные цели, связанные с этой изоляцией (например, желание преодолеть запрет на отношения) или же потому, что стремится к иному специфическому социальному поведению. Иногда психологическая неблагоприятность шизоидного личностного типа не очевидна для него самого; бывает, что он хочет освободиться от депрессии, тревожного состояния или от другого вида симптоматического невроза. В некоторых случаях шизоид может обращаться за лечением из боязни – часто оправданной – боясь, что находится на пути к сумасшествию.
    Доля шизоидных пациентов на ранних фазах терапии довольно характерно косноязычие и ощущение пустоты и растерянности. Приходится выносить долгие периоды молчания, пока пациент не интернализует безопасность сотрудничества. Однако со временем, если только пациент не оказывается мучительно неразговорчивым и невербализующим или беспорядочно психотическим, многие аналитически ориентированные терапевты получают удовольствие от работы с пациентами с шизоидной структурой характера. Они очень часто бывают чувствительны к своим внутренним реакциям и бывают благодарны находиться там, где выражение их собственной личности не вызывает тревоги, пренебрежения или высмеивания. На сеансах они все-таки больше молчат и слушают, пока не почувствуют себя  полной безопасности. Очень чувствительны к своим внутренним реакциям и благодарны терапевту за терпение. Все время «тестируют» на предмет искренней заинтересованности в их сложных и запутанных, вербальных и невербальных посланиях и намерения им помогать. Бояться, что терапевт, как и другие люди, отдалится от них, а то и  посчитает их безнадежными чудаками или психически ненормальными.

     Контрперенос.

    Первичная трудность для терапевта при работе с шизоидными пациентами состоит в том, чтобы находить путь ко внутреннему миру пациента, не вызывая слишком большой тревоги из-за вторжения. Поскольку шизоидные люди предпочитают разобщенный и затемненный стиль взаимоотношений, можно легко впасть в ответное разобщение и рассматривать своих пациентов скорее как интересный экземпляр, чем человеческое существо.
     История попыток понять шизоидные состояния пестрит примерами «экспертов», объективизирующих отдельных пациентов и очарованных шизоидными феноменами, но соблюдающих безопасную дистанцию по отношению к эмоциональной боли, которую те предъявляют. Эти «эксперты» считают вербализации шизоидных людей бессмысленными, тривиальными или чересчур загадочными, чтобы напрягаться и распутывать их. Имеющий место психиатрический энтузиазм в психологических объяснениях шизоидных состояний представляет собой известную версию данной предрасположенности, состоящую в том, чтобы не принимать всерьез субъективность шизоидных личностей.
    Характерологически шизоидные люди без опасности психотического срыва провоцируют гораздо меньшее непонимание и защитное отстранение у своих терапевтов, чем госпитализированные шизофреники, которым посвящено большинство серьезных психоаналитических описаний патологического ухода. Но те же самые психотерапевтические рекомендации применимы и к менее серьезным случаям. К этим пациентам нужно подходить таким образом, как если бы их внутренние переживания, даже чуждые окружающим, имели потенциально распознаваемое значение и могли составить основание для неугрожающей интимности с другим индивидом. Терапевт должен иметь в виду, что отстраненность шизоидного пациента представляет собой распознаваемую защиту, а не непреодолимый барьер для отношений. Если клиницист может избежать отреагиования искушений контртрансфера, подталкивая пациента к преждевременному закрытию, если он в состоянии не прибегать к возражениям или дистанцированию от него, формируется прочный рабочий альянс.
    Как только образуются терапевтические отношения, за ними могут последовать дополнительные терапевтические сложности. Субъективная хрупкость шизоидных личностей отражается и в чувстве слабости и беспомощности терапевта. Образы и фантазии деструктиного, пожирающего внешнего мира захватывают обоих участников психотерапевтического процесса.  Появляются также противооложные образы всемогущества и разделенного превосходства («Мы вдвоем образуем Вселенную»). Накопленные восприятия пациента как исключительного, уникального, непонятого гения или недостижимого мудреца могут присутствовать во внутреннем ответе терапевта, возможно, параллельно с отношением сверхвовлеченного родителя, воображающего собственное величие при помощи своего особенного ребенка.

    Терапевтические рекомендации.

    1. Терапевт должен быть аутентичным и четко осознавать степень своих представлений относительно этого типа пациентов.
    2. Большинство терапевтов сами достаточно депрессивны, поэтому не нежно стараться достичь эмпатии сразу
    3. Дать понять пациенту, что терапевт не намеревается его подавить или «проглотить».
    4. На первых этапах терапии избегать интерпретации чувств и поведения пациента, так как это может оттолкнуть шизоидную личность из-за страха вторжения.
    5. Без критики принимать комментарии и реакции пациента и не стремиться достичь сразу большего, чем выражает пациент. Иначе усилится тенденция к уходу.
    6.Лучше и эффективнее будет взаимодействие с пациентом, если терапевт будет использовать слова и образы самого пациента. Это укрепит его чувство реальности и внутренней целостности.
   7. Дать понять пациенту, что его мир доступен пониманию терапевта, и что его никто не старается подчинить. Вербально переопределить богатое воображение пациента как талант, а не патологию.
    8. Помочь пациенту сублимировать его аутичность в какую-либо творческую активность.
    9. Для примера и для лучшего осознания пациентом его проблем рекомендовать ему, например, художественную, социальную или другую литературу, фильм с такой же проблемой, то есть с проблемой шизоидности.
    10. Помочь пациенту распространить на весь внешний мир достигнутую им безопасную интимность с терапевтом.




 

             Депрессивная личность и ее защитные механизмы.

       Нет сомнений в том, как выглядит клиническая депрессия. Кроме того. многие люди имели несчастье страдать от депрессивных состояний. Но в последнее время депрессивные расстройства начинают приобретать размах эпидемии. Многие страны уже давным-давно назначают антидепрессанты не только страдающим своим гражданам, но и животным.
 

                Влечения.

Оральная фиксация. Агрессия против самого себя, направленный во внутрь гнев. Люди этого типа часто страдают депрессивными состояниями, которые характеризуются непреходящей печалью, сниженной энергетикой, ангедонией ( неспособность радоваться обычным удовольствиям),  вегетативными нарушениями (проблемы питания, сна и саморегуляции). З.Фрейд был первым, кто сравнил и противопоставил депрессивные состояния и влечения нормальному переживанию горя. Он обнаружил важные различия между этими двумя состояниями: при обычных состояниях горя внешний мир переживается как уменьшившийся каким-либо образом (потеря значимой личности), в то время как при депрессивных состояниях то, что переживается как потерянное или разрушенное, является частью самого себя.
    
                Аффекты.

     Когнитивные, аффективные, сенсорные процессы и воображение, которые резко тормозятся при внезапной клинической депрессии (особенно это наблюдается у личностей без сильных дистимических наклонностей), в психике тех людей, кто является депрессивными личностями, действуют хроническим, организующим, самостабилизирующим образом. Основные аффективные переживания этого типа личности связаны с существованием единства и целостности «Я» и глубинным переживанием утраты безопасности. Основным импульсом у этих личностей  является стремление объединиться с другими людьми, избежать поворота к самому себе.
     У   депрессивных личностей преобладает стремление к доверительным близким контактам, страстное желание любить и быть любимым, соотнесение своей сущности и своего поведения с мерками и масштабами человеческого общества. В их любви превалирует желание сделать любимого человека счастливым – они сочувствуют другим людям, догадываются об их желаниях, больше думают о других, чем о себе и всегда готовы слиться с понятием «Мы», пренебрегая индивидуальными различиями.
       Чувство гнева  переживают редко и конфликтно. У них присутствует сознательное, Эго-синтонное, всеобъемлющее чувство виновности перед всеми и каждым в отдельности, особенно если они теряют  близких или значимых для них людей в прямом и географическом или психологическом смысле. Печаль -  один из основных и главных аффектов депрессивной психологии. Однако большую часть своих негативных аффектов они переносят на самих себя, испытывают чувство ненависти к себе вне всякого соотнесения со своими актуальными недостатками. Переживать и направлять чувство гнева на других они не умеют, вместо гнева они ощущают вину. Как однажды заметил остроумный, но депрессивный  психоаналитик: « Когда меня обвиняют в преступлении, которого я не совершал, я удивляюсь, почему я забыл о нем» - наилучшая характеристика депрессивной личности.  Депрессивные люди  мучительно осознают каждый совершенный ими грех – при том, что они игнорируют собственные добрые поступки, долго переживая каждое свое эгоистическое проявление.
       Постоянное чувство печали изводит их и мешает радоваться жизни. Зло и несправедливость  причиняют им глубокие страдания, но они редко продуцируют в них негодующий гнев параноидной личности, морализацию обсессивной, уничтожение компульсивной или тревогу истерической личности. Печаль испытывающего клиническую депрессию настолько очевидна и склонна к задержке, что в общественном сознании- и уже в профессиональном ,- термин печаль и депрессия  фактически стали синонимами.
      Для депрессивных личностей общение с окружением с его агрессивностью и аффектами представляет большую проблему. Как депрессивная личность может быть агрессивной, утверждать свое мнение и настаивать на своем, если такой человек полон страха утраты или эмоционального отвержения? Однако агрессия и аффекты неизбежны, пока человек существует в мире. Она неизбежна и для депрессивной личности, но она проявляется совсем иначе, чем у других характерологических типов. Для депрессивной личности  агрессия и другие аффективные состояния становятся возможными с развитием идеологии миролюбия. Миролюбие принимается как противопоставление агрессивности и предназначается не только для самой депрессивной личности, но и ее окружения. В рамках такой идеологии не трудно отказаться от своих намерений, сославшись на болезнь и беззащитность, не дать развиться собственному аффекту. Такое поведение носит компенсаторный характер и вызывает чувство морального превосходства, которое есть не что иное, как сублимированная форма агрессии. Такая манера поведения может привести к исполнению роли жертвы или воплощения бесконечного терпения, что в конечном итоге приводит к духовному, моральному или сексуальному мазохизму. Такая , чаще всего односторонняя,  добродетельность  вызывает некоторое сомнение: в то время как депрессивная личность верит в свои страдания, она подсознательно доставляет страдания и другому, что в конечном итоге оборачивается садомазохистским поведением. Депрессивная личность своими страданиями или своей  терпимостью и склонностью к самопожертвованию вызывает у близких людей чувство вины.   Многие психоаналитики утверждают, что за сверхзаботливой любовью депрессивных личностей скрывается подсознательная агрессия, которая может проявляться в таких формах, как причитания, жалобы и сетования. Они демонстрируют такое выражение лица, которое без слов вызывает у других чувство вины, принуждающее их к участию и заинтересованности.
    Так как агрессия не находит у депрессивных личностей  объяснимого выхода, она может вначале выражаться в форме жалости к самому себе, а затем направляться на самого себя, что особенно выражено при меланхолии. Из-за неразрешимых конфликтов между агрессией, чувством вины и страхом утраты любви они вынуждены возникающие упреки, обвинения и ненависть направлять на самих себя, вплоть до возникновения самоненавистничества и сознательных или подсознательных саморазрушительных действий. Подавленная агрессивность депрессивных личностей может сублимироваться и идеологизироваться в форме повышенной заботливости, скромности, доброжелательности и покорности и переходить в жалобные причитания и жертвенность с дальнейшей склонностью к самообвинению, самонаказанию и саморазрушению.
 
                Темперамент.

   Ученые приходят к выводу о наследственной передаче подверженности депрессии. Вполне очевидно, что депрессия передается от родителей, однако невозможно оценить степень,  в какой депрессивные тенденции передаются генетически, а в какой депрессивное поведение родителей создает основу для дистимических реакций их детей.  И тем не менее конституциональная предрасположенность депрессивных личностей акцентируется на склонности к теплоте и душевности, готовности и способности любить, чуткости и глубокой интуиции. Эти качества часто сочетается с некоторой тяжеловесностью и привязанностью к чувствам, которые значимы для депрессивных личностей и усиливают их депрессию. Их эмоциональная структура –      верность, постоянство и склонность к любовным переживаниям – приводит к тому, что эти люди часто  сталкиваются с жизненными коллизиями, которые вызывают у них меланхолические реакции. Из-за этих качеств они не могут предотвратить или уменьшить ту опасность, которая мешает им жить так, как следует из их предрасположенности. К тому же у этих личностей встречается прирожденная склонность направлять агрессивность на самих себя, так что в жизни им трудно найти опору в самих себя. По своей натуре они миролюбивы, доброжелательны и не приспособлены к борьбе. Другие конституциональные компоненты состоят в чувствительности, незащищенности и ранимости, что лишает их опоры и стойкости. Вероятно, у них имеется врожденная склонность к флегматичности и комфорту, хотя до сих пор не ясно, что из этих качеств относится к предрасположенности, а что является реакцией.
     Фрейд и Абрахам предполагали, что важнейшим источником склонности к депрессии является переживание преждевременной потери.. В соответствии с классической теорией, предполагающей, что люди становятся фиксированными на той инфантильной стадии, в течение которой они были избалованы или подвергались депривации, депрессивные индивиды рассматривались как люди, пережившие слишком раннее или внезапное отнятие от груди или другую раннюю фрустрацию, которая превзошла их способности к адаптации. На данную конструкцию оказали влияние  « оральные » качества людей    с депрессивным характером. Было замечено, что депрессивные люди склонны к полноте, они любят есть, пить, курить, говорить, целоваться и получать другие оральные удовольствия, однако современные исследования опровергают эти  убеждения. Они имеют тенденцию описывать свой эмоциональный  опыт, используя аналогию с едой и голодом. Легко нравятся другим людям и часто вызывают восхищения. Ненависть и критицизм обычно направляют вовнутрь, а не на окружающих людей, обычно великодушны, чувствительны и терпеливы к недостаткам. Стараются разрешить все сомнения в пользу других и любыми способами  сохранить хорошие взаимоотношения. Зло и несправедливость окружающих людей причиняют им невыносимую боль и страдания, но они редко вызывают в них негодующий гнев. Депрессивные личности обладают хорошей интуицией в отличие от шизоидов, тонко чувствуют, как к ним относятся и стараются  ответить взаимностью, приходят на помощь по первому зову.

                Психологические  защиты.

     Наиболее часто встречающаяся и сильная защита у депрессивных личностей – это интроекция. Она является личностным защитным механизмом (ассимиляция), который включает в структуру  «Я» без критической проверки и усвоения  внешние стандарты, ценности, отношения, концепции с целью снижения угрозы негативных переживаний. Как считают психоаналитики, интроекция является наиболее важным процессом, позволяющим понять и видоизменить   депрессивную психологию   пациента. Работая с такими пациентами, практически можно услышать говорящий интернализированный объект. Когда клиент произносит: «Это потому, что я недостаточно собранный и целеуствремленный», можно спросить: «А кто это сказал?  » и услышать: «Моя мать» (отец, бабушка или кто-то еще, являющийся интернализированным критиком). Как видно из данного примера, тип интроекции, который характеризует депрессивных людей, - бессознательная интернализация наиболее ненавистных качеств старых объектов любви. Их позитивные черты вспоминаются с благодарностью, а негативные переживаются как часть самого себя.   Такая тенденция формируется еще в детстве. Дети прецируют свои реакции на объекты любви, которые покидают их, воображая, что ое покидают их, чувствуя гнев или обиду.  Затем такие образы недоброжелательного и переживающего обиду покидающего объекта изгоняются из сознания и переживаются как плохая часть собственного «Я»: они слишком болезненны, чтобы их выносить, и противоречат надежде любовного воссоединения.
   Таким образом, ребенок выходит из переживаний травматической или преждевременной потери, идеализируя потерянный объект и вбирая все негативные аффекты в ощущения собственного «Я».  Эта  депрессивная динамика создает глубинное переживание собственной плохости, отделяющейся от образа доброжелательной личности, в которой ощущается потребность. Именно она объясняет, почему  человек может приобрести привычку обращаться с враждебностью именно таким образом.  Если  он, пережив болезненный опыт сепарации, верит, что именно собственные плохие качества привели к сепарации с о значимым объектом, он может очень сильно стремиться к тому, чтобы испытывать только позитивные чувства к тому, кто ему дорог. В таком контексте становится понятно, почему депрессивные люди сопротивляются признанию собственной, даже вполне естественной, враждебности. Оно, например, проявляется в поведении человека, который остается с жестоким партнером, считая, что если бы он сам был достаточно хорошим, то плохое обращение  партнера прекратилось бы.
     Другим важным защитным механизмом этого типа личности является обращение против себя. С помощью этой защиты достигается снижение тревоги, особенно тревоги сепарации (если человек считает, что именно гнев и критицизм вызывает оставление, он чувствует себя безопаснее, направляя их на себя), и сохраняется ощущение силы ( если «плохость» во мне, я могу изменить эту нарушенную ситуацию).
     Дети всегда экзистенциально зависимы от воспитывающих их объектов. Если люди, от которых они вынуждены зависеть, ненадежны и недостаточно хороши, дети имеют выбор между соприкосновением с подобной реальностью или жизнью в хроническом страхе и отрицании его. Они верят, что источник их несчастий находится в них самих, таким образом сохраняя ощущение, что улучшение себя может изменить ситуацию. Обычно люди идут на любые страдания, чтобы избежать беспомощности. Психотерапевтический опыт свидетельствует о том, что человек скорее предпочтет иррациональную вину, чем признания своей слабости.   
       Еще одной важной защитой депрессивных личностей является идеализация.. Поскольку их самооценка снижается в ответ на переживания, постольку восхищение, с которым они воспринимают других, повышает ее. Типичным для депрессивных людей являются циклы, в которых они наблюдают других в исключительно высоком свете, затем переживают унижение от сравнения, потом вновь ищут идеализированные объекты для компенсации, чувствуют себя ниже этих объектов, и так повторяется вновь и вновь. Данная идеализация отличается от идеализации нарциссических личностей тем, что она организована вокруг морали, а не статуса и силы.
       Если  описанные выше защитные механизмы не помогают депрессивной личности  избавиться от одиночества и тревоги, страха сепарации, то в качестве более мощной защиты они прибегают к религии и мистике. Для того, что бы хоть как-то сохранить самоуважение и избавиться от депрессии, они совершают много добрых дел. Это позволяет им противостоять своей вине. Психотерапевты часто обладают депрессивной динамикой, ищут возможности помогать другим, т.к. тревога по поводу своей деструктивности ставит их в безвыходное положение.
        Очень важным защитным механизмом депрессивных личностей при невозможности конструктивно разрешить внутриличностный конфликт являются психосоматические нарушения в воспринимающих органах. Символически представляя все, что они воспринимают, они делают это своим внутренним достоянием. Такого рода психосоматические расстройства легко возникают при конфликтных ситуациях, фиксируясь в области глотки, глоточных миндалин, пищевода и желудка. Ожирение и исхудание также могут быть психодинамически связаны с конфликтами. В народе бытует выражение «печальное сало», или «ожирение от горя». Все это связано с тем, что разлука или утрата близкого человека нередко компенсируется неумеренным пьянством или обжорством. Это почти неотличимо от расстройства влечений, если рассматривать их как эрзац удовлетворенности или способ бегства от действительности. 
    Трудности, с которыми сталкиваются депрессивные личности, могут в качестве защиты привести даже к умственной несостоятельности, при которой они не могут справиться со своими проблемами и нуждаются в уходе. Им так тяжело подумать о чем-то конкретном, они так быстро все забывают, что кажется, что это- органические симптомы поражения мозга. При более внимательном рассмотрении оказывается, что такое  впечатление недостаточно обосновано. Депрессивные личности воспринимают окружающее с недостаточным интересом и вниманием, потому что одержимы страхом. Сильные раздражители до них не доходят, так как лишь усугубляют конфликт и ослабляют их способность к восприятию; они как бы включают фильтр для чрезмерных по силе раздражителей, чтобы предотвратить разочарование. Сюда же относятся трудности в учебе или общая утомляемость    и как бы безучастность, которые, с одной стороны, несут защитные функции, а с другой – по типу обратной связи – усиливают депрессию, так как приводят к невыполнению ожидаемых от них действий и функций и к разочарованию в себе самом. Такая кажущаяся умственная недостаточность депрессивных личностей является еще одним признаком их разочарованности и глубокой убежденности в том, что они не в состоянии быть счастливыми. Они охотно заранее отказываются от счастья, боясь большего разочарования в будущем. Таким образом, они проводят в жизнь так называемую «политику зеленого винограда»: человек не верит даже в то, что ему под силу добиться, и отбрасывает от себя желаемое, так как оно недостижимо. Избавляясь от всего, что может с ними произойти, для того, чтобы избежать разочарований, они нередко обрекают себя на жизнь без желаний, серую, скучную и лишенных стимулов.
 
                Анамнез жизни.

    Депрессия этого типа личности имеет семейное происхождение и формируется уже во второй фазе  раннего детства, когда ребенок сознательно начинает воспринимать окружающий мир, когда свою мать он начинает считать источником удовлетворения своих потребностей, для чего необходима ее постоянная забота, доброжелательность и любовь.  Детство рисуется как длительный период существования вместе с матерью как «Мы», когда мать и ребенок живут в симбиозе, образуя единство, в рамках которого ребенок начинает отдаляться от матери. Вначале разделительная граница между ними в сознании ребенка представлена нечетко. Он лишь осознает, что мать находится за пределами его существа, и в то же время понимает, что она приносит ему радость и успокоение, и что он находится в зависимости от матери.
       Ребенок нуждается в матери, и он полон страха, когда она отдаляется от него, так как она является для него важнейшим пунктом связи с миром. Ребенок воспринимает ее образ и ее существование всей полнотой своих чувств. Интериоризация матери является очень важной частью духовного развития ребенка:  то, какую позицию  занимает мать в своем переживании связи с ребенком, определяет его отношение к самому себе в будущем.  Внутренний образ матери, то, что психоанализ называет интроекцией,  отражается позднее в позиции человека к самому себе.
     При хорошей взаимосвязи между матерью и ребенком происходит взаимное обогащение, которое обеими воспринимается как счастье. Этот период является коротким раем в жизни ребенка, когда от него ничего не требуют, его потребности предвосхищаются и удовлетворяются, когда само существование переживается им с радостью и наслаждением.  Главная новация в этой второй фазе раннего развития – это понимание своей зависимости от людей и пробуждающаяся потребность в доверительной близости с ними, и прежде всего, с матерью. Образ матери и ее сущность являются первым впечатлением ребенка о человеке и вообще о человечестве.
      Ее отношения с ребенком являются не только основой его самоощущения, но и корнем его самооценки по принципу «как аукнется, так и откликнется».
      Однако в этой второй фазе развития могут возникать и расстройства, при которых импульс, связанный с поворотом к самому себе, вместо радости сопровождается переживанием страха и чувства вины. Эти расстройства связаны с двумя характерными ошибками в позиции матери в отношении ребенка – избалованность и запрет.
        Избалованность связана с тем, что мать, счастлива в своем материнстве, предпочитает, чтоб ее ребенок как можно дольше оставался маленьким, зависимым и беспомощным.  Иногда к этому присоединяются факторы личностного биографического характера: например, если женщина разочарована в браке или если партнер оставил ее и ребенок составляет все содержание ее жизни. Она нуждается в ребенке, нуждается в его любви и делает все мыслимое, чтобы его обслужить. Чем старше становится ребенок, тем сомнительнее польза от такой заботы для него. Она ищет и находит любые мотивы, чтобы уберечь ребенка от жизненных трудностей, предугадать его желания и отгородить от враждебного мира. Она не может отменить неизбежные здоровые аффективные реакции ребенка, но реагирует на них болезненно, со слезами, что вызывает у него чувство вины, хотя такие аффекты являются нормальным способом поведения, адекватным возрасту.
     Все это приводит либо к стремлению отказаться от привязанности к матери, так как она предоставляет слишком мало шансов для реализации самостоятельности, либо к тому, что без помощи матери он не знает, что делать с самим собой и окружающим миром. С течением времени ребенок лишается собственных желаний, примиряется с действительностью и скатывается к пассивному безволию, надеясь на то, что его желания будут угадываться и исполняться. Так и начинается формирование депрессивных тенденций из-за отсутствия личного опыта решения своих проблем, неуверенности в себе и глубокого разочарования в окружающем мире.
    Система взаимоотношений матери и ребенка может стать более сложной вследствие  различных происшествий – развода, вдовства, ухудшения супружеских отношений после рождения ребенка, разрушение стереотипа « единственного ребенка» при появлении сиблингов и естественном распространении материнского чувства на них.  Внутренняя ситуация ребенка столь сложна, что он может испытывать ненависть к матери, им овладевает желание избавиться от ее власти. Опасения, что эти чувства могут проявиться, вызывает у него чувство вины, особенно при перечислении всех тех заслуг и жертв, которые мать посвятила своему ребенку. Чувствительный ребенок от этого страдает, а его развитие терпит ущерб, и он вынужден отказаться от попыток  освободиться от материнской заботы.
     Если первая мотивация для того, чтобы избаловывать ребенка, состоит в стремлении вызывать у него ответную любовь и обязать его любить мать, то вторая мотивация носит более сложный характер и имеет еще более трагические последствия. Существуют ситуации, когда ребенок по разным причинам не нужен матери и мешает ей, что является основой для возникновения чувства враждебности и желания отстраниться от него. Эти ситуации у нормальной женщины вызывают труднопереносимое чувство вины и она балует ребенка, чтобы загладить эту вину. Появляется усиленное стремление потакать ребенку во всем и баловать его, что вовсе не означает, что у нее пропало желание избавиться от него.  Однако она требует благодарности от ребенка за то, что дает нехотя. Это приводит к тому, что ребенок само свое существование воспринимает как вину, как помеху, которая может привести к тому, что мать его бросит. Ребенок считает, что сам не имеет права на жизнь, что его терпят только из милости.
        Второй причиной, влияющей на развития депрессивной личности, является эмоциональная отверженность со стороны  матери.
        Здесь речь идет о женщинах, не способных к материнской любви по разным причинам, часто жестоких, которые сами испытывали в детстве недостаток материнской любви и ласки, не имели  собственного опыта материнского ухода и не желали понять потребности ребенка. Сюда же относится неукоснительное выполнение «материнской программы», идущее от неуверенности в себе и отсутствия сочувствия к ребенку, ориентированное на жесткую схему поведения, без внимания к индивидуальным потребностям ребенка, стремление следовать общим рекомендациям врача.
     Однако ребенок становится слишком требовательным, если с раннего детства не пытаются близкие люди приспособиться к его жизненным потребностям. Если его не регулярно кормят, если мать ему уделяет мало внимания и ласки, пренебрегает эмоциональным общением с ним, то это приводит к чрезмерной требовательности и капризности. Так как ребенок не может защитить себя и выразить свои интересы, он постепенно смиряется с тем, что мир устроен враждебно и не соответствует его ожиданиям. Безнадежность, подавленность отсутствие веры в будущее становится основой жизнеощущения многих депрессивных личностей и они обучаются лишь подчиняться. Чувство безнадежности становится господствующим, особенно сильно оно выражается в форме терпеливости и отказа от  жизненных благ в будущем. Они постоянно переполнены чувством вины и не могут понять, с какими  их поступками эта вина связана. Они даже не могут по-настоящему радоваться, боясь, что за этим последует неминуемо горькое разочарование или наказание за счастье. Ранние переживания эмоционального отвержения имеют для ребенка двойные последствия.
     Прежде всего, уже с раннего возраста они привыкают к смирению. Это происходит  из-за того, что искусственно тормозятся все те области саморазвития, которые сопровождаются овладением, преодолением. Требовательностью и захватом. Готовность к отказу не только снижает активность, но и вызывает такое тяжелое переживание, как зависть к тем, кто, не стесняясь, берет все то, на что он сам решается. Эта зависть формирует чувство вины и стремление к морализаторству, которое помогает им утешиться своим моральным превосходством.
    Вторым следствием раннего отвержения является то, что у ребенка появляется чувство, что его не любят и  это существенно снижает его самооценку.  По этой причине у депрессивной личности возникает убеждение, что она не имеет права на жизнь, что существование возможно лишь в форме жизни для других. Фиксация виновности на матери или родителях приводит к попыткам загладить свою вину перед ними. Депрессивные личности приносят свою жизнь в жертву родительского эгоизма и считают это совершенно
 естественным. Став окончательно взрослыми, они считают, что все формы отношений  с ними предполагают требования со стороны других людей, которых они не могут выполнить в полном объеме и это снова вызывает у них чувство вины и депрессии. Поэтому депрессивные личности бояться контактов с большим числом людей и по возможности стараются найти единственного человека, которому себя и посвящают.  Часто они пытаются свои переживания дефицита любви сублимировать в деятельность по оказанию помощи, в жертвенную, у4ступающую во всем любовь, в профессии, связанные с обслуживанием и обеспечением ухода и т.д.
        Из изложенного явствует, что центральной проблемой депрессивных личностей являются ранние потери любви, не всегда явная смерть родителей ( может быть психологическая) , атмосфера, где существует также негативное отношение к плачу. Возникновение депрессивной динамики возможно также в семьях, где присутствует любовь и где много ненависти, в которых ребенок чувствует себя ценным только  в качестве выполнения определенной семейной функции. Сильнейшим фактором также является характерологическая депрессия у родителей или одного из них – особенно в ранние годы развития ребенка. Серьезно депрессивная мать, которой не оказывается помощи, может обеспечить ребенку заботу только в форме требований и надзора, даже если она старается, чтобы ребенок начал жизнь с хорошими возможностями. Дети переживают глубокое беспокойство в связи с депрессией родителей и чувствуют вину за естественные требования и приходят в конце концов к убеждению, что их потребности изнуряют и истощают других. Чем раньше дети начинают переживать зависимость от  депрессивного родителя, тем больше их эмоциональные лишения. Когда родители не уделяют достаточного внимания, чтобы выслушать заботы детей, с легкостью меняют свое местожительство, разводятся и болезненные эмоции  снимаются  с помощью лекарств,    закономерно увеличивается процент юношеской депрессии и суицида и применение контрдепрессивных средств в виде наркотиков, алкоголя и азартных игр.
         
                Объектные отношения.

       Объектные отношения депрессивных личностей наиболее ярко можно рассмотреть через любовь. Любовь, стремление к любви, становление любовных отношений является самым главным в жизни депрессивных личностей. В этом направлении развиваются самые лучшие стороны их натуры, здесь же таится и наибольшая опасность для их психики. Из анамнеза их жизни, аффектов и влечений становится ясно, что именно в объектных и партнерских отношениях депрессивные личности приходят к кризису. Напряженность, столкновения, конфликты в таких отношениях мучительны и непереносимы для них, они угнетают их больше, чем следует объективных обстоятельств, потому что конфликты активизируют страх утраты. Для депрессивных личностей непонятно, почему их старания могут довести партнера до точки кипения, так как в судорожном цеплянии за него они находят облегчение. Депрессивные личности реагируют на кризис в партнерских отношениях паникой и глубокой депрессией. Страх иногда приводит их к шантажированию партнера угрозой или даже попытками самоубийства. Они не могут себе представить, что партнер не столь нуждается в близости, как они сами, что душевная близость не доставляет ему удовольствия и радости. Потребность партнера в дистанцировании они расценивают как недостаточную склонность к ним или признак того, что больше не любят.
      Способность к интуитивной идентификации, так же  как и умение понять сущность другого человека и в трансцендентном участии сопереживать ему, особенно характерна для депрессивных личностей и является их прекрасным качеством. Подлинность и искренность чувств – важнейший  элемент любви и человечности. Их готовность к идентификации может достичь медиумической чуткости, при которой реальные границы между «Я» и «Ты» стираются – все существо депрессивной личности стремится к любимому, любовное томление носит мистический характер, в котором  бессознательно, скорее всего, отражена связь с матерью в раннем детстве, обретенная вновь на высшем уровне.
     У здоровых людей с депрессивной акцентуацией личностных черт имеется большая и искренняя способность любить, готовность к самоотдаче и жертвенности. Они охотно переносят жизненные трудности вместе с партнером, их личность внушает чувство безопасности, искренности и беспричинной расположенности.
     При глубоких расстройствах у депрессивных личностей в любовных отношениях преобладает страх утраты. Он бывает настолько непереносим и так значим для них, что фактически становится самым главным в партнерских взаимоотношениях. Обе стороны в наиболее частом варианте отношений, любя партнера, стремятся полным образом идентифицироваться с ним, что означает достижение наибольшей духовной близости. Партнер может реагировать на это отказом от максимального сближения, отстаивая свой личный суверенитет, что невероятно ранит депрессивную личность и  способствует еще большей жертвенности и самоотречения.
    Подобным же образом развиваются взаимоотношения и с ребенком, когда страх утраты партнера переносится на дитя.
     Таким образом, депрессивные личности стремятся к симбиозу, к упразднению границы между «Я » и «Ты»  в отношении тех людей, которые являются для них очень значимыми.
     Более тяжелой является другая форма  депрессивных партнерских отношений _ так называемая шантажирующая любовь, или любовь-вымогательство. Она охотно скрывается за повышенной заботливостью, которая есть не что иное как господствующее влечение убежать от страха утраты. Если это недостижимо, депрессивные личности прибегают к более сильным методам, направленным на пробуждени у партнера чувства вины, - например, к угрозе самоубийства; если же и это не оказывает  желаемого действия, они впадают в состояние глубокой и тяжелой депрессии и отчаяния.
      Формулировка « если ты меня не любишь, то я  не хочу больше жить» побуждает партнера к ответным действиям, чтобы освободиться от тяжкого бремени чужой жизни и изменить свои привязанности. Даже если партнер не догадывается о причинах трагедии, он все равно склонен устраниться от участия в  трагедии, тогда как противоположная сторона еще больше запутывается в своих проблемах. Таким образом,  в глубине таких связей, где от партнера ожидают освобождение от страха, сострадания и чувства вины, тлеет ненависть и желание смерти. Болезнь также используется как один из видов шантажа и приводит к аналогичным трагедиям.
     Сексуальность для депрессивных личностей менее значима, чем любовь, симпатия и нежность. В партнерских отношениях они могут получать удовольствие и от сочувствия  партнеру, имея при этом установку что в любви нет границ между дозволенным и недозволенным. В случаях  выраженной зависимости от партнера у депрессивной личности  начинает проявляться все масштабнее склонность к мазохизму и абсолютной подчиняемости, в основе которой нередко лежит представление о том, что полный отказ от собственных желаний является единственным способом удержать партнера.

                Собственное «Я».

        При травматической или преждевременной потери значимого объекта депрессивная личность начинает его идеализировать и вбирать  все негативные аффекты, связанные с ним, в ощущение собственного «Я». Они искренне считают, что в своей глубине очень плохие и не заслуживают любви,  сокрушаются по поводу своей жадности, эгоистичности, конкурентности, тщеславия, гнева, зависти и страсти и  Бог знает чего еще. Все эти качества, которые являются абсолютно нормальными для здоровой личности, депрессивными людьми воспринимаются извращенными и опасными, они постоянно испытывают чувство беспокойства по поводу своей врожденной деструктивности. Депрессивные личности проходят через опыт неоплаканных потерь к убеждению, что что-то в них самих привело к потере значимого другого. Факт, что они были отвергнуты, трансформируется в бессознательное    убеждение, что они заслуживают отвержения, именно их недостатки вызвали его и в будущем отвержение будет неизбежным, как только их партнер узнает их поближе. Они очень стараются быть «хорошими»  и боятся быть разоблаченными в своих грехах и отвергнутыми как недостойные. Вина депрессивной личности порой неизмерима и обладает изумительным самомнением.  Они часто переживают чувство парадоксального самоуважения, основанное на грандиозной идее, что никто не является таким плохим как депрессивная личность. У человека с психопатической депрессией оно может проявляться  как убеждение в том, что то или иное стихийное бедствие вызвано их личной греховностью. «Плохое всегда случается со мной, потому что я заслуживаю этого» - постоянная скрытая тема депрессивных пациентов. Депрессивные личности всегда очень ранимые и впечатлительные, особенно к невербальным оценкам и сообщениям. Критицизм опустошает их, лишает сил и способности иыслить. Когда критика имеет конструктивную направленность, они склонны чувствовать себя нстолько задетыми и разоблаченными, что упускают или преуменьшают любые хвалебные стороны сообщения. Если же они подвергаются со стороны других людей значительным и продолжительным атакам, то становятся неспособными разглядеть, что никто не заслуживает того, чтобы его оскорбляли или били, даже если эти нападки законны. Ученые считают, что женщины имеют больший риск депрессивных проблем, чем мужчины. Женщины чаще используют интроекцию, поскольку их ощущение феминности вытекает из связи с матерью.

                Перенос.

    Депрессивные личности быстро привязываются к психотерапевту, приписывают его целям благожелательность, даже если испытывают страх подвергнуться критике. Остро и быстро реагируют на эмпатический отклик, усердно работают, чтобы  «хорошо» выполнить роль пациента, ценят маленькие инсайты, которые их поддерживают. Они склонны идеализировать психотерапевта и испытывают  чувство благодарности за то, что тот тратит свое драгоценное время на помощь  не очень знакомому и , с их точки зрения, достойному человеку. В то же время  проецируют на психоаналитика собственных внутренних критиков, интроекты, составляющие «садистическое» или суровое и примитивное «супер-эго». Депрессивные личности подвержены хроническому убеждению, что эмоциональное  участие и уважение сразу бы исчезло, если бы психотерапевт знал, что они из себя представляют на самом деле. Такое убеждение может сохраняться на протяжении очень длительного времени, даже если все то, что в них, как им кажется, плохое, поддерживается психотерапевтом. По мере прогресса в терапии, они все меньше проецируют свои враждебные отношения и переживают их более прямо   в форме нормального гнева и критики, направленных на терапевта. Их негативное отношение часто сообщает, что в действительности      они не надеются на помощь и все, что терапевт делает, ничего в их жизни и в них самих не меняет. Важно с пониманием и терпением отнестись к этой фазе лечения без восприятия критики пациента слишком лично  и утешить себя, что в данный момент пациент выражает вовне то недовольство, которое ранее было направлено на себя и тем самым делало пациента несчастным. Иногда депрессивные личности совершают  суицид после нескольких лет лечения, потому что не могли вынести появления чувства надежды и, следовательно, риска возможного опустошающего разочарования.

                Контрперенос.

      Депрессивных пациентов обычно психотерапевты любят. Диапазон от доброй привязанности до всемогущих фантазий спасения  - в зависимости от тяжести депрессивной патологии пациента – таковы надежды терапевта.  В работе с пациентами такого типа всегда присутствует комплементарный перенос:  фантазии о себе как о Боге, хорошей матери или сензитивном принимающем родителе, которого пациент был лишен в своей жизни. Это является ответом на бессознательное убеждение пациента, что исцеляющей силой для депрессивной динамики является безусловная любовь и полное понимание. Если работа с депрессивным пациентом по каким-то причинам заходит в тупик, то терапевт может чувствовать себя деморализованным, некомпетентным, ошибающимся, безнадежным и в целом недостаточно хорошим, чтобы оказать помощь пациенту. Необходимо помнить при работе с такой категорией людей, что  депрессивная точка зрения очень заразительна. Терапевтам, особенно депрессивным, легко внутренне откликнуться на интроективное страдание:  «Да,  трудная жизнь, а потом вы умираете». Иногда у психотерапевта может возникать мысль о собственной неадекватности в качестве специалиста. Эти переживания будут смягчены, если терапевт сам достаточно счастлив, имея  многочисленные источники эмоционального удовлетворения в собственной личной жизни. Эти негативные чувства, которые возникают под влиянием депрессивного пациента, снижаются по мере профессионального развития после того, как станет очевидным, что терапевт достиг успеха    в помощи и более дистимическим пациентам.

                Терапевтические рекомендации.

1.Необходимо применять энергичную интерпретацию объяснительных конструктов пациента, настойчиво исследуя реакцию на сепарацию, атаки на супер-эго.
2.Терапия должна включать в себя «изгнание нечистой силы», когда пациент обвиняет себя в различных недостатках, ссылаясь на авторитеты  из своего детства.
3.Очень важной является атмосфера принятия, уважения и терпеливых усилий в понимании.
4.Терапевт по возможности должен быть неосуждающим и эмоционально постоянным. С более здоровыми депрессивными пациентами легче работать: их убеждения относительно своих недостатков большей частью являются неосознанными и становятся чуждыми Эго при их осознавании. Людям же, испытывающим сильное беспокойство в процессе терапии, необходимы лекарства.
5.С признаками ненависти к себе, остающимся после соответствующего медикаментозного лечения, обращаться, как если бы анализировали патологические интроекты пациентов невротического уровня.
6.Для хорошо функционирующих пациентов аналитическая кушетка будет особенно полезна, так как быстро помещает основные переживания в фокус терапии.
7. С более нарушенными пациентами противоположные условия:  уделять достаточно времени и терпения, чтобы продемонстрировать принятие.
8.Длительного молчания в работе с депрессивными личностями следует избегать, так как это часто вызывает у пациена переживание собственной неинтересности, малоценности, безнадежности, растерянности.
8.Необходимо помнить, что депрессивные люди глубоко чувствительны к тому, что их оставляют, и несчастливы в одиночестве, поэтому им необходимо давать понять, что им всегда готовы прийти на помощь по их желанию.
9.Лечение, которое ограничено во времени, может быть ассимилировано депрессивным индивидом как взаимоотношения, которые травматически прервались, тем самым убеждая пациента, что он недостаточно хорош, чтобы вдохновить привязанность. Это снижает его самооценку.
10.При работе с депрессивным пациентом в тех случаях, если требуется резкое окончание терапии, особенно важно заранее предупредить подобную ожидаемую интерпретацию пациентом значения потери.












 
                Маниакальная  и  гипоманиакальная личность
                и ее защитные механизмы.

       Маниакальные и гипоманиакальные личности – это те личности, чьи характерологические паттерны создаются депрессивной динамикой. Особенность их психологии заключается в том, что они отрицают наличие у себя депрессивного компонента, и их ученые могут называть маниакальными, гипоманиакальными или циклотимическими личностями. Люди последней диагностической группы руководствуются жизненными стратегиями, противоположными тем, которые бессознательно используются депрессивными людьми.
     Хорошо известно, что многие люди переживают чередование депрессивных и маниакальных состояний психики; те из них, чье состояние соответствует психотическому уровню, обычно описываются как имеющие «маниакально-депрессивное» заболевание. В настоящее время их предпочитают называть «биполярными».  Предыдущий термин предполагает наличие галлюцинаций и суицидальных тенденций, тем не менее множество людей, никогда не имевших психотического опыта, отмечены циклами мании и дистимии. В каждой области континуума развития находится и люди, преимущественно депрессивные и преимущественно маниакальные, и те, кто переходит от одного полюса к другому.

                Влечения.

        У людей этого типа превалируют оральные потребности, так как существует предположение, что они по каким-то причинам остановились в своем психосоциальном развитии на оральной фазе. Они любят поговорить и со знакомыми людьми и незнакомыми, часто говорят без остановки, не обращая внимания на то, слышат ли их на самом деле партнеры или нет. Складывается впечатление, что они даже и не расчитывают на обратную связь,  они стараются как можно быстрее обрушить на слушателя информацию, которая последнему и непонятна и зачастую не нужна. О таких часто говорят: «что вижу, о том и пою».  Они много пьют, так как человек, переживающий манию, буквально не может замедлиться, поэтому такие средства,  как  алкоголь, барбитураты и опиаты, благодаря их подавляющему влиянию на нервную систему, могут оказаться очень привлекательными для людей такой организации. Среди них много курильщиков, они любят жевательную резинку, кусают ногти и прикусывают щеки изнутри.

                Аффекты.

     Индивид с гипоманиакальной личностью всегда весел, высоко социален, склонен к идеализации других, зависим от работы, склонен к флирту, и в то же время скрыто он испытывает вину в связи с агрессией к другим. Он неспособен оставаться в одиночестве, имеет ограничения в эмпатии и любви, недостаточно систематичен в собственном когнитивном стиле.
     Маниакальные люди отличаются высокой энергией, возбуждением, мобильностью, переключаемостью и общительностью. Они умеют прекрасно развлекать и подражать, являются великолепными рассказчиками и остряками, но с ними очень трудно войти в близкий эмоциональный контакт. Когда негативный аффект возникает у людей маниакальной и гипоманиакальной психологиями, он проявляется не как печаль или разочарование, а как гнев  - иногда в форме внезапного и неконтролируемого проявления ненависти. Несмотря на то, что у них постоянно повышенный фон настроения, постоянная подвижность, неусидчивость и нетерпение свидетельствуют об их значительной тревоге. Эмоциональное благополучие и удовольствие, которое демонстрируется окружающим их людям,    на самом деле при внимательном наблюдении свидетельствуют о том, что  подобное настроение непрочное и очень хрупкое. Их близкие и знакомые часто испытывают смутное беспокойство за состояние их стабильности. Тогда как переживание счастья является знакомым состоянием для маниакальной личности, спокойная безмятежность может быть тем состоянием, которое полностью находится вне их опыта.

                Темперамент.

       Мания – это обратная сторона депрессии. Люди, наделенные гипоманиакальной личностью, обладают депрессивной организацией, которая нейтрализуется посредством защитного механизма отрицания.  Поскольку большинство сохраняющих уровень мании людей испытывает страдание во время эпизодов, когда их отрацание неуспешно, а депрессия выходит на поверхность, для описания их психологии используется термин  «циклотимик».   Что же касается  гипомании,  то  она является не просто сильно отличающимся от депрессии состоянием. Она представляет полную ее противоположность. Гипоманиакальный индивид энергичен, остроумен, грандиозен и пребывает в хорошем настроении.
       Как известно, циклоидный тип был описан  Э.Кречмерем и использовался в основном в психиптрических исследованияхю П.Б.Ганнушкин включил в группу циклоидов четыре типа психопатов – «конституционально - депрессивных», «конституционально-возбужденных» (гиперактивных), циклотимиков и эмотивно-лабильных. Циклотимия рассматривалась им как тип психопатий, но в дальнейшем под этим термином стали подразумевать относительно легкие случаи маниакально-депрессивного психоза. Существование циклоидности за рамками этого заболевания было поставлено под сомнение. В середине   прошлого столетия  термин циклоидная психопатия исчез из психиатрического руководства.
        Между тем существует особая группа случаев, когда циклические изменения эмоционального фона никогда даже не приближаются к психотическому уровню.
        Ученые отмечают, что в подростковом возрасте можно видеть два варианта циклоидного типа личности – типичные и лабильные циклоиды.
         Типичные циклоиды в детстве ничем не отличаются от сверстников или чаще производят впечатление гипертимов. С наступлением пубертатного периода возникает первая субдепрессивная фаза. Ее отличает склонность к апатии и раздражительности. С утра ощущается вялость и упадок сил, все валится из рук. То, что раньше получалось легко и просто, теперь требует неимоверных усилий. Труднее становится учиться, общаться, поддерживать отношения со сверстниками, приключения и риск теряют всякую привлекательность. Прежде шумные и бойкие подростки становятся скучными и апатичными домоседами. Созвучно настроению все приобретает пессимистическую окраску. Мелкие неудачи и неприятности, которые возникают из-за падения работоспособности, переживаются крайне тяжело. Серьезные неудачи и нарекания окружающих могут углубить субдепрессивное состояние или вызвать острую аффективную реакцию с суицидальными попытками.  Только в этом случае циклоидные подростки попадают в поле зрения психиатрии.
       У типичных циклоидов фазы обычно непродолжительны. Субдепрессия может сменяться  обычным состоянием или периодом подъема, когда циклоид снова превращается в гипертима., стремится в компании, заводит знакомства, претендует на лидерство и легко наверстывает упущенное на занятиях.
       Далее начинается периодическая смена одних   состояний другими, иногда связанная как будто с определенными временами года, чаще всего с весной или осенью. При этом состояния возбуждения обыкновенно субъективно воспринимаются как периоды полного здоровья и расцвета сил, тогда как приступы депрессии, даже если они слабо выражены, переживаются тяжело и болезненно: снижается не только работоспособность, но начинаются и довольно тяжелые соматические расстройства, которые вынуждают человека искать помощи у врачей. В конце концов, однако, и состояние подъема с возрастом иной раз теряют свою безоблачную  радостную окраску: частые нарушения душевного равновесия утомляют, вызывая чувство внутреннего напряжения и постоянного ожидания новой противоположной фазы; веселое, приподнятое настроение в более позднем возрасте сменяется раздражительно-гневливым, предприимчивость приобретает оттенок агрессивности и т.д.  Связанные с чрезмерно богатой эмоциональной жизнью колебания сосудистого равновесия нередко вызывают у людей подобной организации ранее наступление атеросклероза, развитие которого обыкновенно ведет к углублению патологических особенностей, делает больных менее яркими и придает их психике более ясно выраженный характер ограниченности, а иногда и дементности.
    У людей  с подобным типом характера нередко наблюдается одновременное сосуществование элементов противоположных настроений, так, например,  во время состояния возбуждения в настроении больного можно открыть несомнен- ную примесь грусти, и, наоборот, у депрессивных субъектов – налет юмора, - обстоятельство, побудившее когда-то Кречмера высказать  предположение о так называемой «диатетической »  пропорции настроения, заключающийся в том, что в каждом отдельном случае гипоманиакальная и меланхолическая половина циклоидного темперамента смешаны между собой, но  только в разных пропорциях. Мысль о наличии подобного существования   в одной личности полярных противоположностей того или иного рода высказывается как  Кречмером, так и другими исследователями.
         У некоторых циклотимиков  (эмотивно-лабильных) колебания их эмоционального состояния совершаются чрезвычайно часто. Они характеризуются капризной изменчивостью их настроения без всякой причины. Близкое к ним положение занимают люди, у которых эмоциональная неустойчивость имеет более самостоятельное значение и занимает более выдающееся место. Эта неустойчивость придает их характеру отпечаток чего-то нежного, хрупкого, детского и наивного, чему способствует их повышенная внушаемость. По большей части это люди веселые, открытые и даже простодушные, однако на окружающих часто производящие впечатление капризных недотрог. Малейшая неприятность омрачает их душевное расположение и приводит в состояние глубокого уныния, хотя и  не надолго; стоит такому человеку сказать комплимент  или сообщить интересную новость, как он уже расцветает, делается снова жизнерадостным, бодрым и энергичным.  Почти никогда их настроение не меняется беспричинно, однако поводы для его изменений настолько незначительны, что со стороны эти изменения кажутся совершенно беспричинными: на эмотивно-лабильных может действовать и дурная погода, и резко  сказанное слово, и воспоминание о каком-то печальном событии, и мысль о предстоящем неприятном свидании, да и просто любая мелочь, что иной раз сам человек не может понять причину  своей тоски. Несмотря на внешний оттенок легкомыслия и поверхносности, это – люди, способные к глубоким чувствам и привязанностям: они чрезвычайно тяжело переживают всякие сильные душевные потрясения, особенно утрату близких лиц, но и по отношению к другим психическим травмам порог их выносливости очень высок,-  именно они чаще всего дают патологические реакции и реактивные психозы. Однако есть и другой тип эмотивно-лабильных личностей. При обычных условиях они ровны и спокойны, мягки, иногда боязливы и тревожны. Они обыкновенно прекрасно уживаются  в размеренных рамках хорошо налаженной жизни, но зато чрезвычайно быстро теряются в условиях, требующих от них находчивости и решительности, очень легко давая патологические реакции на неприятные переживания, хотя сколько-нибудь выводящие их из душевного  равновесия .
   К циклотимической группе относятся также и конституционально-депрессивные личности, которая является немногочисленной. У людей этого типа постоянно пониженное настроение. Картина мира покрыта для них как будто траурным флером, жизнь кажется бессмысленной и безрадостной. Они чувствительны ко всяким неприятностям, очень остро реагируют на них, а кроме того, какое-то неопределенное чувство тяжести на сердце, сопровождаемое тревожным ожиданием несчастья, преследует постоянно многих из них.   Другие  уверенны в своей виновности в далеком прошлом и от этого чувства они  никак не могут избавиться.  Соответственно этому им часто кажется, что люди догадываются об их виновности и относятся к ним с презрением. Это заставляет их сторониться других людей, замыкаться в себе. Иной раз они настолько глубоко погружаются в свои самобичевания, что совсем перестают интересоваться окружающей действительностью, делаются к ней равнодушными и безразличными. Вечно угрюмы, мрачные и недовольные, они невольно отталкивают от себя даже любящих их людей. Однако за этим угрюмым фасадом скрывается часто огромная доброта, отзывчивость, способность понимать и сопереживать; в тесном кругу близких и любящих людей, окруженные атмосферой сочувствия и любви, они проясняются: делаются веселыми, приветливыми, разговорчивыми, шутят и хорошо воспринимают юмор, но когда остаются наедине, то снова принимаются за мучительные копания в своих душевных ранах. Во внешних их проявлениях, в движении, в мимике большей частью видны следы какого-то заторможения: опущенные черты лица, бессильно повисшие руки, медленная походка, скупые, вялые жесты, - от всего этого так и веет безнадежным унынием.  Любые занятия их быстро утомляют, даже те, которые им нравятся.
    Интеллектуально такого рода люди часто стоят очень высоко, хотя, большей частью, умственная работа окрашена для них неприятно, сопровождаясь чувством высокого напряжения, - здесь больше всего сказывается внутреннее торможение, проявляющееся в чрезвычайной медлительности интеллектуальных процессов: среди них преобладают  «тугодумы».
     Физическое их самочувствие обыкновенно находится в полном согласии с настроением: их преследует постоянное чувство усталости и разбитости, особенно по утрам, голова кажется несвежей, мучает чувство давления в ней, некоторые жалуются на тяжелые мигрени. Кишечник работает плохо, и постоянные запоры еще больше ухудшают настроение. Иной раз и желудок оказывается не в порядке, делаясь жертвой всевозможных нервных диспепсий. Большинство жалуется не недостаточный и неосвежающий сон, который к тому же часто прерывается кошмаром, сменяясь днем трудно преодолеваемой сонливостью.
     Часто такого рода лица уже в детстве обращают на себя внимание своей задумчивостью, боязливостью, плаксивостью и капризностью. Но чаще всего конституциональная депрессия впервые наиболее ярко начинает себя проявлять в подростковом возрасте, когда у казавшихся раньше совершенно нормальных подростков начинается сдвиг в настроении: до того - веселые, общительные, живые, они начинают ощущать тяжелый внутренний разлад, появляются мысли о бесцельности существования, тоскливое настроение  и все другие  перечисленные выше особенности, чтобы с тех пор, то усиливаясь, то ослабевая, сопровождать человека уже до старости, когда они или постепенно смягчаются, или, наоборот, усиливаются и приобретают психопатические формы. Нередко жизненный путь такого типа людей прерывается самоубийством, к которому они готовы в любую минуту жизни. Иногда на описанном фоне  время от времени возникают и развиваются психотические вспышки: или маниакальные или депрессивные.

                Психологическая защита.

       Основными защитами маниакальных и гипоманиакальных людей явялются отрицание и отреагирование. Отрицание проявляется в их  тенденции игнорировать ( или трансформировать в юмор) события, которые расстраивают и тревожат большинство других людей. Отреагирование нередко проявляется в форме бегства, которое может приобретать разнообразные формы, в зависимости от воспитания, интеллектуального и эмоционального развития. Они стараются удалиться от ситуации, в которой им угрожает потеря или горькое разочарование. Они могут избегать болезненных чувств другого рода благодаря отреагирования, включающим в себя сексуализацию, опьянение, подстрекательство, наркотики и даже такие  психопатические формы   поведения, как  воровство, скандал или драка.  Маниакальные индивиды обычно склонны  к обесцениванию, особенно если они обдумывают возможные любовные привязанности, которые приносят с собой риск разочарования.
        Для маниакальной личности предпочтительно все, что отвлекает их чувства от эмоционального страдания. Люди с маниакальными тенденциями, которые временно находятся в психотическом состоянии, , могут также использовать в качестве защиты всемогущий контроль. Они чувствуют себя неуязвимыми, бессмертными, , убежденными в успехе своих грандиозных планов. Во время  психотического срыва у маниакальных людей встречаются действия импульсивного эксгибиционизма, изнасилования (обычно супруги или патрнера)  и авторитарный контроль.
       В личных историях маниакальных людей, даже чаще, чем у депрессивных, обнаруживаются паттерны повторных травматических сепараций без  какой-либо возможности для ребенка пережить этот опыт, Смерть значимых людей, разводы, расставания, внезапные смены места жительства, потеря любимых животных, которые не были пережиты и оплаканы, характерны для детства маниакальных личностей.
        Так же часто у гипоманиакальных или циклотимных  индивидов встречается критицизм, эмоциональное, а иногда и физическое насилие.  Конституционально - депрессивные личности в качестве защиты используют аутоагрессию, замкнутость, склонность к аутизму и меланхолии, психастении, а иногда  и к конституциональному возбуждению. В этом случае человек такого типа превращается в чрезмерно чувствительную, мимозоподобную личность, болезненно реагирующую на всякую неприятность.  Иногда у них на первый план в качестве защиты выступают нерешительность, тревожность, неуверенность в себе, которая позволяет им отказываться от серьезных проектов, идти на поводу социальной лени и не рисковать лишний раз своей самооценкой и так  недостаточно высокой.  В некоторых случаях  в качестве защит ими используется раздражительность и склонность к гневным вспышкам, позволяющие  им дистанцироваться и от людей, и от их ожиданий, превосходящие их психические и физические возможности.
   У конституционально-возбужденных на первый план выступает отрицание, построение воздушных замков и грандиозных планов, которые повышают их самооценку, юмор и склонность с помощью шутки  уйти от серьезных разговоров и обязательств, а то и агрессивно отреагировать на неприятного ему собеседника. В качестве защиты  людьми этого типа могут использоваться любые формы аддиктивного поведения, как конструктивной направленности, так и деструктивной.
      У так называемых циклотимиков защитные механизмы включаются в зависимости от того, в какой фазе они находятся – маниакальной или гипоманиакальной. В маниакальной фазе  ими используются  повышенная активность, переоценка своих возможностей, тотальный контроль, остроумие, стремление к неоправданному риску, использование различных химических агентов для снятия перенапряжения. В депрессивной фазе основными формами защиты ученые считают психосоматические расстройства, склонность к раздражительности и агрессивности.
      Эмотивно-лабильные циклоиды  стремятся в качестве защиты  использовать эмоциональную привязанность к значимым людям, гневную раздражительность в некоторых случаях, при тяжелых психических травмах   впадают в психотическое состояние или уходят в болезнь, если обстоятельства оказываются сильнее их психических возможностей.

                Анамнез жизни.

      Об анамнезе жизни маниакальных и гипоманиакальных личностей  судить весьма трудно, так как тенденции их характера весьма разнообразны, если  судить  по классификации  Ганнушкина и других психиатров, изучающих этот тип личности,  то  можно предположить, что и условия их жизни, и формирования значительно отличаются друг от друга.
      Конституционально-депрессивные типы личности чаще всего формируются в тех семьях, где один из родителей, который чаще находится рядом с ребенком,  сам  имеет тенденцию к депрессивности. Или же такую тенденцию имеет почти вся семья.  В семьях такого типа  у детей не поощряется баловство и шаловливость,  беспричинные положительные эмоции и открытое проявление радости. Семья, как правило, ведет достаточно изолированный образ жизни от соседей, не вступает с ними в дружеские контакты, не приглашает в гости ни взрослых, ни детей и сама избегает ненужных визитов. Квартира или дом превращается в своего рода монастырь, где много трудятся, молятся и стараются  держать под строгим контролем  свои эмоции.   Причин такого образа жизни может быть много:  тяжелая и изнурительная болезнь кого-то из членов семьи или самого ребенка, которому много времени приходится проводить в госпиталях без присутствия матери,  круглосуточное пребывание ребенка в дошкольном учреждении, если семья неполная и матери приходится много работать, пьянство, алкоголизм или жестокость кого-то из членов семьи, которого бояться все или же принадлежность семьи к какой-либо радикальной секте, вынужденное переселение на другое место жительства  по причине военных конфликтов и многое другое. Во всех перечисленных случаях основные потребности ребенка вряд ли могут быть удовлетворены, поэтому уже с раннего детства у него может наблюдаться склонность к аутизму, печали, горю и депрессии, мир становится для него опасным и враждебным, он постоянно переживает паттерны повторных травматических сепараций  без  какой-либо возможности пережить этот опыт и настроиться на позитивное восприятие окружающего мира, других людей и себя самого.. Такая позиция остается у циклотимной личности конституционально-депрессивного типа практически на всю жизнь, и это  может сказаться и на атмосфере семьи, которую он построит сам.
        Конституционально-возбужденный тип  личности может сформироваться в любой семье, но его дальнейшее развитие очень сильно будет зависеть от того,   насколько родители понимают особенности своего ребенка и как пытаются на эти особенности влиять.  Ученые предполагают, что  причиной формирования  конституционально-возбужденного (гиперактивного)    типа личности является органическая недостаточность головного мозга, перенесенных во время родов тяжелых травм или тяжелых хронических заболеваний или же просто генетическая обусловленность такого  типа личности.   Такому ребенку родители, как правило, уделяют много внимания, поощряют его самостоятельность,  дают возможность проявить свои способности, так организуют его пространство, чтобы в нем было много нового, интересного и развивающего, любят его не только за достижения или какую-либо функцию, но и как безусловную ценность.

                Объектные отношения.

Люди этого типа считаются самыми лучшими и обаятельными коммуникаторами. В связи с их обаянием, способностью к привлечению внимания и очевидной проницательностью, гипоманиакальные люди, особенно женщины, могут быть восприняты как истерические. Они всегда находятся в центре внимания, стремятся к лидерству и лидерами часто бывают, за ними легко идут их последователи, но у них часто существует неосознанное убеждение, что любой, кому, как им кажется, понравились, был ими одурачен. В объектных отношениях им свойственна грандиозность , честолюбие и требовательность. Они быстро откликаются на все новое, энергичные и предприимчивые в контактах.  Однако при более близком знакомстве с ними  наряду с перечисленными положительными чертами в их духовном облике обращает на себя внимание и коммуникативные особенности другого порядка: внешний блеск иной раз соединяется с большой поверхностностью и неустойчивостью интересов, которые не позволяют вниманию надолго задерживаться на одном и том же предмете или человеке, общительность переходит в чрезмерную болтливость и постоянную потребность в увеселениях, в работе не хватает выдержки, а предприимчивость ведет к построению воздушных замков. У них часто волнообразно меняется настроение и от того, в каком настроении они пребывают, зависят и их объектные отношения.
     Люди этого типа очень влюбчивы, некоторые из них могут отличаться и постоянством, но если им надоедает однообразие, они легко меняют партнера, место жительства и место работы.
    Отношения с родителями у них, как правило, достаточно конфликтные. Уж в раннем подростковом возрасте они стараются избавиться от давления со стороны взрослых и особенно родителей и учителей, так как не признают никаких авторитетов.  С учетом того,  что родители часто бывают обеспокоены их поведением, успехами в школе и контролируют  каждый их шаг, то они быстро превращаются в основных врагов маниакальных и гипоманиакальных детей. В какой бы семье не воспитывался этот характерологический тип, у них редко наблюдается длительная и искренняя привязанность к родителям. Они их быстро забывают, как только вылетают из гнезда или организуют свою семью. Если у них в жизни что-то не складывается, виноватыми обычно бывают родители, потому что, по мнению таких индивидов, те чего-то им недодали, когда-то обидели или встали на их сторону. Старость или болезнь родителей часто расценивают как подлую месть, которая нарушает их планы и вынуждает считаться с обстоятельствами. Однако некоторые сохраняют к своим родителями, даже и не очень социально благополучными, длительную и заботливую привязанность.

     Собственное «Я ».

     Их «Я»  очень часто похоже на детскую игрушку «волчок». Они все время испытывают потребность находиться в движении, чтобы не переживать чего-либо болезненного. Маниакальные люди опасаются привязанности. Потому что забота о ком-то означает, что его потеря будет опустошающей. Маниакальный континуум от психотической до невротической структуры сильнее нагружен в психотической и пограничной областях, поскольку включает в себя примитивные процессы. Следствие данного явления состоит в том, что многие маниакальные и циклотимные люди испытывают риск субъективного опыта дезинтеграции собственного «Я», которую сэлф-психологи описывают как фрагментацию. Маниакальные  и гипоманиакальные люди боятся «развалиться».
    Самоуважение людей с маниакальной структурой может поддерживаться посредством комбинации успешного избегания боли, приподнятого настроения и очарования окружающих. Некоторые маниакальные люди искусны в эмоциональном привязывании к себе других без ответного вовлечения такой же степени. Они часто бывают неординарными и остроумными. Их друзья и коллеги (особенно те, которые имеют общепринятое, но ошибочное убеждение, что интеллект и серьезная психопатология – взаимоисключающие явления) могут прийти в замешательство, узнав об уязвимых местах маниакальных людей. Если та или иная потеря становится слишком болезненной для отрицания, маниакальна крепость может быть внезапно взломана попытками суицида или явно психотическим поведением. Независимо от того, сколько им лет и какую должность они занимают в социальном мире, создается впечатление, что их «Я» остается в том же инфантильном состоянии, что и в детстве или подростковом возрасте – уязвимое,  беззащитное, неуверенное в своей идентичности и «сиротливое» по причине ранней самостоятельности и эмансипации от родителей.   Часто создается впечатление, что они тяготятся своей взрослостью, которая чревата чувством одиночества и потерей  безусловной любви и защищенности, которую когда-то обеспечивали  им эмпатийные и любящие родители.

                Перенос.

     Маниакальные и гипоманиакальные клиенты могут быть обаятельными, обворожительными и проницательными. А также запутывающими и изнуряющими. Иногда уже с первого терапевтического сеанса можно осознать ноющее чувство, связанное с ощущением, что с такой беспокойной историей, как у того типа пациента. Он мог бы быть более эмоциональным в ее изложении. В другие моменты можно осознать ощущение неспособности сложить вместе все те части, которые предлагаются пациентом.

                Контрперенос.

    Наиболее опасная контрпереносная тенденция у терапевтов, работающих с гипоманиакальными людьми, состоит в недооценке степени их страдания и потенциальной дезорганизации, скрытой за очаровательной презентацией собственной личности. То, что может быть увидено как благоприятное наблюдающее эго и надежный рабочий альянс, может оказаться проявлением маниакального отрицания и защитного обаяния. Нередко терапевт бывает шокирован результатами проективного тестирования. Тест  Роршаха  в особенности может неожиданно выявить уровень психопатологии пациента.

                Терапевтические рекомендации.
   
    1. На начальном этапе постараться предотвратить прерывание терапии.
    2. Постоянно фокусировать внимание пациента на отрицании печали и негативных эмоций.
    3. Если пациент сильно нарушенный, необходимо обсудить с врачом его медикаментозное лечение.
    4. Психотерапию направить в русло переработки неоплаканных потерь и преодоления страха близких  отношений.
    5. Иногда терапевту следует идти в обход защиты, конфронтируя отрицание, а не исследуя ригидные защиты.
    6. Терапевту следует показать себя сильным и ответственным.
    7.Целенаправленное интерпретирование и информирование пациента о нормальности негативных аффектов и их не катастрофичности.
    8. Терапия должна проходить в медленном темпе и прямой манере.
    9.  От пациента настойчиво требовать самопредъявления.
    10.Периодически исследовать, является ли то, что они говорят , правдой или они приспосабливаются к обстоятельствам и развлекают терапевта.
    11. Необходима активность и решительность терапевта, отсутствие лицемерия, избегание самообмана и защит при помощи профессионального жаргона.








        Нарциссическая личность и  особенности ее защитных механизмов.

       Влечения.

      Людей, личность которых организована вокруг поддержания самоуважения путем получения подтверждения со стороны других людей, психологи и психоаналитики называют нарциссическими.  Нарциссизм – любовь к собственному образу, к самому себе, болезненная самовлюбленность. Понятие «нарциссизм»  было введено в научную литературу английским ученым Х.Эллисом, который в работе «Аутоэротизм: психологическое исследование» (1898)  описал одну из форм извращенного поведения, соотнесенную им с мифом  о Нарциссе. Согласно этому мифу, отличавшийся необычайной красотой юноша Нарцисс  отвергал всех женщин, добивавшихся его расположения и любви. Когда одна из отвергнутых им  (нимфа Эхо) умерла от разбитого сердца, богиня правосудия Немезида решила наказать Нарцисса: увидев свое отражение в воде озера, юноша настолько влюбился в него, что, будучи не в состоянии оторваться от созерцания собственного образа, умер от любви к себе. Этому типу характера свойственна  озабоченность, иногда чрезмерная, самим собой. Этот термин позаимствован еще З.Фрейдом  в 1910 году для характеристики процессов либидо, направленных не на другие сексуальные объекты, а на собственное Я. По словам основателя психоанализа, понятие нарциссизма было заимствовано им из описанного П.Некке в 1899 году извращения, при котором взрослый человек дарит собственному телу все нежности, обычно проявляемые к другому сексуальному объекту.
     Люди этого типа  отличаются от других типов сильным врожденным агрессивным влечением. Имеют конституционально обусловленную недостаточную способность переносить агрессивные импульсы, особенно не задумываются над своими проблемами, так как не понимают их и боятся, поэтому стремятся избегать изучения своих собственных влечений и желаний. Всегда стремятся к успеху, так как это позволяет им получать признание и одобрение.
      
     Аффекты.

    Часто испытывают стыд и поглощающую все их силы зависть. Постоянно испытывают страх перед стыдом, так как у них возникает чувство, что их другие люди могут увидеть плохим или неправым. Стыд переживается очень остро как беспомощность, уродство и бессилие, и испытывают зависть к тем, кто кажется им довольным или обладающим теми достоинствами, которых у него нет. Всегда стараются разрушить то, что имеют другие, выражая сожаление, презрения или критику, стараются посеять сомнения у того человека, которому завидуют. Склонны к осуждению по малейшему поводу самих себя и других людей.  Часто переживают чувство смутной фальши в самих себе, пустоты, незавершенности, уродства и комплекса неполноценности. Эти переживания могут компенсироваться прямо противоположными  -    самоутверждением, чувством собственного достоинства, презрения к другим, более слабым и менее  успешным, защитной самодостаточностью, тщеславием и превосходством. Озабоченные тем, как они воспринимаются другими, нарциссически организованные люди испытывают глубинное чувство, что они обмануты и нелюбимы, что они не вписываются в рамки требований,  исходящих от других.  Для того, чтобы избавиться от подобных переживаний, нарцииссические личности больше озабочены своим внешним имиджем, чем внутренним содержанием и своей естественной сущностью.
       Люди этого типа склонны к эксгибиционизму, отчужденности, эмоциональной недоступности, к фантазиям о собственном всемогуществе, которого не хотят признавать другие, переоценке своих способностей и возможностей.
     Ученые считают (Бурстен), что нарциссические тенденции могут проявлять себя по-разному, поэтому предложили типологию этих личностей, включающую в себя страстно-требовательный, параноидный, манипулятивный и фалический нарциссический варианты. Однако в каждой  тщеславной и грандиозной нарциссической личности скрывается озабоченный собой, застенчивый ребенок.

         Темперамент .

         О темпераменте людей подобной характерологической организации психологам известно мало, так как изучением особенностей нарциссической личности в основном занимались психиатры или психоаналитики, такие как Фрейд, Адлер, Отто Ранк и многие другие.
         Люди этого типа более других оказываются конституционально чувствительными к невербальным эмоциональным сообщениям. Обычно нарциссизм развивается у таких детей, которые кажутся сверхчувствительными к непроявленным, невыраженным аффектам, отношениям и ожиданиям других. Ученые считают, что многие семьи стремятся иметь одного ребенка, чтобы вложить в него то, чего не имели сами. Если ребенок имеет природный интуитивный талант, то он бессознательно используется родителями для поддержания их собственной проблематичной самооценки, и ребенок в таких семьях вырастает в замешательстве относительно того, чью жизнь он на самом деле проживает. Таким образом, одаренные дети с большей вероятностью, чем их более простые сверстники, используются  как нарциссическое расширение, и, следовательно,  повзрослев, более подвержены риску стать нарциссическими.
Люди этого типа обладают  сильным чувством агрессии, которая может проявляться в самых разнообразных формах в зависимости от организации личности – невротической пограничной или психопатической.
      Люди этого типа боятся отделения, резкой потери самоуважения или самосоответствия , когда их подвергают критике , или внезапных сильных чувств. Страх фрагментации внутреннего «Я»  смещается в озабоченность физическим здоровьем, они часто подвержены ипохондрии и переживают болезненный страх смерти.

       Психологические защиты.

      Люди нарциссической организации в отличие от многих других имеют широкий спектр защит, но наиболее фундаментально они зависят от идеализации и обесценивания. Эти защиты носят комплементарный (дополнительный) характер. Чаще всего они идеализируют собственное  «Я» и обесценивают значение и роль других людей, и наоборот. Они используют как защиту собственное величие и превосходство. Эта грандиозность может ощущаться внутренне или проецироваться. В их сознании происходит постоянный процесс «ранжирования», которые нарциссические личности используют при обращении с любой проблемой, стоящей перед ними: какая   школа самая лучшая? Какой костюм более модный? Какая работа более престижная? Реальные преимущества и недостатки  обычно  не принимаются во внимание ввиду постоянной озабоченности престижностью.
     Нарциссическая личность подчиняет все свои интересы вопросу постоянного оценивания и обесценивания.
     Родственной защитной позицией, в которую становятся нарциссически мотивированные люди, считается   перфекционизм. Они ставят перед собой нереалистические идеалы и цели и либо уважают себя за то, что достигают их, либо в случае провала чувствуют себя  непоправимо дефективными, а не людьми, с присущими им слабостями. Даже за помощью к психотерапевту или психоаналитику они обращаются с целью самосовершенствования и престижности, а не ради осознания и решения своих проблем.. Требования совершенства выражается в постоянной критике себя самого и других, а также в неспособности получать удовольствие при всей    двойственности человеческого существования.
      Иногда нарциссические личности решают свою проблему с самоуважением, считая кого-либо –любовника, учителя, литературного героя - совершенным. Затем, идентифицируясь с этим человеком, они могут пережить и чувство собственного величия. Некоторые  пациенты имеют пожизненные паттерны идеализации кого-либо, но легко свергают его с пьедестала, когда обнаруживается их несовершенство. Перфекционистские      решения  нарциссической  дилеммы являются, как правило, саморазрушительными: недостижимые цели и идеалы создаются, чтобы компенсировать дефекты «Я».
   Им свойственно также отрицание раскаяния и благодарности. Избегают чувств и действий, выражающих осознание личной несостоятельности либо зависимость от других. Не раскаиваются в ошибках и действиях, так как это указывает на наличие дефекта в структуре их личности, а благодарность за помощь – на потребность в ней. Не способны к искренним извинениям и сердечной благодарности, раскаянию и признательности, что очень сильно обедняет и разрушает их отношения с другими. Всегда стараются использовать в своих целях других людей, прибегая к манипуляции.
    Нарциссический человек обретает чувство идентичности посредством своего возвеличивания, внешний мир не является для него проблемой, поскольку ему самому удалось стать миром, в котором он приобрел чувство всезнания и всемогущества. Если затронут его нарциссизм и если он по известным причинам, например по причине субъективной или объективной слабости своей позиции относительно позиции своего критика, не может себе позволить приступ ярости, он впадает в депрессию и это также является его защитой.

        Анамнез жизни.
 
     Нарциссические тенденции начинают формироваться уже в раннем детстве в семье. Как правило, у родителей, бабушек и дедушек один ребенок и один внук, которого балуют и захваливают даже тогда, когда для этого нет никаких оснований. Ребенку внушается, что он самый главный, самый лучший, самый красивый и самый умный, что весь мир существует для него. Если ребенок к тому же наделен каким-то талантом или способностями, то нарциссические тенденции начинают проявляться еще быстрее и ярче. Родители начинают им гордиться, бессознательно использовать его способности для поддержания или повышения собственной самооценки, принуждают добиваться того успеха, которого не достигли в жизни сами, или, наоборот, достигли, но больше в материальном, а не социальном и профессиональном плане. Одаренные или способные дети используются родителями как нарциссическое расширение. В семье присутствует атмосфера постоянного оценивания, критика ребенка всякий раз, когда он не оправдывает ожиданий родителей,  или, наоборот, атмосфера постоянной похвалы, одобрения и развращения  постоянного удовлетворения даже самых немыслимых желаний и потребностей ребенка. Ребенок живет с чувством, что его постоянно оценивают и ждут от него невероятных успехов и свершений на благо семьи и родителей. Нарциссическая личность формируется и в тех семьях, испытавших материальные и социальные трудности, при которых родители не могли получить хорошее воспитание и образование, но в силу различных обстоятельств  обрели отличное от многих материальное благополучие. Возникает мораль  полного торжества и над обстоятельствами и над людьми менее благополучными в материальном плане. Родители своему ребенку все время посылают деструктивное нереалистическое сообщение: «В отличие от нас, когда мы были маленькими, ты можешь иметь все что пожелаешь». Естественно, что нереалистические цели калечат чувство самоуважения ребенка,  и он старается их компенсировать доступными ему способами. Нарциссические личности оказываются очень важными для своих родителей не благодаря тому, кем они действительно являются, а потому, что выполняют некую функцию. Большинство родителей воспринимают своего ребенка со смесью своих нарциссических потребностей и истинной эмпатии. Ребенок в принципе рад, что к нему так относятся. Заставить родителей гордиться и восхищаться, получая заслуженную высокую оценку – одно из самых тайных удовольствий детства. Как правило, проблемой является степень и баланс: получает ли ребенок внимание также и независимо от того, содействует ли он целям родителей?
     Оценочная атмосфера постоянной похвалы и одобрения, которая встречается в меньшинстве семей с нарциссическим ребенком, в равной мере требует развития реалистической самооценки. Ребенок всегда чувствует, что его судят, если даже его поощряют и хвалят. На каком-то уровне он  осознает, что отношение постоянного одобрения фальшиво, но он не может этому противостоять. Подобная фальшь  приводит к возникновению постоянного и тревожного беспокойства: это обман, незаслуженная лесть, имеющая только косвенное отношение к тому, кто ребенок есть на самом деле.
    Таким образом, можно прийти к выводу, что определенная структура характера может быть унаследована, хотя сами родители необязательно должны представлять собой нарциссические личности, чтобы вырастить сына или дочь, которые будут страдать от нарциссических нарушений. Родители могут испытывать  нарциссические потребности по отношению к определенному ребенку, которые приводят к состоянию, при котором ребенок не способен отличать  свои подлинные чувства от попытки доставить удовольствие или произвести впечатление на других. То, что не составляет проблему для одного родителя, является серьезной проблемой для другого. Все родители желают своим детям того, в чем сами испытывали когда-то недостаток. Это желание безобидно, но только до тех пор, пока родители уберегают своих детей от прямого или косвенного принуждения жить ради них.
     Нарциссическая личность может сформироваться и у так называемых  либерально интеллектуальных родителей, которые  пережили в свое время трудные времена. Они обычно транслируют своим детям сообщение о том, что они должны чувствовать себя плохо, если не достигнут полного торжества над трудностями и обстоятельствами в своей жизни. Люди, чья свобода выбора была резко ограничена  в результате какой-либо катастрофы  ( войны, перемен или гонений), особенно склонны посылать сигналы о том, что их дети должны прожить ту жизнь, которой у них никогда не было. Типично, что дети травмированных родителей вырастают со спутанной  идентичностью и ощущением смутного стыда и пустоты. Сообщение о том, что « в отличие от меня, ты можешь иметь все», является особенно деструктивным, так как никто не может иметь все; каждое поколение будет сталкиваться со своими собственными ограничениями. Унаследование такой нереалистической цели калечит чувство самоуважения.

       Объектные отношения.

       Огромная потребность в сэлф - объектах, подпитывающих чувство самоуважения и идентичности своим подтверждением, восхищением и одобрением. Все другие аспекты взаимоотношений просто блекнут, а то и не проявляются. Однако их взаимоотношения с другими людьми могут отличаться сложностью и деструктивностью. Чаще всего они используют других людей для подтверждения своей значимости и исключительности, но их партнерам или другим значимым людям очень трудно устанавливать с ними эмпатические  отношения, поскольку они неспособны  эмоционально понять состояния сострадания. Они презирают сочувственное поведение, которое является для них признаком слабости. Легко идеализируют окружающих их людей, но когда разочаровываются в них, то так же легко и обесценивают. Эмоционально в истинно доверительные отношения  стараются не включаться, так как не способны к этому из-за присутствия в их  внутреннем мире пустоты и искреннего интереса к другим людям, их мыслям и переживаниям. Другие селф-объекты  используются ими скорее как функция для поддержания своей самооценки, и не воспринимаются ими как отдельные личности.
       Объектные отношения и их качество зависят от того, насколько сильно нарциссические тенденции  проявляются в личности того или иного человека. Психоаналитики различают первичный нарциссизм, вторичный и злокачественный.  В работе  «О нарциссизме» (1914 г.)  Фрейд выдвинул предположение, что проявления  либидо заслуживает названия нарциссизма. Они имеют  место в нормальном сексуальном развитии человека и не являются перверсией и могут быть рассмотрены в качестве либидозного дополнения к эгоизму инстинкта самосохранения. З.Фрейд назвал это  « первичным нормальным нарциссизмом», который имеет решающее значение для понимания развития характера ребенка и исключает допущение у него примитивного чувство малоценности. Наряду с таким пониманием нарциссизма он различал «Я-либидо» (нарциссическое либидо) и «объект-либидо», считая, что первоначально оба вида энергии слиты воедино, находятся в состоянии нарциссизма. И только с наступлением привязанности к объектам появляется возможность отделения сексуальных влечений и влечений Я. Другими словами, первичный нарциссизм – это ранняя стадия развития, когда либидо полностью направляется на себя, или эго, проще говоря, на тело. Эта стадия считается нормальной у самых маленьких детей, но если по каким-то причинам  это сохраняется у взрослых, то обычно рассматривается как невроз и в основном характеризуется любовью к самому себе, которая препятствует тому, чтобы испытывать любовь к другим людям, желание доставлять им удовольствие, понимать и принимать их как равных себе. Этот вид невроза характеризуется такой чрезмерной  самовлюбленностью, что нормальная любовь и нормальные взаимоотношения с другими становятся просто невозможными. Нарциссическая личность преувеличивает ощущение собственной значимости, переоценивает собственные актуальные способности и достоинства,  остро переживает эксгибиционистскую потребность во внимании и восторге со стороны других людей, постоянно сосредотачивается на фантазиях об успехе, изобилии, власти, уважении или идеальной любви и  демонстрирует неадекватную эмоциональную реакцию на критику  со стороны других.    Само собой разумеется, что такое понимание собственной личности препятствует  эффективным взаимоотношениям с другими объектами и тогда уже собственное Я нарциссической личности становится объектом агрессии, ненависти и мстительности. Так, исследование меланхолии показало, что ожесточение против сексуального объекта, не признающего неоспоримую самоценность нарциссической личности, переносится на собственное Я человека, в результате чего он может истязать себя вопросами, в чем виноват, что сделал неправильно, какие грехи совершил. Подобный тип нарциссизма, характеризующийся чувствами собственной недостаточности и самообвинениями, был назван Абрахамом  «негативным нарциссизмом», при котором человек, как правило, недооценивает все то, что исходит от него.
   Под так называемым  вторичным нарциссизмом в классическом психоанализе понимается любовь к самому себе, которая возникает в результате извлечения либидо из объектов и людей и помещения его в себя. Другие люди, их достоинства, энергия, любовь, привязанность, самопожертвование и успех используются   нарциссической личностью для    наполнения своего собственного Я без обратной связи и чувства благодарности.  Стоит ли говорить, что лишь немногие выдерживают с таким человеком длительные  и  односторонние отношения.
    Однако другие психоаналитики несколько  иначе понимали проблему нарциссизма. Так, Э.Фромм выдвинул свое понимание этого феномена.  Оно выходило за рамки рассмотрения этого явления через призму   сексуального влечения человека, как это имело место у основателя психоанализа. В его представлении нарциссический человек не обязательно должна делать предметом своего нарциссизма   всю личность. Часто нарциссическую окраску приобретают отдельные аспекты личности, включая физические способности, интеллигентность, остроумие, честь и т. д. Иногда нарциссизм относится к таким качествам, которыми нормальный человек не гордится, например, боязливость или  хитрость. Словом, для нарциссического человека каждое из этих частных свойств, образующих его самость, может быть объектом нарциссизма. Подобно половому инстинкту и инстинкту самосохранения, нарциссизм выполняет важную биологическую функцию. Вместе с тем нарциссизм делает человека асоциальным, а в экстремальных случаях ведет его к душевному заболеванию или к формированию у него патологических форм нарциссизма, исключающего возможность здорового взаимодействия с другими людьми. При патологическом нарциссизме человек теряет способность к рациональному  суждению (все, что принадлежит ему, переоценивается, все, что находится вне его самого, недооценивается), дает эмоциональную реакцию на критику объекта нарциссизма (озлобленность, взрывная ярость или депрессия),  одержим манией величия (потребность переделывать мир под себя, таким образом, чтобы он соответствовал собственному нарциссизму). В нарциссизме Э.Фромм различал две формы, которые так или иначе сказывались на объектных отношениях – доброкачественную (объектом нарциссизма является результат собственных усилий)  и злокачественную (предметом нарциссизма является не то, что человек делает или производит, а то, что он имеет, например, собственное тело, внешний вид, дорогие вещи, богатство). В  доброкачественной  форме  нарциссизма присутствует элемент коррекции, в злокачественной – он отсутствует. Фромм считал, что если в биологическом и социальном отношении   нарциссизм в его доброкачественной форме необходим для выживания человека, то с точки зрения ценностей (духовно-этической позиции) он приходит в столкновение с разумом и любовью. С позиций психоанализа человек достигает полной зрелости, когда он освобождается как от индивидуального, так и от общественного нарциссизма.
     Современные психоаналитики считают, что главной проблем  нарциссической  личности является нарушение самооценки  в результате нарушения объектных отношений.  Такие пациенты характеризуются проявлением сильной потребности в любви и восхищении со стороны  других людей, высоким неадекватным мнением о самих себе и необычной потребностью в уважении со стороны других, стремлением идеализировать одних людей (от которых ожидают поддержку для своего нарциссизма) и презирать других (от которых ничего не ждут). Анализ таких нарциссических пациентов показывает, что их высокомерие, напыщенность, холодность и жестокость в действительности являются защитой от паранойяльных черт, которые образуются в результате проекции орального гнева – основного фундамента их психопатологии.

     Собственное Я.

    Нарциссические личности   имеют многие особенности самопереживания. Они включают в себя чувство смутной фальши, стыда, зависти, пустоты или незавершенности, уродства и неполноценности  или их компенсаторные противоположности – самоутверждение, чувство собственного достоинства, презрение, защитная самодостаточность, тщеславие и превосходство. Полярно воспринимают собственное Я : грандиозное (все превосходно) или наоборот истощенное ( все очень плохо). Данные полярности являются единственными возможностями организации внутреннего опыта для нарциссических личностей. Чувство, что они «достаточно хороши», не входит в число их внутренних категорий.
    Нарциссически  структурированные люди на некотором уровне осознают свои психологические слабости. Они боятся отделения, резкой потери самоуважения или самосоответствия (например, при критике) или внезапных сильных чувств, как никто другой. Они чувствуют, что их идентичности очень хрупка, чтобы выдерживать перегрузки. Их страх фрагментации внутреннего  «Я» часто смещается в сторону озабоченности своим физическим здоровьем. Таким образом, эти люди склонны к ипохондрии и  болезненному страху смерти.
    
     Перенос.

     Перенос  при лечении нарциссических пациентов качественно отличается от переносов других типов людей. Обычно терапевт уже при первом контакте отмечает отсутствие у пациента интереса к исследованию переноса. Комментарии и вопросы о том, что пациент чувствует по отношению к терапевту, могут быть восприняты как разрушающие, раздражающие или как не имеющие отношения к интересам пациента.  Он может сделать вывод  ( и часто делает), что терапевт поднимает данную тему исключительно по причине своего тщеславия или потребности быть  «отзеркаленным».
     В действительности нарциссические пациенты имеют сильные реакции на терапевта. Они могут его с очень большой энергией или обесценивать или идеализировать. При этом они совершнно н интересуются знчением данных реакций и искренне смущаются внимательным отношением к ним терапевта. Обычно их переносы настолько Эго-синтонны  ( реактивны на внешнюю среду), что оказываются недоступны для исследования. Нарциссический пациент считает, что он низко оценивает своего терапевта, так как тот объективно является второсортным, или же идеализирует его , потому что тот объективно прекрасен. Усилия, направленные на то, чтобы сделать эти реакции чуждыми  Эго, как правило,  будут проваливаться – особенно сначала. Обесцененный терапевт, отмечающий критическое отношение пациента, воспринимается как  защищающийся, а идеализированный, который к тому же комментирует завышенную оценку собственной личности пациентом, будет идеализироваться и дальше  как  совершенный, но очень скромный  человек.
     Начинающий и малоопытный терапевт в большей степени подвержен обесценивающему переносу, нежели  идеализированный. Это сказывается на особенностях контрпереноса.
      Психоаналитики настаивают на том, что  у нарциссических личностей особый вид переноса.. Они скорее экстернализуют некий аспект собственного «Я», нежели проецируют определенный внутренний объект ( например, один из родителей) . А именно вместо чувства, что терапевт похож на мать или отца ( хотя иногда можно наблюдать черты таких переносов), пациент проецирует либо грандиозную, либо обесцененную   часть Собственного «Я».  Терапевт, таким образом,  становится контейнером для  внутренних  процессов поддержания самооценки. Он представляет собой  сэлф-объект, а не совершенно отдельную личность, которая вызывает у пациента  чувства, подобные тем, что вызывали давно знакомые, хорошо очерченные фигуры из его прошлого.
    Нарциссическая личность использует несколько видов переноса: зеркальный перенос – требования, ожидания быть признанным, вызывающим  восхищение, достойным похвалы и т.д.;  идеализирующий перенос  обнаруживается в виде замаскированного восхищения аналитиком, его поведением, оценками и т.п. или защитой от подобного восхищения враждебно-критической позицией по отношению к терапевту; близнецовый перенос ( Альтер эго),  отражает потребности индивида видеть и понимать другого, а также восприниматься и быть понятым другими так, как он видит и воспринимает самого себя.. При анализе пациент отождествляет себя с манерами, высказываниями и даже  с внешним видом аналитика. При переносе-слиянии терапевт воспринимается нарциссической личностью исключительно как человек, действующий под контролем пациента, как интегративная часть его Самости. Этот перенос –слияние является составной частью каждого из трех основных типов объектного переноса Самости: пациент может испытывать близнецовый, идеализирующий или зеркальный перенос- слияние.
    
     Контрперенос.

     У психотерапевта в процессе работы с нарциссическим пациентом появляется чувство, что его подлинная сущность как человека, имеющего некоторый опыт и искренне пытающегося помочь, подавляется. Возникает ощущение того, что его игнорируют как реальную личность. Это вызывает у психотерапевта или психоаналитика такие контрпереносы,  как  скука, раздражение, сонливость, и смутное ощущение того, что в психотерапии ничего не происходит. Обычным также является странное чувство неполного присутствия в кабинете. Наиболее неприятную контртрансферентную реакцию на нарциссического пациента представляет собой чрезмерная сонливость, которая исчезает после того, как уходит нарциссически организованный человек и заходит другой. Иногда контрперенос на идеализирующего человека выглядит как грандиозное расширение, объединение  с пациентом в союз взаимного восхищения. Однако, если сам терапевт не является нарциссической личностью, подобные реакции неубедительны и кратковременны.
     Чаще всего при работе с такого типа пациентами у психотерапевта возникает чувство замешательства,  неуверенности в себе и в своих профессиональных навыках.  Особенно это остро переживается в начале профессиональной деятельности.
      
     Терапевтические рекомендации.

1. Терпение – первейшее условие. Никому еще не удавалось выработать в себе это качество слишком быстро.
2.Доброжелательное принятие идеализации и обесценивания и непоколебимая эмпатия переживаниям пациента.
 
      3.Структурная позиция –  настойчивое, но тактичное  конфронтирование         грандиозности, присвоенной или спроецированной, а также систематическая интерпретация защит от зависти и жадности.
2.  Принятие человеческого несовершенства. Доведение до сознания пациента следующего обстоятельства: принимать людей не осуждая и не  используя, любить не идеализируя, выражать подлинные чувства без стыда – это нормально для нормальных людей.
3. Признание терапевтом собственных ошибок, если таковые имеются, особенно в эмпатии. Выражение раскаяния и извинения.
4. Постоянное внимание к латентному состоянию сэлф пациента, потому что даже самый надменный и явный нарцисс испытывает сильнейший стыд, столкнувшись с тем, что он воспринимает как критику.
5. Уметь ощутить и принять боль нарциссического пациента без ущерба для собственной личности.
6. Помочь пациенту    в осознании и честности относительно природы его поведения.
7. Избегать стимуляции сильного стыда у пациента, так как это может нарушить рабочий и продуктивный альянс.
8. Необходимо обдумывать свои вмешательства гораздо тщательнее, чем с другими пациентами.

                Часть 5.

     Характеристика  защитных психологических механизмов личности.

     Знание концепции защит и защитных механизмов, используемых в человеческом бытии, являются решающими для понимания диагностики характера и оказании эффективной помощи индивиду.
      Термин  «защита», используемый в психоаналитической теории, как считают ученые, во многих отношениях неудачен.  То, что у зрелых взрослых психологи называют защитами, не что иное как глобальные, закономерные. Здоровые. Адаптивные способы переживания мира. Первым, кто наблюдал некоторые из этих процессов, был, как известно, Фрейд.
    Выбор термина «защита» отражает два аспекта его мышления. Во-первых, Фрейд восхищался военными метафорами. Стремясь сделать психоанализ приемлемым для скептически настроенной публики, он часто в педагогических целях использовал аналогии, сравнивая психологические действия с армейскими тактическими маневрами, с компромиссами при решении различных военных задач, со сражениями, имеющими неоднозначные  последствия.  Во-вторых, когда Фрейд впервые столкнулся с наиболее драматическими и запоминающимися примерами того, что ученые теперь называют защитами (вытеснение и конверсия), он увидел эти процессы действующими в их защитной функции.   Изначально, его привлекали люди с эмоциональными нарушениями, с преобладанием истерических черт, люди, которые пытались таким образом избежать повторения предыдущего опыта, которое, как они  опасались, могло принести им невыносимую боль. По наблюдению Фрейда, они достигают этого за счет большого ущерба для общего функционирования. В конечном счете, для них было бы лучше полностью пережить переполняющие их эмоции, которых они так опасаются,  и тем самым высвободить свою энергию для развития собственной жизни. Таким образом, наиболее ранний контекст, в котором говорилось о защитах, был тот, где задачей терапевта служило уменьшение их интенсивности.
    В данном контексте терапевтическая ценность ослабления или слома неадаптивных защит личности самоочевидна. К сожалению, в пылу энтузиазма, с которым были встречены ранние наблюдения Фрейда, идея, что защиты по природе своей малоадаптивны, распространились среди светской публики до такой степени, что это слово приобрело незаслуженно негативный оттенок. Назвать кого-либо защищающимся значило подвергнуть критике. Аналитики и сами используют это слово в обыденной речи, но на научном и теоретическом уровне не всегда считают, что при действии защиты происходит нечто патологическое.
      Феномены, которые психологи и психотерапевты называют защитами, имеют множество полезных функций.  Они появляются как здоровая, творческая адаптация и продолжают действовать на протяжении всей жизни. В тех случаях, когда их действие направлено на защиту собственного «Я» от какой-либо угрозы, их можно рассматривать как  «защиты», и этот название вполне оправдано. Личность, чье поведение носит защитный характер. Бессознательно стремится выполнить одну или  обе из следующих задач : 1) избежать или овладеть неким угрожающим чувством – тревогой, иногда сильнейшим горем или другими дезорганизующими эмоциональными переживаниями; 2) сохранение самоуважения. Эго-психологи выделяли функцию защит как средство преодоление тревоги.    Теоретики объектных отношений, делающие акцент на привязанности и сепарации, ввели  представление о том, что защиты действуют и против горя. Сэлф—психологи уделяли внимание  роли защит в психичнских усилиях, служащих поддержанию сильного, непротиворечивого, позитивного чувства собственного «Я».
    Психоаналитические мыслители полагают, что каждый человек предпочитает определенные защиты, которые становятся неотъемлемой частью его индивидуального стиля борьбы с трудностями. Это предпочтительное автоматическое использование определенной защиты или набора защит является результатом сложного взаимодействия по меньшей мере четырех факторов: 1) врожденного темперамента; 2) природы стрессов, пережитых в раннем детстве; 3) защит, образцами для которых (а иногда и сознательными учителями) были родители или другие значимые люди.; 4) усвоенных опытным путем последствий использования отдельных защит (на языке теории обучения – эффект подкрепления).  На языке психодинамики бессознательный выбор индивидом излюбленных способов преодоления затруднений «сверхдетерминирован», что отражает кардинальный аналитический принцип «множественной функции».
     Каждый человек испытывает сильные страхи и желания детства. Ими можно управлять с помощью доступной в данный момент защитной стратегии. При этом одни методы преодоления стоит поддерживать, а другие должны заменить ранние жизненные сценарии. Целью чуткого психодиагностического процесса является не оценка тяжести чьей-либо болезни или определение того, какие люди находятся за пределами «нормы». Этой целью становится необходимость понять особенности страдающего человека и придать ему силы таким образом, чтобы он мог оставить прошлое и построить будущее.
    Ниже мы приводим  обзор существующих защит, которые удалось обнаружить у авторов, описывающих этот феномен, от Фрейда до современных
представителей психоанализа. Однако необходимо учитывать тот факт, что ни один обзор не может быть полным,  так как по сегодняшним представлениям любой психологический процесс может быть использован  в качестве защиты. Читатель должен понимать также, что список любого другого автора будет несколько иным, там будут выделены иные аспекты защиты и отражены достижения в психоаналитической  теории и практике другого автора.
Просим извинения у читателей и за то, что обзор защит дается в произвольном, а не алфавитном порядке. Во всяком случае, он значительно расширит представление читающего о том, какие психологические моменты присутствуют в каждой из описанных защит.

      Примитивная изоляция.
Психологический уход в другое состояние сознания – это автоматическая реакция, которую можно наблюдать у самых крошечных человеческих существ. У взрослых людей, изолирующихся от социальных или межличностных ситуаций и замещающих напряжение, происходящее от взаимодействия с другими, стимуляцией, исходящей от фантазий их внутреннего мира. Склонность к использованию химических веществ для изменения состояния сознания также может рассматриваться как разновидность изоляции.
    Очевидный недостаток защиты изоляцией состоит в том, что она выключает человека из активного участия в решении межличностных проблем.

     Сопротивление.
     Общее понятие для обозначения всех особенностей психики человека которые противодействуют снятию  (или ослаблению) психологических защит, так как оно предполагает болезненные переживания.

    Отрицание.
    Защитный механизм, который просто отрицает или отвергает мысли, чувства, потребности или желания, вызывающие беспокойство. Большинство людей до некоторой степени  прибегает к отрицанию, с достойной целью сделать жизнь менее неприятной. Отрицание – самый лучший способ справиться с неприятностями, которые возникают в жизни каждого человека.
     Отрицание реальности (или конфликта) проявляется в том, что человек не воспринимает отдельные реальные ситуации, их части, объекты, конфликты и др. В психоанализе отрицание рассматривается как особая форма сопротивления. По этому поводу З.Фрейд писал о том, что есть такие пациенты, которые ведут себя  «несколько странно». Чем глубже продвигается анализ, тем труднее им признать возникающие воспоминания и отрицают их даже тогда, когда они уже всплывают в памяти.
     В целом описываемый механизм психологической защиты включает искажение информации (ее формы или смысла) в начале восприятия, что может травмировать индивида.
     В этой связи З.Фрейд описал действие трех аспектов этого механизма (ввиду того, что психосемантика этого термина в различных языках неоднозначна, мы используем эго в этом пособии в психоаналитической трактовке З.Фрейда):
  1. отрицание – это средство осознания вытесненного;
  2. отрицание устраняет лишь отдельные следствия процесса вытеснения;
  3. посредством отрицания психика освобождается от ограничений, связанных с вытеснением.
     З.Фрейд утверждал, что отрицание – наиболее ранний онтогенетически и наиболее примитивный механизм защиты, который считается столь же древним, как и чувство боли.  Способность к отрицанию неприятных сторон реальности служит своего рода временным дополнением к выполнению желаний и сохранению аффективного равновесия, при которых конфликт не допускается внутрь личности и своего «Я».

    Вытеснение.
    А) В узком смысле слова – действие, посредством которого субъект старается устранить или удержать в бессознательном представления, связанные с влечениями (мысли, образы, воспоминания). Вытеснение возникает в тех случаях, когда удовлетворение влечения само по себе приятно, но может стать неприятным при учете других требований.
     Б) В более широком смысле  слова «вытеснение» у Фрейда иногда близко к защите: во-первых,  потому что вытеснение в значении А присутствует, хотя бы временно, а во-вторых, потому что теоретическая модель вытеснения была для Фрейда прообразом других защитных механизмов.

     Интроекция.
     Термин  «интроекция »  впервые был введен  Ш.Ференци в работе «Интроекция и трансфер»  по контрасту с проекцией, и который обозначает
      процесс, выявляемый в ходе психоаналитического исследования: субъект в процессе фантазирования переходит  «извне»  «внутрь» объектов и качеств, присущих этим объектам. Интроекция связана с самоотождествлением. Этот защитный механизм впервые был обнаружен Фрейдом при изучении меланхолии, а затем приобрел более общий смысл.

     Подавление.
     Сознательный защитный механизм, при котором осознается неприемлемость желаний или побуждений и намеренное сдерживание его проявления. Неприемлемость может быть результатом запретов со стороны «супер-эго». Подавление часто бывает полезным, так как человек четко знает, что делает. Но на более глубоком уровне он может в действительности не понимать причин, по которым он думает, что ему нужно подавлять свои желания или чувства. Они могут быть обусловлены в нем, являясь частью согласованного транса, и тогда подавление может быть проявлением какой-либо другой патологии.

     Реактивное образование.
      Реактивное образование – одна из форм психической установки или привычки, противоположной вытесненному желанию, реакция на него, хотя объект, вызвавший негативные эмоции остается прежним (в отличие от проекции, где меняется сам объект), но здесь изменяется отношение к нему.
     Реактивные образования возникают как следствие представлений индивида о мнимой ненависти, плохого отношения якобы характерных для его партнеров. На самом деле такие мнения могут быть следствием дальнейшего развития ряда защитных механизмов (отступление, самозамыкание и др.). Симптомы этого вида защиты – щепетильность, стыдливость. Недоверие к себе и другим, а также связанные с ним самоупреки  - все это исключается из сознания, уступив место доведенным до крайности моральным нормативам. Реактивность подчеркивает их прямую противоположность. Реактивное образование воплощается в чертах характера, изменениях Я. Субъект, у которого сложилось реактивное образование, постоянно живет и готовится к опасности, когда бы она не возникла. Механизм реактивного образования действует при неврозе, навязчивости, истерии и других деструктивных изменениях личности. Реактивное образование предполагает сопоставление образования симптома «образованием замещений» и «образованием компромиссов», что и есть выражением конфликта, основанного на амбивалентности человеческих чувств.
     Реактивное образование позволяет избежать вторичных вытеснений, вызывая устойчивые изменения в личности. Если в характере человека преобладает реактивное образование, то оно оказывается психологической защитой индивида не только от негативных влечений, но и других эмоциональных перенапряжений. В отрицательном смысле защита на уровне характера отличается своей интегрированностью в Я, превращением защиты (поначалу направленной против той или иной конкретной опасности) в общий механизм поведения.

     Проекция.
     Проекция  (бросание от себя) – психологический механизм защиты, связанный с восприятием созданного личностью психического образа как объективной реальности, с помощью которого неосознаваемые персональные характеристики (влечения, потребности и др.)  проецируются на другие объекты.

    Трансфер.
    Универсальный человеческий опыт, влияющий на межличностное взаимодействие и восприятие партнера по общению. В психодинамике рассматриваются любые взаимоотношения людей в настоящем через призму репродуцирования эмоционально значимых аспектов своих взаимоотношений в прошлом, которое используется личностью в качестве образца.

     Трансформация.
      Форма психологической защиты, при которой вытесненные негативные черты характера в сознании человека превращаются в позитивные. Так, свою жадность человек может объяснить экономностью и бережливостью, некорректное отношение к другим, несдержанность – эмоциональностью, постоянные «разборки»  в коллективе – желанием сделать работу более эффективной, конфликтность – всем сделать добро  и др., заменяя истинные причины иллюзорными, ложными, удобными для себя.

     Идентификация.
     Форма психологической защиты, при котором на неосознаваемом уровне приписываются себе свойства и качества, имеющиеся у других людей, их идеи и социальные нормы. Она является для человека защитой от ситуаций и направлена на сохранение индивидуального спокойствия при выполнении или не невыполнении социальных норм и стандартов. Одним из необходимых условий идентификации является представление о том, что получаемая награда за поведение всегда будет весомее, значительнее удовлетворения, которое получает индивид при нарушении норм. Это служит основой того, что человек предпочитает в отдельных ситуациях идентифицировать себя с социальными стандартами и предпочтениями, а не нарушать их.

     Инверсия.
     Защитный механизм, базирующийся на проявлениях «обратных процессов». Такие тенденции проявляются в различных сферах личности – поведении, мотивации, мышлении и, особенно, в аффективной области. Это внезапное переключение между двумя эмоциями, которые находятся на противоположных полюсах континуума, обычно любви и ненависти. Как правило, это рассматривается как признак глубокого амбивалентного отношения.
     Существует еще и понятие «половой инверсии», но оно считается устаревшим, который  употреблялся для обозначений гермафродитизма, трансвестицизма и гомосексуализма, особенно случаев принятия роли противоположного пола в сексуальных действиях.

     Обратное чувство.
     Один из защитных способов проявления обращения влечения в свою противоположность; это процесс, при котором цель влечения преобразуется в явление с обратным знаком, а пассивность сменяется активностью. Обратное чувство может проявляться в изменении направленности импульса – например, упреки в свой адрес вместо того, чтобы выразить разочарование кем-то другим.

     Формирование реакции.
     Защита, с помощью которой вместо вытесненной в бессознательное неприятной информации проявляются и воспринимаются прямо противоположные представления.
     Чаще всего черты характера, высоко коррелирующие с тревожностью (стыдливость, застенчивость и др.), связаны с такими свойствами как нерешительность, боязнь, излишняя скромность, но возможно и инверсионное действие – показная грубость, повышенная агрессивность и др. Это поведение формируется у людей со слабым личностным Я и действующей защитной агрессией на фрустратор. Кроме того, указанные черты, такие как стыдливость, застенчивость, связаны с «обратным» поведением по отношению к желаемому, с завуалированием способов проявления своих искренних чувств ( например, мальчик обижает девочку, которая ему очень нравится и происходит это неосознанно).
     Установлено, что противоположные реакции хорошо уживаются с заниженной самооценкой индивида, и он бессознательно снижает статус человека, к которому не равнодушен. Образование такого типа реакций начинается в раннем детстве. Снятие защит следует начинать с анализа и осознания личностью своего отношения к окружающим.

     Мартиризация.
     Психологический механизм, с помощью которого личность добивается желаемых результатов путем драматизации ситуации, плача, стонов, припадков, вызывания жалости у окружающих, «работая на публику». Одним из крайних случаев проявления мартиризации является так называемый ложный суицид.
 
     Образование симптомов.
     Своеобразная психологическая защита личности, характеризующаяся возникновением различных симптомов психосоматических расстройств, активирующихся во время действия психотравмирующих факторов. Симптомы могут быть различны: головные боли, боли в желудке, кишечнике, насморк, кашель, неприятные ощущения в области сердца и др. Но при самом тщательном исследовании работы внутренних органов обратившегося за помощью человека, у него не выявляется никаких отклонений в их функционировании.
     Причина возникновения тех или иных симптомов скрыта от индивида, и он не сразу может обратить на это внимание. Но если психосоматическая симптоматика возникает часто, да еще и периодически, следует искать детерминанту – ожидаемое психотравмирующее событие.

     Агрессия.
     Форма защиты личности от психического напряжения путем использования разнообразных видов нападения на фрустратор или объект его замещающий.
          Наиболее эффективными  защитными  механизмами  являются различные  виды  агрессии.  Под агрессией  следует  понимать  такое  действие  или  систему  действий  человека,  которые исходят из мотива  нанесения  вреда  кому-либо  или  чему-либо.  Наличие  такого  внутреннего  мотива  совершенно  необходимо  для  психологической  квалификации  действий  человека  в  качестве  агрессивных. Действия человека,  случайно  оказавшиеся вредными  для  других,  но  не  имеющие  соответствующей  внутренней  мотивации,  нельзя  считать  истинно  агрессивными.
     Ученые  выделяют разные  виды  агрессий:  прямую агрессию,  перемещенную  агрессию  и  аутоагрессию. 
     Прямая  агрессия  проявляется  тогда,  когда  фрустрированный  человек  предпринимает  немедленные  агрессивные  действия  или  ряд   таких действий, направленных  против  источника  фрустраций. У детей прямая агрессия  принимает  форму  физических действий,  у  социализированных  взрослых  превалируют  словесные  и  косвенные формы  агрессий. Подвергаясь агрессивному  воздействию,  человек проявляет тенденцию  отвечать тем  же,  поскольку  агрессия  его  фрустрирует. В современном  обществе  открытая агрессия  не  является лучшим способом адаптации  к  среде.  Она временно  может  снимать напряжений,  вызванное воздействием фрустраторов,  но,  как  правило,  вызывает вспышку ответной агрессии  и  превращает социальную среду в ещё более фрустрационную  ситуацию  жизнедеятельности.  Другая  опасность состоит в том,  что агрессивные действия, имеющие внутреннюю  мотивацию  и  сопровождающиеся такими эмоциями как гнев, возмущения, ненависть, презрение  могут привести к закреплению  в структуре личности агрессивности  как устойчивой черты характера,  не  фрустрирующей  её самосознания.
     Перемещенная агрессия проявляется во многих фрустрирующих ситуациях, когда человек не в состоянии прямо выразить свою агрессивность  по отношению к фрустратору. Это случается по разным причинам:  или  фрустратор (другой человек, группа) настолько сильны, что с его стороны можно ждать ответных агрессивных действий;  или же источник фрустрации не совсем ясен фрустрированному;  в других причины или источники фрустрации находятся в самом индивиде. Если человек не имеет возможности прямо ответить на грубость или агрессию, то им выбирается новый объект агрессии.
Происходит процесс замещения объекта агрессии. В качестве нового объекта выбираются такие,  которые не имеют никакого отношения к фрустраторам.
Объектами агрессии  часто выбираются более слабые личности, животные  и
неодушевленные предметы.
     Аутоагрессия  является разновидностью перемещенной агрессии при которой направление агрессивных действий происходит на собственную личность.  Она проявляется в поведении и познавательной активности личности в форме самообвинения,  самобичевания,  самокритики,  нанесения  себе телесных повреждений,  в крайних случаях в виде суицидальных размышлений или  реальных попыток к самоубийству. Сильная агрессивность, направленная на самого себя, всегда сочетается с комплексом неполноценности, с низким уровнем собственного достоинства. Однако в особых случаях человек совершает самоубийство для сохранения собственного достоинства.

     Апатия  и  беспомощность.
     Защитным механизмом в ситуации фрустрации является безразличие, апатия, нередко приводящая к последующему уходу из ситуации.
     Считается,  что склонность отвечать на воздействия фрустрирующих ситуаций агрессивно или безразлично зависит от научения:  реакции на фрустрации  приобретаются научением также,  как и другие формы поведения.
В ситуациях, когда агрессивные действия не приводят к успеху и удовлетворению потребностей,  индивид может постепенно отказаться от них  и приобретать реакцию безразличия и ухода из фрустрирующих ситуаций. Такие защитно – адаптивные стратегии поведения порождают и определенный стиль жизни. Нет сомнения в том, что апатия и уход являются пассивными реакциями только внешне: у лиц, отвечающих на фрустрации  такими реакциями, могут протекать очень активные внутренние защитно – адаптивные вербализованные и образные процессы, такие как  рационализация,  проекции,  агрессии  в  фантазиях,  и т.д., которые и сковывают его внешнюю  активность.
     Однако в некоторых случаях крайняя апатия  может сохранить человеку психическое здоровье, когда фрустрации длительны и неизбежны (ситуация концлагерей, постоянные угрозы смерти и различных наказаний). Однако  в большинстве случаев крайняя апатия заканчивается смертью индивида, так как у него отсутствует внутренняя мотивация к социальной активности.

     Фантазирование.
     Фантазии человека, в качестве способов бегства от травмирующих  и фрустрирующих ситуаций , являются вполне нормальными психическими процессами, если не доходят до такого патологизированного уровня, когда человек отказывается от своих  желаний и осуществления своих целей в реальной жизни. Фантазирование в пределах нормы  является необходимой формой т психической активности и играет определенную роль в психическом развитии личности.
     Частота защитного фантазирования зависит от интенсивности подавляемых мотивов и от степени их фрустрации. Существуют возрастные различия по частоте и содержанию защитных фантазий.  Самыми частыми являются фантазии об успехах в деятельности, о сексуальных и других достижениях. В целом в грезах людей отражаются те ценности, которые характерны для их социально культурной среды.
     Сновидение людей, как процессы подсознательного фантазирования, имеют ряд важных функций. Но функция удовлетворения в них фрустрированных желаний  просто очевидна поэтому их компенсаторно- защитное значение не подлежит сомнению.
     Фантазия связана и с другими защитно-адаптивными механизмами и процессами. Очевидна связь фантазии с агрессией: те агрессивные импульсы, которые у личности  возникают вследствие фрустрирования, не находя прямого выхода в конкретных действиях, приводит к возникновению воображаемых агрессивных сцен, в которых фрустрированная личность без особого труда освобождается от фрустраторов и осуществляет свои желания, поскольку может свободно управлять всеми существенными условиями деятельности. Многочисленны также сновидения с агрессивным содержанием.
     Защитная фантазия, частично освобождая человека от напряженности и негативных эмоций, играет роль катарсиса. Она также способствует образованию новых целей, замещает прежние объекты интересов, вызывает тенденцию к высшей духовной активности, таким образом, является одним из когнитивных механизмов сублимации фрустрированных мотивов.

     Номадизм.
     Защитный механизм,  который проявляется в частой смене местожительства. Этот механизм имеет различные конкретные формы реализации: изменение места жительства, частые разводы, смена занятий (профессиональных ролей). По-видимому, страсть к путешествиям тоже исходит из фрустрированности, внутренней неудовлетворенности.
     Поскольку фрустраторы часто являются внутриличностными, то такая форма поведения не всегда приводит к желаемому результату – психической удовлетворенности.

     «Реакция битника».
     Она также является защитным механизмом и особенно популярна  среди современных молодых людей или людей среднего возраста. «Реакция битника» представляет собой ту или иную форму эксцентрического поведения как способ ухода от фрустраций жизни. Битники разрабатывают нонконформистские взгляды и уклоняются от своих общественных и других обязанностей. Ношение особой одежды и использование слэнга позволяют битнику вообразить, будто он активно бунтует против консервативного и авторитарного общества. Это позволяет индивиду считать себя уникальным, неординарным, смелым и делающим что-то очень революционное и важное, повышая тем самым достаточно низкую самооценку. Психиатрические исследования показали, что значительная часть битников имеет значительные отклонения в психике различного генеза и плохо приспособлена к жизни.

     Стереотипия поведения.
     Поведение человека или животного становится стереотипным, когда появляется тенденция неизменного повторения цепи определенных действий – как внешних, предметных, так и внутренних (например, некоторых суждений). Тенденция фиксации поведения появляется тогда, когда одни и те же фрустрирующие ситуации повторяются. Под воздействием повторных фрустрирующих ситуаций человек вновь и вновь совершает одни и те же действия, хотя они оказались неадаптивными. Когда стереотипия устанавливается, становясь привычной,  ее трудно изменить, она становится патологической фиксацией.
     Предполагается, что у человека некоторые формы персеверативного (упорного) поведения (например, сосание пальца, заикание и др.) становятся фиксированными, поскольку повторные наказания и фрустрации привели к усилению нежелательных ответов. Таким образом закрепляются некоторые ошибочные действия счета, чтения и т.п.; они, по-видимому, были такими ошибками, которые стереотипизировались под воздействием ранних фрустраций.
       В психиатрии описано много таких персеверативных, стереотипных форм поведения, которые или нарушают нормальную адаптацию, или же входят в состав патологических адаптивных комплексов. Их изучение у практически здоровых людей представляет значительный  интерес как для теории адаптации, так и для семейной и школьной педагогики.    
      
     Десакрализация.
     Неверие в общечеловеческие ценности и мораль. Такие люди чувствуют себя обманутыми и полагают, что их жизнь и жизнь окружения течет по разным законам (одни нормы для себя, а для других - другое). Часто это происходит у детей, растущих в неблагополучных семьях родителей-алкоголиков, неудачников-лицемеров, циников, где идет обесценивание нравственности и морали.

    Идеализация.
    Психический механизм защиты, смысл которого заключается в приписывании себе или другим людям несвойственных им совершенных качеств, свойств, достоинств, черт характера.

     Юмор.
     Защитный психический механизм, проявляющийся как скрытие индивидом от себя и окружающих вытесненных в бессознательное недостигнутых целей.

     Эмоциональное выгорание.
     Выработанный личностью механизм психологической защиты в форме полного или частичного исключения эмоций в ответ на психотравмирующее воздействия. Он проявляется как состояние психического и физического истощения, вызванного эмоциональным перенапряжением, которое снижается за счет формирования личностью стереотипа эмоционального поведения. Нередко эмоциональное выгорание рассматривается как следствие феномена профессиональной деформации в сфере профессий человек-человек.

     Обесценивание.
     Защитный механизм личности, основанный на снижении ценности целей, достижений других людей и собственных неудач во избежание неприятных переживаний.

     Рационализация.
     Форма психологической защиты, при которой неприемлемые для морали действия индивид объясняет ложными мотивами, которые приветствуются в обществе. При этом сохраняется самоуважение, чувство самостоятельности и не возникает тревога.

     Компенсация.
     Механизм психологической защиты, направленный на исправление или восполнение собственной реальной или воображаемой физической или психической неполноценности, когда неполноценные функции организма выравниваются.

     Сублимация.
     Защитный механизм психики, с помощью которого вытесненная в бессознательное энергия нереализованной потребности превращается в другую активность путем изменения ее направленности.
     Например, энергия вытесненных комплексов может быть сублимирована в творческую активность, общественную и политическую деятельность, хобби, спорт и другие.
     Этот термин был введен З.Фрейдом. Он соединяет в себе два понятия: «sublime» - «возвышенное», которое используется в искусстве для обозначения величественных, возвышенных произведений и «sublimation»  - химическая процедура, состоящая в переводе вещества из твердого состояния в газообразное.  Такая семантика слова не случайна, она точно отражает механизм психологической защиты, названный Фрейдом сублимацией. Он назвал так перевод энергии сексуальных влечений на более возвышенные цели с социально приемлемыми формами их удовлетворения. В качестве таковых он выделял художественное творчество и интеллектуальную деятельность, а также шутки, проявления остроумия и др. явления, мгновенно вызывающие разрядку. З.Фрейд выделял следующие особенности этого защитного механизма:
сублимация затрагивает частичные влечения, которые не входят в основную форму генитальности за счет подавления извращенных элементов сексуального возбуждения;
в основе этого механизма лежит примыкание сексуальных влечений к влечениям самосохранения;
сублимация рассматривается как защита особого рода, которая обеспечивает прогрессивное решение конфликтов.
Сквозь призму сублимации Фрейд рассматривал формирование религиозных культов и обрядов, появления искусства и общественных институтов, возникновение науки и саморазвитие человечества.
З.Фрейд выделял два основных психических влечения – сексуальное и агрессивное и потому, говоря о разрядке фрустрированных влечений, он не упускал из виду сублимацию агрессивных импульсов.  Однако этот вопрос в психологии изучен слабо. Тем не менее, в жизни мы часто сталкиваемся с такими явлениями.
Позднее Р.Ассаджиоли рассматривал сублимацию в том же русле (как разрядку сексуальных влечений), но несколько расширяя понимание З.Фрейда . Он упрекал З.Фрейда в том, что тот слишком узко смотрел на проблему сублимации, уделяя внимание только физическим и инстинктивным аспектам сексуальности, рассматривая ее в отрыве от эмоциональных и иных психологических особенностей. Сам он пытался рассмотреть сублимацию во всех аспектах сексуальности и выделил следующие аспекты:
чувственный – физическое удовлетворение;
эмоциональный – единение с другой личностью. Сублимация проявляется как переход от любви человеческой к любви к Высшему существу – единение с Христом.;
созидательный – рождение нового существа, образование новой личности. Рост «внутреннего человека»  требует созидательных энергий. В той мере, в которой индивид способен использовать энергию сексуальности, перед ним открываются новые, все более обширные сферы деятельности.
     Сублимация возможна во всех формах. Кроме того, она может происходить в двух направлениях: « вертикальном»  (внутренннем)  и «горизонтальном».
     Горизонтальная сублимация. На чувственном уровне она проявляется как замещение сексуального удовлетворения другими: от простого наслаждения пищей до радости общения с природой и эстетического наслаждения восприятия красоты.
     На эмоциональном уровне – это распространение любви на большой круг людей; на созидательном уровне сублимация проявляется как активизация художественной и интеллектуальной деятельности.
      В последнее время в психологии происходит все большее расширение понимания этого психического механизма. Его действие  распространяется на большой круг явлений, происходит отход от объяснения удовлетворения сексуальной энергии на другие формы. Сублимация понимается как переключение энергии любых психических явлений на другие цели с заменой формы их удовлетворения на более конструктивную, что позволяет снять напряжение, получить разрядку.
     Необходимо отличать сублимацию от других подобных форм психологических защит. Сам З.Фрейд выделял один из таких защитных механизмов: торможение перед целью.
     З.Фрейд писал, что социальные влечения относятся к таким импульсивным влечениям, которые не считаются сублимированными, хотя они и близки к этому. Они сохранили свои непосредственные сексуальные цели, хотя достичь их мешает внутреннее сопротивление; они удовлетворяются приближением к удовлетворению и поэтому содействуют установлению особенно прочных и постоянных связей между людьми. Так формируются отношения между родителями и детьми, дружеские чувства, эмоциональные связи в браке и др.

     Субституция.
     Изменение объекта приложения энергии (не поступив в одно учебное заведение, человек поступает в другое; не получив приглашение на значимую вечеринку, устраивает свою и т.д.). Отличие субституции от сублимации в том, что здесь происходит смена объекта, способного удовлетворить влечение. Например, явление смещенной агрессии. При субституции, если человек испытывает агрессию и не может ее реализовать на объект, вызывающий ее (на этого человека), он «выльет»  ее  на другого человека.

      Фасад, маска , экранирование.
      Защита, с помощью которой личность закрывает внутреннюю пустоту внешним импозантным фасадом (не любит читать, но собирает библиотеку, приобретает дорогие вещи, коттедж, стремится занимать высокие должности и т.д.), что обычно связано с деперсонализацией личности.
     Примером подобных проявлений служит защитный механизм, называемый экранированием.

     Торможение перед целью.
     Такое поведение, когда оно под воздействием внешних или внутренних препятствий не способно достичь удовлетворения непосредственно. Оно возможно лишь в обход через другие виды деятельности или отношения, отдаленно приближающиеся к первоначальной цели и дающие ослабленное удовлетворение. Именно этому механизму обязано происхождение чувств нежности и социальных чувств.

     Экранирование.
     Временное  отгораживание человеком от психических нагрузок страхов, беспокойств, вынесение этих переживаний в сферу предсознания.
     Экранирование по своему механизму сходно с вытеснением. При вытеснении человек переводит энергию негативных переживаний в бессознательную сферу, а при экранировании перевод энергии происходит из сознательной сферы в предсознание.
     Благодаря своей локализации в предсознании, экранирование позволяет отгораживаться от психических нагрузок в очень короткий срок, так как экранирование  для удержания устраненной информации не требует большой энергии  (в отличие от вытеснения). Экранирование , как и любой механизм психологической защиты, имеет свои преимущества и недостатки.  С помощью экранирования возможно отгораживание от психических нагрузок, депрессивных настроений, страхов, беспокойства  в короткий срок. Возникает преходящее чувство покоя, стабильности, расслабления, уравновешенности и, как  следствие, - удовлетворительное временное освобождение.
     В современной специальной литературе содержатся представления о том, что экранирование является формой психологической защиты, когда для снятия психотравмирующих переживаний принимаются транквилизаторы. Они помогают при тревоге, навязчивости, психологических зависимостях, имеют эффект релаксации. Такой способ экранирования создает видимость благополучия, но нерешаемые вопросы остаются, углубляются и становятся причиной психологических срывов, депрессии, личностной деструкции, так как человек продолжает вести себя прежним способом.
     Вместе с тем частое использование  этого способа  освобождения от негативных переживаний приводит к тому, что симптомы исчезают без устранения  вызвавших их причин.  Это приводит к накоплению отрицательных переживаний, что может стать причиной возникновения различных неврозов.
     Таким образом, экранирование  позволяет человеку отгораживаться от негативных воздействий извне  неким «защитным экраном», который «отражает» их и не допускает нанесения «психологического вреда».  Поставив этот «экран», человек  моментально отвлекается от отрицательных переживаний и забывает про них, не прилагая никаких усилий, никакой энергии для этого. Но стрессирующие, аффектогенные факторы окружают его повсюду. Ослабив внимание к «отраженным» ранее или под воздействием новых человек вновь подвергается негативным переживаниям.  Для того, чтобы отгородиться от тревоги, требуется уже дополнительная энергия.

     Интеллектуализация. 
     Механизм психологической защиты, основанный на вербализации человеком собственных эмоций и противоречий, посредством которого субъект стремится выразить в дискурсивном виде свои конфликты и переживания. Этот механизм, основанный на фактах, излишне «умственный» способ переживания конфликтов и их обсуждения, без переживания связанных с ним аффектов. Путем пространных рассуждений, гипотез, теоретизирования индивид пытается объяснить  неудачи в своей жизни не зависящими от него условиями.
     Часто этот термин употребляется в более узком негативном смысле как преобладание абстрактных рассуждений над аффективной сферой. Это возможно, благодаря жесткому контролю над эмоциями путем рассуждений по их поводу вместо непосредственного  переживания. При этом субъект демонстрирует «объективное» отношение к ситуации чрезмерно рассудочный способ решения конфликтных тем.
     Интеллектуализация как форма психологической защиты очень часто встречается в жизни : студент объясняет неудачи в учебе тем, что преподаватель плохо преподает предмет сам, а со студентов спрашивает слишком строго, к тому же предвзято, необъективно относится к нему… Многие люди пытаются собственный неуспех объяснить наступлением «черной полосы» в жизни, невезучестью, интригами других людей и т.д.

    Ретрофлексия.
    Защитный механизм психики, способствующий прекращение индивидом попыток повлиять на окружающих путем возврата чувств   назад в замкнутую внутриличностную систему и точно против себя.

     Отступление.
     Механизм освобождения личности от травмирующих негативных переживаний путем отказа от деятельности при невозможности достичь желаемую цель.
     Выход из поля деятельности сопровождается обычно отказом от активности, что может проявляться в разных формах, например, снижение (или отказ)  от коммуникаций, аккумулирование поведения, способствующего символическому сведению на нет предыдущего действия, что обычно сопровождается сильным беспокойством, чувством вины и др.

     Самозамыкание.
     Защитный механизм, близкий к отступлению, но имеющий несколько другой источник. Он связан с нонконформизмом, а не с конформизмом как при отступлении, с направленностью «от».  Связь нонконформизма с внушаемостью дает порой парадоксальный эффект – проявляется индивидуальная склонность к отшельничеству, аскетизму, нигилизму, реактивному образованию.

     Дефлексия. 
     Особый вид психологической защиты, связанный с уходом личности как от прямого контакта с собой (т.е. от своих собственных сильных переживаний), так и от контактов с окружающими.

     Окаменение.
     Защитное   отсутствие внешнего проявления чувств, «онемение души» с относительной ясностью мысли, сопровождающееся нередко переключением внимания на явления окружающей действительности, не имеющих гтношения к травмирующему событию. Этот механизм внешне проявляется соответствующими масками лица.

     Уход.
     Механизм психологической защиты, когда индивид неосознанно избегает психотравмирующей ситуации. В литературе этот тип защиты иногда называют «страусиным».  Уход от психотравмы дает личности кратковременное облегчение, но при этом существенные потребности и желания остаются неудовлетворенными, цели – не реализованными, что и составляет причину дальнейших душевных исканий и переживаний. Примеры таких защит – необдуманные разводы, переезды, ссоры близких друзей и их расставания, уход из значимого для человека коллектива только из-за ссор с одним сотрудником, «уход в болезнь» и т.д.

     Комплекс Ионы.
     Характеризуется боязнью собственного величия, уклонением от своего предназначения, бегством от своих талантов, страха успеха, любви и популярности.

     Регрессия.
     Регрессия (от лат. движение назад) в наиболее распространенном значении – процесс, механизм, результат возвращения человека к ранее пройденным способам функционирования в эмоциональной и интеллектуальной деятельности, объектных отношений, моделей поведения, психологических защит.
     Регрессия может появляться в любом возрасте. Типичным примером психической регрессии является поведение 4-летнего ребенка после появления в семье новорожденного – вследствие зависти наблюдается возврат к более ранним формам поведения,  речи, привычкам.
     В настоящее время принято различать несколько разновидностей регрессии : а) ретрогрессивное поведение: человек ведет себя как ребенок для того, чтобы вновь получить ту любовь и те ласки, которыми был окружен в детстве. Это возврат к тем формам поведения и переживания, которые уже были в одном из предыдущих возрастных этапов жизни человека;  б) примитивизация – это детское поведение, возникающее под влиянием фрустрирующей ситуации, не есть возврат к прошлому (возрастная регрессия), а является более примитивной формой поведения. Например, фрустрированный мужчина, всегда строго следивший за соблюдением социальных норм, в новой ситуации может начать кулачный бой, если даже в детстве такая форма поведения  ему вовсе не была свойственна;  в) онтогенетическая психическая регрессия – это психический возврат индивида к формам поведения и познавательным процессам, свойственным индивиду на более ранних этапах онтогенетической социализации ; г) филогенетическая регрессия – психический возврат индивида к тем формам психической активности, которые были свойственны нашим далеким предкам, то свидетельство, говорящее о реальности подобного процесса, можно получить путем изучения сновидений, неврозов и других явлений, в которых появляются архаические формы психической жизни.
     Эти разновидности психической регрессии могут  проявляться вместе или в разных комбинациях  под воздействием одной и той же фрустрирующей ситуации.

     Расщепление.
     З.Фрейд употреблял термин «расщепление»  для обозначения своеобразного явления, когда внутри  личностного «Я»  сосуществуют две парадоксальные психические установки по отношению к внешней реальности: первая учитывает реальность, вторая – ее игнорирует.
     З.Фрейд считал, что расщепление является не только защитой Я, но и способом сосуществования двух защитных механизмов, один из которых предполагает защиту (отказ) от реальности, а другой – защиту от влечений. Патологическим вариантом расщепления, по мнению З.Фрейда, является запрет личности на компромиссы и сохранение обеих установок одновременно.
     Расщепление как защитный механизм личности от тревоги, негативных переживаний способствует формированию другого защитного механизма – проективной идентификации (в терминологии М.Кляйн, 1946).

     Проективная идентификация.
     Защитный механизм, изученный и описанный М.Кляйн. Она предполагала, что расщепление на «хорошее Я»  и  «плохое Я», начиная с младенческого возраста, есть попытка защитить свои хорошие части от плохих, избавиться от непереносимых качеств собственного Я, обратить их в собственных «преследователей».  У взрослых людей механизм проективной идентификации вызывает страхи преследования, смерти, различные фобии, паранойю и др. В повседневной жизни это может проявляться в ситуации экзамена в виде страза перед преподавателем, во враждебности представителей разных национальностей, неприятии взглядов и позиций других людей и др.
     Таким образом, в процессе работы психолога с клиентами, они регрессируют к самым примитивным механизмам психологической защиты, в том числе и к расщеплению и проективным идентификациям, которые именно здесь обнаруживают манипулятивный характер. Это выражается, в частности, в бессознательном «давлении»  на психолога. Например, такие клиенты могут не выполнять задания, опаздывать на беседу, проявлять агрессию, стремясь превратить последнего в своего преследователя.

     Парциальная перцепция.
     Защитный механизм, характеризующийся тем, что субъект склонен воспринимать только то, что ему хочется, нравится, выгодно, ценностно или значимо. Остальная информация индивидом не фиксируется, формируя тем самым своеобразные ограниченные представления об окружающем мире и о себе, основанные преимущественно на «нужном »  материале, «вырезая» все остальное из своего восприятия.
     Этот механизм складывается в раннем детстве, но  «работает» и у взрослых людей, являясь довольно распространенным и в профессиональной деятельности, и в повседневной жизни.

     Двигательная активность.
     Понижение беспокойства, вызванного запретным побуждением, путем разрешения его прямого или косвенного выражения без развития чувства вины.
      Двигательная активность входит в кластер регрессии и развивается в раннем детстве для сдерживания чувств неуверенности в себе и страха неудачи, связанных с проявлением инициативы.  Регрессия предполагает возвращение к  более незрелым паттернам поведения и удовлетворения. Двигательная активность включает непроизвольные действия для снятия напряжения.
     Двигательная активность – защитный механизм, который предполагает и противодействие. Оно возникает в тех ситуациях и при тех защитах, когда другим людям не только приписываются собственные мотивы (проекция), но и следуют нападения. Этот механизм часто проявляется у людей с асоциальной активностью – хулиганов, насильников, бандитов и др.

     Оглушение.
     Защитный механизм  устранения конфликтов, страхов, фрустрации, связанных с психотравмой и достижения ощущения силы и спокойствия благодаря воздействию фармакологических средств (алкоголь, наркотики и др.). Это  обусловлено тем, что алкоголь и наркотики изменяют состояние сознания, вызывают  приятные эмоции, успокоение и при больших дозах сигналы неблагополучия перестают доходить до сознания.  Более того, существует и такая отрицательная сторона этого защитного механизма – формирование алкоголизации и наркомании, как свойства личности и организма.
    
     Самосознание.
     Самосознание тесно связано с сознанием. Под самосознанием понимается осознанное отношение человека к самому себе, выражающееся в самооценивании данного отношения и регуляции на его основе действий и поведения.   Самосознание предполагает осознание своего Я во всем многообразии  индивидуальных особенностей, выделение себя из окружающего мира и представление о себе в сопоставлении с другими людьми.  Самосознание включает в себя три главных компонента:  самопознание, самооценку и саморегуляцию. Высокий и адекватный уровень самосознания и самооценки может служить надежной формой  психологической защиты.

     Оценочная сфера личности.
     Она включает самооценку, ожидаемую оценку (т.е. представление личности о том, как ее оценивают окружающие) и оценку ею других людей. По мнению известного психолога Х.Хекхаузена, именно оценки личности выступают мотивами формирования поведения. Личность, находясь среди людей и наедине с собой, формирует группу оценочных суждений, на базе которых складываются личностные свойства и способы  адаптации или дезадаптации человека.

     Уровень притязаний.
     Это стремление к достижению целей той степени сложности, на которую человек считает себя способным. Уровень притязаний личности характеризуют: 1) уровень трудности, достижение которого является общей целью серии будущих действий (идеальная цель);  2) выбор субъектом цели очередного действия как результат переживания успеха или неуспеха ряда прошлых действий (уровень притязаний в данный момент; 3) желаемый уровень самооценки  (уровень Я).
     Уровень притязаний личности формируется под влиянием успеха или неуспеха в деятельности. При этом решающим фактором становления уровня притязаний является переживание человеком результатов своей деятельности. Оценка индивидом степени успешности или не успешности собственных действий не связана жестко с конкретным результатом. Ели человек достигает намеченную цель или превышает ее, действие рассматривается как успех, если исполнение не достигает цели – расценивается как неудача. Из этого следует, что один и тот же результат может быть успешным, и неуспешным – в зависимости от уровня притязаний в данный момент.
     Переживание успеха (или неуспеха), которое возникает у человека вследствие достижения  (или не достижения) цели влечет за собой смешение уровня притязаний в область более трудных задач (или более легких). Обнаружено, что вслед за успехом уровень притязаний повышается, иногда остается без изменений, но никогда не снижается. После неудачи – снижается, может остаться без изменений, но никогда не повышается.
     Если человек снижает трудность избираемой задачи после успеха или повышает ее после неудачи (атипичное изменение уровня притязаний), то говорят о неадекватном уровне притязаний. Неуверенность в своих силах, страх неудачи, некритичость в оценке достигнутого являются показателями не только неадекватного уровня притязаний, но и неадекватной самооценки. Неадекватность самооценки может привести к крайне нереалистичным (завышенным или заниженным)  притязаниям. Уровень притязаний позволяет человеку сохранить свой уровень самооценки или хотя бы сделать вид, что она достаточно высокая. Низкий уровень и самооценки , и притязаний позволяет человеку лишний раз не подвергать себя тем испытаниям, которые могут снизить его представление о самом себе.

     Конформизм.
     Конформизм и конформность человека также могут  выполнять функцию психологической защиты. Конформность человека означает степень податливости человека чужому мнению. Конформист, как правило, «идет на поводу» у других людей, причем обычно против своего внутреннего желания и убеждения. Конформность указывает на внутреннюю противоречивость человека: он не очень-то хочет действовать за компанию, но и боится, что при отказе потеряет авторитет или лишиться доверие тех лиц или группы, которые являются для него значимыми. Конформизм позволяет сохранять хорошие (внешне)  межличностные взаимоотношения.

    Конгруэнтность.
    Совпадение «знака» вербальных («языка слов ») и невербальных («языка тела») проявлений, что позволяет человеку обрести внутреннюю гармонию.

    Я-концепция.
    Относительно устойчивая переживаемая как неповторимая система представлений индивида о самом себе, являющаяся основой взаимодействия с другими людьми и отношения к себе. Она включает: осознание своих физических, интеллектуальных, эмоциональных, волевых и др. свойств; самооценку, субъективное восприятие внешних факторов. Положительная Я-концепция помогает человеку  эффективно адаптироваться к окружающему миру, другим людям и самому себе без особого ущерба для психики.

     Коллективное самоопределение.
    Это особая форма самоопредеоенияч, направленная на избирательное   отношение, взаимодействие с членами конкретной социальной группы, с которой человек себя соотносит и чувствует себя «своим» среди «своих», степени принятия групповых норм,  ценностей и смыслов, и в которой чувствует себя в относительной безопасности. Не среда выбирает человека, а человек -среду, которая соответствует его внутренним ценностям и установкам.

     Профессиональное самоопределение.
     Это особая форма самоопределения, направленная на принятие решения о выборе профессии и путях формирования личности как профессионала. Как  ни странно, но профессиональное самоопределение и выбор профессии является мощным защитным механизмом личности.: ведь только через профессию человек может компенсировать или избавиться от всех своих страхов и комплексов, реализовать свои скрытые влечения и т.д.

     Самость.
     Проявление неосознаваемых индивидуальных особенностей, оцениваемых другими людьми. Проявление самости – это «прислушивание» к внутренним сигналам и внутреннему голосу своей личности. Именно самость может служить надежным защитным механизмом для личности с точки зрения Юнга.

     Саморазвитие.
     Этот защитный механизм личности действует по принципу: «Если не можешь изменить мир к лучшему, измени к лучшему самого себя» - это сознательное изменение или сохранение в неизменном виде Я-самости, выбранными личностью способами.

     Всемогущий контроль.
   Это защитный механизм, при котором у некоторых людей возникает потребность испытывать чувство всемогущественного контроля  и интерпретировать происходящее с ними как обусловленное их собственной неограниченной властью.  Большинство аналитиков предполагает, что предпосылкой взрослой позиции, согласно которой никто не обладает неограниченной властью, парадоксальным образом является противоположный эмоциональный опыт младенчества, достаточно защищенного на первых порах времени жизни, в течение которого ребенок мог наслаждаться нормальными на той фазе иллюзиями сначала собственного всемогущества, а затем – всемогущества людей, от которых он зависел.
     Некоторый здоровый остаток этого инфантильного ощущения всемогущества сохраняется во всех  людях и поддерживает у них  чувство компетентности и жизненной эффективности. Если личность организуется вокруг поиска и переживания  удовольствия от ощущения, что она может эффективно проявлять и использовать собственное всемогущество, в связи с чем все этические и практические соображения отходят на второй план, существуют основания рассматривать эту личность как психопатическую.

     Расщепление Эго.
     Расщепление Эго – это мощный межличностный процесс. Истоки его находятся в довербальном периоде, когда младенец еще не может отдавать себе отчет в том, что заботящиеся о нем люди обладают и хорошими, и плохими качествами, и с ними связаны как хорошие, так и плохие переживания.
     В повседневной жизни взрослого расщепление остается мощным и привлекательным средством осмысления сложных переживаний, особенно если они являются неясными или угрожающими. Мифология многих культур наводнена образами противостояния добра и зла, Бога и дьявола, империализма и коммунизма и т.д.
     Механизмы расщепления могут быть очень эффективны в своей защитной функции уменьшения тревоги и поддержания самооценки. Конечно, расщепление всегда влечет за собой искажение, и в этом заключается его опасность. Стремление во всем видеть только «черное»  или только «белое» значительно осложняет жизнь не только самого человека, использующего эту защиту, но и истощает терпение тех, кто находится рядом и кто о них заботится.

     Диссоциация.
     Это защитный механизм, который в состоянии охватывать всю личность и который в состоянии приводить ее к психопатизации, но тем не менее она помогает человеку справиться с тяжелой травмой или с тяжелыми аффективными  переживаниями Любой человек, столкнувшись с катастрофой, большей, чем способен вынести (особенно если она связана с непереносимой болью или ужасом) может диссоциировать. Выгоды такого диссоциирования очевидны: диссоциирующий отключается от страдания, страха, паники и уверенности в надвигающейся смерти. Всякий, кто пережил выход из тела, находясь в смертельной опасности, и даже тот, кто не имеет такой мощной основы для эмпатии, легко поймет, что лучше быть вне чувства ожидания предстоящего собственного уничтожения, чем внутри его.  Эпизодическая или мягкая диссоциция может способствовать проявлениям редкого мужества. Огромным недостатком такой защиты является ее тенденция автгматически включаться в условиях, когда на самом деле не существует риска для жизни, и более точная адаптация к реальной угрозе нанесла бы значительно меньший урон общему функционированию.

     Изоляция у взрослых.
     Одним из способов преодоления страха и других болезненных психических состояний является изоляция чувства от понимания. Более  технически: аффективный аспект переживания или идеи может быть отделен от своей когнитивной составляющей. Изоляция аффекта весьма разнообразна: хирург не смог бы эффективно работать, если бы был постоянно настроен на страдания пациентов или на свое собственное отвращение, дистресс или садистические чувства, взрезая чей-то живот.
      Изоляция может стать центральной защитой и при отсутствии травмы – в результате взаимного наложения определенного стиля воспитания и индивидуального темперамента ребенка.  Существуют люди, которые изоляцию провозглашают добродетелью и идеализируют состояние, выражающее только рациональный интерес. Многие культурные традиции многих стран восхищаются способностью изолировать аффект от рассудка.

     Морализация. 
     Морализация является близкой родственницей рационализации. Когда некто рационализирует, он бессознательно ищет приемлемые, с разумной точки зрения, оправдания для выбранного решения. Когда же он морализирует, это означает, что он ищет пути для того, чтобы чувствовать: он обязан следовать в данном направлении. Рационализация перекладывает то, что человек хочет, на язык разума, морализация направляет эти желания в область оправданий или моральных обязательств. Великолепным примером морализации  является оправдание Гитлером своих ужасных фантазий тем, что за ним следовало поразительное количество приверженцев его взглядов на неполноценность евреев, цыган и других наций, мешающих духовному улучшению человеческой расы.
      Морализация является очень важной защитой в организации характера, которую аналитики называю моральным мазохизмом. Некоторые обсессивные и компульсивные люди также привязаны к этой защите.

    Компартментализация  (раздельное мышление).
    Раздельное мышление – еще одна интеллектуальная защита, близко стоящая к диссоциативным процессам, чем к рационализации и морализации, хотя рационализация часто служит поддержкой данной защиты. Ее функция состоит в том, чтобы разрешить двум конфликтующим состояниям сосуществовать без осознанной запутанности, вины, стыда или тревоги. Тогда как изоляция подразумевает разрыв между несовместимыми мыслями и эмоциями, раздельное мышление означает разрыв между несовместимыми  мысленными установками. Когда некто использует компартментализацию, он придерживается двух или более идей, отношений или форм поведения, конфликтующих друг с другом, без осознания этого противоречия.
     Обыденными примерами компартментализации, в которой многие из нас повинны, сами того не подозревая, являются: одновременная вера в Бога и в строгую науку, признание  важного значение открытой коммуникации и в то же время отстаивание своего нежелания разговаривать с кем-то.
     В более патологической части континуума раздельного мышления мыт обнаруживаем людей, которые являются большими гуманистами в общественной сфере и садистами со своими близкими и зависимыми от них людьми.

     Аннулирование.   
     Аннулирование является естественным преемником всемогущественного контроля.  Магическое качество этой защиты выдает ее архаические источники, даже учитывая то обстоятельство, что человека, использующего защитное аннулирование, можно побудить, взывая к его наблюдающему эго, увидеть смысл того, что выражено в суеверном поведении. Аннулирование – термин, обозначающий бессознательную попытку уравновесить некоторый аффект (обычно вину или стыд) с помощью отношения или поведения, которые магическим образом уничтожают этот эффект. Ярким примером аннулирования может служить возвращение супруга домой с подарком, который предназначен для компенсации вспышки гнева накануне вечером.
     Многие религиозные ритуалы имеют аспект аннулирования. Попытки искупления грехов, даже совершенных только в мыслях, можно считать универсальным человеческим импульсом.
     Когда аннулирование является центральной защитой в репертуаре человека, а действия, обладающие бессознательным смыслом искупления прошлых преступлений, представляют собой главное средство поддержания самоуважения индивида, аналитики расценивают этого человека как компульсивную личность.

     Поворот против себя.
     Этот термин принадлежит Анне Фрейд. Он означает перенаправление негативного аффекта, относящегося к внешнему объекту, на себя. Если некто критически настроен  по отношению к  авторитетному человеку, чье расположение кажется ему основой безопасности, и если он думает, что этот человек не сможет вынести критики, он будет чувствовать себя безопаснее, направив критические мысли и идеи вовнутрь. Детей, от которых не зависит выбор того, где им жить, и которые могут заплатить высокую цену за обиды, нанесенные заботливому и душевному воспитателю, защита в форме поворота против себя может отвлечь от намного более печального факта, что их благополучие зависит от независимого взрослого.
     У большинства людей существует тенденция обращать против себя негативные аффекты, отношения и восприятия благодаря иллюзии, что этот процесс дает им больше контроля над неприятными ситуациями. Поворот против себя является популярной защитой среди более здоровых людей, которые устойчивы перед искушением  отрицать  или проецировать неприятные качества, а также у тех, у кого подобные тенденции вызывают тревогу.   Они предпочитают заблуждаться, считая, что трудности – это скорее их вина, чем чья-то еще. Автоматическое и компульсивное использование данной защиты является общим для депрессивных личностей. Оно наблюдается также в редких случаях мазохистического характера.

    Смещение.
    Смещение – это еще одна защита, которая непрофессионалами воспринимается без искажения ее психоаналитического значения. Термин «смещение»  относится к перенаправлению импульса, эмоции, озабоченности чем-либо или поведения с первоначального или естественного объекта на другой, потому что его изначальная направленность по какой-то причине тревожно скрывается.  Классическим примером такого смещения является сюжет о том,  как мужчина, которого обругал начальник, пришел домой и наорал на жену, отшлепавшую детей, которые в свою очередь побили собаку.
     Страсть также может быть смещена. Сексуальные фетиши можно объяснить как переориентацию эротического интереса с гениталий человека на бессознательно связанную область – ноги или обувь.
     Тревога также может быть смещенной.  Когда человек использует смещение тревоги с какой-то одной области на весьма специфический объект, который символизирует пугающее явление (страх пауков, которые представляют бессознательный образ поглощающей матери, боязнь ножей, которые бессознательно приравниваются к проникновению фаллоса), то он страдает фобией. Если у человека имеется паттерн смещения страхов во многих жизненных аспектах, то аналитики рассматривают такой характер как фобический.
     Некоторые печальные культурные тенденции – расизм, сексизм, гетеросексизм, громкое обличение проблем общества группами, лишенными гражданских прав и имеющими слишком мало власти, чтобы отстоять свои права, содержат в себе значительный элемент смещения. Все это отражает тенденцию находить козла отпущения. Положительные виды смещения включают в себя перевод агрессивной энергии в созидательную активность (огромное количество  домашней работы выполняется, когда люди находятся в возбужденном состоянии.)

     Реверсия.
     Еще одним защитным механизмом, который помогает справиться с чувствами, которые представляют психологическую угрозу собственному «Я», является проигрывание сценария, переключающего отношение человека с субъекта на объект и наоборот. Например, если  некто чувствует, что желание испытывать заботу со стороны других является постыдным или содержит угрозу, он может жертвенно удовлетворить свою потребность в зависимости, проявляя заботу  о другом и бессознательно идентифицируясь с этим человеком, получившим удовлетворение от заботы о себе. Этот частный случай реверсии является оправданным временем приспособлением терапевтов, часто испытывающих чувство дискомфорта от собственной зависимости, но которые бывают  счастливы   заботиться о ком-то.

     Отреагирование (вовне-действие, отыгрывание).
     Этот термин стали использовать психоаналитики в основном для описания поведения, обусловленного бессознательной потребностью справиться с тревогой, ассоциированной с внутренне запрещенными чувствами и желаниями, а также с навязчивыми страхами, фантазиями и воспоминаниями. Проигрывая пугающий сценарий, клиент, бессознательно испытывающий страх, оборачивает пассивное в активное, превращает чувство беспомощности и уязвимости в действенный опыт и силу, независимо от того, насколько болезненна драма, которую он разыгрывает.
      Этот термин может  быть также применен к процессу, благодаря которому любое отношение вне или внутри терапии разряжается в действии с бессознательной целью  справиться со страхами, связанными с этим отношением. То, что отреагируется вовне, преимущественно саморазрушительно  или преимущественно способствует росту, или может быть в некоторой степени и тем, и другим. То, что заставляет отреагировать вовне не является ни плохим, ни хорошим, но такова бессознательная и пугающая природа импульсов, толкающая человека к действию компульсивным, автоматическим образом, который отличает поведение при отреагировании вовне.

     Сексуализация.
     Это защитный механизм,  способствующий  тому, что сексуальные фантазии и сексуальная активность используется для управления тревогой, сохранения самоуважения, нивелировки стыда или отвлечения от  чувства внутренней  умерщвленности.
     Люди могут сексуализировать любой опыт, бессознательно стремясь превратить ужас, боль или другое переполняющее чувство в восторг. В аналитической литературе этот процесс называется также институализацией. Сексуальное побуждение – наиболее действенный способ почувствовать, что ты жив. Детским страхом смерти, который испытал ребенок, оставшийся один, ужасом перенесенного насилия над ним или другого страшного несчастья можно управлять  психологически  посредством превращения травматической ситуации в жизнеутверждающую.  Изучение людей с необычными сексуальными наклонностями часто открывало опыт детских переживаний, которые превосходили способность ребенка справляться с ними и вседствие этого были трансформированы в самоинициированную сексуализацию травмы.
     Другими словами, многие люди используют сексуализацию для того, чтобы преодолеть и сделать более приятными некоторые печальные события их жизни. Для людей разного пола имеются различия в том, что они склонны сексуализировать: для женщин более характерно сексуализировать зависимость, а для мужчин – агрессивность. Некоторые люди сексуализируют деньги, другие – грязь, третьи – власть и так далее. Многие люди сексуализируют процесс обучения; эротичность присутствия талантливого учителя была отмечена еще со времен Сократа. Тенденция людей  эротизировать  свою реакцию на кого-либо, представляющего власть, можно объяснить тот факт, почему политики и другие избранники имеют так много сексуально доступных поклонников и почему возможность сексуального насилия и сексуальной эксплуатации так велика среди влиятельных и известных людей.
      Однако надо иметь в виду, что сексуализация не является по своей сути проблематичной или деструктивной.  Человеческие индивидуальные сексуальные фантазии, паттерны ответов и практика, вероятно, в большей степени индивидуальны, чем большинство других психологических аспектов человеческой жизни. Что одного человека может зажечь,  другого оставляет холодным.

     Самоотождествление с агрессором.
     Механизм психологической защиты, описанный Анной Фрейд. При столкновении с внешней опасностью (критикой со стороны  авторитета)  субъект самоотождествляется с агрессором – приписывая себе сам акт агрессии, подражая физическому или моральному облику агрессора или заимствуя некоторые символы его власти. По Мнению А.Фрейд, этот механизм преобладает на стадии, предшествующий образованию Сверх-Я, когда агрессия направлена вовне и пока еще не может обращаться – в виде самокритики – на самого объекта.

    Слой защиты от возбуждения.
     Психофизиологичекий термин Фрейда,  обозначающий функцию защиты организма от угрозы разрушительных внешних возбуждений. Аппарат, осуществляющий эту функцию, есть не что иное, как внешний поверхностный слой организма, пассивно фильтрующий поступающее возбуждения. Фрейд утверждал, что в местах внешних возбуждений существуют особые защитные механизмы. Энергии, действующие во внешнем мире, и энергии, которые призваны разряжать психический аппарат, - величины разного порядка, и потому где-то на границе между внешним и внутренним миром неизбежно существуют
особые системы нервных окончаний, которые лишь частично пропускают экзогенную энергию внутрь. В случае внутренних возбуждений такая защита не нужна, потому что здесь действуют такие же количества энергии, как между нейронами.
   

     Фрейд связывал  существование защитных устройств с изначальным стремлением нейронной системы к поддержанию нулевого уровня возбуждений Я (принцип инерции).

      Таким образом, мы рассмотрели наиболее часто встречающиеся и соотносящиеся с психологической практикой  защитные механизмы личности. Однако их намного больше, чем может показаться  на первый взгляд психологу-непрофессионалу, но у нас нет возможности представить их все, так как наука не стоит на месте и появляются все новые и новые представления о психолоических защитах разного уровня и в каждой сфере человеческой жизнедеятельности.






        Л И Т Е Р А Т У Р А

1. Адлер А. Понять природу человека. – СПб.:  «Академический проспект»,     1997.
2. Александер Ф., Селесник  Ш.  Человек и его душа: врачевание от древности до   
    наших дней.- М.: «Прогресс -культура», 1995.
3. Александровская Э.М.  Типологические варианты формирования личности   
    младших школьников. – М.: «Фолиум», 1993.
4. Александровский  Ю.А.   Пограничные  психические  расстройства. –
    (Руководство для врачей). – М.: «Медицина», 1993
5. Ананьев  Б.Г.  Теория  ощущений. – Л.: Изд. ЛГУ, 1961.
6. Ананьев  Б.Г., Дворяшина М.Д.,  Кудрявцева Н.А.   Индивидуальное  развитие   
    человека  и  константность  восприятия. – М.: «Просвещение», 1968.
7. Бардиер Г.Л.  Почему психолог похож на кота ?  Тонкости социально – психоло- 
    гической помощи взрослых детям.- СПб. – Рига: ПЦ «Эксперимент», 1997.
8. Бардиер Г.Л., Никольская И.М.   Одарённые  дети // Психологическая  газета. –
    № 1. – 1996.
9. Бардиер Г.Л.,  Никольская И.М.   Уроки  психологии  в  школе  как  личностно –
    ориентированный  лонгитюд  //  Практическая  психология  в  школе  (цели   и 
    средства). – СПб.: «Иматон», 1997.
10.Бардиер Г.Л.,  Никольская И.М.  Что касается меня…  Сомнения и переживания
     самых младших школьников. – СПб. – Рига: ПЦ «Эксперимент», 1998.
11.Барто А.Л.   Стихи  детям. – М.: «Детская литература», 1966.
12.Беличева С.А.   Основы превентивной психологии. – М., 1993.
13.Блюм Г.   Психоаналитические  теории  личности. – М., 1996.
14.Божович Л.И.   Избранные  психологические  труды.  Проблемы  формирования  личности. – М.: МПА, 1995.
15.Брагина Н.Н.,  Доброхотова Т.А.   Функциональные  асимметрии  человека.  –
      М.: «Медицина», 1981.
16. Братусь Б.С.   Аномалии  личности. – М.: «Мысль», 1998.
17.Бюлер  К.  Духовное  развитие  ребёнка. – М., 1930.
18. Вагин И. Уроки психологической защиты. – Спб.: 2001.
19.Вейн А.М.  Нарушения  сна  и  бодрствования. – М.: «Наука», 1974.
20.Выготский Л.С.  История развития высших психических функций  //  Собр.соч.:
      в 6 т. – Т. 3. – М.: «Педагогика», 1983.
21.Выготский Л.С.   Кризис  7  лет  //  Собр.соч.: в 6 т. – Т. 4.- М.:»Педагогика».
      1982.
22.Гальперин П.Я., Кобыльницкая С.Л. Эксперниментальное формирование
     внимания. – М., 1974.
23. Гельглрн Э., Луфборроу Дж. Эмоции и эмоциональные расстройства. – М.,
     1966.
24. Грановская Р.М., Никольская И.М. Защита личности: психологические
      механизмы. СПб.: «Знание»,1988.
25. Грановская Р.М., Никольская И.М. Психологическая защита у детей. СПб.,
      «Речь», 2000.
26. Ершова Т.И., Микиртумов Б.Е. Формирование биосоциальной системы «мать-
      дитя» и ее функционирование в раннем детстве // Обозрение психиатрии и   
      медицинской психологии им. В.М.Бехтерева. – 1995.- №1.
27. Захаров А.И. Неврозы у детей и подростков. – Л.: «Медицина», 1988.
28. Изард К. Эмоции человека. – М.: изд. МГУ, 1980.

29.Исаев Д.Н.  Психосоматическая медицина детского возраста. – СПб.:   
     «Специальная  литература», 1996.
30.Исаев Д.Н., Каган В.Е.  Половое  воспитание  и  психогигиена  пола  у  детей. –   
      Л.: «Медицина», 1980.
31.Карвасарский Б.Д.  Медицинская  психология. – М.:»Медицина», 1982.
32. Кернберг Отто. Тяжелые личностные расстройства. - М.: «Класс», 2001
33. Киршбаум Э., Еремеева А. Психологическая защита. – М.: «Смысл»2000.
34.Ковалёв В.В.  Психиатрия  детского  возраста:  руководство  для  врачей. –
      М.: «Медицина», 1973.
35.Кон И.С.   Введение  в  сексологию. – М.: «Медицина», 1978.
36.Куттер П.   Современный  психоанализ. – М., 1997.
37.Ларионов А.В., Эрзяйкин П.А.  Сон  и  сновидения. – Екатеринбург: Изд. Урал.   
      ун-та, 1996.
38.Лебединский В.В.   Нарушения  психического  развития  у  детей. – М.: Изд.
      МГУ, 1985
39.Леонтьев А.Н.   Деятельность. Сознание. Личность. – М.: «Политиздат», 1975.
40.Личко А.Е.   Психопатии  и  акцентуация  характера  у  подростков. –
      Л.: «Медицина», 1977.
41.Личко А.Е.   Подростковая  психиатрия. – Л.: «Медицина», 1985.
42.Лоренц К.   Оборотная  сторона  зеркала. – М.: «Республика», 1988.
43.Лурия А.Р.  Внутренняя картина болезни и иатрогенные заболевания. – М., 
      1977.
44.лурия А.Р.   Язык  и  сознание. – М.: изд. МГУ, 1979.
45.Лэндрет Г.Л.  Игровая терапия: искусство отношений. – М.: МПА, 1994.
46. Мак-Вильямс Ненси. Психоаналитическая диагностика. – М.: «Класс», 2001.
47.Мишина Т.М.   Исследование  семьи  в  клинике  и  коррекция  семейных  отно-
      шений /  Кабанов М.М.,  Личко А.Е., Смирнов В.М.    Методы  психологической
      диагностики  и  коррекции  в  клинике. – Л.: «Медицина». – 1983.
48.Мухина В.С.  Возрастная  психология:  феноменология  развития,  детство, 
      отрочество. – 2-е изд. – М.: «Академия», 1997.
49.Мясищев .Н., Карвасарский Б.Д., Либих С.С., Тонконогий И.М.   Основы  общей 
      и  медицинской  психологии. – Л.: «Медицина», 1968.
50.Николаева В.В.   Влияние  хронической  болезни  на  психику. – М.:  Изд. МГУ,
      1987.
51.Никольская И.М.   Диагностика  эмоциональных  и  поведенческих  отклонений
      у  школьников  //  Обозрение  психиатрии  и  медицинской  психологии  им.
      В.М. Бехтерева. - № 2. – 1996. – С. 184 – 185.
52.Никольская  И.М.,  Беккер Г.Л.,  Тулупьева Т.В.   Личностные  свойства  детей 
      из  классов  с  разным  профилем  обучения как фактор  риска  возникновения 
      пограничных  психических  расстройств.  //  Обозрение  психиатрии  и  меди –
      цинской  психологии  им. В.М. Бехтерева. - № 4. – 1996. -  С. 128 – 131.
53.Психология. Словарь  /  Под  ред  А.В. Петровского,  М.Г. Ярошевского. –
      М.: «Политиздат», 1990.
54. Псизология и психоанализ характера. Хрестоматия.- Самара, 1997.
55.Психология.  Учебник. – М.: «Проспект», 1998.
56.Романова Е.С., Гребенникова Л.Р.  Механизмы  психологической  защиты. –
      Мытищи: «Талант», 1996.
57.Рубинштейн С.Л.    Основы  общей  психологии. – СПб.: «Питер», 1998.
58. Самосознание и защитные механизмы личности. – Самара, 2000.
59.Сатир В.   Психотерапия  семьи, - СПб.: «Ювента», 1999.
60.Селье Г.   От  мечты  к  открытию. – М.: «Прогресс», 1987.
61.Сеченов И.М.  Избранные  философские  и  психологические  произведения.-
      М., 1947.
62.Сирота Н.А.   Копинг – поведение  в  подростковом  возрасте  /  Дисс. докт.   
      мед. наук. – Бишкек – СПб.: ПНИ, 1994.
63.Соколова Е.Т.   Самооценка  и  самосознание  при  аномалиях  личности. –
      М.: изд. МГУ, 1989.
64.Соколова Е.Т., Николаева В.В.   Особенности  личности  при  пограничных 
      расстройствах  и  соматических  заболеваниях. – М., 1995.
65. Стивен  М. Джонсон. Психотерапия характера. – М., 2001.
66.Ташлыков В.А.   Психологическая  защита  у  больных  с  неврозами  и  с 
      психосоматическими  расстройствами. – СПБ.: СПБ  Ин-т  усов.  врачей,  1992.
67.Тихомиров О.К.  Психологические  исследования  интеллектуальной  деятель –
      ности. – М., 1979.
68.Ушаков Г.К. Пограничные нервно-психические расстройства. – М.:
      «Медицина»,1987.
69. Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы. – М.: «Педаогика-Пресс»,
      1993.
70. Фрейд З.  Толкование сновидений. – Ер.: «Камар», 1991.
71. Фрейд З.   Психопатология  обыденной  жизни. – М., 1923.
72.Фрейд З.   Психология  бссознательного. – М., 1990.
73.Фрейд З.   «Я»  и  «Оно». – Тбилиси: «Мерани», 1991.
74.Фурманов И.А.   Детская  агрессивность.  Психодиагностика  и  коррекция. –
      Минск: «Ильин В.П.», 1996.
75.Холл С.К., Линдсей Г.   Теории  личности. – М.: «КСП+», 1997.
76.Чумакова Е.В.   Психологическая  защита  личности  в  системе  детско – роди –
      тельского  взаимодействия  /  Дисс. Канд. Психол.  наук. – СПб.: СПбГУ,  1999.
77.Шевченко Ю.С.   Современные  подходы  к  проблеме  патологических  привыч-
      ных  действий  //  Обозрение  психиатрии  и  медицинской  психологии  им. В.
      М. Бехтерева. - № 2. – 1994. – С. 54 – 66.
78.Эберлейн Г.   Страхи  здоровых  детей. – М.: «Знание», 1981.
79.Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В.В.   Психология  и  психотерапия  семьи. –
      СПб.: «Питер», 1999.
80.Эриксон М.   Мой  голос  останется  с  вами. – СПб.: «Петербург – ХХ1 век»,
      1995.
81.Юнг К.Г.   О  современных  мифах. – М.: «Практика», 1994.
82.Adler A.  Studie  uber  die  Mindertwerigkeit von Organen.  Vienna  urban  und
      Schwartzenberg, 1907.
83.Bandura A.   Social  learning  theory.  N. – Y.,  1977.
84.Bowlby J.   Maternal  care  and  mental  health/  Geneva  World  Health  Organiza 
      tion. 1951.
85.Cattell R.B.   Personality: a  systematic,  theoretical  and  factual  study. N.-Y.: 1950.
86.Harlow H.F., Woolsey C.N, eds.,  Biological  and  Biochemical  Bases  of  Behaiour,
      University  of  Wisconsin  Press / W.S. Hall,  1958.
87.Lasarus R.S.  Psychological  stress  and  coping  process. N. – Y., 1966.
88.Lasarus R.S.   Patterns  of  adjustments.  N. – Y.  McGrau – Hall,  1976.
89.Plutchik R.   A  general  psychoevolutionary  theory  of  emotions / In R. Plutchik,  H.
      Kellerman (Eds.),  Emotion:  Theory, research  and  experience:  Vol. I.  N. – Y.,
      Academic  Press/ - 1980. – P. 3 – 33.
90.Plutchik R,  Kellerman H., Conte H.R.   A  structural  theory  of  ego  defences  and 
      emotions  /  In  C.E. izard (Ed.)  Emotions  in  personality  and  psychopathology.
      N. – Y.,  Plenum, 1979.
91.Reich W.   Character  analysis. – N.Y., Farrar,  straus,  1963.
92.Ribble  M / Anxiety  of  infants  and  its  disorganizing  effect  /  Modern  Trends  of
      Child  Psychiatry. – N. – Y. – 1945.
93.Ryan  N.M.  Stress  coping  strategies  identified  from  school  age  children’s 
      perspective  //  Research  in  Nursing  and  Health. – 1989. – No. 12. 
94.Ryan  -  Wenger N.V.   Development  and  Psychometric  properties  of  the 
      Schoolager’s  Strategies  Inventory  //  Nursing  Research /  -  1990. – Vol. 39.
95.Ulrich D., Mairing Ph., Strehmel P.      Stress.  Universitat  Bamberg.  Section 
      Psycholologie.  Arbeits – manuscript. – 1982. – 47 s.
96.Freud A.   Normality  and  Patology  in  Childhood:  Assesments  of  Development.
      N. – Y. – 1965.
97.Freud  A.   The  Ego  and  the  mechanisms  of  defense  //  The  writings  of  Anna
      Freud. – Vo 1.2. – London, 1977.
98.Freud S.   The  defense  neuro – psychoses  //  The  collected  Papers:  in  10  v. –
      N. Y.: Collier  Books,  1963. – v. 2. – P. 67 – 81.
99.Freud S.   Schriften  zur  Behandlungstechnik,  Studienausgabe,  Fisher  Verlag,
      Frankfurt  am  Mein, 1975.


           ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие                стр.4
Часть 1.
Защитные механизмы в психологической науке.                стр. 6
Неопсихоанализ о защитных механизмах личности.                стр.31               
Телесно-ориентированная психологияо защитных механизмах.                стр. 52               
Гештальт - психология о защитных механизмах.                стр. 55     Логотерапия о защитных механизмах личности.                стр. 58
Современные представления о защитных механизмах.                стр.61
Отечественная психология о защитных механизмах личности.                стр.64
Часть2.
О силе «Я» и ее роли в психологических защитах.                стр.71
Часть 3.
Уровни психической организации личности.                стр.83
Часть  4.
Типы организации характера.                стр.94
Психопатические личности и их психологические защиты                стр.96
Параноидальные личности и их психологической защиты                стр.105
Мазохистические личности и их психологические защиты                стр.117
Обсессивная и компульсивная личности и способы их защит                стр.133
Истероидные личности и их психологические защиты                стр.150
Диссоциативные личности и способы их защит.                стр.173
Шизоидная личность и способы ее защиты                стр.187
Депрессивная личность и способы ее защит                стр.207
Маниакальная и гипоманиакальная личность и ее защиты                стр.221
Нарциссические личности и их защитные механизмы                стр. 231
Часть 5.
Характеристика  наиболее известных защитных механизмов                стр. 241
Список  литературы                стр. 267