Пустая дорога

  Перебирая старые бумаги на балконе,нашел рукопись рассказа, написанного еще в молодости. Решил показать.
               
                Пустая   дорога.

     Бесконечная серая лента дороги тянулась мимо небрежно возделанных полей с островками деревьев. Иногда деревья подступали ближе, островки превращались в перелесок, сулящий прохладу, может быть ягоды, а, главное, часа два сна на траве в тени березок. Но Павел отгонял эту мысль. Затем дорога снова вырывалась на простор, горизонт раздвигался; манящая даль, подернутая зыбким летним воздухом, тревожила душу. Нога машинально нажимала на акселератор. Послушная «Лада» ровно и мгновенно наращивала скорость. В открытое окно тугой струей бил ветер с хмельным запахом степи и свободы. Стрелка спидометра добралась до отметки 140. Павел бросил взгляд в зеркало заднего вида – далеко маячил красный автомобиль, казавшийся не больше божьей коровки. Впереди, насколько хватало глазу, шоссе было пустынно и прямо. Музыка зародилась в груди в такт ровному гуденью мотора, плотному шелесту шин и свисту рассекаемого антенной ветра. Пятый час он, не снимая рук с рулевого колеса, мчался на север от  родного города, не выспавшись после ночной смены. Мчался, охваченный предчувствием встречи с той, в которую так сильно и неожиданно для самого себя влюбился несколько месяцев тому назад.

  С мыслями о которой он, в переполненном транспорте, ездил  на работу по утрам. И днем - снисходительно поглядывал на сослуживцев, не знающих о его тайне. И вечерами, глядя пустыми глазами на экран телевизора, перебирал в памяти последнюю встречу и рисовал в своем воображении ее, Танюшу. Часа через два он должен быть у цели. Друзья, подруги, знакомые, печки – лавочки. Потом, наконец, они останутся наедине. Павел так ясно представил себе Таню, что у него стеснило дыхание и дрогнули колени.
 
  Ты ведешь себя как школьник, заметил ему трезвый внутренний голос со скрипучей старческой интонацией. Вспомни: эта девочка равнодушна к тебе. Она играет с мужчинами – ей льстит успех во флирте.
 
  Не отрывая глаз от дороги, молодой человек нашарил на сиденье пачку «Опала», сжал в зубах сигарету. Он, не пристегиваясь, вольно откинулся в кресле, наслаждаясь управлением.  Среднего роста, пропорционально сложен. Рано
начавшие  редеть русые волосы. Спокойный, глубокий взгляд серых глаз за стеклами очков.
  Ну и что с того - отмахнулся он от мрачных мыслей. В жизни можно добиться всего, чего  сильно хочешь, а ее я хочу больше всего на свете. Танюша. Удивительная. Иногда по-матерински мудрая.  Но чаще живая и непосредственная – как ребенок,  живущий  взахлеб. Временами резкая и колючая, словно подросток, познавший на улице  изнанку жизни. И, -  об этом знал он один – по детски доверчивая  и распахнутая  в минуты близости. У нее был секрет – гладкая и нежная, как у младенца, кожа.  Вспомнив последнюю встречу, он опять представил девушку, до озноба и комка в горле. Черт, наваждение. Никогда этого не бывало. …Прекрасная болезнь, как сказал поэт.
      
   Таня,стройная блондинка,находилась в это время в компании молодых людей за столом, уставленным нехитрой закуской и бутылками красного вина. Хорошего роста.   Широкие, пожалуй, для женщины плечи поддерживали выпуклую грудь под непритязательной студенческой кофточкой,  короткая серая юбка не скрывала стройные ноги. 
   На время летних каникул в театральном  институте она приехала погостить к старой тетке в Вольск. В маленьком городке, хорошо знакомом с детства, время проходило очень весело. Тетка с гордостью и чуть-чуть страхом смотрела на племянницу, которая училась в большом городе – подумать только – на артистку. Чуть не каждый день где-нибудь устраивались вечеринки, на которых Таня была желанной гостьей.
  Вот и сегодня было, как всегда, шумно и непринужденно. Танин сосед, молодой паренек с пробивающимися усиками, по-деревенски галантно ухаживал за ней, но быстро опьянел. Пытаясь соорудить бутерброд, он уронил намазанный кусок хлеба, а наклонившись за ним, опрокинул пепельницу. Таня прыснула, глядя на него, и поддержала за локоть.      
  Она оглядела  сидевших за столом. Бесспорно, среди присутствующих девушек «королевой вечера» была она. Большие синие  глаза, прическа – белые кудряшки на голове и плечах, яркая косметика – делали ее лицо кукольно-красивым. Внимательно приглядевшись, можно было заметить волевые морщинки в углах тонкого рта и холодное – «себе на уме» выражение глаз.
  Из присутствующих мужчин  больше всех ей нравился высокий, черноволосый  парень,  державший себя сдержано, но уверенно. Это был Анатолий, товарищ детских игр. Когда-то он, тогда неуклюжий подросток, носил ей после школы тяжелый портфель. Как сильно он изменился, возмужал!  Анатолий не выделял вниманием никого из девушек, а сейчас разговаривал с соседкой по столу. Таня громко и продолжительно рассмеялась на чью-то шутку, так что все обратили на нее внимание. «Он» поднял голову и, посмотрев, невольно улыбнулся. Все равно ты сегодня пойдешь провожать меня – подумала Таня.
       
   Начало смеркаться. Пришлось съехать с шоссе на пыльную грунтовку. Здесь смотри в оба – встретишь и булыжник, и доску с предательски оттопыренным гвоздем. Пейзаж за окном уже не мелькал, а плавно сменялся. Лес придвинулся к самым обочинам. Покачивая вершинами, деревья вели свое вечное перешептывание. Повеяло сыростью. Местность изобиловала маленькими озерцами. Павел вспомнил, как по приглашению приятеля Лешки, приезжали сюда, в его родную деревню, на открытие охотничьего сезона.
  Тогда – приехавшие из города  на всех видах транспорта  вооруженные любители, -  цепями залегли по берегам самых «добычливых» озер. Появлявшиеся стаи уток были рассеяны дружными залпами. Дождь из падающей дроби покрыл рябью неспокойную воду. На каждую убитую птицу претендовало по три стрелявших любителя.                Да разве в утках дело?   С удовольствием припомнилась ночь накануне «зорьки». Три темные фигуры возле пляшущего пламени костра. Короткий и крепкий после стакана водки сон на ложе из березовых веток. Раннее туманное утро. Тяжесть оружия в руках, возбуждающая каждого мужчину. Знобит от прохлады и проснувшегося древнего охотничьего азарта. Они перебегали от одного бочага к другому, подползали, окружали и преследовали. Стреляли с плеча и лежа, в лет и на плаву. Проваливались выше колен в болото, высыхали на ходу, не замечали времени, и полной грудью пили свежий сентябрьский воздух. После – деревенская баня с запахом кваса и разморенного дерева. Не уступая местным, Павел до изнеможения хлестал себя веником в парилке. А вечером этого длинного дня, тесно сидя за грубым столом, ели свежатину. Все тело приятно гудит от усталости. В тяжелой руке – деревянная ложка. Опрятная старушка потчует чаем, - мед свой, домашняя наливка из лесной ягоды. Степенный разговор с хозяином – об охоте нынешней и былой.
 
  Вот бы для полного счастья еще и Таня была рядом!  Впрочем – усомнился трезвый внутренний голос – это не ее праздник. Отсутствие комфорта  бы утомило, а знакомство с деревенскими показалось  скучным и бесполезным. Между тем известно - для взаимной привязанности общие интересы – главное. «Смотрите не друг на друга, а в одном направлении». Ну, ничего. Если постепенно и ненавязчиво, можно будет приобщить и ее к той первобытной радости, которую вселяла в Павла природа.
         
   Последние встречи, однако, оставляют на душе тяжелый осадок от  ее унизительного безразличия. Вместе с острым до головокружения  воспоминанием о разделенной страсти. Как Таня  ведет себя с ним? Опаздывает, а то и вовсе не приходит на свидания, ссылаясь на занятость. Студентка не разрешала (якобы в целях конспирации) появляться у себя в институте. На ревнивые расспросы любовника, знающего, что она всегда окружена «знакомыми»,  отвечала, что ей не нужен никто – ее интересует только учеба. При одной мысли, что Таня может быть доступна кому-нибудь так же, как ему, у Павла внутри что-то сжималось в холодный темный комок. В сущности, его затянуло в беспросветный омут. Он принимал решение не ездить больше к  белому  корпусу общежития, вернуть прежнюю жизнь, спокойную и уверенную. Но решимости хватало дня на три. Павел то вспыхивал надеждой, то ругал себя за слабость и безволие. И, несмотря на все это, страсть не уменьшалась, а возрастала, вместе с возрастающей ревностью.
         
   Неожиданно «Ладу» сильно тряхнуло. Как отрезало, прекратилось гудение двигателя. Прижавшись к обочине, водитель вылез из машины. Затекшие от долгой неподвижности ноги плохо слушались. Позади, на пыльной дороге, глубокая выбоина, которую он не заметил в сумерках. Но тряска, конечно, не причина заглушить мотор. Ко всему, кажется, собирался дождь. Павел протер очки. Открыв капот, он, закатав рукава, будто хирург согнулся над путаницей железных внутренностей. Проверку, по инструкции, начал с системы зажигания.
         
   Узел отношений  был рассечен в последний, прощальный вечер. По длинной аллее, заросшей акацией, Павел провожал Таню до подъезда общежития.  Весь вечер  она вела разговор о своих планах, о предстоящей поездке. В тени большого куста  оглядевшись, остановилась. Целую половину дня, и так занятого предотъездными хлопотами, провела она с Пашей. Уже поздно, а еще надо кое-что уложить, а, главное, позаботиться о прическе. Только бы он не стал, как школьник, обниматься на аллейке. Совсем ни к чему, если кто-нибудь из их группы увидит эту сцену в окно. Она заговорщицки оглянулась и подставила щеку: «Ну, поцелуй и все. Только в щечку».
   А Павел, как обычно, находился в блаженном состоянии от  того, что  любимая рядом. С обычной горечью, потому что ей это, видимо, безразлично. К тому же проклятый внутренний голос раздувал огонек ревности: «Долгая разлука, отпускная жизнь…». Он почти не слушал, что Таня рассказывала о незнакомых ему людях, их ненужных делах и заботах. Хотелось напоследок сказать что-то особенное, но слова не находились. На память вгляделся в знакомое до последней родинки лицо. Любимое. Порыв ветра разметал ее волосы и прядь коснулась его щеки. Вздохнув, он обнял девушку за гибкую талию и, чувствуя ее от коленей до плеч,- она удивительно подходила ростом - коснулся губами, в последний раз – знакомого места под подбородком, где была такая тонкая кожа. Любимая моя…
   Внезапно Таня резко оттолкнулась, насупилась. «Да отвали ты!» -  вырвалось раздраженно. Решительно взбежала на крыльцо и скрылась за дверью.
   Все потухло. Как из ведра окатили. В который раз, но сегодня, как никогда больно. Безнадежно все. Павел, сев на скамейку, жадно закурил, вороша в памяти последние встречи, ее и свои слова, поступки. Поглядывал на такое знакомое окно. Наконец оно погасло. Не выбирая дороги, привычно побрел по ночному городу. Улицы были безлюдны. Темные безжизненные уступы зданий громоздились по сторонам. На пустынных перекрестках зловеще перемигивались светофоры. Цокая в тишине когтями по мостовой, бездомная дворняга, одинокая, как и он, пересекла путь. Павел  нашарил оставшуюся в кармане конфету и бросил. Неожиданно ловко пес поймал подачку на лету и проглотил ее вместе с оберткой.
      
   Точка. Хватит! Кончено. Надо задавить свое чувство и перестать унижаться. Странно, но сразу наступило облегчение, будто тяжесть с плеч спала. Он  перемахнул через полосатый парапет и широко зашагал к родному дому. Вопросительно поглядывая, собака провожала его до самых дверей.                Потянулись серые будни.
    
   Наконец-то на проигрыватель поставили пластинку с медленной музыкой. Таня подошла к Анатолию. «Почему не танцуешь?» «Да я танцор не очень…  Но зато пою». «Давай научу». Таня любила танцевать с детства.  И в институте на занятиях по хореографии получала высокие баллы. Пластично двигаясь, она увлекла за собой  партнера.
      
   Цепь зажигания была в порядке. Что за черт, в чем же причина? «Хозяин» холодно посмотрел на желтый бок своего «коня». «Бегал, бегал, а теперь, когда надо…» Он размял в замасленных пальцах сигарету, затянулся.
         
 ...Серые будни. Тоскливые недели тянулись каждая как год.  Павел  зло отгонял от себя всякие мысли о девушке. Работа, дом. Шумные улицы большого города, полного, как муравейник, вечно опаздывающими людьми. Все куда-то озабоченно спешат. Успеть на работу, вскочить в автобус, занять очередь, Бегом за прибавкой к зарплате, за расширением жилплощади, за покупкой машины, за максимальной пенсией, за мраморной плитой на кладбище. И снова по кругу. Крутится вечная карусель. Мелькают мимо, каждый в своем креслице, люди. Он – посторонний зритель этого аттракциона.
      
   Дома – постоянно хлопочущая мать.  «Иди, поешь. Худющий стал, весь почернел. Когда уже остепенишься? Так и женишься на своей машине. У Марьи Кузьминичны внуку два года, а ведь ее Борька моложе тебя. Ну что ты молчишь вечно, как бирюк?» - «Вот суп доем и женюсь».
      
   Женщины не обходили крепкого парня  своим вниманием, да и он их тоже. Вскоре, на дне рождения у Лешки познакомился с одной особой – ее звали Лариса. Это была очень молодая, но крупная, с выраженными женскими формами девушка в модной юбке и с ярко накрашенными губами. Она смело выпивала и вообще держала себя компанейски. Из трехминутного разговора за танцем Павел узнал, что Лариса учится в педагогическом. Ее отец полковник, а мать – завуч в школе, они ужасно старомодные люди. Она больше всего увлекается современной музыкой. Недавно приобрела дорогой  диск с записью «Съюзи Кватор».  Павел провожал Лару  после вечеринки.     Студенческий жаргон, манера поведения – все так похоже на Таню! Впервые за долгое время он много рассказывал и острил.
       
   На следующий день в курилке Лешка заинтересованно спросил: «Ну, как она тебе? Знаешь, старик, тебе надо встряхнуться. Не люблю я, когда мужик из-за чьей-то юбки… Впрочем, в этих делах все равно никого не слушают. Черт, голова гудит после вчерашнего».  Вскоре Лариса пригласила нового приятеля домой  послушать музыку. Родителей не было. В квартире у Лары имелась своя маленькая комната. На стенах развешаны иконы и фотографии музыкальных звезд. Кроме дивана и письменного стола со стулом, обстановку завершал книжный шкаф, набитый вперемешку художественной и учебной литературой. Гость подошел порыться. Своей величиной выделялся подарочный фолиант. Видимо «похищенный» у отца,  роскошно изданный  том Шекспира. Вкладки с иллюстрациями отделялись прослойками папиросной бумаги. На одной картине, к «Венецианскому мавру», Павел задержался, разглядывая.  Внезапно его пронзило понимание этого чернокожего,  в странном наряде, человека.  Отелло.       
   
   Один, черный среди белых. Охваченный страстью к белому, изящному, как фарфоровая статуэтка,  ангельскому существу. Подозрительный - естественно подозрительный! - ко всем окружающим. И сомневающийся, в глубине души, в своем счастье. Когда, как ему казалось, вдребезги  разбилось  его чувство, его драгоценность, он, не зная как освободить душу от грязных обломков, измученный, убил. Нравы тогда были жестокие. Что говорить - на площадях пытали и казнили публично...
   
   Подошла Лариса и осторожно, не задевая пальцами звуковых дорожек, поставила на проигрыватель диск с пометкой «сделано в США». Выключила свет и зажгла свечи в большом бронзовом канделябре. В ящике письменного стола оказалась начатая бутылка рома. С двумя стопками девушка села рядом на диван. Непроизвольно Павел искал в ней и находил некоторые Танины черты. Откинувшись на диванную спинку он чувствовал, как ром теплом разливается по всему телу. Свободную руку положил Ларе на талию. Сегодня она была в коротком вязаном платье, облегающем рельефную фигуру. Как все просто – подумалось ему. Что она за человек? Да все они… И та такая же…
      
   Ранним серым утром, с облегчением распрощавшись, плохо выспавшийся пассажир на дребезжащем трамвае ехал на работу. Новое знакомство и одержанная «победа» принесли разочарование и пустоту. Наваждение не исчезло. Память о Тане не оставляла, как тупая зубная боль… В мозгу.
               
    И вдруг – письмо. Трогательным школьным почерком с косым наклоном Таня сообщала о себе. Принимают ее хорошо. Она отдыхает и занимается. Погода все время стоит жаркая. Не углубляясь, Таня  извинялась за все – всему виной ее дурной, раздражительный характер. Просила, если сможет, выслать ей солнцезащитные очки, фирменные, оставленные в машине. Бандеролью. Только в твердой коробочке! Ее адрес - …
   
   …Будто распахнули окно и в душную комнату ворвался свежий воздух, уличный шум: смеются дети; порхает в солнечных лучах птичья мелюзга; спешат через дорогу молодые нарядные женщины, а перед ними замер, сдержано рыча моторами, табун разноцветных авто. …Он решил ехать. По карте до Пыжмы было езды часов семь. Чтобы выиграть добавочный к выходным день подменился с Лешкой – дневную смену на ночное дежурство. В дорогу взял бутылку марочного вина, кило любимых Таниных пастилок, ракетки  бадминтона. …Как проводит она время?  Что там за компания? В маленьких городках не любят чужаков... На всякий пожарный бросил в багажник  старенькую одностволку и горсть патронов.
         
   И – вот же черт. Теперь застрял. На десяток километров вокруг наверняка не было ни одной живой души. Совсем стемнело. С непроглядного, затянутого тучами неба посыпался дождь. Павел полез в багажник за предусмотрительно захваченным дождевиком. Оп! Так вот в чем было дело! Резиновый топливный шланг соскочил с горловины расположенного в багажнике бака с горючим. Видимо крепление давно ослабло, а сильная встряска завершила дело. Под барабанящим по спине дождем он исправил повреждение.
   Машина, взревев, завелась сразу. Свет фар пробил испещренный косыми струйками воздух и уперся в стену леса. Глинистая дорога быстро покрывалась жидкой грязью. Через час здесь пройдет только вездеход. «Пришпорим верного коня». Павел прибавил газу. После успешного ремонта к нему пришла уверенность в свою удачу. Таня, далекая, столько думал о ней, его единственная – скоро будет рядом. В Вольске, хоть и поздно, все равно ее отыщет. Не ждать же до утра, находясь в такой близости.
      
   Вечеринка подходила к концу. Она достигла той стадии, когда каждый развлекается, уже не обращая внимания на соседей. Парни были без пиджаков. Двое самых «серьезных», сидя нос к носу над пустой тарелкой с рыбьим хвостом вели спор, суть которого давно потеряли и дело свелось к «А ты меня уважаешь?». Остальные, стоя в общем круге, но не глядя на партнеров, подергивались под музыку. Кое-кто, найдя себе пару, стремился уединиться.
   Таня  и Анатолий направились в густой парк, изобиловавший укромными уголками. На углу сгрудилась местная шпана. Усмехнувшись про себя, студентка заметила, как Анатолий нарочито медленно и вразвалку миновал группу, крепко прижав ее локоть. Они пробрались к месту, о котором знали, будучи еще вездесущими подростками. Там, между старыми яблонями, была самодельная скамейка – широкая доска. После дождя от яблонь веяло свежестью. Таня смотрела расширенными, блестящими от вина глазами на Толю, слушала его ласковый голос. Он говорил что-то про чувства. Поцеловал ее, как во время танца, в щеку, затем все более страстно, стал целовать шею и грудь в вырезе платья. Таня, сначала отстранявшаяся, покорилась этим сильным и настойчивым рукам.
            
    Вот и выезд на шоссе. Да и дождь кончился. Перевалившись через бровку и чавкнув в последний раз колесами «Лада» весело и мощно загудела по асфальту. Наконец-то есть где разбежаться. По карте езды осталось километров двадцать. Поездка завершалась и нога сама, невольно ускоряя события, давила на газ. Павел слегка потянулся, только теперь чувствуя, что напряжение, в котором все время находился, дает о себе знать.
    
   Внезапно прямо перед ним вырос из темноты высокий борт с налипшими кусочками грязи. Паша  автоматически вдавил педали сцепления и тормоза. Мгновенно покрывшись потом, понял, что машина не слушается. С ужасом и, почему-то, с облегчением осознал, что больше не может управлять событиями.
      
   Скользя залепленными глиной протекторами по мокрому асфальту, как по стеклу, желтая «Лада» таранила тракторный  прицеп, брошенный механизатором прямо на дороге.
   Совершенный стальной агрегат, минуту назад празднично блестевший эмалью, приняв удар, безобразно скомкался, легко кромсая органическую плоть  правящего им человека.
      
   Предутренняя тишина воцарилась над бескрайними мокрыми полями, темным лесом и теряющимся в заманчивой дали пустым шоссе. В бесформенной груде железа на обочине из желтого разлома змейкой выскользнула красная струйка и смешалась в лужице с радужными бензиновыми разводами.
 
  ;