Кочегар

                «Знаю дела твои и труд твой
                и терпение твое и то, что ты не
                можешь сносить развратных»
                /Откровение. Глава 2.2/

Я жил тогда в приморском городе N, и на набережной часто видел молодого человека, который передвигался как-то совершенно неуклюже, словно это была каракатица, при движении его рот был приоткрыт и он размахивал руками.
Но особенно пешехода не слушались его ноги, он заносил их всем телом для того, чтобы поочередно переставить сначала одну ногу, а затем другую. Были случаи, когда он терял равновесие и тогда падал плашмя прямо на тротуарную плитку. При этом ему должно было быть очень больно. У меня это вызывало чувство сострадания к нему. Прохожие помогали ему подняться, пацаны же бились об заклад, делая ставки, дойдет он до конца набережной, не упав, или не дойдет.
Тогда я полагал, что этот человек перенес тяжелое заболевание, именуемое  церебральным параличом.  Однако по случаю, мой знакомый, знавший его, объявил мне, что этот человек бывший наркоман!
- А что, можно его излечить? – спросил я.
- Да, можно, но это длительная и дорогостоящая процедура, и уж полного выздоровления не наступит, - и добавил после некоторой паузы: - Ненавижу наркоманов. Все они гавноеды, - и это было сказано со злостью в голосе и сжатыми кулаками.
И вот тогда он рассказал мне свою историю:


Я уволился со службы, имея две контузии, мне назначили пенсию, но возвращаться домой и сидеть без дела я не намеревался. Дома меня сейчас не ждали, и мне едва исполнилось сорок.
Военный госпиталь, где я восстанавливался, нравился мне своим месторасположением: сосновый бор, черта города, вся инфраструктура, и я  решил здесь задержаться. Не думая долго, я подошел к главному врачу госпиталя, а это была крупная уже далеко не молодая женщина по имени Степанида Петровна, и прямо в лоб без обиняков заявил ей:
- Хочу у вас работать, - при этом я преданно смотрел ей в глаза.
- Кем же я вас возьму? – искренне удивившись, спросила она.
- Да хоть кем. Главное, чтобы работы было мало, а денег за это платили много.
Это вызвало у нее улыбку.
- На сегодня у меня только одна вакансия…
- Идет! – выпалил я, не дав ей договорить.
- …кочегара.
- Кочегара?! – признаться, я несколько был озадачен, потому что мне оказалось сложным представить себя в этой роли, одетым при этом, как сейчас, в белую рубашку, белые брюки, такие же белые туфли и лопатой черного угля в руках, - Вы не шутите? – спросил я.
- Нисколько, - твердо ответила Степанида Петровна.
- Ну, что же, - я пришел в себя, - кочегара, так кочегара. Я согласен, - теперь была ее очередь удивляться, - но только с одним условием. Мне нужна запись в трудовой, я расписываюсь в ведомостях на получение заработной платы, но на работу не хожу и денег, соответственно, не получаю. Работать за меня найдете какого-нибудь бомжа, - я сказал это и увидел неподдельный интерес к сказанному в ее глазах. Но только тут в разговор вмешался вошедший в кабинет главный инженер госпиталя, мужчина лет пятидесяти.
- Степанида Петровна, посмотрите, на чем он к нам приехал, - и он показал в окно на стоящий там шикарный автомобиль, - это Ауди-А6, последнего выпуска. Какой он кочегар? Как минимум я предлагаю его взять заместителем по оборудованию. Ставку я пробью, сейчас же подготовлю обоснование. Это я беру на себя. Оборудование давно устарело, изношено, требует капремонта, а в большей степени замены. Как, - обратился он теперь ко мне, - у вас хватит на это энергии, настойчивости, а главное связей?
- Легко! – отрапортовал я.
- Ну, что же, я не возражаю, - сказала главврач, - занимайтесь, - и мы вышли из кабинета.
Главный инженер показал мне мое хозяйство и кабинет, взял неделю на устранение формальностей, мешающих началу моей работы, и через неделю я должен был приступить к своим обязанностям, а это значит в понедельник.
Но так уж получилось, что в тот день не я один должен был на этот раз впервые выйти на работу.  Добравшись до госпиталя служебным автобусом и войдя на территорию чуть раньше, чем начало работы администрации, я присел на скамейку под сосной и стал наслаждаться утром, летом и всем тем, что было вокруг меня. Все меня приятно радовало и поднимало мое настроение. Огорчило лишь одно незначительное обстоятельство; под скамейкой, на которой я сидел, я увидел валяющийся использованный шприц. Мне это вовсе не нравилось. И тут:
- Простите, пожалуйста. Как пройти в отдел кадров? – я отвлек свое внимание от шприца, поднял голову, и краска залила мое лицо. Прямо передо мной стояла молодая очаровательная женщина. И поскольку я поднимал глаза снизу вверх, то я видел ее красивые босоножки, стройные ноги, сарафан из шелка с глубоким декольте и ее великолепное лицо. У нее были черные волосы и смуглая кожа. И я действительно совершенно не заметил, как она подошла. Я настолько опешил, что потерял дар речи.
- Так, вы подскажите мне? – обратилась она ко мне вторично.
Я вскочил со скамейки, как ужаленный, как будто тот шприц вогнали мне в одно место и промямлил.
- Еще рано. Я покажу вам. Мне туда же, - я наконец пришел в себя.
- Пока можно здесь присесть, - и я указал ей место на скамейке.
- Меня зовут Ольга. Я буду здесь работать, - представилась она.
- Антон, кочегар, - вдруг выпалил я.
Ольга рассмеялась прямо мне в лицо. Она с неподдельным интересом теперь меня рассматривала.
- Вы плохо тяните на кочегара. Впрочем, мне все равно, чем вы тут занимаетесь.
- Это почему же? – меня даже оскорбило такое недоверие и равнодушие к моей персоне.
- Вам не следует на меня обижаться. Вы очень холеный, а я таких не очень люблю.
- Меня вы полюбите, - я окончательно пришел в себя, и потому осмелел и стал самим собой.
- Очень смелое заявление, - сказала Ольга.
- Я всегда достигаю поставленной цели, - я говорил серьезно, но при этом улыбался на все тридцать два зуба. Ольга тоже улыбнулась своей очаровательной улыбкой и не стала возражать.
- Нам пора, - сказал я, потому что в это время подъехал автобус с администрацией госпиталя.
- Заходите вместе, - сказала нам инспектор по кадрам. Мы вошли, - Ольга Ивановна?
- Это я, - ответила Ольга.
- Вы будите у нас заведующей отделением Хоспис, - я посмотрел на Ольгу Ивановну, но кроме недоумения ничего не увидел.
- Поясните мне, не просвещенному, что это? – спросил я и посмотрел на обеих. Ольга молчала, глаза ее были широко открыты, и в них тоже был вопрос.
- Хоспис, молодые люди, это отделение для безнадежно больных.
- Как, разве такое бывает? – удивился я, - разве можно быть больным безнадежно? Надежда есть всегда, - протестовал я.
- Бывает, Антон Палыч, бывает. И не такое бывает. Вы еще просто очень мало живете. Все бывает.
- Постойте, - сказала Ольга Ивановна, - А нет ли для меня другого места?
- Увы, нет. И, думаю, у нас будет не скоро. Коллектив у нас устоявшийся. В этой пятилетке, во всяком случае, нет. Принимайте решение.
- Я вынуждена согласиться, - ответила Ольга.
Теперь я видел, какой она бывает, когда грустит. От этого она не стала хуже. Мне просто стало ее жаль.
- Вот и ладушки. А вы, Антон Палыч, - теперь кадровик обратилась ко мне, - наша новая штатная единица – заместитель главного врача, - мне показалось, что Ольга этому все же была несколько удивлена, но она сказала:
- Я так и знала. Вы у нас все же начальство.
- Да, я буду над вами, - неудачно пошутил я, желая разрядить обстановку.
- Зато я никогда не буду под вами, - за это утро Ольга второй раз вогнала меня в краску. Это было не к добру.
- Оставьте ваши документы и можете приступать к работе. Я позже верну вам их.
Мы разошлись по своим кабинетам, но не на очень большое время, хотя первый рабочий день казался долгим. Мы встретились снова уже в служебном автобусе, когда ехали с работы. И поскольку мы еще практически никого не знали, то в автобусе оказались рядом, как уже старые знакомые.
- Ольга Ивановна.
- Просто Оля, - поправила она.
- Я хочу сделать вам предложение.
- Вот так сразу? - удивилась она, и на лице ее была улыбка.
- Нет, не то. Это не руки и сердца. На это я еще не готов. Я просто предлагаю отметить наш первый рабочий день.
- Это не большой праздник.
- Согласен, но у меня сегодня день рождения. Отметим его.
- Это вы ловко придумали.
- Мы пойдем в ресторан, - сказал я.
- Убедили, я согласна и очень голодна. Это правда. Но я не одна.
- Я заеду за Вами через час, говорите адрес.
Через час на  Ауди я подъехал к ее подъезду и посигналил, мы так условились. Ольга вышла на балкон и помахала мне рукой.
- Привет, папашка, - это была молодая девица, она махала мне рукой, сидя в компании ее сверстников на скамье возле подъезда. Она громко засмеялась и ее поддержала вся компания. Они были не адекватны в своем поведении, я это сразу понял. Наркоманы. Не люблю наркоманов. Все они гавноеды.
- Пошли вы вон отсюда, - сказал я из окна автомобиля.
- Ох, ох, ох, напугал, - ответила девица.
Я вышел из машины и пошел в их направлении. Четверо сопляков, двое из них женского пола, не смогут мне противостоять. Они сорвались с места и вместе побежали в одном направлении, но тут один из парней нагнулся, схватил камень и запустил им в меня. Я отвернулся, но камень едва не попал в стекло моей машины. Я не стал догонять их, потому что в это время из подъезда вышла Ольга.
- Вы уже воюете?
- Немного, - хотя в это время я был страшно зол. Просто не в себе, - Ненавижу сволочей, - сказал я.
- Они еще дети.
- Они уже подонки.
- Может быть. Мы никуда не пойдем?
- Извини меня! Прости! Едем, - и я усадил Ольгу в машину.
В тот день мы пили вино, ели рыбу и говорили ни о чем. Мы просто отмечали первый рабочий день и мой день рождения, хотя она так и не поверила в то, что это действительно так, а я и не старался ее в этом убедить. Мне просто было приятно и хорошо от того, что в мой день рождения рядом со мной сейчас та женщина, с которой мне хорошо. Поддерживая, как ей казалось, легенду о дне рождения, она говорила лестные слова в мой адрес, и мне было от этого приятно.
Я и не думал, что мы можем так наклюкаться. Когда я встал из-за стола, зал поплыл у меня перед глазами, а пол зашатался, но мы благополучно дошли до машины и я сел за руль Ауди.
- Не лучше ли нам взять такси? – сказала Ольга.
- Я как раз сейчас об этом думаю, - но не успел я договорить, как к моему окну подошел сотрудник ГАИ. Ольга вжалась в кресло.
- Попались, - сказала она.
Я вынул из кармана свое удостоверение, показал его инспектору. Он взял удостоверение и открыл его только лишь для проформы, потому что один вид его обязал взять инспектора под козырек.
- Можете ехать. Счастливого пути, но будьте осторожны, - сказал инспектор.
- Сержант, - сказал я, - я все же буду благодарен, если один из вас сядет за руль моей машины, здесь недалеко, и сопроводите нас. Я, кажется, слегка перебрал.
- С удовольствием поможем вам, - ответил сержант.
Я пересел на заднее сидение машины, уступив руль сержанту, и рядом со мной была Ольга. Мне очень комфортно было от того, что Ольга была со мной рядом.
- Ты не такой простой кочегар, как из себя изображаешь, - сказала она мне, я лишь улыбнулся ей в ответ и пожал плечами.
Мы подружились с Ольгой. Теперь я знал, что ей двадцать восемь, у нее есть сын, который пять дней в неделю гостит у бабушки с дедушкой, где и ходит в детский сад, а субботу и воскресенье проводит с мамой. С мужем она не живет. В это период жизни и я был холостяком, во всяком случае, я себя таковым считал. Наши встречи стали практически ежедневными и не только на работе, отношения близкими, я бы сказал очень близкими и доверительными.
Работа шла своим чередом, за короткое время устаревшее оборудование было отправлено на склад, у нас так принято, частично все же списано и утилизировано, взамен же мне удалось раздобыть новое оборудование, старые мои связи действительно мне в этом помогли. Ольга Ивановна так же втянулась в свою работу. В разговоре со мной она выразила удовлетворение от того, что если ее коллеги – заведующие таких отделений других госпиталей жалуются на нехватку медикаментов, и в особенности болеутоляющих, содержащих наркотические составляющие, или вообще чистый наркотик, то здесь они были не просто в достаточном количестве, а даже в избытке.
Зачастую, ожидая Ольгу после окончания рабочего дня, я садился на ту же скамейку, где мы встретились впервые, и где она меня очаровала. И всякий раз под скамьей я видел один, а то и два использованных шприца. Иногда скамья была кем-то занята, и, как правило, посторонними  людьми, не имеющими отношения к госпиталю. Всякий раз я прогонял их своим вопросом.
- Что вы делаете на территории госпиталя? – и вопрос мой звучал так угрожающе, что сидевшие вставали и молча, или что-то шепча себе под нос уходили. На других скамейках парка тоже хватало посторонних лиц. И в основном это были молодые люди. Кроме того они ходили по зеленым газонам, располагались на отдых под соснами, прятались в кустарниках. Больные госпиталя, видя во мне поддержку, все чаще стали подходить ко мне и жаловаться на то, что им просто негде пройтись и присесть.
В одиночку с посторонними мне справиться не удалось, и я обратился за поддержкой к главному врачу госпиталя.
- Так гоняйте их и организуйте уборку мусора, который они оставляют, - равнодушно сказала мне Степанида Петровна.
- Но это не входит в мои обязанности, попытался, возмутится я.
- Скажите это тем, кто отвечает за это.
- Сторожам и уборщикам я говорил.
- Это плохо, что Вас не слушают, - и добавила, - Хорошо. Я приму меры, - и она ушла.
На некоторое время действительно как будто что-то стало меняться в лучшую сторону. Но продолжалось это недолго. Отступить я не мог и поэтому снова обратился к Степаниде Петровне. Выслушав меня, она вызвала главного инженера и сходу заявила ему:
- Антон Палыч, утверждают, что вы не справляетесь со своими обязанностями, - я вытаращил глаза.
- Я такого не говорил, - заявил я.
- Молчите, - сказала она мне, - здесь мой кабинет и здесь говорю я. А теперь оба свободны.
Мы вышли из кабинета и в разговоре главный инженер, совершенно не тая на меня обиды, и абсолютно спокойно объяснил мне, что у города нет своей парковой зоны, и существует договоренность с Мэром города о том, что горожане могут беспрепятственно пользоваться для своих прогулок территорией парка госпиталя. Он уже пробовал сломать установленный порядок и ему посоветовали не совать нос не в свое дело, а заниматься наведением чистоты. Я несколько успокоился и постарался меньше обращать на это внимания. В самом деле, какое мне до всего дело? Но мое нутро негодовало.  Не такая у меня натура. А дальнейшие события лишь усугубили обстановку.
Я заметил признаки беспокойства в поведении Ольги Ивановны.
- Что-то произошло? – ненавязчиво поинтересовался я, - могу я чем-либо помочь?
- Спасибо, я справлюсь сама, - ответила Ольга.
Значит, что-то все же произошло. Но что? В оказании помощи мне пока отказали. Надо ждать. Но ждать пришлось недолго. Уж вскоре я застал Ольгу Ивановну в ее кабинете со слезами на глазах.
- Оля, пойми, - сказал я, - ты мне не безразлична. Я боюсь за тебя, и чтобы не произошло, ты должна сказать мне об этом. Я сделаю все, что от меня зависит и в моих силах, чтобы помочь тебе и решить все проблемы  какими бы они не были. Доверься мне, - и я взял ее за руку.
- Но я не могу тебе этого сказать, - в сердцах сказала Ольга.
- Но почему же? -  не отставал я, будучи уже уверенным, что после моей пламенной и, как мне казалось, убедительной речи, я все же получу ответ.
- Пока это касается только меня и я не хотела бы, чтобы это было по-другому.
Мне почему-то вдруг показалось на чисто интуитивном уровне, что ее и моя проблемы как то непременно должны быть взаимосвязаны. Уж я не знаю, почему я так решил, но я тут же сказал.
- У меня тоже проблема, - Ольга с интересом на меня посмотрела, - я устал бороться с нежелательными посетителями парка. Мне кажется, что многие из них наркоманы. Но мне посоветовали не совать в это нос.
Ольга тут же мне ответила:
- Я тоже их заметила, но не придала этому значения, я редко бываю в парковой зоне.
- Наркотики! – вдруг выпалил я, - все дело в наркотиках. Как я сразу не догадался? Господи.
- Я тебе этого не говорила, - ответила Оля, - Давай об этом больше не говорить, хотя бы сегодня.
- Ладно, - согласился я, - теперь я хотя бы знаю, в чем дело. Но что? Как это тебя касается?
- Не сегодня, - попросила Ольга.
Ночь я не спал. Я думал и гадал. Ее втянули в торговлю наркотиками? Не может быть. Она подсела на них сама? Но я бы это заметил, это в любом случае как-то бы проявилось. В том или ином, или каком другом случае у нее недостача, решил я, и это причина ее беспокойства. Ну что же. Я помогу ей выпутаться из этого. У меня есть деньги. Я просто куплю наркотики на черном рынке, и мы покроем недостачу. И я увезу ее отсюда, решил я. В любом случае ей необходимо поменять работу. Она врач. И лечить куда приятнее не безнадежно больных, а тех, кто все же выздоравливает.
На следующий день я ждал, что она мне признается в недостаче, но ее заявление для меня было совершенно неожиданным.
- Я не хочу больше обсуждать эту тему.
- У тебя недостача, - уверено заявил я, и я это знаю. Мы покроем ее и уедем.
- Но у меня нет недостачи, - уверенно заявила Ольга.
- Как?! А что же тогда? В чем же дело? – я уже просто выходил из себя.
- Успокойся, дорогой. Сейчас мы не можем никуда уехать.
Я бесцеремонно взял ее руку и осмотрел вены. Они были в порядке, никаких следов.
- Ты сошел с ума? Ты думаешь, я колюсь?
- Я сошел с ума от тебя. И я уже не знаю, что делать. Ты мне очень дорога, и я не хочу тебя потерять.
- Отстань от меня, пожалуйста. Я тебе все равно ничего не скажу. Это мое дело.
- Ты очень упряма, - мы впервые начинали ссориться, - Хорошо, - заявил я, - Я сам во всем этот разберусь, - и я ушел. Я не хотел ссориться с Ольгой.
Мне не доставило труда получить в бухгалтерии, информацию о том есть ли недостача в материальном отчете Ольги Ивановны. Недостачи не было. Все в порядке. Эта информация с одной стороны меня обрадовала, с другой же с еще большей силой озадачила. В своих предположениях я оказался не прав. Тогда что же? При этом от главного бухгалтера я получил нагоняй за мою подозрительность.
Потерпев фиаско, я решил зайти с другой стороны. Я поехал к участковому.
- На территории парка госпиталя полно наркоманов, - сказал я Иван Иванычу.
- Ну, так не пускайте их, - посоветовал он.
- Это жители города и мне запретили их гонять.
- Тогда напишите заявление и мы проверим.
- Нет, заявление   писать я  не уполномочен.
- Тогда что же вы от меня хотите? – спросил меня уже без желания со мной продолжать разговор участковый и тут же дополнил, - Хотите совет? – и, не дожидаясь ответа, добавил, - Не лезьте вы в это дело.
- Это мне уже советовали.
- Ну, вот и воспользуйтесь умным советом. А теперь извините, у меня дела. Или напишите заявление, - и он пристально на меня посмотрел.
После неудачного разговора с участковым, я все же написал служебную записку на имя главного врача госпиталя, но время шло, а Степанида Петровна вела себя со мной так, как будто никакой записки не было.
А потом я все же застал Ольгу Ивановну в ее кабинете в слезах.
- Немедленно все мне рассказывай или я устрою скандал на весь госпиталь, - теперь она просто заревела.
Терпеть не могу слез. Это рвет мне душу. Я стал ее успокаивать.
- Меня обокрали, - с отчаянием взмахнув руками, сказала Ольга.
- Что? – не понял я.
- У меня опять пропали из сейфа наркотики и это уже не в первый раз, - пояснила она.
- Что значит пропали? – не хотел понимать я, - тогда у тебя должна быть недостача, а ее нет. Что это значит?
- Всю пропажу я включаю в отчет, и у меня его с легкостью принимают, и все это списывают. Но мне все это не нравится, меня просто используют. Это же ясно, - с отчаянием говорила она.
- Я разворошу это осиное гнездо, заявил я.
- Ну да, ты кочегар. Ты только раздуешь огонь. Я запрещаю тебе в это лезть!
- Но, что же тогда? Ты так и будешь это терпеть и реветь вот здесь, запершись?
- Я пока не знаю, но прошу тебя, не лезь в это. Я знаю, это не безопасно.
- Скажи мне хотя бы у кого ключи.
- Только у меня и  главврача.
- Она бывает здесь?
- Никогда. Нет.
- Тогда кто?
- Я не знаю.
- Тебе надо срочно увольняться.
- Я уже пробовала, но Степанида Петровна сказала мне, чтобы я даже и не думала об этом. Она отпустит меня не раньше, чем на мое место будет замена. И у нее хватит на меня управы.
- Что она может сделать?
- Как это? Это наркотики. Она повесит на меня кражу. А это тюрьма.
- Ладно, давай успокойся, мне надо подумать, как с этим быть.
- Будь осторожен.
- Я буду очень осторожен, - сказал я, но у меня все кипело внутри. Сволочи, гады, они используют ее, и я положу этому конец и тогда мы уедем отсюда.
Я установил слежку за кабинетом Ольги, и я вычислил его, того, кто перед самым составлением отчета, заходил в ее кабинет, открывая ключом дверь, и через некоторое время выходил назад со свертком.  Это был Петр, муж одной из наших медицинских сестер. Я часто видел его в госпитале. Недолго думая, я пошел к Степаниде Петровне и прямо с порога заявил ей.
- Я знаю все, что здесь творится. И я прошу запретить появление Петра в госпитале.
- Какого Петра, - опустив голову, спросила Степанида Петровна.
- Того самого, мужа одной из наших медицинских сестер. Того самого, который беспрепятственно проникает в кабинеты зав. отделений.
- Я уже давала вам совет, вы им не воспользовались, - сказала она, глядя теперь уж мне прямо в глаза, - теперь я вас вынуждена предупредить! И это в первый и последний раз.
- А иначе что? – спросил я.
- В лучшем случае, я вас просто уволю. А в худшем вами займутся те, от которых завишу я. И я уже не смогу вам помочь. А теперь вы свободны. До свидания, - меня просто выставили за дверь, и предупредили.
Я вернулся в свой кабинет, сел за стол, на котором тут же зазвонил телефон. Я взял трубку, это был участковый.
- А что, Антон Павлович, нет ли у Вас чего выпить?
- Конечно, есть, - с живостью отозвался я, - Более того, у меня как раз соответствующее этому настроение. Когда Вас ждать?
- Я буду немедленно.
- О кей, я жду Вас.
Иван Иваныч вскоре приехал, мы сначала хорошенько с ним выпили, а потом я спросил его:
- Что вас сюда занесло? Я не поверю вам, если вы скажете, что просто захотели выпить.
- Верно, напиться я мог бы и дома. Сюда же я приехал для того, чтобы помочь вам решить вашу проблему, Антон Палыч.
- Наркоманы, ненавижу их, - и я повторил свою фразу, - все они гавноеды. Но как же вы можете мне помочь?
- У меня есть лекарство, - и он достал из кармана достаточно пухлый конверт.
- Что это? - не ожидал я.
- Посмотрите, - ответил он, теперь я понял, что там.
- Вы хотите меня купить? – воскликнул я. Хотя я и был пьян, но соображал я хорошо.
- Что вы, - сказал Иван Иванович, - это скорее знак признательности и уважения к вам. С кем другим мы даже не стали бы и говорить.  Вы нравитесь мне Антон Павлович.
- Я не девица, чтобы вам нравиться и вам меня не купить. Заберите ваши деньги. Они грязные и они пахнут смертью.
- Ну, ты загнул! Смертью?!
- Убери, - я угрожающе встал.
Иван Иваныч взял со стола конверт, положил его назад в свой карман, поднялся со стула и сказал:
- Ну, ну! И все же я хочу предостеречь вас. Поберегите себя и свое здоровье тоже.
- Проваливай! – сказал я, и он ушел.
А я остался в раздумье. Что делать? Как мне выбраться из этого дерьма? И как из него вытащить Ольгу? Теперь я понимал, что противника своего я недооценил! Кто еще стоит за этим? И чего мне ждать? Хмель мой почти прошел. Я решил запереться в кабинете и не уходить сегодня, а ждать. По моим расчетам Петр должен появиться сегодня. Я буду его караулить. Я не позволю ему проникнуть в кабинет Ольги. Я погасил свет и стал ждать. Наши с Ольгой кабинеты были в противоположных торцах  одного коридора, и я в замочную скважину видел ее кабинет.
Петр появился тогда, когда в здании уже никого не было, но он не знал о том, что накануне я поменял входной замок в кабинете Ольги Ивановны. С виду он был такой же самый, как и был, но ключ Петра никак не хотел теперь открывать замок.  Я потихоньку приоткрыл свою дверь и вышел из засады.
- Что, не получается? – Петр от неожиданности аж подпрыгнул, - Может помочь? – Петр вытаращил на меня глаза и молчал, - Тогда я помогу тебе спуститься с лестницы, - и я сделал шаг в его сторону.
Несмотря на то, что  к лестничной площадке я был ближе, он оказался там раньше, и стремглав бросился бежать вниз.
- Следующий раз я сломаю тебе ноги, - крикнул я ему  вдогонку.
- Это мы еще посмотрим, - огрызнулся Петр.
Сюрприз ждал меня уже на следующей неделе, в тот день, когда по графику был день моего дежурства по госпиталю в связи с наступающими праздничными днями. В тот день мы с Ольгой выезжали на природу, а вечером я приехал в госпиталь с проверкой.  Настроение у меня было великолепное, несмотря на дежурство. Днем мы хорошо отдохнули.
Я обходил территорию госпиталя, когда в котельной, что отапливает госпиталь, я увидел свет и услышал громкие голоса. Было впечатление происходящей там ссоры, и я не мог  пройти мимо, не проверив.  Это была та самая котельная, где мне предлагалось место кочегара. Ну, что ж? Гнездо осиное я разворошил, теперь надо подкинуть угольку в топку, чтобы лучше горело. И тут дверь котельной отворилась, и из нее выскочил один из сторожей госпиталя.  Увидев меня, он закричал:
-Антон Палыч, помогите. Там, похоже, драка. Как бы они там не поубивали друг друга.
Я  поспешил к котельной на помощь. Миновав входную дверь, я очутился в коридоре, здесь было темно, но отсюда я видел свет и слышал голоса людей и я двинулся дальше. Я слышал, как за мной отчего-то закрылась входная дверь, но я уже достиг света и вошел в освещенное помещение котельной. Здесь были люди.
- Заходи, не бойся, - встретил меня один из работников охраны госпиталя.
В руках у него я рассмотрел топор.
- Что вы тут делаете? – спросил я. Хотя я и не робкого десятка, но на душе у меня стало грустно.
- Любопытство тебя как раз и сгубило, теперь пеняй на себя. Тебя мы ждем! Тебя же предупреждали, - как бы с сожалением растянул он, - чтобы ты не совал свой нос в чужие дела?!
- Да я не очень и совал, - спокойно сказал я. Тут на свет вышел Петр, я не сразу его заметил, когда вошел. У него в руках была лопата, такая совковая, какой бросают в топку уголь.
- А кто же замочек поменял?
- А и ты здесь?
- Здесь. И сейчас мы будем тебя убивать.
- Вы что, спятили? – теперь я присмотрелся к свету, огляделся вокруг, увидел столик, где происходило пиршество, с остатками закуски и возле него три порожних бутылки из под водки, - Кайф поймали, пошутили и хватит.
- Не, - сказал Петр, - вот кайфа ты нас как раз и лишил. Ноги грозился мне сломать. Теперь ответить придется.
Дело принимало серьезный оборот, и я добавил твердости в голосе.
- Давайте расходитесь. Нечего здесь делать.
- Не, сначала мы тебя убьем, а потом уже разойдемся, а прежде сожжем твои косточки вот в этой топке. Проверим работу котла на предмет готовности к зиме.  И никто не узнает.
Только теперь я понял, насколько я влип.  И как практически безнадежна та ситуация, в которую я попал. Где же выход? Что делать? Я видел, что Петр сделал шаг вперед. Такой же шаг вперед сделал тогда и я в коридоре госпиталя, и тогда Петр бросился стремглав бежать и ушел от меня. Мне же бежать было некуда. Я отчетливо слышал, как за мной закрылась входная дверь. Я был в западне и теперь лихорадочно оценивал ситуацию. Меня учили этому на моей службе.
- Хочу предупредить вас, - сказал я уверенным голосом и тоже выставил вперед ногу, - просто так я не дамся, и не думаю, что вам удастся со мной справиться. Поэтому давайте договоримся, я сейчас уйду, а вы разойдетесь, и мы все забудем об этом инциденте. Идет?
- Нет, не идет. Поздно начальник.
Я еще раз осмотрелся. Их было здесь трое. Один с топором в руках, второй – Петр с лопатой и третий все время находился поодаль, но за моей спиной и я плохо его видел. Меня учили, хочешь остаться живым, нападай первым. Но это было там, и там перед тобой был враг, а здесь свои соотечественники и здесь другие законы. Я ждал, что они все же облагоразумятся и поэтому не нападал.
- Ты перешел рубикон, начальник, и теперь назад пути нету. Тебя предупреждали.
- Что ты медлишь, - обратился сторож к Петру, - Кончай разговоры. Мочим его.
Я сделал шаг назад, чтобы иметь пространство для маневра, и тут же услышал звук за своей спиной. Меня решили оглушить ударом сзади, понял я и сделал резкий уклон в сторону. Лопата того, кто был за моей спиной и нападал на меня, просвистела мимо меня и ударилась в пол.  Я одной рукой отшвырнул ее в сторону и, сделав выпад, другой рукой, правой, ударил того, кто на меня нападал.  Я видел, как он упал навзничь и слышал его стон.  Теперь уже нападать буду я. И это уже было на уровне инстинкта самосохранения. Дело приняло серьезный оборот, иначе мне не жить, так просто, живым мне отсюда не уйти. Это было ясно, как дважды два. Меня сожгут, прах мой развеют вместе с золой и душа моя вылетит в трубу вместе с дымом.  И ищи ветра в поле. Я напал на Петра, уже успевшего  сделать замах, но он поздно сделал это и я успел перехватить его лопату рукой и подсев под него бросил Петра через свое плечо.  Петр упал на спину, на кучу разного хлама. Я видел, что тот, кого я ударил первым, все же поднимается на ноги и ищет свою лопату, Петр пока лежит, а третий с топором в нерешительности взвешивает свои шансы на успех в нападении, по-видимому, уже опасаясь меня, видя, как я расправился с его товарищами. Он медлил, и я, воспользовавшись его нерешительностью, сумел-таки еще раз ударить того, кто нападал первым. Я сделал выпад, и вложил в удар всю свою силу для того, чтобы, наконец, хоть кого-то вывести из боя. От моего удара он упал навзничь. Мне смертельно угрожал тот, что с топором, и теперь я обратился к нему.
- Брось топор!
- Тебе не уйти, - он все-таки напал на меня. Я уклонился, и удар топора пришелся по металлической колонне, что была за моей спиной, высекая искры. Потом я нанес ему удар рукой и вырубил его. Я видел, что Петр очухался, и поднимается, но он был не в состоянии сейчас причинить мне вреда.
Пользуясь затишьем, я пошел по коридору на выход и с силой с разбега выбил входную дверь ударом ноги, как это делают каратисты. Я очутился на улице. Теперь я был на свободе. Видит Бог, я не хотел причинить зла этим людям.
Тот сторож, что закрыл за мной дверь и придерживал снаружи, явно не ожидал того, что я выйду победителем в этой схватке, и, увидев меня на свободе, отскочил в сторону.
-Иди, посмотри, как они там? – сказал я ему, - Иди, я не трону тебя, - и он пошел внутрь котельной, и я, хотя, и не очень этого хотел, последовал за ним следом.
Картина была ужасной, мне даже сделалось не по себе. Все трое были в той или иной степени травмированы и в крови.
- Помощь нужна? – спросил я.
- Ты уже сделал свое дело, - ответил Петр.
- Не надо, начальник, мы сами.
- Точно не надо? – я видел, что все трое уже были на ногах.
- Не надо, - подтвердил Петр.
- Тогда расходитесь по домам. Помоги им, - обратился я к сторожу и ушел.
В душе у меня было нехорошо. Я только что избежал смерти сам, а мог бы и сам кого-то нечаянно отправить на тот свет. Слава Богу, что все живы, раны заживут. Теперь я и сам почувствовал, что у меня не все в порядке. Правый кулак был сбит, на левом предплечье ссадина, нога пострадала от удара. Но их я покалечил значительно сильней, и мне от этого было не хорошо. Я не люблю насилия, и видит Бог, я этого не хотел.
Я пришел домой, выпил изрядную порцию коньяку, потом сделал себе кофе и выпил его с сигаретой и прилег на диван, чтобы отдохнуть.
За мной пришли через три часа. Меня арестовали, предъявив мне обвинение в убийстве! Это был тот, который первым нападал на меня сзади, тот, которого я ударил дважды. Как это могло случиться, что он умер? Когда я уходил, он был жив и в сознании. Я предлагал ему свою помощь, он отказался.
В отделение я приехал в куртке. Мне в присутствии понятых предложили вывернуть карманы. Прежде, чем это сделать я ощупал их снаружи и понял, что там что-то есть.
- Вынимайте сами, - сказал я и поднял руки.
- Что за фокус? – спросил меня следователь.
- Это я вас хочу спросить. Мне что-то подбросили. Мои карманы были пусты.
Следователь сам залез мне в карман и вытащил оттуда два шприца и столько же ампул с наркотой.
- Это не мое, - заявил я.
- Что это?
- Понятие не имею. Мне подбросили.
- Умный значит? – на меня одели наручники и оперативник, проходя мимо меня, попытался садануть меня локтем, я уклонился, и он по инерции наткнулся на стол.
Второй оперативник выбил из-под меня стул, на котором я сидел, но я чуть привстал и стул полетел в сторону. Я же остался стоять на ногах.
- Не надо, - сказал я.
- Что не надо?
- Не надо со мной так общаться. Защитит себя я могу и в наручниках.
- Не трогайте его. А то он и нас покалечит, как тех троих, - сказал старший опер.
Больше меня не трогали. Дело возбудили по статье 115. Умышленное убийство. Мне стал грозить срок от 10 до 15 лет лишения свободы или пожизненное заключение. В ходе следствия мне, моему адвокату и главное моей сестре, нашедшей свидетеля конфликта, удалось убедить следователя, что это была необходимая самооборона. Это уже другая статья – 118. Максимальным наказанием здесь предусматривалось до 2-х лет лишения свободы. Учитывая мое чистосердечное раскаяние, и мои характеристики я бы получил этот срок условно. Меня освободили из-под стражи на подписку о невыезде.
Я был уже три дня дома. Должность мою сократили, о чем меня уведомили, и также о том, что приказом я отправлен в отпуск. С Ольгой я не встречался. Она звонила мне, но я не хотел ее в это вмешивать и я уходил от встреч и разговоров. Я знал главное, ее не трогают, у нее все хорошо, и этого мне сейчас было достаточно.
С утра я вышел из дома, для того чтобы сходить в магазин, и встретился возле подъезда с участковым. Он вышел из машины, стоящей неподалеку и пошел мне навстречу.
- Как твои дела, герой? – как ни в чем не бывало спросил меня Иван Иваныч, - тебя уже отпустили?
- Я на подписке, - у меня не было намерений продолжать с ним ссору.
- Вот как? Обычно при убийстве мерой пресечения выбирают арест.
- Защите удалось   пробить статью на самооборону.
- Ах, так? Поздравляю.
- Не с чем, - ответил я,- человек умер.
- Как же вам это удалось?
- Есть показания свидетеля.
- Ну что ж, это хорошо, - сказал он, - Удачи тебе, - и он пошел назад к машине, а я в магазин.
Потом я часто вспоминал эту встречу. Насколько же я был наивен и доверчив, что сумел таким образом помочь вырыть сам себе яму.
А пока я шел на последнее судебное заседание, будучи уверенным в том, что после заседания я сяду за праздничный стол, который для меня накрыли мои родные.
Первым в прениях выступил прокурор, он сказал:
- Обвинение считает необходимым изменить статью обвинения на 121 – умышленное нанесение тяжких телесных повреждений повлекших за собой смерть потерпевшего. Показания свидетеля утверждающего, что была самооборона, не могут быть взяты во внимание, поскольку свидетель является душевнобольным, состоящим на учете в психдиспансере.
Я не верил своим ушам, моя сестра была страшно возмущена, но это не помогло мне, и суд приговорил меня к семи годам лишения свободы. На праздничный стол я уже не попал.  Я был арестован прямо в зале суда.   На меня одели наручники и отправили в СИЗО, а оттуда в колонию.  Ни апелляции, ни кассации я не подавал, я понял для себя то, что это просто бесполезно. Я убил человека, и я должен быть наказан. Но я все чаще сопоставлял факты и думал о том, что я ли его убил?  А может быть, это сделал кто-то другой. Но никаких доказательств этому у меня не было. 
Что там с Ольгой? Как она?
На этом свой рассказ мой знакомый закончил.