Часть 1. Хлопушка. Глава первая

                I

Все с самого начала пошло как-то не так. Но сейчас не об этом.
Полина. Её зовут Полина.
К черту конспирацию!
Он увезет её отсюда. Ей не устоять. Она не откажет ему в этом.
Он чертовски привлекателен, так говорят все. Он молод.
Белая рубашка с короткими рукавами, расстёгнутый ворот и черные наглаженные в стрелку брюки лишь подчеркивают его правильно сложенную фигуру.
Он постоянно думает о ней, и каждый раз при этом по его спине пробегают мурашки.
Он больше не может без нее. Она очаровательна. Быстрым шагом, в смоляных лакированных с заостренными носками ботинках Аркадий летит по рядам рынка к цветочному прилавку. Тонкая золотая цепочка на его шее развивается, часы и золотой перстень на пальце мелькают на ходу. На него оборачиваются.
- Давайте все розы, что у вас есть, - говорит он продавщице – негритянке африканского происхождения.
- Но они разные, сэр, - отвечает она почти с испугом.
- Сложите их в один букет, большой букет.
Африканка бережно, словно пеленая ребенка, укладывает красные, белые, бордовые, алые и желтые розы. Перевязывает их тесьмой и, подняв со стола, передает их Аркадию.
- Это хороший букет, сэр. У вас замечательный вкус. Хотела бы я быть на ее месте.
- Никогда не завидуйте, ждите своего парня, и он придет.
Аркадий только что покинул дворец президента Метью, этого толстого самодовольного идиота, и теперь, расплатившись с простодушной продавщицей, спешил к Полине. Уже подойдя к подъезду, на одном из балконов ее дома он заметил облокотившегося локтями на поручень чернокожего парня, раньше он его никогда не видел. Ну и Бог с ним! Сейчас не это важно.
Что ответит Полина? Согласится ли она?
Он убедит её. Его доводы будут убедительны. Она скажет «да».
После двух условных коротких звонков в квартиру Полина открывает дверь.
- Ты сошел с ума! – от увиденного на ее лице выражение неподдельного, искреннего удивления и радости одновременно.
- Это тебе, - Аркадий переступает порог, одаривает Полину букетом и целует ее в губы  легким поцелуем прямо через букет.
- Ты сумасшедший, - ее  настоящее имя Полли Ботичелли. Она итальянка, но знает русский язык.
Полли с тенью смущения просто утопает в розах, от этого смущается и Аркадий.
- Спасибо тебе, - говорит Полли, - Такого огромного и прекрасного букета мне никто и никогда не дарил. Спасибо тебе. Мне очень приятно.
- Ну что ты. Я от души, и буду и дальше и часто дарить тебе цветы.
- Ты сошел с ума. Или что-то случилось?
- Да, я сошел с ума, и это от того, что я вижу тебя.
- Я поставлю их в вазу. Проходи и присаживайся.
Войдя в небольшую гостиную, Аркадий садится на стул, стоящий возле круглого стола и, сохраняя осанку, закидывает ногу на ногу. Он наблюдает, как Полли подрезает кончики роз и ставит их в воду.
- Так они будут дольше стоять, - говорит она и улыбается.
При виде этого Аркадий готов потерять сознание. Как она хороша! Он встает и ходит вокруг стола, размеренный шаг, приподнятый подбородок и прямая спина.
- У тебя походка графа, - говорит Полли.
- Мой прадед в самом деле был дворянином.
- Ты очень красив. Я раньше и мечтать не могла о таком парне, как ты.
- Ты заставляешь меня краснеть. Чем же я красив, по-твоему?
- У тебя правильные черты лица, прямой нос, слегка волнистые темные волосы, и мне очень нравится, когда они средней длины, зачесаны назад, но раскинулись на две стороны, потому что по центру головы ото лба до макушки пробор.
- Можно я закурю, - прервал её Аркадий с волнением в голосе. Это все ерунда. Ерунда то, что он красив. Это не имеет значения. Он смотрит на Полли. Она обворожительна.
- Кури, будь добр.
Аркадий достает из кармана трубку и набивает её табаком.
- Что-то случилось? – спрашивает Полли с волнением в голосе, - Ты никогда прежде здесь не курил.
- Нет, нет, не волнуйся. Все в порядке. Просто кое-что изменилось, и мы должны тоже кое-что поменять в нашей жизни. Я открою окно, трубка дает много дыма? – Аркадий не может справиться со своим волнением.
-  Да, открой.
На Полли халатик из китайского шелка красного цвета. Он расшит золотом, и  так гармонично соответствует её смуглому телу, карим глазам и рыжим волосам, подобранным заколкой — такие волосы писал её соотечественник великий Тициан — что Аркадия пробивает дрожь.
Она очень хрупкая, Полли. У нее тонкая талия, тонкие ноги и тонкие пальцы на руках. Её черты лица и губы такие же, как у Софи Лорен. Аркадий называет Полли Полиной, потому что его бабушку звали Полиной. Он видел только её фотографии, на них она тоже настоящая красавица.
Аркадий открывает окно, но прикрывает его занавеской, потому что на улице наступают сумерки, а Полли тут же включает свет. Теперь он глядит на нее при свете яркой лампочки под абажуром, любуется ею. Она прекрасна. А как она движется, словно дикая кошка — мягко и уверенно. Полли заполняет собой все пространство, её так много, что трудно дышать. Дома она хозяйка, и все, что вокруг нее – это тоже она.
Аркадий раскуривает свою трубку и улыбается при этом.
- Я люблю дым, - говорит Полли, - наверное, потому что мой отец и мой бывший тоже оба дымили, как паровозы, - при этом Аркадий делает глубокую затяжку, несколько мгновений удерживает дым в себе и выпускает большое облако. Он машет перед собой рукой, желая рассеять дым.
Полли родилась в Италии. Её отец итальянец, но мать русская. От нее Полли унаследовала добрый нрав, чистоплотность и знание русского языка. От отца же – красоту, любовь ко всему изящному, хороший вкус и приличные манеры. Сюда в Африку Полли приехала после развода с мужем для того, чтобы заработать немного денег, да и сменить обстановку. Она не помешана, как все итальянцы на деньгах, но они не помешают, когда у тебя их вовсе нет. Ей это удалось, и она уже скопила некоторую сумму, но вот уж чего она никак не ожидала, так это повстречать здесь в Африке такого парня, как Аркадий.
Не осознавая глубины своего чувства до конца, она все же понимала, что с ней происходит что-то неладное, и не так, как это было с её бывшим мужем. Это была любовь. Но может ли она рассчитывать на взаимность и серьезные отношения? Ей не хотелось об этом даже думать, потому что она не смела и боялась ошибиться еще раз.
- Жаль, что мы не можем с тобой пойти погулять, - говорит Аркадий.
- С тобой я бы пошла с удовольствием.
- Сегодня такой замечательный день.
- Я бы очень хотела.
- Нет, не сегодня, - говорит с сожалением Аркадий и, делая еще одну затяжку,  смотрит Полли прямо в её глаза, - пока мы не можем, но скоро все изменится.
- Очень жаль, я сделаю нам кофе, - говорит Полли и уходит на кухню.
Полли снимает квартиру в достаточно озелененном спальном районе города – столице небольшого африканского государства. Район непосредственно примыкает к самому центру, это удобно для проживания. Сама квартира небольшая, состоит всего из двух комнат, одна из которых служит гостиной и спальной попеременно, другая же кухней. В ней есть все необходимые удобства, а также ванная комната и прихожая. Убранство квартиры достаточно скромное — не более того, что надо для жизни. Украшением служат лишь африканские маски и статуэтки, изготовленные местными умельцами. Полли попыталась было придать интерьеру хоть какое-то европейское изящество, но хозяйка квартиры тут же пресекла ее начинания, и поэтому Полли довольствуется тем, что есть, при этом поддерживает  идеальную чистоту и порядок.
Хозяйка квартиры появляется здесь лишь два раза в месяц. Лишний приезд требует расходов, потому что живет она за пределами столицы, но два раза в месяц она непременно приходит за тем, чтобы в первый раз взять с Полли деньги и оплатить коммунальные услуги, и в другой раз получить расчет за съем жилой площади. Каждый раз в строго определенные дни и время. Полли сидит дома и ждет прихода хозяйки. Она делает в квартире уборку, при этом тщательно следит за тем, чтобы не осталось никаких следов пребывания здесь Аркадия. Хозяйка не разрешает водить в квартиру посторонних. Риск разоблачения обмана, конечно, есть, но до сих пор этого удавалось избежать. Такой порядок устраивает всех, и даже в большей степени, чем хозяйку, он устраивает Аркадия. Не в его интересах быть здесь обнаруженным. А вот уж чего действительно стоит опасаться Аркадию, так это соседей. Их вездесущие глаза и уши видят и слышат все. Пятиэтажный восьми подъездный жилой дом да плюс соседние дома – это не одна сотня любопытных глаз, поистине театр потенциальных доброжелателей. Поэтому Аркадий соблюдает правила конспирации и выбирает время для посещения Полли наименее просматриваемое зрителями, и маршрут его движения четко продуман. Но сегодня он эти правила грубо нарушил. К черту конспирацию. Он потерял голову.
Последняя затяжка, трубка хорошо курится, в ней хороший табак. Аркадий выбивает трубку, оборачивает мягкой тряпичной салфеткой и прячет её в карман.
- Не стоило здесь курить,  - говорит Аркадий.
- Иногда можно, - отвечает Полли.
- Я поступил неосмотрительно.
- Я все уберу, только мне будет жаль цветы. Они такие красивые.
- Я подарю тебе еще.
Полли уносит чашки на кухню и когда она возвращается, он манит её к себе руками.
Полина подходит и присаживается на его колено. Бог с ними со стрелками на его брюках. Это уже не имеет никакого значения. Полина в его руках, а это не синица в небе. Вот оно счастье и оно в его руках. Попалась синичка. Попался и щегол.
- Пожалуй, мне не стоит здесь больше появляться,- говорит Аркадий и смотрит в глаза Полли.
- Ты меня бросаешь? – в её глазах недоумение и страх.
- Что ты, напротив. Я делаю тебе предложение.
- Ты сошел с ума?
- Да, я сошел от тебя с ума. Я люблю тебя! И я делаю тебе предложение. Выходи за меня замуж, - серьезно говорит Аркадий.
- Ты меня разыгрываешь, - печально твердит Полли, не в силах поверить в случившееся.
- Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
- Ты уезжаешь?
- Это может случиться очень скоро. И я хочу, чтобы ты поехала со мной.
- Но почему?
- Здесь становится не безопасно.
- Но все же спокойно.
- Совсем скоро выборы, и все может очень поменяться.
- Это так внезапно.
- Это не розыгрыш. Это всегда происходит внезапно. И это от нас с тобой не зависит.
- Но ты меня совсем не знаешь, - сопротивляется Полли.
- Я тебя достаточно знаю, - он берет ее руки в свои, подносит к  губам и целует их. Потом и сам дотягивается до ее лица и целует ее в губы. Это страстный и долгий поцелуй.
- Все это не имеет никакого значения. Я люблю тебя, этого достаточно и меня не интересует твое прошлое.
- Но ты женат!
- Это просто запись в паспорте. Мы больше года не живем вместе. У моей, теперь уже бывшей, жены нет ко мне никаких претензий.
- Может быть, не надо так спешить. Сейчас ты в дурмане и можешь ошибиться, - она покрутила над головой руками, изображая дурман.
- У нас нет времени.
- Но почему? Сегодня я тебя не понимаю!
- Я проанализировал ситуацию и делаю заключение, что нам необходимо уехать, ты должна собрать чемодан, потому что: «уно» - здесь оставаться не безопасно, «дуэ» - я люблю тебя, «тре» - мы поженимся.
- Теперь ты меня пугаешь.
- Что ты! Уехать придется не только нам, многим.
- Но почему, почему?
- В столице могут быть беспорядки.
- Разве?
- Могут даже стрелять.
- Стрелять?! – крайне удивляется Полли.
- К сожалению, да. Повстанцы.
- Разве у них есть оружие?
- Здесь его хватает.
- Все это очень странно.
- Да нет, дорогая. Это обычная жизнь Африки. Разве вас не предупреждали?
- Нам говорили, что такое может быть, но я уже здесь год, и все это время было спокойно.
- Когда оружие на руках, то наступает время, когда его достают, и оно начинает стрелять. И это всегда происходит внезапно.
- У меня сейчас лопнет голова.
-Я сделаю нам еще кофе, я справлюсь, - Аркадий оставил её одну, чтобы она успокоилась и собралась с мыслями.
Через пять минут он принес кофе.
- Ты как?
- Уже лучше. Но сегодня столько информации. У меня не укладывается в голове.
- Ты когда-нибудь была в Советском Союзе?
- Нет, никогда.
- Хотела бы?
- Да, конечно. Моя мама родилась в России.
- Я живу в Украине.
- Я знаю украинские песни. Мне пела их моя мама.
- В России тоже поют украинские песни. Они очень мелодичны. У меня в Киеве квартира. Это столица Украины.
- Это большой город?
- Да, и очень красивый. Город на две половины разделяет река Днепр. В городе есть метрополитен, много церквей. Это замечательный город. Он тебе понравится.
- Мне надо подумать.
- Под Киевом живут мои родители. У них свой дом. У меня замечательные родители. Они самые замечательные, потому что это мои родители.
- Они любят тебя?
- Да. Мы ладим. Там мой дом. Там я родился. Там замечательная природа. Я познакомлю тебя с моими родителями. Они полюбят тебя, потому что я люблю тебя.
 

                II

В это время в дверь квартиры постучали. Аркадий насторожился.
- Это свои, кто-то из соседей, я посмотрю, - говорит Полли и открывает дверь. На площадке перед дверью стоит молодой чернокожий парень и улыбается во все тридцать два зуба. Это Томми, студент, он так же, как и Полли, снимает здесь квартиру. Он выше Полли на две головы. Она смотрит на него снизу вверх.
Томми атлетически сложен и производит впечатление уверенного в себе парня, но сейчас он стоит, переминаясь с ноги на ногу.
- Простите, мэм. Не найдется ли у вас свежей газеты, «Утренних» или «Вечерних» новостей. Я имею в виду местные газеты, мэм.
- Кажется, что-то есть, - отвечает удивленная Полли, - хозяйка выписывает.
- Я верну назад, мэм. Я только посмотреть.
- У тебя будет один день, Томми, завтра она их будет забирать.
- Я успею посмотреть, мэм.
Полли, оставив парня на площадке и прикрыв за собой дверь, идет за газетой.
Будучи еще подростком, Томми гонял во дворе мяч. У него хорошо получалось, и он стал серьезно заниматься футболом. Сначала в школе, где он учился, потом в клубе и, наконец, его взяли в настоящую команду. Успехи были налицо.
Учился Томми вполне прилично и мечтал об учебе в институте. Когда же мечта сбылась, и его приняли, он переехал в столицу, стал жить в общежитии и теперь уже играл в одной из столичных команд, совмещая учебу с футболом. Он стал узнаваем на улицах, его приглашали к столикам в барах, угощая бокалом пива или чашечкой кофе.
И вот однажды после выигрыша одного из решающих матчей чемпионата он с друзьями, выпив изрядную порцию пива, познакомился с симпатичной негритянской девушкой. Они гуляли по городу. Девушка позволила ему несколько раз поцеловать себя. А дальше то ли Томми был излишне настойчив, то ли девушка вела себя недостаточно уверенно, когда пыталась ему отказать... Одним словом, произошло то, чего Томми никак не ожидал. Девушка написала на него заявление за сексуальные домогательства, и Томми оказался за решеткой временного изолятора. Он был в шоке. Ему грозил судебный процесс, срок для отбывания в исправительной колонии, исключение из института и из футбольной команды. Земной шар сжался до величины его футбольного мяча. За первую же ночь, проведенную взаперти, он осунулся, улыбка сошла с его лица, он не спал и не ел.
Девушка, придя в себя и увидев парня за решеткой, готова была забрать заявление назад, но ей его не отдали. Она написала другое заявление с просьбой отозвать первое и подала его в установленном порядке, но это уже не играло никакой роли. Дело было возбуждено. Закрывать его никто не собирался.
Уже, казалось, выхода не было, когда к Томми пришел посетитель и стал еще более сгущать краски, описывая «прелести» его предстоящего пребывания в колонии — с насильниками там не церемонятся. Томми не выдержал разговора и в резкой форме заявил посетителю:
- Что вы от меня хотите?
Посетитель, не реагируя на резкий тон Томми, дал ему лист бумаги и ручку и попросил подробно описать случившееся, сказав при этом, что попробует ему помочь. Посетитель посоветовал Томми в бумаге отразить признание своей вины и чистосердечное раскаяние в случившемся.
Томми бумагу написал. Посетитель долго ее рассматривал, читал написанное, а потом выразил удовлетворение от грамотности изложения произошедшего события, точности, лаконичности и красивого почерка Томми. Он спрятал бумагу в карман и заявил:
- Я смогу помочь вам закрыть дело и выйти на свободу в обмен на обязательство еженедельно предоставлять нам информацию в виде отчета о событиях, происходящих вокруг вас, и о людях, нас интересующих, - у Томми отвисла челюсть. Он не верил своим ушам, но то, что он услышал, было вполне реальным. Он это слышал, а посетитель все еще сидел перед ним и внимательно на него смотрел, - естественно ваши услуги будут оплачиваться, мы снимем вам квартиру.
- Вы предлагаете мне стучать? – вырвалось у Томми.
- Зачем же так громко? – остановил его посетитель, - хотя, впрочем, вы можете и отказаться.
- Я отказываюсь, - решительно заявил Томми.
Посетитель совершенно спокойно встал и ушел, а Томми поместили в другую камеру, где задержанные сначала расспрашивали его о его деле, а потом жестоко избили.
Кости были целы, но нос сломан и гематомы покрыли все его тело. На следующий день Томми принял предложение. Его поместили в реабилитационный центр, где починили нос и помогли восстановить силы.
Снятая для него квартира оказалась на одной площадке с Полли. Он должен был приглядывать за жильцами дома, в том числе и за Полли.
Жизнь потекла обычным руслом, но случайных знакомств он теперь опасался. Увидев как-то ту девушку, что писала на него заявление, а она во втором заявлении отразила тот момент, что не имеет к нему никаких претензий, он к ней даже не подошел. Она также сделала вид, что с ним не знакома.
Он стоял у окна за занавеской и смотрел во двор, когда увидел белого мужчину с букетом роз, который вышел из-за угла дома и быстро вошел в его подъезд.
Томми бросился к двери и по шуму шагов пытался определить, куда же идет этот господин. Белый джентльмен, однако, шел мягкой поступью, и Томми был не уверен в том, что он зашел к Полли. Пришлось выждать время, найти предлог для того, чтобы Полли открыла дверь. Она вынесла ему газеты. Томми учуял-таки запах табака. Теперь он был уверен, что белый мужчина здесь — у Полли.
- Вы очень любезны, мэм, и вы очень красивы, благодарю вас, - смущаясь, сказал он и сделал шаг, чтобы уйти.
- Постой-ка, Томми.
- Да, мэм.
- Ты интересуешься политикой?
- Да, мэм.
- Ты местный?
- Да, мэм, мои родители и я, мы живем в поселке. Это недалеко от столицы.
- А что, Томми, в городе сейчас спокойно?
Он широко заулыбался, довольный тем, что к нему обратилась такая красивая и молодая белая женщина, и многозначительно, проявляя свою осведомленность, заговорил:
- Не спокойно, мэм. Что вы! Совсем не спокойно. Скажу вам по секрету, если вы не знаете, люди недовольны президентом Метью, и они готовы снова выступать. Такое уже было три года назад, но тогда мы все были за Метью. Мы с оружием в руках защищали нашу свободу. Мы победили. Тогда два месяца стреляли, мэм.
- Ты тоже стрелял, Томми? – он смутился.
- Правду сказать, да, я тоже стрелял, мэм, но в воздух, мэм.
- Где же твое оружие, Томми?
- Автомат, мэм? У меня его нет.
- Где же оно?
- Президент издал указ о сдаче оружия, мэм. Уже тогда, когда его избрали.
- Ты его сдал?
- Нет, мэм, никто не сдал.
- Где же оружие? – не сдавалась Полли.
- Его спрятали. Каждый спрятал свое, мэм.
- И ты спрятал?
- Нет, я свое продал, мэм, я бедный студент, мне нужны были деньги, и я продал.
- Почему же не сдали оружие, ведь был указ?
- Вы глупая женщина, мэм, - выпалил Томми, - кто же будет сдавать оружие?! Ведь это оружие. С ним спокойно. Оружие — сила, мэм. Вам не понять.
- Пошел вон!
- До свидания, мэм, - не обиделся Томми.
Полли закрыла дверь и возбужденная и раскрасневшаяся вошла в гостиную.  Аркадий слышал весь разговор, потому что дверь все это время была чуть приоткрыта, и когда Полли вошла, еще более прекрасная от возбуждения, он любовался ею и при этом еле сдерживал смех.
- Не смейся надо мной, он не должен был так говорить.
- Конечно, дорогая. Ты моя самая умная женщина. Ты просто прелесть. Он дурак, но он сказал тебе правду, и он помог мне убедить тебя, что не так уж все безопасно. Оружие у повстанцев, и оно может стрелять. Ты должна собрать вещи и быть готовой, что нам придется уехать.
- Когда?
- Это может быть хоть завтра.
- Я пойду что-нибудь приготовлю на ужин. Я сама справлюсь. Посмотри телевизор.
Каналов было всего два, и ничего интересного, и он пошел на кухню к Полли.
- А Томми не так прост, - сказал Аркадий.
- Почему ты так думаешь?
- Я думаю, зачем он приходил? Бьюсь об заклад, что он сейчас где-нибудь на лавочке делает вид, что читает газету и наблюдает за входом в подъезд.
Полли потушила свет, подошла к окну и, выглянув,  в самом деле увидела Томми, сидящего в тени на скамейке.
- Он шпион? -  спросила Полли.
- Думаю, да. Пусть еще посидит.

                III

Полли было тяжело со всем этим справиться. Сначала розы, потом трубка с табаком, предложение Аркадия выйти за него замуж и уехать с ним в Киев, предстоящие беспорядки в городе, оружие, Томми с его слежкой, к тому же он оскорбил ее. «Пожалуй, Томми прав», - подумала Полли, - «Я глупая женщина. Я молодая, неопытная и глупая женщина. Но могу ли я доверять Аркадию? Да, могу», - ответила она себе.
Полли было двадцать три. Она уже была замужем, но теперь свободна. Её первый брак, там —  в Италии, был неудачным. Выйти замуж в неполные девятнадцать лет за тридцатилетнего итальянца, вскружившего ей голову... Ничего хорошего, кроме того, что он поначалу дарил ей цветы и клялся в любви, она не видела. Вскоре после вступления в брак он стал приходить поздно, всегда пьяным, а потом и вовсе перестал ночевать дома. Потом он стал её бить. Это уже была крайность. До сих пор ее никто и никогда не тронул даже пальцем. А тут – бить! Синяки ее никак не красили, она стеснялась соседей, ей было больно и стыдно. Она неделями не выходила из дома. Однажды, больше не выдержав такого с ней обращения, она собрала свои вещи и вернулась домой. Потом ей удалось оформить с мужем развод, потому что она ни на что не претендовала.
Не имея образования и работы, оставшись без средств существования, Полли нашла в себе силы не сидеть на шее у родителей, у которых без того на руках была армия ее братишек и сестренок, и поступила на курсы медицинских сестер. Успешно окончив их и пройдя стажировку, она уехала в Африку под флагом оказания гуманитарной помощи развивающимся странам в надежде прокормиться самой и заработать немного денег на свое будущее. Детей от первого брака у нее не было. Она была одна  до тех пор, пока не появился он, Аркадий.
Сейчас она вдруг вспомнила, что перед отправкой в Африку ей предложили подписать бумагу, где она обязуется в случае необходимости оказывать содействие органам безопасности в сборе информации в интересах ее Родины – Италии. Она была в безвыходном положении, так ей казалось, и она подписала. Вот уже год к ее услугам никто не прибегал, она спокойно работала. «Теперь же ситуация может поменяться», - подумала Полли. «Когда-то это должно было произойти».
Аркадий в ее жизни возник совершенно неожиданно, внезапно. Они ехали в городском транспорте, и он уступил ей место. Потом вошел пожилой гражданин, она встала и оказалась с Аркадием совсем рядом. Он помог ей сойти с подножки, элегантно подав руку, проводил до дома, но шагов за триста до подъезда сослался на занятость и ушел. Они были знакомы едва две недели. Но с одной ей казалось, что их встреча произошла только вчера, а с другой — что она знает его целую вечность. Аркадий был старше Полли только на два года, но уровень его знаний и суждений был на голову выше ее и несоизмеримо выше ее бывшего мужа. Она не могла их даже сравнивать. Это было нечто совсем иное. Аркадий был умен, обходителен, статен, добр и имел еще сто достоинств – так ей казалось, и так было на самом деле. Не совсем понимая, как и почему, но Полли к нему так привязалась за эти две недели, что теперь уже не представляла себя одной, без Аркадия. Её охватывал ужас, когда она думала, что может его потерять, каждый раз в те минуты ожидания его прихода, но он приходил строго в назначенные дни и всегда вовремя.  К такой его пунктуальности она привыкла и не намерена была отвыкать.
Полина приготовила ужин, они смотрели телевизор. Томми все еще читал газету. Потом они занимались любовью.
- Мне говорили, - сказала Полина, - что в Советском Союзе занимаются этим только для того, чтобы рожать детей и всегда в полной темноте.
- Ты почти права. Ты также думаешь и обо мне? – игриво спросил Аркадий.
- Нет, мы любили друг друга.
- У меня получилось?
- Да, дорогой, ты мастер.
- А ты моя Маргарита.
- Я читала Булгакова.
- У нас он был под запретом, но сейчас можно найти.
- Мне хорошо с тобой.
-  Мне тоже.
Уже за полночь Аркадий простился с Полли и стал спускаться по лестничной клетке. Через минуту после его ухода Полли вышла на балкон, подошла вплотную к ограждению и, вынув заколку, распустила свои великолепные волосы.  Томми с замиранием сердца смотрел со своего наблюдательного пункта на эту потрясающую картину и отчетливо видел, как заколка полетела вниз.  Он сорвался с места, поднял заколку и крикнул Полли.
- Я сейчас вам ее занесу.
Стремглав, перепрыгивая через две ступеньки, он достиг площадки.  Полли уже открыла дверь и ждала его.
- Спасибо Томми, уже поздно, тебе стоит пойти спать, - Томми сначала удивился такой заботе, а затем понял, что его провели. Аркадий, пропустив бегущего со всех ног Томми, вышел из-за своего укрытия на площадке первого этажа, и спокойным шагом удалялся от дома под прикрытием темноты, обойдя дом.
Ехать на такси он не захотел, хотелось перед сном немного прогуляться. Он прошел уже половину пути, когда услышал приближающие к нему шаги. Он насторожился. И, тем не менее, нападение было внезапным. Нападавших здоровенных парней было двое. Один из них ударом в челюсть намеревался вырубить Аркадия, но удар лишь просвистел в воздухе, потому что Аркадий вовремя уклонился от удара. В руках у второго нападавшего блеснул нож. Аркадию пришлось сделать три удара. Один для того, чтобы выбить нож, и два других по одному каждому из нападавших для того чтобы,  оглушив, сбить с ног и уже не видеть, как они будут подниматься, пока он будет уходить. Нож он не стал поднимать, он ему не был нужен.  Аркадий лишь отряхнулся, как будто стряхнул с себя грязь, вообще то не существующую, и пошел дальше своей дорогой. При этом каждый из ударов он сопровождал словами «Уно», «Дуэ», «Тре»

                IV

Аркадий не без основания предполагал, что о его связи с Полиной никто не знает. Он с особой тщательностью скрывал это, и на это было целых две причины, и обе они непосредственно связаны с его работой.
Аркадий Францевич Климчук являлся сотрудником спецслужб Советского Союза. Будучи завербованным и пройдя специальную учебу и подготовку в учебном центре под Киевом, он выполнял задания, сформулированные непосредственно Москвой. Союз велик, поэтому структура организации и управления разведывательной работой предполагала наличие подготовительных центров в каждой из пятнадцати союзных республик. При этом в самой России, ввиду ее необъятных просторов от границ со странами Европы до Камчатки, и от Северного Ледовитого океана до границ с азиатскими странами, Китаем, Монголией и другими, несколько таких центров. Непосредственно же постановкой задач, планированием и разработкой операций, сопровождением и контролем за их исполнением, занималась сама столица – Москва. Такая постановка вопроса исключала всякие недоразумения. Все планировал центр, и за все отвечал тоже центр.
В пределах Союза и в странах социализма у Аркадия уже были задания, и он их успешно выполнил, особо себя ни в чём не проявив, и поэтому был не очень замечен.  Задание в Африке по своей значимости и сложности, по сути, было для него первым серьезным испытанием,  его первой серьезной работой.  И надо же было тому случиться, что именно сейчас все с самого начала пошло как-то не так.  Не так, как планировали в Москве, не так, как представлял себе в своем, может быть, еще юношеском воображении Аркадий, то ли в силу скупости и неточности, предоставленных информаторами и резидентами, отчетов, то ли в силу их недостаточно добросовестной обработки.  Но ситуация в стране, куда был заброшен Аркадий, во дворце президента, где он теперь работал, личность президента, его характер, привычки, наклонности предстали перед Аркадием в несколько ином виде, и все сразу пошло не так. 
Страна встретила его не тем радушием и гостеприимством, как ему обещали. Администрация президента забраковала его дресс код, в котором он предстал на первом занятии, и ему пришлось полностью сменить свой костюм, а затем совместно с президентом лично выразили неудовольствие его молодости и, как им показалось, обязательным следствием этого должна быть неопытность. На каждом этапе пришлось импровизировать и доказывать, причем на деле: свою профпригодность, как педагога, способного работать даже с самим президентом; так и разведчика перед Москвой.
Но не это сейчас было для Аркадия главным. Главное состояло в том, что он почувствовал реальную опасность за свою жизнь. Ту опасность, которая дышала ему в спину, которую он чувствовал своим нутром, каждой клеткой. Работать в такой ситуации никак не входило в его планы.
Конечно, он был превосходно информирован об опасностях его профессии, но как бы она опасна не была, неожиданности исключались вовсе или минимизировались. Если можно так выразиться, опасность тоже планировалась, так же, как пути их обхода или вовсе избежание.  При исполнении задания на первом месте стояла безопасность.
Опасность, где она? Он её не видел. Он знал, что она есть, но где-то пряталась от него. Её кто-то создал для него? Кто-то спланировал? Но кто? А может это просто плод его фантазии. Может быть, чувства его просто обострились с появлением в его жизни Полли? Теперь, когда она рядом, он испугался, как никогда, за себя и прежде всего за нее.
И все же это было второй по счету причиной, по которой он так тщательно маскировал свою связь с Полиной. Первая же состояла в том, что его профессия разведчика не позволяла, а если быть еще более точным, категорически запрещала подобного рода связи. Сотрудник должен быть непременно женат или быть замужем, если он женского рода. Таковым и был Аркадий. Но так уж устроена жизнь, так уж получилось, что последний год они уже не жили вместе. Она знала мужа, как инженера авиамеханика, работа которого связана с частыми служебными командировками. Они расстались, и она ни на что не претендовала.
Возбранялись связи не только на стороне, а в первую очередь с сослуживцами и, особенно при выполнении задания, если это не было предусмотрено легендой. В противном случае можно было угодить под трибунал или быть уволенным за профессиональную непригодность. Причиной этого служило то, что ты мог в любой момент получить приказ о ликвидации того, с кем ты так опрометчиво вступил в связь и увлекся. Этого могли требовать обстоятельства, таковы уж особенности этой работы. В этой ситуации жалость не лучший советчик.  Неисполнение приказа, лишь потому, что тебе стало жалко, для тебя означало, как правило – смерть, как бы жестоко это не звучало.
Все это относилось и к вступлению в дружеские отношения. На работе любить и дружить категорически запрещено.



                ШОК

- Что ты здесь делаешь? Иди домой! – сказал я Аркадию.
- Я убил человека, и поэтому я здесь.
- Я помню это: их было трое, один из них с топором в руках, и первым также напал один из них, ты защищал себя. Все были живы, но потом один из них умер. Судили тебя, и тебе дали семь лет.
- Судья так и сказала: «Если бы убили тебя, судили бы их, а так тебя».
- Я не верю в то, что это было умышленное убийство, - сказал я, - а еще, ты не любишь наркоманов.
- Они все говноеды, но что это меняет? – и это был не вопрос, а скорее утверждение.
- Не знаю, - ответил я, - скажи мне, что было на суде и потом, после суда?
И он ответил:
Находясь на подписке о невыезде уже в течение девяти месяцев, и собираясь на суд, я был в некотором затруднении. Что мне на себя одеть? Идти в спортивной одежде, как большинство предстающих перед судом преступников: грабителей, бандитов, наркоманов, убийц. Это их униформа.  Я же, цивилизованный, интеллигентный человек,  пойду в обыденной повседневной одежде, в скромной, чистой и опрятной.  Я открываю створки шкафа и взираю на свой гардероб. Никогда я не был падок на яркие этикетки и громкие имена всемирно известных дизайнеров. Всю одежду и обувь покупал себе сам и ту, что мне непременно нравилась, или заказывал в мастерской индивидуального пошива. Но все же я был приверженцем стремительно меняющейся моды и поэтому на суд я пошел в белоснежной сорочке Consul, черном костюме от украинского дизайнера Воронина, итальянском галстуке и пошитых на заказ туфлях модной сейчас удобной колодки. Это и была моя повседневная одежда.
Мне было чуть больше сорока лет от роду, в звании полковника я был уволен со службы, состоял на пенсии по выслуге лет и инвалидности, назначенной в результате полученный контузии, и меня обвинили в умышленном убийстве при превышении пределов необходимой обороны.   Статья 118 УК Украины,  при максимальном наказании – лишение свободы на срок до двух лет.  Учитывая наличие множество смягчающих мою вину обстоятельств, я должен выйти из зала суда с условным сроком отбывания наказания. Поэтому дома меня ждали мои родственники и накрытый по этому поводу праздничный стол.
Судья открыла заседание, представила прокурора, ранее не принимавшего в заседаниях участия, и обратилась ко мне с вопросом.
- Подсудимый, у вас нет отвода к вступившему в процесс прокурору, - в ее вопросе звучал диктуемый ею мой ответ.
- Это уже третий прокурор, Ваша честь.
- И последний, сегодня мы заканчиваем процесс, и я оглашу приговор.
- Но она такая молодая, вряд ли она сумеет вникнуть в существо дела.
- Я достаточно хорошо знаю ваше дело, - огрызнулась совсем молодая прокурорша, - У меня засосало под ложечкой, у меня появилось предчувствие, чего-то неожиданного и плохого.   Но что я мог сделать?
- На ваше усмотрение, Ваша честь, - сказал я, - Как вы решите, я возражать не стану.
- Прокурор допущена к процессу, - заключила судья, - Начинаем прения сторон. Слово предоставляется стороне обвинения.
Молодая прокурорша встала, взяла в руки лист бумаги с машинописным текстом и стала читать обвинительную речь, лишь иногда поднимая голову от листа бумаги.
Теперь мое предчувствие приобрело реальное очертание. С первых же слов прокурорши я понял, как я влип.  Потом я не раз анализировал эту ситуацию, и убежден, что тогда я поступил правильно. Отвод молодой прокурорши мне ничего бы не дал. Во-первых, на это нужны основания, а во-вторых – другой прокурор прочел бы тоже кем-то заготовленный текст обвинения.
- Обвинение, еще раз изучив материалы дела, пришло к заключению, что ранее предъявленное обвинение по статье 118 УК Украины не соответствует материалам дела, и обвинение должно быть переквалифицировано на обвинение по статье 121 часть вторая: умышленное тяжкое телесное повреждение повлекшее смерть потерпевшего, - далее перечислялись причины и мотивы принятия этого решения.
Я с недоумением слушал эту чудовищную речь, и думал о том, что за праздничный стол я сегодня уже, пожалуй, не сяду, отчего в груди у меня сделался комок.
Уже через полтора часа со сроком лишения свободы семь лет меня в наручниках вывели из зала суда и запихнули в воронок. В клетке, где с трудом усаживалось на двух деревянных скамьях по пять человек локоть к локтю, напротив друг к другу, уперевшись коленками, уже было двенадцать человек.  Двое из них стояли между коленками, присев на чужие коленки, потому что стоять в полный рост не позволяла крыша клетки. Меня подвели к ней тоже.
- Сержант, здесь уже нет места, - сказал я.
Он молча спустил с поводка немецкую овчарку, через мгновение я был уже в воронке, и металлическая дверь клетки была за мной закрыла. Я не забыл этого сделать и место мне нашлось.
Ноги затекли уже через десять минут, спина стала ныть. Вокруг меня были чужие люди, преступники. Все они стали курить.
- Можно потерпеть и не дымить пока мы едем,  - сказал я.
- Привыкай, папаша.  Хороший у тебя костюмчик. Не по месту. Тебя что со свадьбы взяли?
- Почти, - ответил я.
- Терпи и не дави мне так сильно, держись на ногах, - кого сейчас волновала моя инвалидность, да и курить не перестали.
Стало невыносимо жарко, и дышать было совсем нечем. Я стал терять представление о происходящем, когда меня вывели из воронка, меня хватил эпилептический удар. В себя я пришел только в камере, лежа на полу на матрасе.
Я открыл глаза и не сразу сообразил, где я нахожусь. Глухое темное помещение без окон. Тусклый свет от лампочки по оргстеклом, вмонтированного  в стену иллюминатора. Потолок низкий, голова едва его не касается, когда стоишь на ногах. Потом мне пояснили, что изолятор временного содержания, где я сейчас находился, разместился в цокольном этаже старинного здания. На девять человек, сейчас находившихся в помещении, было только четыре нары, остальные пятеро заключенных разместились на матрасах на полу, таким образом, что весь пол оказался занят.   Встать было уже некуда, кроме места, где была параша - прямо по центру одной из стен помещения и над ней кран умывальника. Матрасов на полу помещалось только три, и поэтому спали по очереди. Парашу заключенные обвешивали простынями на конях – плетеные веревки, которые сержанты, заходя в помещение, тут же  срывали.
Я в шоке. Состояние изумленного, ничего не понимающего ребенка, лишенного родительской опеки и помещенного в глубокий колодец, из которого теперь никогда не выбраться. У меня дикие глаза. Потом я много раз видел такие глаза, впервые попавших сюда заключенных.  Это состояние, как правило, длится не менее трех суток, некоторые не выходят из него и вовсе до конца срока отбывания наказания.
Кроме нас в камере живут две крысы, три мыши, тараканы пруссаки и большие черные, много клопов. Слава Богу, меня клопы почему-то обошли стороной, но я видел много сокамерников, когда, проснувшись, они обнаруживали на себе дороги по всему телу от многочисленных укусов.
Заняться нечем, раз в сутки на полчаса выводят во дворик на прогулки.  Сюда не попадает солнце и можно только постоять на свежем воздухе, места ходить нет, и то это происходит не каждый день. Читать невозможно, темно.
Через семь дней меня этапом отправили на централ. Я думаю о моих родных, как они там, без меня?
Ах, чуть не забыл, о телевизоре в камере не было и речи, как нет и розетки, куда его можно бы было включить, или хотя бы вскипятить чаек.
Нет ничего. Только куча времени и горы безумной тоски.