Глава четвертая

До празднования Первомая оставалась всего неделя, но настроение Клемента Петровича Плятта, полковника КГБ, начальника отдела «Маскировки и диверсионной работы в условиях интенсивной городской застройки» было явно не праздничным.
- Михалыч, не томи, давай режь правду-матку, два раза не умирают! – ревел Плятт, сорокасемилетний холеный военный своему заму, непосредственно руководящему операцией.
- Ворон задание выполнил, Клемент Петрович, но не все гладко, он пропал, на связь не выходит.
- Как пропал? Ты понимаешь, что ты говоришь?
- Понимаю, ищем.
- Из под земли достань.
Предыдущая операция подобного рода, проводимая отделом, была с треском провалена. Москва была недовольна. Лично генеральный секретарь был недоволен. Звезды тогда полетели не только в Москве. Многие были просто с треском уволены. Повторение подобного было равносильно смерти.
Это было в Азии. Спецслужбы проморгали военный переворот. К власти пришла военная хунта, поддерживаемая ЦРУ. И теперь повсюду хозяйничали военные из НАТО. Пришедший к власти местный диктатор был решителен, и сдавать назад позиции явно был не намерен. Это был провал всей работы за пять лет в этой стране, миллионы выброшенных народных денег, провал работы всего КГБ СССР. Второго провала уже не простят. Исключено.
- Задействовали все силы Клемент Петрович, найдем.
- Найдите, живого или мертвого, найдите, сутки даю. Не мог же он сквозь землю провалиться. Сутки, - ревел полковник, - не найдете сразу, не найдете вообще. Ляжет на дно и ищи свищи. Давай докладывай подробности.
- Ворон задание выполнил полностью. Объект ликвидирован, условный сигнал повстанцам передан. Но передал не сам. Окно открыл секретарь президента и был убит, зачищен нашим снайпером.
- Ворон нас вычислил? – спросил Плятт.
- Или это роковая случайность.
- Не верю я в случайности, - огрызнулся полковник, - не могу верить, не имею право. И вы давайте исключайте случайности из своей работы. Уже наработали, хватит, - не унимался он, - Бьюсь об заклад, что он и через парадный вход не выходил.
- Совершенно верно. Ворон переоделся в униформу служащего и вышел через служебный выход.
- Вот видишь, - вскипел Плятт, - случайности! Какой на хрен, случайности. Он нас вычислил. Похоже парень не промах. Или стрелок подвел?
- Исключено. Стрелок неоднократно проверен. Участвовал во многих операциях, и везде проявил себя, исключительно точно выполняя задания.
- Так что же сейчас? Бабка сглазила? Зрение потерял?
- Секретарь был одет в точности, как Ворон. Спутать, глядя через прицел, мгновение, было легко. Стрелок понял это уже после выстрела и сразу доложил о своей оплошности.
- Представляю, что теперь творится. Что пишут.
- Это самое неприятное.
- Говори.
- Трубят в один голос, что это рука Москвы.  Президент умер после посещения его русским учителем, русский пропал. Убит секретарь президента. Причины неизвестны. Москва от комментариев отказывается.
- Вот мы с тобой получим эти комментарии. Полные штаны наложим, как получим.
- Есть и хорошие новости.
- Говори.
- В целом все идет по плану. Управление страной восстановлено. Правительство работает. Ситуация под контролем. Готовимся к выборам.
- Ну, да, если не считать то, что если бы Ворон был зачищен, то шумели бы мы, обвиняя ЦРУ и оппозицию,  а так все козыри оказались у них. У тебя все?
- Пока да.
- Принеси ка мне папку на Ворона. Ступай, - зам вышел.
Плятт помнил этого парня, как помнил и то, что именно он настоял на выборе его кандидатуры при отборе исполнителя акции. Парень не подвел, но они его недооценили. Иногда дубоголовый ценнее умного, но дубоголового не пошлешь к президенту, тут нужен с головой, такой как Ворон. Где-то они его не просчитали.
Зашел Михалыч с личным делом на Ворона, прижав его к себе, как бы ни желая расставаться. 
- Давай его сюда, - Михалыч протянул дело полковнику. На обложке было написано: Морриган, позывной: - ворон.
- Морриган, что за зверь такой? Почему ворон?
- У Скандинавов – Морриган - это бог смерти в облике ворона.
- Улетел твой ворон. Нету! Ищи теперь его! Где он?!
- Есть сообщения, сказал Михалыч, - его видели.
- Где?
- Есть предположение, что он убит.
- Убит? Кем, где?
- Его видели в униформе служащего, отъезжающего от дворца через минут сорок после акции на грузовике, скошенного очередью из автомата.
- Грузовик нашли?
- Нашли. В нем много следов крови, но ворона нет.
- Выбросили где-нибудь. Знаю я этих африканцев. Выбросят, как падаль, помощи оказывать не будут. Обыщите дорогу.
- Ищем.
- Жаль парня. Сумел уйти, уже этим проявил себя. С другой стороны – хлопушка выстрелила! А хлопушка стреляет только один раз, второй раз ее не заряжают, хотя и жаль парня. Надо было быть семи пядей во лбу, чтобы нас расшифровать, все-таки первое серьезное задание, - сказал Плятт, - На дело, отложи пока, и продолжайте поиск.
Кто был для системы Аркадий Францевич Климчук, один из армии, пожалуй, тысяч пять не менее разного сорта молодых людей, в основном мужского пола, хотя среди них были и девушки, и в последнее время таковых становилось все больше и больше. Среди них были люди разных профессий, разных национальностей, не похожих друг на друга не только внешне, но и характерами, темпераментом, привычками, умственными способностями, социальным происхождением и теперешним положением.
В каждом конкретном случае отбиралась группа кандидатов на выполнение той или иной акции, состоящей человек примерно из двадцати. Затем уже из этой двадцатки руководство определяло исполнителя и дублера. Кто был дублером у Аркадия, он знать не мог и не должен. Плятт сам указал на него, когда Михалыч отложил его в сторону, и вот теперь возникли сложности, он его не досчитал, недооценил. Надо подумать, что с этим делать, как с этой паршивой ситуации вытянуть выгоду. Надо подумать. Надо было все-таки почитать личное дело.
- Принесите дело Морригана, - сказал он работнику по кадрам по внутреннему телефону, и когда дело было у него, прочитал, что Аркадий имеет высшее филологическое образование, его мать преподаватель русского языка и литературы в школе, отец его столяр-краснодеревщик. Служил в армии, потому что закрыли военную кафедру в институте, где он учился и его призвали. И именно здесь в армии он был замечен как неординарная личность, способная к аналитическому мышлению, быстрой ориентации в обстановке, мгновенному принятию решения. Инициативен, морально устойчив, коммуникабелен и честолюбив. Начитан, эрудирован, - читал он дальше, - женат, детей нет, с родителями поддерживает дружеские отношения.  Разборчив в друзьях, любит животных, коллекционирует трубки, курит трубку.   Разборчив в алкогольных напитках, предпочитает коньяк, пьет умеренно и т.д. и т.п. «Если парень объявится, - подумал Плятт, - что с ним делать? Посмотрим. Время покажет. Если живой, пойдет под трибунал. Хотя, ни живой, ни мертвый он не должен здесь объявляться. Его уже нет, он нежилец».
Полковник вернул дело на его место.  «И хватит думать об этом парне». Теперь он прокрутил в своей голове – сколько ж сил и средств было потрачено вот уже в течение более десяти лет работы в этот Африканской стране. Сколь болезненным и долгим было внедрение. Страна была интересна Союзу, как с политической точки зрения, так и с военной и экономической. Всеми возможными способами в страну внедрялась агентура. Резиденты направлялись как непосредственно, так и через другие страны в виде беженцев. Непосредственно из Союза направлялись военные атташе со специалистами различных рядов войск и вооружения, торговые военные и иные представители, члены экспедиций по разработке месторождений, изучению флоры и фауны, научные работники, медики, учителя и т.д. Не одна сотня таких специалистов  работала в стране. Все было под прицелом Москвы.
Потом восстание повстанцев, руководимых Москвой, и к власти пришел президент Метью. Потерять все это никак нельзя.

Аркадий живой, но тяжело раненный лежал в канаве и ясно видел Полину. Это было видение в его больном сознании. Он видит, как держит в своих руках пучок собранных им разноцветных трубочек  толщиной с карандаш. Он подходит с ним к Полине, смотрит ей в глаза и в каждый ее кулачек вкладывает по несколько трубочек. Трубочки согреваются теплом ее рук и, о чудо, прямо на их глазах из каждой трубочки вылезают сначала острые кончики листиков, а затем сам цветок первоцвета. Полина смотрит на них с удивлением, радостной, светлой и очень теплой улыбкой. Потом переводит взгляд на Аркадия и говорит ему.
- Тебе холодно дорогой?
Он замерз, лежа в канаве. От потери крови его взял озноб. Он хотел пошевелиться, но не мог этого сделать.  «Это всего лишь сон, - подумал Аркадий, - Полина мертва. Он сам видел, как она упала, как подъехала скорая и полиция, как ее увозили покрытой вместе с головой. Так увозят только мертвецов».
Потом наступили сумерки. По дороге уже проехало несколько машин, но его никто не подобрал. Те, кто видел его, лежащего в крови, не хотел впутываться в это, те же, кто возможно и проявил бы гуманность, мог его просто не заметить.
Днем над ним кружилась стая африканских аистов марабу. Потом стая совершила посадку невдалеке от него. Они ходили совсем близко, но не решались подойти и заклевать его, чувствуя, что он не мертвец.  Наступили сумерки, и стая улетела, но теперь появились шакалы. Они тоже хотели поживиться. Голодные они ходили еще ближе, чем марабу. Аркадий отчетливо слышал их тявканье. Один из шакалов, тот, что самый смелый, а может быть голодный подошел к его ногам. Сначала он ходил в метре от него, потом ближе, и, наконец, осмелев, обнюхал его ботинки, и, ухватив за один из них, потянул к себе. Аркадий, от прикосновения зверя, пошевельнулся и шакал, испугавшись, отскочил прочь. Переняв опыт отважного зверя, осмелели и другие члены стаи шакалов. И если бы не рассвет, не известно, чем бы все это закончилось. Теперь на рассвете снова прилетели аисты. Они отогнали прочь шакалов и уже теперь также совсем близко подошли к Аркадию, готовые заклевать его своими длинными клювами. Они ходили возле него и ждали его смерти. Их скрипучие крики Аркадий также различал. Он попытался даже открыть глаза, но это ему пока тоже не удавалось. Его кидало в жар, его бил озноб, и он по-прежнему был один в этом бесчеловечном мире.
Аркадия подобрали местные крестьяне, ехавшие на повозке, запряженной мулом, и отвезли его в расположение полевого госпиталя, расположенного вблизи одного из поселений, развернутого под флагом гуманитарной помощи Европейских развитых стран.
По счастливому стечению обстоятельств Полли работала именно в этом госпитале, но сейчас ее здесь не было. Она уехала в Москву на три дня на экскурсию, и сейчас ее просто не могло быть здесь. Аркадий сразу был помещен в реанимацию, ему сделали операцию. У него было два ранения, одно на вылет и не опасное, другое же опасно. Пуля была у него в груди и его оперировали. Он еще не пришел в сознание, при нем не было документов, его трудно было узнать, потому что он был не брит и грязен. На его пальце по-прежнему был перстень. Крестьяне, попытавшие его снять, тоже не смогли этого сделать. Они забрали его башмаки и кепку.
Полли в это время была на Красной площади в Москве. Она любовалась Кремлем, собором Василия Блаженного. Она посетила мавзолей В.И.Ленина. Их всей группой пропустили без очереди, растянувшейся на сотни метров. Полли и представления не имела, насколько она мертва. Ей было хорошо, она была счастлива от увиденного и сожалела только лишь о том, что его нет рядом. Она ждала его завтра. Завтра он должен был появиться, так он обещал, для того, чтобы поехать в Киев, для того, чтобы навестить его родителей.
Войдя в самолет, там еще — в Африке, она уселась в кресло возле прохода. Потом возникло какое-то оживление, пассажиры смотрели в иллюминаторы  и обсуждали приезд скорой и полиции.
При входе в самолет ее встретил человек в черном. Рядом с ним стоял манекен молодой девушки, как ей показалось, похожей на нее, как строением тела, так и одеждой.  Она на все это не обратила внимания, а стюардесса разволновавшимся пассажирам от приезда скорой и полиции объяснила, что сминается сцена кинофильма. На летном поле она действительно видела  что-то снимавшего оператора. Полли же история никак не интересовала. Она думала об Аркадии, о своем побеге от таких же людей в черном, как и тот, что стоял с манекеном.  Хотя во всем этом ей показалось что-то странное и необъяснимое.
После экскурсии их кормили в одном из Московских ресторанов, который назывался «Славянский базар». Все было вкусно. Она пила вино, слушала русские песни, смотрела русские национальные танцы, а потом направилась в отель.
На следующий день снова, будучи на экскурсии, Полли ждала появления Аркадия, но пока его еще не было. И тут в экскурсионном автобусе она услышала рассказ одного из таких же, как она туристов, приехавших с ней из Африки, о том, что ему ночью удалось слушать радиостанцию «Голос Америки». У него был свой радиоприемник, где сообщали о том, что:
- Президент Метью умер от сердечного приступа.
- Умер? – удивилась Полли.
- Да, умер, но не только это обсуждают в средствах массовой информации всех стран. А еще то, что в это же время был убит выстрелом из спецназовской винтовки секретарь президента прямо в кабинете президента через окно.
- Что еще? – вырвалось у Полли.
Она знала, что Аркадий в тот день давал президенту уроки русского языка и после урока должен был ехать в аэропорт и двумя пересадками лететь в Москву, чтобы с ней встретиться.
- Еще распространяется информация о русском учителе, который был в кабинете в момент смерти президента, но потом он пропал.
- Пропал,  - переспросила Полли.
-  Вы его знаете.
- Нет, что вы.
- Но, как стало известно, его, переодетого в костюм служащего, видели в кузове грузовика, сраженного автоматной очередью, - Полли упала в обморок.
Когда она очнулась, автобус стоял без движения. Ее осматривал врач, на ее лбу было мокрое полотенце.
- Очнулись, - Полли хотела приподняться, -  лежите, лежите. Все хорошо, это просто обморок.
- Ну, вы и напугали нас.
- Вы очень впечатлительны.
- Да, да, - подтвердила Полли, - со мной всегда так. И она вдруг расплакалась.
- Успокойтесь, что вы.
- Сейчас мы едем в отель, вы там отдохнете, и все будет хорошо. Вам сейчас надо отдыхать, - сказал врач.
В отеле Полли легла в постель и ревела. Счастье было так близко, в ее руке. Аркадий не появился, а значит это, правда. Может быть он ранен?  Его увез грузовик сраженного автоматной очередью. Она знала как это опасно, когда автоматной очередью. Надо все же надеяться, что он живой. Я вернусь домой и буду его искать. Люди в черном, они хотели иметь о нем информацию. Пусть приходят. Что она может им сказать нового. О нем пишут в газетах. Она его потеряла. Она сама бы теперь хотела знать, где он. Завтра домой. Не домой, а в Африку, к месту ее работы и проживания. Она будет его искать.   «Я найду его, - так думала Полли и плакала».
Она помнила все вечера, когда он к ней приходил. Каждый раз, с самого первого его прихода, он сказал.
- Я бы хотел оставить тебе немного денег, - ее это очень удивило и даже несколько оскорбило.
- Я не могу взять денег.
- Я прошу тебя, - смущаясь, сказал он.
- Но почему?
- Я не могу тебе этого объяснить, - так было предписано его инструкцией, если он все же решил посетить женщину по причине удовлетворения своих потребностей, непременно заплатить, - Просто я должен так сделать. Я делаю это, совсем не желая тебя оскорбить, я от души и желая поделиться тем материальным, что у меня есть в достаточном количестве.
- Я верю в твою искренность, но мне право неловко.
- Прошу тебя, - и он оставлял деньги каждый раз, уходя от нее, причем старался это делать незаметно, просто оставляя  деньги на комоде на не очень заметном месте. Она привыкла к его чудачествам и это ее не оскорбляло. Полли безмерно ему доверяла в искренности его действий.
«Пусть он чувствует себя мужчиной, она не против, да и деньги не были для нее лишними. Теперь она могла не экономить на своих нарядах, и будет тратить деньги и на себя тоже, чтобы ему было всегда приятно на нее смотреть, и чтобы от нее всегда хорошо пахло. Она будет кормить его ужином, чтобы он не был голоден. Пусть будет так, как он хочет. Что же теперь? Где он? Жив ли? Не нуждается ли в её помощи. Конечно, нуждается. Он ранен или убит? Быстрее на работу, надо навести справки, не поступил ли куда раненный больной. Она будет искать его. Я найду его, я обязательно найду живого или мертвого. Лучше живого. Я выхожу его».


Михаил зашел к полковнику для очередного доклада и после окончания его спросил.
- Что будем делать с Полли, Клемент Петрович?
- Что можно делать с мертвым телом, - удивился полковник, - отправить на Родину. Сопровождайте…, ты что первый раз что ли?
- Она жива, Клемент Петрович.
- Как жива? -  присел на  стул полковник, - как жива, - ревел он.
- Вы были у министра, и я не имел возможности согласовать с вами, мы внесли корректуры в операцию с Полли и не ошиблись, в ее устранении нет необходимости. Ворон погиб.
- А если нет?
- Он задание выполнил, и имитация смерти Полли сделала свое дело. Он нашел в себе силы от нее освободиться и выполнить задание. Она свою миссию выполнила.
- Как вы это сделали?
- Мы столкнули с самолета манекен, и он поверил. Все было под контролем.
- Пойдешь под трибунал.
- Победителей не судят.
- Уж очень ты стал смелым.
- Прошу прощения за вольность, Клемент Петрович.
- Так что ты хочешь?
- Самолет летит назад. Прошу разрешить не задерживать Полли. Пусть летит назад.
- Ладно. Иди.

Полли вернулась в Африку. Здесь многое поменялось за эти дни. По улицам ходили вооруженные повстанцы. Кругом были развешены предвыборные плакаты. Выборная компания стартовала. Противоборствующие стороны  социалисты и демократы активизировались. Уже работали социологи. Изучалось мнение граждан. Страна бурлила. Здесь в этой африканской стране сошлись в схватке две системы: социализм и капитализм, власть Советов и демократия.  И теперь после потери популярности Метью силы могли быть почти равными. Этого боялась Москва, но это устраивало ЦРУ!  Лидер демократов был достаточно популярен в народе, чтобы его не воспринимать всерьез.
Полли утром следующего дня вышла на работу. Она твердо решила, она сразу же начинает поиск Аркадия. Аркадия живого или мертвого.
Госпиталь тоже поменялся. Палаты были расширены, потому что сюда стали поступать раненные. Это не была гражданская война, но оружие иногда стреляло, и появлялись раненые.  Полина обходила палаты, и один из раненных привлек ее внимание. Он был очень похож на её Аркадия. Но это не был тот красавчик с белым лицом, в белой рубашке и черных брюках, ухоженными волосами на голове, цепочкой на шее, часах.   Взгляд её упал на кисть его руки, это была правая рука, а левая  под простыней. Полли поправила простынь и отчетливо увидела кольцо, его кольцо, кольцо Аркадия. Это был он! Полли вновь, уже второй раз за неделю, что с ней никогда не было, потеряла сознание. Когда её привели в чувство, она объяснила это переутомлением в поездке в Москве. Она знала, что он здесь. Теперь она спокойна. Надо взять себя в руки и не выдать себя.
Аркадий еще не пришел в себя и Полли чаще, чем к другим заходила в его палату. Когда она поняла, что он вот, вот придет в себя, она вызвалась вне очереди на ночное дежурство. Ночью он пришел в себя. Он открыл глаза, увидел Полли и сказал:
- Полина!?
- Вы ошиблись, я Полли.
- Где я, что со мной, это сон?
- Вы в госпитале, все хорошо. Вы слегка ранены, но теперь все хорошо, вы поправитесь.
- Это сон?
- Нет, это не сон.
- Но Полина умерла! Это сон.
- Нет, это не сон. И никто не умер. Вам что-то приснилось, - и она приложила палец к губам, давая ему понять, что надо молчать.
Аркадий закрыл глаза, он решил, что это все таки сон. Прошла минута, как он решился вновь их открыть. Но когда открыл их, Полли рядом не было. Полли оставила его и наблюдала за ним из-за двери. Пусть придет в себя.
Аркадий уснул. Под утро Полли снова к нему зашла. Он лежал с открытыми глазами и с удивлением на нее смотрел.
- Как мне тебя называть, - спросила она, поправляя ему подушку.
- Пока никак, я сам назовусь позже.
- Хорошо, дорогой.
- Я видел, как ты погибла.
- Здесь что-то не так, дорогой, или это сон. Я жива и здорова.
- Это было тогда, когда ты вошла в самолет.
- Это была съемка фильма.
- Так ты была в Москве? - удивился Аркадий.
- Да, дорогой. Я была на Красной площади и в Мавзолее. Мне пора уходить.

Аркадия посетили люди из департамента, он все еще был небрит и плохо узнаваем и он назвался другим именем и беженцем. Сославшись на плохое самочувствие, Аркадий попросил прийти позже.
- Вам надо привести себя в порядок, сестра, - позвал служащий департамента, - нельзя ли больного помыть и побрить.
- Завтра мы это сделаем, - ответила сестра.
- Сделайте это с утра, сестра. В обед мы придем снова.
Аркадий погрузился в сон, ему необходимо было выспаться.
Вчера умер его сосед по койке. Между ними произошел такой разговор.
- Мне совсем нехорошо, - сказал сосед, - я думаю, остались считанные часы.
- Не думай так, приятель.
- Наркотики мне уже не помогают, у меня все болит.
- Надо увеличить дозу.
- Она уже предельная. Мне снятся сны те, что снятся перед смертью. Я знаю.
Вечером ему стало легче, но утром его уже не стало.
- Обо мне писали газеты, три года тому назад. Я был героем. Я умру, и никто обо мне не вспомнит, - говорил он, - Мы с тобой почти ровесники, я старше тебя совсем не на много и мы похожи с тобой. Я умру. Ты поправишься, и будешь жить.
- Надо сообщить твоим родственникам.
- У меня никого нет. Я сирота. И меня никто не вспомнит.
- Но о тебе писали газеты. И это останется в газетах.
- Да, обо мне писали, но кто их читает, старые газеты?
Для Аркадия это была подходящая кандидатура для того, чтобы сменить своё имя. Сосед умер и Аркадий забрал его паспорт, часть одежды и деньги. Теперь он имел документы и если кто-то захочет проверить его, он всем скажет.
- Обо мне писали в газетах, читайте старые газеты.
Но он не будет ждать, когда его спросят, здесь об этом говорить нельзя. Ночью он собрался и ушел. Он исчез, его не стало. Он прошел пешком до ближайшего населенного пункта, хотя это было ему тяжело сделать, но он преодолел эти несколько километров, сел на утренний автобус, людей было еще мало, и уехал в направлении границы. Он решил двигаться от одного населенного пункта до другого на автобусе, и не привлекать к себе внимания.
Полли, придя утром и не обнаружив Аркадия на  месте, не очень удивилась, хотя и расстроилась. Она ожидала чего-то подобного. Аркадий все же решил не брать её с собой. Все пошло не так и он не хотел ею рисковать. Он пришлет ей телеграмму, и она приедет к нему тогда, когда он будет в безопасности.
Автобус катил по бездорожью, по африканской степи, равнине, за ним клубилась пыль, и автобус ехал достаточно быстро. Аркадий вспомнил дом, где он жил с родителями, где он родился, окончил школу с золотой медалью, один в классе, потом институт. Родители гордились им, он не доставлял им хлопот, ровно, как и его  сестра, которую он боготворил. Он очень любил своих родителей. Для него это были святые люди. Его мать и отец, его сестра. Теперь они, пожалуй, тоже о нем думают. Он не дает о себе знать, и они в неведенье, где он и что с ним. Может быть, ему нужна их родительская помощь. Аркадий пока не мог дать о себе знать, пока он не вернется, они ничего не будут о нем знать, но он знал, что его ждут в отличие от того парня, чье имя он теперь присвоил, которого никто не ждал и никто не жалел о его смерти, и это Аркадия согревало и придавало ему силы.
Он вспомнил школу, тот случай, когда по-настоящему проявился его характер. Тогда в школе ввели правило ношения спортивной формы на уроках физкультуры.  Каждый должен был приобрести себе кеды, футболку,  спортивные трусы и трико. Его родители одели его во все новое, и он стоял в строю, как новая копейка, но таких, как он оказались единицы и основная масса стояла в строю в обычной одежде, кто в чем ходил в школу. Учитель, выразив недовольство неисполнением распоряжения и не очень разбираясь в причинах, почему не все выполнили распоряжение, а причина была в том, что не все из-за материальных трудностей могли сразу этого сделать, дал команду ползать всем по полю.  Тогда Аркадий снял свою форму, надел брюки и белую рубашку, в которой он пришел в школу и встал в строй со всеми.  Учитель, видя такую демонстрацию, все же поменял свое решение и заставил всех бежать по кругу по школьному стадиону. Теперь Аркадий вспомнил об этом товарищеском поединке. Потом он вспомнил другой эпизод. Это было уже после окончания института, когда его призвали в армию, и он служил в мотострелковой части. Была зима, снег и гололед. Они ехали на БТР, навстречу им двигался автобус. Дорога была узкой, и БТР практически съехал на обочину, но водитель автобуса все же не удержал автобус на дороге.  Автобус просто стащило в кювет дороги и потащило по склону к обрыву. Чудом автобус задержался на краю обрыва.  Двери автобуса оказались практически над пропастью. Возникла паника, но водитель не стал открывать дверей.
Аркадий приказал водителю БТР спуститься по склону в сторону автобуса, но тот отказался, следуя инструкции. Тогда Аркадий вытолкал водителя со своего места, сел за рычаги управления, съехал по склону, и его понесло, но он сумел, маневрируя, съехать так, что оказался впереди автобуса, зацепив автобус на буксир, ему удалось его вытащить.
На Аркадия был составлен рапорт, нет ни на поощрение, на нарушение инструкции, и ему грозил военный трибунал. Вот здесь его и заметили и предложили служить в органах КГБ. Выбора практически не было, и он согласился. Это была не вербовка, это был отбор по деловым, волевым и иным качествам.
Он по-прежнему ехал к границе, пересаживаясь с автобуса на автобус, и вскоре достиг ее.

В пограничном городе был небольшой аэропорт местных авиалиний. Он изучал расписание. Здесь же висело и расписание вылетов из столицы, в том числе и в Москву.
Составив время вылетов и прилетов Аркадий определил, что если ближайшим рейсом вылететь в столицу, как раз успеваешь к вылету в Москву. И он решил поменять ранее предполагаемый им план возврата, что называется на перекладных, и быстро добраться до столицы Союза.
Он подошел к кассиру, который сделала по его просьбе запрос о наличии мест, и взял билет до столицы страны, в которой он пребывал и наложил бронь  на вылет до Москвы.
Билет он возьмет уже там в аэропорту. Он решил действовать открыто по тому паспорту, с которым он приехал. Главное это делать неожиданно, быстро и стремительно.
Теперь он летит над Африкой назад все то расстояние, которое проехал автобусами  по чужому паспорту. Где теперь Полина? Как жаль, что он не может вызвать ее в аэропорт. Она будет совсем рядом. Но он не может ею рисковать, она стала ему очень дорогой.
Потом он стал думать о том, правильно ли он избрал свою профессию, а если говорить точнее, это профессия избрала его, его, обладающего теми свойствами и качествами, которые подходили для этой профессии.  Теперь под гул самолета он думал о том, существует ли патриотизм, настоящий патриотизм, как таковой? Когда на Родину идет враг, и ты идешь её защищать, при этом ты просто исполняешь свой долг. И не важно, что при этом делают другие, твой друг, твой сосед, важно, что это делаешь ты. В обыденной, повседневной жизни, однако ж, у нас зачастую происходит так, что мы во всем обвиняет правительство, сами же при этом остаемся в стороне.
Самолет произвел посадку, и он сразу понял, что его встречают. Это были его соратники, он сразу это понял, среди них был и консул.
- Аркадий Францевич?
- Да, это я.
- Вы забронировали место в самолет до Москвы?
- Вы хорошо осведомлены.
- Это не было трудно, нам надо побеседовать.
- О чем?
- Вы бросаете рабочее место и возвращаетесь домой, хотелось бы знать причину этого поступка.
- Я был ранен в перестрелке. Показать?
- Не надо.
- Я недостаточно окреп и хотел бы долечить свои раны. И это все, далее я отчитываться, не намерен.   Дорогу, господа.
- Вы должны пройти с нами.
- Я буду в здании, и буду ожидать свой рейс, и вы не посмеете меня задержать.
- Мы будем звонить в Москву.
- Да, пожалуйста, я буду вам очень благодарен.
Аркадий слегка отстранил сотрудника, загораживающего ему проход, и тот не сопротивлялся, и прошел в здание аэропорта.


АЛЬБИНОСЫ

В компании Антона, и вообще в этой хате я пробыл всего пять дней, когда мне объявили, что с третьего этажа меня переводят в цокольный этаж, в маленькую хату. Я как мог этому сопротивлялся, не понимая своей выгоды. Здесь в этой хате мне уже было все понятно, а что меня ждет там, в другой, я не знал.
- Заходи, Аркадий, - оказывается, меня здесь заочно знают и ждут.
- Здравствуйте.
- Тебе привет от Михалыча, - я делаю недоуменные глаза, от Кудрика, - теперь я в изумлении.
- Валеры?
- Да, от Валерия Михайловича, он жил в этой хате, он теперь уже на свободе, наказание заменили на условное.
В новой хате темно, окна выходят во двор прямо на уровне асфальта и закрыто листом плоского асбеста, всего на расстоянии 30 см. от тройной решетки окна и поэтому свет едва попадает в помещение.
- Скоро дадут свет, и тебе будет легче ориентироваться.
В хате прямоугольной формы, где всего двенадцать квадратных метров, вдоль стен расположились три двухъярусных пальмы (нары). В хате шесть человек, все по нарам, хотя потом это количество доходило до тринадцати, когда спали и на полу и по очереди на одной наре по три человека. Отопления нет, батарея не работает, окно не остеклено. Летом очень жарко и потому работает оконный вентилятор. Он работает и зимой, воздуха не хватает, к тому же все в хате курят. Зимой обогреваемся теплом своих тел.
Когда включили свет, я, наконец, рассмотрел Сашу-смотрягу, парня 27 лет, все его тело было ослепительно белым.
- Ты откуда, Саша? – спросил я его.
- Я из Ялты.
- Из Ялты, - переспросил я, - Ты не любишь загорать? Ты такой белый.
- Почему же, очень люблю.
- Так в чем же дело? Загар к тебе не пристает? – надо мной уже стали смеяться, - Объясни мне.
- Я здесь в хате безвыездно вот уже почти три года, - и видя недоумение в моих глазах добавил, - Не удивляйся так, вон Николаич, - и он показал рукой на пожилого сокамерника, - Он из Севастополя, и катается уже восемь лет в ожидании приговора.
- Восемь лет? – моему изумлению не было предела.
- Осваивайся, и не думай о том, что ты скоро отсюда выйдешь.
И действительно, прежде чем меня осудят, отправят в колонию для отбытия срока наказания, я пробыл здесь полтора года и сам стал альбиносом.

;