Англия моими глазами. Ч 2. Встречи на туманном Аль

      

           Поскольку, очевидно, в названии моего творения оказалось больше букв, чем положено, поясняю, что полностью оно звучит, как- "Встречи на туманном Альбионе"             


И так


                В ЛОНДОНЕ


Сейчас сожалею, что не описал свое путешествие сразу после возвращения. Конечно, уже значительно стерлась острота всех ощущений и впечатлений, калейдоскоп которых сначала до того заполнил меня, что дневниковые записи первых дней представляют собой какую-то мешанину. Поэтому постараюсь кратко передать основное, чем был занят в Лондоне, приводя выдержки из дневника.


"Утром проснулся полдесятого. Хозяева не будили меня до самого последнего. Оставалось полчаса до приезда моего гида и Джон постучался в дверь.  Я быстро принял душ. Бриться, оказывается, своей бритвой я здесь не могу. У них – трехфазная система и нужен переходник. Пришлось побриться своим станком. Навыков нет  и потому - порезался. Джон посочувствовал и обещал к вечеру купить мне другой станок – безопасный.


Сели завтракать. Он оказался очень простым: кукурузные хлопья, залитые молоком и кофе. Типично шотландский завтрак: как потом выяснилось, Джон был  выходцем из Шотландии. А его супруга – Пене Лопи Линекс – уроженка Уэльса. Приготовление такого завтрака, как вы понимаете, занимает 2-3 минуты. Вообще, где бы я не жил, приготовление пищи в семье всегда занимало самое большое 15 минут.

Ведь все, что покупается там в магазинах, это уже наполовину готовое, полуфабрикаты. А микроволновые печи, удобные газовые и электрические плиты позволяют довести их до готовности очень быстро. Так что они во много раз меньше тратят времени на готовку.

У них даже в кассах задержек почти нет. Мне показалось, что кассиры и считать-то, наверное, не умеют. Дело в том, что абсолютно на всех товарах, продуктах, упакованных в тончайший целлофан, есть закодированная цена, нанесенная особым способом. И специальным устройством, вроде микрофона на конце шнура, идущего от кассы, эта цена считывается. Достаточно приложить к этому небольшому квадратику, состоящему из полосок, и на кассе загорит стоимость. Так, за какие-то секунды кассир перебирает все твои покупки и сразу вежливо говорит общую сумму для оплаты. Количество касс обычно столько, чтобы и на выходе никогда не было скопления людей. Все продумывается до мелочей. И любому посетителю просто приятно, когда его обслужат быстро, вежливо, с максимальными удобствами. Пакеты, к примеру, бесплатные  есть, если ты забыл дома сумку. Да они еще такие, что вот уже несколько месяцев не могут порваться у меня дома в Бурятии. Добавьте сюда самый надежный и вечный двигатель прогресса во всем – конкуренцию. Будешь хуже  и с меньшими удобствами обслуживать покупателей – быстро прогоришь, или, точнее, обанкротишься, так как покупатель пойдет в соседний магазин, где сервис, улыбки, качество и быстрота.

Простите за отступление, но, думаю, что это тоже все для вас, уважаемые читатели, интересно. А сейчас прежде, чем отправиться из дома Джона Стюарта, опишу немного этот дом.

Весь обвитый зеленью с красной черепичной крышей, он особенно ничем и не выделялся на этой тихой, зеленой улице Хиллвей. За ним, как собственно, и за каждым домом, находился небольшой садик перед террасой. От соседей эти садики отгорожены небольшими деревьями, цветущими в это время огромными белыми цветами. Название не запомнил, да они все равно были на английском языке.

Дом, как говорил, двухэтажный. Это – типичный дом в Англии. И следующее типичное расположение внутри.
На первом этаже  небольшая прихожая, из которой ведет коридор на кухню. Из этого коридора вправо две двери. Одна в комнату дочери – Джулии (Юли), вторая – в гостиную, где стоят музыкальные инструменты жены, фортепиано и виолончель, а также много книг в шкафах. Влево – тоже вроде коридорчика – вход в душевую, туалет и небольшую кладовочку.

Второй этаж. Такой же коридор. Над душевой находится ванная с другим туалетом. Направо также две двери – спальня супругов и комната сына Хамена. Над кухней – кабинет Джона с компьютерами, множеством книг, телефоном. А над прихожей, где работает секретарша Джейн, другой кабинет, поменьше, в котором работает Джон. Без секретаря ему просто не обойтись. Даже простая перепечатка с магнитофонных кассет, которые он привозит из поездок многими десятками, представляет много работы. Вот и тогда, в Бурятии, помню, он их записывал с разрешения собеседников.

Я все поражался: вот тебе и свободный писатель! Дома – ни минуты покоя: звонки, звонки. Со всего мира! Оставались последние недели до Всемирного конгресса, на котором он полностью готовил секцию географии и экологии. Представляете, какой гигантский объем дел был у него! Поэтому, Джон мне не мог уделить какое-то время, даже нескольких часов подряд. Подготовил  программу и запустил ее, лишь изредка по телефону вылавливая меня на минуту в очередном городе Англии и интересуясь моим самочувствием и делами.

В первые дни меня, честно говоря, немного обескураживало Джоново отсутствие в моих странствиях, но после, на конгрессе, я понял, что иначе он и не мог. А на конгрессе наговориться, наобщаться времени уже было достаточно. Собственно, он на это и рассчитывал.

А тут, в первое же утро, сидели с ним, завтракали и тут раздался звонок. Зашла русская девушка в длинном платье. Джон познакомился с ней и представил мне. Зовут ее Аней. Ей 19 лет. Она закончила первый курс Оксфорда, родом из Москвы. Ее родители выехали оттуда, когда она училась в пятом классе. Джон нашел ее через своих друзей, и нанял в качестве гида на все мои первые дни в Лондоне.

Они долго обсуждали программу на эти дни и, наконец, «с благословением» Джона, мы отправились. Во время завтрака заглянула жена Джона, веселая, улыбчивая, познакомилась со мной и исчезла вместе с машиной. Она – профессиональный музыкант, виолончелистка. Тоже известна далеко за пределами своей страны. Дважды выступала в Москве, на конкурсах имени Чайковского. И тоже чрезвычайно занятый человек.

Сейчас, перед конгрессом, они даже выселили из дома своих детей, Джулию и Хамена (19 и 20 лет), сняв им комнату на другом конце Лондона. Чтобы ни они детям, ни дети им не мешали. У супруги тоже приближался какой-то ответственный международный конкурс…"

Я не могу, к сожалению, сейчас подробно, хронологически, вспомнить эти первые дни. Поэтому буду давать наиболее запомнившееся, стараясь не упускать детали.

Первое утро, помню, было яркое и солнечное. Да и вообще, Джон не раз потом говорил, что я будто бы привез им из Сибири прекрасную погоду. Только передо мной стоял холод с дождями. А сегодня и все последующие дни, пока я был в стране, стояла теплая, жаркая погода. Почти ежедневно приходилось менять и стирать свои рубашки, потому что к вечеру они становились солеными.

И пошли мы с моим гидом к ближайшей станции метро «Ачвей», чтобы попасть в центр. Аня то и дело останавливала меня у древних домов, рассказывая, чем они достопримечательны. Встретились сначала тысячелетняя церковь, из которой выходил народ со службы, затем древнейшая публичная библиотека. Мне было интересно абсолютно все: и дома, и люди, и двухэтажные автобусы! Иногда мы останавливались для того, чтобы я сфотографировал что-то. Везде вдоль улиц стояли невысокие, максимум в три этажа, длинные дома, разбитые на квартиры так, что каждая квартира имела свой вход, свое крылечко. За домом находился, хоть маленький, хоть крошечный, но садик, куда можно выйти отдохнуть, послушать птиц, которых везде было много. Это я наблюдал почти везде и в других городах. И даже рядом с центром Лондона у сестры Джона,  Маргарет, в таком же садочке пели скворцы! Разве не удивительно?

Еще вот что забыл. С первого вечера удивила чистота и прозрачность воздуха над Лондоном. И ни разу после я не видел знаменитых лондонских туманов.
Оказалось, эти знаменитые туманы уже давно ушли в область добрых сказок, которые современные папы и мамы рассказывают своим малышам. 20 лет назад правительством был утвержден Закон о чистоте воздуха. И были применены такие механизмы защиты от вредных выбросов, что всем предприятиям, загрязняющим атмосферу, стало гораздо выгоднее применять и постоянно вводить все новое и новое оборудование для очистки воздуха. Одновременно весь город почти буквально отмывали улицу за улицей. Сейчас осталось домыть кое-где, есть возможность для сравнения.

И воздух теперь над столицей Англии один из чистейших по сравнению с другими столицами мира. Свидетельствую сам, что не наблюдал там смогов, а наоборот, ночью видел чистейшие звезды и огромную, ярко желтую луну. И это тоже не менее удивительно и поучительно. В смысле опыта человеческого. Ох, как не хватает сейчас нам элементарного здравого смысла, элементарной заботы о будущем – хотя бы о детях! Нет никакого секрета уже для всего мира и, надеюсь, для нас, в том, что мы уже успели нахозяйствоваться на своей шестой части суши так, что скоро и деваться некуда будет. Уж кажется, чего неясного в том, что Байкал – это прежде всего реки, впадающие в него. А реки – это леса, находящиеся в их водосборных бассейнах. И в самую первую очередь, как от чумы, надо избавляться от этих гигантских рубок в регионе Байкала! Может быть, только самый минимум, научно обоснованный, восстанавливаемый постоянно. Что как воздух, необходимы скорейшие разработки и внедрение нетрадиционных источников энергии, требуемой для существования людей в регионе, а не наращивать интенсивно в каждом районе количество новых кочегарок на угле.

Мы уже не имеем права повторять (!) американский опыт с озером Верхним! Печальный опыт почти его полной гибели и реанимации. Природа не прощает никаких вмешательств и нарушений законов существования. Тысячи, десятки тысяч раз доказывается эта истина! И дай бог нам силы пока хотя бы стабилизировать экологическую ситуацию в стране, в частности в Байкальском регионе. Иначе, как сказал, наш уважаемый писатель В.Г. Митыпов, выступая в прошлом году с Джоном по телевидению: «нас проклянут наши внуки и мы перевернемся в своих гробах!». Кто может это сделать, от кого это зависит? Сейчас, мне кажется, мы знаем.

Вернемся к Джону, в его симпатичный, относительно спокойный Лондон.
     В первые три дня по жестко запланированному графику прошли все мои встречи с четырьмя ведущими молодежными организациями. Особенно хорошо запомнились встречи и переговоры в «Союзе студентов-лейбористов» и в «Обществе друзей планеты». Несмотря на большую занятость его руководителей, встречи шли столько времени, сколько было нужно. Сначала они, по моей просьбе, подробно рассказывали о структуре, характере и основных направлениях их деятельности. Аня переводила. Затем я кратко сообщал, кто я и чьи интересы представляю.  Далее говорил об этих интересах. Затем просматривали рекламный фильм о Байкале и обменивались необходимой документацией. И все это в дружелюбной атмосфере с обязательным кофе или ланчем.

В центре межкультурного образовательного обмена довольно живо заинтересовались перспективой школьного обмена с нашей республикой, о чем мы еще прошлой осенью говорили с бурятским министром образования Намсараевым С.Д.. Обещали содействовать.

Мне повезло и в один из эти дней с группой итальянских учителей я посетил часть школ. Все они были государственными. Как выяснилось, 97 процентов общеобразовательных школ – государственные, бесплатные, начиная с конца тридцатых годов. И абсолютное большинство студентов из университетов Кембриджа, Оксфорда, Манчестера заканчивали эти школы. А стипендия студентам платится тем больше, чем менее состоятельны их родители! Это потом несколько раз подтвердилось, когда я жил в общежитии Манчестерского университета и  беседовал  там со студентами. Аня тоже закончила рядовую лондонскую государственную школу, поступила в Оксфордский университет и ее стипендия составляла 300 фунтов стерлингов в триместр (не семестр, а триместр – 8 недель). 300 фунтов, это на наши 3000 рублей.

Во всех школах применяются все последние достижения прогресса. Удивила высокая оснащенность компьютерами. Численность классов была небольшой, 12-15 человек. Мы посещали уроки английского языка, математики, рисования, физкультуры и т. д. Занятия зачастую проводятся на открытом воздухе. Например, по физической, культуре, географии, рисованию. Заметно больше внимания уделяется гуманитарным дисциплинам, являющимися кирпичиками фундамента общей высокой культуры в Англии. Это и музыка, и художественная графика, и языки. Например, Ане на аттестат зрелости пришлось сдавать немецкий, русский, латынь и древнегреческий! Представьте, в рядовой английской школе! И каков задел.

Многое еще было интересного в городских школах Лондона и это требует отдельного рассказа. Рассказа о принципах обучения, об оценках знаний, о системе подготовки и поступления в ВУЗ. Аня в этом смысле оказалась для меня просто кладом. Очень многое мне удалось узнать от нее и записать. Потом были и другие школы: начальная – в деревне Адели, несколько школ в городе Шеффилде. В этом же городе побывал  я в районном отделе образования. И, наконец, была секция образования и культуры на конгрессе.

В свободное от посещений и встреч время мы с Аней осматривали и знакомились с основными достопримечательностями Лондона. Британский музей, дворцы, известные площади – Трафальгаоская, Пикаделли, Тауэр, Букингемский дворец, парламент и. д. По ходу понравилось даже вот такое. Подходишь к переходу через улицу, нажимаешь на столбе кнопку. Этим вызываешь зеленый свет себе раньше, чем это включит автоматика!

Метро. Оно, конечно, ни в какое сравнение не идет с нашими московскими подземными дворцами. Чуть не в центре города можно спуститься по металлической винтовой лестнице. Неширокие переходы, победнее вагоны. Вход в метро стоит в среднем один фунт (10 рублей). Против нашего пятачка дороже в 200 раз. Но лондонское метро оправдывает себя, приносит прибыль владеющей компании и развивается его сеть. Оно, кстати, в три раза, примерно, сложнее (трехуровневое) московского. А московское, как мы знаем, не только не окупает само себя, а существует на дотациях государства (слышал, до 27 миллионов рублей и съедает большую долю бюджета Москвы). Поневоле задумаешься о соразмерности стоимости перевозок, взятой из естественно развивающейся экономики у них и искусственно насаженной  у нас.

И такое же положение, если взглянуть на другие цены. Продукты  все дорогие. Булка хлеба стоит 43 пенса (4 руб. 30 коп.) литровая упаковка молока 38 пенсов (3 руб. 80 коп.). И так  все, что от природы, полученное на земле. А вот достижения технического прогресса, наоборот, значительно дешевле. Например, видеомагнитофоны (плейер) видел стоимостью в 47 фунтов, цветные телевизоры – 120-140 фунтов. Относительно дешевле простые машины. Есть, конечно, и очень дорогие. Есть и магазины, престижные, куда ходят покупать состоятельные люди.

Здесь хочу дать всем совет, всем, кто соберется за рубеж. Одни и те же вещи, одной и той же марки и фирмы могут иметь разные цены в центре города и на окраине, в столице и в периферийных городах. С этим обычно и пролетают наши туристы.

       (Вставка. Примером могу послужить я сам. Расскажу об одном анекдотическом случае. Закончился тот Всемирный конгресс и мы с Джоном вернулись ночью на его машине в Лондон. Ночью, потому что в одной частной школе подводного плавания Джон брал урок, который был назначен под утро (часа в три). Приехали домой часов в 10 и легли поспать.

       После обеда, проснувшись, я вспомнил, что у меня дома, в Союзе, сгорел мой черно-белый телевизор и я стал упрашивать Джона отпустить меня за покупкой нового цветного телевизора. Английских фунтов, выплаченных мне за участие в конгрессе и за доклад в Институте славянских народов, как я считал, помня их цены на оргтехнику в других городах, должно было хватить. Да еще мой друг постарался и помог получить еще триста фунтов от какого-то фонда, еще там, на конгрессе.  На следующее утро мне предстояло выехать уже назад на паром и мой Джон сначала категорически  не хотел меня отпускать. Видимо просто не хотел рисковать и опасался, что я могу потеряться, заблудиться. Я настаивал и доказывал ему, что заблудиться тут невозможно, тем более, что с собой были такие хорошие карты города и метро, да и с Аней – гидом в первые дни я уже хорошо ориентировался сам. Джон сопротивлялся, позвонил дочке Джулии. Мы какое-то время подождали, пока не выяснилось, что она не сможет приехать. Дело уже продвигалось к вечеру и, наконец, он сдался и отпустил меня, наказав быть осторожным.

Я выскочил из дома, бегом припустил до ближайшего метро (было около километра) и, с пересадкой добрался до центра Лондона. Вышел из подземки на Оксфорд–стрит (оксфордская улица), на главной торговой улице Лондона. Забежал в один, другой большие магазины, но нет, не работают у нас в Союзе продаваемые там телевизоры! В последнем магазине продавцы сказали, что дальше по улице будет очень большой маркет, где, возможно, я куплю то, что мне надо. Еще сказали, чтобы я поторопился, так как в 6 часов вечера все магазины в Лондоне закрываются. Время показывало 17-30 и я снова бегом понесся по той улице дальше и вдруг остановился!
 
Я узнал стоящий передо мной гигантский супер магазин! Почти месяц назад мне Аня показывала его, как достопримечательность. Забежал туда и сразу по эскалаторам вниз, на второй подземный этаж! Помню, что где-то там была всякая техника. И – точно! Нашел сразу отдел телевизоров! Вежливые японцы, сами продававшие свою продукцию, назвали две марки, которые работали в нашем Союзе. Я выбрал поменьше, так как с большим было бы неудобно в поездке. Принесли, открыли коробку, чтобы убедиться в комплектности. Я, не зная даже просто как включить эту иностранную технику, попросил их это сделать. И по их удивленным и растерянным  лицам понял, что что-то сказал не то! Лишь позже до меня дошло, что в том магазине вообще было не принято проверять! А именно так ведь и было расценено.  Поняв, что сделал что то не то, я попросил выписать чек на этот Панасоник и оплатил  350 примерно фунтов. И еще прикупил небольшую магнитолу (радио и магнитофон в одном) фунтов за пятьдесят. Вернувшись к Джону домой, я попытался включить и настроить этот телевизор, но ни я  и ни Джон этого не смогли сделать. Не смог его настроить и муж его сестры Рэдж, к  которому меня вечером увезли, так как сам Джон утром вылетал в свою очередную творческую поездку и не мог меня проводить на поезд. «Ноу инжиниэринг!» - разводил он беспомощно руками. Ну да ладно. Суть не в этом.               

Следуя обратным поездом, я как-то вечером, проезжая Берлин, стоял в коридоре и курил в открытое окно. И  ко мне подошел из соседнего купе красивый с открытым и прямым взглядом негр. Подошел, поздоровался на хорошем русском языке, представился. Он был студентом института Дружбы народов в Москве. Полуутверждая, спросил.

- Ты, вероятно богатый человек?
- Да ты что. Совсем наоборот! Ответил я.

На это он ответил фразой, примерно означающей « не вешай лапшу на уши», и добавил.
- Я же видел ты еще по парому таскался с коробками. (Я и правда таскался, так как за один раз весь свой багаж, включавший большой чемодан, заплечную сумку, коробки с телевизором и магнитолой, рюкзак, набитый  подарками от Джона, его семьи, его сестры с мужем, от Ани-гида с мамой, не мог перенести и приходилось делать это за два раза или просить кого-то помочь). Что на тех коробках написано?
- Не смотрел, не знаю….
- Там написано "Сэфиджис"! Это – самый богатый магазин в Европе! Там покупают только о-о-чень богатые люди! Ты бы этой же марки телевизор на другой улице мог бы купить в два раза дешевле!
Меня как мешком по голове ударили! «Ничего себе! Вот это залетел! Вот дурак! ». И я забегал по коридору туда сюда, бормоча себе самому проклятия! Студент негр, смотрел, смотрел на мои бегания и спросил.
- Что случилось?
- Да дурак, - говорю – можно ведь было еще видик купить!             Тогда еще эти видеомагнитофоны было почти невозможно приобрести  у нас в Союзе. Видя мое расстройство, студент сочувственно произнес.
- Слушай, я попробую тебе помочь купить этот видик в Москве. Деньги то еще иностранные у тебя остались?   У меня действительно, оставалось еще фунтов девяносто.

Проговорив с моим новым знакомым  чуть не до утра в его купе, мы условились встретиться утром в 9 часов через день после приезда у посольства его страны Ганы, от которой он и учился у нас на агронома. Так все и произошло. Через день после приезда к 9 утра я добрался до посольства. С моим знакомым студентом были еще два его друга. Сели все в такси, причем таксист, получив сразу на руки стодолларовую бумажку, выключил счетчик. И мотались мы по московским «Березкам» (тогдашние валютные магазины для иностранцев) целых полдня. Но нигде не смогли купить мне видеомагнитофон за мои девяносто фунтов:  нарождающиеся наши новые алчные русские в несколько раз накручивали цены даже в этих магазинах. Там, в Англии, я видел в других городах стоимость тех видиков до 20-30 фунтов! В Москве, когда я вернулся, мой друг из Балашихи, сказал, что я ненормальный раз везу такие покупки в коробках, что сейчас и за сто долларов убивают,  и срочно все переупаковал, обернув небольшой телевизор и магнитолу материей и обвязав веревочками. Насколько была тогда напряженной обстановка в столице говорили мне еще следующие факты.

Мои знакомые по конгрессу относительно молодые парни москвичи, ехавшие в одном вагоне и видевшие мою кучу багажа, помогли на Белорусском вокзале сесть в такси и строго наказали, чтобы, когда я приеду в Балашиху, не подъезжал к своему подъезду. Потому, что таксисты, увозившие с этого международного поезда пассажиров с грузом, были наводчиками и ночью мог быть налет. Я тогда так и сделал и, проследив, что мой шофер, всю дорогу материвший Горбачева и его окружение ("Горбач всех сгорбатил…"), скрылся за поворотом, быстро перетаскал вещи в подъезд друга…

Когда мой товарищ провожал меня во Внуково на самолет, он только помог донести вещи до регистрации и сразу же убежал, так как этого времени тогда хватало, чтобы успеть снять колеса с его старенького Москвича….

Довез я тогда тот телевизор до своей деревни на севере Бурятии, держа его на соседнем пустом кресле в самолете, на коленях в автобусе!... Утром после приезда проснулся в своем небольшом доме, поглядел на тот небольшой японский телевизор, стоявший на тумбочке и подумал «Ё-моё! Вот с этой коробочкой я тащился с другой, чуть не противоположной части земного шара и она одна (!) стоит дороже моего дома в два раза!...» . Такой оказалась его цена тогда в переводе на рубли. Но я не обижаюсь. Так, попечалился тогда немного и бросил! Подумаешь, что купил его в самом богатом магазине Европы! Он того стоил, так как почти двадцать лет работал отлично без всяких ремонтов, также как и магнитола. Все таки  качество тоже было на высочайшем уровне! Вот такой был мой личный опыт, который рассказываю своим друзьям, как анекдот).

Да, вы спросите о доходах? Как же зарабатывают англичане? Мне было ближе учительство, поэтому подробно спрашивал только их. Годовой доход среднего учителя (у них говорят о годовом) - 17-18 тысяч фунтов стерлингов. Директора школы – до 20 тысяч. Труд учителя считается престижным по сравнению, допустим, с трудом рабочих заводов и фабрик, где средний заработок (годовой) 12-14 тысяч фунтов. Официант в Макдональде, кафе, ресторане при хорошей работе получает до 150 фунтов в неделю. Вот и считайте сами.

Следующая запись в дневнике – осмотр с Аней Тауэра – бывшей тюрьмы для высокопоставленных лиц. Здесь когда-то отрубили голову Марии Стюарт, королеве Шотландии по указу ее родной сестры Елизаветы - I. Кошмар! Наш самый жестокий предок из царей, Иван Грозный, своих жен просто заточал в монастыри, а у них было в моде, например, у Генриха VIII, рубить головы…

Дальше, как достопримечательность, осмотрели королевские конюшни, где сохранены все кареты королей (королев) за большое историческое время. В огромном зале их было собрано столько, что это было больше похоже на музей. Отдельно у входа стояла огромная самая роскошная  карета, покрытая позолотой! На ней, как оказалось, королева ездит один единственный раз в жизни - в день коронации.

Не довольствуясь фотографированием со стороны, я попросил тогда разрешения у стоявшего рядом полицейского сняться самому рядом с каретой. Полицейский разрешил, предупредив только, чтобы не прикасался,  и внимательно за мной наблюдал, когда я перелазил ограждение и стоял рядом с ней, пока Аня фотографировала…

Затем подошли и осмотрели сам Букингемский дворец королевы и ее семейства. Роскошный, конечно, как и сама карета. Обнесен фигурной металлической оградой, которая на воротах переходит в настоящее произведение искусства. У ворот дежурила охрана, полицейские в большинстве  женщины. Внутрь никого не пускали. Многочисленные туристы толпились у ограды, разглядывая часовых в медвежьих шапках. Придворцовая площадь была вся в цветах. И этот дворец с комплексом всех сопутствующих зданий сохраняется в неизменном виде столетия. И образ жизни королевской семьи, владеющей им, сохранен тоже в неизменном виде. Хоть и обходится все это государству недешево, англичане бережно поддерживают свою национальную святыню…

В отличие от нас, просто тайно расстрелявших своего последнего монарха вместе с женой, дочерьми и малолетним сыном…

Зашли в небольшую закусочную. Аня заказала мне там мяса и еще чего-то. Я попробовал сфотографировать, но через Аню работники этой закусочной попросили этого не делать. Оказывается, они приняли меня за конкурента, собирающегося их дискредитировать! Вот она - действительная жизнь. Было приятно наблюдать за артистической работой этих трех парней, выходцев из Ирана. В этой крошечной закусочной, рассчитанной на 3-4 человека, кухня располагалась прямо за прилавком и пища готовилась на глазах посетителей. Интересной конструкции печь с вентиляцией, на которую при мне, отрезав от висящей тут же в потоках восходящего холодного воздуха болванки спресованного мяса, бросили тонкий его пласт. Через пять минут его завернули в горячую хлебную лепешку и подали с вежливой улыбкой. Вместе с бокалом кока-колы это стоило 2,5 фунта. На наши рубли – умножайте на десять. Когда мы выходили – хозяева поблагодарили, подарили красивые салфетки и сказали, что надеются видеть нас еще раз у себя…

      … На одной из улиц недалеко от Трафальгарской площади я услышал громкую красивую музыку. Похожую на музыку старинных музыкальных шкатулок. Спрашиваю Аню – что это? Она засмеялась“Пойдем”! Оказалось, что это был  фургон с мороженым! Бог ты мой! Там было несколько десятков его сортов! И отовсюду бегут детишки, малыши тянут за руки мам…Как не отнекивался, Аня заставила меня попробовать одно из них…

Запись от 13-го июля.

«Заняты оба просто ужасно. Бросили сегодня меня на кухне утром, сами за работу. Джон – за телефонные звонки по всему миру, жена – за виолончель. Ежедневные репетиции просто необходимы, ничего не поделаешь».

Позавтракав в одиночестве, решил постирать свои рубашки. Но Пенелопи, увидев это, забрала все и сказала, что на это есть машина и что попозже она постирает вместе с рубашками Джона. Сдался. Вышел на террасу со столиком и стульями, покрытыми пластмассой.  Это, вероятно сделано для защиты от дождей, т.к. терраса открытая. Перед ней раскинулась лужайка, примерно, 15 x 30 метров, покрытая травой и цветами. Посреди лужайки на тоненьком металлическом столбике высилась кормушка для птиц. На ней дрались два скворца. А тоненькая ножка-подставка, вероятно, от кошек. Воздух был напоен ароматами цветов. Дышалось очень легко. Утром орали коты и спросонья я решил, что нахожусь дома. Но первое движение на необыкновенно мягкой постели и взгляда на висящие на стене картины напомнили, что я в заморской стране, совсем в другом мире…

      … В один из дней, кажется в тот, когда за мной приехали сестра Джона с мужем, чтобы забрать к себе в выходные дни на загородную виллу, я узнал, что в десяти минутах ходьбы от дома Джона находится кладбище с могилой Карла  Маркса! Вот это да! Конечно, я побежал туда, захватив фотоаппараты, хоть времени до нашего отъезда было уже совсем мало. Вход на это кладбище знаменитостей стоил один фунт. Расспросив привратника, нашел вышеназванную могилу. На высоком гранитном постаменте стоял бюст Карла Маркса, вернее только его голова, увеличенная в 5-6 раз, сильно отличавшаяся от тысячи раз виденных портретов. Сначала я даже растерялся – он ли это? Прочел надпись: Карл Маркс, Элеонора Маркс, Дженни Маркс.  Его жена и дочь тоже похоронены здесь... Сомнений нет – это они! До-о-о-лго стоял у могилы и не мог отделаться от мысли: неужели здесь лежит тот самый человек, который мир людей своими идеями расколол надвое?! Расколол на две взаимно ненавидящие  и взаимно уничтожающие  друг друга части…  Неприятно поразила видимая неухоженность могилы, отсутствие цветов. Минут за двадцать пока там был мимо прошла лишь одна пожилая пара. Я обратился к ним с просьбой сфотографировать меня. Они оказались туристами из Соединенных Штатов. Узнав, что я из России, очень захотели со мной поговорить. Но, извинившись, я ушел, так как времени уже не было…

В один из вечеров, следуя программе Джона, в доме появился его сын Хамен. Это был высокий, ростом с отца, худой и застенчивый молодой человек.  Застенчивость его была от того, что он не мог мне что-то подробно объяснить и прямо-таки страдал от этого! Я все ставил в пример ему отца и говорил, что русский язык ему бы не помешал. Он согласно кивал головой и смеялся! С ним мы отправились в самый престижный лондонский театр под названием «Виктория». Там шел спектакль, наделавший в их культурной жизни много шума. Назывался тот спектакль «Звездный экспресс». Здесь я очень пожалел, что мой английский язык, к сожалению, скуден. Спектакль был музыкальным и все артисты пели. Очень трудно было разобрать слова. Я старался уловить общий смысл и Хамен подтвердил, что догадывался я верно. Но все равно  я был обеднен, если можно  так сказать. А вообще было очень зрелищно и красиво со всевозможными техническими, световыми эффектами. Театр Англии – один из древнейших театров в мире и его естественное развитие сопровождало естественное эволюционное развитие общества. Результатом развития в наше время это и есть театр «Виктория» в центре Лондона. Билеты, как сказал Джон, достать туда было чрезвычайно трудно, за несколько месяцев. Хамен купил мне журнал-рекламу этого спектакля, был очень вежлив и внимателен. Ему 19 лет и он только-только закончил школу. Учиться пока вроде не собирался и искал работу. А Джулия (Юля), его сестра, в прошлом году не прошла по конкурсу в какой-то университет. И в прошедший учебный год жила в Вене, где углубленно изучала немецкий язык, так как будущую свою жизнь решила посвятить изучению и преподаванию немецкой литературы.

… Во всех школах, где я побывал с итальянской группой учителей, удивило, как там много мужчин педагогов. Нашими гидами по одной из школ были три старшеклассницы, которые старались изо всех сил: водили по всем урокам, по всем помещениям и студиям. На уроках родной литературы, различных языков, изобразительного искусства и музыки абсолютное большинство преподавателей были мужчины. Каждый вежливо принимал нас в своем кабинете, показывал, отвечал на вопросы и было совершенно очевидно, что никто специально не готовился. Что это обычное рабочее состояние  без какой бы то ни было показухи.

АДЕЛИ

       Наконец, в последний день первого пребывания в Лондоне, перед обедом приехали к Джону его сестра Маргарет с мужем Рэджем. Она была  чуть младше Джона, очень живая, общительная женщина и очень похожа на него. Было первое знакомство, были ее множество вопросов ко мне, и прямо чуть не до слез огорчения, когда я не мог до конца где-то понять ее. Рэдж тоже не понимал ни единого слова по-русски, но у него, как у профессионального журналиста (Рэдж много лет работает в БиБиСи), были очень развиты способности выразить мысль с добавлением жестикуляции. И мы довольно быстро стали понимать друг друга. Маргарет и Рэдж должны были забрать меня с собой, на «уик энд» (выходные) на свою загородную виллу. Перед тем, как уехать, супруга Джона дала нам небольшой концерт на виолончели. Аккомпанировал ей на пианино подошедший к этому времени Владимир Александер. Они уже много лет выступают вместе. Игра была чудесной, а из репертуара, оказалось,  я кое-что уже слышал. Конечно, язык музыки, особенно классической, не требует переводов. Помню, перед этим Джон меня вежливо тогда попросил не очень то вертеться во время исполнения. Показал он это жестами, что я чуть не расхохотался: ну настоящий ребенок этот Джон!

Затем мы выехали, загрузив мой чемодан с сумкой. Машину уверенно вела Маргарет, не переставая мне рассказывать о достопримечательностях, попадающихся на пути, и одновременно разговаривая с мужем. Было забавно слышать, как Рэдж долго выговаривал ее что-то, а она слабо-слабо защищалась. По-видимому была в чем-то виновна…

Выехав из Лондона по дороге №1 (все дороги в Англии пронумерованы, а их сеть чрезвычайно густа), мы направились на север. Через минут 40 движения на большой скоростью свернули направо и с этого времени ехали чисто сельской местностью. Как потом я понял, ехали специально, чтобы мне показать как можно больше. В пути частенько останавливались в примечательных и живописных местах. Я фотографировал. Погода стояла солнечная. Масса зелени и желтые поля пшеницы перемежались разноцветными домами мелькающих деревень.

Вдруг справа мы увидели множество машин. Рэдж сказал, что надо подъехать. Оказалось, что это было венчание в церкви и в тот момент должен быть выход молодых! Я, естественно, попросил подождать. Мы подошли с Рэджем к церкви (чёч - по-английски). Рядом с воротами стояла старинная карета, запряженная тройкой украшенных лошадей. Рэдж сказал, что это для ритуала, но мне было все чрезвычайно интересно! Раздался веселый перезвон колоколов и все гости и детвора подошли к каменному невысокому забору. Из арки входа в церковь появилась молодая пара. Мы зашли внутрь и увидели как 4-5 молодых девушек ритмично подергивали за веревки, уходившие ввысь к колоколам. Церковь была небольшая, но с высоким расписным и украшенным потолком. Окно иконостаса было выполнено очень красивыми витражами. Почти весь зал заполняли ряды скамеек с высокими спинками. Подошла пожилая тучная женщина и вежливо ответила на мои вопросы. Оказывается, возраст церкви был более семисот лет! И никто никогда не сбрасывал здесь колокола с колоколен, не взрывал эти здания и не делал из них колхозные склады или клубы…В нише стены у входа лежала каменная статуя рыцаря в доспехах. Оказалось, что этот рыцарь когда-то ходил в Иерусалим и поднял первое в истории Англии восстание против безграничной власти короля. Это, как сказал Рэдж, было первым шагом к демократии. Мы не стали дожидаться, когда молодые будут совершать традиционное катание в карете, и поехали дальше.

Через несколько часов остановились на стоянке возле придорожной таверны (паб – по-английски) чтобы перекусить. Можно было сесть внутри здания  в просторном зале, можно на улице. Мы расположились под открытым небом. Через несколько минут все заказанное было принесено вежливой официанткой и мы приступили к обеду. Рэдж еще заказал хорошего сухого вина, от разнообразия которого рябило в глазах. Отвлекли от обеда громкие приветствия Маргарет – она увидела свою сослуживицу, которая подходила к нам. Представилась Татьяной Тертон. Прежняя фамилия – Рубинская. Оказалась – русская! Энергичная, с симпатичным лицом и красивой прической, она сразу атаковала меня расспросами о России! Ее родители когда-то давно эмигрировали а Америку. Отец – какая-то знаменитость в авиастроении. В свое время он был учеником Циолковского, а сам Сикорский был учеником ее отца. Удивительно! Какие интереснейшие встречи готовит мне судьба! Я живо заинтересовался и более подробно расспросил ее об этих фактах, о родителях.

После плотного обеда миссис Татьяна забрала нас с Рэджом в свою машину и весь остальной путь мы уже проделали с ней. С большим удовольствием Татьяна показала нам свой город «Гаден-Таун», в переводе город–сад, сделав для этого большой крюк в сторону. Действительно – сад! Нигде больше я потом не видел такого изобилия цветов и цветущих деревьев!

Дома тоже почти все сплошь были увиты зеленью, цветами. Весь город состоял из частных домов, которые стоили здесь очень дорого. Возле одного мы остановились. Старинный, возрастом более 500 лет, еще с времен колониальной империи, он  удивил своими колоннами и всевозможными лепными украшениями, большим  фонтаном перед ним. Этот дом стоил, как почтительно сказал мне Рэдж, более полумиллиона фунтов! В его голосе чувствовалось почтительное отношение к деньгам.   И это наблюдалось везде и у всех. Деньги тут в очень большом почете. Все строго знают счет каждому пенсу. Попозже еще приведу примеры.

Еще останавливались, когда Татьяна показывала ливанский кедр, который живет более 500 лет. Оказалось, что она после учебы в Штатах лет десять работала и жила в Ливане. А сейчас вместе с Маргарет работала в одной фармацевтической фирме Лондона, снимок которой я тоже сделал, когда проезжали мимо.

Миссис Татьяна вела машину, как мне кажется, еще быстрее Маргарет. Дороги, конечно, не сравнить с нашими. За все время, а проехал  я тысячи, наверное, километров, я нигде не встретил ни ямки! Только в нужных местах лежали «спящие полисмены». У школ, госпиталей они представляли собой невысокие, через всю дорогу, своеобразные заасфальтированные валы. Хочешь, чтобы машина осталась невредима, снизь скорость! Просто и эффективно.

Границы населенных пунктов были почти незаметны. Все казалось, что идет сплошной город, но, оказывалось, что проехали уже три деревни! Промелькнули огороженные участки, я не успел заметить что там? Рэдж сказал, что здесь сеют и выращивают ежевику и за плату люди приезжают ее собирать. Так обходится дешевле, чем покупать на базаре. Везде, абсолютно везде одни и те же механизмы движения и развития в экономике. Вот и здесь, владелец этой земли, которая вероятно по каким-то физическим параметрам непригодна для других культур, никогда бы не занимался этой ежевикой, если бы она не приносила ему доход. Он никогда не назначит цену, равную базарной, и отступление от нее будет ровно настолько, насколько это станет привлекательным остальным людям.

Завершилась наша поездка с миссис Татьяной в деревне Адели. Мы остановились у древней церкви, где через дорогу за лужайкой находился дом супругов Рэджинальд. Такая фамилия была у Маргарет и Рэджа. Там уже хлопотала Маргарет, которая подъехала час назад. Они показали мне мою комнату на втором этаже и мы сразу пошли в сад на ланч. Ланч – это вроде нашего полдника, так называемый легкий перекус.

В садике за столиками уже сидело несколько человек:  пожилая женщина с мужем и трое молодых девушек. Мне, как-то  стало неловко, когда узнал, что они пришли ради меня. Оказалось, что Джон договорился с этой женщиной, директрисой начальной школы, показать мне сельскую школу. А девушки,  занимались русским языком и не прочь со мной поупражняться. Неловкость исчезла после первых же минут: радость общения, искренние доброжелательность и смех быстро растопили мою некоторую заторможенность.

Ну, а с миссис Мил Хеслоп, директрисой, мы сразу нашли общий язык. Ее, как и меня у них, интересовало абсолютно все, что касалось начального образования у нас. Как строится рабочий день? Что преподают? Роль игр? Творчество детишек, как основной стержень всего процесса обучения? И многое – многое другое. Отдельно мы говорили об экологическом воспитании и о неоспоримой роли тут прямого общения с природой (походы, выезды в парки и т. п.). Это у них развито в высокой степени. И странное дело, нам почти не требовался переводчик! Все было понятным, ведь мы говорили об общем. А проблемы? Проблемы тоже есть. Но об этом другой разговор.

После ланча Хеслоп с мужем и Рэдж повели меня в школу. Было только начало вечера. Ну что сказать? Малыши во всем мире одинаковы и творения их в этом возрасте тоже схожи. Есть и игровые комнаты, есть и классы. Только в них столы-парты не стоят рядами лицом к учителю, как наши, а расставлены в круг. Ну и оснащенность, конечно, отличается. На каждых десять учеников – цветной компьютер, на котором они играют и усваивают азы с детства.

В школе у миссис Мил сорок учеников. Разбиты на два класса. Всего три учителя, она - старший. Формального разделения на предметы нет во время урока, но обязательно детишки с 6 до 11 лет усваивают по программе следующее: английский язык, история, география, музыка, искусство (графика, лепка), французский, физкультура, математика, физика (основы).

Формально, как говорил, разделения на уроки нет. Занимаются с 9-15. В 10-30 перемена на 15 минут. После 12-обед и затем с 13-15 до 15-15 еще два занятия. А предметы даются комплексно. И здесь мне показалось, огромная творческая возможность для учителя! Ведь практически на каждом уроке можно постоянно менять подходы, бесчисленное множество импровизаций, а не выполнять строгую и единую программу. К концу осмотра в школу шумно ввалилась группа друзей директрисы и увела нас всех в сельский паб (пивную). Он был здесь вроде своеобразного клуба. По просьбе Хеслоп я оставил на доске мелом свой адрес в Бурятии и русский алфавит с пожеланием ребятишкам добра и счастья.

В пабе все посетители, как только узнали что я из России, сдвинули те насколько столов, образовав один общий, посадили меня во главе и не отпускали часа два. Были сотни вопросов, всяких! (Вставка. Были там и вопросы о Чернобыле, так как у них эта катастрофа вызвала мутацию даже полевых мышей (!) Очень осторожно я отвечал  на вопросы, связанные с руководством страны, а значит, связанных с политикой. Во мне, тогда еще советском человеке, всю поездку сидел не страх, а ощущение какой то невидимой опасности, которая порой исчезала полностью при виде и ощущении к тебе только добра. Сказывалась, вероятно, многолетняя своя социалистическая пропаганда. Сказывались слухи, что за каждым советским туристом «там» ведется наблюдение).

 Меня наперебой угощали всякими напитками. Я не отказывался только от пива, так как оно было отменное. В разговоре участвовало несколько фронтовиков, участвовавших во второй мировой войне. Тех особенно интересовало все, что происходит у нас. И опять от всех ощущалась  только доброжелательность и  участие.

По возвращению из паба Маргарет устроила еще и поздний ужин! Не помогли наши беспомощные с Рэджем возражения, усадила и накормила. Впечатлений сегодня – хоть отбавляй. Надо как-то все это перебрать, зафиксировать и поэтому спать лег часа в 2 ночи. Супруги Реджинальд уже спали…

Да, был со мной небольшой конфуз. В пабе, через час, когда мне уже практически не нужна была помощь переводчицы, девушка, сопровождавшая нас, засобиралась домой. Он у нее находился в двух милях отсюда. Я подумал, что надо проводить, и вышел с ней из здания. Было темно. Она села в стоявшую рядом машину, завела и, махнув рукой,  исчезла. Вот так! Школьница. Машины у них просто как средство передвижения…

Утром был традиционный английский завтрак: яйцо с грудинкой свинины. Все это сдобрено помидорами и салатом из каких-то травок, где папоротник обязательно. Вообще салатов из трав всегда и везде – много. Вкус – не очень, но зато, говорят, сплошные витамины. А к шотландскому (у Джона) завтраку шумный Рэдж выразил свое презрение. Мол, что это за ерунда для мужчины  какие-то хлопья? Мясо надо! С улыбкой, конечно.

Когда сидели и завтракали у окна с видом на лужайку, вдруг дверь в столовую с улицы открылась, и в комнату вошел огромный пес. «Принц! Принц! Умный Принц», - заговорила Маргарет, погладила его. Пес внимательно вгляделся в мои глаза, что-то сообразил в своем уме, и также вежливо удалился…

В этот день я осмотрел ферму. Конечно, невозможно описать все это подробно. Поэтому даю только основные моменты. Альберт Доутин, владелец фермы площадью 770 акров, был пожилым, крепким человеком в возрасте 72-х лет. У него было всего пять рабочих. Один из них сын с семьей. Выращивает пшеницу, содержит небольшое (50 голов) стадо коров и фазанье хозяйство. Он подробно, чуть не полдня, с любовью, возил и показывал нам каждый уголочек фермы. Комбайны, машины, зерноток и т. д. Все – ничего, но по объему зерна по моим визуальным прикидкам он, со своей фермой, со своими площадями, может заменить на ; производство зерна в моем совхозе «Юбилейном»! А у нас там трудится почти 150 человек…
    Один элеватор чего стоит, куда зерно подается прямо с поля. Горячая просушка, резкое охлаждение, подача в отсеки – все механизировано. Все это он демонстрировал, лазил по высоченным лестницам, показывал, рассказывал так, как будто я был большим специалистом… Вот бы тестя моего сюда – несколько раз подумал я. Он – агроном и все это было бы ему очень интересно.

Коты. Заинтересовали меня коты, которые были в зернохранилище. Один похожий на сиамского, доверчиво потерся о мою ногу, что-то мурлыча на своем языке и сопровождал нас по элеватору. Но стоило нам только выйти из него – сразу же вернулся назад. Это, как сказал фермер, специально обученные коты-крысоловы. Долго он развозил нас на своей «тойоте» по полям, рассказывал, показывал. И часто перед машиной пробегали и взлетали … куропатки, - думал я. Оказалось – фазаны! Подвез и к этому хозяйству: более 500 штук под сеткой, почти взрослых, под другой – птенцы. Периодически выпускает на волю подрастающих и к нему съезжаются охотники. Покупают лицензии и охотятся в местных перелесках. Вот так, когда нет почти ни уголка дикой природы!

А техника! И малая и большая. Комбайны он меняет через сезона два-три, покупает более совершенную модель в Германии. Но меня больше всего заинтересовала сенокосилка – принцип резания травы иной, чем у нас. Наконец, далеко за полдень, возвращаемся к дому, где мы оставили свою машину. Фермер пригласил к себе в дом к столу, но Маргарет сказала, что нас ждут на обед дома и мы попрощались. Он написал мне свой адрес и сказал, чтобы я обязательно прислал письмо и приезжал в гости, когда еще раз буду в Англии.

Вечером этого же дня я с Рэджом был на службе в деревенской церкви. Зрелище – захватывающее! Народу было много. С религией у них полная демократия: хочешь верь, хочешь не верь. Веришь – совсем не обязательно ходить в «чеч» постоянно. Но утренняя воскресная служба – для всех.

Священник, одетый в хороший темный костюм, встретился нам с Рэджом у калитки древних ворот. Он только что вышел из машины и помогал какой-то старушке выйти с левой стороны. Рэдж представил меня, гостя из России, и священник познакомил нас с этой старушкой, которая оказалась его мамой. Пока шли по дороге до здания, старушка задала мне массу вопросов, на которые просто не успевал отвечать. Надо же и у такого возраста людей огромный интерес к нашей стране!

В церковь прохошли через служебный ход, так как народу было много. Но преобладали молодые. Все вежливо кивали мне головой, как знакомому, и это удивляло. Вошли. Сели на скамьи с высокими спинками. У ног на полу напротив каждого – подушечка. Я подумал, «для того, чтобы сидеть, кому так удобней». Священник раздал всем книжечки, в том числе и мне, поднялся на кафедру и хорошо поставленным дикторским голосом начал читать по большой книге. Рэдж показал, где это находится в наших книжечках. И я начал следить.

Прочитал одно выражение. Ему ответили все хором другим абзацем. После каждого произносили «Аминь!». Какую-то часть прочли стоя. Затем снова сели… Подошли к какому-то месту, встали все вдруг на колени, подложив подушечки, и слушали только священника, закрыв глаза …
Завершилось все чтением на память общей молитвы, стоя и глядя на распятого Иисуса Христа в  витраже. Все это проходило в огромном, вернее кажущимся огромным из-за высоченного сводчатого потолка, зале при идеальной тишине. Освещенными были лишь иконостас, кафедра и та часть зала, где находились люди. Было интересно и таинственно.

После завершения какое-то время мы задержались, так как очень уж хотелось узнать этой и еще двум пожилым женщинам обо мне. Они были искренне удивлены присутствием здесь русского. Оказалось, что я был тут первым из России. Вернувшись домой, помогли Маргарет завершить уборку в саду, (дома, раз в неделю, к ним приходит убираться нанятая женщина), поужинали и выезхали в Лондон. Завтра - работа.

Забыл, в какое время, какой день, мне показали еще одну достопримечательность Адели. Огромный цветущий сад! Цветов там было видимо невидимо! Сколько уж сотен сортов – не буду врать. Но много! Ходил по нему со своей сопровождающей, ученицей школы, Сарой  и поражался. Сколько же надо труда сюда вложить и влаживать ежедневно, как надо понимать и любить землю! А хозяин всего этого, все говоривший и говоривший о своих цветах что-то любовное, старик 89-ти лет, бодро шагал впереди.

… По дороге в Лондон Рэдж приглушенным голосом, чтобы не слышала Маргарет, сказал, что она относится к его дочерям во много раз лучше, чем его бывшая жена. И по этому, и по ласковому ворчанию, и по постоянной его помощи ей во всем остро чувствовалось, как он ее любит.

… Сидим с Аней в учительской. В учительской очередной школы, посещение которой организовал по своей (моей) программе Джон. Сидим в  учительской, где стоит неимоверный гвалт! Учительская эта совершенно не похожа на те, в которых мне приходилось бывать у нас. Здесь раскрепощенная, свободная, демократическая обстановка. Одновременно в разных углах комнаты идут яростные споры по поводу каких-то особенностей уроков (чуть-чуть уловил!). Мужчины, а их большинство, ну прямо, как мальчишки. Ничем она, эта учительская, не оформлена стандартно, как у нас (уголки профорга, контроля и т. д.). На доске объявлений лишь расписание, да несколько приколотых кнопками бумаг. Вероятно, текущая информация. Да еще в углу ящики на стеллажах, посредине – несколько столов и кресла вокруг них. И все. И это одна из лучших школ города Лондона!....

…Сидим у входа после посещения какого-то музея, ждем. Вдруг вбегает Джон, как всегда стремительный и восторженный. Не давая нам опомниться, быстро ведет и садит в свою машину. Минут пятнадцать быстрой езды по узким улочкам и высаживает у крыльца очередной молодежной организации (союз студентов), с которой надо встретиться по просьбе МЖК Улан-Удэ. Джон исчезает также стремительно, как и появляется, а нас принимают вежливо и деликатно. Начинаются переговоры…

В этот же день мы приехали с Аней на железнодорожный вокзал, откуда провожали с Джоном Теодозия Степановича, купили мне билет и, спустя час, я выехал в Манчестер. При расставании мне показалось, что у моего гида глаза были мокрыми …

МАНЧЕСТЕР
Первое, что удивило – цена билета. Оказалось, что стоимость в один конец дороже, чем туда и обратно? До Манчестера стоило 32 фунта стерлинга, до Манчестера и назад – 29. Но билет этот надо использовать в этот же день. Вообще-то никакая кампания терпеть убытков не будет, но вот здесь сначала показалось наоборот. Оставляю Вам, уважаемые читатели, разобраться, где тут собака зарыта.

Поезд летел быстро. Через полчаса мелькания живописных пейзажей начались тоннели, т. к. местность становилась все более холмистой. Только вынырнули из длинного тоннеля, небольшая долина и снова тоннель. И все сделано еще в прошлом веке! Гораздо древнее, чем наша Кругобайкальская железная дорога и ее тоннели! Мне даже неловко немного стало за рекламу в видеофильме – этим тут не удивишь! Байкал – другое дело.

Как всегда, в дороге сталкиваюсь с разговорчивыми попутчиками. Пожилая супружеская пара. Оба – социологи. Оба единодушно хвалят нашу перестройку, Горбачева. Вежливо выражают сочувствие по творившемуся у нас многолетнему беззаконию и самоуничтожению собственного народа. Мне импонировала прямота их суждений, основанная на правдивой, известной им, как сейчас оказывается, очень давно информации. От подобных разговоров создавалось впечатление, что им лучше известна наша ближайшая история, чем нам. Этих нескольких часов нам хватило настолько сблизиться и понять друг друга, что в конце мы обменялись адресами при расставании, и теперь еще одна письменная ниточка будет связывать меня с этой страной.

Манчестерский вокзал. Опрятный, чистый, залитый светом. Неслышно движутся эскалаторы. Мне уже кажется: так должно быть везде. Подошел пожилой человек, когда я начал оглядываться, куда же податься. Спросил на русском с акцентом:
- Мистер Ефиркин?
- Да, - отвеил я, смущаясь от «мистера».
- Филипп Ранклиф, директор внешних сношений  Манчестерского университета. Прошу в машину.

Ну Джон, ну молодец! Спросил, знает ли он его. Ответил, что нет. Вот так да! Сказал, что Джон звонил и просил помочь его организовать для меня несколько дней. И, оказалось, этой звонковой договоренности было достаточно!

Мы быстро (и этот лихач!) поехали в студенческий городок университета, который расположен в самом городе. И там, в общежитии имени Габриэля, Филипп поселил меня в одноместную студенческую комнату. Проживание там около четырех суток мне стоило 15 фунтов. Дорого? Конечно, дорого. Но сервис и обстановка комнаты стоили этого. Здесь же, в фойе общежития, мне представили двух Дэвидов. Один профессор этого университета, второй – преподаватель школы бизнеса – Дэвид Шеридан, который тут же и забрал меня с собой. Дэвид заведовал отделом восточных стран в этой школе, прекрасно говорил по-русски. Стажировался у нас в Минске, там встретил и полюбил нашу русскую девушку. Два месяца назад они поженились и вот живут здесь в Манчестере. Ира работает переводчиком у самого мэра города и еще подрабатывает в какой-то корпорации. С ними я провел этот вечер. Бродили по городу, смотрели древний центр рабочего движения в Англии. Здесь когда-то начинал свою деятельность Карл Маркс. Поужинали в небольшом, но приятном итальянском ресторане. Дэвид много рассказывал о своем родном городе, о работе в своей школе менеджером. И тут мне пришла в голову мысль: что, если попытаться договориться принять у них, в этой ведущей в Европе школе менеджеров, группу из нашей, Бурятской республики. Дэвид ответил, что все это осуществимо, причем курсы высочайшего класса проведут на русском языке бесплатно (существовал специальный фонд в посольстве в Москве) учитывая глубинность и экономическую отсталость республики и можно все это ускорить, минуя международную очередь! Должен сказать, что необходимые проспекты, документы по возвращению были переданы в нужные органы, и подготовка сейчас началась…

Как прошли эти дни в Манчестере? В городе был всего лишь два с половиной дня. И этого хватило, чтобы ознакомиться и с университетом и со школой бизнеса. Гидами были и Филипп и Дэвид. Филипп веселый, энергичный, все пытавшийся правильно произносить наши русские пословицы, сообщил мне, что когда-то он  сопровождал и встречал Юрия Гагарина! Это все было, конечно, очень интересно. Но самую главную встряску за это время, да и вообще за все время в Англии мне пришлось испытать буквально на следующий день. И все это он, невыносимый Джон! Зная, что я увлекаюсь горами, много лет назад (около 20-ти)  начал ходить в горные маршруты в Саяны, Тянь Шань и т. д., он устроил мне восхождение в горах на севере Англии с маститыми альпинистами! Расскажу немного подробнее, ровно настолько, чтобы побыстрее выбраться на повествование о Манчестере.

… Рано утром (что-то около 6-ти часов), как и договаривались, за мной в общежитие заехал профессор Дэвид Хамфри. Приехали к нему домой, быстро позавтракали и вместе с его женой выехали на север. За рулем был сам Дэвид. Они в голос рассказывали мне, какие прекрасные есть у них горы в одном национальном парке и как там здорово! Затем дали журнал и на большой фотографии на развернутой его странице показали нитку нашего восхождения по вертикальной стене на вершину.

Я похолодел! Ведь уже практически лет десять, а то и все пятнадцать не занимался скалолазанием! Это было только тогда, когда  я еще учился в институте в Иркутске. А так, в основном, у меня были путешествия в разные горы, разные районы страны. Нравилось открывать для себя что-то новое и неизвестное, а это реализуется в активных путешествиях, а не стоянием в районе одной какой-то вершины. Пусть не обидятся на меня альпинисты – как нет одинаковых людей, так нет и одинаковых интересов.

Похолодел, но вида не подал. Неудобно. В этот момент наша машина угодила в пробку на добрых полчаса. Где-то впереди шел ремонт одной полосы дороги и мы продвигались черепашьим шагом. Через каждые сто-двести метров огромными траспарантами через всю дорогу до водителей доводилась информация: «До участка ремонта дороги осталось два километра», «До участка ремонта осталось 1,7 км., 1,5 км.» и т. д. И вот, когда мы , наконец, миновали  узкое место с огромным количеством ремонтной техники и небольшим людей,где машины вырывались на скоростной простор, увидели огромный транспарант: «Благодарим Вас, уважаемые водители и пассажиры, за мужественное терпение в потере времени из-за наших работ. Счастливого Вам пути!». И плохое настроение снялось как рукой! Дэвид с супругой рассмеялись. Кажется, много ли надо для поднятия настроения?…

    На одной станции, где мы остановились выпить кофе, к нам подъехал на своей машине еще один участник, альпинист из Ливерпуля. Я пересел к нему и дорогой спросил в каких горах он бывал. Он ответил, что в Гималаях, Кордильерах…и это заставило меня проникнуться еще большей ответственностью перед предстоящим. Через полтора часа быстрой езды мы прибыли в небольшую горную деревушку Терве. Дальше дороги уже не было. А до этого она была такая, что я все время вел записи, и подчерк практически не искажался.

Машины поставили на площадке перед отелем. Дэвид выдал мне новое альпинистское снаряжение. Все переоделись. Мне понравились их ботинки, у нас точно таких нет. Веревки  - тоже. Но все «вери экспенсив», т. е. в переводе «очень дорого». Веревка, например длиной 60 метров, стоит до 80-и фунтов! Зато очень надежная.
        Начали подъем в горы. Сначала шли огороженные пастбища и мы двигались в каменных коридорчиках, так как, начиная примерно с середины Англии на север заборы строят уже из камня. Причем их так хорошо подгоняют, что стены кажутся монолитными. Многим этим заборам за тысячу лет!

     Вдали были видны укутанные облаками вершины. Подъем становится все круче и круче и Дэвид с Джоном (что из Ливерпуля) оторвались вперед, а я остался с супругой Дэвида. Мы разговорились. Они с Дэвидом уже пенсионеры по нашим меркам. Ему за 60 лет, ей 55. Дети уже взрослые и разлетелись из дома,  работают в странах Европы, точно где не запомнил. Говорила она это с теплой материнской грустью. Выглядела еще довольно молодо. У нее был мягкий, грудной голос и добрые глаза, как и у Дэвида. Оба они еще работают в Манчестерском университете. Незаметно за разговором закончился подъем и вдруг перед глазами раскрылся большой глубины провал, на дне которого плескалась голубая вода. С нашей стороны в это озеро падал красивый, бисерный водопад. Провал огораживала изгородь, у которой поджидали нас Дэвид с Джоном. Попили из термосов чай, сфотографировали и тронулись дальше. Собственно, эти горы почти ничем не отличались от наших Саян. Только здесь виделось другое  отношение к природе. Нигде не было ни клочка бумаги, ни пустой банки или какого иного мусора. И все, что осталось от нас после обеда на озере, Джон тщательно упаковал в свой рюкзак.
(Вставка. Когда пили чай и перекусывали, подошла группа школьников со своим преподавателем. Они тоже присели на перекус, достали свои термосы, бутерброды… Покушали, сложились и ушли дальше по своему маршруту. Я и после них не обнаружил ни единой соринки!… «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят» И вспомнился наш с вечно замусоренными берегами священный Байкал…)

Под скальной стеной, куда подошли уже без рюкзаков, которые оставили у озера, стоял небольшой, с палатку, разборный металлический домик. Сняв задвижку, я заглянул во внутрь. Там было две пары носилок и несколько наборов медикаментов. Словом, это был безлюдный пункт первой медицинской помощи. Окрашенный в яркий голубой цвет с красными крестами по бокам он был виден издалека.

Еще раз поменяли обувь уже на специальную, прорезиненную, для скал и вверх первым пошел Дэвид, проинструктировав меня что и как делать. Я не совсем сразу понял, но когда он, вбив очередной скальный крюк и встав на страховку, крикнул мне с пятиметровой высоты, улыбаясь, что теперь «моя жизнь в твоих руках», то все команды на английском языке усваивались с ходу! С интервалом в 15-20 метров за нами поднимались в другой связке Джон с супругой Дэвида (не запомнил ее имени). И так, двумя связками мы напряженно работали часа два. Справа от нас по более сложному маршруту поднимались двое молодых людей. В тишине раздавались только команды «страховка готова», «выдай веревку» и т. д. Наконец стена начала выполаживаться и через десять минут наша с Дэвидом связка вышла на вершину. Подъем шел с теневой стороны (дело было уже после полудня), а тут резко в глаза ударило солнце и от увиденной картины захватило дух! Голубое-голубое море, Ирландия как на ладони, и белые айсберги кораблей! Мы долго стояли завороженные изумительной картиной. На вершине пробыли примерно с полчаса. Время уже поджимало и мы быстро спустились по противоположенной пологой стороне вниз, затем по кулуару к озеру и, захватив рюкзаки, ушли к своим машинам обратным порядком.

Разговоры с супругой Дэвида Морфи продолжались и здесь. Мне запомнилась ее мысль о том, что наше социалистическое общество – это самая светлая мечта человечества с древнейших времен… И что коммунизм – есть самая светлая религия для всего мира.
- Почему? – спрашиваю.
- Потому, что она объединяет человечество, а все другие разъединяют.
Есть над чем подумать…

По дороге назад, за Ливерпулем, они остановили машину и повернулись ко мне, спрашивая, не передумал ли я искупаться в Атлантике (была такая детская задумка и я об этом перед поездкой сказал). Были уже сумерки, да и устали все порядочно. И я отказался.

Вот такое, кратко описанное  испытание мне устроил Джон, за что я, конечно, благодарен ему сейчас – очень! Тогда – нет. Потому что мне казалось кощунством терять целый день  на горы, которые у нас я видел видимо-невидимо. Но лучшую оценку дает время.

(Вставка.
Случай по возвращению в общежитие.

Я, накинув полотенце, взяв чистую рубашку, пошел в душ, который находился в конце коридора. Не проверив, захлопнул дверь номера, тут же спохватился, дергаю – поздно! Ключ остался внутри на столе. Помылся, оделся и пошел искать помощь. В коридорах не было никого, лишь на втором этаже за одной дверью услышал развеселый гул голосов. Постучался. Открыли. Там сидела теплая молодая компания, стол был заставлен бутылками спиртного с закусками. У одного была гитара в руках.  Все ясно – студенческая пирушка! Я объяснил, что захлопнулась дверь и я остался без ключей. На что все весело рассмеялись и пригласили к столу отметить это дело. И я просидел с этой молодежью весь  вечер, пел наши песни, болтал  с парнями и девчонками из разных стран мира и был просто своим! После они проводили меня к себе и открыли мой номер резервным ключом, который принесли от коменданта….)

Следующий день был вроде и компенсацией за предыдущий, но тоже вымотал меня основательно. Не в физическом смысле, а в смысле внимания ко мне, к моей такой незначительной персоне. Рано утром Шеридан проводил меня на железнодорожный вокзал и отправил поездом в г. Бари. Там на вокзале меня встретил Артур Тейлор, прекрасный, обаятельный  старик. Посадил в свою машину и мы понеслись с ним в городок Тодмонден.

Там на центральной площади нас встретил другой старик, его друг по имени Джон. Джон по-русски означает Иван. И у них этих Джонов пол – Англии. Деды оба – пенсионеры, бывшие фронтовики. Один  воевал моряком, второй был летчиком-истребителем. Дети у обоих давно разъехались по миру и у всех свои семьи. И вот, как мне показалось, они пытались в тот день (целый день!) компенсировать на мне эту свою любовь к детям, которых видели чрезвычайно редко.

Сначала мы поехали в ратушу. Там был прием у мэра. Я прослушал  историю города, фотографировал все и сам сфотографировался в кресле мэра (сами предложили). Затем посетили исторические места. Затем, что им казалось очень важным, показали общежитие рабочих фабрики (наша средняя гостиница). Затем повезли меня к памятнику на вершине горы в честь победы над Наполеоном при Ватерлоо. Это была гигантская башня, которую строил когда-то весь городок.

И столько любви у них чувствовалось к их родному месту! Как они мне пытались все это втолковать и объяснить! Когда перекусывали на другой вершине над городом, разговор зашел о прошедшей войне, о том, что сейчас надо для стабильного мира. И оба старика были в восторге от моих намерений помочь организовать обмен группами детей прямо с нашей республикой. Как мощнейший фактор для мира и сближения. Оба просили сообщить им, если понадобится какая помощь. Сейчас от Артура уже было письмо и наша переписка завязалась.

Ну, а вечером, после хорошего раннего ужина у Тейлора, мы отправились на водохранилище, где сегодня должны были состояться яхт - гонки. В них участвовала супруга Артура Тейлора и сам Джон. Водохранилище было небольшим по размерам, но как раз, чтобы хватило для яхт этого неболььшого по размерам класса. Вот все кораблики выстроились в линию, прозвучал сигнал и гонка началась! Мы с Артуром наблюдали ее со смотровой площадки яхт – клуба. Здесь можно было взять бинокли, а также стояли столики и продавалось пиво. Было много пожилых людей, наблюдавших, как управляются на воде их дети. Ко мне подсел один грузный старик и в упор спросил, русский ли я? Оказалось, что он несколько лет работал у нас послом Великобритании! (Представляете!).  Пока заканчивалась гонка и Артур помогал своей жене и Джону разукомплектовать яхты и поставить их в ангары мы с этим бывшим послом с интересом побеседовали. Это был не совсем обычный разговор. С человеком, хорошо знавшим нашу страну, прекрасно разбиравшемуся во всех тонкостях нашей политики, с прямым высказыванием своего мнения обо всем, приводившем порой меня в некоторое смущение…

Уже темнело, когда мы, уже вместе с Джоном, Артуром и его женой, посидев немного в клубном кафе, попрощались со всеми. Артур увез меня до Манчестера, в мое студенческое общежитие. Хоть и устал сегодня с этими добрыми и милыми дедами, но усталость  перебивает чувство осознания, что они эту огромную программу подготовили с добрыми намерениями все показать и пропитать меня всем. И я благодарил за это, чем мог: подарил на память карту Байкала, открытки Улан-Удэ и сувениры.

   В моей комнате под дверью лежала богатая корреспонденция: письмо Джона Стюарта из Лондона, письмо от Дэвида Шеридана с пакетом документации школы бизнеса и еще письмо от Дэвида Тэллока. Этот человек – большой друг моего товарища Жени Кошкарева, который много лет изучает снежного барса в горах Тянь-Шаня. А Дэвид тоже биолог и занимался барсом в Гималаях. По просьбе Жени я и разыскивал его с помощью Джона и вот он откликнулся.

В последний день в Манчестере смотрел подробно университет. Гидом был Филипп Ратклиф, который показал и свой оффис. У него работало несколько секретарей и за последние два месяца он трижды побывал у нас в стране (Минск, Москва, Киев)и раз в Америке. Он заведовал внешними сношениями университета по линии издательств.

Еще в тот день удалось посмотреть советскую выставку плакатов 20-х годов из Ленинграда. Было довольно интересно. Еаконец,  после обеда, часа в четыре, Филипп проводил меня на поезд «Манчестер - Шеффилд».

ШЕФФИЛД

В вагоне я дочитывал роман-газету, захваченную с собой из дома, с тем, чтобы оставить ее Ане, моему гиду в Лондоне. Какая-то старушка попутчица все пыталась меня разговорить, узнав, что я русский (какой-то вал на меня этих старушек), но я вежливо уклонился. Поезд большую часть шел в тоннелях. Только мелькнет долина, разбитая сеткой каменных заборов, и снова тоннель. На Шеффилдском вокзале меня никто не встретил. Но это ничуть меня не огорчило. Уже как-то освоился, чувствовал себя свободно. Деньгами меня Джон снабдил, а адрес есть в программе – доберусь!

Походил, посмотрел вокзал, с его своеобразной архитектурой, привокзальную площадь. Вдруг ко мне подошел молодой человек с черной бородкой и живыми черными глазами и спросил на английском: «Вы – Геннадий?». И узнав, что это я, принес кучу извинений, что опоздал к поезду. Затем быстро схватил мои вещи и через минуту мы на бешеной скорости неслись по чистому, уютному, зеленому городу Шеффилду. Никаких смогов, дымов не было видно, а я слышал, что здесь, в этом городе, сталелитейный центр Великобритании! Через 15 минут «бешеной» езды (казалось иногда, что машина начинает слегка взлетать) мы оказались у него, в  двухэтажной квартире со своим мини садиком с другой стороны дома .

Супруга Джека Тодхондена работает медсестрой в городской больнице. Сам Джек - работник образования, сотрудник навроде нашего районо.
У них две дочки такого же возраста как и мои. Было очень забавно играть и общаться с ними, спрашивая по первому году обучения английскому в наших школах: как тебя зовут?, сколько тебе лет? и т.д. И как они забавно и четко старались отвечать! Вечером, когда семья была в сборе, был праздничный ужин со свечами на столе и хорошим вином.

(Вставка. Когда детей уложили спать, он с женой начал меня расспрашивать о нашей советской жизни, о которой у них сложилось свое мнение. Выслушав мое бодрое сообщение, Джек просто включил мультфильм поставленный по произведению Джорджа Орвела «Аномальная ферма». В образах домашних животных и зверей он показывал и комментировал всех наших правителей и политику с 1917-го года… Честно говоря, мне тогда стало что-то не по себе от увиденного, хоть представленное в иносказательном смысле… И даже отторжение было. Но по прошествии многих лет, наблюдая происходящее в моей стране, увиденное тогда обрело уже совсем другой смысл и другую оценку. Тогда  же я точно знал, что если у меня найдут в багаже на границе этот мультфильм или книжку Джорджа Орвела, мне было бы обеспечено тюремное заключение. Джек меня понял, когда я отказался от предложения сделать мне копию мультфильма…

       В туалете на сливном бачке у них красовалась сама Маргарет Тэтчер в виде резиновой куклы. Нажимаешь на нее и …сливается! И объясняют все это со смехом, без тени нашего уже генетического страха перед преследованиями. Понял тогда, что значит свободная страна. Тогда…

Утром Джек захватил меня с собой на работу в свое «районо». Около десятка человек в  просторном зале за большим круглым столом спорили и доказывали друг другу и Джеку свое видение какого-то урока по географии. Каждый предоставил свои схемы, планы, просто даже какие-то изготовленные пособия. Через час, полтора непринужденного, но азартного разговора у них выкристаллизовался остов или основа проведения именно этого урока. Его можно было дополнять, по разному оконтуривать, но основа была сделана. Именно как пособие для учителей географов. Вот как работало в тот день их районо в Шеффилде! Закончив с этим делом, они сварили кофе, принесли из соседнего кафе вкусных бутербродов и пирожных и закатили небольшой пир. И все со смехом и веселыми разговорами. И руководил этим творчеством Джек. С обеда он повез меня в Голубую пещеру в окрестностях Шеффилда, куда я спустился с группой туристов. Вечером, снова долго общались с его супругой и детьми.
 
Следующий день был также расписан чуть не по минутам. С утра он спросил, не хочу ли я пообщаться на русском языке с его товарищем, преподававшем русский язык в одной из  городских школ. Конечно, я  обрадовался. Все на той же бешеной скорости мы пересекли Шеффилд и подъехали к какой-то школе. С ее высокого крыльца сбежал очень общительный молодой человек, поздоровался, представился и тут же предложил мне провести запланированный у него сейчас урок русского. Я сначала растерялся и спросил.
- А что  я должен делать?
- Просто поподробнее расскажешь о себе, о своей стране, о школе и о жизни у вас… Только простыми словами и дети тебя поймут.
- Хорошо,-  ответил я – только принесите, пожалуйста, карту мира.
 
Карта была захвачена из кабинета географии и мы вошли в класс. Дети (это были мальчики примерно восьмого класса, человек десять) дружно встали из-за своих столиков и поздоровались. Учитель, посадив всех, представил мне слово.

Показав на карту мира, я спросил их, знают ли они, что есть такая страна СССР? Они ответили дружным «Да!» Дальше спросил, знают ли они, что в СССР есть озеро Байкал? Дружное «Да!» подтвердило, что знают. Тогда я спросил, а знают ли они, что за этим Байкалом на восток есть республика Бурятия?. Оказалось – нет, не знают!

Войдя в роль учителя, я начал рассказывать им общими словами о республике, о моем селе, находящемся в 300 км на север от ее столицы Улан-Удэ. Дело дошло до климата. Сообщил им, что зимой, у нас нередко бывают морозы за минус сорок градусов по Цельсию. И тут мой Джек, который сидел в сторонке, а преподаватель русского переводил ему на ухо  то, что я говорил (Джек ни слова не знал по русски), схватился за голову и громко по английски на весь класс воскликнул: «Как?!  40 градусов?!! А как же вы ….» и я не понял последнего слова, так как не знал его на английском…
Весь этот мальчишеский класс вдруг покатился со смеху!! Ребятишки хохотали, схватившись за животики громко и откровенно! Я стоял в растерянности, не знал что делать. Повернулся к учителю и спросил, что же сказал этот Джек? А он отвечает.
- Джек спросил: А как же вы писаете??!
До меня сразу дошел тот прикол и, нахмурившись,  я сурово  взглянул на класс. Смех сразу стих и все с веселыми  глазками открыли рты – что же я скажу. И я ответил тихо-тихо:
- Вэри квиклы! – и класс снова разразился веселым хохотом! По русски это означало « очень быстро!»

Англия – теплая страна, согревающаяся Гольфстримом, позволяющим выращивать по два урожая в год. У них аномальным считается мороз уже в минус пятнадцать, при котором они могут замерзнуть насмерть! А тут – минус сорок! Вот такой был прикол…

После Джек еще свозил меня, выкроив время, по достопримечательностям города и, главное, на родину и могилу Маленького Джона – правой руки Робин Гуда. Одно надгробие на той могиле говорило о том, какой это был «маленький» Джон: длина самого надгробия около 2,5 метра! А какой же тогда был сам он? По легендам – больше двух с половиной метров ростом и  необычайной физической силы…
На третий день, согласно моего графика, супруга Джека со своими дочками проводила меня на поезд. На вокзале произошел случай, за который мне было потом перед ней стыдно. Пока стояли на промежуточной платформе в ожидании поезда, девочки попросили у мамы мороженного. Чтобы его купить надо было пройти на привокзальный перрон. Я не стал обходить единственный путь, отделявший нас от перрона, по виадуку, а прямо спрыгнул на рельсы и заскочил на тот перрон, где недалеко продавали мороженное. Но как меня потом отругала эта молодая мама! Как ругала, что я подаю очень плохой пример ее дочкам! Что поезда здесь идут с бешенной скоростью (она показала рукой перед лицом – вжииик!) и я бы не успел, если что….! Мне пришлось извиниться и пообещать при детках, что такого больше не повторится).

Наконец, закончилось время моего пребывания в Шеффилде, пора было выезжать на конгресс и супруга  Джека с дочками проводили меня на поезд. Там и произошел тот конфуз с моей покупкой мороженого, который описан во вставке. Тепло попрощавшись с моими новыми гостеприимными друзьями, я уже без ошибки сел именно в свой    вагон. Поезд стремительно летел по холмистой местности, часто ныряя в тоннели. И вдруг после остановки, с которой в мой вагон подсело несколько пассажиров, я услышал оживленную русскую речь! Две только что севшие пожилые женщины, одетые очень прилично, что-то бурно обсуждали. Я встал и сразу   подошел к ним с вопросом.                - Здравствуйте! Женщины, Вы откуда?      - Из Канады – отвечают и сразу сами завалили меня вопросами. Выясняется, что они тоже едут на мой конгресс! А прилетели они из Монреаля, где живут уже больше десяти лет и навещали сейчас английских родственников. И я, соскучившийся по родной речи, проговорил с ними до Харрогейта.

На вокзале этого небольшого  красивого, уютного курортного городка мы  и расстались, условившись еще встретиться и пообщаться. И у них и у меня были уже адреса наших гостиниц, куда мы должны были поселиться. Мои попутчицы уехали в свою, а я, взяв такси и дав адрес водителю, в свою.

                ХАРРОГЕЙТ

Закрытая женская школа, которая стала гостиницей на время проведения конгресса, находилась за городом в 1,5 – 2 километрах. Расплатившись с водителем такси и взяв чемодан, я зашел в просторный вестибюль двухэтажного красивого каменного здания. Минут через пять выбежал откуда-то молодой парень и на хорошем русском языке попросил извинения за задержку. Представился Стивом и сказал, что он здесь за управляющего этим блоком общежития. Вежливость и доброта, вот, что сразу бросилось в глаза.
Оформил меня, заполнив анкету, и попросил сразу расплатиться за общежитие, 72 фунта за неделю. Хоть и дешево, но у меня такой суммы не оказалось. Успел растратить то, что выдал мне Джон при отъезде из Лондона. Продукты, пиво, которого везде несколько сортов – все это дорого. А получить по чеку я еще не успел.

    Забыл упомянуть, как Джон снял со счета деньги для моей поездки.  Уже к полуночи, когда он это вспомнил, мы сели в машину и подъехали через пару улиц к уличному банку автомату, подсвеченному яркими неоновыми лампами. Джон достал свою банковскую карточку с шифрованной голограммой и вставил ее в прорезь. На верхнем табло засветилась команда, что все включено. Тогда он набирал клавишами свой шифр, который знал только он, и, затем, нужную сумму. Почти сразу из другой – горизонтальной прорези на лоток вылетели ассигнации. И было их ровно столько, сколько запросил Джон. Затем он вынул карточку и все погасло. Вот так. Таких уличных автоматов в Лондоне и во всех городах…много.

      Стив немного огорчился, что я не могу сразу рассчитаться и, оставив это на потом, повел меня наверх показать мне комнату. Я тут же занял еще три на Джона и Шапхаева Сергея с Урбанаевой Ириной, которых в этот момент Джон должен был везти сюда. Стив записал и их.

     Комната ученицы-старшеклассницы мало чем отличалась от нашей среднегостиничной комнаты. Устроившись и поймав такси, вместе с одним студентом из Шеффилда и двумя бразильцами (чтобы дешевле было) поехал в конгресс–центр. Его огромное, высокое здание находилось в самом центре Харрогейта. Почти все из стекла, оформленное интересным дизайном, оно возвышалось на холме. А рядом, внизу, располагался древнейший театр. Переходом  здание конгресс-центра было соединено с большим отелем. С двух сторон располагались подъездные пути прямо к входам центра. Все  было продумано и удобно. Мы зашли внутрь,  в громадное фойе.. Неслышно работали эскалаторы на верхние этажи, беззвучно поднимались и опускались полупрозрачные лифты. Тут же находился большой пресс  центр. У длинного ряда в круг стоящих столов стояло множество людей, очереди. Оказалось, что это участники конгресса и они  все регистрируются. Нашел  и я очередь, где шла регистрация делегатов из СССР и стран Восточной Европы, и, через полчаса зарегистрировался, получив все необходимые документы конгресса, нагрудную табличку и чек в банк. Все это время в фойе стоял невероятный шум: во всех очередях происходили встречи старых друзей, коллег по науке! И все это с эмоциями, которые у них не принято скрывать. И , честно говоря, мне это понравилось. Уже чувствовалась общая атмосфера этого огромного международного форума, атмосфера дружбы. И только в нашей очереди сохранялось спокойствие, пожилые и старые люди вели сдержанные разговоры, сурово оглядываясь по сторонам. Дело в том, что хоть он и был 4-ым Всемирным Конгрессом советских и восточно европейских исследований (они проводились с периодичностью в 4 года), но советские представители, благодаря перестройке, были на нем впервые.

Зарегистрировавшись, я пешком возвратился в свою импровизированную гостиницу. Осматрел территорию школы. Вся усаженная деревьями, она состояла из нескольких древней архитектуры зданий. Два из них были жилые двухэтажные корпуса, соединенные галереей с учебным зданием. Отдельно стояла древняя церковь. Как потом узнал, школа была основана очень давно и считается в Англии очень престижной. Джон сообщил мне, что его дочь Джулия тоже часть времени обучалась здесь.

И тут появился  он! Легок на помине. Только возвратился к гостинице, подъехали. Из машины вышли Шапхаев С.Г., Урбанаева И.С. и Джон! Радостная встреча! Улыбки! Их слегка усталые лица. Помог быстренько перетащить их многочисленные вещи. Особенным барахольщиком оказался, как ни странно, Джон. И барахло в основном его было печатное: много журналов, книг, всевозможных папок. Он и здесь, на конгрессе, не переставал работать.

Когда все устроились  в своих комнатах, сходили в столовую, что в другом корпусе. Утром и вечером, оказывается, нас будут здесь кормить и это входит в плату за жилье. Неплохо! Тем более, что кормили прекрасно: вкусно и питательно. Обслуживались сами. Бери чего хочешь в меру своего аппетита и занимай любое место. По утрам мы обычно так и поступали, по вечерам почти никогда не удавалось, так как постоянно находились дела.
         
На открытие конгресса немного опоздали. Тихо прошли через один из входов в зал. Причем оказались на большой высоте амфитеатра. Поднялись и сели на свободные кресла. Далеко внизу, на большой сцене, за столом сидели несколько человек: председатель конгресса, доктор Морисон, мэр города Харрогейта и еще три почетных гостя. Среди них был академик Богомолов из Москвы. Это мы узнали от сидящего рядом преклонного возраста человека, друга Джона, и, как оказалось, знаменитого полярного исследователя.

      В зале находилось не менее 2500 человек. Председательствующие по очереди выступили с краткими речами. Вначале, когда нас не было, зачитывалось обращение к конгрессу премьер министра Англии Маргарет Тэтчер. Ходили слухи, что она сама должна была открывать его, но в последний момент что-то разладилось. Да и ничего удивительного – невозможно представить загруженность главы правительства. Было, конечно, немного жаль, что не увидели премьер министра. Когда такое могло повториться?

Последним из тех председательствующих нас приветствовал мэр города. В конце своего выступления он пригласил всех на фуршет (то есть выпить, кто чего желает), который он давал в честь уважаемых гостей. Зал разразился аплодисментами! Все встали и медленно начали покидать мэин холл (главный зал). Пока выходили, Джон успел нас представить нескольким людям. Сразу и не запомнил, вроде были большие и известные ученые и путешественники.

            Когда вышли, сразу попали в гудящую разноязыкую толпу. Вокруг этого «мэин холла» в полукруглом огромном зале один к одному стояло множество буфетов, на прилавках которых все было заставлено бокалами с напитками и бутербродами. Из напитков, которые вежливо, с улыбкой подавали обслуживающие девушки, были виски разных сортов, вина и прохладительные. Все это бесплатно! Взяв по бокалу и, найдя свободный угол, встали и мы. Гул стоял невообразимый! Все приглядывались к нагрудным табличкам, знакомились. Вот уже беседуют с кем-то Шапхаев и Урбанаева.

    Вдруг меня кто-то осторожно потрогал за рукав. Я повернулся. Пожилой мужчина с каким-то изможденным лицом, почти старик,  посмотрел на мою карточку и тихо сказал  по-русски: Я хорошо знаю Сибирь. Я много-много лет провел в Гулаге…

       Вот это да! Вот каким образом сработала моя вольная надпись на табличке (каждый писал сам свою фамилию и страну) «СССР, Сибирь»! И опять на меня пахнуло ближайшее правдивое дыхание истории!  После знакомства был его краткий предельно рассказ дрожащим голосом. Сейчас он приехал на конгресс, как гражданин США. И сколько их, бывших советских, прошедших кошмар сталинских лагерей, подходило ко мне еще!,. Познакомился  с людьми из Японии, Китая, Австралии, с одним представителем образования из Индии… Словом, этот фуршет был вечером знакомств, обмена визитными карточками, вечером множества разговоров.

      Мы вернулись в наш дом, обмениваясь впечатлениями, довольно поздновато. И еще долго Джон помогал Шапхаеву С.Г. править текст его выступления и отрабатывать английское произношение, т. к. Сергей Герасимович готовился выступать на английском языке. Я тоже посмотрел свой доклад, отмечая места, где нужно выразиться проще. Завтра, сказал Джон, мы все, вероятно, будем выступать.

И наступил первый день конгресса. Было солнечное теплое утро с кажущимся бездонной изумительной синевы небом! Слышалось пение скворцов в саду напротив нашего жилья! Мы, как дипломники перед защитой, волновались. Спокойной невозмутимой кажется была только Ирина Сафроновна. Джон, как всегда, веселый и жизнерадостный, лихо подвез нас к зданию, где с утра должно было состояться первое заседание его секции «География и экология». Это был большой красивый дворец прошлого века. В его центральном зале, украшенном сплошь белой лепкой, с позолотой и огромными декоративными зеркалами, уже собралось много народу. Джон занял место председательствующего и, выждав минут пять-шесть, предложил собранию начать работу.

Он встал и объявил порядок работы секции на сегодня. За рабочее время до обеда будет прочитано четыре доклада с последующим их обсуждением. И первым был доклад Шапхаева С.Г. Он был выслушан с большим вниманием и, по-моему, его английский был понятен всем. Держался Сергей Герасимович спокойно, с достоинством. После доклада был задан ряд вопросов, на которые он подробно ответил, правда, уже на русском. Дело в том, что большинство участников конгресса владели более менее русским языком. А говорил Сергей Герасимович свои 15 минут об экологической обстановке в бассейне Байкала, об антропогенном влиянии на него, об острейших ближайших проблемах и путях их решения.

Следующей выступала Ирина Сафроновна. Мне, да и вроде всем, показалось, что это был лучший доклад в этот день.
Спокойный и в то же время эмоциональный тон ее выступления по вопросам этноса бурятского народа, его исторических корней, возрождения национальной культуры не оставил в зале ни одного равнодушного! И когда она закончила, все бурно захлопали. Редко за время конгресса приветствовали так докладчика. По крайней мере из слышанных мной. Ирине задали много вопросов, просто замучили! Она с достоинством ответила на все, даже самые каверзные.

     Последние два доклада были не совсем интересны. Выступали сами англичане и довольно бледновато, судя по общей реакции. После этого был  обед, на который мы пошли все вместе. Джон был очень доволен своей, как он говорил и представлял нас всем, «бурятской делегацией». И во время обеда к нашему столу подсел его старый знакомый, живо интересующийся проблемами Байкала. Высокий, седовласый, представительного типа мужчина. Он засыпал нас вопросами. Джон сообщил мне на ухо, что этот человек сколько-то лет работал послом Финляндии в СССР и сейчас большая фигура в Хельсинки. Я уже перестал удивляться широчайшему кругу знакомств и интересов моего друга.

Столовая представляла из себя гигантских размеров зал с квадратным расположением столов раздачи в центре. Вокруг множество столов с удобными креслами. Делаешь круг с подносом и накладываешь в тарелки всего, чего пожелает душа (выбор был большим). Все это стоило обычно не больше пяти фунтов. По стенам этого огромного зала располагались десятки книжных киосков-выставок  из многих стран мира. Много литературы было и на русском языке,  просто глаза разбегались. Ее большое разнообразие, например, было у парижского издательства «Умка-пресс», директор которого,  Никита Струве, принадлежал династии издателей еще в дореволюционной России. Самого Струве не было, а за прилавком стояла его дочь – Наташа Струве. Миловидная, говорившая на русском языке с сильным французским акцентом. Мы познакомились и через день по секрету она мне сообщила, что советским представителям вся оставшаяся литература будет раздаваться бесплатно. Я попросил ее никому не отдавать только личные дневники генерала Власова. Но уже в предпоследний день эта книга исчезла. Подошел навестить, а она только огорченно развела руками – «украли!», говорит. Вот тебе раз! И стянули-то, вероятнее всего, наши…

Хоть и накупил там много дефицитной, не издаваемой у нас литературы, а все же было обидно. За своих. У издательства НТС долго торговался с Борисом Миллером за том Флоренского. Наконец он уступил несколько фунтов. И это один из руководителей НТС (народный трудовой союз)! Как простой лавочник! Этой осенью уже в Ленинграде проследил по телевидению и газетам о его первом посещении родной земли. Встречаться с ним не было никакого желания, хотя можно было. Эти люди, как мне показалось, так далеки от своей родины, так давно от нее оторваны, что не могут знать и оценивать реальную ситуацию в ней сейчас. А живут и существуют за счет издания наших эмигрантов и диссидентов последнего поколения.

А с Галиной Старовойтовой, членом нашего правительства, встретился еще раз с большим удовольствием. Она приезжала в университет на встречу со студентами, где сейчас прохожу обучение на спецфакультете по экологии.

(Вставка. На  третий день конгресса я дежурил у фотовыставки «Бурятия и Байкал», из сорока больших фотографий которой мне сначала разрешили повесить штук пятнадцать, но внимание к ней было такое большое, что на второй день убрали со второго выставочного этажа картины чехов, еще каких-то сверх сюрреалистических  художников и разрешили мне разместить все! Подошли уже знакомые этнографы из Америки Марджори с мужем и мы разговорились. И тут Марджори крикнула женщине, быстро поднимавшейся по широкой винтовой лестнице, с которой были сходы на все этажи. - Галина! Здравствуй! Иди сюда! Познакомься с нашим новым другом из России… Женщина остановилась, вернулась немного назад и сошла к нам на этаж. Представилась, что она Галина Старовойтова. - Вы меня извините, но я сейчас спешу наверх, в радиостанцию. Надо срочно передать домой в Союз протест против указа Горбачева об изъятии оружия у населения в Армении. Там такое может сейчас начаться! Увидимся позже

И она убежала. Позже мы еще дважды встречались. И на конгрессе и в Ленинграде. Я также позже узнал, что она была депутатом в высшем представительном органе власти в стране от Еревана и от Ленинграда…

…Зимой следующего года я как-то заносил дрова для печи в моем деревенском доме. И в тот момент, когда перешагнул порог, по телевизору, который был виден у нас в зале из кухни, передали, что в Ленинграде, в подъезде своего дома расстреляна депутат Верховного Совета, первый кандидат на пост министра обороны в правительстве Ельцина, Галина Старовойтова. Когда я услышал эти слова, у меня посыпались из рук дрова…)

 В Харрогейте нас познакомила американский этнограф из города Вашингтона Марджори Балзер. Приятная, обаятельная женщина, она много лет занимается Якутией. Жила там несколько лет, просто влюблена в этот край, его людей. Мы все сдружились с ней буквально с первой встречи…

В первый же день после обеда состоялось и мое выступление. Для моральной поддержки пришли Джон и мои соотечественники. Зал заседаний секции «Образование и культура» был заполнен весь. Первой выступила женщина из Южной Кореи. Говорила о положении и проблемах южных корейцев у нас в стране. Ей задали несколько вопросов. Дальше, вторым был профессор из Лондонского университета. Его доклад был о проблемах обучения славянским языкам в его университете. Да так этот профессор разговорился, сидя за столом (в президиуме – трое докладчиков и ведущий), что отпущенное время перекрыл в два раза. Часто в речи он приводил смешные эпизоды, вызывая в зале взрывы смеха. И это положительным образом подействовало на меня, начисто исчезло нарастающее до этого волнение. Последним представили меня.

Я встал и на английском языке приветствовал всех присутствующих и попросил извинения за то, что не успел сделать хороший перевод и свой доклад буду читать на русском. Спросил: «Кто совсем не понимает русского?». Поднялось несколько рук. Тогда попросил их пересесть к тем, кто понимает, чтобы они им переводили (этот зал не был снабжен аппаратурой синхронного перевода). Еще попросил двух сидящих в первом ряду подержать мне пару минут карту Байкала и Бурятской ССР.

Так и начал: с географического положения республики, моего района, села. Затем поблагодарив помощников, подробно рассказал о состоянии дел в образовании на данное время. Какие беды, проблемы, какие вопросы необходимо решить сейчас, не откладывая.
Основой, естественно, были школы Еравны, моего района. Отдельно коснулся возрождения  национального языка, как частицы одной из древних культур на земле. Говорил и о том, что образование в республике должно получить особый статус в связи с тем, что почти целиком по территории она входит в водосборную площадь Байкала, который уже в ближайшем будущем станет местом мирового наследия. Это не только приведет к особым режимам землепользования, сельского хозяйства и промышленности, но и в первую очередь коснется образования.

Пятнадцать-двадцать минут пролетели быстро и после завершения ответов на вопросы и окончания сегодняшнего заседания ко мне подошло еще много людей из разных стран. Очень интересовались республикой и конкретно школой в селе Погромное (Комсомольское): сколько учеников, режим обучения, какова квалификация преподавателей, кто директор и т. п. Я старался ответить на все вопросы и всем советовал послушать завтра доклад Джона Стюарта в секции «География и экология», где он собирался рассказать о своей прошлогодней поездке по Еравне и Бурятии. Наконец Джон, Сергей и Ирина забрали меня и мы поехали по приглашению большого друга Джона в небольшой ресторанчик за городом. Этот друг был тоже большим путешественником, занимающимся проблемой охраны атмосферы. С нами была и Марджори. Был чудесный вечер в маленьком, уютном ресторане, с чисто греческой кухней и греческим легким вином. Надо сказать, что за все путешествие я ни разу не видел всерьез пьяных людей. И, кажется, совсем удивительным для нас то, что им достаточно на вечер одной рюмки или одного бокала вина только чтобы поддержать тонус. А веселье и общение идет еще гораздо интереснее. Сам наблюдал это многократно. Джон с другом и Марджори искренне поздравляли нас с успешными сообщениями. Было много шуток, смеха. Во множестве зеркал отражались зажженные свечи и тихо играла музыка. Тоже греческая…

На второй день главным для нас было выступление Джона. К большому моему сожалению я не мог к нему попасть на доклад. Был с утра привязан к фотовыставке о Бурятии и Байкале, которую мы разместили в отведенном месте в этот день. Повалил народ и уйти было невозможно. Надо было отвечать на сотни вопросов, быть попросту представителем на ней. Но когда пришли Шапхаев и Урбанаева с Марджори и рассказали с восторгом о его докладе, мое сожаление было компенсировано. Он показал множество слайдов о Еравне и моей Погромке. И, честно говоря, было приятно, что на Всемирном конгрессе (!) люди узнали, что существует на земле, в Сибири, за Байкалом такое красивое село со своей уже не малой историей, со своим укладом жизни, со своим интересным, своеобразным народом. Обо всем этом подробно рассказал Джон с искренним доброжелательством и участием.

Вечером состоялось заседание рабочей группы по моей секции. На ней появился только что прибывший министр просвещения РСФСР – Днепров Эдуард Дмитриевич. После представления каждого участника заседания, где все называли себя и занимаемую должность, мы познакомились. Его очень заинтересовало, как это мне, практически рядовому, удалось попасть сюда. У меня к нему в свою очередь было множество вопросов насчет дальнейшего развития общего образования, механизмов раскрепощения и перехода к экономической самостоятельности школ, экологизации образования и многое другое. В этот вечер все обсудить и узнать не удалось, так как кроме меня его ожидали корреспонденты различных газет, радиостанций, журналисты. Условились, что на следующий день он уделит мне больше времени. В этот вечер ему пришлось давать для всех большую пресс-конференцию.

От общения с ним тогда и на следующий день остались самые приятные впечатления: энергичный, умный, умеющий схватывать самое главное, с большим зарядом оптимизма.

Мне очень нравится хорошая музыка, гитара. Не было за 20 лет ни одного путешествия, чтобы она не торчала из моего рюкзака. Об этом уже знал и Джон. Он захватил гитару дочери Джулии из Лондона и мы каждый вечер устраивали импровизированные концерты в вестибюле нашего общежития-гостиницы. На второй вечер, помню, собрался полный интернационал: были американцы, югославы, немцы, англичане, поляки. Все,  в основном,  молодые. И все пели! Пели песни Окуджавы, Высоцкого, просто русские народные. Оказалось, что многие учили русский именно по песням наших бардов. И так это было здорово! Так здорово, что после третьего вечера, как бы после третьей репетиции, мне захотелось спеть для всего конгресса. И пусть простят меня читатели, на четвертый день я подошел к председателю конгресса и предложил поприветствовать всех участников лирическими песнями советских бардов. Он немного подумал и предложил воспользоваться «мэин холлом» на следующий день вечером в течение сорока минут.

Бедный Джон! Когда он узнал о «мэин холле», об этом громадном зале, он пришел в неподдельный ужас! Вероятно, он подумал о полном провале и все переспрашивал меня, бегая по комнате. Как мог, я успокоил его. Но все равно, как мне показалось, он не находил себе места до самого концерта.

А концерт прошел прекрасно. Из громадного числа хороших песен с трудом удалось выбрать лучшие – пятнадцать, чтобы уложиться в отведенное время. И после, когда главный зал попросили освободить для подготовки к завтрашнему дню, я поблагодарил за теплый прием и предложил всем, кто еще хочет попеть песни, перейти в зал на первом этаже, там наш концерт затянулся далеко за полночь. Когда начинал садиться голос, кто-то нес пива из бара («промочи, мол, горлышко»). Редко когда мне приходилось видеть такую внимательную и такую теплую аудиторию. Оказалось, что слушатели – эмигранты всех поколений! Не знаю, какие уж чувства разбудили у них наши простые песни, но одно определялось однозначно: это – невыразимая, не поддающаяся никаким описаниям ностальгия! В их предельном внимании, напряженных лицах, глазах. И я был рад, что смог хоть чем-то помочь этим людям…

(Вставка. Не удержался, чтобы не поместить во вставке отрывок из отдельного  рассказа о том незабываемом вечере под названием «Ностальгия» …

«…К концу июля того года, отпутешествовав уже почти две недели, я, наконец, прибыл в небольшой и чистейший шотландский курортный городок Харрогейт, где и состоялся IV Всемирный конгресс Советских и Восточноевропейских исследований. Ученые всевозможных направлений почти со всех стран мира в четвёртый раз с периодичностью в четыре года собирались поделиться информацией и обсудить непонятный для них «советский» образ жизни. Благодаря начавшейся у нас перестройке в конгрессе приняла участие и небольшая делегация из существовавшего последний год Советского Союза. ..

     …Я погружаюсь в тот день приезда в Харрогейт и вижу себя на привокзальной площади, оживленно разговаривающего с двумя пожилыми женщинами, с которыми только что познакомился в своём  вагоне. Они тоже ехали на этот конгресс. Я уступаю им очередное такси…
 
…Но, нет! Если рассказывать всё по порядку даже с этого момента, то я не скоро доберусь до цели своего рассказа, потому что моя память, всегда приносящая окружающим удивление своими поминутными, как на киноленте, подробностями, не скоро выпустит нас из первого, затем второго и почти всего третьего дня конгресса. Опустим и эти три дня, хотя они по своей яркости и насыщенности  достойны подробных рассказов. Начнём с третьего, не менее насыщенного и не менее яркого…

…Итак, третий день конгресса шёл полным ходом. В многочисленных секциях читались многочисленные доклады. Всего за шесть дней их было прочитано около тысячи шестисот (!). По всем, абсолютно, аспектам нашей жизни: экология, социология, этнография, журналистика, медицина, культура, образование - всего не перечислить. Представляете, как я метался между секциями после своего доклада о проблемах перестройки образования в Бурятии, который прочёл в первый же день благодаря моему Джону,  чтобы успеть послушать, зафиксировать всё, что меня заинтересовало в программе конгресса.

Что интересно и как это ни парадоксально звучит, за время его проведения я узнал про свою страну больше, чем за всю учёбу в двух её ВУЗах, в Иркутске и Ленинграде! Так скурпулёзно и достоверно  изучали её иностранные учёные. Например, этнографы из Джоржтаунского университета, супруги Балзеры – Марджори и Харли,  мои новые знакомые, прожили шесть(!) лет в стойбищах якутов в нашей Якутии, изучая их быт и культуру. Мой доклад, кстати, тогда был принят аудиторией прекрасно и я получил приглашение от представителей  нескольких, в том числе двух в Лондоне, университетов в Великобритании повторить его у них. Это удалось сделать только в одном, лондонском, так как у меня  был заранее куплен обратный билет до Москвы и даже из Москвы до Улан-Удэ. Был уже конец июля и в моей родной Еравне приближалось время сенокоса, а это для всех, живущих на селе крестьян, как для мусульман священный месяц «рамадан»– основа жизни!...

…Снова меня куда-то заносит и уносит. Простите, пожалуйста. Всё! Ближе к теме.
…Под вечер того дня, уже изрядно перегруженный информацией, знакомствами  и  впечатлениями в  гигантском конгресс-центре,  на втором этаже, возле эскалаторной лестницы я встретил доктора Морисона, председателя конгресса. Именно он и прислал мне официальный вызов-приглашение прошлой зимой. И тут, как у нас говорят, мне ударил «бес в ребро»!  Поздоровавшись  и представившись, я  вежливо сказал ему следующее.

- Уважаемый доктор Морисон, если Вы не будете против, я могу попеть песни под гитару для всех гостей конгресса. У себя на Родине ни один мой горный поход не обходился и не обходится без гитары. Я люблю песни наших бардов: Высоцкого, Окуджаву, Визбора…, а многие участники вашего конгресса, как они мне рассказывали, учили русский язык по их песням. Гитара есть, её привёз из Лондона по моей просьбе мой и Ваш друг Джон Стюарт…
С добрым и открытым лицом, седой шевелюрой и большими толстыми очками на глазах, излучавших тепло и доброжелательность, мистер Морисон переступил смущённо с ноги на ногу, перебрал трость в руках и, сделав жевательное движение губами, вежливо произнёс:
  - Хорошо. Я дам Вам время в баре. Даже два вечера!?...Хорошо заплачу.
   Меня сразу как ледяной водой окатило!

     Как? В баре!? Я бывал уже в этом огромном баре конгресс-центра: каждый вечер кто-то из иностранцев  обязательно приглашал меня туда пообщаться в неформальной обстановке за кружкой хорошего пива. Им всем было интересно поговорить с непосредственным носителем непонятного им советского образа жизни. Я не отказывался и видел и слышал, какой шум и гвалт стоял в огромном зале того бара. Там разрешалось даже курить и сизый дым витал над всеми многочисленными столиками, за которыми сидел учёный народ со всего света. И никто не слушал, да и не смотрел, что творилось на небольшой сцене, кто там выступал, пел или играл на каком-нибудь инструменте. Всё вроде было ясно: люди были заняты общением между собой…А  п е с н и  п о д   г и т а р у  ведь надо слушать! И потом - мне показался оскорбительным вопрос о деньгах: до этого ни разу в жизни ни с кого и никогда я не брал никаких денег за полёт души в песнях…

И я наотрез отказался. Слегка смущенный, добрейший доктор Морисон, чем-то неуловимо мне напоминавший нашего доктора Айболита из наших лучших в мире мультфильмов, пожевав снова губами, со вздохом произнёс:
   - Ну, хорошо! Я дам вам Main Hall (главный зал – зал пленарных заседаний). Завтра, 24-го июля, на 40 минут, с 21-20 до 22-00 . Больше не могу, так как зал закроется на уборку. Вас это устроит? -  добрейший свет и тепло увеличенных диоптриями глаз  доктора «Айболита» снова осветили меня всего.
    - Да. Конечно. Благодарю Вас! – ответил я, пожав ему руку, и тут же спросил.
     - Вы разрешите повесить объявления?
    - Хорошо. Только, пожалуйста , не замарайте сильно стёкла, где будете их весить. -  И мы расстались.

    До вечера я написал фломастером  объявления на ксероксных листах и закрепил их скотчем на нескольких входных стеклянных дверях конгресс-центра. В нём сообщалось, что сегодня во столько-то состоится концерт гитарной песни советских бардов (перечислялись основные) и что вход всем желающим - свободный.  Вернувшись на такси в пригородную гостиницу, я постучался в номер своего друга Джона и радостно, с детским восторгом, ему сообщил:
     - Джон, мне завтра вечером дают Main Hall (мэин холл)! Буду петь песни!

Когда до него дошёл смысл сказанного, его слегка вытянутое типично шотландское лицо, вытянулось ещё больше (!), мохнатые белые брови-венички поползли вверх (!), а в больших, добрых  глазах отразился неподдельный ужас!!  Он схватился руками за голову, соскочил с кресла и забегал по номеру из угла в угол, причитая следующее:
     - Мэин холл! Гена, ты с ума сошёл!...
И эту получившуюся непроизвольно рифму на плохом русском он повторял снова и снова все более трагическим тоном, пока я его не остановил.
- Джон, ты чего так переполошился!? Не беспокойся! Я выступал на многих фестивалях бардовской песни. И всё было хорошо! Успокойся. Завтра тоже будет всё хорошо, вот увидишь…
Кое-как приведя моего бедного пожилого друга в более-менее нормальное состояние и еще раз заверив, что всё будет в норме, я просидел в своём номере над программой концерта до полуночи. Нужно было выбрать из гигантского репертуара (более четырехсот песен) лучшие из лучших...

Не знаю, спал ли в ту ночь мой Джон? Может он ругал себя примерно так: «И зачем я связался с этим  Геннадием? Вот опозорится он завтра перед всем миром! И меня заодно опозорит! Вот бесшабашный! Ну и пел бы, как до этого, каждый вечер, в вестибюле гостиницы, собирая к полуночи «большой цыганский табор» из любителей гитары! Вон и соседка моя из следующего номера, молодая Барбара из ФРГ, и полячка с нашего этажа, журналистка кажется, без ума от его песен. Так нет! Всем он, видите ли, хочет петь! Надо ему на с-с-цену! И на какую?! Мэин холл! Ой –ё - ё – ё-о-о!».  Для справки: Мэин холл того конгресс-центра по своим размерам значительно превосходил такой же зал в КДС (Кремлёвский дворец съездов). Так он думал или не так, не знаю. Но думаю, что примерно так.

Утром, после бесплатного завтрака в ресторане гостиницы я быстренько исчез до вечера, чтобы своим видом не напоминать Джону о моём предстоящем и неизбежном - как ему казалось - провале. Но оставил  ему записку с просьбой, чтобы он  забрал  гитару у портье: не таскаться же с ней целый день по конгрессу: у Джона была своя машина, на которой он и приехал на конгресс. И привез гитару своей дочери Джулии, которую я попросил в телефонном разговоре.  День пролетел незаметно в калейдоскопе встреч, прослушивания интересных выступлений. Тогда же случайно (?) познакомился с Галиной Старовойтвой, только что прилетевшей на этот конгресс. Позже, мы неоднократно с ней виделись и подолгу общались, как на конгрессе, так и в Ленинграде-Петербурге, депутатом от которого она была в высшем органе представительной власти в Москве. Должен сказать, что женщины - политика в нашей стране такого уровня я больше не видел. Но это так, к слову. Не к политике.

Подошёл вечер. И в 20-30 по Гринвичу, как условились, мы встретились с Джоном  у входа в зал пленарных заседаний, из которого доносилась приятная оркестровая музыка. С ним оказались также и молодые женщины - участницы конгресса: немка Барбара из ФРГ и полячка-журналистка. «Наверное, Джон подвёз их из гостиницы…» - подумал я  и оказался прав. Мы уже были знакомы, жили на одном этаже и чего не подвезти их на своей машине? Сейчас-то  я понимаю, что он их взял тогда, чтобы хоть как - то успокоить своё волнение: ведь всегда легче, когда кто-то рядом.

Поздоровавшись и взяв из рук Барбары гитару, я сопроводил всех на редкие незанятые места второго яруса гигантского Мэин Холла. Здесь на открытии конгресса, мы сидели с Джоном четыре дня назад и слушали всяких знаменитостей, начиная от премьер-министров и кончая мировыми учёными в разных областях. Сейчас же на сцене играл ирландский национальный оркестр. Причем играл произведения Хачатуряна!

Посидев какое-то время с моими друзьями и послушав прекрасное исполнение, я вдруг поймал себя на мысли, что не знаю, как попасть на сцену, где играл оркестр! Объяснил это Барбаре и она согласилась помочь мне отыскать эту сцену оттуда, сзади, среди многочисленных коридоров и переходов. Пробравшись через эти коридоры, нашли. Оркестр гремел за кулисами прямо передо мной.  Барбара, пожелав мне успеха, ушла и я остался один. Один из операторов сцены приветливо, с улыбкой помахал мне рукой и даже показал весь зал на многочисленных экранах-мониторах. Отыскав на одном из них Джона с полячкой-журналисткой и проходившую на своё место Барбару, я успокоился. Но лёгкий мандраж, извините – волнение, внезапно появившееся за сценой, почему-то не уходило. Проверил настрой гитары – показалось, что вроде немного фальшивит!? Побежал вниз по переходам и там, где было потише, проверил снова – всё в порядке!

      Тут объявили последний пятиминутный антракт для оркестра и они все, в красивых национальных костюмах вышли ко мне за кулисы. Я робко подошёл к невысокого роста, пожилому, с огромной вьющейся курчавой шевелюрой дирижёру с палочкой, и, поздоровавшись, попросил объявить после того, как они закончат, что сейчас будет для всех зрителей петь песни советских бардов парень из СССР. «Это на всякий случай,- решил я, - вдруг большая часть людей не увидела тех моих двух - трёх маленьких объявлений. И больше ничего дирижёру не говорил.

Но что обо мне говорил он  целых пять минут (?), когда концерт закончился и оркестранты выходили со своими скрипками, неся свои пюпитры с нотами, а затем стояли со мной рядом, вежливо улыбаясь мне, я до сих пор не могу вспомнить! Вероятно, от волнения перед выходом я ничего не слышал из его длинной речи! Только сжимал вдруг сразу вспотевшей правой рукой гриф  семиструнной гитары, а левой начинал уже сминать лист ксероксной бумаги со списком выбранных песен! «Когда же он закончит!!».

     Наконец один из операторов сцены отодвинул немного в сторону занавес, и я увидел дирижёра, делающего мне пригласительный жест рукой! «Господи!..»-произнёс я про себя и на ставшими враз ватными ногах я «смело» вышел на середину сцены. Услышал приветственное рукоплескание. До этого я старался смотреть только под ноги, а тут взглянул в зал. Вместо зала я увидел огромную черную яму! И это было со мной впервые! Рядом крутились операторы сцены: поставили стул, положили, взяв из моей руки, на него список песен, настроили на меня и на гитару  микрофоны и ушли…

   Помолчав какое-то время и, так и не уняв сильного сердцебиения, я хриплым голосом поздоровался с залом и объявил первую песню моего небольшого концерта.  Песню Саши Заиграева из Улан-Удэ. И начал…
Я не буду лукавить                Где триумф, где позор. Неистертая память Нас стреляет в упор.
Но презревшие раны, Свято веря в мечты, Мы всё строили планы, Но пустые карманы Оставались пусты…

Были праздники реже, Ну а люди честны. И все жили надеждой До и после войны…

И тут - заклинило! Вылетело из головы начало второго куплета!!!  Я  замолчал!! Проглотив комок в горле, взял один из микрофонов и тихо произнёс:
     - I am sorry.  May I  shall begin again…(Извините. Можно я начну сначала…) – в зале раздались аплодисменты!

      Именно эти ободряющие аплодисменты и вернули мне моё обычное самообладание на концертах! И он прошёл на одном дыхании. Когда прозвенели  последние аккорды  «Песни о друге»  Володи Высоцкого, я уже спокойно взял микрофон и после аплодисментов, поблагодарив всех за внимание, объявил, что концерт закончен и что зал закрывается на уборку.

         И  тут  к сцене стали подходить  люди и спрашивать о том, нельзя ли еще послушать песни!  Мгновенно поняв, что это, наверное, желание многих людей, кто сейчас выходил в многочисленные, разноуровневые выходы из этого огромного зала, я снова схватил микрофон и объявил:
    - Всем, кто хочет ещё послушать песни советских бардов, просьба спуститься на второй этаж в зал секции «Образование и культура»...

А сам с гитарой в руке по уже знакомым переходам за сценой почти бегом спустился на второй этаж  и подбежал к дверям названного зала и поставил перед его входом гитару.  Именно в нём, вмещающем примерно до трехсот человек, я и делал свой доклад три дня назад…

Довольно быстро зал заполнился. Принесли даже стулья из соседнего. Джон с попутчицами сел в углу, уже спокойно и ободряюще мне улыбаясь. Среди публики я видел людей разного возраста, от почти стариков до молодых. Некоторые были даже с детьми. Помню, вначале я спросил всех о том, какие темы бы они хотели услышать в песнях? Мне ответили:
- Пой, всё, что ты знаешь! Всё, что помнишь!?...
   Примерно в 22-30 я начал.
   Время 23-00 – концерт продолжается.
   Время 23-30 – концерт продолжается.

   У меня начинает садиться голос. Кто-то из зала быстро сходил в бар и принёс кружку пива – «Промочи горло».
    Время 24-00. «Пой, пой всё, что ты помнишь!»- чуть не мольба в голосе и глазах. И я пою. Пою свои родные, геологические, пою туристские, пою народные. Перебираю любимых бардов Аду Якушеву, Юру Визбора, Володю Высоцкого, Булата Окуджаву, Клячкина, Дольского, Суханова…всех.

   Время 00-30. Внимание в глазах людей не ослабевает! В зале по прежнему - тишина. Лишь мой уже изрядно подуставший голос, да аккорды гитары…
   Время 01-00. Люди не отпускают! Я – не эстрадный певец. Не какой-нибудь великий гитарист. Я просто люблю гитару и люблю песни под неё. К тому же я – самоучка: никто меня не учил играть. И у меня уже заканчиваются силы… Джон, этот удивительный человек с душой ребёнка, спит уже в своём углу, откинувшись в кресле, ждёт меня…

   Время 01-30. Всё! У меня нет больше сил. Нет сил вкладывать свою душу и энергию в песни, по другому – не умею.
  И я - сдался. Встал со стула, поклонился всем и усталым, подсаженным голосом обратился в зал:
   - Уважаемые, спасибо всем Вам за бесподобное внимание! Я никогда не встречал еще такого. Больше я просто не могу. Извините. Но напоследок хочу всех попросить. Пожалуйста, кто может, оставьте свои адреса вот в этой моей записной книжке. Мало ли как распорядится жизнь и куда занесёт меня судьба, в какую страну. А там уже есть кто-то знакомый! Сразу легче…

И положил свою толстую записную книжку на единственный стоявший там стол. Люди начали подходить, записывать. Пока их было много, я не видел стола, а позже, когда толпа разрядилась и осталось совсем немного людей, я подошёл ближе и уже увидел  записи. Но не подробно. И когда последние мои слушатели, поблагодарив за концерт, вышли из зала, я взял эту записную книжку.
И вот тут-то и наступил настоящий момент истины! Не поверив на одной, другой странице увиденному, я перелистал её быстро всю!
Оттава, Тель-Авив, Нью Йорк, Вашингтон, Милан, Сидней…Практически чуть не все столицы мира. Но не это поразило меня! Фамилии под адресами были все РУССКИЕ!

И мне сразу стал понятен тот невыразимый блеск в глазах моих слушателей, понятно то невероятное внимание, какого я никогда не встречал!
        - Пой! Пой, всё, что ты знаешь! Всё, что помнишь! Пой!...
Это были эмигранты! Молодые, старики, с детьми…все были эмигранты! Это тоска по Родине светилась в их глазах!…
   Мне стало невыразимо грустно и тяжело…

    На следующий день, чтобы не травить душу, я сел в первый попавшийся экскурсионный автобус, обслуживающий конгресс, и уехал на какую-то экскурсию. Вернувшись вечером, я встретил своего друга Джона в вестибюле гостиницы. Он с восторгом мне сообщил:
   - Гена! Столько людей приходило к нам, к тебе в гостиницу! Просят повторить концерт…

    Я – отказался. Не потому, что не хотел одарить людей песнями своей Родины. А потому, что такой мощный выброс духовной энергии восполняется не сразу…
     А тоска, ностальгия, с которой тогда впервые столкнулся, периодически напоминает мне о себе, как только я открою ту исписанную эмигрантскими адресами записную книжку …» Конец вставки)

Остальное время конгресса для меня выразилось в работе с фотовыставкой, посещением ряда докладов советских представителей и знакомств с большим количеством новых интересных людей. Сдружился со Стивеном из Уэльса, парнем спортивного вида, корреспондентом Би Би Си. Он взял у меня интервью и после еще мы долго говорили о жизни. Затем в течении последних дней он часто появлялся у меня на выставке. Сейчас переписываемся.

В один из последних дней для всего конгресса были устроены экскурсии на автобусах в окрестные живописные места. Мне все это красивое разнообразие уже успело намозолить глаза и хотелось домой.
Наконец, последний вечер. Джон повез нас , меня, Ирину, Сергея, далеко за город в крупнейщий в Европе рыбный ресторан! Отметить завершение конгресса, прощание. Шапхаев и Урбанаева отправлялись в недельное путешествие по Англии по приглашению правительства а я возвращался домой.

 Ресторан, конечно, был на высоте, но без алкоголя.
(Вставка. Поскольку алкоголя не было, а мне так хотелось выпить их прекрасного бархатного пива, я шутливо сказал Джону, что ресторан этот никуда не годится, потому что тут нет даже пива! На что Джон строго нахмурил свои белые брови – венички и с улыбкой спросил. - Гена, ты не совсем хорошие обычаи перенял у меня в стране? Я же еще шутливо поворчал по этому поводу, на что Джон, снова поводив выразительно веничками вверх вниз, сказал, что будет, будет мне пиво, только позже, в другом месте…

Но я же, войдя в своей шутке в раж, не смотря на то, что Шапхаев меня сдерживал под столом ногой, а Ирина нахмурила брови, потребовал ни больше ни меньше - жалобную книгу! Когда Джон понял что это такое, он подозвал одну из многочисленных официанток зала в красивой старинной одежде 18-го века и она принесла мне большущую амбарную книгу с толстой, тисненой золотыми надписями обложкой. Это была книга отзывов об этом уникальном ресторане. Листая ее, я обнаружил записи почти на всех языках мира! И на одной из страниц, как током ударило (!), вижу русскую надпись! Там расхваливал этот ресторан и благодарил за обслуживание….думаете кто?! Герман Титов! Наш космонавт номер два, после Юрия Гагарина! Но это не остановило меня в моей следующей надписи в конце книги: « Ресторан неважный! Почему нет хотя бы пива!?» И расписался – Геннадий Ефиркин из России. Не знаю, как отреагировали служащие того ресторана и их хозяин на это? Может  быть там сейчас и разрешается пиво?)

Мы попробовали множество блюд из различной рыбы и, после ресторана, забросив Ирину и Сергея в общежитие - гостиницу, выехали с Джоном в ночь на Лондон. По дороге этот неистовый Джон успел потренироваться с аквалангом в частной школе подводного плавания! Мне было не по себе, когда видел, как этот 58-летний седовласый мужик с детской душой, открытой для всех, уходил на большую глубину в гидрокостюме и парой баллонов за спиной! Но ничего нельзя было поделать: Джон готовился к погружениям в Байкале. Это, да еще круиз группы англичан по всему Байкалу, да еще посещение биосферного заповедника на Енисее и еще множество дел, переделанных им за двухмесячный визит в уже прошлом 1990 году, послужили бы темой очередных рассказов об этом удивительном человеке.

(Вставка. Вспомнилась одна удивительная картина, когда мы с Джоном возвращались из Харрогейта в Лондон и он учился подводному плаванию. Когда я его, в маске и акваланге стоящего в воде и готового к погружению с инструктором частной школы на небольшом глубоком озерке в центре Англии,  перекрестил сочувственно и он ушел под воду, я захотел перекусить чего нибудь. В школе была небольшая закусочная. Хозяйка школы, сама, мне быстро приготовила бекон с яичницей, налила кофе и я неплохо подкрепился, сидя один в небольшой, на два-три стола, закусочной. Было тепло и дверь ее была открытой в темную звездную английскую ночь. Я сидел боком к этой двери и когда расправился с вкусным перекусом и повернулся, то не мог удержаться от смеха… В дверях, залитые желтым лунным светом, в ряд стояли гусь, свинья и пес! И все смотрели на меня! До того это было прекрасно, тепло и уютно! Хозяйка, называя их по именам, что-то там ласково говорила им, слегка ругала за попрошайничество, а я был просто в восторге от этой картины… Как в сказке!…По моему, я купил еще несколько булочек и подкормил тех попрошаек….

Когда мой неистовый Джон всплыл со дна озера, вопросам к инструктору его не было конца! Он долго, не снимая костюма, что-то обсуждал и уточнял… Наконец, после выпитой им  чашки кофе мы выехали домой.)

ЗАВЕРШЕНИЕ

Но пора и закругляться. Через пару дней ранним утром меня проводили с того же Ливерпульского вокзала домой. За эти два дня были посещения еще ряда интересных мест, Лондонского университета и т. д.  (В институте славянских народов при том университете, куда меня пригласили еще  конгрессе, я и успел выступить еще раз со своим докладом. И понял, почему наши политики любят такие лекции за рубежом. Просто за них хорошо платят. Мне заплатили тогда 300 фунтов. Во второй институт, куда тоже приглашали, уже не успел.)

       Но пришел конец и этим двум дням и поезд мой дал прощальный гудок. Было грустно расставаться с Джоном, его семьей. С Рэджем и Маргарет, которая заготовила мне в дорогу гору провизии! Да, собственно, со всеми было грустно расставаться, когда только-только устанавливается между тобой и людьми что-то неуловимое, что соединяет и помогает понимать друг друга…

      Закончилось путешествие в совершенно иной мир. Как мог, кратко, постарался передать, описать его вам в моем восприятии. Грусть расставания сменилась радостью встречи с Родиной, Байкалом, Еравной…
Сразу отчитался и в МЖК, и у министра народного образования. Теперь, спустя несколько месяцев, немного запоздало, отчитался и перед вами, уважаемые читатели.
И остается у меня только одно самое светлое пожелание всем: чтобы как можно больше людей побывали бы там, у них, посмотрели бы своими собственными глазами их жизнь, почувствовали бы ее во всем разнообразии.

Г. Ефиркин,                Ленинград, 1991 г., январь