На дегустации

               

            Я поднимался, опираясь на самодельную трость, вдоль пологой каменной стены к Ливадийскому дворцу. Вечерело. Когда я оказался вверху, солнце, напоминающее морскую звезду, лучами цепляло башню дворца, образуя тонкую тень, делившую салатовую лужайку перед фасадом на две равные части. Я прошёл мимо пальм, оставил позади постриженный кустарник, похожий чем-то на семью медведей, и остановился взглянуть на море. Сегодня оно было бледно-голубых тонов и едва не сливалось с горизонтом. Вдали расстилалась Ялта. Море завораживало, и на какой-то момент у меня выскользнуло из головы, зачем я вообще здесь оказался. Мой старый знакомый по театру Леонид Судимирский пригласил меня послушать лекцию об изысканных местных винах.


Мы условились встретиться с ним возле старинной колокольни. Заманчиво, что сама дегустация должна была проходить в Итальянском дворике, где когда-то прогуливался погружённый в нелёгкие думы о России последний Государь и под февральским небом 45-го стряхивали табачный пепел три влиятельнейших человека. Стены дворца знали множество тайн…


  Уже издали я приметил Судимирского. Мне как актёру сразу   захотелось набросить ему на плечи королевскую мантию. Блестящая лысина, ухоженная бородка – не хватает только короны, и можно на сцену. Мы поздоровались.   
   – Собираемся ровно через десять минут без опозданий  у кованых ворот, – резко произнёс Судимирский, проведя ладонью по вспотевшему лбу.
           – Куда же провалились эти ассистенты? Да, что с твоей ногой?

 
           Глядя на него вот такого, я сразу припомнил, что пришлось пережить ему тогда, простившись со сценой. К этому времени я был уже успешным столичным артистом, сыграл уйму ролей в кино и театре, а мой давний приятель, не справившись с амбициями, вернулся домой. Получив у себя в городе второе образование, он проводил теперь дегустации, посвятив   непростому ремеслу жизнь.


          – Чепуха, вчера на съёмках упал, – ответил я, похлопывая его по плечу.    – Всё хорошо, Леонид, давай занимайся подготовкой. Не буду мешать.


 
Судимирский прошёл со мной до начала дворцовой аркады. Потом  предупредил ещё раз, чтобы я никуда не отходил, приоткрыл половину ажурных ворот, резко повернул направо и исчез за поворотом. Я лишь слышал, как звучали его шаги по мраморному полу.


       Ударили в колокол. Это кончилась вечерняя служба в дворцовой церкви. Я взглянул на резную дверь с большими прямоугольными стёклами, которая то и дело открывалась и выпускала в этот грешный мир верующих, и почувствовал  аромат фимиама. Как же давно я не стоял под сводами храма! Сплошные встречи, съёмки, спектакли…


           У ворот собиралось приличное количество посетителей, прибывших на дегустацию. Ко мне подошёл сутулый парень в очках и вопросом вернул меня к обыденной жизни:
            – Вы скоро закусите?
            – Что?!
            – Вы скоро запустите? – повторил он несколько громче, – И можно ли будет купить здесь вино?
             – Не могу знать, – ответил я, подумав вначале, что во мне он признал актёра.


          Вскоре за воротами показался Судимирский с ножницами и билетной лентой в руках. Когда очередь дошла до меня, он с иронией взглянул на мои купюры, улыбнулся и произнёс:
            – Не нужно! Это, можно сказать, мой спектакль. Ты ведь знаешь, есть в театре такая традиция: друзей и родственников проводить задарма. Прошу вас!


       В одной из аркад на узких, вытянутых в линию столах в стеклянных вазах горели свечи. Отряд бокалов в форме тюльпанов ждал своего часа.   Прозрачные кувшины, хлебные палочки и бутылки с минеральной водой по соседству нашли себе место. Из сада веяло кипарисами и розами.


        Я наблюдал достойную игру. Судимирский использовал свой талант, погружая зрителей с головой в мир вин. Во время так называемой лекции я мысленно побывал в провинциях Италии, Испании, Франции. Почувствовал себя моряком, крестьянином, вернувшимся с поля. Разглядел в бокале слезу винодела, ощутил ветер, проносящийся над виноградной лозой.


         Рядом с дверью в подсобное помещение я приметил два объемных кувшина с облупившимися горлышками и подумал: может быть и в них когда-то хранили вино? О далёких временах напоминали они. Вспомнилось чудо Христа в Кане Галилейской, где превратилась вода в вино.
         Можно было долго сидеть так, смакуя вина и слушая увлекательные речи моего приятеля, но к окончанию дегустации Судимирский преподнёс мне один сюрприз.

 
            Он громко представил меня захмелевшей публике и попросил подняться из-за стола. Я сидел в самом конце и, когда встал, ясно разглядел каждого из присутствующих. То были в основном сытые, довольные жизнью люди. Судимирский, не давая мне опомниться, расправил плечи и продолжал:
           – Наш гость – раб сцены, большой знаток жизни, скрипач, играющий на струнах человеческих душ, любимец женщин, прошу дам правильно понять мои слова. Именно он должен, как мне кажется, сегодняшним вечером поставить точку. Прошу вас, расскажите нам что-нибудь интересное! Ведь наверняка ваша профессия тесно соприкасается с сегодняшней темой, – сказал он и стукнул ногтем по пустому бокалу.

 
          Я сразу не понял – это было его хитрой издёвкой или же он хотел оказать мне услугу. Во всяком случае, я попросил наполнить бокалы любым красным вином. Когда моя просьба была удовлетворена, я взялся за ножку бокала, как учил мой знакомый, и произнёс:
          – После того, что я здесь слышал, сложно что-то еще добавить, но об одном всё-таки упомянуть стоит,  – начал я, но резко оборвал речь.
За столом в этот момент  кто-то из присутствующих опрокинул бокал, и пролилось вино. Образовалось пятно, при свете свечей очень похожее на кровь.
          – Не поверите, вспомнилось первое Причастие в церкви! – продолжил я, отчего-то не узнавая свой голос.  – Простите, что-то с горлом... Тяжело говорить. У меня всё, пожалуй…


          Под звон бокалов я опустился на свое место. После долгих аплодисментов ведущему дегустации, повеселевшие посетители, которым, видимо, не хотелось рассуждать о чём-то религиозном, выстроились в очередь покупать вина. Я удивился, что никто из них меня не признал и не попросил даже автограф. Ничего не оставалось, как издали поклониться Судимирскому и покинуть дворик.

   
          Уже стемнело. Под звуки цикад я прошёл мимо колокольни, обогнул подсвеченный прожекторами дворец и взглянул на вечернюю Ялту. Казалось, что смотришь на тлеющую головешку.  Долго я не мог отвести взгляд!
Несмотря на то, что я не менял творческий путь, проливал тысячу потов на сцене, зарабатывая себе этим на жизнь, а Судимирский оборвал все связи с театром, читая лекции, разливая вина, он срывал овации и в душе также чувствовал себя артистом. От судьбы далеко не уйдёшь!


  Было уже совсем темно, когда я спускался вдоль пологой стены, постукивая перед собой тростью. Нога уже не болела и я, ощущая лёгкое опьянение, принялся негромко рассуждать вслух: «Может быть, я кого-то смутил из присутствующих? Может, моего знакомого? Испортил праздник, позволив высказаться о святом Причащении в столь не подходящий для такого случая час?»
Ко всему прочему, прибрежный парк сковала какая-то таинственная гефсиманская тишина. Я не видел ни своих рук, ни своего тела, только слышал, как бьёт по асфальту трость, и, чувствуя себя беспомощным слепцом, думал: «Скорее бы кончилась эта кромешная тьма!»...