О самом святом

Если бы Халид Вороков был лишь хорошим отцом, я бы вряд ли ст претендовать на эту публикацию.
Да, он был хорошим отцом. Очень хорошим. Когда я был совсем ь лсньким, итец говорил мне слива добрые и ласковые. Нечасто, но говор! В юности дарил мудрые мысли.
- От всего есть спасение, - учил он. - Нет средства от глупости.
- Рядом со справедливостью стоит счастье, - говорил.
- Лучшая победа - та, которая добыта миром.
- Будь добр, честен, умерен во всем...
Я пытался это и многое другое сделать своим мировоззрением и перед* сыновьям. Получилось ли?
Отец. Он вошел в мою жизнь с седой головой. Молодые глаза и больш седая голова.
- Расскажи что-нибудь, - часто просил я его.
Раньше он брал меня на руки и рассказывал, как пас овец пятилетн мальчиком, помогал моему деду пахать землю и убирать кукурузу, pacci зывал о детстве, которого у него не было, и о юности, трудной, как переЕ в горах.
Раньше он брал меня на руки... Позже мать ставила перед нами две стоп¬ки и запотевшую бутылку из холодильника, и мы говорили, вспоминали, спорили.
Отец вспоминал:
- В семье Пата, моего деда, было семеро детей.
У горцев вообще бывает много детей. Он был старшим. Дружная семья... Возглавлял ее сильный человек. Никогда в доме Пата не переводились мука для чуреков и сыр. Пара волов, корова да клочок земли, на котором стояла мазанка. Стены из плетней, земляной пол, в одной из комнат очаг. Здесь на цепи висел котел. Мать поровну делила между детьми незатейливую еду.
Отец вспоминал:
- В детстве мы носили штаны из домотканого холста и грубошерстные рубахи свободного покроя. Их делали матери. Чувяки и ичиги тоже шили они.
Отец с раннего возраста помогал взрослым пасти скот. Несколько десятков коров и пару сотен овец - все богатство родственников и соседей - угоняли в междуречье Чегема и Шалушки на зимовку. Здесь животные находили скудную пищу, а люди подкармливали их кукурузными стеблями.
Жили в большом шалаше, спали на сене, покрытом войлочной подстил¬кой, укрывались овчиной. Моему отцу было тогда семь лет.
Однажды волки зарезали двадцать баранов. Отару пас Халид. Он плакал. Было жалко и себя, и баранов.
И такой случай. Приехал в Чегем русский учитель Иван Графов. Собрал чегемцев от восьми до восемнадцати лет. Стал обучать грамоте. Ни учебни¬ков, ни тетрадей, ни классной доски...
- А-а-а! - говорил Графов.
И полсотни глоток подхватывали за ним этот звук. Этот и много дру-гих.
Маленький Халид старался перекричать соседей. Но кто-то из старших отвесил ему хороший подзатыльник: то ли стало завидно, то ли пожалел учителя.
Через месяц они уже подбирали из букв и звуков слова.
И еще случай. Их сосед Кадзага собрался однажды на базар в Нальчик. Халид упросил родителей отпустить его с ним.
Горцы говорят: «Если никогда не видел лошади, то и ишак может пока¬заться скакуном». Старая слобода привиделась Халиду городом из арабской сказки. Мощеные улицы, кирпичные дома, фаэтоны... А людей на базаре - как на свадьбе!..
Кадзага весь день торговал луком, а потом пил водку в закусочной. Халид, зажав в ладони несколько медяков, которые сунула ему утром мать, бродил по базару. Что купить? Халву, кишмиш, сушеные абрикосы?.. Купил домой каравай русского хлеба.
Отец вспоминал, как чегемский мельник поймал огромную рыбину и все село сбежалось к реке. Или как коршуны воровали со двора цыплят. А еще вспоминал, как засуха выжигала посевы, а болезни уносили людей, как однажды мир разделился на красных и белых.
Было то же село, и те же люди, и та же обыкновенная земля. Но казалось, что уже не было больше голубого неба, и зеленой травы, и желтого солнца. Только два цвета оставались вокруг - красный и белый. В те дни никто не выходил со двора без винтовки. В засадах гремели выстрелы. Плакали жен¬щины, потому что муллы отпевали покойников, красных и белых. А потом по селу мчались всадники, и опять трещали выстрелы, и еще громче плакали женщины.
Пат, мой дед, не расставался с наганом, а Бабух - с тревогой. Прячется Пат в лесу - значит, в селе белые. Дома Пат - красное село. Они не могли жить вместе, эти два цвета. Они стояли на краях одной бурки с кинжалами в руках. Кто победит?
Победил красный цвет: красные ленты на папахах, красное знамя над сельсоветом, красные лозунги по селу...
Воспоминания отца как алагирские груши. Каждое из них - добрый и сочный плод. Но в мою сапетку1 не уместить всех плодов огромного дерева. И я решил: сорву несколько груш с нижней ветки, и оттуда, где у дерева пояс, и оттуда, где у дерева папаха. А затем подберу несколько плодов с земли, разбитых, бесформенных, но все равно знаменитых алагирских груш.
Отец вспоминал:
- На боевой тачанке привез меня в школу-коммуну председатель Че- гемского сельсовета Лют Арипшев. Он остановил коней у особняка князя Шипшева (там открыли общежитие школы) и, придерживая одной рукой маузер, а другой крепко сжав мою руку, чтобы не сбежал, переступил порог особняка.
«Примите еще одного коммунара!» - крикнул Лют.
Он записал меня в какие-то списки, потрепал по плечу и укатил. Я хотел заплакать, но не успел. Передо мной положили одежду: костюм, ботинки, фуражку... Плакать было просто нечестно, и я решил сделать это попозже.
'Сапетка- плетеная корзина.
Пока я мылся в бане, и шапку мою, и чарыки  сожгли. В школе-коммуне мы осваивали азбуку, обучались письму, пели песни... Если кто-то из нас быстрее других усваивал, что четырежды четыре - шестнадцать, его считали умным мальчиком. Словом, все было так, как сегодня, и все было иначе.
Я не спрашивал, почему иначе...
Был голод, но от скудных пайков для них урывали лучшее. Была бед-ность, но им сшили пальто и костюмы, купили ботинки... Не было бумаги. Писали мелом на грифельных досках. Не было учителей. Их присылали из Москвы и Ростова-на-Дону.
А вокруг гуляли банды. Гремели выстрелы. Их отцов приносили домой на бурках. Муллы грозили, что станут чегемские дети гяурами , а они ста¬новились грамотными людьми.
Когда в Нальчике открыли первый городок знаний, его назвали Ленин-ским. /
Как-то отец сказал:
- Ленинский учебный городок был нашей мечтой, явью и надеждой...
О чем мог мечтать сын кабардинского пахаря?.. Одним выстрелом сбить
яблоко с шеста. Одним ударом сабли срубить жердь на скаку. Одним взмахом набросить аркан на коня. Это умели мои земляки.
Многое умели они. Но многого и не умели. Жили в саклях, а мечтали
о светлых домах. Ходили по тропинкам, а мечтали о широких улицах. Им были непонятны слова «завод», «трактор», «радио»... И они осваивали эти понятия.
Бетал Калмыков сказал:
- Впереди у нас новые затяжные бои с врагами, которые крепко сидят в самом народе: бои с темнотой и отсталостью... Мы должны подготовить бойцов и командиров для этих сражений, и как раньше по каждому нашему призыву селение выделяло десятки всадников в боевые отряды, так и сейчас каждое селение должно выделить на учебу «шестерку»...
В чегемской «шестерке» был мой отец.
Как-то Халид сказал:
- Мы были первыми, а первым всегда труднее. От них ждут многого.
Я согласился:
- Самый трудный перевал - тот, который не пройден.
А еще отец сказал:
- Если бы можно было возвращать годы, я вернул бы двадцать четвер¬тый, чтобы вновь стать коммунаром.
И так сказал отец:
- Мои лучшие друзья - из ЛУГа. Все мы одной группы крови.
Недавно, зная, что приближается столетний юбилей отца, я достал с ан¬тресолей его документы - истинные сокровища. Приказы, указы, удостове¬рения, грамоты, наградные документы... В двадцать один год (в 1931 году) он стал наркомом (по теперешним меркам - министром). И до ухода на пенсию в 1970 году являлся членом Правительства Кабардино-Балкарии.
Да, были и взлеты, и падения. Из партии исключали, с работы снимали, из квартиры выселяли, в НКВД на допросы вызывали. Со всеми тогда такое случалось.
Известный дирижер и композитор Артемий Шахгалдян рассказал:
- А ведь мы с отцом твоим, Халидом Патовичем, создали в нашей ре-спублике первый симфонический оркестр. Из Ростова-на-Дону привезли музыкантов, из Москвы, из Владикавказа. А с каким трудом завозили в Нальчик музыкальные инструменты!.. Особого труда стоило привезти ро¬яль. Но справились и с этим. Твой отец хоть и совсем молодым человеком был в то время, но в упорстве, в твердости духа при достижении цели ему не откажешь. Вот почему создали мы тогда симфонический оркестр! При областном радиокомитете.
Интересную историю рассказал отец о том, как в Нальчике появилась первая АТС.
- Приехал я в Москву на прием к наркому тяжелой промышленности СССР Григорию Константиновичу Орджоникидзе (Серго), - рассказывал Халид Патович. - В приемной масса народа: военные, чиновники самого высокого ранга и я... В своей каракулевой папахе, гимнастерке, галифе и в сапогах. Молодой еще совсем. Мальчишка. Все ждали наркома, который задерживался у Сталина.
«Сегодня, конечно, к Серго не попаду, - думал я тогда, - может, завтра. Через пару дней».
Вдруг появляется Орджоникидзе. Все повскакивали со своих мест. Нар¬ком сказал:
«Здравствуйте, товарищи!» - и направился в кабинет.
Уже в дверях остановился, посмотрел на меня и спросил:
«Ты откуда, земляк?»
Видимо, папаха сыграла свою роль.
«Из Кабардино-Балкарии», - робко ответил наркому.
«Вот как! - обрадовался Серго. - Я там много раз бывал. Воевал. Уста-навливал Советскую власть. Давай, давай, не робей, пошли со мной!»
И, обращаясь к высокой публике, сказал:
«Простите! Земляк мой. Не имею права заставлять его ждать».
И мне:
«Что у тебя? Какие дела?»
Я сказал, что нужна АТС, что столбы нужны, чтобы тянуть радио и телефон в балкарские села, машин совсем нет... Григорий Константинович вызвал помощника.
«Где у нас есть АТС?»
«Только что получили для гостиницы «Москва» из Бельгии».
«Отдайте Кабардино-Балкарии! И десять вагонов столбов. И двадцать «пикапов». А тебе, земляк, выделяю две «эмки». Если дам одну, то Бетал заберет ее, и ты останешься без машины».
Когда, вернувшись из Москвы, я доложил об этом Калмыкову, он вы¬бежал из-за стола, схватил меня, обнял, приподнял своими могучими ру¬чищами:
«Молодец, чегемец!»
Так в Нальчике появилась первая АТС.
Бережно перелистываю пожелтевшие страницы, рассказывающие о тру-довом пути этого большого человека. Да разве он один был таким? Казбулат Керефов, Али Сасиков, Черим Кудаев, Музакир Битоков, Магомед Уначев, Чамай Уянаев, Мустафа Зумакулов...
Угольный рудник в Былыме, автотрасса от Пятигорска до Владикавка¬за, радио и телефон в балкарские селения... А сколько сделано для разви¬тия пищевой и перерабатывающей промышленности! Заводы в Нальчике, Прохладном, Нарткале, Сармаково, на высокогорных пастбищах... Какого качества были молочные продукты, колбасы и конфеты!..
Те, кто работал с отцом - а их, к сожалению, становится все меньше, - говорили и говорят о Халиде Патовиче только в превосходной степени.
- Он вывел меня на широкую дорогу, - заявляет один.
- Я считаю его своим вторым отцом, - говорит другой.
- Его представили к ордену, а он убедил руководство республики, что этот орден следует дать мне, молодому специалисту, а не ему, - говорит третий.
Среди огромного количества наградных документов я выбрал один - По-четную грамоту НКО СССР «Отличнику трудового фронта Отечественной войны ».
«Тов. Вороков Халид Патович, за трудовую доблесть, проявленную на работах по созданию оборонительных рубежей, помогающих героической Красной Армии в борьбе с кровожадными фашистскими полчищами, Вы награждаетесь настоящей грамотой».
Много и других, в том числе государственных, наград. Но я почему-то выбрал эту, Народного комиссариата обороны СССР, подписанную коман-дующим 10-й саперной армией.
Меня в молодые годы часто спрашивали:
- А трудно быть сыном министра?
- Да, трудно, - отвечал я. - Надо быть достойным имени отца, да и моего великого деда.
- А какие блага были у семьи руководителя всей пищевой промышлен-ности республики? - задавали вопрос.
- Да никаких.
Как-то мы, члены семьи Халида Патовича, обратились к нему:
- Нельзя ли нам за наши деньги раз в месяц покупать в вашем фирмен¬ном магазине «Молоко», что расположен на улице Кабардинской, по одному килограмму сливочного масла и сыра?
Дефицит был большой на эти продукты.
Ни секунды не сомневаясь, он ответил:
- Этого делать нельзя. В нашей системе трудится около тридцати ты¬сяч человек. Если можно нам, нашей семье, то можно и им. Тогда что же останется для продажи населению? Я приношу домой свою зарплату. Вот на нее и живите.
Отец долгие годы был членом бюро нальчикского горкома партии. Его высоко ценили коллеги в соседних республиках, руководство в Москве.
. Местные власти?
- Пророков в своем отечестве нет!
Перед уходом на пенсию Халида Патовича он и Тимбора Кубатиевич Мальбахов - первое лицо в республике - рассорились. За год до пенсионного возраста отец положил на стол руководителя Кабардино-Балкарии заявле-ние об уходе «на заслуженный отдых». Его, вроде бы, не хотели отпускать. Руководство в Москве категорически возражало, но он настоял на своем. Добровольную свою отставку тяжело переживал. Заболел. И через два года ушел из жизни.
Я хорошо помню его друзей - наркомов, министров. Видел их в нашем доме, на улицах, а когда занялся журналистикой - в их кабинетах, встре¬чался на деловых активах... У многих из них я сидел на коленях, иных знал лишь в лицо. Седые, чуть сутулые, уставшие от забот и хлопот, эти люди уступали дорогу старшим и помогали младшим сесть в седло. Они не забыли, как собирать початки кукурузы и кому за праздничным столом, разделывая вареную баранью голову, отдать ухо. Они знали, когда пойдут дожди и что делать, если дожди не пойдут.
А какие песни пели они в редкие свои застолья! Русские, кабардинские, балкарские... Мне очень нравились эти песни, исполняемые от души.
Как заботились они друг о друге! Как любили молодежь!
- Не отставайте! - торопили они нас, зовя за собой.
Помню, их становилось все меньше и меньше. А теперь ведь и вовсе никого не осталось.
Отцу было бы теперь сто лет. Я уже пережил его на полтора десят¬ка лет.
Они рано уходили из жизни, люди, отдавшие родине и партии все и не получившие от них ничего. Хотя как сказать. А имя, а дело, а слава?! Они и теперь, уже уйдя из жизни, торопят нас:
- Не отставайте!
Разве имеем мы право отстать? И мы, и дети наши, и внуки?
Думаю, что таких людей, как они, уже никогда не будет. Не может быть. Их породило удивительное время.
Нынешние руководители, возможно, грамотнее, чем они, в чем-то умнее, где-то предприимчивее. Но все же не такие. Пусть не обижаются на меня. Они не комиссары, они не « луговцы», не Коммунисты, если писать это слово с большой буквы. Партбилеты они носили не в карманах гимнастерок, а в душах, в сердцах своих.
Я очень хотел написать об отце и его друзьях хороший, добрый очерк. Да -всгс ЛОСЬ. И дело здесь не в таланте или умении. Я так и не понял
wx до конца. 'Как, н.е поналла.их с.гтрасн.а.,'п.а\>'ти.я, поколения, идущие за НИМИ.
Такое понять невозможно.,ти^пжить н.э.до'?