Самый вкусный суп. Нина Лазаренко

         Как страшно… Дома по улице почти неразличимы. На небе ни одной звездочки, и тяжелый такой воздух. Наверное, будет гроза. Мое сердечко бьется где-то в горле от страха. Я бегу за село, там мама косит сено нашей корове – Яське. Я сама так ее назвала, потому что не выговаривала слово Машка, вот и стала Машка Яськой. Мама только в час ночи пришла с работы и даже не поела. Надя с Володей уже спали, и она не стала греметь задвижкой в печи. Поцеловала их, мне наказала напоить Володю молоком, если проснется, и убежала.

        Бедная моя мамочка, мне так жаль ее. Последнее время я почти не вижу, чтобы она ела или хотя бы присела на несколько минут, чтобы отдохнуть. Сегодня так ждала ее, чтобы немножко накормить, сварила вкусный суп. Я думаю, что вкусный, Надюшка и Вовка ели с добавкой. А маме я не успела сказать. Она так голодная и убежала на поле.

        Скоро кончается лето, а сена еще очень мало. Сегодня мама еще и не поспит опять. Она как-то мне сказала, что спит, как лось, на ходу. Но почему-то очень грустно улыбалась при этом. А я и не знала, что можно так спать. Попробовала с закрытыми глазами ходить, сразу же налетела на угол. Потом был синяк под глазом. Ребята дразнились…

        Мне так хочется, чтобы маме было хорошо! Мы с Надюшкой каждый день убираемся: моем пол, посуду, окошко, метем на дворе, варим картошку. А когда картошка надоела, я научилась варить суп. Его так легко варить оказалось! Я видела у мамы. Сначала закипит вода, а потом туда бросить порезанной картошки, а когда закипит и картошка, бросить морковку, свеклу, если есть крупа какая-нибудь, то здорово. Но крупы у нас давно уже не было. Я бросаю все, что есть в огороде и дома. Репу немножко, горох, огурцы, помидоры тоже, лук, укроп, соль. Я решила сегодня, что обязательно буду кормить маму силком, а то она совсем худенькая стала и все плачет. Верочка Пироженко вчера, когда мы лепили пирожки из грязи, сказала, что так люди начинают болеть и умирают от голода.

И вот я бегу по темной улице на край села, где за горкой мама косит сено. Такая глубокая ночь, что даже собаки молчат и не гавкают. Маму я не увидела, а только услышала. Шурх, шурх. Это коса так режет траву. Я крикнула: «Мам!» «Валя!»- мама была напугана. Я это чувствовала, думала, что она будет ругать. А она схватила меня на руки и прижала к себе. Я чуть не выронила маленький бидончик, где у меня был суп. Мама очень удивилась и обрадовалась.

Из кармана передника я вынула лепешку. Мама пекла их вчера ночью. Они напополам из картошки и муки, очень вкусные. Муки у нас не было давно. Это мама добавляет размолотые на камнях зернышки, которые нечаянно завалились в валенки, когда еще зимой мама ходила работать на ток сушить зерно. Она потом ходила босиком в валенках нарочно, чтобы зернышек было побольше. Набиралась целая моя ладошка! Мама бережно ссыпала зернышки в горшок и берегла на самый черный день, как она говорила. Правда, я никогда не видела «черных дней» и мне казалось, что эти дни будут, как бесконечная ночь. И страшно было их ждать. Невозможно было себе представить жизнь без солнышка! До весны зерна накопилось много – целый литр. И вот мама размалывала по чуть–чуть их в муку.

Я вынула ложку. Когда мама ела мой суп, она почему-то плакала так горько и безутешно, что я не решилась спросить, почему она плачет. Почему-то знала, что она жалеет меня. Мама поела и тихо сказала: «Спасибо, доченька. Какой вкусный суп, я никогда ничего вкуснее не ела».

Чуть–чуть стали различаться горы и мама, подняв косу, взяв меня за руку, пошла домой. Она не зашла в дом. Поставила косу на место, поцеловала меня, наказала, чтобы я не забывала покормить Володю и Надю, управиться с хозяйством, убежала на работу.

         Мне не было тяжело управляться. У нас было только три курицы, собака Тузик и кошка Васенка. Труднее всего было с Володей. Он был все время голодный и, наверное, от этого ужасный рева. Корову мы держали из последних сил почти для него. Она была старая и давала не так много молока. Как-то зимой у нас не было молока, потому что корова ждала теленка, и мама брала бутылку с молоком у соседей, чтобы хотябы разводить его с чаем для нас. И вот однажды я увидела, как братик встал ночью и выпил все молоко до капельки, съел все наши с Надей лепешки. Я тоже была голодная, но почему-то мне не было не обидно, а только жалко его. Чтобы не напугать его, я тихонько плакала в подушку, так было горько…

Вот с тех пор решила учиться варить. Я мечтала, что когда вырасту, то я накормлю его, чтобы он никогда не плакал больше от голода, никогда не брал еду потихоньку. И у нас всегда будет хлеб, белый, вкусный, который я когда-то ела. И мама никогда не будет плакать, и выспится, и не будет работать день и ночь, и придет папа.

         Только я не знала тогда, что еще целых три года маме не придется спокойно спать, и что я стала взрослой, так и не поняв, какое оно, настоящее детство…

Шел 1942 год, мне было пять лет.