Любовь к отеческим гробам, или за что я люблю Фран

За то, что её государство, а не только граждане неисправимо сентиментальны. Мы привыкли думать, что сентиментальные - это мы, русские, а французы все подряд чистой воды картезианцы, то есть прагматики. Таки нет. И вот доказательство.

Мы очень любим повторять, что "любовь к отеческим гробам" и тяга к "родным пепелищам" у нас в крови. А на практике каждый божий день с карты страны исчезает несколько сотен названий деревень - их уже больше нигде не упоминают, о них забывают, и вспоминают, разве что по специальному случаю, да и то лишь историки.
Французы же на словах такие циники - они иронизируют над своей историей без устали - не посыпают голову пеплом, а смеются - даже над эпохой террора, учинённой Робеспьером и другими якобинцами, когда в день гильотинировали по 300 человек, многих лишь по подозрению  в принадлежности к классу аристократии. Они вышучивают безудержную страсть Франции к политическим экспериментам - все формы власти они уже перепробовали: монархию, террор, диктатуру, директорию, империю и пять вариантов республик (сейчас как раз пятая). У них было то ли 15, то ли 16 конституций, некоторые из них ни дня не исполнялись, и никто точно не знает, сколько всё же было этих самых конституций. Они называют себя женоненавистниками, хотя весь мир знает, что во Франции реально существует культ женщины, которую они, тем не менее, никогда не пропустят на высший государственный пост. Это такое же железное правило, как и то, что республика во Франции  утвердилась на века, и её государственная унитарность и территориальная целостность неприкосновенны. В то же время, из уважения к Жозефине Богарне (первой жене Наполеона Бонапарта) они всей нацией начали дружно картавить в эпоху Директории, и картавят по сей день, т.к. Жозефина (тогда её звали ещё Розали) говорила по-французски с креольском акцентом, а у креолов нет в алфавите буквы "р".

   Во Франции не признают права меньшинств - никаких и ни в каком смысле. И в то же время, все знают, что именно во Франции можно всё. Вот такая страна парадоксов.

   Ну и где же здесь сентиментальность - спросите вы. Она в том, что созданные некогда при первичном административном территориальном делении страны тридцать шесть тысяч коммун существуют и по сей день - и всегда будут именно так существовать. Есть, к примеру, во Франции три деревни (это три отдельных коммуны), в которых нет ни одного жителя, а также все дома развалились уже давно, но зато они, эти деревни, по-прежнему есть на карте и в каждой из них есть назначенный из Парижа мэр, который, правда, не получает зарплату, потому что у него нет никаких обязанностей, кроме одной: один раз в году, 11 ноября, это день заключения перемирия с Германией по поводу окончания первой мировой войны, он приносит несколько бутылок хорошего французского вина, купленного за казенный счёт, к памятнику, который установлен на могиле уничтоженных немцами во время оккупации Франции жителей деревни; эти три деревни были истреблены во время военных действий - до последнего жителя. Всякий, кто вдруг придёт помянуть убитых жителей деревни, какой-нибудь дальний потомок, может выпить здесь бокал этого вина - за упокой душ убиенных. Государство после заключения перемирия (мира, если точно) установило на месте захоронений памятники и назначило мэров в эти уничтоженные деревни. Эта замечательная традиция длится уже 100 лет, и будет длиться столько, сколько будет существовать Франция. И названия этих деревень никогда не исчезнут с карты Франции, потому что любовь к отеческим гробам и родным пепелищам у французов в сердце, а не на словах.

   И ещё одна очень сентиментальная традиция есть во Франции: у президента, кроме обычных его обязанностей, как у всех президентов мире, есть ещё одна, сугубо французская: на специальные бюджетные деньги, которыми распоряжается лично он, президент покупает для Центра Помпиду или для Национальной библиотеки книги (иногда выкупает весь тираж), если по какой-то причине эти книги современным читателем не востребованы, а в то же время, по мнению просвещённого президента, они являются носителем духовных ценностей, и когда-нибудь их, эти книги, обязательно прочтут с большой пользой для себя.

  Точно также он поступает и с картинами - не видит почему-то зритель ничего интересного в той или иной картине, а просвещённый президент думает иначе, и не даёт возможному шедевру пройти незамеченным. Так государство печётся о культурном наследии Франции. Реально, а не на словах о значении культуры и выделении средств пакетом, на абы что, чаще всего. Франция смертельно боится оскорбить память невинно убиенных и проморгать гения.  Вот в этом и состоит её сентиментальная уникальность.