Курс молодого бойца. Часть 3

Я начну эту часть с Алеси, поскольку она оказывала влияние на характер отношений в нашей тренирующейся компании. Как впрочем, и все мы в этой жизни связаны друг с другом невидимыми нитями и в той или иной степени влияем друг на друга.
Она была красивой внешне, но как человек  мне не понравилась, в отличие от мужчины с внешностью ниндзи, с которым она жила.
Алеся, поначалу, часто бывала в мрачных и даже унылых настроениях, постоянно жаловалась  и привлекала к себе внимание.
Её муж вёл себя совершенно противоположным образом и  поведение имел независимое. Внешним видом он напоминал героя фильмов про восточные единоборства. У него была привлекательная, соответствующая внешность и соответствующее занятие – он работал в охране, точнее начальником охраны. ( Мой знакомый режиссёр сказал бы, что этот мужчина имеет соответствующий типаж и колоритность) Но в какой-то момент она рассталась  мужчиной-ниндзей.
Тогда Алеся перешла к публичным откровениям. И рассказывала как она грустила и отслеживала свою грусть, как у неё текла слеза после расставания. Тогда я считала, что это интимные переживания и до сих пор считаю, что есть вещи, которые лучше оставлять интимными.
Но, однако, я ей  сочувствовала и признавала, что это довольно смело говорить об этом в такой обстановке. Я сочувствовала ей до тех пор, пока не увидела, что Вадим ей тоже сочувствует. Оказывается, у него бывают и такие состояния, но не ко мне, меня он не жалел.
На тренировках мне бывало так больно, что я думала не раз, - не выдержу, если получу ещё один удар. Но я не жаловалась, даже не помню, чтобы прекращала поединок. Но какая-то сила останавливала и моих партнёров по спарингам, когда я была на грани. Кроме фингала под глазом у меня не было физических травм. Да и то фингал мне поставил щуплый угловатый мальчонка, который двигался настолько неловко, что его движения были непредсказуемы и фингал этот был почти случайным. Если бы не какая-то тайная радость и гордость с его стороны, которую уловила моя чувствилка, не смотря на то, что он извинялся.
Но я не жаловалась и не злилась, я даже тайно гордилась этим фингалом, как признаком того, что я занимаюсь серьёзно и вообще имею отношение к дракам. Я его даже сильно не замазывала тональным кремом, так слегка – для эстетичности. Хотя я уже работала врачом-интерном в то время, но мне нравилось наблюдать за реакцией больных на мой фингал. Тем более что я остро переживала социальный конфликт, в котором находились врачи, и замалчивание в обществе этого не соответствия зарплаты и условий труда к задачам, возложенным на врачей.
Однажды Вадим пришёл на занятия очень злой. И во время спарринга ударил меня со всей этой злостью, попросту сбросил её на меня. Слёзы брызнули у меня из глаз тут же, я зарыдала неконтролируемо и неудержимо, и не могла остановиться. Я убежала в коридор, но там  тоже не могла успокоиться, плакала и плакала. Я себя уговаривала остановиться – не помогало, я стала делать упражнения из лунга (цигун) – не помогло, пожалела себя – ещё хуже. Успокоилась я только, когда стала делать ассаны из йоги. Только тогда я вернулась на занятия. Присутствующие были притихшими, я принесла извинения, считая это проявлением культуры и уважения к окружающим. Да и это действительно выбило тренировку из привычного русла, а вносить такие эмоции в поединки мы не пробовали.
Но я и сама себя порой не жалела. Заявлялась на тренировки во время месячных. Пока конкретно не «попала». Валентин сказал выполнять упражнение «каталептический мост». Это когда голова на одном стуле, пятки – на другом, тело в напряжении, чтобы удержаться в таком положении. Про «особенные» дни я обычно ничего не говорила, стеснялась, откровенность относительно месячных была у меня далеко впереди, и обычно была активна в такие дни, за исключением отдельных нагрузок. Я поколебалась немного, не отнести ли мне «каталептический мост» к отдельным нагрузкам? Но представители мужского сословия не были в деликатном настроении. Я промолчала и улеглась на стулья.
И тут Валентин предложил ещё дополнительную нагрузку. «Нагрузкой» вызвался Вадим, он уселся мне на живот. Но этого ему показалось мало, он начал прыгать по моему животу. Я почувствовала, как сильно потекла кровь. Испугалась, что кровь проступит на одежде, столкнула Вадима, сползла с моста и убежала в туалет. Когда я вернулась, сказала, что не могу сегодня выполнять это упражнение. Валентин террор на тренировках не устраивал – «не могу, так не могу».
 А как-то я явилась на тренировку простывшая и с температурой. Одна из причин была в том, что я не могла оставаться в общежитии. В конце учёбы я сильно устала столько лет жить в общежитии, в одной комнате с двумя девочками.
На тренировке людей было мало, Вадима не было. Когда я качала верхний пресс, у меня на ногах сидел Валентин. И он был зол. За что? За то, что я не разделяю его чувств? Или из-за чего-то другого? Какие у него были трудности? Он не рассказывал. Он работал учителем физкультуры в лицее, имел высшее образование, был местным донецким. Но наше окружение не предполагало довольствоваться тем, что имеешь. В почёте были амбиции. Откровенно мы с Валентином  не общались, ни в отношении желаний, ни в отношении недовольства между нами, ни в отношении жизненных проблем. Он был закрытым человеком, как и многие из нашего окружения, как и я.
На этом занятии мне стало так нехорошо, что я решила не являться больной на тренировки и держаться подальше от Валентина. Мне очень плохо было, когда Вадим на меня сорвался. Но подавленная злость мне не нравилась тоже и, может быть, ещё больше.