Кончено. Мопассан

Граф де Лормерен только что закончил одеваться. Он бросил последний взгляд в большое зеркало, которое занимало полстены его туалетной комнаты, и улыбнулся.
Он действительно был ещё очень авантажен, хотя и сед. Высокий, стройный, элегантный, без брюшка, с худощавым лицом, с тонкими усами неопределённого оттенка, которые могли сойти за светлые, он обладал манерами, благородством, достоинством, шиком – тем, что отличает человека от миллиона ему подобных.
Он прошептал:
- Жив, курилка Лормерен!
И пошёл в гостиную, где его ждала почта.
На столе, где у каждой вещи было своё место – на рабочем столе господина, который никогда не работал, - лежала дюжина писем и три журнала, каждый из которых освещал события по-разному. Прикосновением пальца он разворошил письма, как игрок, которому предлагают выбрать одну карту, и начал рассматривать почерк на конвертах, как делал каждое утро перед тем, как их вскрыть.
Для него это был момент восхитительного ожидания, поиска и смутной тревоги. Что принесут ему эти запечатанные таинственные бумаги? Он скользил по ним быстрым взглядом, узнавая почерк, выбирая, раскладывая их по кучкам. Вот письма от друзей, там – от посторонних, дальше – от незнакомцев. Незнакомцы всегда немного беспокоили его. Чего они хотели? Какая рука начертала эти странные знаки, полные мыслей, обещаний или угроз?
Сегодня одно письмо особенно привлекло его взгляд. Оно было простым, без опознавательных знаков, но он смотрел на него с тревогой, с дрожащим сердцем. Он думал: «От кого бы оно могло быть? Мне, определённо, знаком этот почерк, и вместе с тем, я его не знаю».
Он поднял его на уровень глаз, бережно держа двумя пальцами, пытаясь прочесть строчки сквозь конверт, не решаясь вскрыть его.
Затем он понюхал его и взял со стола маленькую лупу, с помощью которой изучал мелкие надписи. Его охватила нервная дрожь. «От кого оно? Эта рука мне очень знакома. Я должен был часто читать строчки, написанные ею. Но это, должно быть, было очень давно. От кого, чёрт возьми, это может быть? Баста! Опять просят денег, наверное». Он вскрыл конверт и прочёл:
«Дорогой друг, Вы, без сомнения, забыли меня, потому что мы не виделись уже 25 лет. Я была юна, теперь я стара. Когда я распрощалась с Вами, я покинула Париж и отправилась в деревню к своему старому мужу, которого Вы называли «старичок». Помните? Он умер 5 лет назад, и теперь я возвращаюсь в Париж, чтобы выдать замуж дочь – так как у меня есть дочь, 18-летняя красавица, которую Вы никогда не видели. Я говорила Вам о том, что она скоро родится, но Вы, конечно, не придали большого внимания такому незначительному событию.
Вы всё ещё – «красавец Лормерен», мне об этом говорили. Если Вы ещё помните свою маленькую Лизу, которую Вы звали «Лизон», приходите сегодня вечером к ней на ужин, к старой баронессе де Ванс, Вашему преданному другу, которая с некоторым смущением и радостью протягивает Вам руку - её теперь не нужно больше целовать, а лишь пожать, мой Жакле.
ЛИЗА ДЕ ВАНС»
Сердце Лормерена быстро заколотилось. Он сидел в кресле, уронив письмо на колени и уставившись в пустоту, охваченный внезапным чувством, от которого слёзы подступили к его глазам! Если он когда-нибудь любил женщину, то это её, маленькую Лизу, Лизу де Ванс, которую он звал «Пеплом Розы» из-за странного оттенка волос и светло-серых глаз. О, каким очаровательным, тонким, красивым созданием была эта маленькая баронесса, жена старого барона-подагрика, который внезапно увёз её в провинцию и запер там от ревности к красавчику Лормерену.
Да, он очень любил её и был ею любим, как он верил. Она любовно называла его «Жакле», и произносила это слово очаровательно.
Тысяча стёршихся воспоминаний внезапно вернулись к нему: далёкие, нежные и грустные. Однажды вечером она пришла к нему с бала, и они поехали кататься в Булонский лес: она была в вечернем платье, он – в домашней одежде. Это было весной, погода была прекрасная. Запах её корсажа ароматизировал тёплый воздух, и к нему примешивался запах её кожи. Какой божественный вечер! Когда они приехали на берег озера, где луна роняла в воду лучи сквозь ветви, она начала плакать. Слегка удивлённый, он спросил, почему она плачет. Она ответила:
- Я не знаю, меня тронула луна и вода. Каждый раз, когда я вижу что-то поэтическое, у меня сжимается сердце, и я начинаю плакать.
Он улыбнулся, тоже взволнованный, находя эту женскую наивность глупой и очаровательной. Он страстно обнял её, лепеча:
- Моя маленькая Лиза, ты восхитительна.
Какая это была очаровательная любовь, но какая короткая, прерванная внезапно, в самый разгар страсти, этой старой скотиной-бароном, который увёз жену и больше никому не показывал её с тех пор!
Лормерен забыл её, чёрт возьми! Через 2-3 недели. Холостяк так быстро находит себе другую женщину в Париже! Неважно, в его сердце сохранилось особое место для неё, он никого никогда так не любил! Теперь он ясно это понял.
Он встал и произнёс вслух: «Я пойду на этот ужин сегодня!» Он инстинктивно обернулся и осмотрел себя в зеркале с головы до ног. Он подумал: «Должно быть, она сильно постарела. Больше, чем я». И в глубине души он был рад тому, что предстанет перед ней красавчиком, ещё молодцом, и удивит её или даже растрогает, и заставит пожалеть о былых днях!
Он вернулся к остальным письмам. Ничего важного в них не было.
Весь день он думал о предстоящей встрече! Какой он её найдёт? Как это забавно: встретиться через 25 лет! Да узнает ли он её вообще?
Он оделся с женским кокетством, надел белый жилет, который шёл ему больше с этим костюмом, чем чёрный, позвал парикмахера, чтобы завить волосы (так как он не облысел), и отправился из дому довольно рано, чтобы произвести хорошее впечатление.
Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошёл в гостиную, обставленную новой мебелью, был его собственный портрет – старая выцветшая фотография, висящая на стене в красивой раме.
Он сел и начал ждать. Наконец, за его спиной открылась дверь; он резко встал, обернулся и увидел старую седовласую даму, которая протягивала ему руки.
Он взял их и поцеловал поочерёдно, долгим поцелуем. Затем, подняв голову, он посмотрел на неё.
Да, это была старая дама, незнакомка, которой хотелось заплакать, но которая улыбалась через силу.
Он не удержался и прошептал:
- Это вы, Луиза?
Она ответила:
- Я… Вы не узнали меня, не так ли? У меня было столько горя… столько горя… Горе сожгло мою жизнь… Вот какая я теперь… Посмотрите на меня… Или нет: лучше не смотрите… Но как вы красивы до сих пор… и молоды… Если бы я случайно встретила вас на улице, я крикнула бы: «Жакле!» А теперь давайте присядем и побеседуем. Потом я позову свою дочь. Вы увидите, как она похожа на меня… или, скорее, как я была похожа на неё… она – вылитая я, какой я была раньше, вы увидите! Но я хотела, чтобы мы сначала были одни. Я боялась расчувствоваться, увидев вас. Теперь всё кончено, всё прошло… Садитесь же, друг мой.
Он сел рядом с ней, держа её за руку, но не находил слов. Он не знал эту женщину; ему казалось, что он никогда её не видел. Зачем он пришёл в этот дом? О чём ему говорить? О прошлом? Что общего у него с этой женщиной? Он больше ни о чём не помнил перед этим старушечьим лицом. Он больше не помнил о тех нежных и трогательных вещах, которые недавно сжимали его сердце, когда он думал о маленькой Лизе, о хрупком Пепле Розы. Что же с ней стало? С той прежней, любимой Лизой? С той женщиной-мечтой, юной сероглазой блондинкой, которая называла его «Жакле»?
Они сидели рядом неподвижно, смущённые, охваченные глубокой неловкостью.
Так как они произносили только избитые вымученные фразы, она встала и нажала на кнопку звонка:
- Я позову Рене, - сказала она.
Он услышал стук двери, шум платья; затем юный голос крикнул:
- Я здесь, мама!
Лормерен оцепенел, словно увидел привидение. Он пролепетал:
- Добрый вечер, мадмуазель…
Затем он повернулся к матери и сказал:
- Это же вы!
Это действительно была она, прежняя Лиза, которая исчезла и вернулась вновь! Он нашёл в ней ту, которую у него отняли 25 лет назад.
Эта девушка была даже более юной, более свежей.
Он испытал безумное желание сжать её в объятиях и прошептать на ухо: «Здравствуй, Лизон!»
Слуга объявил:
- Стол накрыт!
Они пошли в столовую.
Что произошло за этим ужином? Что ему говорили, что он мог отвечать? Он впал в задумчивость, граничащую с помешательством. Он смотрел на обеих женщин с навязчивой идеей, с идеей безумца: «Которая из них настоящая?»
Мать улыбалась, повторяя без конца
- Вы помните это?
Но он находил воспоминания в светлых глазах её дочери. Он 20 раз открывал рот, чтобы сказать: «Вы помните, Лизон?», совершенно забыв седовласую даму, которая, расчувствовавшись, смотрела на него.
Однако временами он совсем терял голову: он замечал, что эта девушка была не совсем похожа на прежнюю. У той в голосе, во взгляде, во всём существе было что-то такое, чего он не находил в этой. И он делал чудовищные усилия, чтобы вспомнить свою подругу, чтобы схватить то, что ускользало, чего не было в этом двойнике.
Баронесса говорила:
- Вы потеряли былой задор, мой бедный друг.
Он шептал:
- Я потерял не только это!
Но в своём взволнованном сердце он чувствовал, словно проснувшееся животное, которое раньше кусало, что его старая любовь возрождается.
Девушка болтала, и иногда её интонации, её обращения к матери и ответы, вся манера говорить и думать, схожесть души и поведения, которые часто встречаются у людей, которые живут вместе, заставляли Лормерена вздрагивать с головы до ног. И это причиняло ему боль, словно открывалась старая рана.
Он рано ушёл и отправился на бульвар. Но образ девушки преследовал его, сжимал сердце, воспламенял кровь. Вдали от двух женщин он видел теперь только одну: молодую, бывшую,  вернувшуюся, и любил её с той же силой, что раньше. Он любил её даже сильнее после 25 лет разлуки.
Он вернулся к себе, чтобы поразмыслить над этой странной и ужасной вещью, чтобы подумать о том, что ему делать.
Но когда он проходил со свечой в руке мимо зеркала, мимо того большого зеркала, в котором он восхищался собой несколько часов назад, он заметил в нём зрелого мужчину с седыми волосами и внезапно вспомнил себя таким, каким он был раньше, с маленькой Лизой: молодым и красивым, которого так любили женщины. Тогда, приблизив свечу к зеркалу, он посмотрел на себя пристальнее, изучая морщины, подмечая ужасные следы старости, которые не замечал раньше.
Он в изнеможении сел перед зеркалом напротив своего жалкого изображения и прошептал:
- Кончено, Лормерен!

27 июля 1885
(Переведено 10 ноября 2016)