Сто сорок рыбок назад

Каждый из нас научился чему-то в своей жизни сам. Тотальной самостоятельности, конечно же, ни в чем не бывает! Нас учат книги, ошибочный опыт других людей, СМИ и прочее, что подталкивает, заставляет сделать выводы.

Когда-то давно, в далекие девяностые, когда мне было всего тринадцать, моя тетка по линии отца дала мне этот толчок. На самом деле, она была сводной младшей сестрой моего отца, но мы с ней так сдружились, что факт о нашем родстве был мне безразличен. В ту пору безумств сменяющихся технологий тетушка Моника была образцом воспитанности, благоразумия и благочестия, хотя тогда ей едва стукнуло тридцать.

У нее был свой дом в Милфорде неподалеку от побережья с видом на остров Чарльз. Я приезжала к ней по пятницам, а еще гостила на каникулах. Там у меня была собственная комната с прекрасным видом на океан, которая располагалась рядом с тетушкиной мастерской, откуда постоянно пахло спиртом, красками и новыми холстами.

Тетка тогда работала архитектором в крупной компании своего отца, которой заправлял ее родной старший брат. В углу просторной мастерской стоял стальной чертежный стол с посеревшей бумагой. Даже линейки там были железные. Тетушка называла современную архитектуру «коммерческим искусством». Она совсем не любила свою работу, но никогда не могла отказать брату в просьбе о помощи. В свободное время она отдавалась тому, что занимало остальные две трети мастерской. Ее старый мольберт уже давно был изляпан красками и грунтом. На тумбочке неподалеку громоздились блокноты для эскизов, тюбики с краской, кисти, и везде – в каждой щели! – торчал лоскут пестрой ткани.

Тетя Моника рисовала с самого детства! Портреты, пейзажи, натюрморты… Но больше всего ей нравилось рисовать свое «собственное воображение». Странно было слышать подобное от молодой успешной женщины, но что сказать – картины выходили изумительными! Я не та, кто умеет описывать изображения на холстах, но скажу только – воображение у тетушки выходило самым необыкновенным и неповторимо красивым!

Каждая комната этого замечательного дома была просторной и совершенно безликой. Белые стены, темный паркет и мебель в тон. Лишь картины были яркими пятнами, заставляющими окунуться в мир неизведанных фантазий художника. На подоконнике огромного окна стоял Патрик, постоянно радующий всех нас своей жизнью. Не слишком подходящее имя для цветка с женственным названием Аглаонема Амелия. Но Тетя Мон решила, что он Патрик – и все тут! Этот цветок стал первым в цепи ее достижений! Он стал пешкой, начавшей партию.

Раньше он стоял в доме, где тетушка родилась и провела свое детство. Перед отъездом в большой город, ее мать отдала ей горшок с излучающим жизнь растением, желая, чтобы в новом доме были уют и жизнь. Теперь Патрик вымахал так, что на фотографии его и не узнать! Это, кстати, единственное фото в этом доме: тете Монике девятнадцать лет, в одной руке у нее малыш Патрик, во второй – «мир» и «победа». Тетя говорит, что это фото напоминает ей, какой она была, чтобы начать видеть то, какой она стала. Других фотографий нет, потому что тетя Моника предпочитает рисовать, а не фотографировать.

Находясь в этом доме сейчас, пусть и в пределах моего воображения, я вижу себя, сидящей за высокой тумбой на кухне. Это была пятница. После школы в пятницу мама не могла забирать меня, так как была занята на работе. Тетя Моника забирала меня к себе, и, едва приехав в этот дом, я тотчас начинала делать домашнее задания по предметам на понедельник, чтобы выходные провести вместе с теткой.

Итак, я делаю домашнее задание по математике, а Джерри постоянно успокаивает меня, если я негодую из-за нерешенного примера. Джерри – это золотая рыбка. Как же я любила наблюдать за ним, едва какая-либо из невзгод коснется меня. Он плавал по круглому аквариуму, поблескивая своей чешуей, заставляя думать, что мир не так уж плох, раз сотворил кого-то, похожего на него. На тот момент Джерри было пять с половиной лет, а он ведь до сих пор жив и успокаивает кого-то своей блестящей одежкой. Поразительно, но и грустно! Рыбка, живущая дольше некоторых людей…
В тот день нам задали простые уравнения, и я жутко злилась, потому что никак не могла решить их, а вечер все близился. «Неужели, я застряну на все выходные с этими проклятыми уравнениями!» - думала я. Это как нельзя сильно меня огорчало, ведь на тех выходных мы с тетей собирались прогуляться по побережью и, быть может, даже искупаться впервые в этом году. Тетя Моника говорила, что соленый ветер приносит ей вдохновение из разных стран. Я очень хотела увидеть очередное причудливое животное, выходящее из-под кисти тетушки, но вот примеры – они никак не хотели решаться! Или это я не хотела их решать?

Я как раз сидела и смотрела на Джерри, описывающего круги, потому что не могла понять, почему знак меняется, если занести за скобки минус. В тот момент на кухню спустилась тетя Мон. На ней был ее рабочий передник, весь перепачканный красками, а в руках – кисти.

- Представляешь, нашла старые кисти, но они уже никуда не годятся, - сказала она, выбросив в мусорку свои некогда драгоценные инструменты. – Я хочу съездить в город. А то ведь я все выбросила. Хочу купить абсолютно новые.

Я вздохнула, узнав, что тетя собирается поехать в город.

- Ты поедешь? – спросила тетушка.

- Нет, у меня тут математика… - сказала я, оторвав взгляд от Джерри.

Тот, едва хозяйка появилась в комнате, тут же стал плавать кругами еще быстрей.

- Хорошо, тогда я быстро, - сообщила тетя, начав подниматься по лестнице.

Вернулась она переодетая и с кошельком в руках.

- Я мигом: туда и обратно, - сказала она, взяв с полки ключи от автомобиля.

- Будь осторожна! – напутствовала я. – Иди точно по тропинке прямо к опушке, а то попадешь в плен к эльфам или, чего хуже, тебя слопает паук!

Тетя Моника улыбнулась и покинула дом. Весь вечер я провозилась с математикой в одиночку, так ничего и не поняв, а после рано отправилась спать, еще долго слушая, как тетушка напевает одну из увертюр Бетховена.

На следующий день, проснувшись довольно поздно, я умылась, позавтракала и сразу же позвонила маме, чтобы рассказать ей, как проходят выходные. Собственно, рассказывать было нечего, а потому я очень скоро повесила трубку и вновь принялась за математику. В то утро я еще не виделась с теткой, но была уверена, что она пропадает в саду. Снова я застряла на первом же примере, который так и не смогла решить днем ранее. Вот если бы дело шло своим чередом, я бы довольно скоро закончила делать уроки, но я не могла сдвинуться с мертвой точки, а потому безделье съедало меня изнутри. Я снова обратилась за помощью к Джерри, но в его власти было лишь успокоить меня блеском чешуи и вилянием хвоста. Я уже давно перестала думать о математике, полностью отдавшись наблюдению за Джерри, как вдруг зажужжала дверь террасы. Это была тетушка Моника. Она только что вернулась из сада с букетом хотя и срезанных, но все так же благоухающих пионов.

- Я только что видала садового гнома, - произнесла тетушка, собирая букет в вазу.

– Он так быстро прошмыгнул мимо, что я только и успела заметить его колпак.

- Тетя Мон, мне уже тринадцать, - пробурчала я тогда, продолжая наблюдать за Джерри. – Я уже давно не верю в садовых гномов…

- А в горных? – спросила тетка, тихо смеясь.

- Тетушка, чем смеяться, лучше помогла бы с математикой, - вспомнила я вдруг, отстранившись от аквариума.

- А что, Джерри не смог помочь? – спросила она, хихикнув.

Я хмуро промолчала, ожидая, что помощь таки придет. Тетя не торопясь налила в вазу воды, после чего установила ту на соседней от меня тумбе, поправляя собранный букет. Она вовсе не спешила помочь мне как можно скорее. Она вообще никогда не спешила ни в чем, что не требовало спешки.

- Интересно было бы побывать в подгорном королевстве, - размышляла тетушка вслух.

– Увидеть зачарованное золото дракона…

- Не все золото зачаровано драконом, - произнесла я, поддерживая беседу.

- Я не разговариваю с теми, кто не верит в садовых гномов! – заявила тетка, вскинув в возмущении брови.

Я вздохнула.

- Хорошо, я верю в них…

Тетушка лишь покачала головой, собрала опавшие лепестки и листья и направилась к мусорному ведру. Я облокотилась на тумбу, придвинувшись ближе к тетке, и прошептала:

- Один укусил меня на прошлых выходных. Мне кажется, что теперь я расту вниз…
Тетя Моника вновь тихо рассмеялась и подошла ко мне, также облокотившись на тумбу. Объяснив мне пример, она тут же придумала мне свой собственный, чтобы я смогла закрепить знания, и я справилась без труда.

- Все остальные решай по аналогии, - сказала тетя. – А у меня время чаепития…
После этих слов тетушка оставила меня наедине с учебником и карандашом, и я снова потеряла всякие мысли. Снова примеры показались мне слишком сложными, совершенно непохожими на тот, что тетя Моника только что объяснила мне. Та, в свою очередь, отправилась на поиски Чарли.

Чарли – это кошка, на тот момент живущая в доме тетушки уже седьмой год. Ее белая, почти серебристая густая шерсть блестела на солнце ничуть не хуже, чем чешуя Джерри, но Чарли не обладала тем умением прогонять прочь все заботы, чем Джерри и был славен хотя бы в пределах того дома.

Чарли сразу прибежала на зов со второго этажа. Она подбежала к тетушке, которая уже достала из аптечки шприц, и запрыгнула на тумбу, подняв хвост в нетерпении. Женщина погладила любимицу, ласково клича ту по имени, а после уложила на спину (кошка податливо рухнула на стол) и сделала инъекцию.

- Вот так, красавица, - негромким ласковым голосом приговаривала тетушка, поглаживая кошку. – Сейчас мы с тобой выпьем чая… Тебе как всегда – с бергамотом?

Кошка, словно поняв каждое слово, мяукнула, приподняв нос, вокруг которого тут де заплясали любопытные усы. Тетя Моника отошла к плите и, налив в блюдце остуженный чай, поставила тот перед Чарли, которая уже поднялась на лапы. Тетя и себе сделала, добавив ложку сахара. Она знала, что я не люблю чай. А я прекрасно знала, как его любит тетушка.

Оставив миску корма на столе – там же, где сидела Чарли, – тетя подошла ко мне поближе и, оперевшись о столешницу, остановилась.

- Ну, что? – поинтересовалась она, заглядывая в мою чистую тетрадь.

- Я пока на черновике, - соврала я, закрывая тетрадь руками.

Женщина улыбнулась и отправилась в гостиную, которую было видно даже отсюда. Большой белый диван стоял прямо напротив окна во всю стену – от потолка и до пола. Справа от него располагалась дверь, ведущая в сад, который раскинулся прямо под окном. Сад уже не было видно, но я знала, что все цветы, будь то розы, уже отцветшие тюльпаны или же пионы, находились в превосходном состоянии и достатке. Они были сыты, здоровы и никогда не страдали от высыхания. Все, что жило в этом доме, жило в самом полном смысле этого слова. Кошка это, комнатное растение или же золотая рыбка, - каждое существо в этом доме находилось в гармонии с другими существами и самой хозяйкой, которая на удивление умело со всем справлялась.
Тетя расположилась на диване, любуясь своим садом, но после взялась за чтение. Вскоре к ней присоединилась Чарли, закончив с завтраком. Я снова принялась бездельничать, даже не пытаясь понять примеры или вновь попросить помощи у тетушки. Я чувствовала себя неловко, поэтому тут же отмахнулась от этой идеи. «Я решу все сама!» - сказала я себе и застряла в самом начале еще на добрых пару часов.

Тетя Мон все это время сидела на диване и читала книгу, поглаживая при этом Чарли, которая безумно громко мурчала. Тот укол, что тетя сделала ей перед завтраком – инъекция инсулина. Эта кошка уже пять лет страдала сахарным диабетом. Если не вколоть ей инсулин дважды в течение дня, то она умрет. Дважды в день, пять лет к ряду – не у каждого на такое хватит терпения. Но у тети хватило! Она была просто бесподобна, а я – я не могла решить даже простые примеры.

- Ну, чего ты? – удивилась тетушка, оказавшаяся рядом в минуту моей задумчивости.

– Так ничего и не решила…

Я вздохнула.

- Никак не выходит… Не могу понять, как решать вот эти два.

- А остальные? – спросила тетка, указывая на оставшиеся семь.

- И остальные… - заключила я и рухнула на собственные руки, лежавшие на прохладном столе.

- Ничего, - ответила тетя Мон. – Мы отложим прогулку по пляжу на завтра…

- Завтра? – удивилась я. – Но ведь завтра может приехать мама.

- Да, - согласилась женщина. – Но она приедет днем, а мы прогуляемся утром.

- Но я ведь не сделала уроки! – напомнила я.

У нас было правило: сначала уроки – потом прогулки.

- До завтра справишься, - утешила меня тетка.

- Нет, не справлюсь! Я уже два дня подряд мучаюсь – у меня ничего не получается! Только тот, что ты помогла решить…

Тетя Моника улыбнулась, обхватив пальцами теплую кружку с чаем.
- Помоги мне, - взмолилась я. – Совсем немного, пару примерчиков! Вот эти два… И еще вот эти!

Тетя Моника все улыбалась, глядя на меня.

- А остальное я решу сама!

- Нет.

В возмущении и бессилии я нахмурилась.

- Но почему?!

- Сейчас эти два, а потом и все остальное, - произнесла тетушка. – Ты должна справиться со всем этим сама. Только так человек добивается чего-то – самостоятельно.

- Но ведь у тебя все получается куда лучше, чем у меня! – воскликнула я, обиженно. – Ты работает, следишь за садом, а еще успеваешь ухаживать за Чарли и аквариумом.

- А еще я каждый день по два часа болтаю с Патриком и занимаюсь рисованием, - добавила тетя.

- Вот именно! Тебе все удается! Ты все умеешь, все успеваешь! Помоги мне с парой примеров, - снова взмолилась я, уже протягивая тетрадь.

Но тетя Моника лишь качала головой.

- Нет. Так ты никогда не научишься ничему…

Она уже повернулась в сторону лестницы, чтобы скрыться в своей мастерской, как вдруг я, сама от себя не ожидая, пробурчала:

- Тебе легко говорить…

Тетушка замерла на первой же ступени. Она обернулась ко мне и слегка склонила голову набок.
- Мне легко? – спросила она. – Думаешь, все было легко – тогда в девятнадцать лет?

Почему-то на глаза тут же попалась фотография, где тетушка стояла в обнимку с Патриком. Тем временем, она вновь приблизилась и уселась на барный стул напротив меня.

- Я расскажу тебе, как мне все удавалось… Тогда Патрик чуть не погиб, едва я внесла его в дом. Не в этот, конечно же, - произнесла женщина, описав взглядом дугу. – Раньше я жила в съемной комнатке в самом бедном районе Милфорда. Я не работала на отца, потому что я не имела образования. Я не имела ни знаний, ни ума, лишь работу официантки, зарплаты которой хватало на пиво и пиццу.
Я внимательно и с виноватым видом слушала тетку, словно священник грешника.

- Патрик тогда чуть не погиб, потому что я ни за чем не следила, ни за что не чувствовала ответственности. Но однажды, - сказала женщина, сделав небольшую паузу, - ко мне в гости заглянул мой отец. Ты не можешь помнить его, он умер, когда ты была еще крошкой… Так вот он пришел ко мне и сказал, что то, где я жила, чем питалась и что имела на своем опыте, - все это вовсе не то, чего он желал для своей дочери.

Я виновато сглотнула, пожалев, что вообще начала этот разговор.

- И тогда я, в первую очередь, дала Патрику второй шанс. Тогда он еще не был Патриком. Он был всего лишь «прикольный куст», в горшок которого мои друзья сбрасывали пепел из-под косяков марихуаны.

Я сдержала смешок. Тетя тоже улыбнулась.

- А Джерри, - продолжила она, кивая в сторону аквариума. – Думаешь, он появился в моей жизни так же, как и Патрик? Не-ет. Золотые рыбки – те еще увальни, которым подавай умеренный «ПэАш», температуру воды и освещение, и они взамен, быть может, станут такими же, как этот прохвост.

Мы обе взглянули на Джерри, а тот, в свою очередь, взглянул на нас, не представляя, за какие заслуги он вдруг стал объектом нашей беседы.

- Сто сорок две, - произнесла тетка.

- Сто сорок две чего? – удивилась я.

- Сто сорок две рыбки у меня было до Джерри, - призналась тетя Мон, улыбнувшись.

- Сто сорок две?! И каждой ты дала имена?!

Тетя рассмеялась.

- Конечно, сначала у меня был Торин, - отвечала она, хмурясь, чтобы вспомнить. – Потом Двалин и Балин, Оин и Глоин, Фили и Кили умерли почти сразу же, на следующий день… А потом я перестала давать рыбкам имена. Но продолжала покупать их.

- Но зачем? – вновь удивилась я.

- Затем, чтобы доказать себе, что я смогу. Мы сможем, - сказала женщина, взглянув на аквариум. – У Джерри не было имени целых два года! А теперь – ему пять с половиной лет, и он переплюнет даже мою тетушку Нэнси.

Мы негромко рассмеялись, после чего тетя продолжила:

- Сколько хлопот у меня было с Чарли, а с садом! Чтобы вырастить такой сад, требуется немало усилий, и я их приложила. Я нашла в себе силы, не желая возвращаться в ту сырую квартирку на пятом этаже, где постоянно протекала крыша и кишел грибок.

Я вздохнула, понимая, что всей этой басни грядет конец – мораль.

- И ты можешь. И найдешь! В каждом из нас скрыт такой потенциал, какой и не снился человечеству, просто мы не используем его, - сказала тетушка, пожав плечами. – Наверное, большинство из нас просто слишком стеснительны, а некоторые не хотят казаться лучше на фоне друзей и сверстников. Но остальные просто не верят в себя и свои силы.

И именно в тот момент я вдруг ощутила тот самый толчок – что-то пихнуло меня в грудь, и я ощутила внутри себя невообразимое количество энергии, какую-то невозможную мощь и непреодолимое желание показать всем мою силу, для начала, просто решив пример.

- Внутри тебя скрыт огромный потенциал, - произнесла тетушка, указав прямо мне в груди, где билось сердце. – И ты освободишь его, чтобы показать, что ты намного лучше меня…

Поднявшись с места, тетя Мон направилась к лестнице.

- О! И чтобы отправиться завтра на прогулку, конечно же! – добавила она и скрылась на втором этаже.

Чарли тоже поспешила наверх вслед за хозяйкой.

***

- Что же было потом, профессор?

- Потом я решила все примеры, а поутру мы с тетушкой отправились на велосипедную прогулку по побережью. Искупаться мне, конечно, не удалось, потому что майское море еще было ледяным, но в тот день соленый ветер принес из-за океана из дальних волшебных стран частицу вдохновения, которое заставило тетю Монику нарисовать мой потенциал – в своем воображении, конечно же.

- И что это было?

- Рыбка. Золотая рыбка, кружащая по аквариуму целый день. Это я та рыбка: уверенно описывающая круги, знающая, что впереди у меня не постоянно мелькающие стенки аквариума, а намного большее и значимое.