Артель для Валета

                Рассказ



Чем ближе подходила пора сенокоса, тем тревожней были ночи у председателя колхоза «Народный мститель» Нестора Ивановича Кротова. Днём это как-то забывалось, оттеснялось насущными проблемами, текущими делами, но когда наступало время сна, вот тогда снова и снова тревога селилась в душу и сердце мужика, терзала.
«Да что ж это за наказание такое на мою голову? - бранил себя в который раз Нестор Иванович, ворочаясь в пастели. – Других дел нет, что ли, чтобы голову забивать? Война кончилась, радоваться надо, а тут…».
Вставал, слазил с печки, садился на лавку у окна, открывал форточку, долго крутил самокрутку, кашлял, вглядываясь в ночь, закуривал.
- Ложись спать, окаянная твоя душа, - зло ругалась жена с полатей. – Покоя от тебя нет ни днём, ни ночью. Всё ворочается, всё кашляет, всё смалит эту чёртову отраву. Просмолил всю избу, так испереживался весь. Небось, когда я помирать стану, так переживать не будешь, идол старый. У-у, нашёл кого жалеть, антиюд! 
- Ты, Поля, спи, в душу ко мне своими грязными тапками не лезь. И без тебя муторно, - тихо отвечал Нестор. – Тут впору в петлю, если что, а ты…
- Ох-хо-хо-хо, вон какую войну сломил, друзей да знакомцев скольких потерял, и ничего, терпел, а тут… - тяжко вздыхала жена, но браниться переставала, засыпала тревожным, чутким  сном.
Дом председателя колхоза Кротова Нестора Ивановича стоит на краю села Заболотье. Дальше – поле, луг и лес.
Этот дом построил отец Нестора – Иван Николаевич  Кротов в далёком 1910 году, при царе, когда только-только выделился из общины.  Вот это поле и луг принадлежали им – Кротовым до сорок первого года. И только за неделю до войны  отказались от единоличного уклада и вступили в колхоз.
Родительский дом…
Здесь, во дворе дома, немцы застрелили старого Ивана Николаевича Кротова  в сентябре 1941 года. Как же – отец партизана. 
Нестор Иванович курит, глубоко затягиваясь, смотрит в ночное окно, и видит не темень предгрозовой июльской ночи 1944 года, а зимнее февральское утро далёкого тридцатого года. Они с отцом по очереди бегают в хлев. Вот-вот должна ожеребиться кобыла Фронька. Это её последний приплод – стара. Так хотелось, чтобы она принесла кобылку на смену себе. И случали-то Фроньку в последней четверти месяца, и во время случки головой к югу, чтобы строго по народным приметам была кобылка. А она возьми и принеси жеребчика.
- Вот и обзаведись тягловой скотиной, твою раз туды, - ругался в сердцах отец. – Плодись после этого, умножай хозяйство.
А было чему отчаиваться.
Три пары лошадей и две пары волов у Кротовых принудительно забрали в колхоз в тридцатом году, - так решило колхозное собрание. На хозяйстве осталась пара старых волов и старая кобыла Фронька.  Потому-то и ждали кобылку, чтобы и от неё был в будущем приплод. Ан, нет! Не повезло, родился жеребчик. И дали ему кличку «Валет», потому как появился он на свет с червовым сердечком во лбу. Светло-серой, почти белой масти и коричневое сердечко.
- И на соловую не тянет, и серой не назовёшь. Грязный какой-то жеребёнок получился, - недовольно ворчал Иван Николаевич. – Однако ж, с дохлой это… хоть какой прок. И то, слава Богу.
Матку волки задрали в ночном  как раз через год, а Валет ушёл от стаи, хотя и с выдранным на правом боку куском шкуры.
А уж когда пришла пора объезжать Валета, приучать к крестьянскому труду, с первых дней безропотно впрягся он в работу, таскал то плуг, то борону, возил возы, помогал хозяевам всеми своими лошадиными силами.
И преданный был: ходил за Нестором что собачка. И Нестор не оставался в долгу: лелеял лошадку, кормил с рук, ни разу не позволил себе стегануть коня кнутом или розгой.
И партизанить они пошли вместе – лошадь и хозяин. Командиром взвода разведки был Нестор Иванович Кротов. А Валет под ним.
- Стар я брать винтовку в руки, - благословлял отец сына за месяц до собственного расстрела. – А ты молодой ещё. Иди, так заведено на Руси. По-другому никак: русские мы, православные. А Валет вместо меня пусть воюет, вот как. С Богом! 
В тот зимний день 1944 года разведчики прикрывали подрывников на Могилевской ветке.
На обратной дороге напоролись на засаду, приняли бой.  Подрывники, разведчики  прорвались, ушли в лесной массив, а вот командира взвода Кротова немцы отсекли огнём от своих, оттеснили в чистое заснеженное поле, стали окружать.
- Домой, Валет, домой! – Нестор спешился, оборудовал себе огневую позицию в сугробе у одинокой берёзки в поле. Готовился дать последний бой.
Не желал смерти коню, потому и прогонял домой.
Валет покружил ещё немного, и вдруг рванул сквозь немецкую цепь. Однако, не тут-то было! Несколько солдат кинулись наперерез коню, пытаясь поймать. Но и Валет не дался, сумел уйти. Тогда один из солдат приник к винтовке, выстрелил вслед лошади.
Нестор видел, как пал со всех четырёх Валет, как несколько раз пытался он подняться, пока не застыл в снегу.
Как ранило самого Нестора в правое плечо, в ключицу, а потом и опалило огнём бедро левой ноги – он ещё помнит. А дальше - провал памяти.
Очнулся, пришёл в себя глубоким вечером, ближе к ночи. Понял, что ранен не только в плечо и ногу, но и в голову. На счастье, пуля прошла по касательной, кровью залило лицо. Может, поэтому враги посчитали партизана погибшим? И сейчас Нестор не знает, что спасло его в тот раз, почему немцы не добили его в поле в том бою.
Винтовки рядом не оказалось, снег истоптан множеством ног. Значит, немцы были здесь, подобрали оружие.
Заставил себя сесть, прислониться к берёзке, шевелиться: чувствовал, что замерзает. От потери крови и от боли голова кружилась, и слабость во всём теле. Правое плечо, руку и левую ногу не чувствовал то ли из-за ранения, то ли они замёрзли на самом деле.
И вдруг увидел как хромая, сильно припадая на правую переднюю ногу, к нему бредёт Валет. Ещё хватило сил отметить, что не идёт он, а именно бредёт, настолько трудно давался коню каждый шаг по глубокому снегу.
- Валет, Валет, родной мой, - стонал Нестор, безумно обрадовавшись. 
А Валет словно понимал хозяина, приближался к нему, тихонько ржал.
А потом стоял рядом, тепло дышал в лицо.
- Валет, Валетик, родной мой, - Нестор коснулся здоровой рукой морды лошади, плакал.  – Прости меня, коняшка родная! Вишь, как оно…  И тебе досталось. Прости, прости, коняшка.
Встать Нестору не удавалось, сил не было.
А конь, словно понимая муки хозяина, без команды лёг рядом, дав возможность хозяину взобраться на спину, сесть в седло.
А потом встал и пошёл, сильно припадая на правую переднюю ногу.
Нестор ещё помнит, как он упал в седле на холку коню, свесив руки. И больше ничего не помнит с той тяжкой и страшной поездки.
Как и где нёс его Валет, он тоже не помнит и не знает по сей день. Как они не напоролись на немцев или полицаев -  тайна великая.
Сознание вернулось уже дома, когда он увидел склонённое над собой заплаканное лицо жены.
- Валет, где Валет? – первое, что спросил Нестор.
- В хлеву, где ж ему быть, - ответила жена. – Ты-то как себя чувствуешь, горе моё?
- Валет. Что с ним?
- На рассвете к дому добрёл, в окно мордой стучался, ржал. Раненый, что с ним станется. Раздроблена коленная чашка правой передней ноги, а так вроде целый. Только что очистила рану как могла, промыла самогонкой, наложила шину, перевязала жёстко жгутом.
- Слава Богу, слава Богу, - на этот раз Нестор плакал от радости. – Это ж километров десять он меня… Слава Богу. Я знал, я верил Валету…
- Ну и дурачок, - жена ласково гладила мужа. – О себе бы лучше волновался, чем о лошади.
- Не говори так, не говори, – вот и всё, что смог ответить Нестор жене.
Через несколько дней раненого Нестора товарищи вывезли в партизанский госпиталь.
А потом была весна, было соединение с частями Красной армии, и освобождение.
- Восстанавливать надо народное хозяйство, поднимать страну, - комиссар партизанского отряда расхаживал перед строем, заложив руки за спину. – Партия, мы, ваши однополчане, возлагают на вас, дорогие товарищи, это ответственное государственное задание.
В строю стояло двадцать пять человек, бывших партизан, которые по возрасту или по состоянию здоровья не могли быть призваны в ряды Красной армии. Среди них стоял и Нестор Иванович Кротов.
- Будет трудно, так трудно, что я прямо не знаю как трудно. Но – надо! – продолжал комиссар. - Надежда на вас, дорогие товарищи. Возглавите колхозы, сельские советы, другие государственные учреждения в нашем районе. И будете восстанавливать порушенное войной хозяйство. Родина поможет чем сможет. Но главная надежда на вас, на собственные силы. Родине сейчас как никогда тяжело, должны понимать. 
Нестора Ивановича Кротова назначили председателем колхоза «Красный мститель» в его родную деревню Заболотье.
Хромой Валет снова ходил под Нестором Ивановичем, запряжённый в лёгкую двуколку.
- Взял бы, Иванович, резвую лошадку, тебе же везде успеть надо, - предлагал колхозный конюх и по совместительству заведующий складом, демобилизованный по ранению Щукин Василий.
- А куда торопиться? Конь инвалид, и я тоже хромаю,   - отвечал  председатель. – Тише едешь – дальше будешь. Время есть обдумать всё, чтобы не с кондачка, понимать надо. В нашем деле спешка только навредить может. Да и прикипели мы друг к другу.
Какие кони были в колхозе, их привлекли к пахоте, к посевной. Снять здорового коня с колхозной работы нельзя было по определению. Вот и пригодился Валет.
А тут подошло время сенокоса. Надо было отправлять колхозников на заготовку сена на луга, что в пойме Днепра за районным центром. И колхоз должен организовать питание. Вот тут-то и встал в тупик председатель: люди голодные, такие голодные, что за весну детвора разорила все вороньи да грачиные гнезда в округе в поиске яиц. Щавелю не дают возможности вырасти, рвут на корню ростки.
Косить сено – работа очень и очень тяжкая. Косцов хорошо кормить надо, чтобы сила была. А кто в косцах нынешний год? Мужики-фронтовики, списанные по ранению, старики немощные,  остальные – молодицы да девки молодые. Ну, ещё ребятня, что чуть постарше, которая уже может удержать косу в руках. Женщины и так уж первое время после освобождения в плуг впрягались, пахали на себе, а тут ещё сенокос.
Нужно хорошее питание, мясо нужно.
Да и остальные колхозники едут на луга с надеждой поесть вволю за счёт колхоза. А чем их может накормить председатель? Что предложить?  Вот и ходит голова кругом у Нестора Ивановича.
Мысль о Валете к Нестору пришла неожиданно, никто не намекал даже.
Лёг спать с вечера,  и вдруг как обухом по голове: Валета на мясо! 
Подскочил на нарах, занервничал, словно не сам додумался, а кто-то посторонний подсказал.
Вот ту-то и кончилась спокойная жизнь у председателя колхоза с этого мгновения.
- Да он же для меня лучше брата родного, товарищ мой по гроб жизни, однополчанин, а я его так… Нет, не бывать этому!
И тут же перед взором вставала деревенская ребятня с голодным блеском в глазах, посеревшие лица их, тощие ручки-ножки, распухшие от голода животы. А ещё матери их, с надеждой глядящие на председателя… Душу выворачивали те взгляды, доставали до самых потаенных уголков, будили стыд, вину личную председателя, и ещё что-то, неведомое доселе Нестору, но очень и очень важное, от чего хотелось криком кричать.
На смену этим видениям вставала картина то бредущего раненого Валета по снежному полю;  то он в плуге; то тянет воз по осенней хляби; то снова тепло дышит над ним, Нестором, раненым в бою.
Эти картины изводили председателя колхоза последнее время.
Пробовал излить душу жене.
- Тю-у-у! И было бы из-за чего нервничать. И мне жалко. Однако ж, сам понимать должен, кто главнее.
- Так Валет для меня что брат родной, ты же знаешь. Как же я смогу?
- Не выдумывай: животина – она и есть животина.
Больно практичная его Полина. Что с неё взять? Не понимает.
Третьего дня  приезжал в Заболотье по служебным делам однополчанин, председатель райпотребкооперации  Ефим Никифорович  Плюснин, зашёл в гости.
После гранёного стакана казённой водки Нестор Иванович не сдержался, выложил перед гостем все свои мысли-сомнения:
- Может, ты чем помочь сможешь, Никифорович? Рассуди, будь ласков. Это ж… это ж как руку себе отрезать, как брата родного  порешить, как другу лучшему, верному нож в спину всадить, как однополчанина предать в бою. А с другого боку – ребятишки, их голодные глаза. Ты видел голодные глаза детишек, Никифорович? А их мамок глаза видел? То-то и оно, а ты говоришь, - плакал хозяин. – Разве мы за это воевали? Разве за это кровь проливали? И друга предать я не могу, не по-христиански это, не по-нашему. Как мне быть, Никифорович? Может, в петлю?
Гость разлил остатки водки, закурил, и только после этого заговорил:
- В районе, Иванович, открылась у нас артель для инвалидов – фронтовиков. Будут шорничать, с обутком управляться, то да сё. При артели есть коняшка-доходяга. Тоже раненая. Кавалерийская часть, что на том берегу Днепра стояла, оставили нам её. Так может ты своего Валета к нам в артель  для работы, а мы тебе ту доходягу на мясо? Что скажешь? Раз такая безысходность, то это и выход. И кони это… и мясо цело. Да и душе твоей легче будет. У нас и бойня есть, если что. Так что, соглашайся.
- Ты только это… чтоб без обмана. Я проведывать буду Валета.
- Святое дело, Нестор Иванович.
Ударили по рукам.
Валета в тот же день загрузили в кузов, увезли в район.
Нестор Иванович пьяно плакал, целовал коня на прощание.
Полуторка потребкооперации приехала в колхоз на следующий день после обеда, и сразу же, не заезжая в правление,  направилась к леднику.
Разделанную лошадиную тушу в спешке выгрузили и уехали в район. Заведующий колхозным складом Василий Щукин обнаружив на передней лопатке вместо коленного сустава костяную наросль, перекрестился культёй, закрыл ледник, и, сунув подмышки костыли, направился к дому. Дорогой шептал:
- Ну, и, слава Богу, слава Богу. Будет чего косцам и ребятишкам да молодицам в чашку это… Не помрём, теперь точно не помрё-о-о-м, вы-ы-ыстоим. Нам бы до осени, а там… А Нестор сдюжит, крепкий мужик, чего зря говорить. Никакой артели в районе нет, это я точно знаю.
…Председатель колхоза приезжал на луга с утра на трофейном велосипеде, садился на берегу Днепра, курил, кашлял чаще обычного, ждал, пока на полевом стане позавтракают, и только потом подходил к людям. От обеда и ужина отказывался категорически.