Партсобрание. Глава из романа

Поначалу лес показывался в отдалении - голубоватая полоска у горизонта, но очень скоро, через минуты, если даже ехать без малейшего нарушения скоростных ограничений, - что здесь, честно говоря, не практиковалось, - стремительно приближался и вплотную подступал к шоссе. Теперь поля чередовались с чащобами и перелесками и чем дальше, тем меньше становилось возделанных полей. Если за деревней Козолево свернуть с трассы налево, в поле, на разбитую лесовозами заснеженную грунтовку и проехать с километр, можно было попасть в самую настоящую тайгу, а ещё через километр уже не верилось, что находишься всего в получасе езды от городской черты одного из крупнейших мегаполисов Европы. Искрился на солнце чистейший, не городской, снег, покачивали густыми лапами ели и свежий лосиный след, пересекающий просеку, смотрелся здесь совершенно естественно. 

В глубине лесного массива у развилки дороги, на расчищенной от сугробов площадке, стояли два деревянных вагончика-балка, а на обочине возле них красовался новенький «ПАЗик». Из ближнего балка вышел хмурый мужик в телогрейке, ватных штанах и валенках и подошёл к автобусу. Дверь открылась, пропуская, и сразу захлопнулась за его спиной – водитель берёг тепло. Кроме шофёра, в салоне сидела улыбчивая женщина средних лет в поварском колпаке и белом фартуке поверх старенького пальто.
- Что, Валера, ещё кофейку? – приветливо обратилась она к вошедшему – Не бережёшь ты сердце.
- Твоё кофе, Петровна, из всех органов только на мочевой пузырь действует – буркнул мужчина и протянул дочиста вылизанную алюминиевую миску – Макароны остались?
    Повариха встала, прошла в середину салона, где на одном из сидений высился объёмный свёрток, отвернула угол старого одеяла, под которым обнаружились двухведёрные армейские термосы, откинула крышку одного из них, зачерпнула половником и наполнила поданную миску дымящимися макаронами с прожилками мяса.
    - Тушёнка попалась – сплошной жир. Сдобрить?
    - Вредно это! - буркнул Валера, но миску не убрал и женщина щедро полила её содержимое жирным бульоном. Пока она возилась с крышкой, закрывая термос, рабочий вытащил из кармана телогрейки алюминиевую кружку, несколько раз резко дунул внутрь, потом поплевал на неё и чистоплотно обтёр посудину о свои стёганные ватные брюки. Повариха удивленно поинтересовалась
- А как же пузырь?
- Потерпит. Недалеко бегать.
Женщина фыркнула, наполнила кружку бурой жидкостью из другого термоса, а потом достала откуда-то из-под фартука полиэтиленовый пакет, развернула его и протянула хмурому свеженькую плюшку.
    – Спасибо тебе, Петровна – изобразил тот растроганную слезу. – Ты одна понимаешь мою ранимую и возвышенную душу…
    - Ты давай-ка, душевный, не бегай туда-сюда, а ешь прямо здесь – подал голос шофёр. Нечего машину выстуживать. Собрание там у них, обсуждать будут, как космические корабли бороздят Большой театр, так что мы тут, наверное, долго проторчим.
    - Это вряд ли. Сегодня Антоныч ведёт, а он дядька конкретный, не любитель кашу по столу размазывать.
    Валера сноровисто прикончил добавки, бросил в проходе пару брезентовых рабочих рукавиц и поставил на них пустую посуду. Потом сложил перед собой руки на спинке переднего сиденья, примостил на них голову и уже через минуту сонно засопел. Повариха и водитель, не сговариваясь, понизили голоса – устал человек, вымотался, так пусть поспит полчасика в тепле, раз уж выдалась такая возможность.

* * *

Из города, с его шумом и суетой, работа в лесу представляется форменной благодатью – чистый воздух, ёлочки-сосенки, птички разнообразные… Так оно, в общем-то, и есть, только длится эта благодать дней двадцать в году – весной, когда солнышко уже пригревает, а комара ещё нет, и осенью, когда «уже» и «ещё» меняются местами. В остальное время работа в лесу - это дождь, пронизывающий до костей и холодные капли, стекающие за воротник с каждой задетой веточки, это особый загар – дублёное, коричневое от ветра и солнца лицо и почти белое тело, потому что человек большую часть времени проводит там, где раздеться невозможно – сожрут кровососы. Работа в лесу – это язва от нерегулярного питания и варикозное расширение вен от постоянной ходьбы, это снега по пояс, в которых выбиваются из сил люди и надрываются даже моторы тракторов.

Год выдался удачным – всё ещё держались по ночам крепкие морозы, да и дни стояли в основном студёные, так что весенняя распутица отодвигалась и имелись все предпосылки для того, чтобы мастера красиво нарисовали отчёты за первый и даже частично за второй квартал. Предпосылки эти, вместе со всеми вытекающими из них приятными последствиями, ещё надо было реализовать, так что люди работали с полной отдачей, стараясь максимально использовать благоприятные погодные условия. Чтобы не терять рабочий день, очередное партсобрание решено было провести прямо на делянке одной из бригад. Автобус, который доставлял на участки горячее питание, собрал попутно на одном из них весь актив и теперь дожидался окончания мероприятия, чтобы обратным рейсом развезти людей по рабочим местам. Поскольку масштабные лесозаготовительные работы – дело коллективное, беспартийная часть бригады, пообедав, воспользовалась оказией и завалилась подремать в ближнем балке, а в дальнем в это время мастер леса Зоя Колодная разложила на столе бланки протоколов и обратилась к партактиву: 

-  Товарищи! На сегодня у нас намечено провести очередное собрание партийной ячейки Малицкого лесничества межрайонного лесхоза «Пригородный». По спискам в нашей организации состоит 12 коммунистов, присутствует 11, по уважительной причине отсутствует Злотов Юрий – какие будут предложения? Открыть собрание? Ставлю на голосование. За?.. Против?.. Воздержались?.. Единогласно. Предлагаю для проведения собрания председателем избрать заместителя секретаря парторганизации лесхоза, помощника лесничего нашего лесничества, а ведение протокола поручить мне. Возражения будут?.. Предложения?.. Ставлю на голосование… Единогласно! Приступайте, Дмитрий Антонович.

Переступая через ноги и привычно пригибаясь, чтобы не зацепить низкий потолок, к столу пробрался высокий молодой мужчина с густой шапкой непослушных, прямо таки цыганских, волос. Он обвёл помещение внимательным, со смешинкой, взглядом и обратился к прикорнувшему в углу щуплому мужичку:
 - Подъём, Василий Никитич! Кончай ночевать, собрание идёт. Повестку дня не забыл? Напомни-ка и нам.
 Атмосфера в балке была совершенно непринуждённая, чувствовалось, что все присутствующие давно и хорошо знают друг друга. Тот, кого назвали Василием Никитичем, без малейшего смущения зевнул, встал, потянулся и деловым тоном доложил:
- Пункт первый – Международное положение. Пункт второй – задачи партийной организации лесхоза и, в частности, нашего лесничества в свете задач текущего момента построения коммунизма. Пункт третий – разное. Вроде, ничего не забыл?
 - Не забыл, даже лишку нагородил. Садись уж, строитель. Думаю, люди здесь собрались грамотные, политически подкованные, так что по первому пункту повестки дня долго распространяться не будем. Всё как и раньше – у них там кризисы, инфляция, забастовки трудящихся, землетрясения, торнадо и цунами. У нас, напротив, повышение производительности труда, неуклонный рост благосостояния населения, а также нерушимое единство партии и народа.

Со вторым пунктом повестки всё обстоит не так однозначно, думаю, есть смысл разобраться с ним поподробнее. Синоптики пока обещают устойчивый минус, но мы все в лесу не первый год и знаем, что пригреть может со дня на день. Тогда вскорости поплывут дороги. Нам в этом году очень повезло с лесосекой, но объёмы  надо не только положить, но и успеть вывезти с делян пока держит грунт. Начальству в кабинетах, конечно, виднее, но есть и такие нюансы, которые оттуда не рассмотреть – а вы здесь в самой гуще событий. Вот в таком разрезе я и прошу вас высказывать свои соображения – что можно сделать для наиболее рационального использования оставшегося до распутицы времени. Есть замечания по теме? Пожелания? Предложения?

- Есть кое-что. – не поднимаясь с места подал голос коренастый старик, тракторист одной из бригад, работавших на дальних участках. Все повернулись к нему – это был известный молчун и то, что он вдруг заговорил по собственной инициативе, было для всех совершенно неожиданно.

- Мы сейчас на Барсучьей гриве работаем, там хорошая делянка подоспела - сплошь хвоя, и возраст самый подходящий, прошлого века ещё. А вокруг низина. От нас до нижнего склада конец приличный, да всё по зимнику. А там болото, торф. Потечёт – ничего не вывезем, всё на делянке до зимы останется. Да какая ещё та зима будет… Сгноим материал.
- Ну ты и сделал открытие, Палыч! – хохотнул его молодой коллега, - Тут кругом торф и кругом болото – хоть на ваших делянках, хоть на наших!..
- Не скажи, Юра, не скажи… Болото болоту рознь, это они на карте у начальника на одно лицо. Да и торф разный бывает. В одном месте на метр промерзает, а в другом при самых лютых морозах только корка образуется сантиметров на десять. Процессы в нём какие-то идут, вот и греется сам по себе. Что-то не нравится мне, как на нашем участке грунт под трелёвочником звучит, категорически неправильно он отзывается…

- Да ты, Палыч, случайно не профессор ли почвоведения?.. - опять не удержался молодой тракторист, но перехватил строгий, предупреждающий взгляд председателя и осёкся.
- Какой уж там профессор – грустно улыбнулся Палыч. – С моим-то, так и не начатым, средним образованием… Просто мальчишкой ещё партизанил в сорок третьем, - ну и насмотрелся на эти болота. Вообще-то они в леса неохотно шли, дорог придерживались, но наши на железке какой-то особо важный эшелон грохнули, литерный. Ну, фрицам прямо из Берлина и приказали разобраться. Они ведь только по кино дураки, а в жизни у них контрпартизанские мероприятия образцово были поставлены. Снабжение сразу обрезали – они два авиаполка задействовали для нашей блокады. Ударные боевые группы по одной из котла просочились – кто через фронт, кого на другие направления перебросили. Их из спортсменов формировали, спецподготовка серьёзная, предупредили вовремя – ну и не успели немцы кольцо окончательно замкнуть. Одним из последних самолётов представителя Центра эвакуировали, а нам, местным, дали команду рассредоточиться по деревням и затихнуть. Нас без боевиков человек двадцать оставалось, да ещё остатки обоза с ранеными. Это сказать легко, а попробуй ты рассредоточься и растворись, когда вся немецкая разведка, карательные части и все полицаи работают в режиме непрерывной боевой тревоги… Я так понимаю, списали нас в штабах. Решили держаться вместе – огрызнуться хотя бы сможем, а иначе переловят поштучно, как мышей. Зацепились за леса. Хлебнули мы там… Спасибо одному деду, бывшему леснику – он те края хорошо знал и увёл отряд как раз в такие вот гиблые места. Техника немецкая в основном сразу и утопла – у их танков гусеницы узкие, для цивилизованной Европы, по нашим болотам да бездорожью не разъездишься. Они еще от дурного упорства гать попытались мостить… Последние сотни метров колею забрасывали обоймами от двадцатимиллиметровых «Эрликонов» – спешили, лес рубить не успевали, всё надеялись нас догнать. А потом наше прикрытие два их последних транспортёра сожгло – они и унялись. На время. Оцепили район по всем правилам – стационарные посты, патрули, секреты… Артиллерия работает, «рамы» - корректировщики немецкие - висят в небе, сменяя друг друга… Чеченцев нагнали, был у них такой карательный отряд. Садисты. Зверьё. В плен к ним лучше было не попадать – обрежут всё, до чего дотянутся. Но пока фрицы там перегруппировывались да новую операцию готовили, слегка пригрело – время примерно такое же было, ранняя весна. И болото мгновенно потекло. Чечены к нам ещё попробовали сунуться, но получили по зубам и отцепились. Геройствовали потом в округе, по окрестным деревням. Немцы постояли ещё, видят – распутица, раскисло всё до будущих морозов и не светит им. Отрапортовали наверх о полном успехе мероприятия и вывели своих егерей. А чеченцев оставили, порядок поддерживать. Ну, мы им свой порядок организовали… Прихватили на ночёвке в лесной деревушке, часовых по-тихому сняли, ребят расставили – и по сигналу все вместе начали. Ликвидировали под ноль. Они тоже сдаваться не хотели – да им и не предлагал никто. Покрошили да закопали в овраге за селом, на колхозном скотомогильнике. А вскоре на фронте большое наступление началось, с перебросками войск всем не до нас стало – ну, мы и воспользовались… Тогда я этих болот и насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Так вот, не нравится мне, что наш клин шибко напоминает то гиблое урочище, где мы от немцев хоронились. Даже запах точно такой же.

- Виктор Павлович - поднял руку председатель. - Вопрос-то производственный - вы к бригадиру не обращались?
-  Говорит, твоё дело трелёвка – вот и трелюй. Думает пускай лесничий, у него голова больше. Как в анекдоте – не хрен думать, прыгать надо!
- Надо – попрыгает. Разберёмся. Ну, что, товарищи, какие будут предложения? – И заметив, что молодой Юрка опять собирается вставить словцо, добавил – Специально для юмористов поясняю – Деловые предложения. А не хохмы.
- Скучный вы народ, начальники. Но так и быть – деловые так деловые. Предлагаю сманеврировать людьми и техникой. Для начала перебросить на Барсучью вальщиков из других бригад, быстренько всё там уронить и осучковать. Оголённые бригады в это время вывозят уже заготовленный материал на склады и готовят делянки для дальнейшей работы. Потом вальщиков распределяем по подготовленным делянкам, а к ним направляем все трактора и в ударном темпе трелюем прямо хлыстами через низину на крепкие грунты. Если всё сложится, совместными усилиями дней через пять закрываем подозрительный участок и наваливаемся на остальные. Теряем день на переброски техники, зато подстраховываемся на случай внезапной оттепели. У меня всё.
    - Есть другие соображения? Как ваше мнение, Виктор Павлович?
    - Да, вроде, нормальный ход. На месте надо бы уточнить, а, в общем, правильно…
    - Ладно. Зоя, принимаем за основу, сформулируй там… Давайте, товарищи, дальше - что у нас на очереди?..

    Через полчаса все вопросы были решены, собрание закрыто и только мастерица ещё шлифовала формулировки, но люди, разомлев от тепла, не спешили, никому не хотелось выходить из уютного вагончика на мороз.

- Дмитрий Антонович – нарушил сонную тишину неугомонный Юрка – Раз уж у нас такой день воспоминаний получился, что даже сам Палыч разговорился, может, тоже поделитесь – это правда, что вы в армии месячный отпуск получили за то, что командира дивизии по матери послали?
- Ты хоть иногда думай, что говоришь! За это не отпуск полагается, а «губа», а то и трибунал, в зависимости от конкретных обстоятельств. Ради эксперимента, зайди как-нибудь в контору, да пошли хоть нашего Никифорыча публично… Я ведь публично послал, раз такая сплетня ходит?
    - Это не сплетня, Антоныч, это легенда, греющая души угнетённых нижних чинов, повышающая их самооценку и вселяющая веру в лучшее будущее. Не похабьте песню, колитесь – было?
    - Смотря что, Юра. Командир дивизии, действительно, у меня был. И отпуском поощрили. Остальное – досужие выдумки.
    – За что же вас тогда поощрили?
    - По-твоему, в нашей армии поощряют только того, кто генерала обматерит? Интересная точка зрения!
    - Не уходите от прямого ответа, объясните коллективу - за что отпуск получили?

    - За добросовестное исполнение прямых служебных обязанностей. Как-то во время больших учений я на ЗАСе сидел – засекречивающая аппаратура связи. Работы невпроворот – все службы, от разведки до интендантов, спешат о достигнутых успехах отрапортовать – сколько песен спели, сколько каши съели… По инструкции сижу в запертой аппаратной, как скворец в скворечнике, через маленькое окошечко, которое, по аналогии со скворечником, на жаргоне «леток» называется, принимаю бумаги и в темпе их обрабатываю.  Депеши идут сплошным потоком, голову некогда поднять, а моё дело маленькое – рассортировать и отправить по назначению. Вижу – брак. Не поднимая глаз, возвращаю на столик под летком, нащупываю следующее – а это опять оно, уже забракованное. Опять возвращаю – а мне опять его подсовывают. Ну, скомкал, не глядя выбросил через леток и сказал что-то резковатое. Но в рамках уставных норм…
- Ага. Дескать, какой же вы, право, неловкий, товарищ ефрейтор! Неужели не видите, что мне за шиворот с вашего паяльника расплавленное олово капает? - прокомментировал Юрка слова председателя  фразой из анекдота и все заулыбались.
    - Да нет, правда. От души, но без перегибов. Лап, лап по столику – а там ничего. Поднимаю глаза – генерал: - «Объяснитесь, сержант!» - Объясняюсь.

    - Уже четыре минуты как действует новый шифр, а это зашифровано старым. Обязан отбраковать.
    Видимо, он по пути от шифровальщиков заскочил куда-то ненадолго – а за это время шифр и поменялся.
- Четыре минуты, говорите?
- Уже четыре с половиной.
- И никогда не ошибаетесь?
- Для того поставлен.
- Ну-ну, благодарю за службу!
- Служу Советскому Союзу.

Он скрылся, а в окошечке показался мой прямой и непосредственный, майор. Точнее, его характерный кулак размером с пивную кружку. Покачался и пропал, и опять пошли депеши. Я особо-то не напугался – прав кругом, а майор тот мужик был справедливый. Сам нас учил, - любая неправильно переданная цифра может обернуться тем, что баллистическая ракета не туда прилетит или десант какой-нибудь вместо Заполярья в Африку сбросят. В полушубках и валенках - прямо на головы изумлённых голых аборигенов. Через несколько дней, после учений уже, отсыпаюсь после смены – тормошат. Про случай тот я и думать забыл - а мне перед строем благодарность командующего и целых двадцать четыре дня не считая дороги.
- Что-то многовато.
- У нас тоже удивлялись. Я его, как ты понимаешь, не спрашивал, но думаю, что сопоставил он масштабы учений и прочие обстоятельства с возможными последствиями такого прокола и проникся. Там бы всю дивизию потом полгода на всех совещаниях склоняли да спрягали... Тебе-то про мой отпуск откуда известно?
- Говорю же – легенда. Служили в той самой дивизии наши земляки, нахватались фольклора, на гражданку принесли – а город у нас маленький… Генерал-то после не наезжал за свою оплошку?

- С чего бы? Наоборот, в партию рекомендовал, потом как-то, был случай, от прапора вредного прикрыл… Простой дурак ещё туда-сюда, а тот прапор был дурак идейный – самая поганая разновидность. Мы тогда к соревнованиям по гиревому спорту готовились, так он в спортзале высмотрел, что я каждую тренировку двухпудовиком крещусь – и шум поднял. Как же, кандидат в члены Коммунистической партии ведет контрреволюционную пропаганду и травит беспартийную массу религиозным опиумом. Совершенно серьёзно, между прочим. Ну что ему на это скажешь? А до генерала дошло - он всё в шуточной форме обыграл – обязал меня, такого-сякого, несознательного, тем же двухпудовиком недовольному прапору пионерский салют отдавать. «Всегда, дескать, готов!»
- Отдал?
- А как же! Десять раз. Правда, последние пять вслед, поскольку прапор из спортзала отбыл и больше там не показывался. Потом я по Забайкальскому военному округу первое место взял, он ко мне вообще подходить перестал. Покрикивать уже опасался, а иначе себя вести не умел. Ладно, товарищи, потехе час. Труба зовёт – бригады задерживаем. Виктор Павлович, я сейчас к вам на участок подъеду, осмотримся там на месте, планы конкретизируем, лады? Завтра я на лесосеменной станции, посмотрю, что за посадочный материал они нам готовят, а на следующей неделе поработаю тут у вас чокеровщиком. Разберёмся, чем люди дышат, да и лишняя пара рук здесь сейчас очень нелишняя – правильно понимаю? Всё, по местам!