Комедии и трагедии

Вплотную подходя к порогу детского сада, практически каждый приличный маленький человек, должен оставить за ним два самых главных атрибута младенчества: подгузник и соску. И Ника не стала исключением. Все лето мы планомерно "шли" к этому, оттачивая мастерство до совершенства, пока она всерьёз не заболела и, ровно перед финишем, не сделала значительный откат в этих тонких материях. Для меня особенно обидно было вспомнить заново, что такое бесконечная стирка, и, когда в один из дней, она решила поставить свой собственный рекорд по испачканным колготкам, я не выдержала и всерьёз, с наездом, поругала ее, выпалив: "Ну сколько можно??? Четвёртые колготки за час!". И словно боксеры на ринге, мы разошлись по разным углам - я к компьютеру, она к своим игрушкам. Через несколько минут резко срывается, бежит со всех ног к горшку, и не успев раздеться, в сердцах произносит: "оть бьин!". И если после "горшечной комедии" дело резко пошло на лад, то "прощание с соской" обернулось целой драмой души, в которой я, как всякая мать (читайте, как тряпка в делах, касающихся детских трагедий), никак не решалась поставить финальный аккорд, пока не терпящий никаких тягомотин Дима, с самым решительным видом, не отрезал на пустышке кончик и не вручил ее Нике. Сначала она с изумлением смотрела на такую варварскую порчу личного имущества, потом выдавила крокодилью слезу и притащилась ко мне со словами: "Папа фофу фломал" и уставилась на него исподлобья недобрым таким взглядом, "друг-то ты мне друг, но в чёрный списочек я тебя внесу". "Чур, вторую соску режешь ты, пусть мы оба будем врагами", - пытается уравновесить наши силы он. Я собираюсь, отрезаю, вручаю ей, вторая крокодилья слеза в глазах: "Папа фофу фломал!". Тихонечко смеюсь, отвернувшись, потому что невозможно смеяться в глаза такому надрыву души. "Доченька, эту не я, эту мама", - пытается убедить ее он, но все попытки натыкаются на практически шекспировский трагизм в вопле: "Папа фофу фломал!!!".

"Как дела у Ники?", - спрашивает мама в рамках вечернего семейного телефонного обзвона, рассказываю ей о маленьких трагедиях большой души и о моем беспокойстве унылости ее. "Ну конечно, а как ты хотела? Когда мой братик был таким, как Ника сейчас, и мы с мамой отучали его, он неделю ходил с таким видом, как будто кого-то близкого похоронил". И я подумала, что точнее Никино состояние и не опишешь. И, наверное, просто невозможно сделать решительный шаг вперёд, не похоронив за спиной маленький кусочек своего счастливого прошлого.