Бессмертный полк. полный вариант

Предисловие.

То, что я вам предлагаю прочитать не фантастика, документы, которые я прилагаю к моему тексту подтвердят, что я старалась не отступать от истины в своем повествовании на столько на сколько это возможно через три четверти века после произошедших событий. Я знала лично героя этих событий, но мне и в голову не приходило спросит за что он получил свои ордена. Старый человек,  ветеран двух войн, он редко говорил о них.

Уже после   его ухода из жизни я увидела его наградной лист за тот бой, за который он получил свой орден «Красной Звезды». Но только, когда дети и внуки пронесли портреты  ветеранов той войны по улицам Москвы, я поняла, что должна написать о нем. Сведения собирались по крупицам. Вдова моего героя, восемнадцати летней девчонкой,  лейтенантом-военфельдшером попавшая в те места годом позже описанных событий, вспомнила кое, что из слов    боевой песни 101-го пограничного полка. Старые фотографии помогли ей рассказать о его друзьях, а архивы прояснили для меня обстоятельства того боя.

Об этом мало кто знает, что советская граница, начиная от района ответственности 101-го погранотряда до Мурманска, был единственным ее участком, где немцы смогли перейти ее только после 1-го июля 1941-го года с тяжелейшими боями, а в районе Мурманска она за всю войну не сдвинулась и на метр.  Пограничники  22-го июня дали такой отпор врагу, что немцы больше недели стягивали силы, чтобы возобновить свои попытки прорыва. Наши вгрызались в каждый метр этой земли.  К тому времени, когда гитлеровцы блокировали Ленинград и подступали к Москве, линия фронта к 18 сентября 1941 года в направлении Кандалакши сдвинулась  лишь на  восемь десятков километров вглубь нашей территории и оставалась в таком положении до осени 44-го года – года выхода Финляндии из войны. 



Шли мы в бой по горным перевалам,
За собою вел нас красный шелк.
Ведь поем товарищ мы недаром
Про 101-ый пограничный полк…
(Из боевой песни 101-го пограничного полка)

Огромная людская река захлестнула всю ширину улицы.  Медленным потоком она стремилась к центру города, города знакомого и такого неузнаваемого одновременно.  В том, что видел Петя было, что-то не реальное, он понимал, что парит над родной Москвой, в которой был всего два года назад, но это был совершенно другой город.  Улица Горького, по которой двигалось шествие, судя по табличкам на домах, опять называлась Тверской, но широкую, застроенную огромными домами улицу, узнать он не мог.  О том, что ошибки не было, можно было судить лишь по сохранившемся зданиям музея Революции и Сытинского издательства, на другой стороне улицы, ближе к Страстной площади.

Такая же табличка на угловом здании площади говорила о том, что Страстная теперь называлась Пушкинской, а памятник поэту с Тверского бульвара почему-то переместился на место снесенного Страстного монастыря. Ее теперь было невозможно узнать, как и улицу Горького, она стала огромной, и то, что он не ошибался, подтверждали только серое здание «Известий» в углу нового пространства и доходные дома на другой стороне Страстного бульвара. То, что это Москва сомневаться не приходилось, но видеть он мог только то, что ему позволяла неведомая сила, поднявшая его над головами шествия. Люди явно шли к Манежной, а так как это было похоже на Первомайскую демонстрацию то возможно и на Красную площадь.

Свежая весенняя зелень, солнечный, теплый день все говорило о мае, но это была не привычная   Первомайская демонстрация – не было половодья красного кумача с лозунгами прославляющими социалистическую родину, огромных портретов вождей, бравурных маршей, и вообще, привычного для демонстраций красного было не очень много, не было и обычного по такому случаю веселья. Люди шли спокойно и сосредоточено, неся в руках многочисленные, часто небольшие портреты каких-то людей, в основном военных.  Смущали царские погоны  на плечах, изображенных на портретах, да и в самом шествии людей с погонами, аксельбантами и золотом орденов было не мало, особенно в первых рядах.

Приглядываясь к улице, Петя вдруг понял, на домах весят флаги царской России, лишь на фонарных столбах  были красные полотнища. Да и в руках людей, редкие красные флаги были с явно наскоро написанным названием 150 стрелковой дивизии, судя по звезде и серпу с молотом красноармейской, но почему-то награжденной орденом царского полководца Кутузова. В советской стране такого ордена не было.  Царский орден, золотые погоны военных и то, что люди, в основном, несли    трехцветные белогвардейские флаги, тревожило. Более того абсолютно у всех, на одежде, на древках флагов, в окантовке портретов и просто в руках черно-оранжевые банты или ленты царского Георгиевского креста.  Видение встревожило, насторожило: «Откуда это половодье людей? Чьи портреты они несут? Почему на военных золотые погоны беляков?» - Хотелось куда-то рвануться, что-то узнать, увидеть, куда идут эти люди, но вдруг понял, что надо просто подчиниться неведомой  воле и смотреть на то, что ему позволяло провидение.

Вниз по Тверской улица изменилась еще больше. Огромные дома встали стеной с одной стороны, с другой глаз все же отметил знакомые витрины Елисеева и несколько старых домов, но улица стала шире, намного шире. Напротив, Моссовета исчез обелиск в память революции   и на его месте возвышался какой-то конный богатырь древних времен. Но благодаря этому истукану становилось, хоть что-то понятным. За его спиной, крашенные фанерные щиты загородили от глаз, идущих по улице, памятник Ленину и здание института Марксизма-Ленинизма.   Главным было то, что на этих щитах написали: «70 лет победы в Великой Отечественной Войне 1941-1945 годов».

От сердца откатила тревога: «Это же о нас! Это мы победили!!», - и тут же нахлынула печаль, - «О, как же еще долго.  Вторая война за эти годы, а впереди еще года три этой мясорубки… Пока повезло, ни царапины.  Медаль «За отвагу», за тот долгий зимний рейд по тылам финнов в прошлую войну, а что ждет впереди? ...  А, какая разница! Главное мы победили и значит те, погибшие, ребята в свой последний бой шли не напрасно. Что гадать о будущем – главное победа за нами».

И тут уже совсем спокойно прикинул: «Семьдесят лет победы, это когда же? Сорок пятый, семьдесят… Это же в следующем столетии? Наверное, коммунизм – дома большие и красивые.., а, пожалуй, нет, портретов Сталина и Ленина не видно, да и эти белогвардейские флаги, золотые погоны…»,  - пригляделся к портретам в руках идущих -  у всех звезды на головных уборах, встречались даже буденовки, а на груди «золотопогонников» те же звезды, от простого ордена «Красной звезды» до золотой звезды Героя Советского Союза: «Значит наши! Значит уже во время войны погоны наденем! Вот те раз, чуден же ты белый свет. Ну коли так повезло, смотри пока дают!» 

Шествие миновало здание Телеграфа, Националь и начинало вливаться на Манежную. Вдруг появилась возможность оглядеться вокруг. И гостиница Москва, и здание Совнаркома, и Кремль, да и все, что окружало Манежную, было на своих местах, но площадь изменилась кардинально. Вместо ровного асфальтового плаца, где рядами выстраивалась техника во время парадов, появилось нагромождение каких-то странных куполов, фонтанов, клумб, фонарей, скамеек.    Не понятно, но красиво – лучше, чем в парке Горького.  Про себя заметил, что крепостные ворота и часовня Иверской Божьей Матери на своем месте, хотя хорошо помнил, как их сносили в начале 30-х, чтобы организовать еще один проезд для техники между Историческим музеем и музеем Ленина.   С радостью отметил, что рубиновые звезды над Кремлем незыблемы, и тут же понял, что его поднимает выше шпилей, музея с золотыми двуглавыми орлами: «Кругом царские цацки».   

Красная площадь была уже, как на ладони. В начале Никольской, напротив ГУМа, опять стоял преображенный Казанский собор, снесенный в 38-м, Василий Блаженный пестрил своими главами, куранты на Спасской башне били время, и опять деталь кольнувшая память  - над Спасскими и Никольскими воротами были иконы, а над куполом сената в Кремле  развивалось трехцветное знамя с золотым двуглавым орлом.  Мавзолей Ленина был на своем месте,  но явно  к празднику отношения не имел – был загорожен щитами, все  тех же бело-сине-красных цветов, а вот транспаранты на ГУМе дату праздника прояснили окончательно 9-е мая 2015 года.  Мелькнуло: «Даже если останусь цел, до этого праздника не доживу».

От мысли отвлек еще один золотой купол. Сердце защемило, на своем исконном месте возвышалась  белоснежная громада храма Христа Спасителя.  В бога верить не полагалось, но мальчишкой, на Пасху, бегал звонить в Храм Николая Чудотворца в Ендове, рядом с домом в Садовниках.  Ну а храм Христа с его зарослями  сирени  был местом, откуда тащили букеты цветов в подарок матерям в начале лета.  До родного Балчуга было не далеко, да и игры в «казаков-разбойников» делали всю эту округу хорошо знакомой. Как храм взорвали помнил хорошо, помнил и чудовищную кучу мусора на его месте, которую разбирали не один год. Помнил, как обещали построить на его месте небоскреб со статуей Ленина на вершине. Небоскреба не было, а храм возродился.

Кстати, небоскребов в этом городе было уже много. Во-первых, чем-то похожих на кремлевские башни с их шатрами, таких  насчитал семь в округе. Самый дальний на кручах Воробьиных гор. Во-вторых, где-то за Пресней вырос целый пучок блестящих разноцветным стеклом башен, видимо очень высоких. Одиночные, стеклянные монстры были во многих местах города, но судя по тому, насколько они возвышались над остальной застройкой, пресненские были заметно выше. Да, многие места было трудно узнать,   продолжением Воздвиженки арбатские переулки рассекла широченная улица, огороженная с обеих сторон высоченными «стекляшками», через новый мост перешагнувшая реку и влившаяся в такую же просторную магистраль, вначале которой возвышалась одна из семи высоток. Разноцветные автомобили заполнили улицы, их сумасшедший поток    то нырял в тоннели, то взлетал на эстакады и мосты, казалось, захватывая весь город. Правда, в этот день, как и на  улице Горького автомобилей на двух, особенно родных для него мостах не было. Эти мосты строил он сам,    до самого призыва в армию, Петя работал электриком на строительстве Москворецкого и Каменного мостов через Москву-реку. Шестнадцатилетним мальчишкой он пришел на завод, учеником электрика. Отец, ветеран Империалистической и Гражданской войн слег от старых ран, и сыну пришлось оставить школу – нужно было помогать   матери. На строительство мостов он пришел уже опытным специалистом.

От воспоминания отвлекла музыка  на Красной площади, где начиналось то, что должно было объяснить ему все, что он не понимал.  Большинство, мелодий было незнакомо, узнал только «Прощанье славянки» и «Вставай страна огромная», остальное было внове, но главным было другое, то, что говорили люди на площади.  Наконец стало понятно, что Советского Союза больше нет, что бывшие союзные республики разбежались по своим углам при первой же возможности, что осталась только Россия, с не слишком  многочисленными союзниками из бывших республик, что стране опять пришлось пережить тяжелые времена, но она выстояла и теперь врагам приходиться с нею считаться.

Слишком много врагов захотели вычеркнуть подвиг народа, освободившего Европу от фашисткой чумы в Великой войне, и теперь этот народ напоминал об этом всему миру.  Напоминал детям и внукам тех, кто предал память своих предков, предков, которые единым советским народом прикончили фашистскую гадину в ее логове, в Берлине.     Дети, а чаще внуки и правнуки бойцов той войны пришли на эту площадь напомнить всему миру о тех, кто их  спас. «Бессмертный полк» победителей пришел на эту площадь.


***
Петя открыл глаза. Тонкий луч низкого утреннего солнца заглянул в амбразуру дота, давно приспособленного под землянку, первого отделения взвода связи 101 стрелкового пограничного  полка НКВД. Луч скользнул по стеклу граненого стакана, и отразился от красной эмали ордена, в нем  забытого. Вчера был небольшой праздник, орден наконец нашел своего владельца. Ведь наградили им командира взвода связи за дела   относящиеся к самому началу войны. О представлении к награде Петя знал, но в первые месяцы войны награждали скупо, а новых боев было так много, что о своей он давно забыл.

Вчера, когда его вызвали в штаб полка, привычно готовился услышать новый приказ для своих связистов, но удивленно понял, что полковое начальство: комиссар полковник Тарасов    и начальник штаба  капитан Николаев ждут его лично. По привычке вскинул руку к ушанке:

- Товарищ полковой комиссар, командир взвода связи, старшина Богданов по вашему приказанию прибыл.

- Отставить старшина! Мы хотим тебя поздравить с высокой государственной наградой. За проявленное мужество на фронтах борьбы с немецкими и белофинскими захватчиками командование  Красной армии наградило вас орденом Красной звезды.
Это стало полной неожиданностью, о уставе вспомнил только когда орденская коробочка оказалась в руке:

- Служу трудовому народу!

- Хорошо служишь старшина. Удачи тебе. – Крепкое рукопожатие командиров давало знать, что церемонии    окончены и опять вытянулся в струнку:

- Разрешите идти.

- Иди старшина, иди. – Усмехнулся комиссар, - да, у тебя и твоих орлов сегодня день отдыха. 

Кто же откажется от отдыха, тем более, что немцы уже много недель рваться вперед и не пытались. Ну, а у ребят появился повод к застолью. Санинструктор   не пожалел заветной бутыли со спиртом. Американская тушенка, родной карельский лосось, вяленая оленина, моченые морошка и клюква – была бы соответствующая посуда, стол бы можно было организовать не хуже, чем в родной Москве, на праздники. Отец всю жизнь этим занимался, и Петя хоть и пошел другой дорогой, хороший стол любил.     Белый шелк от трофейного парашюта на столе, алюминиевые тарелки и крышки от армейских котелков, с разнообразной снедью, что ж еще надо для вечера заслуженного отдыха.

Правда рюмок не было – алюминиевые и жестяные кружки. Единственный граненый стакан нашли для виновника торжества – награды по традиции обмывали, ну, а тем, кто не обзавелся финским ножом предстояло орудовать просто ложками. Спирта в кружки плескали понемногу и запивали водой,  а вот стакан старшины, с орденом  был  полон до краев. Как он его допил, Петя не помнил, но судя по тому, что стакан был пуст, все же допил. Правда уснул за тем же столом, орден дожидался его в пустом стакане. 

Было раннее утро, ребята вповалку спали, где придется. Будить кого-либо смысла не было, вчера здорово «приняли на грудь», и в землянке стоял сильный запах перегара, но с удивлением отметил – голова у него не болела. Отчетливо вспомнил сон – привидится же такое.  Сон тревожил не первый раз. Обычно снилась площадь Белорусского вокзала, огромная толпа людей с портретами, пустая улица Горького,  и ближайшие улицы, откуда все прибывали и прибывали на площадь люди. Видеть родную Москву было счастьем, хотя ему повезло,  почти два года назад в Москву попал, вместе с большой группой пограничников 101-го погранотряда, которые должны были получать награды за знаменитый рейд по тылам финнов в прошлой войне. Тогда дошли до самого Петсамо и вернулись, громя врага, не оставив финнам не одного раненого – всех вынесли в свой тыл. Награды вручал в Кремле сам Калинин. Боевую медаль «За отвагу» с груди снять не успел, слишком скоро началась новая война, теперь идти в бой с наградами на груди становилось традицией.

Сегодняшний сон стал сам по себе наградой. Любой из бойцов, мирно спящих в этой землянке много бы дал, чтобы увидеть такое будущее.   Само шествие до конца увидел только сегодня, но главное понял, что видит.  Родная Москва и Россия выстояли, шагнули в следующее тысячелетие, а главное народ о них помнил, помнил тех, кто эту войну прошел до конца.   И тут же мелькнуло:

- Да, до конца войны еще три года!... Кто из нас доживет?... А ведь никому и не расскажешь… Ну, какой сумасшедший поверит в такие сны…   Да, никому не расскажу, но я то знаю, что 9-е мая будет! Будет наша победа.

Орден в стакане поблескивал на солнце серебром и рубином эмали. Старшина стянул гимнастерку и стал прокалывать дырку для  награды рядом с серебром уже давно ставшей родной медали. Звезда нашла свое место и гимнастерку натянул на плечи. В осколке зеркала рядом с орденом, «За отвагу» смотрелась солидно. Боевые награды у бойцов были редкостью, в основном только у тех, кто в прошлую Финскую был в рейде на Петсамо, а две награды тем более. У солдат  медаль «За отвагу» любили, ей награждали только за боевые заслуги. Медаль  «За отвагу» была на груди младшего командира взвода связи, старшего сержанта Петра Богданова и в том  бою 4-го июля 1941 года. 


***

Война началась двенадцать дней назад. Заставы подняли «в ружье» за полночь 22 июня. Позднее узнали, что в штаб отряда в Куолоярви, бывший финский Салла, привели перебежчика с той стороны, который сообщил, что немцы ударят этим утром.  О том, что на той стороне финны, что-то затевали было известно и раньше. Сидевшие у телефонов и раций связисты знали об обстановке не меньше командиров.   

Поговаривали даже о том, что на финской стороне были немцы, говорили, конечно, с оглядкой, немцев полагалось считать почти союзниками,  но в начале лета скрыть истинное положение вещей от пограничников было невозможно. 22-е июня все вопросы сняло, на той стороне границы готовился к броску враг. Ветераны «финнской» прекрасно знали, с чего начинается наступление, а тем более такой опытный командир, как полковник Георгий Жуков –  в комендатуры и на заставы полетел приказ срочно вывести личный состав с их территории. Пограничники должны были быть готовы к бою, и  занять подготовленные рубежи обороны сразу после окончания артподготовки противником.  Сомневаться в том, что опытные финны прекрасно знали расположение комендатур и застав не приходилось.

Это простое решение в тот день спасло много жизней, кроме артиллерии по заставам ударила и немецкая авиация.   Правда удар ожидали, до пушек пограничникам было не достать, но по самолетам стреляли из всего, что было под рукой – один Юнкерс задымил и упал на той стороне границы.  Стрелковые ячейки и окопы рядом с немногочисленными дотами заняли сразу же, как только канонада стихла.  Доты строили на совесть, ни один снаряд, ни одна бомба серьезного урона им не нанесла. Пулеметчики ожидавшие начала наступления в них накрыли огнем немцев еще до того, как основные силы застав заняли оборону, а когда появились танки противотанковые ружья их уже ожидали.  Пара задымивших машин и шквальный огонь застав заставили немцев вернуться восвояси. Кольский полуостров в районе Кандалакши был единственным местом той войны, где немцы смогли реально перейти границу только 1-го июля 1941 года.

Отпор полученный немцами в первый день войны спеси им поубавил, но тревожащие артиллерийские обстрелы и налеты авиации стали привычной рутиной. Границу в последующие дни пытались перейти только мелкие диверсионно-разведывательные группы, в большинстве своем финны, хорошо знавшие родные места. Но и в засадах их ждали наряды пограничников, неплохо изучившие эти места за прошедший год. На основании собственной разведки и данных, полученных от пленных получалось, что против погранотряда численностью около 1400 человек сосредоточивались силы, превосходящие их   почти в десять раз, и на участок отряда     начали выдвигаться главные силы 42-го стрелкового корпуса РККА, сначала 122-я стрелковая дивизия,  затем на рубеж Кайралы – оз. Апаярви     104-я стрелковая  дивизия, а   1-я танковая дивизия закрепилась в районе южнее Алакуртти.

26 июня 1941 года, в 13-05 начальник 101-го пограничного отряда Г.А. Жуков доложил по телефону в штаб корпуса:

«Против Куолаярвского пограничного отряда противник, силою до двух дивизий, сосредоточился на фронте в квадратах: 4690, 0690, 3688, 2682, передовые части находятся у самой границы. 22 июня захвачен немец, который показал о прибытии немцев из Норвегии».

Из переговоров командиров получалось, что на Куолоярвском участке границы немцы и финны сосредоточили  в районе Рованиеми  войска 36 армейского горного корпуса в составе: 169 горной пехотной дивизии, механизированной бригады СС «Норд», 324 горного пехотного полка 163 пехотной дивизии и 6 пехотной дивизии финнов. Корпус имел задачу ударом вдоль дороги Куолаярви - Алакуртти разгромить наши войска, выйти к Беломорью и овладеть районом Кандалакши. Начало наступления было назначено на 1 июля 1941 года.

Оборонительные укрепления на новой границе силами пограничников за год создать было трудно. Важнее было обустроить саму границу и теперь приходилось рыть окопы и строить доты на возможных направлениях удара противника.  В самом худшем варианте, предусмотрительно сохраненные,  старые финские и наши укрепления на бывшей границе позволяли остановить врага даже небольшими силами.
Главное направление удара немцев не было большим секретом, даже для рядовых связистов. Немцы по самому короткому пути должны будут рваться к Беломорью, чтобы пересечь железную дорогу связывающую Мурманск с большой землей. От границы до Кандалакши, то есть Белого моря была всего одна дорога, и миновать ее    было невозможно – Карелия не давала возможности тактического маневра.  Гранитные  кряжи, горные реки, глубокие озера немцев такого маневра лишали. Прошлую войну не даром затеяли зимой, замерзшие реки и озера эту проблему устраняли хотя бы частично. Впрочем финны доказали, что подготовленные бойцы, хорошо знающие свою местность могут остановить врага даже зимой.

Когда наши танкисты заняли свои позиции Г. Жуков попросил командование корпуса усилить своих пограничников  прикрывавших дороги  на Таллускатокоски и Алакуртти противотанковой артиллерией и танками. Выделили две батарей «Сорокопяток» и четыре Т-28. Трехбашенные неповоротливые чудовища превосходили немецкие танки по огневой мощи, но были абсолютно беззащитны в бою среди скал и болот. Тогда было принято решение укрыть их в скальном грунте у дорог на самых опасных участках.

Окрестности дорог от Салла на Таллускатокоски, а также  через Алакуртти и дальше на Кандалакшу это сплошные гранитные кряжи, обрывающиеся во всегда ледяные озера или горные реки, скалы, перемежающейся непроходимыми болотами или глухой тайгой – место даже для пеших проходимое только зимой, когда замерзают озера, реки и болота.   Позицию для танков выбрали довольно далеко от границы, в том числе перед  мостом через Коллайоки, на крутом повороте дороги, где высокая скала не позволяла видеть сюрприз, подготовленный наступающим.   Четыре огромных Т-28 закопали, не без проклятий: «Попробуйте вырыть глубокую яму в граните? Благо тротила хватало!», - но силы тратили не даром, они   немецкие танки мимо себя не пропустили. 

Однако главное внимание Жуков  уделил усилению обороны застав.   Первые же удары немецкой авиации сами здания застав и служебные постройки уничтожили, и после 22-го июня 41-го у пограничников остались только окопы и наспех отрытые щели укрытий.  Еще чуть более года назад эта территория была финской, обустраивать границу, строить заставы, прокладывать линии связи приходилось в глухой тайге, до оборонительных сооружений руки доходили только в крайних случаях – ведь финнам «так классно врезали». О близкой войне не думали,  но война началась так скоро.
За дни ожидания пограничники успели не мало, строили ДЗОТы,  ходы сообщения, артиллерийские позиции. Пока рыли окопы и блиндажи отдыхали под открытым небом, да и то урывками, между работой, белые полярные ночи позволяли работы не прерывать круглые сутки.  Связистам лопаты не понадобились – надо было проложить сотни километров телефонного провода связи между новыми командными пунктами застав. Радиостанции были не везде, и более или менее надежную связь мог обеспечить только  полевой телефон.

Старший сержант, командир отделения взвода связи Петр Богданов был уважаемым человеком в Куолаярвском 101-ом Погранотряде.  Он был одним из ветеранов войны с финнами, носил на груди боевую медаль «За Отвагу», да и служил уже четыре года, обустраивал новую границу, почти две сотни километров которой пришлось обеспечить телефонной связью. Командиры, вне устава  звали его просто Петро, а подчиненные уважительно Петр Иванович. Петя был старше своих ребят всего на четыре - пять лет, но прошлая война, прекрасное знание местности сделал его непререкаемым авторитетом у молодых ребят. К 1-му июля связисты управились со всеми делами на отлично, телефонная связь со всеми заставами работала устойчиво, а радио позволяло связаться с поддерживавшими погранотряд дивизиями.   Впрочем, не на долго.

Наступление 1-го июля немцы традиционно начали с  бомбежки и массированного артналета, но теперь пограничники имели надежные укрытия и двинувшегося в атаку врага встретили кинжальным огнем.  Немцы прекрасно знали о победных реляциях своего командования по всей линии советско-германского фронта и мечтали повторить их успех на севере. Но теперь перед ними были не только пограничники, но и обстрелянные в «финнскую» строевые части, и отступать никто не собирался, атаки немцев отбивали раз за разом. Снаряды и бомбы не щадили линии телефонной связи и работы у связистов было много, но  критическое положение со связью между погранзаставами сложилось 4-го июля. Немцы предприняли атаку на наши позиции огнеметными танками, однако наши бронебойщики сработали на отлично, и атака    захлебнулась. Уцелевшие танки откатились назад, прикрываясь дымом -  подожгли сухую траву и торф, что сильно повредило телефонные линии связи.  Положение могли исправить только связисты. Петю срочно вызвали в штаб и приказали забрать всех свободных связистов и любой ценой связь восстановить. За дни боев такая работа стала рядовой, но то, что приказ начальнику связи отдавал лично полковник Жуков, говорило о важности задания.

Свободных ребят в его отделении было немного и он забрал часть знакомых связистов из других отделений взвода, оказавшихся при штабе.   Собрались быстро, кроме оружия взяли, в основном, полевой телефонный кабель. Оценить объемы повреждений было невозможно, и тяжелая катушка с кабелем досталась каждому.

От штаба в Куолаярви  до границы было километров семь и, разбившись на группы, проверяли все линии связи вдоль дороги на Таллускатокоски. Повреждения оказались куда серьезнее, чем ожидали, три дня боев, бомбами и снарядами перемесили всю округу, и от старых линий связи мало что осталось, так что катушки с кабелем пошли в ход почти сразу.  Кое кому из «молодых» казалось, что они далеко в тылу, но Петя хорошо помнил «финскую», помнил, как пара - тройка финских «кукушек» - снайперов выкашивала, буквально за минуты, по полвзвода и приказал работать, тщательно укрываясь в подлеске.  Счеты с финскими снайперами были старыми, слишком много друзей легли в снег навсегда в той войне. Он неплохо стрелял – из табельного ТТ, легко сбивал пятак со спичечного коробка и запросто снял бы «кукушку» из карабина с дерева, но беда была в том, что живого снайпера он до сих пор не видел, финны умело маскировались. 

Они уже почти добрались до участка, где линии связи расходились в разные стороны по заставам, когда правоту своего командира оценили даже самые маловерные – тыл оказался не таким уж глубоким.  Петю насторожил рокот моторов в перелеске на той стороне дороги, и он приказал своим ребятам залечь. Приказ был отдан вовремя, два  танка, ломая подлесок, выкатили на дорогу и приостановились, поводя орудийными башнями по сторонам. Танки были не знакомые, да и о том, что это немцы говорили кресты на башнях, враг был рядом, всего в двадцати метрах и кое кто полез за гранатами, но горячие головы остановил приказ:

- Отставить! Мы обязаны восстановить связь. Танки не наше дело. 

И оказался опять прав, из перелеска стала пересекать дорогу, по меньшей мере,  рота немецких горных егерей.  Геройство с танками не гарантировало их уничтожение, но вот группу связистов немцы бы уничтожили гарантированно, а ведь от них теперь зависел исход боя. Противник явно заходил в тыл пограничникам. Залегли вовремя и удачно, немцы решили, что их не обнаружили, танкист ближайшего танка вылез из башенного люка и что-то говорил по рации, пока егеря пересекали дорогу. Петя опять чертыхнулся про себя: «Вот черт! Они кабель не тянут, у них на каждом танке или броневике рация...   Наверное, уже передал своим обстановку». 

Последние егеря пересекли дорогу и танки зарычав рванули за ними. В бинокль Петя видел, что немцы оставили вдоль дороги боевое охранение и не без удовольствия заметил, что их в основном беспокоило движение по дороге, а не чищоба по ее сторонам. Это давало шанс скрытно пробраться на ту сторону просеки проломленной немецкими танками. Благом были огромные гранитные валуны, разбросанные по тайге, из-за них танки прокладывали свой путь зигзагом, и уже метров через сто с основной дороги ничего увидеть было невозможно, а углубляться в лес немецкое охранение явно не торопилось. 

Надо было спешить, и Петя дал команду продолжить движение, отступив вглубь леса метров на двести. Главным было хорошо замаскировать линии связи пересекавшие колонный путь немцев и поскорее добраться до их разветвления в сторону застав, благо по его расчётам оно было не далеко. За полчаса до узла связи добрались и наконец стало возможно связаться со штабом. По тому, как радостно телефонист заорал:

- Товарищ капитан, Богданов. – понял, что их похоже уже перестали ждать.

- Петро это ты! Куда вы провалились?

- Так точно товарищ капитан. Линии связи в хлам, проложили больше трех километров новых. Связь с заставами проверяем, в основном в порядке, остался только участок, где их пожгли огнеметы пошлю ребят восстановить линии там.  Но главное здесь! Противник, силами примерно роты, при двух танках пересек дорогу в сторону Таллускатакоски не далеко от нашего узла связи, явно рвется нам в тыл в сторону штаба.   Прошу вашего разрешения организовать наблюдательный пункт здесь. Буду сообщать сведения о передвижениях противника на этом участке.

- Добро! Петро оставайся на связи. Оставь с собой автоматчиков, а остальные должны окончить работу.

- Слушаюсь, товарищ капитан. Сделаем! – задание было ясно, и время терять не стоило.

- Георгий, Керим, Андрей и Вано со мной. Ребята у кого Дегтярёвы поменять на карабины у моих. Остальные, сержант Негода старший группы. Приказываю восстановить связь в районе соприкосновения с противником. Дальнейших указаний ждать из штаба погранотряда. Удачи!

Приказ выполнили без лишних слов, только Негода козырнул на прощанье, и связисты скрылись в перелеске. Теперь надо было пробраться поближе к немцам и проложить к наблюдательному пункту  линию связи. Но пошел Петя не к дороге, там опять начиналось движение и охранение обнаружило бы их в конце концов, пошел он в сторону небольшой заросшей лесом сопки метах в трехстах от немцев. Когда ребята подтянули телефон, командир уже организовал наблюдательный пункт.  С плоской вершины, заросшей чахлыми березками и стлаником,     было прекрасно видна дорога, колонный путь проложенный немцами в лесу и  все, что творилось внизу. Немцы явно стягивали силы для удара на Салла.    Была надежда, что быстро   их не обнаружат, но в охранение вниз отправил Андрея и Керима.

Внизу началось интенсивное движение, по лесной просеке к дороге подошли еще два танка и до батальона пехоты. Немцы явно скапливали силы для броска по дороге на Куолаярви, и в серьез окапываться не собирались. Только танки раскатились по дороге в разные стороны   метров на двести пятьдесят. Подыскав удобную позицию, один из них скатился с дороги и пехота, накрыв его сетью,  стала маскировать  свежесрубленными ветками.  Немцам явно удалось прорвать фронт, где-то в труднопроходимом месте, пехоту сопровождали только танки, для остальной техники это дорога была пока явно не проходима. Это подтвердила пара новых танков и до роты теперь уже финнов, присоединившихся к немцам.   Теперь главным была связь со штабом, очень кстати оказалась любимая им телефонная гарнитура, руки были заняты биноклем, и она не мешала работать. Со штабом отряда связался сразу же, как только подсоединили телефон:

- 101-ый, 101-ый, на связи!

- Товарищ полковник, Богданов! -  опять заорал телефонист и уже через секунды, хорошо знакомый голос Жукова    требовал доклада:

- Что у вас? Докладывайте!

- Товарищ полковник, немцы явно прорвали линию фронта  вдоль реки Теннив, пересекли дорогу на Таллускатокоски. Колонный путь  проламывали танки  в сопровождении пехоты. Примерно рота горных егерей и два танка пересекли дорогу и идут по тайге  восточнее ее в сторону Салла. Здесь немцев до батальона,  рота финнов и три танка готовятся к атаке   вдоль дороги в нашу сторону.  В северном направлении организуют засаду на случай отступления наших с линии фронта. В засаде один танк, роют пулеметные гнезда и стрелковые ячейки. Пушек нет,  50-ти миллиметровые минометы,  пехоты до роты.

 - Петро, приказываю вам вернуться к мосту через Коллайоки, организовать наблюдательный пункт, обеспечить связь и докладывать обо всех передвижениях противника.

-  Слушаюсь, Георгий Андреевич. Спасибо за доверие, выполним! – приходилось возвращаться, хуже всего было то, что возвращаться придется через расположение немцев.

К счастью, этот день им благоволил. Немцы готовились для удара вдоль дороги, и охранение вдоль просеки, проложенной наступавшими в наш тыл егерями, пока не посылали. Удалось пересечь ее вполне благополучно, там же, где проложили телефонный кабель. Линии связи лишний раз проверили и добавили маскировки. До моста через Коллайоки был десяток километров, но часто приходилось ползти, короткие перебежки были позволительны только там, где была заведомая гарантия, что немцы охранения не оставили.

В районе моста осторожность пришлось удвоить. Егеря, ожидая наступления, готовили позиции для броска в наш  тыл. Мост был заминирован и его наши охраняли, но взорвать его сейчас, означало лишить защитников границы единственной надежной дороги в тыл в случае отхода. Так, что мост надо было сохранить любой ценой, да и прорвавшихся по дороге к мосту немцев уничтожить. Хороший наблюдательный пункт в тылу врага становился теперь просто неоценимым.   

То, что ближайшие высотки заняты немцами, сомневаться не приходилось, горным егерям, воевавшим уже около двух лет, опыта занимать не было необходимости.   Петру же пригодился опыт финской войны, больше всего друзей он потерял от пресловутых финских «кукушек». Так прозвали финских снайперов за их любовь прятаться в кронах деревьев, как правило, огромных карельских елей. Ели полюбились и ему после рейда на Петсамо, заснеженные громады вековых деревьев в том походе были надежным укрытием на ночлег. Под тяжестью снега густые нижние ветви елей опускались до земли, и до самой весны создавали не продуваемый ни какими ветрами  шатер, где всегда было сухо на толстой подушке опавших иголок, и даже относительно тепло.  Вот похожую ель он облюбовал и для себя.

На всякий случай своих связистов разделил, Георгию и  Кериму приказал замаскироваться  в отдалении и сообщать о появлении неожиданных «гостей», благо телефоны это позволяли, ну а  Андрею и Вано надо было стеречь уже сам наблюдательный пункт, на вершину которого полез их командир. Ель позволила подняться метров на тридцать от земли,  не обнаруживая себя, и главное дала возможность   хорошего обзора окрестностей. И дорога вдоль границы, и колонный путь проложенный егерями через чащобу, и мост через реку были как на ладони. Теперь можно было связаться с отрядом.

- 101-ый, 101-ый!

- Петро,  101-ый, на связи!

- Занял позицию, согласно вашего приказа.

- Отлично, сообщай обо всех передвижениях противника.

- На дороге сейчас пусто, севернее, на  берегу реки егеря оборудуют огневые позиции на сопках: высоты 154, 129 и 161. Кроме пулеметов у егерей ранцевые 50-ти миллиметровые минометы.  Танки замаскировали,  пока их не вижу.

- Хорошо! Сообщайте о любых изменениях в обстановке.

- Слушаюсь, на связи!

Где ни будь под Москвой день бы уже начинал склоняться к вечеру, но не здесь, близость Заполярья сделали ночи, на ближайшие недели, светлыми как днем, и бой мог начаться в любое время. Наше охранение в районе моста, выполняя приказ, признаков жизни не подавало. Петя знал, что первый Т-28 укрыт на той стороне реки за ближайшим поворотом дороги и, в случае прорыва через мост, противника остановит, но лучше бы было остановить врага до моста. Наши пулеметы в дотах для егерей были проблемой, но два танка с их пушками и минометы могли бы заставить доты замолчать.  И танки, стрелявшие с дальней дистанции и минометы для наших бронебойщиков были трудно достижимы. Здесь бы помогли пушки, но «сорокопяток» у своих Петя пока не видел. От наблюдения отвлек рокот моторов на дороге:

-  101-ый, 101-ый!

-  101-ый на связи. – Голос Жукова  подтвердил, насколько важным было то, что он видел.

- По дороге в сторону моста движется колона из трех танков. Пехота идет под их прикрытием. Егеря залегли в зарослях на берегу Коллайоки, у них два танка, где-то в засаде. Как только подадут признаки жизни, сообщу.

- Хорошо. Ведите наблюдение. На связи.
Связь прервалась ненадолго. Танки на дороге  начали стрелять по охранению моста, с такой дистанции, что противотанковые ружья помочь не могли. Доты ответили пулеметным огнем, но наступающая пехота залегла, а для танков пулеметы проблемой не были. В довершение всего немцы установили минометы и, кроме прямой наводки танков, мины стали доставать наших и в укрытиях.

- 101-ый, 101-ый!

- Слушаю!

- Танки остановились, ведут огонь по охранению моста. Пехота установила минометы и накрывает наших в укрытиях. Позиции минометов вижу, могу  корректировать огонь по ним.

- Что егеря и их танки?

- Пока в засаде, думают, что мы о них не знаем.

- Продолжайте наблюдение. До связи.
Доты у дороги, прикрытые гранитом, для малокалиберных пушек немецких танков и 50-ти миллиметровых мин оказались крепким орешком и в небе послышался гул моторов. Двойка Ю-87 заходила на бомбометание, но завеса ружейного и пулеметного огня которой ощетинился берег реки для немцев стала явным сюрпризом.  Сюрпризом она стала и для связистов, наблюдавших за боем, Петя только сейчас оценил силы, которые наши подтянули для обороны моста.  Юнкерсы не стали рисковать и поторопились сбросить бомбы куда попало. Доты остались целы, да и наши стрелки, в предмостной засаде, от такой бомбежки в серьез пострадать не могли.

Наши силы в районе моста оценили и немцы. Теперь по дотам били только танки, минометы перенесли огонь на позиции откуда только что стреляли   по самолетам, наши же уже не скрываясь пытались достать немецкую пехоту ружейным огнем. Неожиданно зажужжал  зуммер телефона:

- На связи, что там у вас?

- Юнкерсы пытались бомбить, наши дали отпор, бомбы сбросили где попало, опять стреляют танки по дотам и минометы по выявленным стрелковым позициям.

- Что егеря и их танки?

- Пока молчат.

-  Спасибо. До связи.

Прошло всего пара минут как ситуация круто изменилась. Петя наблюдал за немцами, когда у замыкавшего колону немецкого танка полыхнул разрыв снаряда заметно более мощного, чем немецкие. Понятно было, что ударила наша пушка, но откуда бьют стало ясно только когда второй снаряд попал точно в корму танка и тот задымил.  Только когда немецкие танки перенесли свой огонь на нового врага, Петя увидел, что по дороге из-за скалы выползает наш Т-28.   37-м миллиметровые пушки немцев били точно, но не шли ни в какое сравнение с 76 миллиметровым орудием нашего гиганта, да и лобовая броня его им с этой дистанции была не по зубам. А Т-28 к этому времени поджег и второй немецкий танк, попытавшийся занять более удобную позицию для стрельбы, а в результате окончательно перегородивший дорогу оставшейся машине. Судьба ее казалось была предрешена, когда, казалось совсем не далеко от их ели, резко ударили из засады   два танковых выстрела.

Танки в засаде были ближе к нашему танку, да и он хотя бы частично     показал  им свой борт и пусть не с первого выстрела остановить трехбашенную громаду они смогли. Остановить, но не заставить замолчать, наши танкисты явно не видели откуда ударили немцы и пока методично добивали третий танк на дороге. На Т-28 была рация и оставалась надежда, что она не повреждена, указать танкистам, где спрятался враг Петя мог.

- 101-ый, 101-ый на связи!

- Слушаю.

- В бой вступил наш Т-28, подбил все танки на дороге, но по нему бьют танки егерей из засады. Наши потеряли ход, однако пушка стреляет. Передайте танкистам ориентир – самая высокая ель метрах в трёхстах от дороги, от нее метрах в ста правее в молодом ельнике  два танка.   

- Принято. Высокая ель от дороги, вправо сто метров ельник. На связи жду ваши корректировки.

По тому что пушка нашего танка повернулась в его сторону и положила первый снаряд примерно туда куда говорил Петя было ясно, что ориентиры танкисты получили, да и встречный огонь немецких танков дал свои уточнения. Артиллерийская дуэль стала давать нашим серьезный перевес, когда заговорили 82-х миллиметровые минометы. Надежда попасть миной в немецкий танк была не велика, но поднявшейся в атаку   пехоте приходилось залечь.  Единственно связисту на ели залечь было некуда, осколки периодически рубили ветки дерева: «Слава богу, ребята внизу укрыться могли». Но думать о смерти секущей ветки рядом было некогда:

- 101-ый! Егеря и их танки пытаются атаковать! Немцы вдоль дороги тоже. Ударьте по огневым точкам егерей на сопках.

Танки немцев, прикрывая наступающих егерей,  стали хорошо видны, но старались борт нашим танкистам не показывать, однако с такого расстояния в бой вступили уже и ПТРы. Бронебойщики ударить в борт смогли, а танковые снаряды затихшие машины добили окончательно.  Исход боя довершил второй Т-28, занявший позицию на дороге за первым собратом.

- 101-ый!  Немцы отходят и по просеке, и по дороге. Отступают, бегут.

- Спасибо Петро за службу, готовь  дырку под орден.

- Служу трудовому народу!

- Бой заканчивается, береги своих хлопцев и сам в пекло не лезь. Возвращайтесь прямо в штаб.  Это приказ!

- Слушаюсь.

Свой орден старшина взвода связи 101 пограничного полка получил только весной   1942 года, но какие сны он перед этим видел.

 
Послесловие.

Всю войну, наш герой, старшина взвода связи 101–го    пограничного стрелкового полка Богданов Петр Иванович прошел без серьезных ранений. Хотя… Пуля перебила указательный палец правой руки, сжимавшей цевье карабина, и просвистела у виска. После боя, когда добрался до санчасти, считал что палец, висевший на лоскуте кожи, просто отрежут, но и здесь повезло. Опытный хирург осмотрел рану, ее вовремя перевязали, и она была чистой, и решил, что палец можно спасти: «Молодой, красивый, палец резать не будем».   Рану зашили, наложили шины и палец  зажил, о ране потом напоминал только тонкий шрам.

После войны старшина служил начальником связи 101-го погранотряда  до самой демобилизации в 1947 году. Опытный специалист занимал офицерскую должность, но носить офицерские погоны не хотел, мечтал скорее вернуться домой, однако еще два года после окончания войны были отданы границе. Заполярье, граница, девять лет жизни и две войны, для многих уже этого хватило бы на всю жизнь, но не для моего героя.

1947 год, родная     Москва, Петр был строителем и строителем остался. Этот человек оставил заметный след в своем городе. Сотни жилых домов не в счет: а вот «Детский мир» на Лубянке знают все, Останкинская телебашня и здания телецентра, Центр международной торговли на Пресне и Экспоцентр там же, Стадионы к Олимпиаде 1980 года  все это он строил.   Строил в Кремле и в Цековском квартале между Ильинкой и Варваркой,  строил новые здания КГБ, но не только, главной его заботой было строительство на территории крупнейших предприятий Москвы: цеха ЗИЛа, АЗЛКА, «Серпа и молота» - это только часть предприятий к реконструкции и строительству которых он приложил свои силы.

Результат: Почетный строитель, Ордена «Знак Почета» и «Октябрьской революции»,  «Отечественной войны» как ветерану, две Государственных премии, медали не в счет  – на пенсию ушел, когда ему было далеко за семьдесят с должности управляющего трестом. Но и на пенсии не сидел, работал советником управляющего крупной строительной фирмы. Итогом его трудовой деятельности было участие в воссоздании Храма Христа Спасителя в Москве. Его сон был вещим свой Храм он построил.      

P.S. Еще о «Бессмертном Полке» мне кажется 101-й Пограничный полк это название заслужил по праву, много ли стрелковых полков прошедших войну от начала до конца и по ее окончании стали опять погранотрядом охранявшим границу там же, где и приняли первый бой.

101-й пограничный отряд с началом войны в ходе оборонительной операции был оперативно подчинён 42-му стрелковому корпусу на кандалакшском направлении в районе Салла, где совместно с армейскими частями стойко, вплоть до 8 июля 1941 года, держал оборону, а затем, в июле-августе 1941 года у Кайрала, по линии озёр. В августе 1941 года Военным советом 14 армии отряд был выведен из состава 42-го стрелкового корпуса для охраны тыла корпуса и партизанских действий во вражеском тылу.

Для современного читателя, для которого НКВД это только репрессии, может показаться, что на этом боевая деятельность полка и закончилась. Охрана тыла, для воинской части такой «страшной» организации как НКВД рутинная работа, почти «вохра» - «лафа» могут подумать. Да тыл действующей армии охранять необходимо, кстати больше одного батальона из всего полка к этому не привлекалось. Но стоит напомнит, что контрразведка и «Смерш» это тоже НКВД, и без их работы в тылу победы тоже бы не было.

Все, что касалось охраны тыла было побочной деятельностью полка – почти отдыхом. Всю войну «партизанские действия в тылу врага» были основной деятельностью полка. Военный совет 14 армии быстро оценил из кого эта часть состоит и всю войну использовал ее в тех операциях, которые она могла проводить лучше других. Из пограничников 101 погранотряда, получивших колоссальный   опыт разведывательно-диверсионной деятельности еще в Финскую войну, создали «армейский спецназ» 14 армии в Отечественную.

Набейте в поисковике интернета: «101-ый погранотряд» и вам расскажут, как работали пограничники в тылу немцев и финнов.  Известно, что разведывательно-диверсионная работа была основной для них всю войну, не даром К. Симонов посвятил им свой очерк в 41-ом году. О том насколько она была эффективной говорит хотя бы то, что немцы для охраны своих тылов в этом районе вынуждены были снять  с фронта до шести батальонов регулярных частей. Правда основная информация будет о делах в основном связанных с периодом до переформирования 101-го погранотряда в 101-ый стрелковый пограничный полк НКВД. Хотя и это объяснимо, эта организация, а затем и КГБ и их наследники всегда предпочитали держать в тайне результаты деятельности своих подразделений. Думаю, что и мой герой не любил говорить о своих делах во время войны потому, что давал в свое время «подписку о не разглашении», а  коль архивы во многом закрыты то «секретность» не снята до сих пор.