Глава 46. Противостояние

  Допив содержимое бутылки до дна (на одной рюмке Де Виль не успокоилась) и почувствовав, как алкоголь разливается по телу, она злобно смотрит на сидящего перед нею с прежней невозмутимостью Голда и медленно качает головой:

       - Нет, дорогой, даже не думай. Я никогда ни за что не осуждала тебя. Терпела это унижение, когда ты был героем. Ни разу не потребовала от тебя уйти от благоверной, хотя мы столько времени любовники. Промолчала, когда увидела рядом с тобой Кору в этой чертовой альтернативной реальности. Я никогда ничего не говорила тебе, потому что знала – так тебе удобнее и понимала, что ты точно знаешь, что делаешь, ведь ничего не делается просто так, если это творит Темный. Но я ни за что не позволю тебе распоряжаться моей жизнью – ни моим прошлым, ни, если уж на то пошло, моим будущим.

       Ты понятия не имеешь, через что я прошла. Ты никогда этого не почувствуешь и не узнаешь, да и не надо. Но мы с матерью – это как две стихии, которые всегда будут бороться друг с другом. Я была огнем, и сожгла ее дотла. И разговаривать нам не о чем. Мы давно уже все сказали друг другу, черт возьми. Все сказали, понимаешь?

       Я ее ненавижу, и ненависти в моем сердце хватит на то, чтобы испепелить весь город. И если понадобится, Румпель, клянусь, я убью ее снова. Найду способ, я изворотлива, ты меня знаешь. Во всех мирах, во всех Вселенных, буду убивать эту чертову бабу, потому что я была рождена для того, чтобы уничтожить ее.

       Поискав глазами, что бы выпить, Круэлла наливает себе вина, стоящего рядом с уже пустой бутылкой джина и быстро осушает стакан (на бокалы она не разменивалась). Руки дрожат, как в лихорадке, приходится положить их на колени, вытирая пот о халат. Ее бросает то в жар, то в холод и приходится свершить грандиозные усилия над собой, чтобы сдержать очередной припадок, барабанами бьющий по мозгам.

       Как она зла на любовника сейчас не передать словами. Нет ни в одном языке мира таких слов. Она просто метает огромные огненные шары в него, плевать, что лишь мысленно. Если бы она все же научилась делать это, в Румпеля бы полетел настоящий шар. Да что там – его накрыла бы лавина. Круэлле стоит дьявольских усилий сдерживаться, чтобы не дрожать – не то от ярости, не то от страха, потому что напоминание о матери вызвало у нее дичайшую боязнь, что она вновь вернется. Ведь это задумал Румпель, а он всегда доводит задуманное до конца.

       Он первый заканчивает это противостояние глазами. Комкает в руках уже и без того мятую салфетку, крутит печатку на пальце, будто играясь. Не поднимая на нее взгляда, начинает свою речь, которая, видимо, будет долгой.

       - Ты стонешь по ночам. Почти всегда. Каждую ночь за очень редким исключением, Круэлла, я слышу твой стон. Он о матери. Иногда ты зовешь ее. Иногда проклинаешь. Иногда я обнимаю тебя, спящую, чтобы удержать слезы на твоих ресницах. Я никогда тебе об этом не говорил, потому что ты не помнишь этого. Ты ведь раньше не просыпалась в ужасе, во всяком случае, при мне. Вчера это случилось впервые, я не мог тебя успокоить полночи. Ты дрожала, царапала мне спину. Не помогало ничего, хотя я тебе не только зелья давал, но и обычные лекарства. У тебя лоб просто горел и ты долго кричала. Это был не просто приступ, дорогая, а помешательство. Я боялся, что, если ты уснешь, то больше никогда, ни за что на свете, не откроешь глаза. И что я навсегда тебя лишусь. А для меня это подобно пытке, особенно теперь, когда мы, наконец, перестали противиться и обрели друг друга. Тебе помогло только сильнейшее зелье. Обычно, если его пить часто, становишься наркоманом. В прямом смысле этого слова. Ты просто зависим от него, дня не можешь прожить. Но у меня не было иного выхода, кроме как дать тебе его. Иначе ты бы погибла. Ты не помнишь, как бросала стулья, как разорвала наволочку. Я никогда не видел еще такой боли. И не ожидал, что она может исходить от тебя. Даже мои собственные муки, когда я был в Царстве мертвых, Круэлла, показались мне детским пустяком, по сравнению с тем, через какой ад ты вчера прошла, и меня сделала его невольным свидетелем.

       Он облизывает пересохшие губы и только теперь впервые поднимает на нее взгляд – сухой, красный и воспаленный. Как у человека, который не спал несколько ночей.

       - Когда ты уснула на рассвете, я впервые задумался о том, что ты горишь в Аду. Но, Круэлла, это у меня может быть свой ад. Ты не заслужила. Твоя вина лишь в том, что у тебя с детства была слабая психика. Девочку, влюбленную во Тьму, нужно было вести к свету, а не подталкивать в объятья ночи еще больше.

       И тогда мне все стало ясно – почему ты так больна матерью, почему твои ночи бессонные из-за нее. Ты убила ее, но она по – прежнему с тобой. Живет в тебе, в твоей голове, в твоих мыслях.

       Ведь я прав, дорогая? У тебя случаются припадки только тогда, когда что-то напоминает тебе о матери, так? Даже там, на скале, откуда тебя столкнула мисс Свон. Я думал, что это просто гнев на Айзека, ярость, которую ты испытываешь, заставили тебя выйти из-под контроля. Думал, что дело только лишь в том, что он отнял у тебя способность убивать, то, что ты любишь больше всего на свете. Я ошибся. И понял это только, когда ты страдала вчера ночью. Просто было еще кое-что, что заставило тебя буквально осатанеть тогда и потерять способность трезво мыслить, став приманкой для моей задумки и беззащитной против героев. Айзек – еще одно напоминание тебе о матери. Даже он возвращает твою память к родительскому дому, к истокам, которые ты так страстно мечтаешь поскорее забыть. Все, что хоть как-то с этим связано, заставляет тебя сходить с ума. Не было бы шуб из животных, потому что на самом деле ты плевать хотела на меха. Но это – единственный способ получать моральное удовлетворение, который тебе известен.

       Я понял, что, сдирая шкуры бедным земным тварям, ты словно утверждаешь, что ты сильная, что делаешь то, что любишь – уничтожаешь. Это ли не спор с матерью? Неужели же ты не говоришь этим о том, что всегда будешь убийцей, что бы не случилось? Но так дальше нельзя, дорогая Круэлла. Я вовсе не собираюсь говорить о том, чтобы ты изменилась, нет. Иначе это уже будет не Круэлла Де Виль. Я люблю твою Тьму. Я влюблен в нее, и я ее понимаю. Но тебе нужно перестать жить только с оглядкой на прошлое, на мать. Иначе, когда-нибудь очередной приступ попросту убьет тебя. Мне плевать на твою мать. Но мне нужно, чтобы ты ее отпустила. Ты не сможешь двигаться дальше, пока она тебя останавливает. Потому что после стольких лет, дорогая, она все еще останавливает тебя. И ты однажды задохнешься от этого, потому что боль всегда хочет, чтобы ее чувствовали. Именно потому я готов свернуть горы, чтобы помочь тебе. Чтобы ты осталась со мной. Ты должна понимать, что, возвращая мать из твоего прошлого, мы делаем это не совсем по-настоящему. Это всего лишь образ, который улетучится тогда, когда нам это будет надо. Мы снова запрем Мадлен в ловушке вашей с ней жизни, но перед тем ты должна попробовать понять, что ее нужно отпустить.

       И да, Круэлла, мы оба знаем, что в глубине души, наверное, на самом дне своего сердца, ты мечтаешь только об одном – услышать, что твоя мать любит свою дочь-психопатку. Это сложно, сложно после всего, что вы сделали друг другу, что совершили. Но это возможно, поверь мне. По крайней мере, мы должны хотя бы попытаться.

       Его рука тянется к ее руке, ладонь накрывает ее ладонь и только теперь он смотрит на нее, прямо в ее глаза.

       - Пожалуйста, прошу, Круэлла. Давай попробуем. Нам обоим это нужно.

       Она быстро одергивает руку, будто бы ее ударило током. Она сейчас не просто злая. Она его до смерти ненавидит.

       - Нет, Голд, мы не будем пробовать. И мне это не нужно, слышишь? Я даже не помню этих приступов. Раз не помню, то и верить тебе не должна. Это нужно только тебе и все. Ты мне недавно говорил, что любишь меня. Так вот, если ты меня любишь, должен любить и моих демонов. Иначе – Круэлла Де Виль тебе не нужна. Меня тошнит от героев с их разговорами о надежде и прочей ерунде, которая никогда не осуществиться. Еще больше меня мутит от стремления меня исправить. Это то, на чем пострадала моя дорогая мамочка, и то, чем ты занимаешься сейчас. Я такого не прощу ни за что, понимаешь меня? Ни за что! Раз ты пытаешься меня исправить, значит, не любишь, или просто нам обоим врешь. Потому что я не тону во Тьме, Румпель. Я и есть Тьма. Думала, ты это понимаешь.

       Сейчас я уйду, пока просто привести мысли в порядок, но, дорогой, клянусь, если я еще хоть раз услышу от тебя нечто подобное, больше ты меня никогда не увидишь.

       Она порывисто встает, рванув к двери с безумной скоростью. Голд окликнул ее по имени, но она не обернулась, только покачала головой, показывая, что ничего больше слушать не намерена.

       Зря. Темный знает, что, даже если он потеряет ее после этого, он найдет способ ей помочь. Иначе Круэлла Де Виль, его черный бриллиант, погибнет.
       Это не входит в планы Румпельштильцхена.
       Он вновь заходит в спальню, садится на кровать и, открыв Книгу Сказок на закладке, продолжает читать. Продолжает свои поиски.


       Круэлла Де Виль не была бы собой, если бы не решила, что уже выпитого ей мало и не отправилась бы в местный супер-маркет. Еда там была посредственна, как и весь этот ужасный городишко, но в отделе элитных напитков напитки были действительно элитными. Уж она-то знала в этом толк.

       Остановив машину около здания магазина, она выходит, порывисто закрыв за собою дверь и поставив машину на сигнализацию. Нет, вообще-то вряд ли найдется хоть один сумасшедший, рискнувший угнать тачку Де Виль, но мало ли. В этом городе всегда надо быть начеку и ждать от него только подвоха.

       Круэлла идет мимо касс, плотнее укутавшись в манто, будто бы сейчас холодно, ни на кого не обращая внимания. Сонные мухи-жители этого городка тоже плевать на нее хотели. Может, привыкли уже к тому, что она здесь. А может, просто не смели перечить женщине Темного мага. Она забыла о правилах приличия и элементарной вежливости и просто расталкивает их локтями, сшибая со своего пути, если те его ей преграждают. Прочь с дороги, мелкие жалкие людишки, когда Круэлла Де Виль идет!

       В ее планы не входит покупка ничего другого, кроме алкоголя. Она не завтракала совсем, но пока не чувствует голода. Определенно, злость, кипящая смолой в ее душе, заполнила каждую клеточку, полностью притупив все другие чувства.

       Круэлла зла, очень зла, просто не человечески. Это же надо, черт возьми – неисправимый злодей, хитрый Крокодил, мерзкая ящерка, человек, который просто так даже не дышит, вдруг заговорил с ней о прощении. А скоро что начнется? Лекции он надежде в стиле Белоснежки?

       Круэлла, как ни крути, не могла этого понять. У них все было хорошо и даже если этот ее вчерашний приступ – правда, то зачем же сразу рассказывать ей о примирении с дорогой мамочкой? Можно подумать, это что-то изменит, или как-нибудь повлияет на факт того, что Круэлла стала ее убийцей в свое время, и отправила на тот свет отдыхать трех папаш.

       Она не ожидала такого шага от него, и что эта дурацкая идея вообще придет ему в голову. Конечно же, Круэлла знала, что он – чертов сентиментальный романтик с массой комплексов, но чтобы он читал ей проповеди о добре и надежде? Нет, никогда. Ну, или она всего лишь видит дурной сон и скоро проснется.

       От злости у нее опять начинает болеть голова и зубы скрежещут. Ох, если бы она не вылетела из дома несколькими минутами ранее, уже бы точно развалила и этот их скромный приют, такая ярость бушует в ее душе. Он рассказал ей о добре и прощении. Поставил в один ряд с заурядными раскаявшимися недо-злодеями. Но она Круэлла Де Виль. Она не кается.

       Перед глазами все плывет и ходят красные пятна. Верный признак разражающейся бури в ее сознании и душе. Если она ближайшее время не сумеет хоть немного привести себя в порядок, то точно выместит свою злобу на ком-нибудь. Не исключено, что на Румпеле, о чем потом непременно пожалеет, но будет поздно. Так что, он должен сказать ей спасибо за то, что она оставила его и собирается напиться до чертиков. Не то обязательно бы пострадал сейчас. Почувствовал бы всю мощь ее гнева, раз до сих пор он этого не знает.

       Вообще-то она даже по своим собственным меркам уже выпила слишком много сегодня. Но вся беда в том, что не чувствует ни капли умиротворения или хотя бы равнодушия, которое приходит обычно вместе с опьянением. Наверное, злоба сделала свое дело, и похмелье просто не возможно. А может быть, зелье Румпеля так действует, кто знает.

       Она не смотрит на то, что выбирает, просто сметает среднюю полку с джином и вином в отделе и все грузит в продуктовую корзину. Плевать. Потом разберется.

       Сейчас ей хочется только одного: напиться до чертиков, до потери пульса, и отключиться, чтобы хоть на секунду перестать злиться на Голда.

       Напрасно она подумала, что все может быть хорошо. Несколько минут безоблачного счастья сменяет эпическая война. У них всегда так. Ничего не меняется за много лет.

       И какая к черту разница, что она потратила на выпивку почти пять тысяч долларов? На что еще тратить деньги в городе, в котором ничего интересного нет, и ничего значительного не происходит?

       Выйдя на улицу с тяжеленным пакетом в руке, Круэлла идет к машине настолько быстро, насколько это позволяет ей груз покупки. Но в нескольких шагах от авто, замирает. О черт, проклятый день продолжает приносить неприятности, что б ему провалиться!

       У дверей авто, словно бы карауля, ее поджидает Белль.

       Этого только не хватало! От злости у Де Виль даже желваки заходили на лице. Тяжело вздохнув, она снова подхватывает пакет и проходит дальше, балансируя на шпильках, насколько это позволяет груз.

       Белль поднимает на нее глаза и когда их взгляды встречаются, Круэлле все становится ясно – книжный червь пришла умолять ее вернуть муженька обратно. Интересно почему – от великой любви, или поняла, что без него не стоит даже ломанного гроша?

       Издевательски улыбнувшись, Круэлла бросает небрежное:

       - Доброе утро, дорогая. Спасибо, конечно, но караульных я не заказывала. Не была бы ты столь добра отойти от моей машины, а то я очень спешу?

       Белль делает еще шаг навстречу, так, что теперь их почти ничего не разделяет. По одному только ее взгляду Круэлла понимает: бедняжка библиотекарша не спала несколько дней. И, видимо, питалась тоже плохо, потому что ее странно пошатывает. Не похоже, что пила, уж запах алкоголя Круэлла бы за версту почуяла.

       - Отпусти его.
       - Кого? – театрально восклицает Де Виль, осматриваясь по сторонам, словно бы ища жертву. – Я никого не держу, дорогая.
       - Румпель… - мямлит Красавица. – Он мой муж. Понимаешь?
       - Это легко поправимо, дорогая – Круэлла пожимает плечами все с той же улыбкой. – У тебя все? Тогда я пойду.

       Она уже делает шаг навстречу авто, огибая Белль, но та хватает ее за руку, злобно сверкая глазами и четко проговаривая каждое слово:

       - Ты понятия не имеешь, через что я прошла с ним. Ты не знаешь, что мне довелось вытерпеть. У нас была любовь, сложная, драматичная, совсем не такая, как в сказке, но любовь. Ты ничего в этом не смыслишь, поэтому я даже не буду тебе что-либо доказывать. Я знаю только одно – он нужен мне. Я нужна ему. Я – его единственный свет, и я не позволю тебе очернить его душу, слышишь?

       Ух ты! Оказывается, книжный червь может быть вне себя от гнева! Надо же! Круэлла в первые секунды даже растерялась, не зная, как реагировать на такой пламенный спич.

       Впрочем, цепкие пальцы Белль, вцепившиеся ей в запястье, к милому щебетанью не располагают, поэтому, вырвав руку, Круэлла склоняется над лицом девушки, будто хочет поведать ей страшную тайну, которую нельзя выдавать. Ее губы почти касаются губ Белль, словно она собралась их поцеловать, но Де Виль лишь шепчет, обдавая ее жарким дыханием, почти по слогам, так, чтобы Белль уж наверняка поняла:

       - Дорогая, а теперь послушай-ка мою сказку. Это ты понятия не имеешь, через что мы с ним прошли. Ты никогда не была ни на моем, ни на его месте и не имеешь представления о том, сколько Тьмы в наших сердцах. Мы любим эту Тьму друг в друге, но ты никогда ее не примешь. Если бы приняла, думаю, всего этого бы не было. Он не может быть твоим ручным щенком, дорогая, если ты еще до сих пор этого не поняла.

       Выразительно посмотрев на нее, Круэлла качает головой:

       - Ты столько лет была его женой. Но даже не знаешь, как он кончает. Никогда бы не отличила запах его утреннего пота от вечернего. Понятия не имеешь о том, какой его рот на вкус и что ему нравится, я уверенна. Если ты не знаешь таких вещей о том, кто был твоим мужчиной, разве можно считать, что ты хоть сколько-нибудь узнала его душу? Фу, я вообще ненавижу все эти пафосные разговорчики, дорогая, и не думала, что мне придется тебе это объяснять, так что, извини – я пойду.

       Она почти уже вырвалась от обиженной жены, готовая сейчас услышать что угодно – ее плач, страдания, мольбы. Что угодно, но только не то, что сделала Белль в следующий момент.

       Красавица развернула ее к себе и почти что рычит сквозь зубы:

       - Он. Мой. Муж!
       - Да это я уже поня..

       Договорить Де Виль не успевает. Кулак Белль, оказавшийся очень тяжелым и громоздким (книги, что ли, помогли, которые таскала из библиотеки?) врезается ей в нос и, прежде чем Круэлла успевает отреагировать – бьет в челюсть.


       Румпель сидит, склонившись над книгой уже несколько часов, а по-прежнему нет никаких результатов. Возможно, ключ к разгадке нужно искать вовсе не в этих сказочных историях, не то он бы давно уже нашел ответ. Надо бы посмотреть в старинных манускриптах, возможно разгадка прячется там.

       Он задвигает ящик стола и, повернувшись спиной к двери, осторожно снимает с полки увесистый том, покрытый пылью. Черт, давно он здесь уборку не делал. Румпель освобождает свою добычу от слоя вековой пыли и открывает, всматриваясь в мелкие завитки старинных букв. Кажется, иврит, и, наверняка, ответ стоит искать здесь.

       Он погружен в работу, терпеливо листает страницы, всматриваясь, любуясь каждой строкой, как опытная полицейская ищейка. Эх, Круэлла, даже ты не поняла, что нельзя перечить Темному магу с более чем трехсотлетним опытом. Он задумал серьезно на некоторое время вернуть Мадлен к жизни, И он обязательно добьется своего. Прости, Круэлла. Надеюсь, ты просто поймешь. На благодарность – нет.

       Его отвлекает какая-то возня у порога и звон колокольчика. Ну кто бы еще это мог быть, если все герои совершают увлекательный вояж по Преисподней? Пора бы уже научиться, наконец, закрывать двери.

       - Закрыто! – ворчит Голд, убирая книгу под стол и совсем не надеясь, что его услышат. Они никогда не слушают.

       К его удивлению, в лавку пожаловал Генри. Внук растрепан, тяжело дышит и глаза у него навыкате. Надо же, что-то новенькое. Что его могло так напугать?

       - Что случилось, Генри?
       - Дед… - мальчик почти вываливается на прилавок, вдыхая, как чахоточный, - там Белль и Круэлла. Я их видел у суп..ер-маркее-та…

       Дьявол! Не нужно быть провидцем, чтобы не понять сразу, что там не происходит ровно ничего хорошего. Румпель хватает трость, на бегу одевая пиджак и они с Генри выскакивают вместе на улицу.


       Румпелю понадобилось не более десяти минут, чтобы доехать до места происшествия и менее одной секунды, чтобы понять, что территория вокруг супер-маркета превращена в Ад.

       Когда он почти на ходу выпрыгивает из машины, оставив пацана внутри, Круэлла уже раз в пятый что было духу бьет Белль лицом об капот своего авто, отчего он окрасился кровью, а Белль царапает и кусает Де Виль куда только попадает и достает. Разогнав толпу зевак, ошарашенно глядящих на этот женский бокс, Румпель бросается к своим дерущимся женщинам, которые уже покатились кубарем по земле, лягая друг друга ногами, безуспешно пытаясь разобраться кто-где и оторвать их друг от друга.

       Впрочем, он и сам тут же получает в нос кулаком и больно в глаз локтем. Скорее по запаху, потому что на время лишился способности видеть, Румпель определяет, которая из этих двух диких кошек Круэлла и оттаскивает ее от Белль, разъяренно колотящую кулаками об асфальт, не осознав еще, видимо, что происходит.

       Круэлла бьется в его руках, как раненная птица, исходя пеной и заливаясь слюной. Белль привели в порядок пару гномов, даже Лерой тут как тут, на подхвате, держит осатаневшую Красавицу под локоть, пока Голд безуспешно пытается угомонить ошалевшую от ярости Круэллу.

       - Вы мерзкие негодяи, оба! – Румпель никогда раньше и подумать не мог, что Белль может так визжать. Ее лицо перекошено, а из глаз градом льются злые слезы. Еще не успокоившись, она царапает Простачка, который уже не рад, что попал под горячую руку. Румпелю даже становится жаль беднягу.
       - Только попробуй еще раз полезть ко мне, чертова девка, и я тебя убью! Слышишь, дорогая, я размножу тебе башку, найду способ! Мои собаки обглодают твои кости, клянусь!

       Круэллу бьет лихорадка, она извивается в руках Румпеля, как змея, пока он, схватив за плечи, безуспешно старается привести ее в чувства.

       - Уведите ее! – злобно посмотрев на жену, приказывает Голд, подхватив Круэллу на руки и неся ее до машины. Он быстро бросает ее на сиденье, так, что та возмущенно вскрикнула и, юркнув в авто сам, адресует порцию гнева и Де Виль:

       - Ты окончательно свихнулась, дорогуша? Какого черта ты напала на нее?
       - Я? – возмущенно восклицает Круэлла. – Я по-твоему что, боксер на ринге? Это твоя чертова женушка, серая мышка, накинулась на меня с кулаками!
       - Ну конечно, дорогуша, так я и поверил – злобно улыбается Румпель. – Белль спокойная, она и мухи не обидит!
       - Как плохо ты знаешь свою жену, Голд! – Круэлла клацает языком. – Муху не обидит, а меня оскорбила. Еще и руки распускать начала. Майк Тайсон по-сторибрукски, мать ее.
       - Хоть сейчас не ври! – это он говорит, уже ведя машину.
       - Да ты спроси этих остолопов-гномов, они как раз рядом ошивались. Пусть подтвердят, много нового узнаешь о своей драгоценной красавице. Тихая она, как же!

       Из ноздрей Де Виль вырывается пламя, она почти вырвала с корнем клок волос, пытаясь поправить сбившуюся прическу.

       - И спрошу, не волнуйся! – отрезал Румпель, ни сколько не сомневающийся в том, кто виновен в драке.

       Круэлла, кое-как приведшая волосы в нормальное состояние, укутывается в меха и, скрепя зубами от злости, требует:

       - Останови машину, дорогой!
       - И не подумаю, дорогуша.
       - Останови, не то спрыгну на ходу!

       Он, конечно, и не думает подчиняться. До тех пор, пока дверца авто действительно не открывается. О черт, эта сумасшедшая вправду собралась прыгать на ходу! Румпель выворачивает руль что есть силы, опасливо рыча.

       - Совсем крыша поехала, Де Виль?
       - Да пошел ты к черту! – единственное, что он слышит, прежде чем она удаляется, гордо вскинув голову и громко стуча каблуками.

       Румпель выдирает ключ и яростно барабанит по рулю кулаком.
       Он ненавидит ее. Ненавидит Белль. И этот проклятый город.
       Но больше всего в эту минуту он ненавидит себя.

       Он находит Круэллу только вечером, спустя несколько часов после сегодняшней ссоры. Она сидит на пороге домика и курит, глубоко затягиваясь никотином, словно воздухом.

       Румпель садится рядом, кладет руку ей на плечо, и тихо шепчет почти что ласковым голосом:

       - Пойдем домой, Круэлла.

       - Да пошел ты, дорогой! – она по-прежнему не смотрит на него и сбрасывает его руку с плеча.

       Румпель рывком подхватывает ее на руки и, поскольку она отвернулась, целует в острые скулы:

       - Пойдем домой, Круэлла. Идем.