Фантомная Иллюзия Книга 2 Часть 1. 11

Глава 11

Рассвет подкрадывался. Он выжидал. Ждал, пока замерзшие ноги остынут, когда порывы слабости выветрятся вместе с печалью, когда в доме снова загорится свет, и кто-то ответит на оглушающий телефонный звонок, и услышит в ответ смертельную тишину.

— Кто-нибудь заговорит? — Повторяла я раз за разом в запотевший желтый телефон, рассматривая брошюрки, привезенные накануне Питом из города. На них красовались фотографии зеленых деревьев и маленьких домов.

Услышав почти беззвучные шорохи на другом конце трубки, я стала нервно перелистывать листы журналов. Единственное слово, произнесенное человеком, прозвучало с помехами из-за шуршания бумажных листов.

— Да. — Охрипший знакомый голос. Помятая бумага. И тишина.

— Кто это? — Скептический вопрос, ответ на который я почти уже знала. Хотела лишь убедиться в правдивости суждений.

Но человек ничего больше не сказал. Он исчез в череде множественных коротких гудков. И его голос на долгое время затерялся во времени, но не в памяти. Он всплывал еще много раз передо мной, но сейчас, когда на ярко-белом экране высветились фотографии разрушенного землетрясением города, в ярко-алом свечении прожектора, в одном из домов, в маленьком окошке с выбитыми выбитыми стеклами, навсегда застыло лицо человека, который все время держал при себе черный блокнот, карандаш, старую джинсовую куртку с отклеенными нашивками.

Это был Арчер.

Это его голос несколько дней назад застыл в телефонной трубке, потерялся в бесконечных однотонных звуках тишины, как и когда-то сам парень. И наверное, это было не так уж и плохо. Потеряться в каком-то месте. В одной единственной точке на карте. Все же лучше, чем потеряться в людях.

Это его лицо промелькнуло среди тысячи фотографий, которые уже вроде бы ничего и не значили.

Пит и Саймон не заметили этого. Они сидели на разных стульях в маленькой студии, погруженной в темноту. Их тени мелькали на стенах. Только правая сторона лиц парней была подсвечена парой холодных ламп. Прямо напротив них стояла камера и человек, который поочередно задавал им попросы.

О бункере.

О жизни.

По уставшим лицам проскальзывали фотографии сожженых лесов. И пустых полей. Трещины на стенах домов. Но кому интересно смотреть на трещины, когда перед тобой сидит по-настоящему разбитый вдребезги человек.

Мужчина в сером свитере стоял в другом конце своей маленькой студии, стены которой были завещаны серыми занавесками. Он смотрел на маленькую сцену со стульями, прищурив глаза и прикусив губу. Иногда включал и выключал лампы. Передвигал стулья.

Он снимал короткие видео. Делал документальный фильм. Сшивал диалоги и фотографии. Мужчина пил чай из большой желтой кружки и нервно покашливал, когда кто-то из говорящих на камеру отвлекались или забывали слова. А они это делали так часто. Они сидели на деревянных стульях почти неподвижно и говорили. О многом. Описывали вкус пепла, который попадал им на губы в моменты вылазок в город. Рассказывали, как в бункере людей сдавливали не проблемы, а стены. Голоса звучали так тихо. Они были подобны писку горящих ламп, которые в любую секунду могли потухнуть и не зажечься снова.

Пит рассказывал на камеру о первых днях после землетрясения, которые он пережил скрываясь на заправках, прячась от мира за неработающими холодильниками. Он заикался и пил воду. Рассказывал, как ехал в город, чтобы навестить Элисон в новом университете, в который она перевелась совсем недавно. Но не доехал.

Никто не доехал.

А Саймон вел повествование о лагере. О лесном пожаре, боли в легких. Его взгляд поник под толщей воспоминаний.

— После пожара мы попали в бункер. Я уже и не помню, где он находился, но это было большое здание с множеством лестниц. Мы зашли в него через дверь во дворе. Часами сидели в маленькой бетонной комнате под землей в темноте, думали, что там было безопасно. А потом услышали шаги из-за стен. И увидели двери, которые нам открыли другие люди. Так мы и очутились там.

Ни слова об Арчере, ни слова об Элисон, об Эмили, обо мне и Пите.

Сухие факты. Пересохшие губы.

— После побега из бункера мы жили на окраине города. Лазили по другим пустым домам, которые постепенно рушились. Мы поселились в каком-то своем маленьком мире, заколотили все окна и надеялись.

За кадром прозвучал голос:

— И оправдались ли ваши надежды?

Саймон вздохнул, и закрыв глаза, посчитал до десяти.

— Мои? — Еще один вздох. — Нет.

— Чего же вы ожидали?

— Безопасности. С...счастья? Я не знаю. Мне уже кажется, что думать об этом так много нельзя, можно остановить? — Он наклонился в сторону. — Я не очень-то хочу больше говорить.

И мужчина все остановил. Пару секунд перед выключением света он пристально смотрел в глаза Саймона, которые становились все более красными, а каппиляры походили на сеть из трещинок.

— Все нормально, — отозвался Пит. — Я могу продолжить. Все хорошо.

Холодный красный свет вновь окутал комнату, а один из стульев опустел. Мужчина с кружкой чая поправил занавески и вновь включил камеру.

— Все произошло быстро. Пожары, бункер, лестницы, дома, все ускользнуло. Иногда я просыпаюсь посреди ночи, и понимаю, что какое бы количество дней не прошло, прошлое просто так не уляжется, потому что оно растоптало меня как первый мокрый снег и оставило на мне следы от своих подошв. Но больше чем за себя, я боюсь за свою хорошую подругу. Я настолько сильно ее люблю, что иногда мне кажется, что ее просто не существует. Все превращается в мираж, в картинку. Я боюсь, что если я просуну руку в открытое окно с видом на желтые поля, то порву весь этот прекрасный пейзаж своим разочарованием. Я страшусь прикасаться к чему-либо, потому что все, что у нас было, превращалось в пыль от единого нашего вздоха.

Пит замолчал и безмолвно вышел из кадра. Он сел рядом с Саймоном на маленький синий диван, который стоял справа от сцены.

— Хочешь что-нибудь добавить? — Прозвучал тихо голос Пита, пытаясь меня не спугнуть.

— Не знаю, — ответила я. — Может быть.
С усилиями я сделала пару шагов в сторону сцены и села на стул. Сердце бешено колотилось в груди, будто стучало в закрытые двери. Мне казалось, что именно перед такими наглухо закрытыми дверьми стояла я весь прошедший месяц. А за дверьми был целый мир.

— Мне кажется, — пробормотала я, не зная куда следует говорить, — что все прошло не напрасно. — Голос стал тише, похолодало. — Мы обрели новую семью, друзей. Увидели, каким порой несправедливым бывает мир по отношению к тем, кто просто пытается защитить себя и своих близких. Все время, проведённое нами в том городе мы только и делали, что оборонялись. Строили мысленные баррикады. Отбивались от людей, которые могли сделать нам больно. Тогда все было правильным. Черным или белым. Только бункер был где-то посередине. Некоторым людям он вредил и спасал одновременно. А некоторых, как и нас, просто пытался уничтожить. Мне жаль, что во все это было впутано так много невинных людей. Так жаль.

Мужчина в свитере выключил камеру и весь свет в студии. По крыше трехэтажного здания, построенного в центре города, забарабанил дождь, который не шёл уже недели три. Засохшая земля пропиталась влагой, а мы открыли дверь из квартиры и вышли на улицу, где побежали в сторону крытых остановок для транспорта, пряча головы под куртками от ледяного дождя.