Крещенская водица

-                Крещенская  водица.
                (рассказ)               

Церковный колокол отбивал последние часы перед наступлением  Богоявления. Станично-сельский народ кто по твёрже, постился с самого утра, не давая скидок даже ребятишкам и подросткам, что весьма обижало последних, ведь кушать хотелось очень сильно именно под праздники! В избах бурлили эпические страсти: отовсюду доставали чистое, выстиранное загодя бельё, меняли солому в сенях, скребли у кого были дощатые полы, а нет-мели земляные.
Но всё это были цветочки по сравнению с тем, что творилось в церкви! Толпы людей спешивших за водой, до отказа забивали храм, толкались-пихались, а галдёж при сём стоял такой, что пастырям не редко порой приходилось  строгостью и посулами урезонивать расходившуюся не на шутку паству.
Вот и теперь отец Лаврентий умоляюще махал крестом, пытаясь утихомирить бурлящее море.
-Тишай! Тишай прихожане! Не пихайтися вы так, подсвечник повалитя!-но уговоры помогали слабо. Но настоящая давка с оёйканьем, началась по завершении водосвятия, и начала разлива воды. К огромному, медному с потемневшими снаружи боками котлу, расторопные жонки уже загодя наставили  перевитые цветными лентами свечи, и теперь к тесовым столам на которых миряне ставят нужную посуду, взапуски устремились темпераментные прихожане, и давка закипела отменная. Было это отчасти ещё и потому, что среди нашего народа от чего-то бытует убеждение, что чем раньше наберёшь воды, тем она святее, вот миряне и напирали со всей дури! Там да сям доносились приглушённые вскрики: «Ой задавили!»  «Ох сил моих нет!»  «Куда ж ты прёшь-то , рыжий?»   «Ох и наглые ж вы бабы!»  «Куда без очереди прёшь, турок?»
«Ой-ой-ой совсем шубу порвали!» в общем скука, близко не пробегала.
Лёвка  Мостовой , с утра уже бывший с женой в храме, теперь потеряв её из вида, буром лез сквозь толпу держа на головой четвертинные бутыли для заветной воды.
-Ну-ка посторонись!-бросал он по-ходу дела, и наконец пробился к чану- ух ты-ы-выдохнул он придерживая бутыли пока алтатрник наполнял её через жестяную воронку- ну и скопище, прям поле Куликово! –когда обе были наполнены, казак тем же манером вернулся назад.
На паперти тоже царило особенное веселье, ибо немалое число нищих толпившихся подле неё, состояло из горьких пьяниц и потомственных лодырей-бездельников, добывавших эдак себе спирт насущный. Чуть в стороне от неимущих, стояло множество знакомых да родственников тех, кто отвоёвывал теперь святую воду внутри храма. Лёвка продравшись вылез на улицу, и завертел головой во все стороны.
-Где ж ты милка моя потерялась тута?-выискивал глазами он жену.
-Лёва, я тута!-услышал он знакомый голосок, и повернувшись увидел Алёну идущую с большим узлом.
-Во!-муж торжественно показал ей посуду- еле добыл, тама  сичас такая баталия турецкая идёт что только держися!
-Не задавили ли тебя там?-обеспокоенно спросила жена.
-Не, всё цело мать!-улыбнулся Лёвка и намекнул что уже пора бы домой. Крещенский морозец давал себя знать, и супруги резво зашагали до дома.
-Ох батя, ну и морозец  нынче, аж до печёнок продирает!-с холода заметил Лёвка едва переступив порог дома.
-Ничаво, мы не хранцузы какия чтоб холоду бояться!-отмахнулся отец, и бросив взор на заиндивелые бутылки, спросил- ну как, быстро набрал водицы-то?
-Ды как, пробуравил толпу ды и взял. А кто чин-чинарём дожидалси, можа и до звезды будут дожидаться!.-ответил сын стягивая с могучих плеч шубу и вешая её на гвоздь. Разулся и приглаживая дланью вихры, подошёл к печи погреться.
-Ма-ать!-позвал хозяин-собирай всю гвардию, пора!-и вскоре в горнице собралась вся большая семья Мостовых-ну-начал отец-господи благослови!- и первым отпил из кружки принесённой из церкви воды. Вслед за ним, по древнему русскому обычаю, благословясь, это же сделали и остальные. Затем отец осторожно достал из-за образов пучок освящённых верб, и не спеша, комнату за комнатой, окропил весь дом. Делалось это для защиты дома от бед и напастей, чертей и дурного глаза. Лёвка  налил часть воды в ковшик и  передал её отцу, чтоб тот выйдя на двор вылил её в колодец для защиты от пакостей нечистой силы. Женщины зная это, зарание набрали воды во все вёдра и кадки что были в избе, ибо до самого утра 6-го января, то есть до освещения воды после обедни, никто не посмел бы взять её из того колодца. Затем Лёвка поставил бутылки к образам, где им и надлежало храниться всё время. Вообще, крещенская вода обладает большой целительной силой: она долго не портиться, а если где-нибудь замёрзнет, то на ней проступит чёткое изображение креста. Но не только вода из церкви  имеет целительную силу. Таким же достоинством обладает любая другая вода хоть из речки, хоть из колдца, ибо в полночь вода начинает играть, и приобретает чудесную силу.
Женщины знают что в течении всей праздничной недели, нельзя мыть бельё в реке, это страшный грех, потому как бесы, коих гонит из воды погружаемый крест, бегут очертя голову прочь, и цепляясь за бельё, выскакивают наружу! Помогает крещенская вода и кликушам, то есть бабам страдающим припадками. Для этого необходимо идя от проруби назад, не оборачиваясь читать молитву.
-Лёвка, а на вечёрки пойдём?-закинула удочку жена, когда они отогрелись.
-А Мороза не боисси?-усмехнулся супруг.
-Не боюся, я горячая!-стрельнув глазами ответила Алёна.
-Это точно- согласно кивнул супруг, и бывальщецки добавил- тебя теляшом в сугроб посади, так снег на сажень вокруг растаить!
-Лёва, да грех ведь эдак при родителях!-охнула его матушка, но отец довольно крякнув, неожиданно поддержал сына, и поддал огня.
-Ладно тебе мать  скромницу-то из себя строить, в молодости-то сама огонь-огнём была, да и сичас  ишшо  ничаво!- захмыкал супруг.
-Совсем ты лешак старый ошалел! -вспыхнула хозяйка, и быстро исчезла в другой комнате.
-Во Лёвка, видал?-добродушно спросил отец мотнув головой в сторону убежавшей жены- всю жисть так!
-Ладно батя, мы с милахой вам болей не нужны?-спросил Лёвка, одной рукой крепко обхватывая Алёну, а другой нахлобучивая шапку.
-Проваливайтя!-махнул рукой родитель, и молодые в ту же секунду исчезли как тени. Скоро совсем стемнело, и крещенская ночь наполнила собой всю землю, от свод небесных до самой тверди. ..
В эту самую пору, народ сидел в основном по «жировым» избам, на улице мало кто появлялся.
-Так, что-то не видать никого!-  невесело заметил Лёвка, ведя под руку супругу.
-Так, морозина-то вона какой, чего на улице-то делать? Колядок-то уже нету!-заметила Алёна
-Это как сказать!-возразил Лёвка- в некоторых волостях и в Крещенье колядуют!
Погуляв ещё немного, Мостовые решили заглянуть к Алевтине, где завсегдатаями всегда были закадычные друзья-приятели, да и просто старые приятели. У самогонщицы как и полагалось дым стоял коромыслом. На лавках вдоль стен, кучно, словно голуби на крыше, сидели парни с девками и ворковали. У парней в пальцах мелькали кульки со сладостями, коими они сманивали робких подруг на скромные и не очень, поцелуи. По мимо молодёжи, как обычно присутствовали и люди средних возрастов, и томные вдовушки да солдатки. Весело тренькала балалайка, да сыпались озорные частушки. С одной из лавок привстал Тимоха, и девятым гласом затянул.
-О-о-о!!! хто к нам пожаловал-та! А мы тута уж думали всё, капец, нету Лёвки-сымай обновки сиди дома!
-Лёвушка, садися к нам!-защебетали весёлые розовощёкие молодки, нарочно освобождая место. Но казак не поддался искушению, отшутившись по-своему, сел ближе к дружкам, а жену  усадил на колени. На вечёрках было очень тепло, даже жарко от натопленной печи, да множества народа, а посему гуляки сидели в лёгких рубахах да платьях.
-Не гадали ещё?-спросил Лёвка.
-Не-а, да вить для гаданиев  ишшо не время-  ответил один из парней.
-А гадания-то нынче особые- вставил кто-то из мужиков- черти из всех сил будуть стараться
смутить православных, так что осторожнее надо быть с энтими гаданиями!
-А что, были случаи?-спросил кто-то
-А как же. Всякое было!-ответил мужик.
-Расскажи чё-нибудь!-загалдели со всех сторон, и селянин хлопнув себя по коленкам, начал.
-Вот одна девка, гадала в пустой избе, где ишшо никто не жил. Собрала на стол и заворожилась. «Суженный-ряженный, приходи ко мне ужинать я тебя давно жду!» (Алёна невольно поёжилась вспомнив свой случай) и вот слышит шорох, потом шаги, и рёв ..Отворились двери с шумом и посвистом, и «не-наши» втащили гроб, и бухнули его на пол. Там глядь, а в гробу-то она сама и лежить! -рассказчик не успел договорить, как несколько девушек стали вскрикивать да охать, пугаемые своими парнями. Мужик довольно крякнул, и продолжил-..ну девка понятное дело сидить ни жива ни мертва. А её двойница, та что во-гробу лежала, вдруг загоготала по-звериному, и села вытянув руки. Вся такая страшучая, посинелая, как словно неделю в часовне прлежала. И заскребла зубами, зарычала, и говорит гадальщице. «Ты  чаво суда пришла? Вот я тебя уморю!» и зырк глазищами! Девка себя не помня выскочила из избы, и врысей домой, грохнулась и лежала недвижима ажник до утра!  Придя в чувство, всё доказала матери. Два дня потом ходила на вечёрки, наряжалась, а на третий нежданно-негаданно в одночасье померла…
С пол-минуты стояла тишина, а потом кто-то из парней тихо спросил.
-А от чего она померла-то?
-Как от чего? Я ж казал вам сичас!-удивлённо заметил мужик, почёсывая ухоженную бороду.
-Что ж выходит, её черти уморили?
-Да уж без них не обошлося, ну и доля ей такая видать была, раз себя во-гробе увидала, то так и помирать в том году, вот!
Девушки тут же зашушукались меж собой. Никакие однако ж страхи не заставили бы девушек отказаться от гаданий, ибо замуж хотелось каждой. А тут и Лёвка поддал пару. Увидав девичий совет, он кашлянул и вставил.
-А вот я тожа знаю одну историю, хотите расскажу? –мнения посыпались всякие, но большинство было «за», и балагур начал повествование-раз одна дурочка-Нюрочка, решила милого поглядеть. Заворожилась в пустой избе, и из-под палатей  шасть к ней  нечистый, а она с дури зааминиться забыла.  Вот он сел за стол и начал шибко трескать. Всё сманжетил как француз в двенадцатом годе, и сидить белики вылупил. «Ишшо давай!» требуить. Она положила каравай, он яво как кобель муху проглотил, и опять требуить.  Вытрескал горшок щей, и снова  давай! А у девки-то уж и нету ни чего. Вот тут он заревел быком, прыгнул на неё, да изломал всю! На утро нашли её едва живую. Вот она значить похворала-похворала, да и померла. А кабы она зааминилась, да из-под палатей яво не выпустила, он бы до петухов там просидел, да и провалился бы! –едва он закончил, как несколько девушек плаксиво взмолились.
-Лёвушка, хватить страхов, лучшей спой чиво-нибудь, аль сбреши што, только не про чертей!
-А чё ж явам расскажу-та? У миня в черяпушке полова, в одну уху ветер дунить, а из другой всё вылетить с шелухой, и ничего-то там и нету! –кругом захихикали, а некоторые заметили.
-Лёвка. Хватит брехать-то, скажи што-нить интересное!
-Давайте-ка я вам чистую быль расскажу! -неожиданно предложил Тимоха покатываясь от смеха. Лёвка заподозрив неладное, поинтересовался.
-О чём ж ты хочешь рассказать?
-Ды о твоих подвигах!-ответил Тимоха, и публика предчувствуя остроту. Навострила уши. Лёвка махнул рукой.
-Ладно, бреши!
Тимоха уняв смех, начал.
-С неделю назад, под Новай год, мы с этим чёртом- он указал на расцветающего улыбкой Лёвку- зашли за самогоном к Солонихе. Вошли в избу, глядим-пусто. Народу никого, на столе крынка сметаны, открытая. Мы шумнули думая что бабка дома…( Лёвка раскатисто заржал) ну орали мы орали, никого нету, ладно, решили хозяйку дождаться и сели подле печи. Глядь затопало в сенях, а мы почаму-то взяли, и за ту же печку и схоронились! Заходить Солониха, а за ней Федючёк, Федорин мужичёк. Она ему бутыль дала, он и убралси. Бабка к нам задом повернулась, и в сундук полезла. Лёвка шепчить «мол давай убяжим», но я говорю не надо, мож самогонки дабудим. А у няво вдруг что-то глаза гляжу, и забегали ! ну думаю, точно что-нибудь замыслил чертяка. И тут он миня  локотушкой в бок толкаить, «Глянь на стол!» я смотрю, а тама котище размером мало не с ведерный горшок, морду в крынку опустил, и сметану трескаить. Урчить, рычить, хвостом ботает! А ну нас как на грех, рожи в саже измарались покуда лезли, ну мы и размазали её по всей  харе для смеху!  Вот сидить кот сметану трескаить, Солониха в сундуку копаица.  И тут она обернулась. «Падла-а-а!» ахнула Солониха, а кот её не видит. Она взяла по-тихоньку ухват, и закусив губу , стала осторожно подступать к столу. Мы стоим не дышим. Тут бабка подошла к столу, и ка-а-ак хрясть по столу! По коту не попала, а крынка в дребезги! Сметана по столу и потекла.. Солониха голосить над черепьём, а кот подлюка за печь, к нам с воем. Лёвка-то первый стоял, кот яму в ногу повыше сапога и вцапилси. Наверно думал что столб..-роассказчик едва сдерживал прущий наружу смех, да и кругом уже ржали все кто был-ну тут наш Лёвка реванул дурным голосом, да вон из-за печи, и я следом! бабка нас как увидала-бог ты мой! Голодная корова в худой год так не орёть, как реванула  Солониха! Хвать со стола горсть черяпков со сметаной, да в Лёвкину рожу и шваркнула.! И как ловко попала-то. Всю маску залепила. Мы в дверь, бабка за ухват..
-Ты про себя-то не забудь !- трясясь всем телом со смеха просипел Мостовой.
-И про себя докажу!-на одном дыхании выпалил рассказчик-ухватом-то Солониха меня по-хрябту огрела, он ажник  переломилси! Ну вот бабка орёть благим матом «Рятуйтя люди добрыя-а-а! черти с аду выскочили, караул!» ну мы с испугу да в потёмках к выходу, и в дверь!
Да вот незадача, налетели со всего маху на входящую Федору, она вишь свово дурачка тута хотела прихватить с поличным. Ну ляпнулись мы друг в друга, Федора с воем через порог полетела как кадушка с капустой, мы соотвественно сверху попадали, валетом… Лёвка рылом Федоре в щёку влез, а я всю задницу о заледянелые ступеньки отшиб. Федора лежить в верх тормашками, всё у неё задралося. И главное не орёть уже, а мычить тока. Мы вскочили, и давай бог ноги! Так и смылись…а что, вы разве про то не слыхали?
Тут выяснилось что некоторые что-то такое слышали, но не уверены. Лёвка просмеявшись поставил в истории точку.
-Солониха тогда так всем и говорила что чертей из избы гоняла, а Федора с дури раззвонила везде что у Солонихи по-ночам  молодые мужики отираюца!
-Ой Лёвка смотри, а то бабка принесёт в подоле на старости лет тебе снегурочку!- поддел кто-то, после чего грянул смех такой силы, что зазвенели стёкла в окошках.
-Эх, плясать хочу!-зычно крикнул Мостовой, и вскочил с места. Балалаечник резво врезал по струнам  плясовую, и пол заходил ходуном...наплясавшись в волю, все стали галдеть что пора бы уж прогуляться и погадать. Спешно оделись, и всем гуртом высыпали на улицу. Звёздное небо горело словно начищенное зеркало, с отражением огненных искр. Жирный дым из труб столбами уходил в высь, и там таял в объятиях Студенца-Мороза.  Сосульки на кровлях играли цветными кристалами, как бы напевая свою одну понятную им, ледяную песню.
Снег лежал тихо, и более не пополнялся падающими хлопьями. Зима как бы замерла в ожидании чего-то нового, а потому и было так необычно тихо вокруг этой ночью. Ватага разделилась на небольшие кучки, и разбрелась по селу чтоб где-нибудь в укромном месте, всё же погадать, не смотря на страшные истории. Одна из таких кампаний куда попал Лёвка с женой да Тимоха, затаилась во дворе у одной незамужней девки. Молодица задумала кинуть через забор сапог, чтоб узнать в какую ей сторону замуж идти. Стали решать чей сапог кинуть. Алёна посоветовала товарке.
-Надюх, а ты батин старый возьми, который ему уже не нужон, да запули! Ежели чего не страшно, пропадёт так пропадёт!
-Ага, и ледышек ему в нос для тяжести набей чтоб дальше летел!-поддакнул Лёвка.
-Угу!-мотнула головой Надюха, и кинулась в избу. Скоро вернулась держа в руке старый, дырявый на боку сапог.
-Во какой здоровущий!-с достоинством похвалилась девушка, показывая размер обуви. Бахилину тут же нашпиговали сосульками.
-Ну давай, пуляй!-нетерпеливо загорелась Алёна.

                *       *      *      *
 
А незадолго до этого, из своего дома выбралась знаменитая чета Онучкиных. Которых расщедрившаяся кума позвала в гости. Супруги вымылись в бане (!) надели лучшее что смогли, и чинно, словно бояре, зашагали на званный пир.
-Можа мясца поядим- блаженно блаженно замечтался Федот. Супруга в полуобороте невозмутимо заметила
-А кто знаить-та? Она намедни кабана кончила, так можа угостить просятиной!
-А что ж, -размышлял Федя-если в гости позвала, то не пустыя ж щи!
-Оно верно, пустыя мы и дома трескаем!-согласилась баба.
-Звёздов-то сколько на неби, страсть! –романтически восхитился мужичёк разглядывая  созвездия. Жена его словно что-то вспомнив, опасливо прогудела.
-Ты гляди. Самогонку-то ня дюже трескай, а то опять как на то рождество получиться!
-Сохрани господь чтоб я опять стал с нечистым водку трескать!-боязливо зачурался Федя. народу им попалось по дороге немного, но из изб доносились весёлые голоса да музыка.
-Не наскочить бы нам с тобой на паскудника Лёвку!-опасливо заметила супруга. Федот хотел что-то вставить и даже разинул было для этой цели рот; однако, в верху что-то коротко мелькнуло, и неизвестный предмет звонко стукнул его по шапке, от чего он поперхнувшись на полуслове, словно оглушённый телок грянулся о земь, и страдальщецки захрипел. Перепуганная насмерть Федора бросилась к телу, и принялась изо всех сил тормошить и трясти его, вереща при этом на всю округу.
-О-о-о-й люди-и-и!!! ка-ра-у-у-ул!! У-у-у-би-и-и-ли-и!!  Изуве-е-ечи-ли!! Сво-о-олочи-и!!
На трубный рёв бабы. Из домов повыскакивали встревоженные соседи, и бежать к месту трагедии.
-Вот! Вот он ляжить! Вот убитай!-белугой ревела Федора тряся мужа за грудки, от чего у него вдруг открылась страшная икота, и полезли из орбит глаза. Один из казаков глянув сверху, зло сплюнул и гаркнул на глупую бабу.
-Что ты воешь-то квашня? Он живой вон, а ты трясёшь яво как сноп!
Федора перестала трясти мужа, и подняв зарёванную личину на соседей, замолчала, и бестолково захлопала глазами. Охающий Федя был в самом деле едва жив от тряски, с трудом приходя в себя.
-Чем яво убили-та? –хмыкая смехом спросил кто-то из мужиков.
-Ни-изз-наю-у-у!-опять завыла Федора-чёй-то кинули сволочи!
Тут народ расступился, и на колени пострадавшему бухнулся огромный драный сапог.
-Во, тута нашли, можа этим?
Федора рыкнув голодной волчицей схватила сапог, и подняв мужа за хрустнувший воротник. Гневно возопила.
-Всё! Сичас прямиком идем к уряднику, пущай дознаица чей эт сапог!-и с этими словами  гордо зашагала к дому Тимофея Ильича, а скрюченный Федя печально затрусил следом. а горе-гадальщики тем временем летели во-весь дух прочь от места поишествия.  Едва только после запуска  драного сапога послышались и жалкие последствия, перепугавшаяся Надюха первой дала стрекача, а остальные следом. Остановились они дворов через десять.
-Ой мамочки, а вдруг я усадила кого?-захныкала Надюха, но Лёвка оптимистично заметил.
-Да не боись ты, никого ты не усадила, сапогом не убьёшь а токомо рожу расквасишь!  А голос-то я узнал, это давняя моя зазноба взвыла, Федора! это видно ей прилетело…
-Федору?-уже более веселее прошептала Надюха-ты так думаешь, да?
- Конечно! Вот завтра утром как на ердань пойдём, и глянем на ея образину!
Стали решать как дальше быть, и на чём гадать? Перебрали некоторые способы, но остановились на одном: идти за овин, очертиться кругом, и глядеть в зеркало на месяц чтоб показался чертиный свадебный поезд.
-Ну и зачем это?-засомневался Лёвка, которому вовсе не хотелось снова встречаться с рогатыми жильцами недр преисподней. Надюха возразила что так можно судьбу увидать.
-Ну ты судьбу хошь углядеть. Ладно. А мне там чево делать?
-Лёв, ну хучь постоишь рядышком,а?-попросила Надюха. Мостовой обернулся к жене и спросил.
-Ну как, сходим,а?
-Можно-чуть подумав ответила она- я-то уж нечистого видела, в случае чего смогу отнекаться.
-Ладно пошли!-согласился Лёвка, и вся компания пошла  искать овин. Прихватили по дороге из дому большое зеркало, ножик, и вскоре прибыли на место. Вот прошло сколько-то времени, Надюха взяла зеркало и повернула его так, чтобы виден был молодой месяц, стала смотреть. Остальные не удержавшись, тоже вперились в зеркало, и стали ждать. Немного погодя, сердца у присутствующих заколотились сильнее прежнего, ибо послышались звон колокольчиков, а в зеркале показалась вереница разукрашенных лентами троек с бубенцами. Вой, свист, гарканье, хохот да покрикивание  вырывались из уст разряженных в пух и прах чертей да ведьм, вороные  кони которых пуская изо рта пламя, а из ноздрей серный дым,  выбивали копытами снопы кроваво-багровых искр, дико ржа неслись по ухабам, не разбирая дороги…По бокам поезда, поднимая тучи искрящегося  снега, подскакивая в бок и на бок, неслись скача во весь опор козлоногие шиши и окаяшки, дуя в жалейки и дудки из трубчатых костей, ревя при этом как лоси во время гона. Возле них волчками вертелись другие юркие духи пониже рангом, и горланили всякую непотребщину. Внезапно вся воющая орава остановилась. Один из чертей вдруг выскочил из саней, и гадальщики увидели что это не кто иной, а сам поселковый атаман, только растрёпанный весь.
-Эй, молодцы да девки! Вы чего тама стоите? А ну идите ко мне разговор будить!
Надюха оказалась девкой умной, и прекрасно понимая что за «атаман» их зовёт, громко зачуралась. Затрясся тут «атаман» словно от лютой стужи, застучал зубами, посинел весь, и потрясая ногайкой пропал из глаз. Но черти не оставили попыток выманить гуляк из круга. «Друзья» да «родичи» гадающих, то по одному, то скопом появлялись у самой линии круга, и на перебой звали к себе. Лёвкин «отец» угрожая саженным дрыном, строго сулил.
-Лёвка-стервец, а ну иди суды собачий сын! У тя дитё из зыбки свалилось да задавилось!- Алёна едва не выскочила, муж успел сгробастать да прижать к себе.
-Стои дура смирно! Брешуть они вражины, выманивают!
-Эй, а вы чё тута делаете?-все повернули головы, глядь-у круга стоит Стёпка да зубы скалит.
-Гадаим, а ты чего к нам не идёшь?-ответил Тимоха.
-Так.
-Ну и мы так!-сказал Лёвка и сотворил крестное знамение. Лишь это произошло, пропал «Стёпка» как пар на ветру, словно  и не бывало. И тут пошло ещё хлеще. К черте подошёл…сам Лёвка! Все замерли разиня рот. Сам Лёвка сделал стойку, а Алёна ошарашенно заморгала. Двойник остановился, и ядовито захихикал.
-Ну что дружок, помнишь ли ты меня? Это я ведь к Маньке в твоём обличии ходил, и теперь буду!
-Брешешь ты оборотень поганый, сгинь-провались!- и с этими словами зачитал казак «Живые в помощи» , и что тут началось! На чертей напали корчи, «Лёвка» с захрипев провалился в разверзшуюся землю, а остальной кагал испуская вопли, завертелся вдруг в бешенном вихре, который грохнув каким-то громом, исчез так же внезапно, как и появился. В миг всё сделалось  по-прежнему, не стало шума и ветра, повалил пушистый снежок, и такая вдруг настала тишина кругом, словно и не было ничего необычного и страшного!
-Ну что?-сухо сказал Лёвка обратившись к Надюхе- много нагадала?
-Ох, да я со страху даж забыла про себя у них спросить!-пожаловалась девушка.
-Ты моли бога что целы остались!- напомнила Алёна. Прочие захотели как можно скорее убраться от этого места по-далее, и не заставляя себя ждать, молодёжь навострила лыжи! Мостовые кинулись с начала домой чтоб проверить  дитё, но опасения были напрасны, сынок мирно спал в колыбельке.
-Ну, успокоилась птичка моя?-ласково обнял Лёвка жену.
-Да теперь-то уж всё тихо, не боюся я…-тихо ответила Алёна, прижимаясь к мужу словно цыплёнок к матери. Чуть погодя, перекрестив ребёнка, родители снова ушли на улицу, вернулось праздничное настроение, и молодая чета снова готова была к гуляниям и веселью!
Тимофей Ильич, с аппетитом поглощал пышущие жаром ароматные пельмени сдобренные густой, жирной сметаной, и золотистым маслом, сидя в гостях у кума Трифона. По-мимо них, за богато уставленным столом, сидели писарь Кузьма, атаман, новый и бывший старосты, батюшка, да завсегдатаи купцы из города. Урядник, в который уже раз пересказывал притятелям историю о том, как чёрт в облике Мостового, ходил а может ходит и теперь, по дворам одиноких баб.
-Это что ж выходит, Манька-то тебя отшила от телес своих? Язвительно спросил писарь проглотив шкалик водки, и закусив его куском окорока.
-Ага –отринула гадюка. Не хорош вишь стал!-не мало не смутившись ответил урядник, отправляя себе в пасть очередной пельмень.
-Да-а- коротко протяну атаман- Лёвка-то по статней тебя будет,  иначе чего ж Манька по нём сохнить?
-Эк невидаль, Лёвка- возразил Тимофей Ильич- да по нём все бабы сохнуть, какую ни возьми!
-Да-а, а он-то молодец, жене не изменяит!-заметил Кузьма, взяв за шею водочную бутыль.
- А ты бы Кузьма своей бабе изменил на яво месте?-хмыкнул урядник.
-Я-то? Изменил бы, а что?-высунулся хмельной писарь.
-Хе-хе, гляньте на него, изменщик!-поддел писаря старост Пахом- да хто на тя позарица-та?
Писарь вяло отмахнулся, и налёг на солянку. И тут подал голос низложенный Иван Лукич.
-Вот вы всё Лёвку хвалитя, а яво стервеца на Кругу пороть надыть!
-Эт за что?-озорно спросил атаман.
-Ды как жа?!-взвился бывший начальник-через нево миня из старост вышибли. Да со своей ведьмой у миня дома цельная турецкая батаплия была. Да сраму на всё сяло.  Или вы забыли что он со мной учинил?
Гости вспомнив историю с рогожей, вразнобой захихикали. А бывший староста лишь обречённо махнул рукой. Выпив-закусив, Пахом спросил  урядника.
-Ильич, а что ж Манька-то?
-В смысле?
-Ну как она от чёрта-то спаслася?
-А, вон ты о чём. Так её дьячиха отчитывала, а чёрт говорят от Маньки-то не сразу отстал, а ходил в разных личинах по селу, и наш отец Лаврентий (рассказчик указал на кивнувшего батюшку) даже цельных два раза гонял нечистого молитвой  из изб да закоулков, но окончательно вроде не смог выгнать!
-Вона-ка-ак!-опаслив ахнул писарь, и опасливо переспросил- а в каких же к примеру личинах ходил нечистый?
-Да в любых в каких захотел, вот в твоей к примеру!-с напускной серьёзностью разъяснил урядник, любивший подтрунить над трусоватым писарем. А тот и вправду ошалел, да рот разинул.
-Ну да, и в моей?
-Ага!
-И чаво он делал?-похолодел Кузьма.
-Жерябцов за яйца дёргал!- язвительно выдал урядник, и вместе с прочими оглушительно загоготал. Поняв что его надули, писарь в сердцах плюнул на пол, и принялся стыдить Тимофея Ильича.
-И-и-их! Рази ж так можно делать-то? Сурьёзный человек а изгаляисси словно Лёвка, по стыдилси ба!
Но урядник со стыда не сгорел, а добавил что чёрт иногда скребёться под окнами, и просит допустить ево к трапезе, и непременно попросит себе в лапы чарочку.
-Да, горькую нечисть дюже уважаить!-заметил Пахом, и добавил- с горя дують, ведь с утенним благовестом черти проваливаться в самый ад! А пока они да, куролесють! А если кто его зааминет да не пустит- продолжал сочинять Пахом-то тагда  немытик  начинаить горько стенать да охать. Плакаться на судьбу, одним словом ой горе мне, мне горе! –не успели ему ответить, как в окно тревожно забарабанили. Все сидевшие за столом разом вздрогнули, и замолкли. Лишь урядник рассерженно грохнув кулаком по столу, пошёл открывать. За окном послышалось какое-то жалобное скуление, топот в сенях, дверь широко отворилась. И вместе с клубами морозного пара, пред светлые очи пирующих предстал некто со всклоченной бородищей, перепутанными патлами, да вздутым багрово-синим лицом, а следом, голося лез ещё один, с красной опухшей рожей, загораживающий собой господина урядника в накинутом мундире.
-Чёрт, за водкой пришёл- промычал кум Трифон, позабыв про присутствие родственника. Иван Лукич заблеял козлом, и опрокинул нечайно  себе на портки селёдочный рассол. Другие  впрочем не испугались, так как были уверенны что это верно кто-нибудь припёрся с жалобой. Урядник разразился жеребячьим хохотом, и выйдя на середину крикнул.
-Ну что, казаки, полные портки с испугу наклали небось, а?  думали чёрт причаститься пришол?
Это не совсем чёрт, это дура-Федора с мужем жалица припёрлись прах их возьми, отдохнуть некогда!
-Да мы и сами теперь видим что это жалобщики!-устало ответил Пахом.
-Да чаво тута чертям делать коли Федора здесь!-съязвил атаман- эт вон Лукич у нас струхнул, яму теперь везде черти чудються! –кум Трифон вдруг принялся невыносимо громко икать на всю избу, держась одной рукой за сердце, а второй пытаясь ухватить со стола стакан водки.  Сам урядник велел жалобщикам по быстрому изложить суть дела, не выть, не голосить, иначе он шкуру с них спустит. Резко, словно по команде, толстуха заголосила так, что у присутствующих, в ушах завизжали пилы.
-Я к вашей милости-и-и!! мужа мово лиходеи чуть до смерти не уходили-и-и!! всю харю яму изувечили-и-и!!  сапожишшем ядрёным яму по рыле залепили, он ить и окриветь так может! О-о-й!!!- и в доказательство бросила к ногам урядника скукоженный сапог.
-Хто ж яво кинул?-деловито спросил урядник, с интересом разглядывая улику. Федора заголосила снова.
-Ой ды кабы я знала-а-а!  ды я бы яму гадюке харю своротила!
-Вот что, я не гончий пёс, и по сапогу злодея не сыщу. Вот коли сама его обнаружишь-сразу приходи, а теперь прошу вас зараз удалиться отсель, ну? –пострадавшая чета жалобно охая вышла вон, а орудие преступления хозяин пинком вышиб следом, и притворил дверь.
-Эх-ва-а. вот ведь как до неприличества тута дойти можеть! Выдохнув заметил атаман.
-Так гости дорогие!-решительно сказал урядник, и произнёс- сейчас хлопнем ишшо по стаканчику, и на улицу, прохладиться малость, а можа и в какую кампанию попадём, давайте-ка!- и все присутствующие, дружно подхватили свои стаканы…


                *    *    *    *

А тем временем, не задолго до вышеописанных событий, из своей лачуги, на ночь глядя, выполз Агафонушка  Сильномгучий богатырь, пьяница и лодырь, не имеющий ни семьи ни родни, и промышлявший в основном воровством у соседей. Единственными его друзьями-приятелями были личности вроде его самого.  Теперь же случилось так, что в кармане не было ни пол-копейки, а выпить хотелось-сил нет.
-Чёрт бы побрал всю этый кухню- бормотал Агафонушка бредя неведомо куда- эх жаль что теперь нельзя покалядовать, а то хучь на чекушку-то набрал бы меди… и к самогонщице не сходишь, в долг не дасть старая курва! Сходить что ль к Федючку попросить на шкалик!
Но Федючка дома не оказалось, и вообще на двери их дома висел замок. Сильномогучий с тоской посмотрел на него: нет, не оторвать, а потому и не пройти.
-Ох бяда-а-а…-страдал Агафонушка, и уж чтоб совсем пустым не уходить, спёр с плетня старый горшок без горлышка, да ещё и с дыркой. Пьяница с завистью вслушивался в шум веселья  доносившегося  из домов да «жировых» изб, и тяжко вздыхал. Нет. Ему и там ничего не подадут, да и не пустит такого вонючего никто в приличный дом. На секунду, ему припомнилось мнгновенье из той, сгинувшей жизни, когда он ещё молодым парнем, сам сидел на вечёрках, и обнимал свою девку…
-Такх..думай-ня думай, а выпить идей-то надо  раздобыть.!- решил он, и принялся мучительно прикидывать где он может раздобыть живительный сок?  Он ещё немного побродил, и возле одной избы увидел как баба вытряхает большой кусок белого холста. Агафонушка затаился. Баба тряхнула холстину, и постояв короткое время, зачем-то повесила её на ветку, и ушла  в избу. Агафонушка коршуном кинулся на холстину, с хрустом  сорвал её, и побежал прочь. Остановился где-то посреди села. Стал осматриваться.
-Так, холстина сухая, и мне сгодиться!- радостно решил Сильномогучий, и вдруг замер как парализованный. Нет, он не пропьёт холстину, он умнее, он так сделает, что самогонщица сама ему всё отдаст!
-Во какой я умный, сам всё придумал!-похвалил он себя, и стал торопливо кутаться в холстину. Скоро он стал похож на привидение. В горшок насыпал битых сосулек,  получилась такая вот погремушка.  Теперь, «привидение» решило взять на приступ одну бабку-самогонщицу, жившую на краю улицы у глубокого лога.
-Так-так-та-а-ак…щас я тебя уделаю!-проговорил  Агафонушка, подкрадываясь к бабкиной цитадели. Забрехали собаки, почувствовав особенный запах самого  «призрака», а сам  Агафонушка  подойдя  к теплившемуся огоньком окну, и тихонько постучал. Внутри что-то закопошилось, и хозяйский голос, грозно прогудел.
-Кто тама в такую пору?
-Открыва-а-ай!!- завывающе протянул Агафонушка, и сильно затряс-загремел горшком. Но толи бабка была глуховата, толи просто не поняла в чём дело, потому что ответила короткой фразой.
-Нету никого дома!
Но Агафонушка решил так просто е сдаваться. Он стал перебегать от одного окна к другому, барабанить в них, завывать могильным голосом и размахивать саваном. Через пару минут это дало неожиданный результат: самогонщица и в самом деле решила что в дом к ней лезет мертвец, и громко зачитала молитвы. 
-Старуха-а!-хрипло провыло за окном-я покойни-ик!.. и от меня не молитвой спасёшся, а токомо коли выдашь  мне бутыль самогону-у! я им других покойников угощу, и мы к тебе не придём боле-ей! У-у-у!! –затем подойдя к двери, стал садить по ней ногой повернувшись задом.
Но отважная самогонщица решила лечь костьми, но не дать кровожадному упырю,  отведать заветной влаги.
-Сычас я тибя вражина уделаю!-пригрозила бабка, и взяв ухват сунула его в разогретую печь. Кованный рогач накалился довольно быстро, и краснел словно клешня у варёного рака. Дверь сотрясалась от ударов, но старуха держа ухват как держат ружьё в штыковой атаке, осторожно подкралась и скинула крючёк с двери. Агафонушка ломился до тех пор, пока дверь вдруг сама-собой отворилась, и потеряв равновесие, привидение полетело задом вперёд…
Дикий вопль пришкваренного «привидения» огласил все окрестности.
-Будь враг проклят именем господним!-завопила старуха, и принялась усиленно крестить воздух вслед улепётывающему «покойнику», который нёсся с такой скоростью, что верно обогнал бы рысака орловского, и взял  все призы. Вдобавок за ним кинулось с полдюжины кобелей, кои порядком-таки его покусали. Обрывки савана унесло ветром. А Сильномогучий продолжал скакать по сугробам, держась руками за пострадавшее место. На ходу спустил штаны, и бухнулся обожжоным задом в сугроб.
-Ведьма-а-а…старая ведьма-а-а-а!-рыдал Агафонушка ёрзая на снегу- чуть жизни не решила!...ох пропадаю-у-у..ох чаво ж делать-то теперя-а-а? где жа выпить-то теперь?
В продолжении целого получаса, Агафонушка  угощал бабку такими прозвищами да сулил ей такие посулы, что верно ей долго ещё икалось потом! Мало того, пострадавший при этом энергично размахивал руками, да жестами показывал в пространство то, что он с самогонщицей сделает. Выдав весь запас угроз да казней египетских, Агафонушка  кряхтя стал подниматься. Встав на трясущихся ногах до половины, он спустив штаны отклянчил погорелое место, и немного им потряс словно гусыня.
-На ветярку-то легшей будя!-блаженно решил он, продолжая свой ритуал. Но всему этому представлению, были свидетели, а именно чета Онучкиных, которые не задолго до того, решили всё ж сходить к куме. Шли какими-то тропками да оврагами, как вдруг жутчайший вой едва не лишил обоих сознания. Супруги застыли как статуи, ожидая лютой смерти, не смея даже дышать, и тут мимо них, словно ураган, пронеслось жуткого вида страшилище в горящем саване, но с удивительно знакомым голосом, коим он страдальщецки завывал преследуемый разохотившимися барбосами. Ничуть не сомневаясь кто пронёсся мимо них, Федора решила затаиться и ждать пока чёрт не сгинет.
-Ты глянь. Сам нечистый! Вишь как сигает? –стуча зубами от страха, залепетала баба.
-Точно, нечистый и есть!только уж очень на Агафонушку похож!- осторожно заметил Федя.
-Ды уж верно он яво облик принял!-догадливо сказала баба, и далее молчала пока нечистый дух не скрылся вовсе. Онучкины тихонько вышли на дорогу, и решив более не испытывать судьбы, заспешили к куме, чтоб уж там-то рассказать об всех страстях и ужасах выпавших на их горькую долю.
Урядник со своими гостями  шли по улице распевая во всю гулявые песни, да заигрывая со встречными молодками, да кидаясь друг в друга снегом.
-Э-эх хорошо-то как!-рычал урядник вываливая в снегу скулящего писаря- а ты Кузьма воешь как раненая лошадь!
Писарь всё ж вырвался «Уди за ради Христа!»
Но урядник уже разошёлся, видимо вспомнились молодые годы.
-А ну казаки. Побежим на перегонки?-лукаво предложил он- а что, растресём животы у кого выросли, вспомним молодыя годы! Предлагаю: хто первой добегит до избы дьячка, того все прочие в этот празник  будуть бесплатно поить-угощать. Лады?
Погудев пару минут, компанейцы согласились, и став на исходную, приготовились.
-Бежим!-гаркнул урядник, и вся куча кто-как бросилась вперёд. Писарь отстал сразу. Запутавшись в полах шубы, он споткнулся и пропахал носом по накатанному снегу.
-Ой-ой..убилси совсе-ем!...-жалобно завыл поселковый грамотей. Прочие летели со всех ног, но тоже кто падал, кто от смеха глядя на товарища не смог продолжать бега, а победил не смотря на дородность сам Тимофей Ильич, правда приключилась одна оказия…
Одновременно с забегом, с другой стороны, навстречу нашим «бегунам»,  резво летела весёлая стайка молодых девушек, одна из которых  рукавичками миску с горячей кутьёй, которую она должна будет зацепить ложкой, и бросить в лицо первому попавшемуся мужчине со словами «Как тя звать?» какое имя молодка услышит, такое и будет у будущего мужа. И вот молодицы настойчиво искали кого-либо, чтоб свершить обряд, благо месиво уже немного остыло.
-Ой девки, вон лятить хто-то чертомётом!- защебетала одна указывая на приближавшуюся мужскую фигуру.
-Сейчас яму залепим!
Торжествующий  Тимофей  Ильич подбежал к девушкам в плотную не предвещая подвоха, и собрался уж было поддеть их какой-либо шуткой, но не успел он и рта раскрыть по шире, как густа масса кутьи, шмякнув залепила ему всю физиономию.
-Как зову-ут???-хором завизжали девки, но услышали они в ответ трёхаршинный матюжина. После неприличной тирады, урядник ужасно громко, с рычанием чихнул, от чего девушки перепугавшись, снова завизжали, и брызнули  в разные стороны.  Тут подбежали остальные участники забега, с удивлением  застав своего приятеля, обирающимся от липкой и вязкой кутьи. Когда урядник при свете луны поднял на них смущённое лицо, те едва не полопались от смеха. Громче всех смеялся писарь, который таким образом вымещал обиду на коллегу.
-Ой ха-ха! Ильтич, чаво енто с тобой содеялось? Лябо ты иде в квашню мордой влез?
-Сам ты квашня!- хмыкнул урядник продолжая утираться- девки-заразы со своими гадалками кутьёй в морду шмякнули!  Да ишшо имя спросили…и-и-и..ну я им ответил «имя!» Да, а с вас други теперь выпивка-закуска мне, вот!
Стали судить-рядить что и как делать дальше, и тут староста Пахом вдруг предложил
-А давай братцы и мы погадаем!
-Это как??- загудели приятели.
- Да на воловьей шкуре!
Услышав это предложение, народ слегка растерялся, и однозначного ответа не дал. Древнее гадание подобным образом по-разному воспринимались людьми всех сословий и чинов. Одни сторонились его, другие напротив желали и хотели повторения. Боязливее всех  оказался писарь Кузьма, так прямо и заявивший, что ни за что не согласиться, чтобы его персону возили по воздуху черти.
-Ну, Кузьма, ты что, не казак что ли?-усмехнулся атаман.
-Ды казак вродя, но ить спина-то у миня одна, и я не желаю чтоб по ней диавол  дубиной  гулял!-капризно ответил писарь. Урядник разочарованно заметил что писарь просто оказывается трус негодный, на что последний не смутясь ответил.
-Ну и что ж. хотя бы и трус?  Жизня она дорожей, да и то сказать, а вдруг нас хто  увидить  када на небе полятим?
-Эх ты Кузя-кукурузя!-передразнил атаман- вон и волосы уж инеем покрыло, а до сей поры ни черта не смыслишь в гаданиях! Не видно с тверди тех хто лятить на шкуре при сём гадании, понял? 
Писарь слабо попытался возразить.
-Ды ить окуда ж мине это знать-то? Я ить с молоду  не разу не гадал жа!
-Ну вот хучь к старости попробуешь!-заметил урядник- ну, согласен  ай нет?
-Ды не знаю…сомнения меня беруть…
-Ну смотри сомнительный ты наш,  мы вить от дома-то далеко, ворочаться не будем, возьмём вон у Пахома шкуру дублёную, и сразу к проруби пойдём! А ты доой шагай, токомо  опасайси по дороге-то!
-А чаво так?- боязливо охнул писарь, в душе  уже осознавший что идти со всеми всё ж придёться, хоть и через «нехочу». Его сомнения окончательно развеяли сердобольные объяснения Тимофея  Ильича.
-Да как жа ты молодец не знаешь-та? Вить ныне последняя ночь когда черти свободно бегають по-миру то!  И очень они от этого злыя, подстерегают одиноких путников на дорогах, и того…-что «того», урядник не уточнил, но писарю было достаточно и этого, он сдался.
Воловья кожа оказалась на столько большой, что для шестерых мужчин места хватило бы с лихвой. Свернув кожу в трубу, все осторожно стали спускаться по крутой тропинке к реке.
-Ежли батюшка узнаить, тады нам каюк!-плаксиво заметил писарь коряво ползя в середине.
-Ничё нам батька не сделает!- отмахнулся атаман, а бывший староста произнёс.
-Он небось сам боиться что его архирей за колядки накажет!
-Э-э!-скептически протянул урядник-рази ж он колядовал? Это так, детские запевалки а не колядки!
-Однако внимательнее надо быть- пристально вглядываясь в темноту, пытаясь что-то или кого-то разглядеть на реке- не наскочить бы невзначай на таких же гадальщиков как мы, а то ня ловко выйдить…кхм!
-Никого вроде не видать!- прошептал Трифон- хотя многие в эту пору  воду усиживають!
-Теперь прорубь будим искать, да?-ойкнув спросил писарь жмущийся в серединку.  Урядник второй раз решил поддеть боязливого грамотея.
-Конечно, найдём вот,  и тебя туды опустим!
-Зачем?-глупо улыбнулся Кузьма.
-Как зачем? Чертям в таком разе надыть одного отдать, да… разве ты не знал?- «серьёзным» тоном ответствовал урядник, и шевельнув бровями добавил- а ты думал для чаво мы тя суда  взяли?- услышав это, Кузьма обмер.
-Ка-а-а-к?!- едва выдавил он из себя, и стал белее снега застыв как парализованный.
-Да будя тебе  Тимофей человека-то пугать!- засмеялся атаман- глянь вон Кузьма белай весь!
Все азартно рассмеялись, а сам виновник захныкал как маленький.
-Чаво изголяетесь-та?  Варнаки, у миня жа разрыв сердца  может приключиться… никуды я болей с вами не пойду с чемярными-и-и!..
-Пошли, не ной!-бросил Пахом, и гадальщики направились искать полынью. Нашёл Трифон, и все спешно собрались около.
-Во!-урядниковый кум показал большую, дымящуюся прорубь. Чуть постояли, и принялись раскладывать кожу, раскатывали торопливо, спотыкаясь, ойкая, и крестясь от любого шороха.
-Чаво возитесь-та? Растягивайтя ширей! –торопил урядник, доставая из кармана захваченный у кузнеца свечной огарок. Надо сказать что этот огарок, имеет особую силу, ибо горит он в урочный час, и определённое время. Наконец всё приготовили, и урядник очертил тем огарком большой круг вокруг кожи, и одним прыжком очутился внутри вместе с остальными.
-Смотрите ж ребята- предупредил урядник-  как понесут нас по воздуху. То не робеть да вниз не падать, не таращится! А на обратном пути когда к кругу подлетать будем, начинайте во всю аминиться да креститься! И не торопитесь, а то черти со страху кожу уронят, и мы все пячёнки отшибем сабе. Поняли?- все согласно закивали, и затаив дыхание стали ждать. Четверо здоровенных с оглоблю молодцов с лицами как у эфиопов выскочили из проруби столь неожиданно, что сидящие на коже разом вздрогнули, а писарь ещё и усиленно заикал. Черти, не говоря ни слова взяли кожу за четыре угла, и плавно оторвались от земли. Сделавшись в ту же секунду невидимыми, как и их седоки. И лишь только непонятный для случайного свидетеля сгусток разноцветных огней. Заискрившись в стылом воздухе, быстро понёсся прочь…

                *    *    *    *



Дикий, не человеческий страх и восторг, испытали сидящие на коже, когда оторвавшись от земли, понеслись по бескрайним просторам небесным. Покрытая снегом земля, замелькала внизу пышными, белыми холмами, бывшими до того жилыми и хозяйственными строениями, да обряженными в мохнатые шубы деревьями. Немного погодя. Уже где-то в дали  не только от села, но возможно и самого уезда,  чертеньё разом хрипло пророкотало.
-Куда вас везти?
-Везите по миру! Хотим видеть все красоты ево!- за всех крикнул тут Тимофей Ильич, и демоны заухав да  засвистав, понесли людей по всей земле.
Давно уж пролетели они свою губернию, и были уже незнамо где. Много удивительного и страшного увидали станичники! Стаи вертлявых ведьм, воя на все голоса проюлили мимо, обдав всех  мертвенным страхом. Целый рой прочих духов, с визгом пролетел под шкурой, и умчался в неведомое место. Вот целые толпы печальных призраков не нашедших себе покоя, тяжело и тоскливо стеная, кружились меж звёзд без всякого интереса взирая на пролетавших людей. Россыпи цветных бликов носились туда-суда, спирально вертелись  в пространстве. И осыпались на землю незримым дождём. Огромных размеров ворон с человеческими ступнями вместо лап, гаркая  мелькнул  с боку6 то страшный колдун возвращался с какого-нибудь погоста к себе в берлогу. А вот сразу целая свора мохнатых, криворогих чертей, тужась волокли отчаянно кричавшую девушку…другие духи прочертив в небе огненный след, камнями падали вниз, что бы уж там, вершить свои дела. Попалась на встречу косматая старуха скачущая на глупом мужике, а там уж наоборот; мужик с большим мешком за плечами летел куда-то на взмыленном бесе, всего было вдоволь! Прямо на перерез гадателям, с шумом да криком, протяжным пением боевых рожков, прогрохотала латами  большая вереница всадников сопровождаемых серебряными собаками с пылающими изумрудом глазами. Огромного роста Русский  Богатырь в золотых доспехах на пышногривом коне, склонив голову на грудь, медленно брёл по Млечному Пути…
То был древний защитник всех славян-русов, Святогор. Длинная белая борода его, в коей поблёскивая горели слепяще-чистым серебром, мирриады звёзд и созвездий, причудливо усыпанных червонно-золотистой пыльцой, сброшенной вниз молодым Месяцем, плавно развивалась за ним словно шлейф, а густые брови витязя, иногда едва заметно подрагивали, и с них на землю осыпался мягкий, белёсый с синевой снег…Там, где боевой конь ступал копытами, загорались в одночасье новые звёзды, а земные астрономы да астрологи, открывали их порой людям, давая небесным телам, собственные имена.. Когда наконечник копья  Святогора случайно касался Млечного Пути,  от этого в небесах вспыхивали  снопы искр и молний, предвещавших беды. Уснул Богатырь давно, с тех пор как поднялась в Чертоги Небесные, в Ирий-сад за Серебрянный Тын, Старая Русь…
И ходит с тех пор Святогор по Тропе Перуна, вместе с другими  сородичами, кузнецом-ратоборцем Сварогом, Семарглом, древними князьями  Святовитом да Таргитаем, и миллионами им подобных, живших во времена оные на земле, и почитаемых когда-то потомками.
Кроме великана-богатыря, попались нашим героям и другие русские люди, имена которых  золотыми буквами вписаны  в историю Великорусского рода…
Дворцы, города, строения и чудеса  давно ушедших эпох, представились им в дальнейшем пути. Допотопные и долетописные животные, обширными стадами бродили по просторам Вселенной. Особенно испугали и удивили наших летунов огромные драконы, древние ящеры, вымершие уже давно, и перенесённые суда Высшей Силой. Волшебные птицы, такие как Алконост- воплощение добра,  что несёт яйца на краю моря, и погружает  их в пучину на семь дней, чтоб дать  мореходам хорошую погоду, и Сирин-злая сила, губящая путников своим пением, и Гамаюн-вещая птица, ведающая все тайны мира, все они плавно парили в пространстве, разнося звон своих голосов по всему миру.
Караван необычных резных лодий, взмахивая золотыми вёслами  проплыл мимо, а за ними неотступно следовали три рыбы: Рыба Нави-символ ночи и загробного мира, Рыба Яви- воплощение добра и света, и Щука Рода, породившая двух первых. Эти, и ещё множество иных чудес из славяно-русского Мира, бороздили просторы Космоса.
Но путешественников понесло дальше, чертям велено было таскать  их над заморскими царствами, да тамошними чудесами. Они видели ритуальные танцы у жертвенных костров диких племён Африки, что под бой барабанов происходили в страшные ночи полнолуния среди мрачных гор и диких чащоб Чёрного континента.  Изумлялись величественными и циклопическими строениями Египта и Индии,  воочию лицезрели сказочную красоту Персии и арабского востока, видели караваны бухарских да самаркандских купцов, любовались городами Китая да Японии, и не описать словами сколько чего волшебного и удивительного, увидели наши смельчаки в этом по-настоящему опасном путешествии!
От всего увиденного, у Тимофея Ильича и его спутников словно бы остановилось дыхание, и замерли уста. Ни единый человек в мире не видал в одну ночь и сотой доли того, что пришлось наблюдать нашим героям.
-Летим назад, хватит!- оттаял наконец урядник, и бесы подчинились. В родное село прилетели так резво и быстро, что стало казаться что все чудеса были тут же, в соседней волости. Вот уж замелькали внизу знакомые виды речки и улица, и на высоте примерно десяти-двенадцати метров, нервы у писаря не выдержали, и он, сотворив крестное знамение громко произнёс.
-Чур меня! Чур! С нам крестная сила! Сгиньтя враги!
Бабах! И шкура неудерживаемая никем, скомкавшись полетела вниз. Гадальщиков разбросало шагов на сто. Оханья, всхлипы, ойканья, да скверная брань носились в воздухе всё время, пока приятели выбираясь из сугробов, собирались вместе. Глянули, мать его за ногу, писаря нет!
-Их ты-ы..а где жа Кузьма-то ссыкун  есть?-завертел головой во все стороны  урядник.
-Пёс яво знаить, искать надыть!-сплюнул Пахом.
-Ух ты братцы, а вить чаво мы видали-та,а? ежели рассказать кому-не поверють жа!-восторженно ахнул Трифон. И хотя всех ещё немного трясло от неимоверного восторга полётом, гуляки размахивая руками пошли искать писаря. Бедного Кузьму нашли шагов за двести от полыньи. Он сидел в снегу по-пояс, и жалобно скулил.
-Ой. О-о-ой…всё у мине болить…сил нету-у-у…
Отругав как водиться, его выдернули и поставили на ноги.
-Ну Кузьма, как слетал?-поинтересовался урядник помогая  грамотею отряхаться. Тот тоненьким голоском пропищал.
-Ды как? Вот еле жив тута, сроду таких страхов  не видал, шутка ли сказать, ить весь свет облятели на бесах! ..
-Ну и чем ты дурень не доволен? Ты такое видал что и с пьяну во сне не увидишь! Такого теперь порассказать сможешь!
-Ды я уж и не знаю…-вздохнул писарь.
-Ладно, пошли ко мне догуливать, а тама и всё обговорим что-да как, шутка ли сказать где были?! –предложил урядник, и компания живо поволоклась к нему.
А тем временем прока сельскую власть носила по воздуху нечистая сила, Лёвка с женой возвращались домой с игрищ. В начале своей улицы, они встретили Стёпку с Тимохой, тоже следовавших к родным очагам. Стёпка спросил у Мостового пойдёт ли он завтра на ердань?
-А как же! Что мы за казаки ежели воды холодной испугаимся! -ответил Лёвка.
-Ну и мы тогда тоже придём!-пообещал кум, и все пошли дальше. Однако невдалеке от собственной избы, в проулке за маленькими ёлочками, Мостовые стали свидетелями нечасто встречающегося обычая на земле Русской: четверо голых девок, пололи тяпками снег, кидали его через плечё, и к чему-то прислушивались. Шубейки их лежали впрочем подле. Так своеобразно гадали на суженого!
-Ух-х ты-ы!-искренне вытаращился Лёвка, но Алёна сдвинув брови, решительно надвинула шапку ему на глаза.
-Глаза поломаишь!
-Не, вы бабы точно очумелые !- ехидно отшутился муж, когда зимние евы наконец проворно нырнули сначала в шубки, а потом в дом- эт ж надо теляшом по зиме разгуливать? Чево хоть гадали-то они тама?
-А вот дурачков таких как ты выгядывають!-отбрила Алёна, и решительно взяв благоверного за рукав, поволокла домой.
-Милка, ты не тяни дюжа-то так. А то порвёш батин полушубок! Он миня тады начисто со свету сживёть!- хохотнув заметил Мостовой, шутливо вырываясь от жены.
В самый день Крещения, лишь только ударил к заутрени колокол, в селе началось движение. Лёвкин отец как и прочие благочестивые миряне, зажог перед избой вязанку соломы. Для того чтоб Спаситель искупавшись в ердани, погрелся у огня. А на реке, испросив благословения у отца Лаврентия, хлопотали мастера-любители. Спозаранку несколько казаков с резцами да долотами, устраивали на льду «ердань». Старательно вырубили во льду крест,  подсвечники, лестницу, голубя, полукруглое сияние, и вокруг жолобообразное углубление для протока воды в «чашу». Возле этой чаши, при богослужении стоит причт, и при чтении ектении, один из селян  ломом пробьёт дно «чаши», и фонтан воды  выбьется из реки, заполнит «сияние», и восьмиконечный крест  точно всплывёт над водой. Хитрая придумка!
Пока всё это готовилось, молодая чета Мостовых неспешно наряжалась в праздничные рубахи. Вернувшийся с улицы отец отряхивая с валенок снег и скидывая шапку, буднично спросил старшего сына.
-Ну-кась,  кайси как на духу, чаво  вчерась наворотил?
-А чаво?-невозмутимо переспросил Лёвка,  натягивая сапоги на тёплые обмотки.
-Это я тебя спрашиваю чаво? Драть тебя нынче, ай нет?
-Не-е- Лёвка бодро встал с табурета.
-=Гм. Ишь ты. всю ночь блукал и ни чево не наделал, да было ль когда такое в празники? –изумился отец. Но тут в разговор встряла мать. Повернувшись  к мужу, она попросила.
-Ну отцепись ты от яво! Иль не знаешь что ежли б было што, то тебе уж  с утра  нажалились!
-Ну нет и нет!- отмахнулся отец, и велел супруге наряжаться к «ердани».
Народу на реке было  уже много. Мостовые всей дружной семьёй  пришли когда на лёд  мирян ещё не допускали, а стояли там лишь духовные особы. И о чём-то совещались. Лёвка с женой оставили родителей, и полезли в народ ища приятелей. Алёна увидев подруг упорхнула от мужа, да и он вскоре нашёл с кем обсудить планы на день.
-Ну чё Стёпка, в ердань полезешь?-усмехнувшись спросил он кума.
-Не, олюденею, а ты?
-Погляжу, Федору не видал?
-Не-а..да должно где-нить тута, объявиться, не тоскуй!
И тут как по заказу, из толпы на простор показалась чета Онучкиных. Лёвка пристально посмотрела свою «голубку». Но Федора была чиста лицом, если не считать бураковую красноту пудовых щёк.
-Федючёк, и хто жа тебя эдак расписал-то так, кормилец?-съязвил стоявший рядом пастух Ерёма.  Федя тронув свою синюшную полдовину портрета, с тяжким вздохом произнёс.
-Эх Ерёма-а..да вить ты ж ня знаешь ни чего…
-А что?
-Да вить убить мине хотели, да.. кованым  сапожишшем.
-Вишь как харю-то разворотили? Чуть до смерти не дошло..
-В ердань-то будешь нырять?-участливо спросил пастух.
-Што ты!-басовито гаркнула вдруг очнувшаяся Федора- какая яму «ердань»? он и так еле живой…Ер…-баба не договорила.  Подавившись куском слова, она шагнула назад, и наступила на мозоль деловито стоявшему писарю. Сдавленно заойкав, Кузьма запрыгал на месте.
-Гляди куды  ступаешь-то, кадушка дубовая!-взвизгнул он следом. но Федора словно бы и не заметила его, а выпучив белики, со страхом уставилась на скалящего зубы Лёвку, что стоял в толпе напротив, да ещё и подмигивал злодей…снова ожив. Баба зло плюнула на снег, и повернувшись к ничего ещё не подозревавшему супругу, рявкнула «Пойдём отседова!»и с силой рванула его за воротник. Старая материя громко захрястела, и собачий облезлый ворот, оказался в руках у глупой бабы. Кругом прыснул смех. Федючёк оскорблённый дурными манерами супруги, в начале молча смазал ей пятернёй по физиономии. А затем прорвавшись, напустился с матерной бранью. Федора тут же позабыв про кровного врага, и со скрежетом зубовным,  вцепилась  мужу в вихры. Поднялся гвал.
-Лёвка, а ведь эт твоя вина!- указал пальцем писарь.
-Моя?!-искренне удивился Мостовой- я-то что ли Федору по рылу съездил?
Дерущихся кинулся разнимать священник.
-Вы что, ополоумили оба?!- возмущённо прикрикнул он, и Онучкины тяжко дыша остановили баталию- вы иде находитесь-то, а? Богослужение  сичас  откроется ( Лёвка потихоньку нырнул в толпу) а вы тут позорище устроили, идолы! Уймитесь, а то зараз провожу отсель!- склочники мнгновенно  угомонились. Федючёк приглаживая всклоченные вихры, молча пялился на батюшку, а его половина тут же принялась громко жалиться на свою худую жизнь: на мужа-изверга, на Лёвку «аспида осьмиголового», да на то что господин урядник  давеча срамно обругал её «чесныю женшшину». Однако  отец  Лаврентий, зная по опыту что если Федору сразу не урезонить, то она будет голосить до китайской  пасхи. А посему, священник отмахнувшись рукой, поспешил с помиошником обратно на лёд, где уже кругом «ердани» собрались прихожане. Федя тоскуя  искал на месте побоища свой воротник, но тщетно, его уже утащили и растрепали собаки. Громко всхлипывая,  мужичок поплёлся на лёд. Тимофей  Ильич находясь по долгу службы близ «ердани», зорко следил чтоб никто по глупости туда не свалился раньше времени. он поминутно осаживал селян, раздосадованный язвительным шепотком в толпе где обсуждали историю с кутьёй в его бороде.
Но ещё больше глумились над Агафонушкой, щеголявшем в прожжоных портках, сверкая подпалёным задом. Он-то всем говорил что его поджаривали на адском огне ведьиы, но он всех проклянул, и геройски убежал. Вначале ему даже верили, слушая разинув рот, но когда одна старуха, крестясь да охая, поведала товаркам страшную историю о победе ея над мертвецом в саване с помощью раскалённого рогача, Агафонушку послали к нехорошей матери, и уж не слушали. Но злоключения  Сильномогучего  на этом не кончились. Хозяйка похищенной им холстины мигом всё сообразила, и поймав горе-ворюгу, принялась зловеще требовать назад своё добро.
-Так это ты вошь исподняя мою холстину смундыкал   авчарась, а?!
-Какую холстину, ты чаво?-бледнея залепетал ярыжка, но баба грозно уперев руки в бока, неумолимо наступала на него.
-Какую? Ах ты послед сучий, окромя тебя некому!-рявкнула баба и неожиданно вцепилась в похитителя и принялась яростно его трепать.
-Карау-у-ул!! Убивають!! –завыл Агафонушка, отбрыкиваясь от взбеленившейся бабы.
-Вороти мне сей момент холстину курвец!-ярилась хозяйка. Неизвестно чем бы вся это комедия закончилась, если б ворвавшийся урядник не   прекратил её самым решительным образом.  Баба выпустила измочаленного в ветошь Агафонушку, смачно харкнув ему напоследок в очи. Не дожидаясь худшего, Сильномогучий  моментально сбежал. На вопрос бабы а как же теперь её холстина, урядник оглядев её снизу в верх, прищурившись бросил.
-Могу предложить  Агафонушкины  онучи!- и коротко развернувшись,  стал спускаться вниз. Хай на реке утих,  когда церковный причт начал чтение ектении.  Народу на льду собралось порядочно, и он начал опасливо потрескивать, и кое-где даже чуть прогнулся…
-Тишай прихожане! Не топчитесь как кони! –призывал батюшка размахивая  кропилом. Люди старались подставлять лица под брызги, малых детей поднимали  повыше,  чтоб  и досталось водной благодати. Лёвка сграбастал ойкнувшую жену, и приподнял  над головой. Пусть и на неё попадёт! Хоть и призывал отец Лаврентий паству к порядку, но благодати было мало.  Люд наступал друг-другу на ноги, пихался, совал под бока локтями, и лез один вперёд другого: каждому хотелось зачерпнуть воды первым.
-Ды ня лезьтя  вы таким скопищем!-взмолился батюшка- лёд жа тряшшить ужасть как! Наконец богослужение благополучно завершилось. Часть прихожан ушла, другая вышла на берег, а прочие остались возле «ердани» подзадоривая друг-друга искупаться. Среди них гомонила и Лёвкина шайка. На предложение Мостового окунуться, вызвалось немало смельчаков. Сам он быстро скинул всё до исподнего, широко перекрестился, и со словами « Помоги  Христос!» первым бултыхнулся в купель. За ним по одному и другие. Гогоча во всё горло, Лёвка вынырнул отфыркиваясь, перекрестился и снова нырнул.
-Вылазь счас жа!-испуганно позвала его жена, нервно теребя рукавичку. Занырнув третий раз, Мостовой с довольным видом вылез на берег, и стоял красный как рубин. Всё тело горело приятным огнём. Холода не чувствовал совсем. Супруга птицей подлетела к нему, и спешно стала помогать одеваться.
-Погодь ты не ляти!-отмахнулся он-крещенская водица хворых подымает, во!- и оделся не торопливо-ух-х хорош-шо!!-рыкнул он, и сильно прижав к себе Алёну, чмокнул в губы. Глядя на Лёку, другие стали в азарте бить шапки о земь, и запевая весёлые песни, спешно разоблачаться.
-Эх браты, щас занырну!-говорил какой-нибудь казак, и вдохнув по больше воздуха, погружался в жгучую воду. Сквозь толпу протиснулся Иван Лукич бывший староста. за ним охлопывая себя по бокам, семенил писарь.
-А что Кузьма-обратился бывший к своему приятелю- взять бы да бухнуться, а?
-Уй что ты, олюденеем ментом!-испуганно возразил писарь.
-Да не. Крещенская водица она божья, не заболеешь, напротв. Вся хворь выйдеть!-неуверенно заметил Иван Лукич.
-Я чёй-то робею!-честно признался Кузьма.
_-Ну я пойду хучь ногу замочу!-решился Иван  Лукич, и в сопровождении трусоватого писаря, подошёл к краю полыньи, берега которой уже округлились, и были похожи на растаявший, а  затем застывший воск. Селяне гоготали, выжимали исподнее, спешно ныряли в шубы да валенки, и довольные омовением принимали из рук дружков стакашки с огненной водой. От всего этого, у Ивана  Лукича заиграла душа. «Эх ва, влезу! Что я, не казак что ли?» и скинув шапку принялся раздеваться. Оставшись в исподнем и валенках, он решил сначала попробовать воду, насколько студёна будет?  Стряхнув с ноги один валенок, и осторожно стал опускать дрожавшую ступню вниз. Лёвка мирно стоявший поодаль, решил с чего-то помочь соседу, и подойдя поближе, громко, по  молодецки  поздоровался.
-Здрав будь, Иван-свет Лукич!
Иван Лукич успел-таки неловко повернуться, увидал Лёвку, охнул, и всплеснув руками чебурахнулся в воду.
-Карау-у-у-л!!!- навесь свет завопил писарь, и стремглав  помчался в Становую избу, чтоб рассказать там как лиходей-Лёвка, утопил только что достопочтенного Ивана Лукича. В «ердни» меж тем кипели штормовые страсти, «утопленный» выпучив глаза  словно варёный рак, орал благим матом.
-Олюдене-е-ел,  лю-у-ди-и-и-!!  -Мостовой сцапав его за руку, рывком вытянул на лёд. Валенка на нём не было, он покоился в пучине сырой.
-Злыдень-заныл Иван Лукич роняя носом водяные капли-убивец…ик!...ик! варнак…шаромыжник…ну погодь преступник, я тя на суд притяну…до мирового дойду-у-у!...
-Это с какой жа стати? Я тя папаша и пальцем не трогал, наоборот, помочь хотел. Ты сам туды ухнулси!
-Молчи ирод!-погрозил кулаком бывший староста, влезая в шубу, и пытаясь натянуть штаны.
К нему кинулось несколько станичников чтоб помочь одеться, и через минуту он был уже при полном параде, не считая сгинувшего валенка, который тут же был заменён  тёплой обмоткой.
-Ну что Лукич, как крещенская водица-то?-  язвительно спросил дед  Евсей, опиравшийся обеими руками на клюшку, с усмешкой глядя на разиню.
-Сам ты…нырни…- недовольно буркнул пострадавший, и поворотил взор на Мостового, лузгающего тыквенные семечки- а ты вражина погоди, я тибе супостату всё припомню, все твои подлючности, а валенки новые мне представишь!
-Ага, сичас!- кивнул головой  Лёвка- приходи, я тибе новую пару справлю. На ту осень, лет черяз  восемь! – Лукич под смешки сельчан-станичников, так  разошёлся в обличительной речи, что не заметил как на пригорке показалась толпа народа с баграми, под предводительством его половины  Прасковьи Егоровны, тоже вооружённой багром.
-Смотри злодей! Вон Иван Степангыч идёть, он тибе дасть щас осень-восемь!-злорадно ухмыльнулся  бывший староста, когда ему указали на катящуюся подмогу. Однако Лёвку смущал вовсе не поселковый атаман, а Прасковья Егоровна, с воинственным видом летевшая впереди. Из толпы спасателей выскочил писарь. И хотел было что-то сказать. Но увидя Ивана Лукича, замер с разинутым ртом.
-Нуу??!!-грозно рыкнул поселковый атаман, которого  вместе с урядником оторвали сейчас от сытного стола, и заставил месить снег по яругам  да канавам- и где утопленник-та???
-Вот стоить…-рассеянно пролепетал писарь- ты что Лукичь, вылез уже?- глупо улыбаясь переспросил он.
-Не! Сидеть мля буду дожидаться покеда  кандрашка хватить!-зло огрызнулся «утопленник», и хотел уж было начать перечислять Лёвкины преступления, но не вышло у него излияния. Атаман с урядником напустились с бранью на писаря ( что ты-де подлец по напрасну людей баламутишь, и так тебя-растак, и раз эдак!)
Прасковья Егоровна накинулась опять на мужа, он не смолчал, и в поднявшемся гвале и хае, всплыло-таки имя Лёвки.
-Ах вот оно что???-зловеще прошипела зарядившаяся бранной силой бывшая старостиха, медленно подступая к Лёвке (Мостовой, косясь на увесистый багор благоразумно отходил назад, соображая как бы не сгинуть, а навострить лыжи) –так это от тебя нячистый дух тута все огни и воды горять?! Опять ты мово мужа в дурачка превратил?
-Прасковья Егоровна- быстро затараторил балагур- я яво не трогал ноне, он сам в «ердань» кутырнулси, и в дурачка яво не я превратил, это видать папаша яво не доглядел!
-И-и-е-е-х-х!!!-баба с искажённым в гневе лицом, хватила багром в Лёвку, но тот  вывернулся, а орудие хлипко хрякнув, переломилось надвое, и разъярённая баба кинулась на Мостового с огрызком. Тот поскакал по буграм как застоялый конь. Погоня сопровождалась  криками да подтруниванием зевак.
-Лёвка, скачи шибче!
-А баба-то, глянь, как призовая лошадь лятить!
-Изувечу подлюшного!!-рычала  озлобленная  баба, изо всей мочи стараясь настичь врага и покарать. Но из-за своих габаритов, бывшая старостиха скоро выдохлась, и остановилась перевести дух. Мостовой тоже замер на пригорке шагах в десяти от грозившей беды.
-Лёвка, а Лёвка, я ить тебя изувечу всё одно…-пригрозила Прасковья Егоровна, потрясая орудием мести.
-Ага – согласно кивнул  казак- только ты похудей сперва пуда на два, а то не догонишь!-
-Каб тибе на четверо разорвало!-давясь одновременно от гнева и от прущего невольно смеха, посулила баба, и плюнув в сугроб повернула обратно.
Переведя дух, Лёвка не спеша начал карабкаться на бугор, где его уже ждали закадычные дружки Тишка и Стёпка.
-Ну что казаки, в кабак?-спросил заводила, когда уже залез наверх.
-Давай!- согласился кум.
Кабак Прокопа как обычно гудел!   У самого здания, стояло порядка  десяти саней, поставленных кое-как. Некоторые лошади соприкасаясь мордами, энергично трясли ушами, фыркали, и старательно обнюхивали друг-друга. Другие коняги хрумкали  оставленным сеном, некоторые просто стояли неподвижно, пуская ноздрями тёплый пар. Пахло тут свежим конским навозом, и ещё чем-то таким, что всегда витает близ домашней скотины. Кругом крыльца уже было полно характерных жёлтых пятен на снегу, да растоптанных окурков.
Когда известная троица вошла внутрь, хозяин сразу подскочил к ним, стараясь угодить и приветить. С некоторых пор, кабатчик стал пугаться чертей, а потому заведение  его, было обильно усаженно по стенам пучками крапивы и чертополоха, трав которые отпугивают нечистую силу.  А в углу, над стойкой, сиял бликами иконостас освещённый тускловатым огоньком медной, засаленной лампадки. А чтоб случаем не запустить в помещение хитрого на пакости чёрта, хозяин внимательно смотрел за посетителями. А  Лёвку с друзьями даже обсчитывать перестал, будучи убеждённым  что Мостовой любого чёрта надует. Новоприбывшим сразу же нашлось достойное место, и Прокоп подал им лучшего вина и пива. По мимо этого, была заказана селёдка, колбаса и яичница.
-Гулять так гулять!- решил Лёвка выкладывая на стол деньги. Налили по первой,-хлопнули, налили по второй- приняли, налили по третьей-тяпнули, и принялись энергично закусывать! Кто-то затренькал на балалайке, и ноги сами пустились в пляс…
Лёвка лихо выплясывал ногами дробь, когда в кабак заползли, Иван Лукич и писарь, чтоб возлияниями залить растревоженную душу.
-Хо-о-го-о-!! Иван  Лукич, милости просим к нам!- растянул Стёпка-кум в радостной улыбке свой зев.
-Пропадитя вы анчихристы!- буркнул негромко бывший староста, и чуть не плача упросил кабатчика найти им место подальше от «сумнительной компании». Прокоп поместил обоих возле печки, и тепло, и от молодцев подальше.
-Нашли валенок-та, Лукич?-весело осведомился кто-то из гуляк, но Лукич лишь вяло отмахнулся, да стал  дуть горькую, браня про себя и Лёвку-подляца, и господина урядника, и поселкового атамана., Все они вместе, по его мнению, способствовали падению его авторитета в миру. Напившись до пьяна, он продолжал бубнить, но никто его уже не слушал, и не обращал внимания, за исключением подсевшего Агафонушки, который потягивая в тихую его же водку, бранил для солидности всех, и старался показать  писарю свою пришкваренную часть тела как доказательства людской подлости, от чего Кузьма всякий раз брезгливо отмахивался.   

                *    *    *    *

На следующий же день, про селу ураганом пролетел слушок, что вся сельская  головка, летала Крещенской ночью на чертях по всему свету, и вообще предавались всяким безобразиям. Узнавший об этом отец Лаврентий пришёл в смятение. Не зная чему верить, он поочерёдно поговорил со всеми, и к его огорчению, летуны во всём сознались, поставив священника в тупик.
-Как же мне простых-то мирян к смиренью призывать, коли вы вон чем занимаетесь?!-сокрушался батюшка, мало представляя себе как  такое вообще может произойти в действительности. А посему, у этого дела, вскоре  проявилась одна удивительная сторона. Когда в Становую избу посыпалась очередная лавина жалоб на Лёвку и компанию, судьи, сами стряхивающие пух с рыла, сочли за благо пока не открывать никаких особо громких «процессов», справедливо полагая что самый языкастый казак в станице, отбреет их по хлеще французского цирюльника. А посему все кляузы  легли в долгий ящик, с клятвенным заверением просителей, рассмотреть всё «в должное время» ( понимай как знаешь!)
Но гуляющих, все эти дрязги волновали мало, снова запели по улицам да избам дудочки, да забренчали балалайки, и целые косяки разодетой молодёжи, безо всякого продолжали свои игрища. А седобородые старики, сидя в шубах на лавочках, одобрительно покачивали головами, вспоминая промеж себя давно ушедшую, буйную свою казачью молодость…

                19апр.2001. г.Усмань. с.Песковатка-Казачья.

-