Не сорока, но - сорока!

                Не сорока…, но сорока!

                С утра я перекапывал огород под картошку, когда ко мне заявился Санька.
                -- Кузьмич, я к тебе с просьбой, выручай! – с ходу обратился он ко мне.
                -- Для начала, здравствуй – я протянул ему руку.
                -- Да, конечно, расстроился я сильно, да и не рассчитывал тебя дома застать. Понимаешь, вчера вечером поставили на реке сети на ночь, собираясь сёдни утром снять, да Лёха опять учудил. Когда вылезал из лодки, подскользнулся, и бултыхнулся с головой. Это только наверху жарко, а водичка ещё холоднющая. Ладно, у берега мелко, быстро выбрался. Я говорю, давай костёр разожжем, осушишься. А он ни в какую, на ходу, говорит, просохну. Отжал одежду кое-как и домой поехали. Это на мотоцикле-то. Видать просквозило его. Прихожу поутряне, а он лежит, укутавшись, и температура за 38.
Сходил я домой, чекушку из заначки принёс, пусть лечится. А сети-то снимать надо. Вода ещё большая, течение сильное, забьёт их мусором, или коряга кака залетит. Вот я про тебя и вспомнил. Давай съездим, к обеду ужо вернёмся.
                -- А чего это вас в праздник на реку понесло. Сидели бы дома, отмечали, как все нормальные люди.
                -- Надоело нам это дело! В первомайские напраздновались, куда с добром. Свежатинки захотелось, да и погода подфартила. Поедем, а? Ой! Я ведь тебе не всё сказал! Ты видел  когда нибудь, чтобы сорока на пеньке птенцов выводила?
                -- Чего ты такое городишь? Всё вам сороки необыкновенные попадают. То белые яйца несут, то на пеньке…
Сам ведь знаешь, какие они шары из прутьев строят!
                -- Знаю, конечно. А тут глазам своим не поверили. На той стороне пенёк такой здоровый  берёзовый стоит, толстый и метра два в высоту. Сломок гнилой, однако. Так вот, мы сети ставим, а она прилетела. Сорока, значит. Уселась сверху, и давай, как курица на яйца устраиваться. Мы уезжали, а она так и осталась сидеть. Парит, наверное. Лёха и говорит, что тебе надо обязательно сказать, мол, ты такие задачки любишь разгадывать. А я запамятовал, однако!
                -- Чего-то у тебя концы с концами не сходятся, у сорок уже птенцы в гнёздах.
                -- Твоё дело! Хочешь -- верь, хочешь – не верь, а я всё рассказал, как было – обиделся Санька – может поедешь?
                -- Поеду, конечно. Иди, собирайся, а я за машиной.
                Я хотел поехать по лугам вдоль реки, но Санька заявил,  что прямой лесной дорогой в два раза короче, и мы нормально проедем. Действительно, дорога почти просохла и мы добрались относительно быстро, побуксовав только один раз минут десять. Подъехали к самому берегу. Едва вышли из машины, Санька показал на противоположный берег.
                -- Вон видишь, сразу над обрывом высокий берёзовый пень. Кора с него почти вся облупилась, а на макушке белое пятно. Это сорока и сидит.
                Вынимаю бинокль. Ну, точно сорока! Чёрная голова, шея, зоб, спина, крылья. Белые бока и брюхо. Стоп!! У сидящёй на гнезде сороки  из-под крыши гнезда с большим трудом можно рассмотреть только голову с клювом и длинный хвост. А эта видна почти вся, но хвоста нет, и клюв не торчит вверх, а наоборот, опущен куда-то вниз. Начались непонятки!
                -- Давай переправимся, и я посмотрю – говорю я Саньке, успевшему спустить лодку на воду – что-то мне это всё не нравится.
                -- Вот те нате, хрен с полатей – Санька возмущённо всплеснул руками – я тебя зачем приглашал? Сорока эта никуда не денется, а у сетей, смотри-ка, ни одного поплавка не видно. Не думай, что рыбы много попало! Вернее, мусором забило или бревно залетело. Надо быстрее сети смотреть!
                -- Извини, ты прав, азарт попутал, поплыли!
                Первая сеть, поставленная вдоль берега, была в порядке, но с хорошим уловом: щуки, язи, крупные чебаки, окуни, даже налим один залетел.  Вторая сеть поймала две толстые доски и почти скрутилась в верёвку. А в последнюю, третью, заплыл разлапистый пень, невесть откуда взявшийся в реке, и собравший половину сети в клубок.  Правда, рыба в ней была, но мы потратили немало усилий, вытаскивая её на берег.  Распутывали и развешивали на просушку больше часа. Я изредка отвлекался, и смотрел в бинокль. «Сорока продолжала упорно сидеть на сломке. Второй птицы так и небыло видно. Санька устало опустился на землю и предложил мне переправляться одному.
                -- Вот, те нате, хрен с кровати – передразнил я его – мы так не договаривались. С таким течением я до вечера буду переплывать. Да и на берегу твоя помощь может оказаться не лишней!
                Санька, ворча что-то себе под нос, залез в лодку. В два весла мы довольно быстро пересекли реку, хотя нас изрядно снесло. С трудом взобрались на верх обрывистого берега, и  нашли берёзовый сломок. В натуре он оказался ещё мощнее, чем казался с другого берега. Крупная была берёза!  Вершина  сломка – на высоте чуть более двух метров. Шлёпнул ладонью по отставшей коре.
                Не видимая до этого снизу птица слетела с верхушки сломка, и резко взмахивая угловатыми крыльями, принялась порхать над нами с громкими, часто повторяющимися криками «квиик-квиик-квиик…».  Это была не сорока! Такая же пёстрая, чёрно-белая, но белые подкрылья, длинный розовый клюв, длинные красные ноги и короткий хвост. И всё-таки это была сорока. Только кулик-сорока. Его я видел несколько раз на берегах казахских степных озёр. Санька стоял с раскрытым ртом, наблюдая за полётом птицы.
                -- Захлопни пасть, мухи залетят! – шлёпнул я его по спине – это всего лишь кулик-сорока.
                -- Не видывал я таких! Да ещё чтоб кулик на дереве загнездился!
                Кулик в это время перестал надрываться, слетел к реке и уселся на воду подобно чайке. Санька только удивлённо развёл руками.
                -- Здесь я тоже впервые вижу – заметил я – а  насчёт гнезда… ну-ка подсади меня.
                Санька сделал руками замок, я наступил на него как на ступеньку, другой ногой дотянулся до толстого, относительно крепкого  сучка и поднялся выше края сломка.
                -- Ты меня подстраховывай, сучок не надёжный, может сломаться, а здесь действительно гнездо с тремя яйцами, и мне надо всё замерить и записать.
                -- Так подай одно – Санька поднял вверх руку – всё равно будешь брать для своей коллекции.
                -- Да ты что? И так очень редкая птица, а я треть кладки уничтожу! Ничего лучше придумать не мог? – я отвернулся и занялся измерениями.
                Центр поверхности пня прогнил и в утоптанной неглубокой чашечкой трухе лежало три крупных, почти с куриное, яйца. Основной фон скорлупы – оливково-серый, а по всей поверхности разбросаны расплывчатые тёмно-серые пятна и чёткие чёрные крапины. Закончив замеры гнезда и яиц, я занёс их в записную книжку и стал спускаться. Закон подлости, конечно же, сработал, и я, вместе с обломанным сучком рухнул вниз. Но Санька был наготове, и всё окончилось благополучно.  Второй кулик так и не прилетел, а тот, что плавал, едва мы отошли от сломка, взлетел на его вершину и завёл свою нескончаемую песню…
                Сети просохли. Уложили их в мешки, и Санька споро разделил рыбу на три части. Каждому досталось около десяти килограммов. Я было запротестовал, но он был непреклонен.
                -- Сети Лёхины, работали все, машина твоя! И никаких разговоров. Набьёшь морозильник, и готовь, когда захочешь, хоть на Новый Год…