Крутьков род глава 14

   – Родымец мий! – плакала мамка. – Кормилец! Та дытина ж моя ты родная, мий Пэтенька! Вам тикать з Ваней надо скорей выдсэля! А уж мы потыхоньку здесь як-ныбудь с младшенькими, – причитала Наталья, узнав обо всем от пропахшего рыбой сыночка.
   – Як же я можу бросыть Вас, мамо?! – задрожал тогда Петька губой.
   – Нэ прокормымся уси. Вон яка з мэне работяга. Я помру, а малых можэ добрыи люди звозьмут.
   – Мамка вэрно говорить, Пэтька! Тикать надо выдсэля, пока нэ поздно!  – ухватился за идею старший брат Ванька, который тоже теперь жил со всеми.
   – Слухай мамку, мий сынонька! Слухай мамку, родымец! – со слезами на глазах упрашивала Петьку мать. Да и сам он готов был расплакаться:
   – Дай, ухи наварю, хочь!
   – Я сама потыхоньку зварю! Вон и Елечка мэне поможэ. Вон яка у мэне вжэ дочечка, – кивала мать на спящую девочку, которая с младшим братишкой безмятежно, казалось, посапывала во сне.
   – З Богом, родымцы мои! З Богом! Ступайтэ до тетки Ганны! А здэсь згинете, я вам говорю! А мы с Божией помощью здэсь як-ныбудь да управымся…
     Мирно спали Елена с Николкой, когда братья Иван и Петро шагнули с рассветом в новую, а, вернее, как им казалось,  в старую счастливую жизнь.
     То ли воля дурманила, то ли воздух степной,  густонасыщенный запахом трав. Ароматами полнилась степь – от солодки, бледно-фиолетовые цветы которой, словно кисти, из множества мотыльков. Запах белого донника добавлялся к запаху розово-лиловых цветов чабреца, что росли на распластанных стеблях, покрытых волосками. Богородской травой еще звали его в народе. Украшали иконы им в праздники. А еще источали неповторимый аромат полынь и, собранные в редкие соцветия, сиренево-голубые цветы лаванды…
     Поднималось над степью солнце, не спеша, по извечному кругу обходить земные владения Божии, наполнять всю округу теплом своим. Стрекотали еще цвиркуны* да кузнечики. Высоко в небе звенел свою песню жаворонок. Легко еще дышится, полной грудью, нет палящего зноя пока. Искупались в речке Мачок. Долго плескались нагишом в мутной, но теплой воде, визжали от восторга. Норовили в лицо друг другу попасть брызгами, которые поднимали  своими ладонями. Бултыхались, пока не посинели губы, и не задрожали оба, как осиновые листья на ветру. Обсохли на солнышке, подхватили свои манатки и в чем мать родила отправились дальше, на поиски лучшей жизни.
     Только поднялись из балки – объездчик верхом на лошади перед ними. Прикрылись шмотьем своим.
   – А вы куда это, голозадые, направляетесь? Тикать, я смотрю, собрались?! Та я же вас знаю, кажись! – преграждая дорогу, заговорил всадник. Понурили головы братья, стояли, не зная, что ответить ему.
   – А ну, говори, кто такие, а не то кнутом отхожу!
   – Та Крутько! Из Кисты мы! Я – Иван, а ось вин мий братуха Пэтро, – указав на младшего брата, признался Иван.
   – А ну, быстро вертайтесь обратно! Видал?! Из Кисты они! Выселенцы!
   – Та куда же мы пийдымо, дядьку?! – слабо сопротивлялся Иван.
   – Говорю вам, вертайтесь назад! А не то отхожу так, что мамка вас не узнает! Или вас в кутузку отправить?!
   – Ни! Нэ надо у кутузку нас! – зашмыгал носом Петька. – Мы самы до мамки пийдем!
   – Смотрите! Приеду, проверю! Ты гляди, беглецы!..  А ну, марш назад отседова, мелкота голозадая! – замахнулся объездчик своим кнутом. 
     Подхватились Петька с Иваном, подались обратно до мамки своей. На ходу одевались, укоряя друг друга.
   – От дурной ты, Иван! Хто ж тэбе за язык-то тянув, що Крутько мы з тобой из Кисты?! – шмыгал носом Петька, натягивая свою рубашонку.
   – А ты сам-то, чого мовчав, умнык?! Ось бы вин нас кнутом отходыв! От бы я на тоби подывывся тогда! – на одной ноге прыгал Ванька, стараясь  другой ногой попасть в штанину.
   – А ты знаешь, Пэтька, ты, пожалуй що, прав! – примирительно заговорил вдруг, Иван, управившись со штаниной. – У другий раз, колы спросыть нас хто про хвамылию нашу, говорыть давай будэмо, що з тобою мы нэ Крутьки!
   – Тю! А хто ж мы тогда такие будэмо, колы мы нэ Крутьки?! – застыл на месте, от удивления Петька. – В нас же батько – Крутько, и мамка з Елькой та Колькой – Крутько! И диду з бабушкой, та и дядька Пэтро  тэж – Крутько… – рассуждал Петька, –  а мы ж с тобою, Иван, хто ж такие тогда будэмо, колы мы нэ Крутько?
   – А давай говорыть всем, що мы нэ Крутько, а Стручко! А щэ лучше – Стручковы!
   Разобиделся Петька, чуть не в драку с Иваном полез:
   – Який я тоби стручок?! Сам ты стручок! Нэ хочу я Стручковым быть!
  – Тьфу ты, хай тоби грец! Ну, нэ Стручков! Сам кажи тогда, як называться будэмо! – отмахивался от Петьки старший брат.
   – Мы давай нэ Крутько, а Крутовым будэм зваться з тобой! – ни с того, ни с сего вдруг выпалил Петька.
   – Ну, Крутов, так Крутов! – согласился Иван.
     Только к вечеру показалась вдали мельница, что стояла в Кисте недалеко от хатенки, где ютилась их мамка. Нет бы, что-то поесть несли домой они из похода дальнего, сами голодные шли, еле волоча свои босые ноги. Верст под сорок за день отмахали. Согревала их теперь новая общая тайна.
   – Ну-ка, Пэтька, кажи мэне, як хвамылия у тоби? – время от времени спрашивал Иван.
   – Тю! А то ты нэ знаешь?! Крутько, як и в тоби! – отмахивался от брата Петька.
   – От, дурна ты дэтына! Ты ж мэне, що сегодня казав? Мы о чем з тобой зговорылысь?! Нэ Кутько мы з тобою, а Крутовы! Чи забыв ты, дырява твоя голова! – махал руками Иван. А потом и Петька подлавливал старшего брата, и смеялись оба, когда кто-то из них называл себя прежней фамилией, с которой решили они расстаться, чтобы выжить на белом свете.
     Мамка ахнула, увидев их на пороге:
   – Та вы що же звернулысь, родымцы мои?! – приподнялась, на топчан села  Наталья.
   – А нам дядька велел, – прошел Ванька в свой угол.
   – Який дядька?! – вздохнула мать.
   – На лошади! Вин казав, що нас знае и приидэт провэрить нас!  – подошел к матери Петька, обнял ее, сел рядом с ней.
   – Или у кутузку забрать нас хотел! – бормотал, засыпая Иван.
   – Тю! Нашли кого слухать?! Завтра рано тикайтэ з утра! И нэ бойтэсь никого! Ничого страшнее вжэ з вамы нэ будэмо! – как совсем маленького гладила мать Петьку по голове, едва-едва. – Завтра Елю з Мыколкой у дэтдом забырають… Прыходылы, казалы мэне… Я им рыбу твою вытдала…

*Цвиркуны – сверчки.