Тагил река, крутые берега

Из книги " Охотницки да рыбацки байки и не только..."
Глава "Картинки детства"




                Воспоминания – вещь интересная.
                Некоторые просятся на бумагу.
                Я просто помогу им.




        Вернёмся в семидесятые годы прошлого века. По уральским городам прокатилась и разлилась модная волна на ондатровые шапки. Мужские ушанки и женские разных конфигураций, для начальства - крашенные под норку, считавшиеся особым шиком. Магазинная цигейка и доморощенный кролик стали сдавать свои позиции. Остальной мех, поблагороднее, было не «достать», что в переводе на современный сленг- он нигде не продавался. Меховой чёрный рынок конечно был, но какие отношения складывались на нём, я не знаю.
        Мужики, занимавшиеся охотой, сориентировались быстро. Наш район в отношении пушнины бедноват. Кроме белки и зайца, очень редко куницы и колонка, особо и добывать-то нечего, тем более, что заяц на шапки не годился. Были конечно отдельные «профи», серьёзно занимавшиеся промыслом, имевшие отдалённые охотучастки, но они не делали погоды в целом. И вот началась и набрала нешуточные обороты эпопея массовой добычи ондатры. Хотя она была не так давно акклиматизирована в наших местах – они ей понравились. Плодилась она успешно, завоёвывая всё новые и новые угодья, но была под запретом. Принцип - «почему я хуже других» - этот запрет игнорировал напрочь. Ловили все кому ни лень, охотинспекция была слабая и чего греха таить, сама была, как говорится нынче, «в теме». Бедных зверьков ловили капканами, рыболовными сетям, стреляли, не выдерживая никаких сроков поспевания шкурки. В общем, беспредел продолжался почти круглый год. В более менее доступных и ближайших водоёмах ондатра почти исчезла.    Интересно то, что рыночные отношения и тогда играли немаловажную роль в настоящей, не в официальной жизни трудящихся. Здоровый капитализм на благо семьи прекрасно уживался с плановой соцэкономикой. Народ смекал, думал про прибыль для своего семейного благосостояния отдельно от власти, хотя исправно трудился на ниве «развитого социализма». Появились, помимо добытчиков, кустари по выделке шкурок, пошиву шапок, конечно в свободное от «основной» работы время, за тунеядство была статья. Думающие вперёд «животноводы» начали искать варианты разведения альтернативных пушных зверей и остановились на нутрии. Пока народ примерял ондатровые ушанки и боярки, «нутриеводы» нарабатывали опыт разведения и выращивания этого заморского «болотного бобра».
        Папа, заядлый утятьник и вальдшнепятьник, тоже решил попробовать себя на этом поприще. Но подход его был продуманным и комплексным. Привыкший всё делать своими руками, он задумал производить для нужд собственной семьи уже готовый продукт. То есть, добычу, выделку и пошив определить в один флакон! Чувством наживы и жадностью он не страдал, по причине полученного воспитания. Его манила перспектива совсем другого рода. Познать новое, интересное и полезное ремесло! Осваивая, и не без успеха, добычу, соответственно, нужно было научиться и обрабатывать добытое. Помню, как пахли различные растворы для выделки и сами шкурки, с которых он в ванной, через рашпиль, снимал лишнюю мездру! Мама, с детства до ужаса боящаяся мышей, голый хвост которых мог довести её до обморока, чувствовала себя достаточно не уютно, когда у папы начинался «сезон», хотя готовый к шитью мех и вообще меха очень любила. Длинными зимними вечерами он распорол пару старых  ушанок, определяясь с подкладом и кроем меха, изготовил «чурбан» с регулировкой под разный размер головы, а лекала и выкройки женских шапок продумал и придумал сам. Настроил швейную машинку на более мощный шов. Начатое с нуля, дело продвигалось неспешно, поступательно и основательно. Вскоре была сшита первая ушанка, а мама щеголяла в зимнем пальто с ондатровым воротником и боярке(так называли  высокие женские шапки с закруглённым верхом).
Мне всё это до смерти было интересно, но основной частью интереса была конечно добыча. Папа охотился один, редко вдвоём. Меня он изредка брал, но так, на вечер. Учась в восьмом классе, я стал активнее проситься с ним. Заблаговременно сделав уроки, после обеда субботы я начинал тактические заходы и вопросы на предмет, а не поедем ли мы сегодня в лес на ночь? Положительный ответ повергал меня в радостный трепет! Предвкушение чего-то таинственного и неизведанного наполняли душу  какой-то необъяснимой энергией счастья! Всё, мы едем!
        Отец, насмотревшись на беспредел на ближних водоёмах и не любивший «толкотни» в лесу, нашёл глухие места на реке Тагил. Во все тонкости этого выезда он меня не посвящал, мы, как всегда, заехали к бабушке Зое, забрали Байкала и покатили, на много чего видавшей, «Яве». Ехать было далековато, за Нижнюю Салду и дальше. В памяти отложилось только то, что папа забыл сахар и пришлось останавливаться в каком-то магазинчике на выезде из Нижней Салды. Я остался у мотоцикла с собакой, а папа вышел из магазина с двумя бутылками какого-то клубничного вина. Сахар, как объяснили за прилавком, кончился. Осенью всегда были перебои по причине переработки заготовок урожая огородов и садов. Долго петляя по лесным дорожкам, мы остановились недалеко от реки, я отпустил собаку, а папа пошёл в лес. Через пять минут он вышел к мотоциклу, таща за цепь небольшую лодку и двуручное весло. Прицепив её к фаркопу, мы поехали дальше, к самой реке, волоком сзади болталась лодка. Ехать до берега реки немного, метров пятьсот. Выгружая из «корыта» (боковой прицеп) вещи, я с удивлением обнаружил несколько садков для рыбы. На вопрос для чего это, был дан ответ, что ловить будем живьём. Становилось ещё интереснее…
       Сразу внесу ясность по поводу садков и лодки. О садках. Знакомый «нутриевод» решил поэкспериментировать с разведением ондатры в домашних условиях. Он попросил папу поймать на пробу, для начала, пять штук, естественно живьём и без травм. Лодками же папа занимался уже несколько лет. Его творческая натура в каждом деле искала что-то новое. В лодках он усовершенствовал дно(кстати, один из первых в Салде). Взамен традиционного и трудоёмкого изготовления дна из очень точно подогнанных досок, которые надо было ещё и конопатить перед каждым сезоном, он придумал железное. Толстое оцинкованное железо было практичнее и проще в монтаже и креплении и не нуждалось в конопатке. И сама конструкция лодки была крепче. Волок такое дно выдерживало легко, тем более, что таскали лодку по лесной дороге, а не по асфальту.
       …Выгрузив «аппаратуру», пожитки и еду, приступили к обустройству ночлега под разлапистой высокой береговой елью. Его нужно было сделать дотемна. Ондатра – сумеречное животное, поэтому ночь это охотничье время. Наготовили дров, и сухих и сырых, наломали лапника и расстелили на него большой кусок толстой кошмы. Развели костёр и повесили котлы под чай и суп. Байкал резвился на пойменной поляне, недалеко от нас. Он мышковал. Летом в лесу его можно было не кормить. Река неслышно и неспешно несла свои воды по плёсам и отмелям. Довольно широкая и местами глубокая равнинная река с достаточно быстрым для таких рек течением. Наш берег представлял собой бывший пойменный заливной луг, который с потерей полноводности реки  превратился обычную сухую задернившуюся поляну. Далее следовал склон, поросший смешанным хвойным лесом. Противоположный берег смотрелся угрюмее, прямо от берега начинался невысокий увал с густым ельником и торчащими из него мощными корявыми лиственницами. Лес на том берегу представлялся мне дремучим, таинственным, полным тайн и загадок. Поднимавшийся от воды предвечерний туман относило к тому берегу. Дымка, окутывавшая ельник усиливала сказочное впечатление.
        Папа, столкнув лодку и взяв свой «ИЖ-58», отплыл в направлении заводи у того берега, чуть ниже по течению, предварительно наказав мне доваривать «штормягу» - фирменную лесную еду нашей семьи, представляющую собой смесь тушёнки, картошки и лука. На мой вопрос о начале «основного» процесса, он ответил немногословно – ближе к ночи, чем ещё сильнее заинтриговав меня. Я понял, что он поехал ставить капканы, пока не стемнело. Время от времени помешивая в котле, я смотрел на сложенные и приготовленные к чему-то неизвестному вещи: рваные сети, меховые зимние варежки – шубенки, здесь же рыбацкие садки. Всё это собрание я никак не смог связать во что-то единое. Со свистом пронёсшаяся над рекой пара уток, отвлекла меня от напряжённого мыслительного процесса, окончательно запутав и без того переполненный впечатлениями детский разум. Запах подгоревшей «штормяги» вернул меня в действительность так внезапно, что я обжёг пальцы, снимая котелок с огня. Прибежавший вдруг из ниоткуда Байкал, проверил, не ему ли еда? Он был понятливый. Ну так, на всякий случай, а вдруг? Поняв, что это не ему, махая хвостом, ткнулся мне в колени, повернув голову в направлении уплывшего «главного хозяина». С реки слышались всплески весла, а вскоре появился и папа. Начавшийся вечер незаметно переходил в ночь. Появилась, несмело загоревшаяся, первая звезда, также несмело отражаясь в тихо журчавшей на перекате, реке. Вытащив лодку на берег, повесив ружьё, папа достал «заменитель сахара» из рюкзака. Присев к костру, налил себе клубничного и мы стали пробовать слегка подгоревшую «штормягу». Подкрепившись, налили чай. Отсутствие сахара папа заменил тем же клубничным винишком, разбавив дымящийся напиток в своей кружке. Налито было столько, чтобы не обжечь губы. Посмотрев в мою кружку и ещё раз на этикетку на бутылке, он налил энное количество жидкости в подставленную мной ёмкость и разбавил чаем. Попробовав на вкус «коктейль», в душе я оценил папин выход из положения, но промолчал дабы не возбуждать родительских подозрений к разного рода склонностям. Чай с «клубникой» хорошо грел нутро. Учитывая осеннюю погоду и близость воды это представлялось мне профилактической мерой предупреждения различных простудных хворей. Так, видимо, думал и папа. Сидели, папа курил очередную «беломорину», смотрели на мерцающую от отражавшихся звёзд, кажущуюся маслянистой воду, на ярко тлеющие угли костра, слушали тишину леса и журчание реки. Вдруг нашу идиллию разорвал лай Байкала. Этого видимо и ждал отец. Встав, начал собираться. Взял мешок с сетями, а мне велел тащить заготовленные ранее, я не заметил когда, несколько штук недлинных рогулек. Мы пошли к собаке. Байкал рыл высокий обрывистый берег и периодически лаял в землю. Папа объяснил. Собака слышит ондатру. Точнее, в берегу у них построена хатка и они там собираются на выход, на кормёжку то бишь. Вход в жилище был ниже уровня реки, то есть ондатра ныряла, чтобы войти и выйти. Тем самым защищая себя от сухопутных врагов. Здесь мы и поставили с помощью рогулек первую сетку вдоль берега, напротив нарытого Байкалом. Погладив и приласкав собаку, папа отправил её вперёд. Вскоре снова послышался лай, операция повторилась. В общей сложности было поставлено четыре обрывка пятиметровой длины, режовой капроновой сети с ячейкой 40 мм. Теперь оставалось только ждать. Папа время от времени, лёжа у костра, продолжал дегустацию сахарного заменителя, а мне не сиделось на месте и я вместе с Байкалом бегал смотреть на настороженные «капканы». И вот, в двенадцатом часу, в одной сетке что-то зашлёпало, Байкал меня опередил, как всегда. Здесь папа и взял с собой шубенки и садок! Вытащив снасть с запутавшейся добычей на берег, мы начали осторожно распутывать и освобождать зверька. Я светил фонариком, помогая одной рукой. Опыта в этом деле не было и первую ондатру мы доставали долго, ещё мешался под ногами и руками Байкал, пришлось отцу накричать на него. Кобель обиделся на незаслуженные слова, но понял и отошёл от греха подальше. Последние движения шубенок и ондатра засунута в подставленный мной садок. Как понял читатель варежки – защита от неслабых ондатричьих резцов. Пойманные пять ондатр были развешаны в садках на сучки возле костра. Я нарвал осоки с берега и рассовал их зверькам. Две стали, как ни в чём не бывало, есть. Вообще, они вели себя очень спокойно для диких пойманных зверей! За «работой» мы не заметили прихода «утра туманного, утра седого». Подкинув сухих дров в костёр и придавив их сырыми, мы закемарили, кто как примостился. Я примостил к себе Байкала и уснул сном праведника. Разбудил меня папа, уже сплававший и собравший капканы. Показал одного здоровенного рыжего «кота», как он его назвал. У «кота» отсутствовали…две лапы, одна передняя и одна задняя с другого бока, а в боку дробовые уже подзажившие ранки. Его было по- человечески жаль… Ставившие капканы, забыли их вовремя проверить –  это самое большое зло на промысле! Даже я своим детским умом понимал всю мерзость сделанного с животным, а будучи уже зрелым охотником никогда не допускал такого на промысле, помня «кота». Сейчас я представляю, какой контингент ловил ондатру в то время…
       Тех живых ондатр мы утром, попутно, доставили по назначению, «нутриевод» отдал папе какие-то деньги за них и мы приехали домой. Этой поездкой я гордился и рассказывал своим дворовым друзьям, с которыми  мы тоже гоняли по лесам, подробности.
       Через две недели папа осведомился у обладателя наших ондатр об их здоровье. Горестным голосом тот сообщил, что все они через неделю после поимки, сбежали! Помня, что его дом стоял недалеко от реки Салды, мы радостно решили, что все они благополучно вернулись в родную стихию. Вот только надолго ли?


17.04.2015г.