Умыкнутые у Щедрина граблишки

               
    - Скучно жить на свете, господа, - прочел я вслух нестареющую русскую классику и закатил глаза.
    Закатил не просто так. Это я так выражал свои эмоции, почерпнув необходимые навыки у великих актеров, поэтов, писателей, музыкантов, всей творческой интеллигенции от Григорий Лукьяныча Скуратова - Бельского и до Пескова, мужика с усами и в пиджаке. Последний - то и заставил меня задуматься своими уводящими далеко заявлениями, целиком лежащими мертвым грузом на здравом смысле, окостеневшем и засохшем, точно кусочек молдавской брынзы, запрещенный к употреблению в ответ на злобные выпады уведенного латышскими зелеными братьями колхозного стада, помнится, выбежали они тогда из Муромского леса, распяли пастуха на Голгофе, засыпали колодец толченым в ступе гравием и увели стадо за собой, пообещав лучшую жизнь за пределами мироздания. С тех пор и пошло предательство на матушке сырой землице. Стало отдельным представителям народа скучно жить на свете, господа же, сообразно моменту, менялись товарищами, гражданами, оставаясь внутрях своих истощенных гордостью организмов все тем же уведенным колхозным стадом, они даже блеяли, просыпаясь в холодном поту после особо удачного сновидения, где немцы в квадратных касках и с подвернутыми рукавами пылили по сибирской тайге, снося на хер стройные сосны, всячески вредя социалистическим бригадам лесорубов из личной крепостной собственности маркиза де Карабаса Сечина, вынуждая тех уходить в партизаны, где они неизбежно сталкивались с зелеными братьями, снова и вновь угоняющими колхозное стадо. Угоняли в чащобу, разводили скаутские - не наши - костры и вот тут - то происходил коллапс сознания. Осознавали угнанные репатрианты, что они - грибы. Всю жизнь жили в темноте и кормили их дерьмом. Злобились, конечно, понявшие истину, скрипели зубами, грозно трясли кулаками и сучили ножонками, обутыми в кирзовые сапоги, ярились и кричали во тьму леса :
     - Ужо, гниды, ужо мы вам !
     Рыли землянки, залазили в них со всеми чадами и домочадцами и непреклонными голосами требовали у зеленых братьев нести и подавать дерьмо. Братья плевали слюной на подлесок, ругались непонятными словами нерусской речи и уходили. А репатрианты так и сидели в землянках, ожидая пришествия Белого Арапа, ведущего пять мильёнов войска, антихристова племени на " Опелях " и " Ситроенах ", выбирали из себя наиболее достойного и усаживали на табурет, поднося дары и ласково упрашивая не гневаться на неразумных. Достойный кривил хмурое лицо, широко закрывал заплывшие глаза и нараспев цитировал нестареющую русскую классику.
     - А ён и грит такой : " Нету, грит, правдицы на земле, даже известьица и те жулики сожрали, волци ненасытные. Потому, грит, забуримся в землицу поглыбже и будем выражать неудовольствие. Потому, грит, как фашисты кругом ".
     Репатрианты пугались и падали на колени, воя скрипящими глотками благодарственную молитву антисемитскому богу Диогену, в китайских джинсах и черной рубашке лежащего на сундуке, второй месяц кушавшего мел и крахмал по приказу об оптимизации, постепенно сходя с ума, чувствуя как смерть смыкает свои холодные пальцы на его веселом горлышке, славя великую родину и проявляя патриотизм мечтами о виселицах, массовых расстрелах и Ли Харви Освальде.
     Достойный гыкал, довольно кося зубом резцом и продолжал цитировать нестареющую русскую классику.
     - И пришли выборные от всех краёв земли люди и порешили всех. Сели в кружок и запели пароходную песню. Рейнинг блааад. А потом оглянулись и заметили прищуренными очами шевеление веток на опушке леса. Насторожились и пришли в готовность перенести новые тяготы и лишения, неизбежно грозящие оным шевелением всякому разумному существу. И выбежали из лесу зеленые братья и увели колхозное стадо.
    Тут из репатриантов выбегал вперед к табурету самый неистовый, бросал шапку оземь и кричал гласом велиим и гулким, подобно Муслиму Магомаеву :
    - Предали нас с потрохами, братцы !
    Пугались репатрианты, стаскивали достойного с седалища и долго и упорно топтали, подмигивая друг другу и нашептывая слова - заговоры, вроде, " не спалось, не елось, а винца хотелось ". Или " ели, пили, все нормально, обосрали всё, что можно ". Или " даешь Беломор - канал и единовременную прибавку к пенсии ". Или иные, подходящие моменту звуки родной речи.
    И вставал тут антисемитский бог Диоген, смотрел внимательно, но не слушал, целых полторы минуты смотрел. Качал головой, пожимал плечами и вслух мечтал о святом Альфреде Розенберге, тем самым кощунствуя и называя вещи своими именами. Разворачивался и уходил, смутно осознавая, что этим уже ничем не поможешь, ничего им не объяснишь, ибо они и сами всё прекрасно знают, радостно прихрюкивая от полноты знаний и славной истории, целиком забитой хернёй, кровушкой и говном. Уходил Диоген не абы куда, а с целью. Прибегал домой, лез в бандеровский свой погреб, отодвигал приметный кирпич, укрывающий красную кнопку и, не сомневаясь, наносил превентивный ядерный удар, очищающий невинный лик планеты от границ Польши и до пределов Китая.