Муза у каждого своя

 
    Есть у художников замечательная традиция: собраться всем сообществом. А тут ещё и возможность появилась за счёт министерства культуры семинар провести, пожить на природе, пообщаться с коллегами, вдохновиться и творить, сколько душе угодно.
    И потом так, вечерком, собраться у дымного костра или в дождливый вечер у камина, на старенькой, но уютной турбазе. И разговоры, разговоры, творческие споры, да и истории разные.

   - Не поверите, мы не так давно мемориальные залы музея сдавали, - начал Петрович, – коренастый, средних лет художник, признанный мастер кисти и резца.               
   - Говорили про этот музей уже много лет на всех уровнях, но как до денег, - дело намертво вставало.
    А тут, когда на открытие должны были приехать приглашённые представители из правительства и консульства, деньги сразу нашлись и в немалом количестве! Все понимают, что за оставшиеся дни сделать всё, это выше человеческих сил. Но что делать, перенести открытие – скандал для власть имущих.
 
   - Не с нуля, конечно, пришлось начинать: проект, экспонаты, многие элементы композиции, давно уже готовы. Но работы столько, что ни в сказке сказать, ни пером описать, - продолжил свой рассказ Петрович.
  - Я собрал кучку проверенных мастеров, распределил задачи и начали мы ту безнадёжную, как казалось, работу.
   А тут от администрации города назначили зама мэра и весь отдел культуры нам «на контроль». Понятное дело, помощи от них никакой и только мешали, крутясь под ногами и давая дикие советы, да требуя ещё почтения к своему сану. К исходу вторых суток все художники и мастера работали и передвигались как роботы, с единственной мечтой: прилечь хотя бы на пол часика. Лично у меня давление настолько от переутомления упало, что падал в обморок. Вызывали «Скорую», уколы внутривенно и дальше работаем. Самое тяжёлое время – утро к исходу четвертых суток. За окном серое небо, то ли перед закатом, то ли перед рассветом, в голове гудит, двигаешься замедленно и автоматически на одном только: "Надо".

    А тут гонцы и звонки из всех инстанций:
  - Ну, как, готовы?? Едут! К четырнадцати ноль-ноль будут все и «Сам»! Книга почётных гостей есть? А… не к вам вопрос.

   Только домочадцы не забывали про нас и старались из дома чего-нибудь вкусненького принести. Перекусывали на ходу, разделив кусок с администраторами, но они от этого не добрели. Всё пытались отдать новое руководящее указание. Сил уже не было никаких, на них реагировали, как на мух по осени, все молча делали своё дело. Остался час. Поминутно раздавались панические крики администраторов:
  - Выехали, едут, едут. Через час – полтора будут у вас!
 
  - А наши художники уже из последних сил собирают конструкции, проверяют работу подсветки, музыки. Забирают все инструменты, принадлежности и стремительно покидая место своего трудового подвига, слышат в след вопрос чинуш: «А кто ковры подметёт, пыль протрёт?»
    Я им отвечаю:
  - Ну, хоть это-то организуйте сами. И много бы чего сказал, да денежная ведомость в их руках и всё сказанное обернётся против нас.
  - И как? – оживились слушатели семинара.
  - А никак, - отвечает Петрович, - все разошлись по домам и как убитые, спали ещё сутки.
  - А деньги? - не унимались коллеги.
  - Деньги потом ещё долго ждали. Деньги дело второе, нам  больше была дорога память о тех, кто пал в боях при защите нашего города.

   - Ну, это для нашего брата дело привычное, догонять, да ждать, – поддержал Альберт, высокий и худой, известный в городе живописец, - мы все в такие истории попадаем периодически. А вот такого случая, как у меня, наверно, ни у кого не было!
   - Да ну, уж… - засомневались присутствующие.
   - Точно, братцы, послушайте. Вы сами знаете, ещё недавно первомайские и ноябрьские праздники были днями, которые год кормят. Тогда у нас всё было по строгому плану: композиции всякие, лозунги, плакаты всегда заранее заказывали. Мы в тот раз сделали всё по графику, даже раньше на парочку дней. Рассчитались с нами по денежной ведомости. Художники, по этому случаю, ударили по пиву с таранькой. Сидим, душой и телом расслабляемся, уже по домам собрались.
 
    Как вдруг прибегает секретарь партийной организации – лица на нем нет: волосы всклочены, галстук на плече, глаза безумные.
   - Ребята… - и дыхание у него перехватило.
   Мы, конечно, за свою работу перепугались:
   - Степаныч, ты чего? Мы сделали всё чин по чину, не впервой.
   А у секретаря всё лицо малиновое и аж заходится весь:      
   - Ребятушки, забыли! Забыли портреты членов Политбюро нарисовать…
   - А не было заказа…
   - Я, ребята, я забыл! Вы всё сами понимаете, что на Первомай без портретов  членов Политбюро, как без иконы на крестный ход! Спасайте, я уж вас не обижу. На вас вся надежда!
   - Да ты что, Степаныч, это же два десятка портретов! Мы художники, а не Остапы Бендеры какие-нибудь, напортачим, а нас потом самих подвесят за одно место...
   - Спасайте, ребята, - почти прохрипел секретарь бледными губами.
    Удовольствие наше тут же улетучилось, но азарт захватил: как городской праздник спасти.
    Мы вместе головы сдвинули, мозги напрягли и в итоге к полуночи у нас были изготовлены  все подрамники полтора на два метра.
    За неимением времени решили все портреты делать  черно-белыми в технике «сухой кисти». Использовали эпидиаскоп, но все равно объём работ был неподъёмным.

    Все двое суток работали без сна, если не считать, что засыпали стоя у полотна с кистью в руках. Степаныч, он от нас троих ни на минуту не отходил, снабжал нас чаем, кофе, бутербродами с икрой, копчёной колбасой и другими дефицитными продуктами. Ну, так или иначе, портреты с членами Политбюро за несколько часов до демонстрации были установлены на свои места и ласково, загадочно улыбались горожанам с высоты трибун.
    Не подвёл тогда секретарь, мы красиво заработали, но не хотел бы я сегодня ещё раз заработать так деньги – закончил Альберт.
    Все присутствующие одобрительно похлопали.

    Хорошо то, что хорошо кончается, - вновь перехватил инициативу Петрович, но я никому не пожелаю попасть в ситуацию, в которую попал не так давно мой друг Жора. Многие, из тут присутствующих, его, конечно, знают. Он ведь был дружен со всеми в городе: от мэра, до слесаря. Почти в друзьях был у него и Борис, по слухам, смотрящий в городе, тот ещё бандюга. Общались они запросто.
 
    Вызвал его как-то, этот Борис, к себе и спрашивает:
   - Ты картину Репина «Три медведя в лесу» знаешь?
    Он отвечает:
   - Шишкина картина, кто ж её не знает, называется она "Утро в сосновом лесу".
   - Слушай сюда. Мне она нужна через два месяца. Намалюешь, времени хватит?
   - Конечно.
   - За оплату не напрягайся, ты меня знаешь. Это тебе пока на хлеб.
    И бросил на стол упругую пачку денег.

    Зажил Жора тогда роскошной жизнью, которая прошла быстро и закончилась приездом того пахана Бори за три дня до срока. Он вошёл с двумя быками -  телохранителями  в мастерскую, глянул на остатки красивой жизни пред художником и спросил:
    - Картина где?
    Жора с ушедшим в пятки сердцем, заплетающимся, деревенеющим  языком, прохрипел:
    - Борис, я пока… у меня творческий кризис…
    Пахан, глядя прямо и сквозь него, тихим, но леденящим душу голосом, процедил сквозь зубы:
    - Слушай сюда, козёл. У меня сходняк через три дня. Если вовремя, как договорились, у меня не будет картины, - твой труп найдут в вонючей канаве.
    И уехали, оставив бледного, как загрунтованное полотно, Жорку.

    Как он работал - никто доподлинно не знает. Только с тех пор он деньгами и женщинами не интересуется, с выпивкой завязал, на людях не показывается, да и сюда не приехал. Вроде как не в себе, - закончил на драматической ноте Петрович.
    В камине потрескивали поленья, по стенам стремительно метались причудливые тени, по окнам текли слезы дождя.
 
    Художники, некоторое время помолчали, но потом все дружно признали, что на сегодня это самая крутая история.