Наследник из Калькутты. Глава 8-я

Глава 8-я. Семейные тайны дома Ковалевых.Я сидел в уютной гостиной дома, где прошло мое детство. Ольга Александровна хлопотала где-то рядом, лишь изредка заглядывая ко мне в комнату, чтобы предложить в очередной раз чаю с вареньем или огурчик с грядки. Время как будто бы совсем не коснулось ни этого дома, ни его хозяйки. Все те же занавески и шторы, покрывала и скатерти. И бабушка все та же, вот разве что седины в волосах прибавилось. Сколько же ей лет? По моим подсчетам не менее девяноста, но она по- прежнему, полна сил и энергии. Еще одна загадка про возраст и время.
Гримо уехал в город, разбираться с нашими проблемами, при этом запретил мне покидать  дом, а в случае  любой «нештатной ситуации» вызывать полицию и звонить ему на сотовый телефон. Делать мне пока абсолютно нечего, и я вот хожу от стены к стене, разглядывая старые фотографии. Часть их них мне знакома по детским годам, но я совершенно не помню, кто на них изображен, а, может, и не знал никогда.
-Сейчас мы будем пить чай, и я угощу тебя клубничным вареньем. Ты так любил его, когда был маленьким. И не возражай, пожалуйста. Где это видано, чтобы  человека с дороги не накормить завтраком и не напоить чаем?
Ольга Александровна, похоже, разобралась с неотложными домашними делами, а посему я остался полностью беззащитным перед ней.
-Я и не возражаю,- смиренно говорю в ответ.
-Вот и хорошо. А попутно ты мне расскажешь, как ты жил все эти годы. Четырнадцать лет. Пойдем на кухню, поможешь,  у меня все готово.
…-Да рассказывать особо и нечего. Сначала был пансионат в Швейцарии, а затем Англия. Частная школа, затем колледж, университет. Изучал право, иностранные языки. Последнее время, все больше история и древние языки. Полгода назад отец устроил меня в частный университет недалеко от Калькутты.  Там был общепризнанный  центр по изучению санскрита и древнеиндийских текстов на нем. Что еще рассказать? Не женат, но, признаюсь честно, подружки были. Вот, вроде бы и все. Остальное так, детали.
-Ты хорошо говоришь по-русски, без акцента и речь правильная.
-А я в Англии учился в русской частной школе,  и позднее,  русских людей рядом много было: и преподавателей, и учеников.  Да, и дядя Ваня надолго от меня не пропадал. Он, кстати, и привез меня в Россию, после всего того, что случилось с отцом.
Я почему- то, так и не смог назвать исчезновение отца гибелью, смертью, язык не поворачивается.
-А, кстати, как вчера все закончилось?
-Как закончилось?  Не знаю. Наверное, пришел участковый милиционер и все разошлись по домам. А, если честно, то мы с генералом ушли вскоре после вас, так что финальных сцен я не видела, но могу догадываться.
-Как, вы знаете и генерала?
-Я очень долго живу на свете, Саша, а потому многих людей знаю.
-А я вот ничего и никого не знаю. Я даже о своей семье ничего толком рассказать не могу.
Я встал из-за стола и подошел к стене с фотографиями.
-Это вот я. Это, похоже, отец. А рядом с ним кто? А эти две девушки?
Ольга Александровна встала, подошла к старинному комоду и достала из него несколько альбомов. Затем сняла со стены несколько фотографий.
-Да, время все расставляет по местам. И нет, ничего тайного, чтобы не стало явным. Похоже, для тебя это время пришло. 
-Садись сюда и  смотри. Это твой отец. А это его брат, твой дядя – Александр Сергеевич Грачев. А эти две девушки-близняшки, соответственно твоя бабушка, родная, мать твоего отца и двоюродная.
-А вы тогда кто?
-Я тоже двоюродная. Эти девушки – мои младшие сестры. Однако, давай я расскажу все по порядку.
Она садится напротив меня и берет в руки толстый семейный альбом.
-Фамилия моя, действительно, Серебрякова и родом я из Ленинграда. Жили мы на Васильевском острове, в большой коммунальной квартире.  Маму свою я хорошо помню. Она работала медсестрой в какой-то больнице. А вот папу не очень. Он был военным доктором и в доме появлялся редко. Огромный, пахнущий пылью и кожаными ремнями, которые перепоясывали его гимнастерку, таким  и запомнился он мне. В сороковом году у меня появились две сестренки, две близняшки – Вера и Надя. Вот они на этом снимке. Вот так  мы и  жили. Как все. А потом началась война и весь этот ужас сорок первого года. Когда началась эвакуация, детей отправляли в первую очередь. Наша семья по разнарядке должна была ехать на Урал, вместе с папиной сестрой и её дочерью Катей. Но немцы тогда  почти уже замкнули блокаду. Паника была жуткая. Станции забиты составами с людьми, техникой, оборудованием. Что и когда отправлять решали, чуть ли не в Москве, да и паровозов уже не хватало на всех. А потом начались еще и бомбежки.  Маму убило, почти сразу же. Последнее, что она успела – это закрыть нас своим телом.
Так я осталась одна, с двумя годовалыми сестрами на руках. Одиннадцати лет отроду. Ни о каком Урале речи уже не могло быть. Нас просто отправили ближайшим поездом  туда, где не бомбили, и где был детский дом. Здесь в Кинешме я и росла. А когда окончила школу и поступила на работу, забрала девчонок. И больше мы уже не разлучались.
Девчонки выросли на загляденье – веселые, красивые, спортивные. В таких нельзя было не влюбиться. Вот и влюбились в них два друга – Игорь Ковалев и Сережа Грачев. А когда закончили учебу, увезли их с собой. Им и служить довелось вместе. А через год у них по сыну родилось, день в день. Как в сказке все, правда? А потом и случилось это…
Ольга Александровна  замолчала. Налила себе чаю,  отпила.
-Я тогда у них гостила, малышей посмотреть приехала, помочь, чем придется. А тут у меня как раз день рождения был, чтоб ему…  Вот и поехали они все в город, поселок-то у них секретный, в самом лесу был, а до города километров тридцать. Что ж думаю, пусть съездят, развеются, по магазинам походят. Командир им свою машину дал. Вот и врезался в них лесовоз на обратном пути. Как все это я пережила, помню плохо. Чернота, какая -то постоянно в глазах была. Малышам спасибо. Без них точно бы не выжила. Забрала я их, словом, домой. А тут, меня на работу в Заволжск перевели и дом, вот этот построить помогли. Так и жили. И росли они как мои дети. Похожи были, на удивление. Только вот глаза разные: у Лешеньки - голубые, а у Саши – зеленые.
Она снова замолчала, допила чай.
-Так и росли. И учились, и в медицинский институт они вместе поступили. Я уже и планы строить начала. Как окончат  они учебу в институте, как  женятся, внуков народят. Как долго и счастливо будем жить мы все вместе. Но, не судьба видно. Почему? Не знаю. Толи  проклятие, какое на доме нашем, толи, Господь людей своих так  испытывает?
-Проклятие? Но почему? Да и что такого вы могли сделать, чтобы проклятие на вас накладывать?
-Думала я об этом. Род наш старинный, знахарский. И женщин  наших  зачастую вроде как за ведьм считали.
-Бабушка Оля! В двадцать первом веке живем, а ты – «ведьмы»!
-Все правильно. Только есть у всех женщин из нашего рода одно свойство. Было и есть.
Я уже знал ответ, а потому совершенно спокойно сидел и слушал свою бабушку, хоть она и призналась мне, что является всего лишь двоюродной. Но у меня другой не было. И она меня воспитала. А Ольга Александровна зачем-то  повертела свою чашку в руках, вернула её на блюдце и продолжила:
-Лечить людей мы можем, наложением рук. Боль снимать, раны рубцевать. Ты не улыбайся. О родственнице нашей, о Кате Серебряковой вот хоть у Ивана спроси. Отец его с ней на войне встречался, дак,  такое рассказывал?
-Выходит и ты ведьма? И ты лечить руками умеешь?
-Ну, кое-что и я умею. Кровь остановить, боль снять.
Только вот для людей все это было. Корысти нашей здесь нет никакой. Стало быть,  и проклинать нас  не за что? Но,  только не зря говорят о путях Господних. Вот, сам посуди.  Дядю твоего война проглотила,  афганская.  Отец твой без вести пропавшим считается.  Да и жизнь у него, не смотря на всё богатство, ой какая не сладкая. Он мне о многом рассказал, когда был здесь в последний раз.
-Отец был здесь? Когда?
- Накануне 8-го Марта. Якобы, заехал  меня поздравить и повидаться, перед тем, как уехать на эти переговоры в Америку. Пробыл, правда, недолго, всего несколько часов. Но мне кажется, что-то сильно угнетало его тогда, и ему просто надо было  выговориться с близким человеком. Похоже, что однажды он принял неверное решение, которое трагически повлияло на всю его дальнейшую жизнь. Переломало  в нём всё, во что он верил. И сейчас, ему было нелегко всё исправлять. Он даже попросил у меня благословения. Так и сказал, что едет платить по долгам, которые наделал за последние двадцать лет. И добавил: или грудь в крестах, или голова в кустах. Я, даже, испугалась тогда, просила объяснить, что значит «голова в кустах». Но он только засмеялся и сказал, что это всего лишь поговорка и не  более. Успокоил. Мы сфотографировались вместе. Он даже камеру привез с собой специальную, сказал, что снимки пошлет мне на электронную почту. Вот они, смотри.
Ольга Александровна, подошла к столику у окна, с аккуратной стопкой книг и стареньким ноутбуком, раскрыла его, пощелкала клавиатурой. Я увидел на экране гостиную, где мы сидели сейчас, и двух людей, тесно прижавшихся друг к другу, словно мир окружающий их стал вдруг враждебен. И они  теперь друг для друга, последнее, что осталось у каждого   в этом мире.
-Можно, я сделаю копию.
-Конечно.
За окном послышался шум мотора. Что это? Запланированные  Гримо  «непонятки»? Или нечто другое?  В это время загорелся экран моего сотового телефона