Ответ Гоголя Белинскому

   

       В советское время (не знаю, как сейчас) в гуманитарных вузах для обязательного изучения включали в программу «Письмо Белинского Гоголю». Преподаватели нам объясняли, что великий критик, осуждая   произведение великого писателя под названием «Избранные места из переписки с друзьями» как реакционное, метил на самом деле в царское правительство России, в его антинародную сущность...

       Мы это объяснение принимали и вопросов не возникало. Первым заронил семя сомнения Виктор Астафьев, когда в перестроечной полемике спросил оппонента: а вы читали, что ответил Гоголь Белинскому? И правда: неужели Николай Васильевич промолчал?..

       Действительно, Гоголь отправил в Зальцбург тяжело больному Белинскому краткое примирительное послание с пожеланием скорейшего выздоровления. Развернутый ответ он подготовил, но публиковать не стал, потом даже порвал рукопись, но не сжег, как у него было принято. Впервые в сокращенном виде она появилась в собрании сочинений, изданном «Художественной литературой» в 1979 году...

       Хочу подчеркнуть принципиальное различие этих двух одаренных людей. Для Н.В. литература была смыслом жизни до фанатизма, для Виссариона Григорьевича – средством существования. Нельзя представить Гоголя, часами сидящего за картами, за шампанским, в компании доступных женщин, а Белинского – очень даже можно...

       Критик в письме обвиняет писателя в заигрывании с властями ради корыстных интересов. Гоголь отвечает, что его и раньше мало занимали соблазны мира, а теперь, в преддверии смерти, и подавно. «У меня нет собственного угла, и я стараюсь только о том, как бы еще облегчить мой походный чемодан, чтобы легче было расставаться с жизнью...»

       «Вы говорите, что я воздал похвалу правительству. Я лишь заметил, что правительство состоит из таких же людей, как и мы... Если оно огромная шайка воров, то не оттого ли, что все мы кто в лес, кто по дрова? Один смотрит в Англию, другой в Пруссию, третий во Францию...»

       «Вы говорите, что спасение России в европейской цивилизации. Вы хотя бы определили сначала, что нужно разуметь под именем европейской цивилизации, которое бессмысленно повторяют все. Тут и фаланстер, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и каждый носит в себе такие разрушающие начала, что мыслящий человек в Европе трепещет и спрашивает невольно, где наша цивилизация?..»

       «Отчего вам показалось, что я спел песнь нашему гнусному, как вы выражаетесь, духовенству? И отчего у вас такой дух ненависти? Неужели вас разозлило слово мое о том, что проповедник восточной церкви должен жизнью и делами проповедовать?.. Я очень много знал дурных попов, но встречал и таких, святости жизни которых дивился...»

        «Вы утверждаете, что пастыри неправильно истолковывают Христа. Кто же, по-вашему, лучше теперь может истолковать Христа? Неужели нынешние коммунисты и социалисты? Опомнитесь! Вольтера называете оказавшим услугу христианству. Вольтером не могут восхищаться зрелые умы, им восхищается недоучившаяся молодежь...»

       Следует уточнить, что под коммунистами и социалистами в XIX веке подразумевались либералы, а под вольтерьянцами – атеисты. И это лишний раз свидетельствует о том, что все они одним миром мазаны. Из века в век предлагаем мы друг другу одни и те же вопросы, меняется терминология, меняются названия, а смысловой воз и ныне там...

       «Виссарион Григорьевич, нельзя судить о русском народе тому, кто век прожил в Петербурге в занятиях легкими журнальными статейками...  Следует каждому из нас хорошенько подумать, прежде чем с пылкостью юноши толковать об освобождении, чтобы оно не было хуже рабства...»

       «Одни думают, что реформами можно поправить мир; другие думают, что – посредством какой-то особенной литературы... К благосостоянию общества не приведут ни беспорядки, ни пылкие головы. Брожение внутри не исправить никакими конституциями. Общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою. Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, а гражданин высокого небесного гражданства...»

       Написан ответ осенью 1847 года. Белинскому оставалось жить около десяти месяцев, Гоголю – менее пяти лет. Они не лукавили и верили в то, что говорят. Спор этот извечен, но, возможно, кто-то из них все-таки прав.

12.11.2016