Райская тварь. Глава 3. Имя мне Лем

                Глава 3. Имя мне Лем.
 Плыл я недолго, мой водоём был не столь большим. Доплыв до нужной точки, я начал вращаться, ввинчиваясь в воду, затем резко повернул в сторону поверхности. Подняв в воздух мириады капель воды, я подлетел над водой. Ускорив восприятие, любуюсь блеском капель в лучах солнца. Ни дать ни взять драгоценные камни. Гравитация потянула меня вниз, но уже не в воду, приземлился я на тот самый ствол берёзы, на котором оставил тогда Оле её куклу. У меня тут мало развлечений, в моём болоте. В основном это прыжки из воды. За последние годы я не спал, просто не смог опять уснуть, и не знал, как я вообще заснул прошлый раз, если не устал. А устать мне очень сложно, всё-таки я механизм.
 Раскрыв слушни, внемлю звукам окружающего пространства. Повертев головой, услышал именно тот звук, которого ждал – Оля идёт сюда. Она ещё далеко. Сложив слушни, ложусь на живот. Подожду её здесь.
 К слову я почти понял её язык. Несмотря на то, что Метатрон сказал, что я не отключён от Великой Книги, я так и не смог установить с ней соединение, потому мне пришлось учить язык самостоятельно. Он оказался не таким уж сложным. Думаю это сильно искажённая форма нашего языка. Возможно люди в этой местности потомки тех людей, которым мы первыми принесли знания. Однако они жили далеко отсюда, там, где с Седой горы стекали на четыре стороны света Великие реки. Там наши старшие учили первых людей на вершине горы в храме знаний. К слову, люди тогда делали успехи, наши каменные певцы научили их делать голосом камень жидким на некоторое время и перемещать камнерезные мратны. Каменные певцы людей отправились во все стороны строить хорсаны для связи с Кузней и другими нашими мирами…
 Слишком много воды утекло с тех пор. Так говорят люди. Раньше они, как и мы, говорили про повороты Великого Колеса. Теперь цивилизация людей была в упадке. Големов, скорее всего, почти не осталось. Нет больше Кузни, нет химер и творцов, нет каменных певцов и смотрящих вперёд, нет видящих…
 Нас всех больше нет…
 О, Всеотец, как бы я хотел сейчас заплакать… если б только умел…
 Оля уже пришла. Подойдя ближе, она остановилась на берегу и, увидев меня, улыбнулась, затем забралась на бревно. Сев передо мною, девушка вопросительно посмотрела на меня.
 - А ты чего такой грустный?
 Как, спрашивается, она это поняла?
 - Как ты поняла, что мне грустно? – спросил я.
 - У тебя глаза перестают светиться, – ответила Оля.
 Глаза – зеркало души. Хотя у меня сейчас нет глаз, то, через что я воспринимаю световые волны, называется вижами. Две пары светящихся виж.
 - Я вспомнил дом.
 - А где ты живёшь?
 Я  положил голову девушке на колени, и теперь лёжа смотрел на воду. Теперь я живу в болоте, Оля. Ныне я потерянная вещь, сломанное оружие.
 - У меня больше нет дома. Когда я стал таким… как сейчас, я думал, что воину не нужен дом. Я верил в это. Но когда моего дома не стало, я осознал, как он был дорог мне.
 Оля провела рукой по моей чешуе.
 - Какой он был? Твой дом.
 Зелёный мир, без войн и разногласий. Мир, который мы когда-то хотели создать для людей на земле. Белые прямоугольники жилищных центров. Белые дороги. Великое Колесо Кузни, вращающееся вокруг планеты. Потерянный дом.
 - Он был красивым… - коротко ответил я.
 Девушка задумалась.
 - Он далеко?
 - Да, очень.
 Очень. Боюсь представить, как сейчас выглядит мой мир. Но я запомнил Кузню такой, какой она была во времена моей юности. Может это и к лучшему…
 - Ты никогда не говорил, как тебя зовут…
 Вот она опять…
 Как объяснить человеку как зовут голема, на языке, который не переводится на её язык? Я вот не знаю. В человеческом языке нет таких слов и понятий.
 - Имена бывают красивыми, но они почти всегда бесполезны.
 - Но ведь тебя как-то же зовут. У всех должно быть имя.
 Для чего? Ангелы вон вообще почти все не имеют имён и рады этому, ибо имя тянет за собой груз судьбы и тяжесть предназначения.
 - Ладно, родители назвали меня Растанаи Кариои Мавфаи Лем.
 Оля поморщилась.
 - Ну и имя…
 Я расстроено щёлкнул хвостом по коре бревна. Эдармы тихо затрещали.
 - Имя как имя.
 - А покороче как?
 А я знаю? И что за привычка у людей сокращать имена?
 - Зови меня Лем, если тебе так удобно.
 - Красивое имя, - отозвалась Оля. – Ну, моё имя ты знаешь…
 - Оллля.
 Девушка покачала головой.
 - Не тяни так букву «Л». Оля, а не Оллля.
 - Хорошо, - согласился я. – Оля.
 - Да, так.
 Мой вариант красивей звучит, упрямо подумал я.
Впервые за эти годы мы так разговорились, наверное, потому, что я почти полностью овладел её языком.
 - Ты скучаешь по своему дому?
 - Да. Когда я избрал путь воина, я считал, что тяга к дому делает меня слабей. Я считал, что разучился тосковать по дому, но я был неправ. Однако это теперь не имеет никакого значения, моя тоска по дому не имеет смысла.
 - Почему?
 - Того моего мира, к которому я привык больше нет. И нас больше нет. И я больше никому не нужен.
Оля хлопнула по моей спине ладошкой.
 - Ты мне нужен!
 - Нет. – Возразил я. – Это ты нужна мне. Я же говорил, что набираюсь сил от твоего Света.
 - Как ты это делаешь?
 - Делаю что?
 - Набираешься сил?
 Мне бы самому это знать, как я заряжаюсь от света её души.
 - Я частично ангел.
 - Если бы не знала тебя, не поверила бы никогда, что такое бывает…
 Бывает. К слову о вере, она у людей сильно изменилась. Судя по тому, что рассказала мне Оля, они всё ещё верят во Всеотца, но каждый народ делает это по-своему. Родители мои рассказывали мне когда-то давно, что Всеотец создал нас, создал ангелов, дал нам возможность чувствовать Его, мы любили его, но это была не та любовь, которой он желал. И тогда он создал людей. Люди не имели возможности чувствовать Его дыхание в себе, посему они могли любить Всеотца, только если искренне верили, что он существует. Нам же не нужно верить в Него, ибо мы знаем, что Он существует.
 В стране, в которой находилось моё болото, и деревня, в которой жила Оля, решили отказаться от веры, но люди тайком продолжали верить и молиться. Я не осуждаю людей, это их путь. В самой деревне была церквушка, но её теперь используют как склад. Впрочем, чему я удивляюсь, люди вообще нелогичные и странные существа.
 - А крылья у тебя есть?
 Я удивлённо приподнял голову с колен девушки.
 - Крылья?
 - Да, матушка говорила, что у ангелов есть крылья.
 А, вот оно что…
 - У ангелов есть крылья. Но лишь когда они в своём физическом теле, сами ангелы состоят из энергии и не имеют ни крыльев, ни чего-то ещё физического.        А ещё бываю ангелы в теле людей, они так же бескрылые.
 - А ты?
 - А я райская тварь. И да, у меня есть крылья, но я не умею летать.
 - Тогда для чего они тебе?
 - С ними мягче падать. И ими мы прикрываем слабых и незащищённых.
 Оля хихикнула.
 - Покажи!
 - Крылья?
 - Да! Покажи их!
 Ох, какое же ты всё ещё дитё, Оля…
 Неохотно поднявшись, я выпускаю и разворачиваю свои крылья. Оля удивлена, но судя по выражению её лица, она ожидала увидеть не такие крылья. Возможно, думала, что у меня покрытые перьями крылья, как у птицы, но увидела лишь два больших перепончатых крыла.
 - А я знаю, какой ты ангел… - сказала тихо девушка. – Когда я ещё маленькая была, матушка рассказывала мне, что когда ангелы разозлили Боженьку, он сбросил их с неба, и они попадали кто куда. Те, что падали в леса, стали лешими, те, что упали в болота стали водяными и кикиморами. Ты падший?
 - Это лишь частично правда. Я не был сброшен, я упал, сражаясь с таким ангелом. А потом спал. Очень долго спал.
 - Что ты теперь будешь делать?
 - Ждать. Скоро я должен понадобиться Свету.
 - Вы все такие? – спросила вдруг Ольга.
 Я сложил крылья.
 О чём это она?
 - Какие?
 - С крыльями и хвостом. И в чешуе…
 Я же вроде объяснял как-то… недообъяснил выходит.
 - Нет. Мы внешне были такие как вы… я таким был… - умолкнув на секунду, вспомнил мой сон, где я был живым. – Когда-то очень давно мы стали делать нашим воинам защитную одежду из одного очень редкого материала, но потом оказалось, что можно поселить душу воина в тело-броню из этого вещества. Только мои сородичи могут контролировать такое тело, особенность в строении нашей нервной системы позволяет это делать. И я так же, всего лишь душа, внутри искусственного тела.
 - Это было больно? Стать таким…
 Словами не описать эту боль. Боль, способную свести с ума, не будь я механизмом ещё при жизни.
 - Нет, - соврал я, - ничуть.
 Девушка с сомнением посмотрела на меня, но ничего не сказала.
 Странная у нас дружба… - подумалось мне.
 - Что в твоей деревне говорят про меня? – тихо спросил я.
 Лёг на бревно и, положив голову на белую кору, смотрю на Олю.
 - Сейчас почти ничего. – Медленно ответила она, внимательно глядя на меня своими василькового цвета глазами. – Матушка никому не говорит, что я сюда хожу, хотя, наверное, до сих пор боится за меня. Поп говорит, что если тут и живёт кто, то это может быть только нечистая сила. Остальные уже почти перестали про тебя говорить.
 - И всё равно, до сих пор обходят болото стороной.
 - Они тебя боятся.
 - Я не причиню им вреда.
 - Они-то об этом не знают! Почему ты не выйдешь к ним?
 Плохая это затея…
 - Ничего хорошего из этого не выйдет.
 Некоторое время мы, молча, смотрели друг на друга. Оля чем-то напоминала мне Тиаяру, такая же чистая душа, та же доброта, такое же желание обо всех заботиться. Если зло, про которое говорил Метатрон, угрожает и Ольге, я должен её защитить, ибо второй такой потери не желаю пережить.
 - Ты когда-нибудь… - сказала девушка и замолкла.
 Я приподнял голову, ожидая окончания вопроса.
 - Ты когда-нибудь… - вновь повторилась Оля, - когда-нибудь… любил?..
 Хотелось вздохнуть, всё ещё остался рефлекс, но… у меня уже давно нет лёгких.
 - Да.
 Эдармы снова затрещали, волной от затылка к кончику хвоста. Оля замолчала и отвернулась в сторону.
 - Оля. – Позвал я.
 Девушка не отозвалась.
 - Оля, почему ты спросила это?
 - А сейчас? Ты всё ещё любишь… ту?..
 О, Всеотец, какой же я глупец! Похоже, я стал действительно бездумной машиной, раз не понял сразу, почему она это спрашивает…
 - Той больше нет…
 Оля повернулась.
 - А сейчас?
 Оленька, какая же ты глупая! Какая любовь… ко мне? Я же оружие, и не более того. Не надо её обнадёживать, лучше сказать сразу. Это будет больно. Обоим. Но это необходимо сделать. Конечно, до сего момента у меня не возникало мыслей подобного рода, но теперь я понял, что Оля нужна мне больше, чем я думал. Но это неправильно.
 - Нет, - ответил я. – У меня больше нет сердца, я больше не умею любить.
 Сказав это, тут же прыгаю в воду и плыву к своему островку. Я не хочу видеть её слёз.

 Добравшись до островка, я выбежал на берег и принялся ломать ветки у деревьев, выдирать с корнями кусты и швырять их в воду. Затем упал на землю и, яростно колотя хвостом по земле, заорал во всю силу. Думаю, мой крик был слышен по всей округе, в том числе и в деревне. Для меня это уже не имело значения. Так больно моей душе не было, даже когда я узнал о гибели моего мира, родителей и Тиаяры. Хвост, словно хлыст, бил по земле, лезвием срезая траву и кусты. Эдармы трещали не переставая, от этого треска поле первоматерии напряглось так, что трава подо мной обуглилась и превратилась в пепел. Я закричал ещё раз и, подскочив на ноги, разбежался и прыгнул в воду. Приняв в себя моё тело, вода вокруг меня закипела, в воздух поднялось облако пара. Остыв, я вновь выбрался на берег. Когда я сделал всего два шага, свет вдруг померк. Последнее, что я почувствовал – это ощущение, что моё тело падает на землю, а затем непереносимый звон. А затем сознание враз погасло.