След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 27 Кавказский рубеж

Глава 27.  Кавказский рубеж
(сокращенная версия романа)

1
       Егору Никишину в хуторе Кривая Музга можно сказать повезло. Если бы не проходящая мимо колонна эвакуируемого госпиталя, возможно, не пришлось бы ему спустя полтора месяца, первый раз встать с постели. Захватив его и ещё несколько тяжелораненых с собой, дальше он был погружен в госпитальный поезд и отправлен в Узбекистан, под Ташкент.
       Середина ноября в Узбекистане была скорее началом осени, чем её окончанием. Было тепло и солнечно. Очень хотелось выйти на улицу и прогуляться на свежем воздухе. Однако старшему сержанту Никишину ходить пока не рекомендовалось. Он пытался делать самостоятельные шаги, но ноги были ватными и не слушались, поэтому врач велел ему втягиваться в ходьбу постепенно, тренируя ноги по насколько минут в день. Раненое лёгкое не позволяло дышать в полной мере, и его он тренировал, надувая воздушные шарики. Ему оставалось, обложившись подушками, сидеть у окна и смотреть, как гуляют и отдыхают в госпитальном дворике другие выздоравливающие, надеясь скоро к ним присоединиться.
       Последние три дня его внимание привлекала группа бойцов, которая занималась странной, но увлекательной игрой. Они поочерёдно, метров с семи-восьми, метали нож в телеграфный столб, на котором мелом была нарисована мишень с делениями. Попадание в определенное место мишени давало какое-то количество очков, и уже по их сумме определялся победитель игры. Игравших было четверо, но за их соперничеством следили все выздоравливающие, сопровождая броски участников либо возгласами восхищения, либо насмешками. Больше симпатий и одобрений получал высокий русоволосый офицер. Он чаще других поражал центр мишени и выигрывал у партнеров. Егор тоже болел за этого ловкого парня. Наблюдая за его действиями, он пытался понять, в чём загадка успеха: как тот держит нож, какой замах и выброс руки. Он даже попытался изобразить эти движения офицера, имитируя бросок. Вскинув и выбросив вперед руку, как будто кидая нож, он испытал резкую пронзительную боль в груди и позвоночнике, потеряв на время сознание. Пока он был не готов к подобным экспериментам. Он стал сравнивать метение ножа с игрой в городки, которой раньше увлекался. Там тоже нужны были меткость глаза, твердость руки и выработанная техника броска. Когда-то он натренировал бросок биты так, что ему удавалось разбивать все фигуры, выбивая их из «города». Значит, офицер тоже натренирован лучше других. Видно, что этим он занимается давно и постоянно.
       Тренировки собственного тела, дыхательная гимнастика и физкультура помогли Егору быстрее встать на ноги. Сил, конечно, ему недоставало, но выздоровление пошло лучше. Он уже и сам был среди болельщиков метателей ножа в госпитальном дворике и больше узнал об удачливом офицере. Это был лейтенант Виктор Аверин, командир взвода полковой разведки. Теперь стало понятно, откуда у него такой навык в метании ножа.
       Когда Егор почувствовал в руках силу, он попросил у лейтенанта разрешения самому метнуть нож в цель. Аверин не возражал и даже сам проявил интерес к новому потенциальному сопернику.
       Нож показался Егору удивительно тяжелым. Понял, что у него ещё недостаточно сил для успешного броска, но отступать было неловко и хотелось все же испытать себя. Конечно, бросок получился неудачным. Нож едва долетел до столба и, ударившись об него, отлетел в сторону. Вокруг захихикали, но лейтенант оборвал смешки.
       - Неплохо, для первого раза. Глаз у тебя меткий, даже в столб попал. Недельку-другую потренируешься и будешь с нами на равных.
       Похвала лейтенанта ободрила Егора. Конечно, ему хотелось стать вровень с таким матерым ассом в метании ножа, как лейтенант. «Плюс ко всему, - рассуждал он, - метание ножа в боевых условиях тоже может пригодиться. Мало ли в какую ситуацию попадёшь».
       Вскоре Аверина и его партнеров по игре выписали из госпиталя и направили в батальон выздоравливающих. Егору не с кем стало соревноваться, но от тренировок не отказался. Жалел только, что поздно познакомился с лейтенантом и его товарищами.
       В начале января 1943 года Егора тоже выписали из госпиталя. Он очень просился, чтобы его отправили обратно в Сталинград, в свой полк, но, несмотря на это, получил назначение во вновь формируемую часть, которая базировалась под Ташкентом. Обидно, конечно, но в армии приказы не обсуждаются, а выполняются. Командование  решает, где ты будешь нужнее и полезнее.
       Прибыв в новую часть, снова встретился с лейтенантом и его друзьями. Особенно обрадовался лейтенанту, который позволил ему тренироваться с ними и стал помогать  осваивать приёмы метания ножа. И вскоре Егор действительно стал метать нож наравне с группой. А в один из последних дней сравнялся по очкам с самим Авериным и удостоился аплодисментов.
       Выздоровевшие после ранений, томились ожиданием отправки на фронт и ловили различные слухи о том, где им предстоит воевать дальше. Многие верили и были рады, что их новую часть направят в Сталинград, добивать окруженную там группировку Германских войск. Наконец, дождавшись погрузки в эшелон, были уверены, что едут именно туда. Но к исходу третьих суток их эшелон прибыл в Красноводск, город на берегу Каспийского моря. Стало понятно, что отсюда морем их перебросят на Северный Кавказ.
       Следует отметить, что каспийские коммуникации длительное время оставались почти единственными путями подвоза личного состава и материальных средств из восточных и центральных районов страны в Закавказье. По ним доставлялись необходимые силы и средства для проведения операций по освобождению Северного Кавказа.

2
       Слякотным январским утром 1943 года немецкие войска 17 армии возобновили наступление в Карачаево-Черкесии в районе реки Теберды, рассчитывая на прорыв вглубь Закавказья к Бакинским нефтепромыслам. Им удалось взломать оборону Советских войск в этом районе, и надеяться на конечный успех, если бы не подоспевшее подкрепление нашим войскам со стороны Каспия. Прибывший, вновь сформированный под Ташкентом, стрелковый полк, полностью укомплектованный бывшими фронтовиками и хорошо обученный, сходу вступил в бой с фашистами и фланговым ударом остановил их прорыв. Отбросив их на исходные позиции и заняв оборону на левом берегу речки, полк стал готовиться к отражению новых атак противника. Но новых атак не последовало, что было не свойственно тактическим схемам немецкого командования.
       Наше командование было озадачено, не понимая причин задержки. Вероятно, враг готовил какую-то тактическую каверзу. Было принято решение выслать разведгруппы с тем, чтобы узнать возможные задумки и упредить их выполнение.
       Одну из таких групп возглавил опытный разведчик лейтенант Аверин. Старший сержант Никишин очень удивился, когда узнал, что новый знакомый включил его в свою команду для вылазки в тыл противника. Группа состояла из четверых бойцов. Кроме самого лейтенанта в неё вошли: радист Василий Попов, старший сержант Квернадзе, знаток местных обычаев и многих Кавказских языков, а так же Егор, который владел приёмами рукопашного боя и метания ножа. Ему было важно, что лейтенант доверял ему в таком сложном и важном деле. Задание группы было собрать максимум информации о дислокации противника.
       Их группа вышла в разведку с наступлением темноты по заранее спланированному маршруту. Ведомые знатоком гор Ираклием Квернадзе они вполне благополучно преодолели оборонительные рубежи противника и на рассвете укрылись в промозглом,  продуваемом ущелье с множеством пещер и ответвлений, поросших чахлым кустарником. Тут они на время разделились. Лейтенант Аверин и старший сержант Квернадзе отправились к населенному пункту, где по их предположениям должен был находиться немецкий штаб, а Егору было поручено разведать размещение огневых точек, минометов и дальнобойных орудий, наличие танков, места их скопления и если удастся, то выяснить, где находится склад боеприпасов. Радисту Попову, хорошо знавшему немецкий язык, было поручено подключиться к линии связи и прослушивать разговоры командования. На сбор разведданных отводилось два дня и три ночи. К концу третьей ночи группа должна была вернуться в расположение полка и представить собранные материалы.
       Лейтенант Аверин и Ираклий Квернадзе вернулись в место сбора к концу второй ночи. Они успели побывать в четырёх ближайших населенных пунктах, но ни в одном из них штаба более-менее крупного соединения не обнаружили. Захваченный ими «язык» оказался денщиком командира минометной роты и толком ничего не знал, оказавшись бесполезным. Егору за день поисков повезло немногим больше. Он разыскал позиции крупных шестиствольных минометов, высмотрел разрывы в линии обороны, установил места скопления бронетранспортеров и автомобилей, но не танков, и нашел ущелье охраняемое часовыми, что могло быть местом склада боеприпасов. Всё это изобразил схематично, за что получил похвалу лейтенанта.
       Стали решать, что делать со складом. Хорошо бы его взорвать. Но чем? Уходя в разведку, взрывчатку с собой не брали. У каждого было только личное оружие и по паре гранат для боя, но как взрывчатка они не годились. Тем не менее, лейтенант принял решение: «Взрывать». Все вопросительно посмотрели на лейтенанта.
       - Я примерно знаю, где мы можем раздобыть взрывчатку, - сказал Аверин, взглянув на карту, на которой делал отметки. – Квернадзе идет со мной. Остальные продолжают наблюдение и прослушивание.
       Этот склад боеприпасов выбил разведчиков из намеченного графика возвращения в полк. Лейтенант и его проводник вернулись с динамитом только к вечеру и приступили к разработке плана взрыва этого склада. Снять часовых поручалось Никишину и Квернадзе, не зря же Аверин обучал их обращению с ножом. Сам взрыв склада взял на себя.
       Всего предусмотреть при проведении операции из-за цейтнота времени было невозможно, поэтому она прошла не совсем удачно. Собственно взрыв был произведен успешно, но при этом сам лейтенант получил ранение, повредив ногу. С поврежденной ногой на своевременное возвращение надежд было мало.
Предрассветный сумрак последней ночи застал группу у одинокой усадьбы стоящей примерно на полпути в часть. Лейтенант приказал Егору разведать усадьбу на возможность отсидеться в ней до следующей ночи. Никишин перемахнул через забор и оказался во дворе, готовый в любой момент вступить в бой. Но было тихо.
       Дом был кирпичным и двухэтажным, с полуподвалом. К нему примыкали и тянулись вдоль забора несколько хозяйственных построек. Последняя из них была высокой конюшней. В одном из низких оконцев полуподвала светила тусклым желтым светом одинокая лампа. Егор осторожно приблизился к нему и заглянул внутрь. Он увидел там женщину, сидящую на низкой табуретке и чистящую картошку. Он прокрался к двери и кончиком финки, просунутой в щель, приподнял крючок запора двери. Осторожно зашел в комнату. Женщина, увидев его, замерла в испуге.
       - Не бойтесь, я свой, - вполголоса сказал Егор.
       От женщины он узнал, что эта усадьба когда-то принадлежала богатой семье. После гражданской войны была передана местной власти, которая устроила в ней детский туберкулёзный санаторий. К удивлению Никишина, санаторий оказался действующим. В нем все ещё размещалось около тридцати детей, не считая врачей и обслуживающего персонала. К сожалению, их не успели эвакуировать до прихода немцев, но те их пока никак не беспокоили. Это вселяло большую надежду, что и ещё на сутки немцы тут не появятся. А укрыться вполне можно на чердаке конюшни, в которой, правда, не было ни одной лошади, но было достаточно сена.
       Забравшись туда, разведгруппа лейтенанта Аверина на всякий случай проделала ход, через который можно было выскочить по другую сторону ограды и скрыться в кустарнике. Установили между собой дежурство. Первые два часа выпало дежурить Егору. Остальные разведчики тут же уснули.
       Поудобнее устроившись у проделанной в чердаке щели, через которую был обзор двора санатория, ограды с воротами и проходящей рядом дороги, Егор посмотрел на часы, отметив про себя, когда будить сменяющего его радиста Попова. Чтобы как-то разогнать дремоту, он стал копаться в прошлом своей жизни, вспоминая острые моменты. Детство было по-прежнему ярким на эмоции: их блуждание в метельной степи вместе с Шуркой и Толиком по дороге из Перевесенки, когда они едва не замерзли. А ведь правильно он тогда сделал, когда пинками заставил То лика идти через силу. Не сдвинул бы его с места, наверняка бы, все погибли. Потом вспомнилась встреча с волком, когда бежал на станцию в Тамалу. Это воспоминание вернуло его к мыслям о Марине, за которую он дрался на смерть с Васькой Мадяновым. Мысли снова вернули его к Марине, но он усилием воли заставил себя не думать о ней и её предательстве, а переключиться на то, как брал шпиона на учениях в Хабаровске, ведь тогда ему тоже грозила смертельная опасность, но он вышел победителем. Жаль, что его так и не наградили, как обещали, хотя благодарность командира и статья в газете его конечно порадовали.
       Очнулся от воспоминаний, когда сквозь густую белесую муть туманного утра прорезался солнечный луч и запах дыма из трубы особняка напомнил, что жизнь нового дня возобновилась. Прильнув к щели, всмотрелся в участок дороги проходящей мимо усадьбы. И как ударило током. На дороге увидел отряд военных, идущих в его сторону. Насчитал девять фигур. Сомнений в том, что это фашисты не было. Была надежда, что они пройдут по дороге дальше в сторону деревни, куда и вела дорога, но на всякий случай разбудил лейтенанта. «Кто знает, может, этот отряд послан на их поиски после взрыва склада?» -  решил Егор.
       Лейтенант тоже прильнул к щели, а фашисты буквально через минуту подошли к воротам усадьбы.
       - Буди ребят, - приказал Аверин.
       Егор тут же выполнил приказание. Тревога быстро привела их в чувство.
       - Будем уходить?
       - Будем, - ответил задумчиво командир, - но не все сразу. Сейчас уходит Попов. Ты, Вася, обязательно должен добраться до наших и передать всю информацию. Мы пока побудем здесь и если что, прикроем твой отход. Возможно, пронесет, и в бой вступать не придётся. 
       Василий Попов через проделанный в чердаке ход вылез наружу и скрылся в дебрях кустарника. Оставшиеся стали следить за развертыванием дальнейших событий в усадьбе. Фашисты стали бить прикладами в дверь ворот и на шум выбежала женщина, которую Егор встретил первой. Она отворила ворота, и фашисты по хозяйски вошли во двор.
       - Может, это она предупредила фрицев о нашем появлении? Русских здесь не особо жалуют, а она точно не русская, - предположил Аверин, не отрываясь от щели.
       - Вряд ли, командир, это она, - отвечал Никишин. – Во-первых, она говорила со мной дружелюбно, а во-вторых, никто усадьбу не покидал, чтобы предупредить немцев. Да и не знает она, что мы прячемся именно здесь.
       - А телефон? Наверняка в санатории есть телефон для связи с поселком, - не оставлял сомнений Аверин.
       - Есть, но провода я обрезал в двух местах, и чтобы их восстановить, нужно было выйти во двор, а никого не было.
       Фашисты тем временем разделились. Пятеро из них, грубо подталкивая женщину в спину, вошли в дом, а остальные распределились по парам и стали вскрывать и обследовать хозяйственные помещения. Это означало, что и в конюшню они заглянут. Пока же они обследовали постройки, которые прилегали к зданию с обеих сторон.
       Спустя пять минут из дома выскочила взлохмаченная девушка и кинулась через двор прямо к конюшне, где на чердаке и размещались разведчики. За ней вдогонку бросился высокий белобрысый немец в распахнутой шинели. Быстро вбежав в конюшню, девушка сноровисто закрыла дверь на засов, а потом бросилась к лестнице, ведущей на чердак.
       - Охренела девка! Она же нас сейчас спалит, - прошипел взволнованный Квернадзе.
       Точно так же подумали и лейтенант с Никишиным. А что теперь нужно было делать? Цыкнуть на неё, чтобы не лезла сюда, спасая свою девичью честь или жизнь?
       В это время в дверь конюшни заколотили чем-то тяжелым, а голоса за нею явно не обещали ничего хорошего. Им быстро удалось сломать запор, так как на помощь белобрысому пришёл ещё один фашист, внушительных размеров. Девушка как раз появилась в проёме лаза на чердак. Её тут же подхватил Егор, зажав туго рот, чтобы не орала. Когда же в проеме появилась белобрысая голова настойчивого «дон Жуана», то его подхватил не мене горячий Квернадзе. Только зажав ему рот, он ещё перерезал немцу горло.
       Здоровяк, что остался внизу, не торопился следовать за напарником. Он, наверняка, полагал, что его товарищ сейчас развлекается с девушкой и решил пока перекурить стоя в дверях конюшни. Девушка была сильно напугана, но увидев советских солдат, и что они сделали с её преследователем, немного успокоилась. Егор перестал сжимать ей рот и шепотом велел ей молчать.
       - Ну, что, командир, уходим? – тоже шепотом спросил Квернадзе, но Аверин, не отрываясь от щели, отрицательно помахал рукой. Он видел там что-то такое, от чего не мог оторваться. Егор тоже прильнул к отверстию, чтобы узнать, что там происходит во дворе усадьбы.
       Две женщины в белых халатах выводили на улицу не совсем одетых детей, а двое фашистов пинками торопили их выходить. Одна из женщин кинулась на фашиста, пытаясь заступиться за ребенка, которого ударил немец, но тот прикладом сбил её с ног на землю. Когда женщина, что-то выговаривая, попыталась встать, фашист нанес ей удар сапогом в живот. Один из детей, мальчик лет десяти подбежал к обидчику и плюнул в него, что привело подонка в ярость и он, вскинув автомат, навел его на ребенка, явно собираясь выстрелить.
       Раздался выстрел, но стрелял не немец. Стрелял лейтенант Аверин. Рыжий немец согнулся пополам и рухнул под ноги мальчику. Все встрепенулись от неожиданности и стали глядеть по сторонам. Еще один фашист свалился убитым после выстрела Егора. Здоровяк, охранявший вход в конюшню был сражен автоматной очередью Ираклия Квернадзе. Выбив ногой доски из стенки чердака, Егор открыл по немцам огонь из автомата. Ираклий, спустившись вниз, выскочил во двор и уложил еще одного из метавшихся по двору фашиста. 
       Выстрелы смолкли, когда все немцы валялись мертвыми. Но пересчитав убитых, спустившиеся из своего укрытия разведчики, недосчитались одного. Вероятно, ему удалось выскочить из усадьбы через окно дома. Егор выскочил за ворота на дорогу. Впереди перед собой, метрах в двухстах, он увидел девятого, бегущего вниз к поселку. Егор прицелился и выстрелил, но, к сожалению, промахнулся. Преследовать же фрица не было смысла.
       «Мазила», - обругал себя Никишин. Вернувшись во двор, он доложил лейтенанту о своей неудаче.
       - Это плохо. Нужно срочно уходить, - заключил Аверин, и обратившись к врачам санатория, скомандовал, - Женщины дорогие, срочно собирайте детишек и уводите их от сюда в безопасное место. Немцы обязательно сюда вернутся, и, уверяю вас, пощады не будет. Спасайте детей. 
       Они сами выскочили на дорогу, не дожидаясь, пока женщины уведут детей. Нужно было и самим быстрее уходить отсюда. Обогнув усадьбу, они пересекли небольшую рощу, по обе стороны которой оказались замаскированные дальнобойные орудия.
       - Запомните это место, ребята, - сказал лейтенант. – Здесь наши пути расходятся. Мы пойдем каждый по отдельности. Только так мы можем рассчитывать, что кому-то повезёт прорваться к своим. Вместе мы обречены на гибель.
       Он развернулся и поковылял к видневшимся в дали чахлым деревцам. Никишин и Квернадзе, недоумевая смотрели ему в след.
       - Может, все же вместе? – неуверенно спросил Егор.
       - Командир лучше знает, как нам добираться к своим. Я ему верю и подчиняюсь, - уверенно ответил Ираклий и быстро побежал вправо, к подножью горы.
       Егору остался только один путь, налево. Ему предстояло спуститься по склону и обогнуть поселок, где стояла немецкая часть, а потом, сделав крюк выйти к речке Теберде и перебравшись через неё, попасть в свой полк. Спустившись по склону, он лицом к лицу столкнулся с солдатом в двурогой каске. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Их разделяло метра три-четыре. Очнувшись, немец направил в его сторону автомат. Егор мгновенно метнул в него финку. Лезвие вонзилось в самую ямочку под кадыком солдата и тот, не успев выстрелить, завалился навзничь. Егор же рванул изо всех сил к видневшемуся вспаханному полю.
       Уже на пашне несколько успокоился, пытаясь отдышаться. «Это хорошо, что я сразил его ножом и не позволил выстрелить, - подумал он, - иначе на звук выстрела точно сбежались бы фрицы, а так есть шанс уйти незамеченным». Он прилег в борозду, чтобы отдышаться. Усталость брала своё. Телу нужен был отдых. Очнулся он, услышав лай собак. Встрепенулся. Вскочил и побежал дальше. Собак он опасался, от них не спрятаться. А лай постепенно приближался. Значит, его преследовали. Изо всех сил рванул к видневшейся вдалеке рощице.
       Собачий лай становился ближе и ближе, а бежать становилось тяжелее и тяжелее. Он оглянулся. Огромная овчарка была от него метрах в пятнадцати, но это расстояние сокращалось с каждой секундой. Егор вскинул автомат и дал по ней короткую очередь.  Псина взвизгнула и кувыркнулась. Но его догоняли еще две или три собаки с разинутыми в боевом оскале пастями. Они периодически лаяли, подавая сигналы своим хозяевам, что уже у цели. Егор снова нажал на спусковой крючок, но автомат кашлянул одиноким выстрелом, не причинив ищейкам вреда. Патроны кончились, но перезаряжать автомат не было времени. Хотел достать финку, но вспомнил, что она осталась в горле солдата. «Эх, зря не вытащил», - мелькнула мысль.
       Он схватил автомат за дуло двумя руками, как городошную биту, намереваясь отбиваться от овчарок. Но огромный серый пес прыгнул и, не ощутив на себе удара автоматом, сбил Егора с ног. Тут же рядом оказалась злющая морда еще одной собаки. Обе лаяли, брызгая слюной и грозясь вцепиться в свою жертву. По полю к нему приближались несколько фигур фашистов.
«Всё. Это конец», - подумал Егор, закрыв глаза.

3
       Егора не застрелили на месте, как он ожидал. Его избили, разоружили и заставили идти под дулами автоматов. Егор больше всего не хотел попасть в плен, а теперь как раз оказался плененным. «Лучше бы сразу расстреляли. Но ведь, гады, будут пытать, выбивая признание. Лейтенант предупреждал, что в плен лучше не пропадать, - переживал Егор. – А что говорить на допросе? Правду? Нет, буду держаться той версии, которую придумал командир перед выходом на задание. Если, вдруг, кто-то ещё попадётся, нужно чтобы наши сведения совпадали. Хорошо бы сейчас напасть на кого-нибудь из них, вырвать автомат и…. Убьют, так убьют. Все равно ведь убьют, но зато с собой на тот свет, хоть одного захвачу. Всё ж будет легче воевать тем, кто будет продолжать войну». Но момента, подходящего для нападения так и не представилось до самого поселка.
       Его привели к приземистому кирпичному зданию и втолкнули в тёмный вонючий подвал. Осмотрелся, когда глаза привыкли к полумраку. В углу, на куче мусора увидел неподвижно лежащего человека. Подошёл к нему ближе. Узнал в лежащем лейтенанта Аверина. Тот был сильно избит, до потери сознания. Только спустя полчаса стал подавать признаки жизни, но не сразу узнал Егора.
       - Никишин, ты? – наконец рассмотрел он Егора.
       - Зря мы рассредоточились, товарищ лейтенант. Вместе мы были бы силой,  способной дать отпор.
       - Не жалей. Нам нужно было пробраться к своим, а не давать отпор. Надеюсь, хоть Квернадзе удастся добраться до своих. Всё-таки почти местный, знает тропки и лазейки.
       Вскоре дверь подвала снова распахнулась, впуская свежий воздух, дневной свет и нового пленного. Его втащили и бросили, как мешок картошки. Им оказался Ираклий.
       Лейтенант протяжно, с сожалением вздохнул. Его надежда не оправдалась.
       - Тебя допрашивали? - спросил он у Егора.
       - Еще нет, а то был бы вроде вас с Квернадзе.
       - На допросе говори то, о чем договаривались. Нас с Ираклием ты не знаешь, а сам отстал от своей части.
       - Понял. Можете во мне не сомневаться.
       К допросу Егора приступили после обеда, спустя несколько часов томительного ожидания. Он говорил слово в слово то, как договаривались. Ему, конечно, не поверили, как не верили ранее Аверину и Квернадзе. Немцам было ясно, что взрыв на складе, расстрел отряда в усадьбе санатория и умелое сопротивление при аресте, дело рук зрелых, подготовленных разведчиков. Так же, как и их, его жестоко избивали, но он стоял на своем, повторяя номер той воинской части, от которой якобы отстал. Потеряв сознание, он тоже пришел в себя только в заплесневелом подвале.
       Все тело болело, как когда-то после драки с Васькой Мадяновым. Но в этот раз на душе было гораздо сквернее и обиднее. Там он все же одержал свою победу и был готов к жизни, здесь же, был расстроен провалом и готов к худшему. Не зная точно к чему.
       - Что теперь нас ждет, товарищ лейтенант?
       - Лагерь для военнопленных, - ответил нехотя Аверин. – А может, расстрел. Мало нас. Кто захочет с нами возиться?
       - Ни то, ни другое меня не устраивает, - прошептал Егор. – Сбежать бы.
До утра их больше не беспокоили. Казалось, о них забыли, не давая, ни есть, ни пить. Только ближе к полудню о них вспомнили и распахнули дверь подвала. Избитых и измученных, со связанными руками их вывели на дневной свет и свежий воздух, а потом  повели к речке.
       «Значит, все-таки в расход, - догадался Егор. – Если бы вели в лагерь, то не вязали бы руки. Хорошо бы сейчас превратиться в птаху и улететь отсюда, но это возможно только в сказках. В жизни, которой осталось несколько минут, только непроницаемое, серое небо». Перед глазами всплыло голубое бездонное небо над Красавскими Двориками в тот далекий Троицын день, когда во дворе их дома появилась старая цыганка с лиловой бородавкой на верхней губе. «Соврала, старая, что проживу до девяносто шести лет. Мне сейчас всего двадцать три. Ну, откуда ей знать, кто и сколько проживет? У них ремесло такое красиво врать, чтобы люди поверили и заплатили. Вот и мне наобещала счастливую жизнь, кучу детишек, жену Людмилу. Про войну-то ничего не сказала, а какое счастье на войне может быть. Счастье, что не убили? Так и в Пятиизбянке чуть не погиб, и Дон переплывая утонуть мог, и в Кривой Музге все шансы умереть были, почти полгода выхаживали. Жив, правда, остался, и можно было бы радоваться, но вот опять смертушка в глаза заглядывает. Пять-десять минут и конец».
       Услышал сзади учащенное дыхание лейтенанта. Обернулся. Заметил, что Аверин хочет к нему приблизиться и замедлил шаг.
       - Когда поставят над обрывом, не жди выстрелов. Сразу прыгай. Течение в реке быстрое, может, унесет и…, - в полголоса проговорил лейтенант, но тут же получил удар прикладом в спину.
       Слова лейтенанта осколком врезались в мозг. Мысли сразу завертелись вокруг этих слов. «Значит, ещё есть шанс выбраться. Нужно только прыгнуть в воду раньше, чем они начнут стрелять. А там, в воде… выплыл же на Дону». Настроение приподнялось. Но другая мысль, что могут срезать очередью в лёт, испортила веру в хороший исход.
       А вот и речка Теберда. Шумит, бурлит на камнях, пугает. В такую добровольно, да еще зимой, прыгать не захочется никому. Но для кого-то она единственный шанс на спасение. И этот шанс нужно использовать. До обрывистого берега еще метров тридцать, а кровь уже наполнилась адреналином. Хотелось рвануть с места и быстрее кинуться в воду. Но все понимали, что добежать вряд ли удастся, подстрелят ещё до обрыва.
       Егор снова мысленно, на всякий случай, стал прощаться с белым светом, с Родиной и дорогими, близкими ему людьми: с отцом, дымящим своей «козьей ножкой; матерью, деловито копошащейся у плиты; сестренками Валькой и Галкой, кричавшей ему в спину «Ёрка не уходи»; младшими Мишкой и Лариской, которые явились ему в ужасном образе голодного 1933 года. Простился и с Шуркой, То ликом, Афоней и Ефимом. «Прощайте, не держите зла за мои необдуманные поступки». Посмотрел на небо. Оно, по-прежнему, оставалось серо-матовым, без признаков просвета и рисунков облаков. Вдалеке увидел стайку птиц, непонятно куда и зачем летящих. Вроде бы на Восток. Мысленно крикнул им: «Когда будете над моей деревней, передайте моим, что трусом никогда не был и честно бился с фашистами за нашу землю. Не скулил и пощады не просил. Пусть знают, я их не подвел».
       До обрыва метров десять. Посмотрел на лейтенанта. Тот был бледен и сосредоточен. Наверное, думал о том же. Квернадзе тоже смотрел в землю, покусывая губу. Вздрагивал. «Что же, сейчас все решится. Раздадутся выстрелы и…»
       Но выстрелы не прозвучали. Прозвучали взрывы трех минометных снарядов. Все, разведчики и их конвоиры, попадали на землю. Егор почувствовал, что осколками ранен в спину и ягодицу. «И чего я лежу? Я ведь только ранен», - пронзила спасительная мысль. Он, превозмогая боль, вскочил на ноги и бросился к краю обрыва. Через секунду тысячи ледяных иголок пронзили все его тело с головы до ног, а тугая сила мощного потока стала вертеть его и нести в темноту. Сознание пронзила последняя мысль, что Теберда такая же безжалостная, как фашисты. Мощный поток уносил тело старшего сержанта Никишина вниз по течению. Об этом он недавно мечтал, желая вырваться от фашистов и добраться до своих. Но выбраться из жестких тисков ледяного потока стало для него невозможным, тем более со связанными руками. Если бы не набухшая водой, тяжеленная фуфайка, если бы на ногах не было сапог…. Если бы…. Если бы….

4
       Было ужасно холодно. Ноги и руки сводила судорога. А вот рот и гортань обожгла знакомая жидкость. Он закашлялся, сбиваясь с дыхания, и открыл тяжелые веки. Глаза резанул дневной свет. Над ним снова мутное белесое небо. Вокруг чахлые деревца. Вдруг прямо перед глазами возникла короткостриженная голова Васьки Попова с улыбающимся щербатым ртом. Он снова поднёс к губам Егора горлышко фляги и плеснул глоток спирта.
       - Очнулся, бродяга? – весело спросил Васька. – Глотни-ка еще, согреешься.
       Глотнуть содержимое фляги было не так-то просто. Скованные челюсти не слушались и били зубами дробь по краю горлышка. Васька помог. Приподняв его голову, он снова плеснул горячительного напитка в приоткрытый рот.
       Через пару минут скованность рук и ног ослабла, дрожь перестала бить все тело.
       - Я не брежу? Где мы? – спросил слабым голосом Егор.
       - Ну, ещё не в раю, но и уже не в аду, - щерился Васька.
       - А где лейтенант? Где Ираклий? – Егор рассчитывал, что все вырвались из плена и теперь находятся у своих.
       - Лейтенант погиб, - с глубоким вздохом известил Попов. – А Ираклий недалеко от тебя, на бугорке. Его Петька Кувшинов лечит.
       - Как вам удалось нас спасти?
       - Это Петькина работа. Это он так точно и аккуратно положил три мины, когда вас вели расстреливать. Расчет был, ухлопать немцев и не зацепить вас. Других вариантов не было. Так практически и получилось. Только вот лейтенант остался лежать вместе с фрицами. Хотя я не думаю, что его осколком достало. Разве что по ногам. Но это не смертельно. Может, сам от сердечного приступа умер?
       Подошел командир минометного орудия сержант Кувшинов.
       - Здорово, крестник!
       - Здорово.
       - Ну, где твое спасибо?
       - Уж и не знаю, благодарить тебя или нет, - пытался пошутить Егор. Болевые ощущения от полученных осколочных ранений стали усиливаться. – Как я теперь на пляже покажусь, коль моя спина и задница в отметинах. Все станут думать, что я труса играл.
       - А, по-моему, это все же лучше, чем лежать на дне речки и кормить здешних рыб своими телесами.
       - Ну, то, что лучше я не спорю. Спасибо тебе большое. Буду жениться, обязательно на свадьбу приглашу, как дорогого гостя.
       - Ловлю на слове. В свою очередь обещаю, что если снова придется вас выручать, то снаряды буду ложить не сзади, а спереди, чтобы осколки в живот и в яйца прилетели. Тогда уже никто тебя в трусости не упрекнет, - ответил шуткой Петька. Все оценили его юмор и дружно засмеялись.
Подошли санитары и уложили Егора на носилки. Он сосредоточился и крикнул Попову:
       - Скажи начштаба, что метрах в трехстах за усадьбой, в рощице стоят тяжелые орудия.
       - Уже сказал. Я их сам видел. Что-нибудь ещё без меня заметили?
       - Заметили. В центре поселка кирпичный дом с подвалом, где нас держали. Вроде там и есть их штаб.
       - Понял тебя. Передам обязательно. Ну, а ты выздоравливай. Лечи задницу. Она ещё пригодится, - снова рассмеялся Петька.

(полную версию романа можно прочитать в книге)