На льдинах плывут свечи
Возле трубы тепловой магистрали, проходящей вдоль самой кромки берега, они сладили себе палатку из какого-то непонятного разноцветного материала и коротали ночи в ней, зарюхавшись с головой во всевозможные, собранные со всех улиц города старые, драные одежды. Несколько раз я видел с ними совсем ещё маленькую белобрысую девчушку и немного обеспокоившись, решился спросить. «Это доча» - ответил он. И с этого самого его ответа внутри меня поселилось неприятное и нудящее чувство долга, заострившись до такой степени, что каждый раз, пуская свои мысли в вольный полёт, я постоянно натыкался на него и мне становилось не по себе, потому что: а правильно ли вообще, что она ходит с ними? Впрочем, вскоре это прекратилось – доча перестала появляться; я не спросил почему, но подумал, что так оно, конечно же, лучше.
Для себя я решил, что буду с ними общаться всегда вежливо и уважительно и вообще помогать тем, чем смогу, потому что, хоть дочи больше и не было видно, но мне казалось что и им тоже я немного обязан. Всё-таки это не хорошо, когда ты имеешь то пусть даже самое обычное и естественное для большинства людей, что, собственно, и составляет основу нашего существования, а кто-то не имеет даже этого и живёт так, что смотреть на него в общем-то больно. Они просили у меня кипяток, соль, иногда приносили заваривать лапшу, но чаще отдавали на зарядку телефоны. Она всегда улыбалась и была приветлива, но что бросилось мне в глаза с самого первого раза - ровные и очень белые зубы, несколько смешно и даже вычурно смотревшиеся на коричневом от загара и грязи лице. «Добрый день, поставь, пожалуйста, телефон», «А у тебя не будет случайно соли?», «Нам бы тут кипятку – картошку заварить». Он, что несколько резало моё ухо, обращался ко мне на вы: «Мы вам уже, наверно, надоели» - это про телефоны, «Витя, вы не знаете, где Константиныч?», «Можно взять лопату?». Работа для них иногда находилась тут же, на территории – подмести мусор, снести раскиданные по всем углам бутылки и коробки в мусорные баки, натаскать металлолома. Иногда директор их забирал с собой на целый день – строил дачу, и тогда вечером они шли обратно все вымазанные в какой-то ржавчине и растворе, с подранными штанами и рубахами. И он держал её за руку.
Я никогда не заводил с ними долгих разговоров, и всё наше общение протекало в основном в несколько утилитарном русле. Мне очень хотелось избежать того момента, когда они меня попросят о чём-то, чего я не смогу сделать, скажем, в силу своей лени или жадности. Я почему-то был уверен, что такой момент обязательно настанет, и мне заранее было немного неудобно и стыдно перед ними. С каким же облегчением я вздохнул, когда однажды на её вопрос «У тебя не будет ста рублей занять до следующей смены?» ответил «Нет» и тут же подошёл к своей куртке, нащупав в кармане ровно ту сумму, которой мне хватало только на проезд до дома. Я никогда и не брал с собой больше. Это была их единственная просьба, которая превышала границы моих возможностей. В остальном всё было стандартно: телефоны и кипяток. По мере увеличения разнообразия моделей телефонов, отдаваемых мне на зарядку, моё чувство обязанности затухало всё больше и больше. Иные телефоны я бы, к примеру, не мог себе позволить.
Ближе к октябрю месяцу ветер разметал их хлипенькую палатку, украсив её ошмётками близлежащие деревья и трубы, а сами они перебрались куда-то в другое место, но неподалёку, потому что как и прежде приносили телефоны и приходили подработать, если была такая возможность. Их лица и руки изрядно почернели – мыться было негде. Приветливая летом река, сейчас уже неприятно обжигала холодом. Сами они кутались в безразмерные рваные ватники и толстые трубоподобные штаны все в масляных, отливающих глянцем пятнах.
В последний раз я видел её немного пьяную. Она пришла ко мне пошатываясь и протянула разобранный телефон с подзарядным в грязных, чёрных руках. Весело выругала телефон матом, хмельно улыбнулась и сказала, что завтра утром он придёт и заберёт его.
****
Вечером, после обхода, я люблю пройтись по берегу и посмотреть на реку, на то, как свет городских огней окрашивает небо во все оттенки лилового, и как огромные прожекторы и фонари расположенного по соседству завода мощно бьют вглубь реки, делая её по-дневному видной метров на двести-триста. Рыбаки любят это место и часто остаются с ночёвкой. Но это летом. В тот вечер не было никого. Я смотрел вдаль, и пытался сквозь ночную темь уловить абрисы далёких сопок, что мне едва удавалось. С верховьев реки огромными белыми полями вниз, к морю, сплавлялись льдины, крошась своей кромкой о бетонные опоры танкерного причала, соединённого с нашим берегом небольшим мосточком. Льдины были похожи на упавшие в воду облака. В воздухе пахло снегом. На небе буквой «с» висела жёлтая луна. Наше небольшое улово было полностью забито бело-серым льдом и кое-где на нём особо нетерпеливые любители подлёдного лова уже успели оставить свои следы.
- Она умерла вчера.
Он подошёл со стороны, бесшумно, и встал рядом.
Слева, где-то в километре от нас, городская набережная, собрав в кучу все свои бесчисленные аттракционы, американские горки и чёртово колесо била высоко в небо плотным столбом света.
-Мы похоронили её сегодня. Сами. Никуда не звонили.
С правой от нас стороны над рекой цепью огней нависал мост, порыкивавший время от времени гулом проходящих по нему поездов; шумели и всевозможные машины, отбивающие своими колесами тупой и однообразный ритм на дорожных стыках моста.
Я ничего ему не отвечал. Я и не знал, что отвечать. Да и надо ли.
Я смотрел на противоположный берег реки и видел два невдалеке друг от друга расположенных зелёных огонька. Что это? Неужели забыли погасить створы? Хотя створы зелёным вроде бы и не горят.
-Надо найти себе друга. Тяжело одному. Без друга.
Рядом с нами пыхтела высоченная кирпичная труба, выдувая из своей прокуренной пасти серый дым, на самом её верху, возле горловины, рубиновым ожерельем примостились густые, красные огни.
- Гляньте, Витя, посмотрите! – он вдруг воскликнул непривычно весело, – Видите? - и слегка поддел меня рукой, - На льдинах плывут свечи!
Я всмотрелся в темноту. Далеко в середине реки, на самом фарватере, там, куда не достаёт мощь береговых огней, тяжело ползли льдины, выдавливая из себя скрадываемую осенней вечерней тьмой, но всё же едва заметную глазу белизну. А на льдинах весело и ярко желтели маленькие огоньки, словно кто-то и впрямь зажег свечи и пустил их в плаванье. На каждой льдине их было немного, штук по пять-шесть, но горели они так живо и так по-настоящему, что выглядело это всё как-то нереально и сказочно. На несколько секунд я выпал из этого мира, а когда вернулся, то понял, что это лунный свет так причудливо и как-то выборочно отражался во льдах, даря нам этот небольшой, но такой тёплый сердцу кусочек времени. Я взглянул на него, он смотрел на реку и улыбался, а его глаза блестели и в них тоже отражался какой-то свет.
- Это для неё. – он сказал. – Это специально для неё зажгли.
Я похлопал его по плечу и пошёл к себе. Возле ворот обернулся – он всё ещё стоял: один человек и один мир вокруг. И кто-то ещё, зажёгший для него эти свечи.
А на утро выпал снег.
Свидетельство о публикации №216111301196
Евгений Жарков 07.07.2017 22:12 Заявить о нарушении
просто уточнила
Карина Василь 07.07.2017 22:21 Заявить о нарушении
Евгений Жарков 07.07.2017 23:53 Заявить о нарушении