О постановке трагедии Смерть Иоанна Грозного

               
- Я государев шурин! Мне невместно
Быть меньше Салтыковых!

- Твой дед служил у деда моего
Знакомцем и держальником!

                -  Неправда!
Держальников не знали Салтыковы!
За то ль в бояре ты попал, что вместе
С Голицыным сдал Полоцк королю?

- Нет, это ложь! И в то сидкенье мы
В двенадцать дней семь приступов отбили,
А кабы ты посады отстоял,
К нам подошла б от Сокола подмога
И с тылу бы схватили короля!

- А я ль виноват, что та подмога
Три целых дня тягалась о местах?

- Я государев шурин! Я на свадьбе
Преди других нёс царский каравай!

- А я нёс блюдо с золотою чарой!
Отец мой был оружничим! А твой
Кто есть отец? Великая то честь,
Что по седьмой жене ты царский шурин!

- Да ты сестру-царицу не кори!

- Я не корю её! А всё ж она
Не первая царица, а седьмая!

    Это спор бояр за место, где сидеть в боярской думе. Так начинается трагедия А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного». Впервые эта трагедия появилась в печати в 1866 г., основным историческим материалом для её написания явилась «История  государства Российского»  Карамзина. В примечаниях, как указывает их автор И. Ямпольский, лежит отрывок из работы историка, где описываются переживания  первого русского монарха после убийства им своего сына и намерение его отказаться от престола. Толстой использовал из неё целый ряд сюжетных моментов, хронологически сблизив их.
  В «Проекте постановки на сцену этой трагедии А.К. Толстой пишет: «Иоанн, властолюбивый от природы, испорченный лестью окружающих <…> и привычкою к неограниченной власти,  сверх того раздражён случившимися в его детстве попытками некоторых бояр завладеть им, как орудием для своего честолюбия. С тех пор он видит врагов во всех, кто стоит выше обыкновенного уровня, всё равно чем:  рождением ли, заслугами ли, общим ли уважением народа. <…> Это побуждает его ломать и истреблять все, что кажется ему препятствием, всё, что может, по его мнению,  нанести ущерб его власти. <…>  губя всё, что имеет тень оппозиции или тень превосходства, что,  по его  мнению, одно и тоже, он под конец своей жизни остаётся один, без помощников, посреди расстроенного государства».
   «Бояре, со своей стороны, думавшие только о своих личных выгодах,  пренебрегавшие благом всей земли», надеялись получить по смерти царя что-то от его власти.
   «В этой трагедии, - пишет автор, - все виноваты и все наказаны, не какою-либо властью, поражающею извне,  но силою вещей, результатом, истекающим с логической необходимостью из образа действий каждого, подобно тому, как  из зерна образуется растение и приносит свой собственный плод».
  А.К. Толстой не хочет, чтобы его герой казался сумасшедшим, «он  может ошибаться и грешить как человек, но как царь - никогда!   <…> Иоанн глубоко несчастен; если он предавался разврату, разврат его не удовлетворял, а только заглушал в нём на время душевные страдания; если он - палач России, то он вместе с тем и собственный палач.
Актёр, исполняющий эту роль, должен  давать просвечивать тем качествам, которые могли бы сделать из него великого человека, если бы не были подавлены страстями, раболепством его окружающих и раннею привычкой к неограниченной власти».
    Карамзин в свой работе пишет, что, умирая, Иоанн говорил сыну Фёдору, чтобы тот царствовал «благочестиво с любовию и милостию»; со сцены слова его звучат так: «Цари с любовию, и с благочестьем, и с кротостью».
    «Смерть Иоанна Грозного» была впервые поставлена с небольшими цензурными купюрами  в Петербурге 12 января  1867 года.  Эта постановка стала большим событием в  истории театрального искусства. На репетициях  присутствовал Н.И. Костомаров, следивший за исторической точностью  постановки.
  Иоанна IV блистательно играл актёр Нильский, в одном из своих писем Толстой писал: «Прекрасно выразил он ужас Иоанна в словах:
                Что там скребёт в подполье?
Прекрасно упал на колени перед боярами и прекрасно прервал Шуйского словами:
                Молчи, холоп! -
за которыми произнёс первые строки своего покаяния голосом гнева и угрозы. Это намеренное противоречие голоса с содержанием слов произвело эффект сильный, психологически верный и совершенно новый. Очень тонко выразил Нильский в сцене Иоанна с волхвами то чувство, которое овладевает Иоанном в присутствии недоброй силы. Он её и вызывает, и отрекается от неё, и боится её, и хочет её наказать.<…>
     Видеть и слышать Нильского доставило мне художественное наслаждение, и я сожалел только об одном: что приобрев в нём замечательного Иоанна, публика лишилась замечательного Годунова».      
   Через год трагедия была поставлена в Москве в Малом театре. Пьеса шла и в провинциальных театрах. После постановки в Воронеже она была запрещена в провинции.               
  При жизни автора  «Смерть Иоанна Грозного» была поставлена  в Германии на веймарской сцене. А.К. Толстой писал: «... успехом своим и самим появлением в Веймаре трагедия прежде всего обязана мастерскому, высокохудожественному переводу г-жи  Павловой. Я не считал возможным передать так верно и так поэтично, стих в стих,  весь характер русского оригинала, со всеми  его особенностями и архаизмами. Подобного перевода я не знаю ни на каком языке».