Секретарь обкома

Молодое поколение вряд ли сейчас знает и уж тем более понимает, что такое обком и чем была на протяжении десятков лет эта структура для рядовых и нерядовых граждан СССР. Разве что в дискуссиях нынешних публичных политиков мелькнёт порой «американский обком» - так нынче иронично называют то ли Белый дом, то ли правящий кабинет США.

Ну а обкомы советских времён управляли регионами, как нынче региональные правительства в России и облисполкомы в Беларуси. Первым лицом региона был секретарь обкома, первый. Секретари следующих порядковых номеров отвечали каждый за свою сферу, как нынче, к примеру, министры. Партия была коммунистическая, одна-единственная на всю страну. Обкомы подчинялись ЦК союзной республики, а те в свою очередь исполняли указания ЦК КПСС. На смену секретарям обкомов пришли губернаторы.

ххх

Кто в детстве не мечтал стать великим, известным? Кто в юности не представлял себя в роли президента? Кто из президентов не считал себя всемогущим? Но детские мечты спотыкаются о реальность. Юношеские грёзы как-то сами собой перестают быть заманчивыми. И только первые лица государств продолжают чувствовать свою царственность… Разумеется, до поры до времени, до той лишь минуты, пока не покинут трон.

А между тем на протяжении жизни одного простого человека сменяется не один правитель или президент, порой их число доходит до доброго десятка, как это было у моего поколения, заставшего еще Сталина. Тогда почему мы трепещем перед ними, временными, и почему они не хотят признавать и осознавать свою временность? Ведь это наши позиции – рядовых граждан – наиболее устойчивые и незыблемые, они сохраняются и почти не меняются десятилетиями. Откуда же это подобострастие перед тем, кто временно выбился из этого ряда? Причем весь временной отрезок его правления от начала и до конца пройдет на ваших глазах и вашей памяти. И вы будете ему судьёй – как и предыдущей коронованной фигуре, как и последующей. Увы, ни они не понимают, ни мы сами: они там, наверху - кратковременны, мы здесь, внизу - долговечны. Другое дело, что они сию минуту всемогущи, а мы в основном бессильны…

Помню, как похолодело всё внутри и онемело лицо, когда к толпе минчан, окруживших обелиск Победы, среди которых была и я, приблизился Машеров. Он стоял напротив меня, пожимал руки ветеранам войны, коротко благодарил. Самое точное определение тому, что я испытывала в тот момент – благоговение… Но почему, откуда это преклонение?

К группе журналистов, давно ожидающих президента для блиц-конференции, Лукашенко подошёл размашистым шагом, лицо его было идеально выбрито и казалось восковым, он остановился, с высоты своего роста окинул нас холодным взглядом – и мурашки побежали по коже, а вслед за ними мелкая дрожь охватило тело: боже, хоть бы никто не заметил! Вопрос задал коллега с большим самообладанием, чем я, мне оставалось только строчить в блокнот… Ну откуда эта оторопь?

Заказанного редакцией интервью с губернатором (хоть и не президент, но неприступен), несмотря на его формальное согласие, я добивалась месяц. Когда сроки публикации стали поджимать, пошла ва-банк. Отсидев в приёмной еще до начала рабочего дня столько, сколько могла вытерпеть, и зная, что он уже в кабинете, прошла мимо изумлённой секретарши к вожделенной двери и, успев постучать, распахнула. О, в кабинете за столом сидели трое! На это я никак не рассчитывала. Едва заикнулась об обещанном интервью, как губернатор со всего маху хрястнул кулаком по столу и зычно гаркнул: «Вон!..». Я думала, умру на месте. Уже выходя из кабинета, заметила спешащих на помощь властелину области помощника, зама и вооружённого охранника! Видимо, они рассчитывали сразиться с матёрым террористом, а не со щуплой журналисткой, поэтому я благополучно сама удалилась с Олимпа. Опередив губернатора своим звонком главному редактору и первой изложив пренеприятную ситуацию, я успела-таки подстелить себе соломки. В противном случае не сносить бы мне головы.

Встречаться с губернатором после этого инцидента, задавать вопросы и получать ответы приходилось, но только не тет-а-тет, боже упаси! Он тоже оказался не вечен. Но откуда это высокомерие и хамство? Зачем?

На шахматной доске жизни помимо королей тьма других фигур, которые населяют очерченное пространство, двигаются в его пределах, выходя в дамки или погибая, проигрывая или ставя мат. Через одного из таких людей, когда-то не самого маленького в иерархии советской элиты, я попыталась найти ответ на мучивший меня вопрос о высокомерии и временности власти, о долговечности и ценности простого бытия, о пропасти между ними, над которой покачивается спасительный мостик…

                ххх

Первым секретарем обкома партии Семёнов стал в годы перестройки, а до этого был на вторых ролях, курируя промышленность области. Родом из Смоленска, в наш город он попал уже из Минска, где руководил Заводским районом столицы. Тогда первыми лицами в управленческой иерархии в масштабах страны, республики, города и района считались партийные секретари. И только начиная с уровня предприятия, организации, учреждения, колхоза всё почему-то переворачивалось вверх тормашками – и главным управленцем становился директор либо председатель. А партийный секретарь этих низовых звеньев отодвигался на второй план. Кто-то, вероятно, усматривал в этом противоречии логику.  Я до сих пор понять и объяснить ее не могу.

Так уж Семёнову повезло – он стал последним первым секретарем Гродненского обкома КПБ, покинувшим высокий пост вслед за упразднением самой компартии как в России, так и в ставшей полностью суверенной Белоруссии.

Оправившись от первого испуга, былые партийные функционеры потихоньку, кто как мог, устраивались в новой жизни. Семёнов, провалившийся на выборах в пустующее кресло председателя облисполкома, надолго исчез из поля зрения. Доходили скудные слухи, что Владимир Михайлович обретается в какой-то фирме и заодно входит в ЦК возродившейся коммунистической партии. Он нигде не светился, не давал никаких интервью, хотя житейский, человеческий интерес к таким фигурам, которые были когда-то на виду, всегда существует.

На встречу с ним меня просто толкала в спину недавняя выходка губернатора. Пережитое унижение не давало покоя.  Поступил бы Семёнов так же? Как там у них наверху принято?  В среде забуревшей партийной номенклатуры Семёнов выгодно отличался простотой в общении. Мне он запомнился рассудительным, спокойным, деликатным с женщинами. Возможно, он бывал и другим. Но мне этого видеть не приходилось. Однажды на неком совещании в здании нашей редакции при большом скоплении коллег первый секретарь хорошо отозвался о моей публикации. Это подкупает.

Что и говорить, мне очень хотелось выведать у Владимира Михайловича, позволял ли он себе грубость с женщинами и к лицу ли это человеку, занимающему высокий пост. Но не брать же с места в карьер, поэтому нашу беседу в его скромном рабочем кабинете я начала с другого:

- Как вели себя после утраты вами власти ваши бывшие коллеги, подчиненные? 

- Нельзя сказать, чтобы они отвернулись. Но когда я искал работу, а этот период длился два года, то директора предприятий, прежде ходившие у меня в подчинении, дружно ссылались на запрет губернатора «Не брать!». Потом нашлась работа в строительной фирме, по образованию я инженер-конструктор. Но какие бы проекты мы ни предлагали для реализации в городе или области, губернатор и мэр их отвергали! В конце концов фирму разорили, люди разбежались кто куда. Я дождался пенсии. И только тогда смог устроиться заместителем директора в проектно-монтажную организацию «Промкомплект».

- Как вы считаете, коммунистический костёр окончательно затухает? Или у вас другое мнение?

- Пока в Беларуси все партии обречены на умирание. Обществу нет смысла содержать партию, поскольку её лидер, победив, допустим, на выборах и став президентом, лишается партийности. То есть он уже не имеет права, управляя страной, представлять интересы своей партии и выполнять её программу.

Хотя по логике вещей и по опыту других стран, которым мы так стараемся подражать, коль создана многопартийная система, то и голосовать на выборах надо не просто за человека, а за программу той или иной партии.

- Ах, разве вы не знаете, что избиратели предпочитают программы не читать - в них всё равно трудно разобраться? А голосуют за приятного человека…

- Вот это наш вечный политический тупик. Но и Ельцин не сумел запретить коммунистическую партию, и в Беларуси она худо-бедно возродилась. Наша задача – сохранить у народа стремление к социально справедливому обществу.

- А ведь немало ваших былых соратников по-прежнему остаётся у власти. Вы прибегаете к их помощи, влиянию?

- Стараюсь не прибегать, чтобы не обременять их или случайно не подставить. А к некоторым и не пойду ... Достаточно увидеть их выражение лица – и желание общаться пропадает. Как в той частушке: «Сидит милый на крыльце с выраженьем на лице. Выражает то лицо, чем садятся на крыльцо ...»

- О чём из не сделанного жалеете?

- Жалею, что на расширенном пленуме ЦК КПСС в 1990 году удалось только десять человек убедить в необходимости отставки Горбачева с поста генсека. На мой взгляд, этот пост был несовместим с президентством. Кто знает, возможно, тогда события 1991 года развивались бы иначе…

Еще жалею, что не удалось отстоять наше предложение о строительстве в Белоруссии городков для военнослужащих, выводимых из Германии. Его суть заключалась в том, что, экономя 50 процентов немецких субсидий, мы строим дополнительное жилье и практически ликвидируем квартирную очередь в республике. Убедили в этом Язова, Рыжкова. Но тут вошёл в кабинет Горбачев и заявил: «Мы уже всё решили!» Правда, печатных слов в его речи было мало.

Кончилось же всё тем, что, недоплачивая нашим строительным организациям, немцы сами сэкономили на военных городках эти 50 процентов.

За что еще могу себя корить ... За просчет с кадрами? Но человек настолько сложен, что его поступки не предугадать. Да и такие коллизии, как в 1991 году, случаются редко ... Вот сейчас думаю, может быть, зря я тогда в Республиканской прокуратуре давал подписку об отказе выступать перед людьми, участвовать в митингах? Может быть, не стоило?..

- Владимир Михайлович, что помогло удержаться в жизненном седле – работа, семья?

- Работа. А когда ее не было, с головой уходил в строительство дачи – раньше руки не доходили. Рисовал ...
   
Еще очень помогало общение с простыми людьми, которые прежде знали меня как секретаря, их участие.

- Что вам сейчас, после ухода с руководящего поста, стало виднее со стороны?

- Главная беда – недостаток правдивой информации. У меня ведь достаточно опыта оценки официальной информации и статистики. Поэтому первое, что необходимо, это достоверная информация. А второе – власти должны прислушиваться к самым разнообразным мнениям. Пусть я заблуждаюсь, но дайте мне высказаться!..

К примеру, сплошная приватизация для нашей страны, тем более по рецептам Международного валютного фонда и Всемирного банка – это путь в тупик. А продажа предприятий за деньги, которые тут же проедаются? Зато потом государственные чиновники могут смело умывать руки и отвечать коллективу проданного завода: «А мы за вас уже никакой ответственности не несем».

Пока ни один ученый-экономист не подтвердил, что возможен рыночный социализм, который мы якобы пытаемся строить. Хотя межгосударственные отношения были рыночными и при социализме.

Вспоминаю свою встречу в Италии с начальником крупного цеха, который вечером играл на скрипке в ресторане. На заводе он получал примерно 1700 долларов в месяц, а за двухкомнатную квартиру отдавал 800. И тоже инфляция, цены растут быстрее зарплаты, приходится очень много работать, но денег всё равно не хватает. Основная часть народа живет небогато. Как и в Испании, Португалии, Греции, Мексике. Выходит, дело не в общественном строе, а в чём-то другом. Недавно был в Голландии. Вот, говорят голландцы, мы много работаем, поэтому хорошо живём. Население там 16 миллионов человек. А сколько колоний было у Голландии до недавнего времени? Половина Африки, на Дальнем Востоке, в Латинской Америке. В самой Голландии ни одного грязного производства. Даже металлообработку они умудрились разместить в Чехии, Польше, Болгарии, Беларуси. По дешёвке завозят полезные ископаемые. Лес, который мы продаём им по 80 долларов, там уже в виде древесины стоит 500 долларов!

- Вашей жене стало спокойнее жить с простым человеком, не занимающим большой хлопотный пост?

- Жёнам угодить трудно. То она ворчит, что вот, мол, жизнь прожили и ничего не нажили, и у детей ничего нет ... «Выходи из партии! Сколько можно?!» То, наоборот, теребит: «Ну вот, ничего не делаешь, с людьми не встречаешься». Так вот разозлишься, возьмёшь и сделаешь что-то.

- Понятно, во всём, оказывается, виноваты жёны ... Владимир Михайлович, ваши предшественники, покидая пост первого секретаря обкома, перебирались в Минск – своего рода политическое убежище... Почему вы туда не вернулись?

- Насколько я знаю, они уезжали к детям, которые жили в Минске. Мои дети и внуки  здесь. Да и Минск, по правде говоря, кажется мне чужим, холодным, особенно сейчас. Минчане стали какими-то неприветливыми, заносчивыми. Во времена, когда в Минске жило пятьсот тысяч человек, он был как-то уютнее, теплее. Помню, пойдёшь на стадион «Динамо» – сплошь знакомые лица ...

- Как человеку, облечённому властью, остаться простым и доступным? Возможно ли это?

- Нужно почаще вспоминать, что этот пост и кабинет ты занимаешь временно. Сегодня ты в этом кресле, а завтра – другой. Хорошо, конечно,  уметь быть таким простым и доступным, как коллега по работе или сосед по дому. Но это трудно. Будь так, не понадобились бы ни охрана, ни спецмашины. Помню, одной из причин того, что я не занял освободившийся особняк Клецкова (предшественника Семёнова – прим.авт.), был оборудованный при доме милицейский пост. Не хотелось, чтобы кто-то судачил: «Вот, от людей отгородился…». Остался тогда в старой квартире, а теперь жалею... Аналогичные особняки мои былые соратники потом успешно приватизировали. И получилось, что, стараясь жить по совести, себе же делал хуже...

Ну а что до грубости с женщинами, то, когда вы в одной обойме, как-то забываешь о разнице в полах - вроде одинаковый воз тащим… Был случай, в сердцах даже по заднице пришлось дать одной коллеге, - усмехается воспоминаниям Семенов. – Но было за что…

…Идя на встречу с когда-то могущественным Семёновым, я волновалась: а вдруг он не захочет появляться на публике в качестве отверженного? Но нет, он не был против публикации интервью. С той поры прошло немало времени, нет уже и самого Владимира Михайловича, и его жены, но две коммунистические партии (одна, поддерживающая президента, и вторая, как бы в оппозиции) продолжают в Беларуси существовать, проводят съезды и пленумы, корректируют свои программы, выдвигают кандидатов в депутаты всех уровней.

   
 В центре снимка – секретарь обкома Семёнов.
 Фото коллеги В.Выдерко.