Беседа. Мы знали только имена - глава вторая

Прошло три дня с моей встречи с чудачкой. В мою жизнь ворвалось чудо, но за прошедшие трое суток так ничего и не изменилось. Никакие удивительные вещи не стали происходить и я не начал их замечать. В голове не зародилось ни одной странной мысли, душа не стремилась ни к чему необычному. А обыденные  события, казалось, ещё больше отяжелели скукой. Я прожигал дни, двигаясь по привычному кругу, давно устоявшемуся циклу, что прочно въелся даже в мою мышечную память. Дом – учёба –дом –учёба – дом – учёба… Так и утонули очередные трое суток в омуте моей жизни, точно в болоте. Мутная река времени прибила меня к дивному, райскому островку, что зовётся «Воскресенье». И  даже зная, что завтра всё завертится вновь, как сумасшедшая карусель, я по-детски радовался – наконец-то дожил до выходного.
За последние пару месяцев я выбирался из дома только в университет или магазин. И в городе с сот-нями улочек, я видел лишь те, что прилегали к моему каждодневному маршруту. Душа изголодалась и молила хоть о чём-нибудь другом, хоть о парке, хоть о скверике, хоть о чём-то, что ещё не осточертело до тошноты, желала вырваться из будничного круга хоть на пару часов. И, не имея ни сил, ни желания сопротивляться, я решил прогуляться до любимого мною кафе, где наливают  лучший в городе кофе. В сознании трепетала лёгкая, как пар, надежда, что напиток наполнит меня силами, энергией, чтобы продержаться до конца сессии.
Я выбрался на улицу и побрёл к кафе, по небольшому скверику. Попытавшись благоустроить, его засадили несколькими деревьями, парой кустиков, натыкали лавочек и фонарей. Получилось, честно говоря, не очень, но люди, по доброте душевной, всё равно проходили по этому скверу. А может от усталости никто просто не хотел искать другой путь. Погода на удивление радовала, наконец-то подарив людям перерыв между дождями. На до боли голубом небе сияло солнце, точно сверхмощная лампочка. Со всех сторон доносились топот и разговоры людей, сигналы автомобилей. Аромат цветущих растений смешался с выхлопами машин. Теплота, чуть большая, чем приятная, разливалась по телу. Я шёл, с каждым вдохом наполняя лёгкие жгучим, горьким городским воздухом.
Прогулка заняла от силы минут двадцать, но с непривычки мне показалось, что прошёл час. Я подошёл к небольшому, простенькому кафе. В нём было всего два этажа да стены с облупившейся краской, а небольшие окна – затуманенные думой глаза старика, прожившего свой век и сейчас утонувшего в своих мыслях за чашкой хорошего кофе. Кафе напоминало родной дом – вроде ничего особенного, здание как здание, а на фоне многоэтажек вообще выглядит как-то глупо… но каждый «свой» прекрасно знал, насколько здесь замечательно.
Я открыл дверь и колокольчик звонко и радостно, поприветствовал меня во все ослушанье. Блаженная прохлада полилась на меня, точно горный ручеёк, и я вдохнул терпкий аромат кофе, что витал в воздухе. Я зашёл в кафе, зашагал к кассе, и, подойдя к симпатичной девушке, сделал заказ. Пока мне выписывали чек, под характерное жужжание мой взгляд   пробежал по кафе и посетителям в поисках свободного местечка.
И я увидел её. Ту самую чудачку, что наслаждалась дождём, ту самую, что была единственным живым человеком в грязной реке зомби, то самое чудо…
Она сидела за маленьким столом у окна в уголке кафе. Перед девушкой стоял пластиковый стаканчик, из которого тянулся странно живой, будто танцующий, пар, и картонная тарелочка с крендельками и пончиками, покрытыми глазурью. Чудачка смотрела в окно и, задумавшись о чём-то,  уплывала в неизвестную даль. И на её губах вновь играла улыбка, теперь легкая, нежная и тёплая, как свободный летний ветерок. И вновь чудачка выделялась из массы людей. Все собравшиеся в кафе сидели своими маленькими группками, огородившись от всего мира своими, понятными только им разговорами. Со всех сторон летели обрывки фраз и историй, доносились возгласы и выкрики, звенел смех, как медные монеты в железной кружке. Чудачка сидела тихо и спокойно, погружённая в свои мысли, свой собственный мир. И лишь один Бог знает, что там происходило.
Как назло или на счастье – хотя сейчас я уверен в виновности судьбы – все места в кафе были заняты. Все, за исключением одного – за столом чудачки. И я направился к столику, уворачиваясь и огибая других посетителей. Мне удалось невозможное – я прошёл все испытания, включающие эмоциональную полную даму, размахивающую столовым ножом, и энергичного ребёнка, прыгающего на месте и разлившего на полу лужу сока, и умудрился даже не расплескать кофе. Аплодисменты мне! И, жутко собой гордясь, я подошёл к чудачке.
- Не против? – спросил я.
Она вздрогнула. Чудачка повернула голову и, снова зажмурив глазки как котёнок, лучезарно мне улыбнулась. И только теперь день стал по-настоящему солнечным и летним.
- Конечно, садитесь! – её голос, звонкий и светлый, был подобен маленькой, весёлой речке в поле оду-ванчиков. Нежно голубой и прохладной, вечно бегущей и живой.
Я сел на стул и откинулся на железную спинку.
Чудачка сидела нормально и спокойно, и казалась почти такой же, как и все остальные. Но я знал - она  вглядывалась в вечность, находила глубинный смысл мирозданья в своём чае. Хотя она, как и все люди во всём мире, тихо проводила свои свободные часы. Возможно, даже немного тише. И это ей совершенно не шло.
Я заговорил.
- Я Сейн, а ты?
- Делэй. – с готовностью ответила она, делая ударение на первый слог.
- Сколько тебе…
- Ох, только не спрашивайте, сколько мне лет! – вспыхнула Делэй, как спичка. – Вот скажите, какая разница сколько человеку лет, если тебе интересно общаться с ним? Неужели есть разница дитя перед тобой или старик, если ты можешь открыть ему свою душу? Люди всегда интересуются всякой ерундой и даже не догадываются о по-настоящему важных вещах.
- По-настоящему важных вещах? Каких, например?
- Какое твоё любимое время года и цвет? Любишь ли ты ездить в поездах? И где бы тебе понравилось больше - во французской кофейне или на базаре Каира?
Делэй говорила совершенно серьёзно и даже привстала со стула в порыве чувств. С этой серьёзностью дети говорят о самых важных в мире вещах, которые глупые взрослые просто не замечают. Глаза сияют не знанием, а верой, непоколебимой и нерушимой. Это сияние даёт удивительную способность – видеть истину сквозь тьму невежества взрослых. Такую простую истину, что она утонула подобно бриллианту в луже грязи. Ни один взрослый в мире не остановится, даже не замедлит шаг у лужи и тем более не станет лезть в неё, ведь тогда ты испачкаешься и будешь выглядеть смешно и глупо! А дети с широкими улыбками разбегаются и прыгают в эту лужу. Дети не боятся испачкаться или быть глупыми, ведь вместе с грязью к одежде пристаёт и счастье, веселье, засыхающее воспоминаниями. И этот бриллиант, дробясь на тысячи маленьких каратов, попадает им в сапожки, засыпает карманы и сияет в глазах. И потом с этим самым блеском дети отстаивают реальность своих миров и важность победы в догонялки, уверяют в существовании подкроватных монстров и причастности соседа к тайному древнему ордену колдунов. И с этим блеском в глазах Делэй говорила со мной.
Воспротивиться ей – всё равно, что встать перед мчащимся поездом, надеясь его остановить. Тебя просто снесут, раздавят, переедут. Куда правильней и лучше заскочить в этот поезд на ходу и позволить увезти себя в неизвестные дали, к невиданным красотам, поражающим тебя до глубины души, просо отправится в самое странное путешествие.
Я решил заскочить в поезд…
- Я не люблю особенно какое-то время года или цвет. Поезда терплю, но по возможности пользуюсь другим, более продуктивным видом транспорта. И раз уж выбирать, то французское кафе – не выношу большие и шумные толпы людей. – ответил я.
Признаться, ответы дались мне не так уж и легко – я даже и не задумывался об этом, а начав рыться в голове не нашёл ни одной мысли. Всё равно, как если бы математика спросили о правописании приставок или о дате крещения Руси. Точно спросили зомби, каково быть человеком… вопросы, как сама жизнь, настолько просты и очевидны, что ты даже не задумываешься о них, а услышав – впадаешь в ступор. Точно весящая в твоей комнате фотография. Ты каждый день проходишь мимо неё и, давно привыкнув, даже не замечаешь. Ну, фотография, ну и, что? В памяти потускнел тот день, стёрлись лица, забылись имена, а ваше «навсегда» потеряло продолжение… но вот, кто-то встаёт перед той фотографией и спрашивает «где вы, кто это? Ты был тогда счастлив?». Ты с удивлением, словно заново узнаешь об этой фотографии и, подойдя к ней, рассматриваешь с ещё большим удивлением. Поток воспоминаний сбивает тебя с ног и захлёстывает, топит, заполняет. Как, как ты только мог этого не замечать? Как мог забыть? Как?... Ты в замешательстве. Вот самое точное слово.
Раздосадованный своим глупым положением, я выпалил беспомощное: «А ты?».
Делэй не вздрогнула и не удивилась, точно мудрец, которому задали извечный вопрос о тайнах мирозданья. Чудачка помедлила всего секунду, набирая в лёгкие воздух, и ответила.
- Я люблю все времена года, но особенно – лето и жёлтый. Потому что именно летом расцветает жизнь и хочется бегать, прыгать, резвиться – жить! А жёлтый – цвет солнца и лета, света и самой жизни. Да, я в этом не сомневаюсь – жизнь именно жёлтая. Ездить на поездах я очень и очень люблю. Бывает, куплю билет, сяду в поезд и поеду. Без вещей и какой-либо цели. И еду даже не для того, чтобы приехать или уехать, а для того чтобы просто ехать. Знаешь, когда слышишь тихие разговоры людей, за окном проносятся красивые места, поезд качается и так «чучух-чучух», «Чучух-чучух»! И я бы выбрала кафе во Франции. Я очень люблю поговорить.
- Неужели ты бы не нашла с кем поговорить на базаре Каира?
- Ну, наверное, нашла бы… но я хочу поговорить с вами!
- Почему же?
- Потому что вы странный. А разговаривать со странными куда интересней и приятней.
Слова Делэй поразили меня до глубины души. Я? Странный? Я самый обычный человек – капля в сером море, среде таких же капель.
- И почему же я странный?
- А кого вы любите больше: собак или кошек? И какое положение стрелок на часах вам больше нравится? – Делэй словно не слышала меня. Чудачка задавала всё новые и новые, с каждым разом более чудные и странные вопросы.
Осознав, что мои потуги, задавать её вопросы, бесполезны, я постарался просто отвечать ей. Это было действительно сложно – о многом я даже не задумывался, не подозревал. Ответив более-менее внятно, я вновь и вновь выдавал «а ты?», изредка добавляя «ну». И Делэй с воодушевлением отвечала.
У нас завязалась беседа. Мы говорили и говорили, миновав последние новости и события, талантливо маневрируя между точно протухшими будничными темами и избегая обсуждений жизни звёзд или знакомых. Я вспоминал, рассуждал и откровенничал. Тогда я с удивление обнаружил, что я, оказывается, живой! Вне занятий и каждодневных дел, вдалеке от толпы и вынужденного круга общения, я узнал, что у меня есть мои – именно мои! – любимые занятия и увлечения, друзья и близкие, с которыми мне интересно, нравится проводить время. У меня есть свои мысли и маленькие радости, непонятные многим другим людям.
Я живой. И понял это я в беседе с Делэй.
Напитки в наших стаканчиках постепенно стали иссякать, с картонной тарелочки один за другим исчезали крендельки и пончики, а группки людей, подобно звёздам, долго сияли улыбками и шутками, затем взрывались финальным, самым громким смехом и, погаснув, рассыпались. И только наша беседа не желала заканчиваться. Делэй выдавала вопрос за вопросом и каждый раз она подбирала ключик к одной из дверей моей души, что, выстроившись в ряд в длинном коридоре, скрывали давно подобранные ответы. Стоило только ключику попасть в замочную скважину, как дверца распахивалась и ответ, изголодавшийся по свободе, выбегал. И мой коридор, до того серый и унылый, как в фильмах ужасов, затопили краски, заполонили всевозможные существа – обитатели сказок и далёких уголков нашей планеты, оккупировала толпа самых разных людей, туда и сюда ездил поезд, а в открытых настежь дверях виделись другие миры…
Я просто говорил. Просто слушал. Мы просто общались. Это было великолепно.
Сотни тысяч вопросов ещё ждали своего часа, чтобы из мыслей обратиться в слова и ключи. И двести тысяч ответов скреблись в двери, не в силах больше выдерживать пытку ожиданием. Мы могли бы принести свободу им всем, но…
Мой телефон завибрировал. Смс. Срок сдачи работы снова сократили. Мне надо бежать.
- Уже уходите? Я надоела вам своими вопросами… - опечалилась Делэй и повесила голову.
- Ты что! Я никогда не был так счастлив поговорить с кем-нибудь. Просто дела требуют меня немедленно.
- Счастлив? Так вы бросаете счастье ради дел?
- Да. Но ты сама сказала, что я странный.
- Это не странно. Это глупо…
На этой фразе мы расстались. Я вышел из кафе и побрёл домой. Ещё не стемнело и уставшее солнце лениво плыло к горизонту. Цвета потемнели, точно кто-то окунул картинку мира в чай. Её чай. По улицам брели измотанные люди, и проезжали сонные машины. Их шаги и тихие разговоры, шуршание шин и редкие автомобильные сигналы были как будто уставшими. Даже запах, казалось, засыпал. Кожу окутывала лёгкая, едва ощутимая летняя прохлада. И от чего-то этот самый обычный вечер показался мне удивительно хорошим.
Я шёл с непередаваемым чувством. В общение с Делэй, этой чудачкой, я нашёл себя. Это неописуемо. Словно переливание душ. Она распорола меня своими вопросами, как наглухо зашитый мешок, и из меня полились ответы, мои мысли и чувства, моя душа. Я чувствовал, как внутри меня образовывается пу-стота. Пустота, что тут же заполнялась ответами Делэй, её мыслями и чувствами, её душой. И я чувствовал, как меня наполняют силы, энергия, жизнь. Они разливаются по моим венам, и я делаю очень важное, до гениальности глупое и такое же просто открытие – я живой!
Да, я прекрасно знаю, что уже делал такое «открытие» в беседе с чудачкой. Но ведь в том и состоит смысл – раз за разом, снова и снова убеждаться, что ты живой. Получить разряд тока, чтобы, успокоившись, получить новый, а затем ещё и ещё один, чтобы сердце не посмело остановиться.
Я шёл домой, радуясь своему открытию, как первоклассник, открывший для себя мир математики. И только добрых двадцать минут спустя до меня дошло – я не узнал ни её фамилии, ни адреса, ни места учёбы, ни телефона. Даже её точный возраст оставался для меня загадкой. Я знал лишь её имя.
Делэй.
Мотнув головой, я поспешил себя поправить.
Нет. Я знал далеко не только её имя. Я знал её любимый цветок и погоду, её отношению к масленице и любовь чудачки к поездам. Я знал её душу, её саму. И она знала меня. Мы открылись друг другу, доверились, породнились. Из всех семи миллиардов, только к её душе тянулась моя, только в её разговорах я находил себя, а в её компании – покой. Я стал хранителем её секретов, а она – моих. Я нашёл единственного родного мне человека во всём мире.
Не знаю, смешно это или грустно, стоит смеяться или плакать, но, зная друг друга, как никто другой, став самыми родными, мы знали только наши имена.