Rip current возвратное течение. 2

Начало: http://www.proza.ru/2016/11/11/1977

Я спустился через парковую зону к набережной, пересёк площадь, миновал автостоянку, свернул. Корчма приветственно мигнула мне дважды: сначала сквозь голые мокрые кроны тополей, а потом сквозь густые мокрые кроны кипарисов. Я в последний раз затянулся и выкинул окурок под мокрые кусты.
Только бы никто не прицепился, мельком подумал я, спускаясь по лестнице между каменными стенами.
Внизу было как всегда – с мрака, сырости и зимней промозглости ты попадал в благодать привычного кабачка – прекрасно-сумрачно, и ещё не сутолочно в это время. Из динамиков лилась ненавязчивая музычка, и вообще всё было намного уютнее и намного симпатичнее, чем в моей собственной квартире.
Арсен поприветствовал меня поднятым пальцем. Я навис над стойкой.
- Будь другом, - сказал я, гипнотически глядя в его печальные армянские глаза, - дай посидеть одному. Ты меня не видел и не слышал.
- Не вопрос, - пожал могучими плечами Арсен.
На стойке материализовался высокий стакан. Жестом фокусника Арсен поднял тёмную бутылку.
- Тебе как всегда?
- Что в нашем понимании «как всегда», - философски вопросил я и сделал ему страшные глаза. – Да, как всегда, и побольше анаши.
- Понял, – хмыкнул Арсен, наплескал в стакан из одной бутылки, достал вторую и наплескал из неё тоже. – Садись вон туда спиной к обществу, никто тебя не тронет.  Он покрутил стакан шейкера, капнул из третьей квадратной и бросил щипцами лёд.
- Лимон? Вишенку?
- Лимон. Задача ясна? - уточнил я,  расплачиваясь. – Меня тут нет ни для кого. – Не был, не заходил, не привлекался. Только если ЧП.
- А если ОПЖ?
- А это что? - я уставился на бармена с изумлением.
- Очень прекрасная женщина.
Я подумал.
- Приравнивается к ЧП, - сказал я. - Очень прекрасная – это всё-таки шанс…
- Шанс, как ни крути, - понимающе покивал Арсен.
Мы посмеялись.
- В общем, оценишь степень прекрасности на своё усмотрение, я тебе доверяю - сказал я, усмехаясь и забирая спиртное. – Я тут посижу пару часов, тихо надерусь и уйду спать, зеркала сегодня бить не буду.
-  Программа минимум, - согласно кивнул Арсен.

Я прошёл к дальнему столику, стараясь ни на кого не смотреть. Народу было ещё немного, и почти никого местных. Отлично. Я скинул куртку с одного плеча, плюхнулся на стул. Сидеть носом в стенку было не очень комфортно, я слегка развернулся, чтобы видеть перспективу зала, но при этом представлять для него минимальный интерес.
Перед глазами заплясали огоньки преждевременных новогодних гирляндочек. Вот и хорошо, подумал я.
Взял прохладный стакан и сделал большой глоток.
Вот и хорошо, - подумал я во второй раз, прикрывая глаза. – Очень хорошо…

         - Князь, ты мне не пишешь, и это очень плохо.
Это настолько плохо, что я не могу больше ни о чём думать.
Я еду утром на автобусе в осенних сумерках на работу, крашу губы, стоя и отвернувшись к окну, потом появляюсь на работе, весёлая, нарядная, всем нравлюсь, все мне машут, всем я хороша, и никто не знает, какая внутри у меня ноет тревога.
Потом я еду с работы в осенних сумерках, смотрю в стекло на своё отражение – я там весёлая, и волосы по плечам из-под кепки, и никто, никто опять не знает, какая у меня внутри тревога.
Я, наверное, нарушу свои правила и позвоню тебе всё-таки.
Ну и пусть трубку возьмёт твоя любовница. Ну и пусть трубку возьмёт твоя жена.
В конце концов, я знала тебя всего пять дней. И одну-единственную ночь...

Я открыл глаза, и в них весело замельтешили мелкие разноцветные огоньки.
Любовница – это первое, что приходит в голову женщине, если ей не пишут, подумал я.
Я сделал второй большой глоток, и тепло потекло по всему телу. Внутри стало легче, а огоньки стали ещё веселее.
Интересно, подумал я, почему нужно напиться, чтобы стало легче. Что, собственно, происходит с человеком. Что-то в нём расслабляется, а то, что было важным, становится маловажным. А потом – совсем неважным.
Значит, человек напивается, чтобы важное стало неважным.
И вот интересно… это важное – оно действительно важное, или это сами люди создают эту важность в таком виде, что она пожирает их целиком?
Мысль была интересная, но для её познания мне могло не хватить выпивки.
Я допил остатки и пошёл к бару.
- Повтор? – понятливо спросил Арсен.
- Повтор, - подтвердил я, – и анаши побольше.
- Старик, - сказал Арсен, материализуя чистый стакан из небытия – наши невинные шутки могут быть странны окружающему миру.
- Согласен, - сказал я. – Окружающий мир враждебен одинокому путнику. И это драма.
- Более того, - сказал Арсен. – Окружающий мир может заарестовать одинокого путника. А это уже трагедия.
- Это катастрофа, - сказал я, аккуратно контролируя труднопроизносимые слова. – Мы в опасности. Одни прекрасные женщины могут спасти нас в этом трагическом окружающем мире.
- Или добить окончательно, - сказал Арсен. - Думаю, ты не будешь со мной спорить.
- Не буду, - сказал я.
- Ты вообще в порядке? – спросил Арсен, кидая лёд.
- Я в идеальном порядке, - заверил я. - Я додумываю одну важную мысль.
- Отлично, - сказал Арсен, ставя передо мной стакан. – Когда додумаешь до конца – приходи ещё.
- С удовольствием, - сказал я, забирая стакан со стойки. - Её же нужно будет отметить, эту ценную мысль.
- Непременно, дорогой, - сказал Арсен.
Я вернулся на место, поставил стакан на стол рядом с пустым. Подумал, вытащил бумажник, откинул клапан визитницы. Её лицо улыбалось мне оттуда. Она мне улыбалась…
 Это фотография выпала из августовского письма. Странная такая она была – со всех сторон обрезанная так, чтобы как раз поместиться в окошко бумажника. Одно лицо. Было видно, что она оглянулась через плечо, смеясь. Безмятежно и легко. Весёлые глаза, весёлый рот, весёлые зубы. Огоньки в глазах. Такие огоньки горели в её глазах, когда над набережной взлетели ракеты, а она смотрела на небо. Такие огоньки горели сейчас в глубине зала.
Я положил раскрытый бумажник на стол. Хотел отпить из стакана и не смог.
Не смог я пить, глядя на это лицо.

                - Князь! Я совсем не та девушка, которая думает: ах, он не пишет, значит, не может, у него важные причины, у него дела, ну ладно, я подожду, ничего страшного…
Нет, князь, не выйдет у тебя ничего, я совершенно другая девушка, я та, которая садится в поезд, если ей не пишут, и приезжает с милицией. И этой девушке совершенно начхать на все важные дела, если её письма остаются без ответа…

Я засмеялся. Извлёк фото из-под плёнки и перевернул. «Я улыбаюсь тебе» было написано на обороте фиолетовой пастой.
Я посмотрел на её почерк, представил, как она брала ручку, выводила эти слова, своими руками, живая, настоящая, с весёлыми глазами… Я представил её руки…
И почувствовал острую тоску.

                У тебя всё ещё продолжаемся мы…

  Далее: http://www.proza.ru/2016/11/17/1699