Маска

Этот товарищ преподавал у нас на разных курсах лабораторную физику и радиологию. Типичный солдафон, напоминавший мне полено, из которого папа Карло еще только собирался выстрогать хорошего мальчика. Какие-либо сантименты в отношениях с нами, совсем еще юными и, разумеется, не всегда идеальными, с его точки зрения, исключены были в принципе. В войну — командир дисбата, вояка он был прямолинеен и грузен и в мирной жизни. Давил, точно асфальтовый каток. Частенько, обведя нас недобрым взглядом, постукивал пальчиком по столу. А пальчик у него был с милицейскую дубину.
—По многим из вас, — приговаривал хмуро Трофимов, — давно уже плачет  старшина, перловка и кирзовые сапоги. Чем вы тут до сих пор занимаетесь, пока непонятно.
Намек на незаслуженную отсрочку от армии всегда пронимал. Некоторые, например я, стали вникать в его предметы старательней.
Однажды на радиологии он обследовал щитовидную железу у одной молодой,  беременной пациентки. Та еще даже не совсем прикрыла за собой дверь, а Трофимов уже выдавал нам свой суровый  диагноз:
—Покойница. Ей нужно скорее  рожать и — в деревню. Там дольше протянет.
И это в стенах медицинского института. Где милосердие в нас вбивают на каждом шагу. Ведь доброе слово порой — лучшее лекарство!
Не знаю, уж слышала она его или нет.
Мои родители — тоже врачи. Но не такие, ей-богу.
Ну, словом, неприятный  был дядька. Чего говорить.
И вот радиология. Очередное занятие. Диагностика заболеваний щитовидной железы. Так — нудная тема. Трофимов в своём амплуа вбивает в наши головы методику исследования с помощью радиоактивного изотопа йода.
Принцип примерно такой же, как в заселении нового дома. «Квартир» в щитовидке полно, но в норме они заселяются не полностью. Всегда остаётся что-то «на всякий пожарный». Вот это «что-то» и является нашим энергетическим потенциалом в жизни. Как выяснить цифру конкретно? А просто. Нужно только хватить рюмку… пардон — мензурку с радиоактивным йодом. Он заполнит незаселённое пространство. В заселённом — тоже йод. Но нормальный. В виде природного гормона тирозина. Через сутки, когда всё разойдётся по железе, радиограф покажет правду.
—Хотите попробовать? — спросил, по обыкновению, чуть ухмыляясь, Трофимов.
—Зачем? — поинтересовался я опасливо.
—Вопрос поставлен не правильно. Не зачем, а с какой целью?
—С какой же?
—Узнаете, кто на что способен.
—В радиологии?
—Вообще. Щитовидная железа регулирует все гормональные функции.
Сказав это, Трофимов выразительно перевёл взгляд на мою соседку, Галю Алёшину. Та, сразу поняв, о чём речь,  гордо расправила на губах алый бантик и выставила вперед свою грудь, высокую и заманчивую, как витрина кондитерской лавки.
Вызвались трое. Я — в том числе.
Безвкусная штука этот изотопный йод. Вода и по цвету.
Прошли сутки. Мы снова на занятии. Каждый из троих усаживается перед радиографом. На дисплее прибора — те самые цифры. Показатели нашей активности. В частности той, на которую уже был намёк.
Крепыш Сафиуллин превзошел всех.  Машина увидела в нем такой сексуальный потенциал, что все наши барышни мигом ожили и, может быть, вспомнили, наконец, что за окошком весна. Второй волонтер занял тоже почетное место.
Подошла моя очередь.
То, что увидел, меня поразило.
Я просто был в шоке.
В ауте!
Цифры ставили самый позорный для мужчины диагноз…
Девочки прятали смешливые взгляды в отворотах белых халатов. Галя, вообще-то, симпатизировавшая мне, смотрела сочувственно, но уже без всякого, дополнительного,  интереса.
Мысли дёргались, им уже не было места в растерянной башке. Как так? Ведь у меня все в порядке. Ну, хоть бы одна пожаловалась! Как вот теперь учиться в этой группе? Да и по институту поползут слухи…
Молчание казалось ужасающим.
—Итак, — прервал всеобщую тишину Трофимов. — Пора подвести итоги.
Я сжался. Ну, всё. Теперь меня добьют. Закончится пара — напьюсь, как собака!
—Так вот, молодые люди, — продолжал он, —  мы подошли к главному.
—Да? — скромно хихикнули девочки.
—Вы не об этом подумали, —  жёстко осёк их мэтр, давно уже стойкий, похоже, ко всяким чарам. — Главное — это идеал.
—А он есть?
—Случается. При определённых условиях. Но мы не будем про жизнь вообще.
—Почему? — заулыбалась Алёшина. — Это так интересно…
—Иначе деловой разговор превратиться в базар. А данный эксперимент не говорит ещё ни о чём.
Он взглянул на меня:
—Вам не стоит расстраиваться. Объективный результат возможен только в том случае, если в организме, кроме изотопа и йода самой щитовидной железы не присутствует посторонний йод. Какой, например? Да хоть с ватки, которой вы накануне смазали какую-нибудь царапину. А может, просто из кильки. Хорошая вещь под закуску. В ней тоже йод.
Хотел сказать «я не пью», но промолчал. Не до шуток было.
—В практике мы рекомендуем своим пациентам перед исследованием на радиографе воздерживаться от употребления йодосодержащих продуктов. Хотя бы месяца два. Лучше — три, это надёжней.
Я облегчённо вздохнул:
—Значит, похороны откладываются.
Все рассмеялись.
В конце занятия, когда уже мы расходились, Трофимов подозвал меня пальцем. Он, как всегда, был суров, но палец уже не казался мне милицейской дубиной. Дошло, наконец, что строгость его — наигранная. Хороший он, в общем, мужик. Просто роль обязывает. Ну, есть вот такие профессии.
Спросил, прищурившись:
—Любите пиво с килькой?
—Как вам сказать…
—Поаккуратнее с этим.
—В каком смысле?
—В любом.
И выразительно кивнул на выплываюшие из кабинета шароподобные бедра Гали Алешиной.