Ночь ужасов

Когда на заре нового социального строя вождями было решено, что жить безбедно поодиночке хуже, чем жить бедно вместе, и стали создаваться всякого рода коллективные хозяйства, был создан колхоз, объединивший несколько деревень неподалеку от славного города Одессы.

Одна из деревушек под названием Фонтанка расположилась в живописном месте на берегу Черного моря. Но, конечно же, не этим примечательна деревушка. А тем примечательна она, что спустя десятилетия после начала коллективизации, чтобы собирать урожай помидоров, на помощь колхозникам посылались мы, студенты Одесского университета.
Я бы не сказал, что помидоров было столько, что не хватало колхозников для сбора помидоров, скорее, колхозников было столько, что их не хватало для сбора помидоров.

Фонтанка тянулась вдоль моря и заканчивалась с одной стороны пятью одноэтажными домиками гостиничного типа, в каждом из которых было по пять комнат с четырьмя кроватями вдоль стен. Неизвестно для кого были предназначены домики в мирное, свободное от битвы за урожай время, но это и неважно. Важно, что здесь пребывали мы, и нам здесь нравилось.

Наше маленькое поселение отделялось от деревни длинным, довольно крутым и разветвленным оврагом. На той противоположной стороне находились магазин и столовая, в которую мы наведывались изредка, предпочитая пользоваться своими продуктами, привезенными из дому после выходных, поскольку обходить овраг занимало какое-то время, а тратить его на такой поход было лень и жаль.

Жители моего домика не перетруждались работой на полях, частенько позволяя себе сачковать, так как будучи активными участниками студенческого театра, из которого в дальнейшем вышли некоторые КВНщики, мы были собраны вместе для подготовки очередного шедеврального спектакля.

Развлекались мы, не только творя театральное действо, но и многим другим. Особенно по ночам. Одними из любимейших развлечений являлись тематические ночные посиделки. В одну из комнат набивались все и придумывали тему, на которую должны были излагать по кругу. Были ночи поэзии, песен, путешествий, анекдотов. И однажды наступила ночь ужасов.
Но все по порядку, так как ночи этой предшествовало несколько забавных событий.

Тем утром б;льшая часть нашей дружной команды решила сходить на работу, чтобы не вызывать лишней нервозности у обитателей других домиков и заодно пополнить запасы съестного свежими овощами.
Девушки собирали помидоры в деревянные ящики, юноши относили ящики на телеги или грузовики. Женское население на факультете по отношению к мужскому составляло семь к одному. Эта же пропорция соблюдалась и тут.
Смотреть, как наши прекрасные дамы, владевшие иностранными языками, цитировавшие Цицерона и Гегеля, легко оперировавшие понятиями разных лингвистических теорий и всегда появлявшиеся перед нашими очами с получасовым макияжем, длинными лакированными ногтями, в одеждах исключительно из зарубежных журналов мод, сейчас стояли в позе латинской буквы «z», срывая плоды матушки-земли, было необычно. Но выглядели они не менее соблазнительно, а даже более. Прошу прощения, я отвлекся.

Ящики закончились, что происходило регулярно. Помидоры стали собирать в кучу, которая росла, постепенно превращаясь в гору. Работа грузчиков прервалась, возможно, на весь оставшийся день.
Я с другом Ником (мы любили называть друг друга на иностранный манер, подтверждая тем самым свою причастность к факультету иностранных языков) решили вернуться в домик, по дороге зайдя на комбинат, производивший томатный сок, чтобы разжиться для вечерней трапезы парочкой бутылей.

На пути оказался трактор с кузовом. Мотор работал, внутри – никого. Мы обошли его и заметили рядом в кустах ноги. Это были ноги тракториста. Мы и раньше не видели его трезвым, но в таком полном ауте впервые. На наш окрик «эй, ты живой?» тракторист отреагировал неожиданно быстро: он повернулся на бок, пропел басом: «Вставай проклятьем заклейменный!», повернулся обратно на спину и мощно захрапел.

Ник залез в кабину трактора, а я – в кузов. То, что друг проявит такую резвость, я не предполагал. Мы поехали с приличной скоростью, въезжая во все колдобины, рытвины, выбоины, ухабы... как много у ям на дорогах синонимов в русском языке! Я с трудом держался за верхнюю деревянную доску кузова, подпрыгивая и крича: «Стой! Убьёмся!». Но Ник вошел в раж.

В юные годы для создания поэтических текстов мне были необходимы сильные ощущения, граничившие со стрессом. И я начал творить:

Не ударный наш колхоз,
где ни стань – кругом навоз.    
Дождь вовсю заплевал борозду.      
Пал от стужи желтый лист,
пал от водки тракторист,
ну а я смертью храбрых паду.

Позднее этот образчик «высокой поэзии» превратился в песню и был с успехом исполнен в очередную песенную ночь.

Мы остановились недалеко от комбината. Я спрыгнул с кузова и пошел слегка вприпрыжку по инерции. Думаю, что первые седые волосы у меня появились во время тракторной поездки.
- Слушай, - сказал Ник, - тракторист, когда придет в себя и увидит, что трактора нет...
- Он бы и мать родную не запомнил, - перебил я друга, и этот ответ его вполне удовлетворил.

Комбинат был современно оборудован. Наклонный ленточный конвейер катал помидоры и сбрасывал их в соковыжимающий агрегат. По периметру большого помещения находились стеллажи, заполненные бутылями с томатным соком. Мы подошли к одному из стеллажей, взяли снизу по трехлитровому бутылю (не знаю, как сейчас, но в те времена бутыль в Одессе был мужского рода, а помидора женского) и двинулись к выходу.

- А разрешение есть? – прозвучал голос за нашими спинами.
- Так мы же здесь работаем. – сказал я, обернувшись.
- Где здесь?
- На поле. Собираем.
- Вот на поле и собирайте. Сколько вас еще тут?
- В смысле?
- Ставите на место и радостно уходите.

Голос принадлежал толстому низкорослому деду в огромных очках, с шариковой ручкой за ухом и металлической метровой линейкой в руках, которую он держал как нацеленную на нас винтовку.

- А, может....
- Не может.

Поставив бутыли на место, мы вышли из комбината.
- Откуда он вообще тут взялся? – поинтересовался я, учитывая, что раньше мы это проделывали неоднократно без каких-либо препятствий.
- А ведь в этом есть и наш непосильный вклад, - вздохнул Ник.

Стало обидно, и тогда мы решились на хищение социалистической собственности, хорошо зная слабые места комбината. Мы зашли за угол здания и обнаружили, что эта идея посетила не только наши светлые головы. Наш товарищ Юлик по прозвищу Active (Активный) тоже неплохо ориентировавшийся в лабиринтах комбината, быстро удалялся с бутылями под мышками. Теперь я понял вопрос деда о том, сколько нас еще тут. Я хотел Юлика окликнуть, но Ник меня одернул.
- Не будем ему мешать. Стол у нас общий, ужин совместный.   

Ранним вечером к домику стал сходиться народ. Необходимо было помыться, переодеться после трудового дня тем, конечно, кто на работу пошел.

Посреди комнаты стоял большой стол, сооруженный из досок, поставленных на ящики, служивших изначально тарой для помидоров. Над каждой кроватью были прибиты к стенам по несколько консервных банок в роли пепельниц. Каждый что-то приносил. На столе стали появляться консервы, хлеб, вино.
- Сегодня в рационе деликатес, - сказала Марго, учившаяся на французском отделении и слывшая знатоком и любителем французской кухни.
- Наловили лягушек? – спросил Алекс, душа компании, всеобщий любимец, острослов, который был нам всем не только другом, но и преподавателем и одним из руководителей студенческого театра.
- Нет, будет нечто покрупнее лягушек, но помельче страусов.

Вскоре мы, человек пятнадцать, расселись на кроватях и начали вкушать.

- О чем будет ночь? – спросила сценарист всех наших спектаклей Ирэн.
- А давайте-ка что-нибудь страшненькое, - предложил, разливая вино, постановщик танцев Эндрю. –  Адреналинчик хочется повысить.
Предложение было бодро поддержано всеми присутствующими. Мы пили, ели, болтали, веселились.

Вдруг дверь с грохотом отворилась, и на пороге появилась Тати, девушка красоты неописуемой, но в данный момент с трудом узнаваемая, поскольку лицо ее представляло собой орнамент, похожий на боевую раскраску индейца перед выходом на тропу войны. Легкая кофточка, на которой сохранилась одна пуговица и один рукав, а под нею тонкая рубашка уже не могли полностью прикрыть то, что они должны были прикрывать. На брюках в области коленок зияли большие дыры. Как это модно сейчас.
Тати, прислонившись к двери, попыталась рассказать, что произошло, но говорить могла только шепотом и сильно заикаясь. Вот ее рассказ в моем изложении в третьем лице.
Шла она в чудесном расположении духа привычной тропинкой к домику, где ее ожидали любимые друзья, то есть мы, наверняка готовившие вкусный ужин, и думала о том, как хорошо жить на свете, особенно ранней осенью на берегу моря. И, так думая о ближайшем светлом будущем, девушка не обратила внимания, что подошла близко к краю обрыва. Результатом такой неосторожности явилось то, что она оступилась и, свалившись в овраг, оказалась на самом его дне. «Лицом к лицу» с козлом. Но с козлом не в переносном смысле, а в прямом. Бородатым и рогатым. Увидев такое крупным планом, она заорала что есть мочи и сорвала голос.
Козел, мирно жевавший травку, тоже не ожидал такого поведения со стороны представителя биологического вида, гордо называвшего себя разумным. Крикнув с перепугу «ме-е-е», он рванул со всех своих козлиных ног вдоль оврага, испражняясь на бегу.
Тати, придя в себя, пробовала вылезти наверх по склону, но каждый раз, не добираясь и до середины, скатывалась вниз. Земля, пропитанная недавним дождем, скатывалась вместе с ней. Несчастная осмотрела оба склона и поняла, что выбраться здесь не представлялось возможным. После тщетных попыток ее, наконец, осенило: козел должен был точно знать, где выход, и побрела туда, куда он побежал. Козлика, конечно, и след простыл, но остался след козлиного испуга. Параллельно ему она и зашагала, но он вскоре оборвался. Тати шла долго, пока овраг не закончился и не сравнялся с поверхностью. Теперь следовало развернуться и по равнинной местности возвращаться. В лицо ей засветила яркая полная Луна, а вдали показались наши домики. Весь обратный путь она держалась подальше от оврага и думала: какая противная дождливая осень, и хорошо бы чтобы эти гады, то есть мы, все не сожрали.

Несколько девушек увели Тати, чтобы привести ее в порядок.   

- А вот и обещанный деликатес, - радостно объявила Марго. В комнату торжественно внесли две маленькие тарелки, на которых лежали мелкие черные куски неведомо чего.
 – Это две курицы. Нам их подарил колхозный бригадир, влюбившийся в… не скажем в кого. Они уже были общипаны, но остальное пришлось делать самим.
А самим им пришлось потрошить и промывать курочек, и, как выяснилось, ничего умнее наши замечательные, наши талантливые любимые дамы не придумали как делать это в море. Там же, на берегу, они разожгли костер и бросали в него отрезаемые кусочки.

При взгляде на этих, с позволения сказать, куриц аппетит явно не разыгрывался, но молодым, еще растущим у некоторых организмам требовалось усиленное питание.

- Ужель та самая Татьяна? – промолвили одновременно Ник и я, когда в сопровождении подруг вернулась Тати. Она вновь блистала красотой и улыбалась.

Вскоре все насытились, и было предложено приступить к страшным рассказам для улучшения пищеварения. Лунный свет заменил электрический.
Первым у двери сидел Алекс. С него и началась ночь ужасов.

- Мой приятель Витек, - начал Алекс, - большой любитель острых ощущений и исследователь недр, уговорил меня этой весной пойти с ним в катакомбы, новый вход в которые недавно обнаружился, очевидно, в связи с оползнем на возвышенности у одного из диких пляжей.
Вообще, поход в катакомбы – дело серьезное и опасное, не мне вам рассказывать. Можно зайти и, находясь рядом с выходом, никогда не выйти. Приятель – опытный специалист в этом деле, и я ему доверял. Вооружившись фонариками, канатом, мелом, свечами, спичками и прочим необходимым, мы отправились в поход.
Вход был относительно широким. В 12 часов 10 минут пополудни мы легко проникли внутрь и, предпринимая все меры предосторожности, стали продвигаться вглубь. Через метров восемь пришлось идти на полусогнутых, так как проход снизился и стал уходить влево. Еще через несколько метров наступила полная темнота. Витек включил свой фонарик.
Мы продолжали идти, пока не появилась стена, клином раздваивавшая проход. 
- Пошли налево, - сказал Витек, - это значит, что в этом месте возвращаемся по правой стене.   
Проход петлял и постепенно увеличивался и в ширину, и в высоту.
 Мы, наконец, смогли выпрямиться.
- Который час? – спросил я.
Витек посмотрел на часы
- Почти час.
- Сколько?!!! – воскликнул я. – Мне казалось, что мы идем минут двадцать, не больше...
- Тихо!
- Ты чего?
- Слышишь? – он перешел на шепот. Я прислушался.
- Нет, - ответил я тоже шепотом.
Витек выключил фонарик.
- Зачем?
- Гляди!
- Ничего не вижу.
- Там, впереди, свет. - Мои глаза быстро привыкли к темноте, и я тоже узрел впереди свет, но не мог определить расстояние. И услышал неясный шум, как будто шелестела бумага.
Мы пошли на свет. По мере приближения шум, похожий на шелест, усилился. Теперь стало ясно, что это вода. Свет становился все ярче и заполнил почти половину пространства впереди. Наконец, мы отчетливо увидели перед собой проем в стене и оказались в небольшом помещении, на противоположной стороне которого стекала двумя ручьями вода, уходившая куда-то вниз. Мы стали осматриваться. Обычная средних размеров пещерка. Свет теперь был вовсе неярок, и было совершенно непонятно откуда он исходил. 
Внезапно Витек схватил меня за руку и сжал так, что я чуть не закричал. Прямо перед нами метрах в восьми стоял некто, копошившийся у стены напротив. Сгорбленная фигура производила рваные движения и как-то странно перемещалась, рывками, взад и вперед. Поначалу казалось, что ее накрывает длинная темная ткань. Несколько секунд спустя фигура медленно завращалась в разные стороны, и темная ткань, сжавшись, исчезла внутри нее. Когда вращение прекратилось, мы совершенно четко осознали, что обнаружены.
Мы оцепенели. Холод проник во все уголочки тела, а сердца застучали так, что готовы были выпрыгнуть из груди. На нас смотрел не человек!
Это было бесформенное существо, темно-синего цвета. Верхняя его часть то сужалась, то расширялась, как будто дышала, а нижняя оставалась неподвижной. Невозможно было понять, оно начало увеличиваться в размерах, либо приближалось к нам. Но абсолютно точно ощущалась исходящая от него угроза.
Оцепенение прошло, вернулся разум и инстинкт самосохранения. Мы бросились назад к проему. Не помню, как мы бежали обратно, помню только, как почему-то в ушах звучал весь путь голос Витька: «возвращаемся по правой стене», хотя он бежал впереди меня, и свернуть куда-либо не туда я никак не мог.
 
Алекс замолчал. В комнате воцарилась тишина. Первой ее нарушила Ирэн.
- И всё?!
- Ну, нам мало не показалось. Мы, даже уже оказавшись на поверхности, еще продолжали драпать.      
- Что же это было?
- Не знаю и узнавать не желаю. Испытывать подобное еще раз не хочу.

- Смотрите, крест!!! - крикнул кто-то. Все вздрогнули, некоторые завопили, а Active, сидевший на одной из кроватей с краю, свалился на пол. Во время рассказа Алекса он уснул. Очевидно, перетрудился, таская бутыли из комбината.
И действительно, на стене у двери появился идеальный крест. Полная Луна, оказавшись посреди окна, отбросила на противоположную стену тень от оконной рамы.

Далее поочередно каждый из нас рассказывал свою страшную историю. Не буду их здесь приводить, чтобы не делать это повествование бесконечным. Рассказчики, вдохновленные примером Алекса, были в ударе. Сюжеты отличались разнообразием.
Мы услышали про скелет, влезший в квартиру на пятом этаже через форточку и возжелавший многодетную мать; про хомячка, который, озверев, перекусил решетку клетки, и подпрыгивал на метр восемьдесят, чтобы непременно укусить хозяина за нос; про памятники на кладбище, периодически менявшиеся местами; и даже про лампочку в торшере, которая, сама выкручивалась, падала, разбивалась, потом собиралась, подпрыгивала и вкручивалась обратно.
Когда дошла очередь до Тати, все согласились с тем, что ей должен быть засчитан рассказ про падение в овраг, тем более что голос ее еще полностью не восстановился.

Вот так проводили дни и ночи в деревне Фонтанке под Одессой студенты факультета романо-германской филологии. А впереди было еще много дней и ночей и этой осенью, и следующей, и следующей...