Уследить неуследимое и не наследить

Я вижу, как люди выходят из изваяний, вдруг изменившихся, оживших и направивших взоры на самих себя. Это – кающиеся духом. Каясь, они светлеют и, начиная с себя, начинают сбрасывать засохший птичий помёт, склеивать и сшивать обломки разбитых душ.

И ещё остаются изваяний людей. Эти изваяния расколоты на части. Они – как изваяния прошлого. Того прошлого, которое представляю. А если это изваяния будущего?! Того будущего, которое ощущаю, как будто вижу? В этом – загадка.

И меня будоражит благое пожелание: собирать и соединять воедино всё, что является обломками, загадками и как бы неслучайными случайностями.

А ещё бы – стать отгадчиком и избавителем ближних своих от случайностей! И от раскола, превращения в изваяния будущего! Спасти, преобразовать всякое «было» и «будет» в «так хочу я», – и это было бы освобождением, и избавлением от тревоги и беспокойства!

Но моя воля, которую хочу видеть как освободительницу и вестницу разума, – она не поможет. Она сама – пленница. «Хочу – буду» освобождает, но потом заковывает в ещё более прочные цепи!

«Было» – так уже называется скрежет зубовный и сокровенное страдание воли. Бессильное против того, что уже сделано, оно – всего лишь свидетель прошлого. «Было» есть обломок, ужасная случайность.

Воля не может обратно хотеть. В том, что она не может победить время и остановить движение времени, – в этом отчаянное горе воли.

Чего только ни придумывает сама воля, чтобы освободиться от своих оков и от своего горя! Каждый пленник в неволе становится безумцем в желании освобождения. Часто безумством освобождает себя и пленённая воля.

От своего горя, от гнева и досады она разбрасывает камни. Так она мстит всем, кто вместе с ней не чувствует горя, гнева и досады.

Только камень «было» она не может швырнуть. А камень «будет» ещё где-то лежит в ожидании. Слава Богу, если его не будет под её безумной рукой.

И так воля, желанная освободительница, неожиданно становится моим тюремщиком и истязателем, причиняющим страдание. И на всё, что может заставить страдать, она изрыгает гнев и досаду.

Так тупая глупость, и даже безумие поселяется в воле, и это стало проклятием всем человекам. Проклятием, потому что эта тупоглупость научилась мщению.

Это мщение – отвращение воли ко времени и к его «было». И отвращение воли то ли ко времени, то ли к безвременью, с названием «будет».

Мщение было всегда не самой лучшей, но самой первой мыслью людей. Где было их страдание – там всегда должно было быть мщение.

Потом они придумали мщение с помощью лживого слова. Чтобы мстить, такое мщение притворяется совестью – и само себя объявляет наказанием.

В самом хотящем есть страдание того, что не может он обратно хотеть. И потому и сама воля, и вся жизнь должны становиться, и становятся – наказанием! Это ли не тупая глупость, а то и – безумие?

Тупая глупость начинает душить дух:
– Всё преходит, и это прейдёт! Всё должно прейти! Вы этого достойны! Всё распределено по праву и наказанию! И самой справедливостью является закон времени: оно пожирает своих детей!

А безумие уже вовсю проповедует:
– Может ли существовать избавление, если существует вечное право и наказание? Ведь недосягаем и потому недвижим камень «было». Никакое деяние не могло бы быть не сделанным через наказание! И потому не может быть уничтожено! В этом – вечное в наказании «существованием»: существование вечно должно быть деянием – и снова виной! Вечными должны быть наказания!

Пока воля наконец не избавится от себя самой, и не станет – отрицанием воли!

Когда это случится? Кто научит её примирению со временем и научит высшему? Никто. Только дух. Но где он? Он гуляет, где хочет.

Примирению разве можно научить? И как удостовериться в том, что воля уже отреклась от своего собственного безумия? Забыла ли она дух мщения и всякий скрежет зубовный?

Более высшего, чем всякое примирение, должна захотеть воля. Но как это может случиться с ней? Кто научит её хотеть обратно? Никто. Только кающийся дух. Но он не мстит, не отвращает, не наказывает, не оставляет свой след. Он не следит, потому что не следует.

Он только приходит, видит, показывает. Для него уже нет камней, которые тяжелят, – ни «было», ни «будет». Для него уже всё есть!