Курортные миниатюры

Август.


   Вот уже и август. Море теплое, ласковое, по утрам совершенно прозрачное, так что отчетливо видно песчаное дно в мелких дюнах и косяках мальков. Солнечные зайчики, бегущие по зеркальной морской глади, завораживают и удерживают взгляд. Берег песчаный, мелководье тянется далеко – кажется, чуть не до горизонта. Курортники, наслаждаясь утренней свежестью моря и нежарким еще после восхода солнышком,  стоят по пояс в воде далеко от берега и неспешно перебрасываются фразами. На пляже тихо, и только  отзвуки голосов в море  нарушают покой. Справа, как на ладони, видны Карантин и паром,  плавно и вальяжно подтягивающийся к порту. На гладкой морской поверхности огромный  паром кажется какой-то  сюрреалистической декорацией.

   Ближе  к десяти на свой кусочек пляжа приходит детский лагерь. Поднимается возня, шум и детский гомон. Стартует  обычный жаркий летний день на пляже небольшого курортного городка с его кутерьмой и броуновским движением, понятным только отдыхающим с их стремлением покомфортнее устроиться и получить побольше всяческих пляжных удовольствий.

     Солнце между тем медленно ползет к зениту, пляжники,  распластавшись - кто на лежаках, кто на песке, - с упорством, достойным лучшего применения, ловят огненные солнечные лучи - загорают.

    Матросы-спасатели, прилипнув к пластиковым стульчиках под тенью старого абрикоса,  уныло глядят на берег,  мечтая о глотке-бокале-бочке! холодного пива.

     В прибрежное кафе по-простому, в плавках и купальниках, медленно подтягиваются курортники, возжаждавшие  освежающих напитков, чипсов и мороженого. Невыспавшийся бармен вяло отвечает  посетителям  и медленно  наполняет бокалы пенящейся жидкостью.

    Наступает полдень. Пляжники собираются на обед и сиесту. Побережье пустеет. Наступает какая-то  глухая,  летняя, полудремная жара. Все замирает. Оставшиеся отдыхающие дремлют на пляже или, сидя в кафе,  неспешно цедят крымское пиво.

    Полусонные бармены  клюют носом и, изредка вскидывая голову и рискуя свалиться со  своих длинноногих стульев, сердитым взглядом  встречают приближающихся к стойке клиентов.

    Солнце переваливает через свой  ежедневный экватор. На пляж наползает тень от стоящего рядом санаторского корпуса.

    Между четырьмя и пятью часами отдохнувшие от полуденного пекла  курортники  жидкими ручейками стекаются обратно. Пришел детский лагерь: смех, крики, беготня заставляют пляж проснуться. Возобновляются перемещение, суета,  поиск новых впечатлений.

   После полуденной дремы просыпаются спасатели, бармены, прийдя в себя, привстают со  своих стульчиков, опираются на стойку и начинают   гипнотизировать  снующих туда-сюда  людей.

   Уже не так жарко. Отдыхающие снова гурьбой потянулись за столики, чтобы как-то убить время до ужина.   Купания надоели, да и море после обеда расшалилось. Длинные, словно океанские, волны с шумом накатывают на берег  и, пенясь и шипя,  уходят в пляжный песок.

   Тень накрывает пляж полностью, наступает вечер. Уходят лагерные дети. Курортники собираются на ужин, уступая место  любителям вечерних купаний и пляжных посиделок. Собирают лежаки. Море, успокоившись, что-то умиротворенно шепчет у самой кромки берега, заставляя оставшихся пляжников невольно прислушиваться.  Все стихает...
 
   Завтра все повторится снова: море, солнце, песок, пиво,  мороженое, смех,  споры, пляжные фото, бродячие торговцы кукурузой и пахлавой, катание на катамаранах и неимоверная усталость к вечеру. Тяжкая работа у отдыхающих.  Им снова предстоят усилия  по стяжанию всех курортных удовольствий.

     И так каждый день…
     А зачем?!

2015 год.



Медсестра.



     Вялость  курортного сезона была оживлена событием, происшедшем  на небольшом кусочке феодосийского побережья – лечебном пляже санатория. Внезапно в разгар лета  уволилась пляжная  медсестра Леночка. Причины никто не знал. Предполагали разное…
   
    Медсестра была женщиной современного бальзаковского возраста, небольшого роста, с еще крепким, сбитым телом, крупными чертами лица и детскими голубыми глазами за толстыми стеклами очков, с окрашенными в блонд жидкими завитушками на голове. Издалека ее легко можно было принять за еще моложавую даму, но при ближайшем рассмотрении глубокие морщины со складками на лице коварно выдавали возраст.
            
   Каждый рабочий день доставлял Леночке очевидное удовольствие. Она легко находила себе компанию: весело щебетала то со спасателями, то с отдыхающими, то с обслуживающим персоналом санаторского корпуса, то с назойливыми, как августовские мухи, пляжными торговцами. Со всеми у нее выстраивались легкие, непринужденные, приятельские отношения, чему способствовали необременительные служебные обязанности: измерить температуру, давление, дать таблетку «от головы» или «от живота». Лишь изредка случалось какое-нибудь происшествие, требующее более серьезных профессиональных ее навыков. Быстро раскрывая свой медицинский сундучок с незатейливыми  лекарствами, названия которых оживляют в памяти воспоминания из далекого детства, она с каким-то радостным возбуждением оказывала  необходимую помощь.
 
     У Леночки  была одна пленительная привычка: каждый день менять свой образ. Она  с бесшабашным подростковым максимализмом могла превращаться из легкомысленной нимфетки  в желтых трикотажных бриджах с футболкой или в прозрачной блузе с джинсами со стразами, доставшимися ей от  великовозрастной дочери или напрокат от знакомой продавщицы секонд-хенда, в женщину–вампа в черном облегающем платье с декольте и дешевым сверкающим колье.  Изредка она накидывала на себя свой «легкомысленный» полупрозрачный белый халатик, да так, чтобы он не закрывал от окружающих ее прелестных одежд.
 
    Ее можно было часто увидеть сидящей, стоящей недалеко от корпуса санатория или бродящей по пляжу в экстравагантных нарядах   и  дымящейся тонкой сигаретой .

      Обитатели пляжа с нетерпением ждали утреннего появления медсестры на своем рабочем месте – красном пластиковом стуле возле лестницы, спускающейся к пляжу. Странный облик Леночки не соответствовал месту и виду ее деятельности, однако это обстоятельство ее ничуть не смущало.  Она чувствовала, что чем-то интересна окружающим и  это выделяет ее из толпы и делает заметным членом пляжного сообщества. Во всем ее облике чувствовалось какое-то примитивное чувство подражания «успешным» мира сего  через упрощенно-вульгарное копирование внешнего, жизненная неудовлетворенность и неуклюжая попытка догнать  свою уже ускользнувшую молодость. Уж очень ей хотелось если не быть, то хотя бы казаться… Окружающие дамы тихо злословили по этому поводу, называя Леночку «Барби», выражая смешанное щемящее чувство  иронии и  жалости к этому ребячеству.
 
     Леночка была замужем. Каждый день после работы супруг встречал ее   недалеко от пляжа, брал у нее сумку,  и они начинали медленно двигаться в сторону своего  дома. Он плелся всегда чуть поодаль. Казалось,  Леночка его немного стеснялась и делала ему одолжение, позволяя быть ее сопровождающим.
 
    Муж Виктор был хозяйственен и молчалив. Он был отставником, уже не работал, и все их незатейливое домашнее хозяйство держалось  на нем. Виктор убирал, стирал, готовил еду: варил борщи, варенье, консервировал и засаливал. Она позволяла ему это делать. Любимым ее развлечением было сидеть на балконе в любимом кресле-качалке и затягиваться дымом из кальяна, при этом  фантазия рисовала ей разные картины и истории, в которых она была счастливой и молодой со множеством поклонников, и  еще не было сына–инвалида и взрослой дочери, которая никак не может родить ей внука…

     Утром она надевала на себя очередной «умопомрачительный» наряд, входила в образ и шла на свой рабочий пост - санаторный пляж. На месте вытаскивала свою металлическую биксу с  просроченными лекарствами, закуривала сигарету и ловила взглядом беспечных  словоохотливых одиноких отдыхающих.

    Нынче сезон плохой, на пляже немноголюдно. Настроения нет. В прошлом году бродячие торговцы платили ей хоть какие-то деньги, за то что она разрешала им торговать на пляже пахлавой, кукурузой и рыбой. В этом сезоне отдыхающих мало, денег нет, с торговцами скандал. Мало одиноких немолодых мужчин, любивших поговорить с  отзывчивой импозантной медсестрой. Нужен  был какой-то случай, чтобы немного  рязрядить обстановку. Такой случай представился: кто-то вызвал на пляж для устрашения торговцев полицейского. Леночка была вынуждена подтвердить свой статус  пляжной медсестры, встав, естественно, на сторону закона. После этого у нее случился нервный срыв. Кто знает, приходили ли к ней домой цыгане-торговцы с угрозами, или медсестра их просто выдумала. Но причина была найдена, и перемена в жизни случилась: она уволилась…
 
    Жизнь должна была измениться, подсказывал ей дым кальяна и безумные мечты о вечной молодости…

2014 год.



Уборщица Надя.


     Всю свою жизнь Надя прожила в маленьком приморском городке: работала в детском саду, на фабрике, на заводе. Двоих сыновей вырастила одна. Всегда с грустными  любящими глазами и дрожащим голосом она рассказывает о своем бывшем муже  Васе, которого любит до сих пор. Живут они в одном городе, и у него давно уже другая семья. Сыновья их стали  взрослыми, выросли уже и внуки. И все же Надя и теперь как-то по-детски радуется, когда ее Вася, проезжая мимо на своем самосвале, сигналит ей…
   
    Летом пенсионерка Надя работает уборщицей на пляже. Она часто заходит к нам в кафе и рассказывает, расказывает, рассказывает…

   Ее умные и добрые глаза располагают  к себе людей. Какое-то смирение, душевная тишина  и доброжелательство подкупают  и  позволяют вести с ней неспешные и умиротворяющие беседы: эта набожная и рассудительная женщина никого не осуждает и ни с кем не ссорится. Мудрая  простота в рассуждениях  заставляет всех прислушиваться к ее мнению.

   …Она подметает площадку перед санаторским корпусом,  гладит белье, убирает в номерах,  поливает  цветы – вся самая тяжелая работа лежит на ней. Однако, уныние и озлобленность никогда ее не посещают: она все делает спокойно, как-то незаметно быстро и с удовольствием, читая при этом молитвы, которые знает наизусть.
 
     В выходные дни  Надя жарит вкуснейшие пирожки, печет булочки, лепит пельмени и относит детям. Она чем может помогает своим взрослым детям и внукам. В этом заключается смысл ее теперешней жизни. Ей доставляет удовольствие помогать, не навязывая свою волю и не требуя ничего взамен.

   Наде придает сил то, что ее любимые сыновья всегда с благодарностью хвалят ее незатейливаю стряпню, справляются о здоровье и просят ее оставить свою тяжелую работу и спокойно отдыхать на пенсии.

    По воскресеньям Надя  ходит в церковь и угощает бабушек-прихожанок своей аппетитной выпечкой. В свободное время, по вечерам,  она любит перечитывать старые потертые молитвословы и псалтырь, а потом  не спеша в который раз обдумывать прочитанное.

    Зимой, когда санаторий закрывается,  она из ракушек, собранных  летом  на берегу, мастерит поделки: ангелочков, печальных лебедей, собачек, зайчиков, парусники. Летом они выставляются для продажи за символическую плату на табурете возле пляжа, а  в конце сезона просто раздариваются гостям и знакомым.
 
      Надежда Петровна - счастливый человек: она никому не завидует, простая еда и одежда вполне ее устраивают, она любит своих детей и внуков, и они платят ей тем же. Христианское смирение и простота ощущений  выделяют ее из толпы самолюбивых, вспыльчивых, нетерпимых и гордых людей.  Душевная чистота и спокойствие делают Надю по-настоящему мудрой  и притягательной, выделяя ее из нас - лукавых, тщеславных, кичливых людей, живущих  в тревожном беспокойстве и стремящихся к пресыщению во всем.

     …Уже почти пятьдесят лет она хранит свою свадебную фату как символ чистоты  и верности,  завещав своим детям  положить этот свадебный убор  ей в гроб.

2015 год.



Спас.


      Вот и пришел Спас. Удивительный праздник Преображения Господня. В церкви пахнет яблоками, люди несут корзинки с фруктами, держат их в руках, ставят на пол возле себя и служат Литургию, веруя в Преображение всего и всех…

    Солнце стало мягкое, море - теплое, ласковое. Утренняя прохлада напоминает о приближающейся осени. Какая-то удивительная тишина висит над побережьем, слегка дрожит листва на деревьях, каждый звук далеко разносится по морю. Лишь шум проходящих мимо пляжа поездов изредка разрезает августовский спокой. Гармония окружающей природы поглощает даже человеческую суету, мешающую понять истинную суть происходящего.

   Благодатная энергия наполняет все вокруг так, что кажется: стоит только захотеть, можно медленно распластать руки и ноги, лечь и густой воздух удержит тебя в таком положении…
 
   Созерцая цветы и деревья, удивляешься  тому тихому восторгу, с которым они ловят каждый лучик солнца и дуновение ветерка, а затем,  насытившись, отдают нам свое чудесное  дыхание.

   Море, насквозь пронизанное животворящей солнечной энергией, манит к себе серебристыми отблесками.

  Солнечные  лучи пронизывают каждую песчинку,  стараясь нагреть ее до следующего  лета.
 
  Всякое дуновение ветерка, шелест листьев, плеск волн - все трепещет и ликует: Божественная энергия наполняет  всех и вся…

2015 год.



Барбара.


  Как-то все легко - играючи.  Как у порхающей бабочки. Все - друзья, знакомые. Никаких обязательств и принципов, как захотела, без планов и задач. Эмоции есть, но они наиграны и неестественны. Все бездушно и по большому счету равнодушно. Никаких знаний, никаких раздумий, все  банально, просто и пошло. Что-то аморфное и бесцельное. Невыносимая легкость бытия. Срывы, запои, синяки, истерики случаются с угнетающей периодичностью. Все  призрачно, легкомысленно, безрассудно. Сожительство с очередным гражданским мужем, в принципе, никакого значения не имеет, круг знакомств не ограничивает. Все будет, как будет. Скучно…

2014 год.



Память.

 
   Раннее летнее июльское утро, легкий ветерок. Иду на пляж. По пути подхожу к овощной лавке, где обычно встречает хозяин – татарин Мустафа, всегда приветливый и улыбчивый. Сегодня весь товар красиво выложен, а продавца нет. Торопливо оглядываюсь по сторонам. С противоположной стороны улицы подходит пожилой мужчина, от него резко несет перегаром. Говорит, что он сторож, но готов отпустить товар - Мустафа ему разрешает. Начав  накладывать картошку, он объясняет: «А Мустафа молится, сейчас придет».
 
    «А я русский,- продолжает дядя Вова. - Когда я прохожу границу с Россией, у меня спрашивают: «Откуда ты?», я отвечаю: «Из Крыма», они говорят: «Хохол», а я говорю: «Нет, я русский, моя фамилия - Иванов». Голос его как-то дрогнул, и я почувствовала, что это его по-настоящему живой, присыпанный обломками когда-то единой страны, нерв, который не дает ему покоя и  почему-то не обезболивается  даже водкой…  Он то отбирает медленно несколько клубней, то добавляет, как будто хочет меня задержать и услышать что-то в ответ.  «Я тоже русская, и нам всем вместе надо сильно молиться, иначе мы потеряем нашу землю.  Маемся, не зная истины, вязнем в никчемных мелочах, недовольстве, пьянстве, предрассудках», - ответила ему я.  Дядя Вова посмотрел на меня с любопытством и задумался.
 
     …Тут пришел Мустафа, и он сразу куда-то исчез.

 2013 год.



Булочка.


       Здесь, в мире моря, солнца, буйных красок и незабываемых впечатлений, мы пытаемся сделать нашу жизнь  особенно легкомысленной и игривой, не придавая значения тонким, незначительным на первый взгляд, деталям человеческих взаимоотношений. Иногда в наше райское, беззаботное курортное существование прорываются события, напоминающие о трагичной скоротечности всего и об исключительной важности во всем наших самых простых поступков …

         … Погода в этот июньский день с утра хмурилась  и слезилась мелким летним дождем. Ударил гром с какой-то избыточной силой, точно бабахнула огромная пушка. Немногочисленные в такую ненастную погоду пляжники невольно вздрогнули и пригнулись от неожиданного раската. После грома на пляж легла тишина: море как будто  задумалось и прекратило свое вечное движение, отражая лишь серую пелену неба.

      …Ее нашла горничная, пришедшая убирать номер в старом санаторском корпусе, расположенном у самого моря. Она сидела за столом уже мертвая.

      …Эта  пожилая женщина прилетела из Питера: сын отправил ее отдыхать в Крым. Она собиралась пробыть здесь до конца лета. Близость моря должна была развеять тоску по уже почти прошедшей жизни, окунуть ее в сладостные воспоминания о прошлом. Так и случилось…
 
    Умерла она от инфаркта, оглушив всех окружающих своей внезапной смертью.
 
   …Бабушка – так называли ее бармены, - часто подолгу сидела  в прибрежном кафе, медленно, глоток за глотком, выпивая пиво и  неотрывно глядя на море, которое пенилось почти рядом.
   
    Закончив с пивом, она еще долго вглядывалась в необозримую синь, затем вставала и начинала медленно передвигаться, опираясь на спинки стульев, силясь без посторонней помощи дойти до своего номера. Тяжелые, немного опухшие ноги уже плохо слушались, и она подолгу отдыхала, опершись на какой-нибудь предмет…
    
    Обескураженные   навалившимся  свидетельством неожиданного окончания чьей-то жизни,  мы с какой-то пронизывающей остротой вспомнили, что еще вчера вечером бабушка, зайдя в кафе и выпив свой положенный бокальчик пива, попросила продать ей  булочку от хот-дога. Ей ее просто дали… И маленькая радость, возникшая в нашей душе от действия, которое теперь уже нельзя было бы исправить, поступив иначе, немного приглушила печаль  об уходе этой женщины …

    Теперь, одинокая и безразличная, она лежала в обшарпанном старом номере, никому не нужная и уже ни от кого не зависимая в этом мире… Но ее жизнь уже соприкоснулась с нашей…

  …И настанет судный час, когда ужас и отчаяние охватят душу, и вдруг упадет почти невесомая булочка на правую чашу весов, и дрогнут весы, и душа медленно двинется  в сторону вечной жизни…
 
  2016 год.



Счастливчик.


       Щенок был  дворнягой с длинными ногами, палевого окраса, темной маской на мордочке, с хвостом – бубликом.

      Он появился на свет вместе с  кучей сестер и братьев недалеко от пляжа, возле железнодорожных путей, проходящих вдоль городской набережной. Едва успев встать на ноги, весь выводок высыпал на дорожку, путаясь под ногами у спешащих на пляж и с пляжа отдыхающих. Курортники живо реагировали на умильных, потешных малышей: подкармливали чем придется и трепали за ушами. Щенки стали всеобщими любимцами этого прибрежного городского околотка.

   Несчастье случилось с самым беспечным. Шел поезд, а бродивший по путям щенок не успел отпрыгнуть на безопасное расстояние: лапка на мгновение зацепилась за рельс, и двух пальцев сразу как не бывало, а на кусочке шкуры осталась висеть срезанная как ножом подушечка.

   Щенок заверещал от резко пронзившей все его маленькое тельце  боли и, оставляя кровавый след, скрылся в кустах. Свидетели происшествия заохали,  растерявшись и не зная,  что делать. Вскоре собралась довольно большая толпа, из которой вдруг  выделились несколько человек, настроенных явно решительно. Один из них, ловко  схватив горемыку за холку, выволок его из кустов и куда-то понес.

    У малыша нестерпимо болела и кровоточила лапа, а ему зачем-то обмотали бинтом морду, посадили, как ребенка, на колени и начали туго бинтовать  изуродованную лапу.

   Своей дворняжьей смекалкой щенок сразу понял, что люди, которые сейчас с ним возятся, не похожи на тех, которые с ним играли и бросали ему вкусные кусочки  жареных пирожков  и шаурмы, и пахнет от них каким-то особенным - неприятным и тревожным, - запахом.

   Это были ветеринары – практикующие доктора и преподаватели ветеринарного колледжа, приехавшие на отдых целым коллективом. Успев уже размякнуть от крымского релакс-коктейля из солнца,  моря, разнообразных напитков и  царящей на курорте праздной суеты,  они теперь подолгу лениво бродили по набережной, наслаждаясь возможностью бесцельно убивать время и  равнодушно глазея на аппетитную южную выпечку и поделки местных умельцев. Тут-то, совершенно неожиданно для себя, они и стали очевидцами щенячьей беды.

    Увидев покалеченное животное, собачьи лекари вдруг оживились, засуетились,  в их глазах вспыхнули огоньки профессионального куража.  Вызвав такси и схватив перебинтованного щенка,  они погрузились в машину и поехали искать ветеринарную лечебницу.

   Поиски  не увенчались успехом, ибо воскресный день уже близился к закату и все клиники этого маленького прибрежного городка были закрыты.

    Щенячьи доктора, недолго думая, зашли в аптеку, купили перевязочный материал и  необходимые лекарства. У коменданта старого санаторского корпуса, в котором они отдыхали, нашли иголку с нитками и приступили к своему, по представлениям щенка, зловещему делу. Ловко пришили к лапке почти полностью отрезанную подушечку, обработали водкой оставшиеся без кожи пальцы, вкололи прямо в лапу антибиотик, наложили какую-то мазь, перебинтовали и, как смогли,  затолкали в него хоть немного еды.
 
   После всего его отнесли к месту обитания.

  …Два дня ветеринары не находили себе места: они забыли про свой отдых, их не радовало уже ни жгучее южное солнце, ни ласковое, теплое море, ни холодное крымское пиво: пациент пропал! «Если мы его не найдем сегодня и не сделаем перевязку, то лапа загниет», - приставали они ко всем знакомым пляжникам и работникам санатория. Все кивали им сочувственно, но не могли понять их тревоги по  несчастной дворняге…

  И вдруг вскоре, вечером  можно было увидеть несущуюся вдоль пляжа оживленную ватагу наших айболитов. На руках у одного из них обалдело сидел щенок с замызганными остатками бинта на покалеченной конечности. Они охали и ахали по поводу того, что лапа уже начала издавать дурной запах, однако, радость уже просвечивалась сквозь уныние на их лицах…
 
  На площадке возле климатопавильона (так раньше назывался корпус санатория у  моря) одиноко доживал свою жизнь перед сдачей на металлолом длинный процедурный стол. Скромному ветерану курортного дела, ранее, видимо, служившему в  лечебном корпусе санатория,  довелось теперь, на закате своих дней,  стать  операционным.

    Ветеринары, вооружившиеся  необходимыми подручными средствами, склонились над столом,  с упоением начав лечебные манипуляции…

    В течение всего  оставшегося отпуска доктора  заполняли  вечера своей любимой работой. Они устраивали шумные дискуссии по поводу методов лечения дворняги: одни настаивали на ампутации двух оставшихся без кожи пальцев, другие ратовали за их сохранение и лечение.  Победили в научном споре последние.

   Теперь щенку оставалось лишь терпеть каждодневные  процедуры, после которых он получал порцию сосисок и отправлялся к месту своего постоянного обитания под присмотр дежуривших на пляже сторожей.

   Пациенту был куплен настоящий ошейник и присвоена  кличка Гордей (он однажды с независимым и гордым видом отвернулся от предложенного лакомства), пес был поставлен на довольствие. У Гордея быстро начала прирастать подушечка и почти прошло воспаление на двух оставшихся на лапе пальцах.

  Жизнь для него заиграла новыми красками, он стал всеобщим любимцем и важной собакой с настоящим ошейником и кличкой…

  Заканчивался июль, и отпуск ветеринаров, увы, подошел к концу. Они засобирались домой. Лишь одно обстоятельство печалило докторов - любимый щенок навсегда оставался  без их попечения…

    …Еще долго воспоминания о Гордее, подарившем эти людям незабываемые минуты осознания нужности их профессионального мастерства и оптимизма в скучном водовороте курортного  времяпрепровождения,  будут бередить их души.

     А ставший местной знаменитостью щенок удивительно быстро обрел хозяина и навсегда покинул свою беспризорную семью.

2016 год.