Ангелы тепла

  Я забрела в это кафе случайно. Просто на улице было очень холодно, а домой не хотелось, и некуда больше было пойти. А тут такая шикарная вывеска: «Приют странника». И уютная дверка, что называется «под старину»: из грубых деревянных досок, оббитых полосами железа, с массивным кольцом, чтобы постучать. Такие двери, наверное, были во всяких тавернах из книг. Ощущения сказочности добавляли и ступеньки вниз - узкое ущелье, ведущее в этот самый «Приют», находящийся явно в полуподвальном помещении. Узкие полукруглые окна тепло светились у самой земли, обещая уют...
  И я решила: а почему бы и нет? Хоть и не люблю незнакомые места. Даже самые здоровские. Неуютно мне там. Ощущаю себя роботом: неловкие, зажатые движения и сжавшиеся в узкую полоску губы. А если уж приходится заговорить, то вообще кошмар: слова выходят такими тихими, что меня просто не понимают. Да еще и заикаться начинаю. Так что мне совершенно обязательно, чтобы новое место кто-то «расколдовал», сходив туда со мной. Только прячась за чужой спиной и избавившись от необходимости говорить, я могу привыкнуть к обстановке. И в следующий раз уже смогу зайти одна. Но сегодня никакого спутника со мной не было. А на «нет», как говориться, и суда нет.
Кафе я сразу отнесла для себя к категории «странных мест». Еще с деревянной вывески, еще с этой оббитой железом дверки. А уж войдя внутрь, убедилась в своей догадке в полной мере. Правда, я бы назвала это место «Бардачная нора», а не «Приют странника». Длинное и узкое помещение ничем не напоминало о тавернах (а подержав в пальцах массивное кольцо на двери, я этого подсознательно ждала). Зато оно было заставлено и завешано самыми разными интереснейшими вещами. Обычно, чтобы полюбоваться на такие, мы приходим на блошиные рынки.
  По стенам висели самые настоящие двери, старинные велосипеды и ходики разных мастей, колеса от телег и пустые золоченые рамы картин. Под навесные полки были переделаны старые чемоданы, и поблескивали в их недрах бутылочки и пузырьки совершенно алхимического вида. Даже колбы, по-моему, попадались. А поверх вперемешку стояли начищенные до блеска турочки для кофе и латунные ступки с пестиками, все так же напоминая о магах (почему-то именно о них, а не об аптекарях), и какие-то статуэтки из меди. Те же самые чемоданы играли роль тумбочек, и можно было встретить на них то старинный патефон, то чучело крокодила, а то и большую птичью клетку, в которой скучал нахохленный гном (игрушка, конечно, но настолько хорошо сделанная, что я даже вздрогнула, увидев). Птичьи клетки поменьше свисали и с потолка, и кто в них только не «обитал»! От бумажных самолетиков до каких-то мохнатых чудищ, поблескивающих стеклянными глазами в полутьме зала. Так что я очень медленно шла вперед, откровенно глазея по сторонам. Впитывая в себя это кафе со всеми его чудесами.
  Но, не смотря на несомненный уют захламленного места (так похожий на уют жилого дома, обладающего своей собственной историей), на деревянные полеты или грубо сколоченные ящики и подушки, заменяющие столы, было мне тут неуютно. Впрочем, это привычное состояние. Нужно просто сжать, скомкать его в себе - и можно жить.
Стойка, кстати, тоже была бесконечно длинной. И заставленной тарелочками с самыми невообразимыми по сочетаниям нарезками, бутербродами, вкусняшками.
Еще на входе я заплатила за некое подобие шведского стола и теперь выбрала себе бутерброд (огромный ломоть ноздреватого, явно самопечного, хлеба с наваленным поверх мясным салатиком и щедро посыпанного сыром). И теперь медленно жевала его, продвигаясь вперед и вертя головой. Стараясь не ронять горошины и кусочки лука. Хорошо хоть, тут сейчас никого не было... не представляю, как бутерброд такой толщины можно съесть аккуратно!
Так я и дошла до торцевой стены. И замерла рядом с ней. Тут висел тусклый светильник с живым огнем, и его изменчивый свет заставлял кукол, висевших на стене, менять выражение лиц. Я бы очень хотела рассмотреть их ближе. Но мои руки были жирными от бутерброда, а путь перегораживала кровать.
[more]Да, кровать. Верней, разобранный двуспальный диван, небрежно накрытый мешковиной.
  - На, вытри руки и залезай! - совет прозвучал у самого правого уха.
Существо, неожиданно обнаружившееся за моим плечом, было фантастически золотоволосо и столь же фантастически некрасиво. Как шарж на самого себя — не столько крупные, сколько утрированные черты лица. Словно нарочно, чтобы его проще было нарисовать под какого-нибудь мультяшного жителя. Одето оно, впрочем, было совсем не мультяшно, а очень даже обычно: в серый свитер, бледно-голубые джинсы и джинсовую жилетку (увы, даже без заплаток!). А еще оно протягивало мне салфетку. Пришлось выдавить из себя подобие улыбки и поскорей заняться руками.
  Пока я возилась с салфеткой, мой неожиданный собеседник скинул обувь, и залез на диван. Стоял у на коленях у стены, подавая мне пример. Его тонкие пальцы в золотистых брызгах веснушек с нежностью касались кукол. Наверное, в этом был виноват фонарь и его переменчивый свет... но мне казалось - куклы оживают под такими невероятно чуткими пальцами. Пальцами скрипача или художника.
  Скоро я стояла рядом. Смотрела во все глаза. Несомненно - это он лепил кукольные лица. Такие же, как у него - с бесконечной добротой и светом, но утрированные, "мультяшные". И при этом — живые. Особенно одно. Оно притягивало меня, как магнитом. Лицо маленькой девочки с русой, упавшей на глаза челкой. Она смотрела на меня настороженно и недоверчиво. Точно так же, как я и сама смотрела сейчас вокруг.
Я говорю только о лицах, потому что больше и видно-то ничего не было. Все куклы были одеты в громоздкие длиннополые пальто. Одинаковые. С огромными пуговицами и карманами.
  Пока я рассматривала девочку, боясь к ней прикоснуться, меня обняли. Да. Именно обняли. Со спины. И длинные тонкие пальцы, как застежка живого, греющего меня «плаща», переплелись у моего подбородка.
Я вообще не терплю чужих прикосновений. Некоторые терплю, от других сразу передергивает непроизвольной и крупной дрожью, которую я не в силах ни спрятать, ни сдержать (очень неловко порой получается в итоге). Но сейчас ощущала только «цыплячье» какое-то тепло, пушистое и желтое, если так можно сказать о тактильном ощущении. Да еще запах цветов и меда.
  - Ты... чего? - я закашлялась, едва выдавив из себя эти два простых слова.
А существо вдавило острый подбородок в мое плечо и объяснило совершенно буднично, словно ничего особенного и не происходило:
  - Очень уж ты замерзшая. Я погрею. Ничего... это можно. Считай, что я ангел. Работа ангелов - согревать людей. Обнимая... или даря кукол. Да?
  - Да... - согласилась я шепотом. Собственно, а что мне еще оставалось?    Вырываться было как-то смешно и глупо. Да и не хотелось. Так что я послушно замерла, стараясь дышать пореже, чтобы не беспокоить лежащие на мне руки. И ощутила, что согреваюсь. Тепло наполняло меня медленно и естественно, в такт чужому дыханию у моего правого уха. Согрелись руки, и я поняла, что пальцы утратили скованность и неловкость. Согрелось тело, перестав ощущаться мной самой как что-то жесткое и негнущееся. А еще... губы больше не приходилось разжимать с ощутимым усилием. Я смогла улыбнуться. Кажется, впервые за много дней. И снова подняла глаза на понравившуюся куклу. Кажется, на ней висел ценник?
  - Я хочу ее купить...
Мой голос прозвучал совершенно нормально. Не сдавленный шепот, не болезненное заикание. Обычный голос. И это оказалось таким облегчением.
  - Это же твои куклы? Ты делаешь их? Я хочу вот эту... купить.
Я не хотела ее в подарок. Именно купить. Чтобы чем-то отплатить ему за это тихое чудо согревших меня рук. Кстати, он уже убрал их. Встал, чтобы взять куклу в руки. Но я все еще ощущала за спиной, как сложенные крылья, тень его недавнего прикосновения.
  - Да... мои. Можно, конечно. Я буду рад, если ты купишь ее. Только я ее еще не фоткал. Зайдем в мастерскую, сделаем пару снимков? Не спешишь?
Конечно же, я не спешила! Мастерская кукольника — что может быть интересней? И, расплатившись за куклу (которая стоила совсем недорого для фарфоровой), я бережно несла ее в ладонях, словно спящего котенка, следуя за моим новым знакомым. Хотя... знакомым ли? Имени его я так ведь и не спросила. Более того — и не собиралась спрашивать. Боясь разрушить этим какое-то хрупкое волшебство, творящееся сейчас.

  Мастерская была здесь же. Одна из прибитых к стене дверей оказалась настоящей, а не бутафорской. И вела в крошечное помещение, жутковатое и прекрасное. Недоделанные куклы спали... положив не расписанные пока головки на еще не прикрепленные к телам ладони, свернувшись в клубок или раскинувшись на столе. Гроздьями висели руки и ноги, связки туфелек и пушистые парички. Платьица, камзолы, фартучки, джинсовые комбинезоны и эти странные безразмерные пальто висели, словно картины, - в рамках. А посреди всего этого «творческого беспорядка» стоял стол. Или даже не так. С большой буквы: Стол. Огромный, на резных львиных ногах, затянутый зеленым сукном... было на нем не мало инструментов самых разных, поблескивающих под вспыхнувшей лампой весьма зловеще, и почти готовых кукол... но, самое главное, на нем, в самом центре, был кусочек леса с почти настоящем ручьем, с камнями по берегам. И лет этот по размеру как раз подходил моей куколке.
  - О... как интересно!
Хозяин этой странной мастерской отреагировал на лес с таким же удивлением и восторгом, как и я. Словно тот появился тут неожиданно, и вовсе не им был сделан.
  - Ну, давай посмотрим, кто там у тебя... снимай пальто.
Я сначала не поняла его. Потянулась был к своей легкой курточке. Но тут же сообразила, и мои пальцы нова задрожали. Но уже от неловкости, а от нетерпения. Расстегнуть пуговицы на кукле было не такой простой задачей — ведь она была всего-то с мою ладонь. Но вот я справилась с этим... и...
  - Ассоль.
Мы выдохнули это вместе. С одинаковым удивлением и восхищением. Только меня вдруг царапнуло, как острым камушком. Слово прозвучало как-то не так.
Хотя это, несомненно, была она. Ассоль. Не взрослая девушка, дождавшаяся Грея. А девчушка, что умела верить в чудеса и сказки. Ужасное пальто, что скрывало ее до сих пор, было чем-то вроде и футляра, и шкафчика: в огромных (для такого размера – огромных, а так-то маленьких, ювелирно исполненных) накладных карманах нашлись и крошечный игрушечный кораблик с алыми парусами, и передник с чепцом, и пара деревянных башмачков. Все, что нужно для девочки, которая собирается быстро добежать через лес до игрушечной лавки в городе, чтобы продать самоделки отца. Сама же она лежала у меня на ладони в простеньком платье из некрашеного льна, в полосатых чулках. Растрепанная, словно после бега. Притихшая. Недоверчивая. Словно ждала чего-то.
Медленно и аккуратно я одела ее, завершая образ. И... уложила. Так же, как спали тут многие куклы на полках: рука под щекой, колени у подбородка. Девочка оказалась шарнирной. Уложила на берегу ручья, словно она заигралась с корабликом, да и уснула в тени большого камня. Смотрелось это очень естественно.
  - Так и должно быть...
Джинсовое существо одобрило мои действия. Оно уже успело достать фотоаппарат, не современную камеру, а нечто старинное, на треноге, с черной гармошкой перед объективом.
  - Только надо добавить.
И тонкие музыкальные пальцы усадили на камень еще одну куклу. Мужчину. Тот держал теперь в руках крошечный кораблик Ассоли, и в уголке его рта была зажата курительная трубка. Он сидел, чуть сгорбившись, уперев локти в колени. И придумывал сказку для моей девочки. Или... для меня? Не свою ли душу я нашла в куклах странного Мастера? Ангела Тепла?
  - Легран...
  Тонкие пальцы дрогнули в удивлении. Конечно. Сказочника у Грина звали Эгль. Но я всегда про себя называла его Леграном, зная эту историю больше по песням, а не по книге. Легран... Любил ли он эту девочку? Ту, для кого придумал сказку. Просто так, от нечего делать. Мэри-Анну. Не Ассоль. Недаром имя так царапнуло меня, когда я его произнесла. Образ — порадовал. А имя показалось неверным. Теперь я поняла — почему. И тихо-тихо продекламировала вслух песню Веры Матвеевой. Так, словно не стихи читала, а просто говорила, глядя на двоих, что были в самом начале сказки:

Я знаю, что в мае шторма утихают.
Я всё понимаю: солгать - не убить...
Из тихой лагуны не хочешь ты шхуну
свою уводить.
Зачем же, мой нежный, в лазури безбрежной
ты парус свой снежный на алый сменил,
мечтой невозможной так неосторожно
меня поманил?..
Наверно, в Каперне, в знакомой таверне,
хихикая скверно, уже говорят:
"Ну что, Мери-Анна, твой Грей долгожданный
не хочет назад?"
Туманом иль спьяну, иль звуком обманут -
зовусь Мери-Анной, а ищешь Ассоль, -
но звонкое имя придумано Грином.
Иль в имени всё?

Не плачу, а значит надежды не трачу,
отчаянье прячу, но зла не таю.
Прощай, капитан мой! Ты пропил с Леграном
улыбку мою...

  Не знаю, почему я решила по песне, что Легран — это имя Сказочника. И что он сам был влюблен в юную Мэри-Анну. Только побоялся того, что не будет нужен ей, когда она подрастет — такой старый. Вот и придумал девочке совсем иную сказку, хотя и старался все время быть рядом, поблизости. Как-то направлять события. Например, не пустил к ней Грея, когда понял, что тот Грей, из той сказки, ничуть не любит свою нареченную, и вообще готов пожалеть о своей затее. Совсем не пустил. Запер в далекой бухте непогодой и выпивкой, а потом и делами, заставил связаться с пиратами... но и сам не вернулся. Ни слова об этом нет в загадочной песне, непонятно переиначивавшей известную всем сказку. И все же.. я знала это. А теперь вот могла придумать и свою сказку, сама. Держа на ладони маленькое чудо — почти совсем живую девочку. И сплетая ее судьбу нить за нитью... делая настоящей сказкой. Мне захотелось зажмуриться, как в детстве — настолько эта перспектива показалась захватывающей и интересной. Настолько желанна она была моей душе. Словно вдруг найденное лекарство от Серой Тоски. Что-то, что совершенно необходимо, чтобы сохранить ощущение греющих крыльев за спиной.

  Щелкнул фотоаппарат, пыхнуло белой, магниевой вспышкой. И там, в маленьком лесу у ручья, словно все осветила злая вспышка молнии. Девочка проснулась... да, она проснулась. Вот только что лежала, а сейчас — сидела, поджав колени к самому подбородку, расправив по траве подол широкого платья. Смотрела на свой кораблик в чужих руках. И еще не знала, что скоро начнется сказка, самая настоящая из всех сказок. И что в ней будет много слез...
  - Но ты ведь теперь всегда сможешь ее согреть.
Тихий шепот у самого уха. И я улыбнулась. Конечно. Теперь я смогу ее греть. И у сказки будет другой конец. Не знаю, какой... но — другой. Никто не пропьет ее улыбку. Никто не заморозит ее своим равнодушием. Все будет иначе.
А как — мы еще придумаем! Время-то есть. И есть Ангелы Тепла. Точно — есть. Я теперь это знаю.


Рецензии