Плавник капитана в рыбной котлете

Это теперь уже, сам  коком став, ту стародавнюю истории, словно котлету на сковороде, на другую сторону переворачиваю. Тогда-то, матросом будучи, я на стороне своего друга Миши был…


Справедливо в том рейсе шеф-повар к совести моряков взывал: «Ребята, ну если вы уж пьете так, что на вахту подняться не можете – имейте мужество сознаться: меня уже старпом с врачом задолбали напрочь!». И вправду – как только кто-то наберется до того, что на вахту выйти невмочь: «Котлетой рыбной отравился». Жаль, честно, даже повара было!

Но у Мишки – сменщика моего трюмного, другая беда через котлеты те приключилась!..

Мишка – он мировой сменщик в трюме был: таких поискать! Трудяга, и работу свою делал «по-честному», не норовил, как многие, на товарища переложить. Спокойный, добродушный здоровяк. Лукавый в самую меру простого человека труда – ни больше, ни меньше. Силен был народной мудростью. В самом начале рейса, когда стояли еще в Дакаре, мигом сообразил ответ шлындающим по судну сенегальцам, что зорким глазом в каюте его две пустые катушки от кинопроектора «Украина» высмотрели: «Саня, это чито такой?». Они уже успешно выторговали у технолога и отгрузили в ребристый свой микроавтобус полторы тонны проволоки в мотках, и теперь уж по мелочи по каютам побирались: бизнес до конца надо довести!

- Это? – ничтоже сумняшеся, вмиг сообразил «Саня» - который Миша. – Это бобины специальные – проволоку перематывать.

И покрутил одну за ручку – демонстрируя. И «впарил» - по доллару за штуку!

Такое вот кино!

Душевным, чего там говорить, он парнем был! В университете в молодости учился, и даже в рэгбийной университетской команде играл, за что от меня ему безмерное уважение было!

- Да – против таких играть приходилось!.. Вон, как наш жиртрест – ложкомой, только – накачанных.

Но, за женитьбой образования Миша так и не получил – в моря подался: троих, вскоре, детей кормить надо было! А жена теперь возьми, да и найди себе ухажера – участкового их поселкового. Так они его в рейс и отправили со всем его добром: щеткой зубной, да электрической чудо - печью.

- Главное, Мишка, что ты сковородку не забыл! – старались в меру своих сил утешить мы друга. Но сковорода была действительно замечательной! Обычный зубан, кое-как приправленный нашедшимися под рукой специями, второпях брошенный на слой сливочного, с завтраков и полдников припасенного, масла,  через каких-то пятнадцать-двадцать  минут томления под крышкой превращался в ресторанное блюдо. А если еще и лучка добавить!.. Объедение! А масляная рыба!.. А рыба-капитан! А лутьян, а пристипома!.. И все свежайшее – только что из океанских глубин выловленное!

- Да – сенегальцы-то не дураки! – облизывая пальцы, констатировали мы друг другу. – Пристипома эта – как лимонным соусом уже политая.

- Вот почему они, не торгуясь, по тридцать долларов за короб сходу и дают!

Серебристая с позолотой, в круглых черных пятнышках, пристипома действительно по готовности имела явный лимонный привкус.

- Такую вкуснятину грех на сухую есть!

Вот-вот!.. По наличию таких деликатесных рыб, что в изобилие попадались в прилове, «бизнес» с сенегальскими братьями во время выгрузок налаживался бесперебойно. Хитрованы, за бесценок скупали они у нас дорогущую на африканском берегу рыбу, отгружая добычу в свои джонки с одного борта, а с другого, из такой же точно джонки, шла бойкая торговля нашему брату виски с изображением шотландского гвардейца и пива с африканской газелью.

- Сенегальский ерш!

Вот, однажды мой друг и сменщик Миша ( мы, трюмные, понятное дело, были первыми людьми в водовороте рыбного «бизнеса»), после череды удачных сделок, наотмечался сверх меры. И хоть на вахту в трюм и вышел, но, «с устатку» часто на короба мороженой рыбы присаживался.  Вот и случилась, как следствие посиделок его, болезнь, на которую ни самому не глянуть, ни добрым людям показать. Понятное дело! И можно было бы ему вполне и без поклепа, повару уже привычного, обойтись: у каждого трюмного матроса, от холода, да тяжести работы едва посильной, такое осложнение случиться может. Но Мишка, не вполне еще «тверезым» умом соображая, решил всякие от себя подозрения отвести. Вот  и подобрал с палубы трюма обломок плавника рыбы-капитана, что  намедни благополучно сенегальцам «ченченули».

Свою историю болезни он озвучил так: пёрышко это плавниковое – в полмизинца, верно, длиной ( вещдоком его Мишка любопытствующим показывал) – каким-то чудесно-непостижимым образом прошло нетронутым и сквозь ножи мясорубки, не замеченное поваром, миновало в фарше камбузную сковороду и плиту, не застряло в зубах Миши, не встало костью в горле, проскочило все, буквально, пищеводы, а вот на самом выходе – поди ж ты! – и застряло! Отчего воспаление и случилось!

Правдоподобно – не подкопаешься…

Доктор, давно уже привыкший ко всяким здесь чудесам и басням, только головой покивал и велел Мишке сидеть до получаса в тазике с холодной водой с марганцовкой. В трюме у меня появился новый, до самого уже конца рейса, сменщик. Но и шеф-повару нашему многострадальному очков на счет никак уж не добавилось: кто-то спьяну, да краем уха, да прослышал, что опять там в котлетах рыбных чего-то!..


Сейчас я сам судовой повар… Разные, конечно, на этом поприще цирки случаются! Но ежели явился бы ко мне такой клоун – трюмач!.. Так бы я ему и сказал сокровенно: «Сейчас я этот плавник, да по тому же маршруту, но только обратным, уже, порядком!..»

Такие вот они – котлетные страсти, старина…